(Из цикла „ЭМИГРАЦИЯ“)
За период моей трудовой жизни в Германии я проработал в трёх фирмах с переменным успехом, но первый мой опыт, как и первый блин, оказался комом.
А было это, пожалуй, лет 13 тому назад. После окончания шестимесячного курса обучения для эмигрантов с высшим инженерным образованием, я, воодушевлённый получением немецкого сертификата с общей оценкой „gut“ (хорошо), зачастил на Биржу труда (Arbeitsamt) , в надежде заполучить должность в какой нибудь фирме.
Не молодая, но ещё достаточно симпатичная, сотрудница встречала меня всегда с неизменной улыбкой и сразу же обращалась к компьютеру. Пообщавшись с ним минут 5, она мягким голосом начинала сетовать на то, что рынок труда в настоящее время почти не предлагает рабочих мест, а желающих получить работу – очень много, лично она курирует более 200 безработных (к слову сказать, за всё время моего общения с Биржей, чего-то иного от её чиновников я и не слышал). Наконец, поразмыслив, она выдавала мне 2 – 3 распечатки с предложениями рабочих мест.
Я прилежно созванивался с фирмами и узнав, что у меня направление от Биржи, они всегда назначали мне термины для встреч, на которые я отправлялся, как любовник на свидание, с огнём в глазах и надеждой в сердце. Но, увы, упования мои на успех никогда не оправдывались. В лучшем случае я получал туманные обещания – позвонить мне попозже. На этом всё и заканчивалось. В 5-ом или 6-ом месте встречи, работник фирмы, вяло беседовавший со мной, спросил меня в лоб – а, на что я, собственно говоря, рассчитываю, если Биржа направила к нему, помимо меня, ещё 9 человек, добрая половина из которых значительно моложе меня, и по немецки они говорят превосходно, поскольку родились в Германии, и опыт работы у них здешний имеется. А вы – новичок, так сказать, не обученный солдат в свои 50 лет с хвостиком, пока чему нибудь научитесь, глядишь – и на пенсию пора.
Вообщем понял я, рассчитывать на симпатичную женщину из Биржи труда не приходится и решил действовать самостоятельно. По субботам стал ходить в библиотеку, просматривать объявления о работе в местных газетах. Вспомнил совет преподавателя на инженерных курсах – если из десяти требований к соискателю рабочего места в объявлении вы удовлетворяете хотя бы одному – посылайте свои документы, не задумываясь. И постарайтесь на собеседовании чем то привлечь к себе внимание работодателя, к примеру, приятной внешностью (это особенно важно, если с вами беседует – женщина) или удачной шуткой наконец. Он даже рассказал нам историю о том, как один соискатель в своём заявления, вместо: - я с охотой работал бы в вашей столярной мастерской (Schreinerei), написал (Schweinerei), т. е. в вашем свинарнике. Это привлекло внимание и так позабавило шефа, что он принял бедолагу на работу, выбрав его из числа многих претендентов.
Ну, что-ж, оригинальная шутка – неплохая визитная карточка. А, когда на одно рабочее место 10 претендентов, а то и более, не только шутить, но и плясать научишься. Как мне сказал один работник фирмы – учитесь себя продавать. Вот так-то, здесь мы – товар, а капиталист весьма разборчивый покупатель, тем более в Германии, где есть из чего выбирать и недостатка в рабочей силе нет. И дворники с высшем образованием здесь давно не редкость.
В эпоху работорговли поставкой рабочей силы занимались работорговцы, покупая „чёрное дерево“ у местных африканских царьков. Сейчас похожим промыслом занимаются политики – то переселенцев принимают, то беженцев, то специалистов по, так называемой, Grün Karte (зелёной карте) и т.п. А истинная причина конечно одна – пополнение дешёвой рабочей силы на рынке труда, ну и демографию как-то улучшить. Всё остальное – красивая лапша на уши.
Я считаю, крупнейшим работорговцем в 20 веке стал Горбачёв, далеко переплюнув африканских царьков. Он запродал Германии несколько миллионов своих соотечественников, а мог бы вернуть русским немцам автономию, глядишь и остались бы многие из них в Матушке-России. Народ-то они – работящий! Но Горбачёву нужны были деньги и благосклонность Запада, а Германии – дешёвая рабочая сила... и открылись дверцы клетки, и побежали мышки за бесплатным сыром. Но ведь известно, где он, бесплатный-то сыр, находится..., ну конечно – в другой клетке. Не берусь никого из переселенцев осуждать, ибо
„...жизнь отмотав, словно срок, взаперти,
Когда вдруг метнувшись, как рыбы,
Сбежала охрана, наш скарб прихватив,
Имели мы право на выбор.“
А был ли выбор сделан правильным и окажется ли он таковым для наших потомков? Кто знает...
„...поймут ли нас и примут ли наш путь
В чужую даль под новою звездою?“
Но, продолжим нашу историю. Не надеясь произвести выгодное впечатление на работодателя сногсшибательной шуткой, я к поиску места работы приступил со всей серьёзностью – обзавёлся пособиями и рекомендациями по подготовке необходимых документов, и разослал десятка два их комплекта по фирмам. Ответы не заставили себя долго ждать. Как вы наверное и догадались – вежливые, но стандартно-отрицательные. Увы, на что ещё может рассчитывать эмигрант с плохим знанием немецкого языка, в возрасте 50 лет, да ещё к тому же – с высшим образованием? Квалифицированные рабочие кадры в Германии пользуются б`ольшим спросом.
Но однажды, на глаза мне попалось объявление, в котором фирме требовались работники по охране объектов и наблюдению за ними. Основное условие – отсутствие судимостей и приводов в полицию. Ну, уж этому требованию я полностью соответствовал! Наплевав на мои инженерные амбиции, отослал свои докаменты. Прошло месяцев 2-3, я уже и позабыл об этом, но вдруг звонок – меня приглашают на собеседование. Не питая особых надежд, явился – и вот он, долгожданный миг, я принят на работу! Меня, естественно, не испугали – ни низкая зарплата (12 марок в час минус налоги), ни посменная работа, в том числе и в ночное время. Главным для меня было – работа! Это означало – прочь от унизительного социального пособия, от вынужденной праздности – этого проклятья, на которое капитализм обрекает миллионы трудоспособных людей...
В конце концов, всю свою сознательную жизнь в бывшем Союзе, мы находились при деле – учёба в школе, затем техникум или институт, ну, на худой конец, училище, а потом работа – постоянная, надёжная, до пенсии. Мы не знали безработицы и даже алкоголики, прогульщики, при желании без работы не оставались. Да, спокойное было время, надёжное и я бы даже сказал – беззаботное...
„...Ведь проще прожить без царя за душой,
В укладе хмельном, бесшабашном...
Быть может об этом ты грезишь порой,
Питомец России вчерашней?“
Бывало, в том научно-исследовательском институте, где мне довелось довольно долго проработать, перед отъездом в Германию – с каким весельем и изобилием (на спиртное) отмечались праздники, дни рождения или иные чем-то примечательные даты. Нет, конечно до обеда – ни-ни, но после обеда – это уже никто не осудит и начальство с пониманием отнесётся. И директор наш, Иван Степанович, заглянет пропустить 2-3 рюмочки с водочкой. Мы его так и прозвали – Иван Стаканыч, кампанейский был человек.
Ну, а уж рабочий класс – отрывался по полной программе... Однажды моя жена отправилась с одной своей хорошей знакомой к ней в гости, в Калинин (нынче – Тверь). И вдруг на одной из остановок (в городе) в трамвай набилась толпа людей – молодёжь, пожилые, женщины и все – поголовно пьяные. На недоумённый взгляд моей жены, её знакомая спокойно пояснила – „Да ты, что, подруга, с луны свалилась! Это же конец рабочей смены, по домам люди с заводов разъезжаются“.
В Германии конечно такого не увидишь. Местные немцы много и добросовестно работают и цепко держатся за своё рабочее место, но живут скучно и скучно отдыхают (с моей точки зрения, конечно). Не та натура, не тот менталитет у народа. Приведу такой случай. На одной фирме, где мне довелось проработать несколько лет, у коллеги по работе (здесь все – коллеги, товарищей по работе нет) был день рождения. Отметил он его следующим образом – в рабочей столовой заказал талончики, которые раздал своим знакомым, в том числе и мне. На талончик можно было пойти в столовую и взять бутылку сока или минеральной воды, бутерброт, и – в одиночку, тихо, грустно (как на поминках) отметить день его рождения.
А, причин то особых для радости у, работающих в поте лица своего, немцев и нет. Вон, налоги на зарплату у тех, кто с образованием (ох, не легко оно здесь даётся!) и зарабатывает побольше, чем дворники – уже за 50% зашкаливают. А правительство – в постоянном поиске всё новых и новых налогов, новых путей урезания дотаций на здравоохранение, воспитание детей и т. д. Свежую газету по утрам уже с опаской открываешь. – Что там ещё на нашу голову „умники“ напридумали?
Нет, в бывшем Союзе мы жили легче, беспроблемнее, да и пили до сыта, как говорил Хрущов Никита. Правда, злые языки добавляли – вот потому то у вас всё и пропито. Но это уже – диссиденты, демократы воду мутили... Где они теперь эти „трибуны“ эпохи перестройки? – „Иных уж нет, а те далече...“
Но, продолжу рассказ о моих приключениях.
Итак, на следующий день после собеседования, я с 6-ти утра – на работе. Получаю многословные наставления и разъяснения, униформу, мобильник и на объект охраны – здание Сбербанка, 10 этажей вверх, 3 этажа вниз под землю.
Скажу сразу, я не единственный, кому было поручено вести наблюдение за порядком в здании. Внутри и снаружи его установлены с десяток постов, на каждом из которых – наблюдатели или, своего рода, постовые, к которым теперь относился и я. А подчинялись мы отделу охраны, в его помещении были размещены мониторы, на которые поступали изображения с автоматических камер наблюдений.
Разъяснения по работе мне давал сам начальник охраны. Но, увы, две трети из того, что он мне рассказал, я конечно не понял (что и сыграло впоследствии роковую роль в моей судьбе). Во-первых, говорил он быстро и я просто не успевал осмысливать услышанное. Пока я „переваривал“ одну его фразу, он уже успевал выдать две-три следующие. Во-вторых, меня вгоняло в тупик его швабское произношение, точно также, как и моё „русское“ произношение нередко приводило его в замешательство, когда я пытался задавать по ходу дела какие-то вопросы... Чтобы не выглядеть уж совсем недотёпой в глазах моего нового начальства, я молча кивал головой, когда улавливал, да и когда не улавливал смысла его фраз, и порою вставлял короткие словечки типа – klar (понятно), о`кэй...
Первое время моего пребывания в Германии, меня зачастую удивляло – почему это местные немцы так сильно напрягаются, когда я заговаривал с ними по немецки? Они начинали переспрашивать меня, и повторив по-своему мои отдельные слова, смягчив согласные, переиначив гласные, или переставив ударения в них, наконец-то уясняли, что я хотел им сказать. Меня это удивляло, ведь я говорил с ними (как я полагал) на их родном языке. Это мне было трудно понимать их, чужой для меня, язык. Но, однажды со мной произошёл такой случай. Знакомый немец, решив возможно сделать мне приятное, произнес какую то фразу, как он полагал – по русски. Его „русский“ был настолько исковеркан и звучал для меня так не привычно, что я не сразу и сообразил, что это – по русски было сказано. И его „русский“, скажу откровенно, мне удовольствия не доставила. После этого я понял, что чувствует немец, слушая мой „немецкий“.
А вот с не немцами, живущими в Германии, я по немецки общаюсь с неизменным успехом (с поляками, с арабами, с южноафриканцами...). Говорят они по немецки – не торопливо, отчётливо выговаривают каждое слово, не сложными фразами. Да и меня они достаточно хорошо понимают и, как ни странно, мой русский акцент их не „смущает“. Быть может, потому, что и они говорят с похожим акцентом? Я теперь, почти с уверенностью, могу сказать – если чьята немецкая речь мне хорошо понятна, значит родился он точно не в Германии, ну в крайнем случае в бывшей ГДР. У меня даже интересная мысль возникла, а может стоит местным немцам подучиться раговаривать с нами, эмигрантами? Ввести для немцев специальный курс – как с разговаривать с иностранцами по немецки, раз уж понабрали они их со всего света. Мне даже анекдот припомнился: Одна старушенция (переселенка) жалуется своей подруге – „Вот уже почти десять лет в один и тот же магазин хожу, а тамошняя продавщица до сих пор не научилась со мной по русски говорить.“
Однако, я опять отвлёкся... Итак, после наставлений и разъяснений, меня отвели на пост – в довольно большую проходную комнату. Моя задача – наблюдать за, снующими туда-сюда, сотрудниками фирмы и, если возникнет что-то не ординарное, сообщить об этом в охрану по мобильнику. Вроде бы, проще некуда. На этом посту мне предстояло находиться 8 часов. Можно было стоять или прохаживаться туда-сюда, но сидеть и разговаривать – не приветствовалось, читать – запрещено. Через каждые два часа я имел право на 15-минутную паузу, которая предусмотрительно вычиталась из моего рабочего времени.
Первые часа три прошли не то, чтобы быстро, но – терпимо. Затем время начало замедляться. И чем чаще я смотрел на часы, тем медленнее двигались стрелки. Стали наливаться свинцом ноги, заныла спина... Чтобы, как-то скоротать время, я начал вспоминать и повторять (в уме) стихи, песни, которые помнил ещё со школьных лет. Но стихи и песни заканчивались, а время всё длилось и длилось... Вобщем, отработав свою первую смену, я понял, почему меня взяли, скорее всего – мало желающих оказалось на такую монотонную, однообразную и к тому же низкооплачиваемую работу. Но была надежда – привыкнуть, в конце концов, ко всему можно привыкнуть, даже, говорят, к одиночной камере. Кроме того, наблюдателей периодически посылались и на другие объекты, что вносило разнообразие в их работу..
На следующий день, меня снова отправили на вчерешний объект, но уже без сопровождающего. И конечно я заблудился – завернул не в тот корридор, спустился не по той лестнице... и в итоге упёрся в какой то тупик. Пришлось по мобильнику просить помощи. Пока меня отыскали, пока довели до моего поста, прошло около часа и мой напарник, которого я должен был сменить, был на меня весьма зол. Это оказалось моим первым проколом.
Те, кто работали в Германии, знают, что новички на фирме находятся под двойным контролем. Непосредственное начальство, да и не только оно, внимательно наблюдает за ними, ведёт счёт их промахам и ошибкам, и то,что прощается работникам со стажем, новичкам не прощают. Для этого и предусмотрен полугодовой испытательный срок, во время которого, новичок может быть уволен с работы в любое время без объяснения причин увольнения.
Прошла неделя и я уже довольно сносно стал ориентироваться в здании, но звонки моего мобильника вводили меня в состояние тихой паники. То-ли аппарат мой был не в полном порядке, то-ли я слишком волновался, но плохо понимал своё начальство. Если я пытался переспрашивать – это раздражало его и усиливало недовольство мною. И опять произошёл инциндент, весьма неприятный для меня: мне позвонили и коротко сказали – komme (приходи) и я отправился в комнату охраны. Когда я вошёл, начальник хмурым взглядом упёрся в меня:
– Почему вы покинули без разрешения свой пост? – спросил он,
– Но меня позвали, мне сказали komme, – ответил я,
– Komme, означает, что вы должны по мобильнику сообщить обстановку на вашем
посту, на этот счёт вам были даны соответствующие разъяснения, – ледяным тоном обрубил наш разговор начальник.
Вот мне и аукнулось то, что я плохо понимал его немецкий. Это был мой второй прокол, причём, весьма серьёзный. Дело в том, что во многих объявлениях о приёме на работу в Германии, одним из требований к соискателям является – Zuverlässig (надёжность). А в системе охраны это требование – одно из основных! Наблюдатель не имеет право покидать свой пост без разрешения и, если он это сделал, пусть и по уважительной причине, значит он – не надёжен.
Недели через две меня отправили в музей Würth. Владелец его – меценат, один из богатейших людей Германии. „Музейные“ дежурства оказались для меня самыми приятными из всех моих дежурств. В музее были выставлены картины Пикассо, Шагала, Кандинского, Малевича... Я никогда не был поклонником модернизма, абстракции, которыми заполнены современные немецкие музеи изобразительных искусств. Но, в процессе моих дежурств, картины эти начали пробуждать во мне положительные эмоции. Особенно по вечерам, когда в художественной галерее включалась искусственная подсветка, краски картин наливались сочностью, оживали, начинали, как бы, играть... Их созерцание – сполна компенсировало мне однообразие моей работы. И она стала мне всё больше и больше нравиться. К тому же, у меня складывались хорошие отношения с моими коллегами. В охране работала преимущественно молодёжь – симпатичные, физически крепкие парни, как говорится, без вредных привычек. И отношение их ко мне, несмотря на существенную разницу в возрасте, было вполне дружеским. Многие из них устроились в охрану с рассчётом – поднакопить денег на своё дальнейшее образования, что мне особенно импонировало. Мне положительно нравилось находиться в их кампании, возникло приятное чувство корпоративности. Да и унифрма была мне к лицу и придавала „вес“ в глазах посетителей...
Но, вскоре меня опять отправили на прежний объект. Ах, лучше бы этого и не было!
На сей раз мой пост находился во дворе здания Сбербанка, возле дверей, через которые проходили, идя на работу или с работы, сотрудники фирмы. Двор ухоженный, как и многие внутренние дворы в Германии, с газонами и цветниками, с мощеными дорожками. Одна из них вела к металлической ограде, в которой виднелась дверца, заросшая кустарником. Прохаживаясь вдоль здания, я бросил взгляд на эту дверцу и мне показалось, что она приоткрыта. Решив проверить это, я подошёл к дверце и подёргал за её ручку, но всё оказалось в порядке – дверца заперта. Вернувшись к своему посту, я был до крайности удивлён, когда, минуты через 3 прибежали начальник охраны и двое его сотрудников. А произошло вот, что: когда я подёргал за ручку дверцы, сработала сигнализация и охрана была поднята по тревоге. Ну, откуда же мне было знать, что здесь кругом понатыкана эта чёртова сигнализация! А, может быть мне об этом и говорилось, да я не понял?
Увы, чаша терпения начальника охраны переполнилась. К тому же, у него появились подозрения, что я не случайно подошёл к этой дверце и проверил надёжность её замка. А мои растерянность и сбивчивые объяснения, возможно, только подогрели эти подозрения. Как бы там не было, но меня немедленно отстранили от несения службы и через день я получил заказным письмом Kündigung (распоряжение об увольнении с работы). Первое в моей жизни увольнение не по собственному желанию, а по желанию начальства.
Вот так и закончилась моя первая, но не последняя попытка устройства на работу в Германии. Вторая – была более успешной, но и „немецкий“ мой к тому времени был уже получше.