* * *
Что может быть несчастнее и правдивей русской дороги, изъезженной, ископыченной, с какой-то подземной копотью, сочащейся наружу еще от былых пожаров и разоров? Березовая кротость, полынная проседь, и никакого ухарства в ней, а только живая красота. Холмами, лесом тянет она свою песнь, а то завернет петлей, стянет шею и тут уж нечего пуговку расстегивать – рви рубаху по вороту, ибо здесь Русь.
* * *
Мы живем в пародийное время, где герои – пересмешники. Искривленное время и его зеркала показывают мурло дешевых приблатненных песенок, натужное кривляние актеров, глуповатые и пошлые стишки.
Что стало с тобой, русский человек? Долго ли еще будешь ликовать и аплодировать всей этой мерзости?! Или так мелка твоя душа, что враз утонула в этих отходах чуждой культуры? А где твои песни? Где твои новые есенины, чеховы, чайковские, нестеровы? А ведь они рядом. И чтобы их увидеть, надо всего лишь разбить эти хамские кривые зеркала.
* * *
Падая, слеза роет могилу.
* * *
Маяковский – первый поэт–компьютер.
Возможности огромные, а души нет.
* * *
Торопить время, ожидая чего-то прекрасного в будущем – греховно. Словно сегодня не живем. Словно сегодня мы не достойны прекрасного.
* * *
На чистом грязь видна, среди грязи чистое не заметно.
* * *
Ловлю рыбу. Поединок, азарт, интуиция. Но самое главное – равновесие воли, облаков, сердца, волн.
* * *
Иду по лесу, ищу грибы – не нахожу.
Перестаю искать. Наблюдаю за паучком, вслушиваюсь в небо, трогаю ладонью росу. Словно растворяюсь в этих соснах, сухой дреме мхов, сучков, в птичьих щебетах. Вышел из леса, и оказалось, что корзина полна.
* * *
Наша жизнь строительство дома. Наши мгновения – песчинки для глины. День – кирпич, обожженный событиями, поступками, душевным огнем. Слабо обожжен – рассыплется, крепко – века простоит. Так и строится этот дом за рядом ряд. И надо класть его ровно, чтоб не перекосился, не завалился. Это потом уже – крыша, наличники, веранда, резное крыльцо, чтобы всем входящим было радостно.
* * *
По телевидению опять вспоминают Малевича. И ведь всем понятно, что его «Черный квадрат» никакой не шедевр и даже не шутка талантливого живописца, а насмешка над тупостью и лицемерием. Но продолжают лицемерить: «Ах, как гениально!» Бедные, жалкие, больные люди…
* * *
В России весь ХХ век прошел под девизом: дворяне – без двора, крестьяне – без креста.
* * *
С шумом, с криком ворвался в литературу Евтушенко. Мое поколение зачитывалось его стихами. Дух современности он цеплял. Что осталось у него теперь? Всего-то десяток искренних стихотворений.
Тихо, негромко всходил Рубцов. А ему еще плыть и плыть по родной земле.
* * *
Любят люди страшные картины, такие, чтоб грань была видна между жизнью и смертью: будь то циркач на канате или шизофреник на краю крыши многоэтажного дома.
В 1993 году расстреливал Ельцин Белый дом. Бегут глазеть: а как горит? ладно ли? Поезд сошел с рельс, самолет разбился. Покажите по телевизору: как искорежило? в лепешку ли? А «высокообразованные и высокодуховные» телеакадемики показывают: вот еще автокатастрофа, вот еще убийство, вот трупы и обязательно уточнят, что по только что поступившим данным погибших не двадцать, как полагали раньше, а двадцать один человек. Очень с их точки зрения эта информация для нас важна и полезна.
А я полагаю – только психически больные люди (садисты, мазохисты и проч.) могут наслаждаться такими картинами.
* * *
Какую удивительную, прекрасную ложь придумали мы себе на земле! На самом деле существуют только день, когда плещет солнце, и ночь, когда пасутся звезды. А мы говорим: есть еще утро, вечер. Но разве они есть? Они – лишь переход от дня к ночи и от ночи ко дню.
Так же и с временами года. Есть лето и зима, но мы придумали осень и весну называть тоже временами, хотя они – переход.
Но, Боже мой! Именно эти переходы более всего и милы мне: утро, вечер, весна, осень. Расцвет и пригасание. Именно в эти переходные времена происходит движение, изменения, происходит жизнь.
Люблю жизнь. Статичное тоже может быть прекрасным, его можно созерцать, но жить можно только продвижением из одного состояния в другое.
* * *
Главное свойство живого – желание. Туча хочет разрядки, яблоня – влаги, человек… Чего только не желает человек! Слишком многого и подчас излишнего, даже вредного. У человека нет чувства меры. Отсюда – нарушение равновесия, несчастья, раздоры, хвори. Все лишнее – грех.
* * *
В саду росла огромная ветла. Ее срубили. От корня пошла молодая ветвь. Поднялась, но и ее обрубили. И вот вновь три молодых побега высоко потянулись от пня.
Как похоже на русскую историю ХХ века!
В 1917 году срубили дерево. Но выросло новое государство. Перестройка срубила его и теперь три ветви – Россия, Беларусь, Украина – снова растут «от пня».
Только бы ядом не поливали корни!
* * *
Пухлая подушка лежала на диване и слушала, как шелестит сигарета в моих пальцах, как скрипят стулья, как я хожу по комнате и задергиваю шторы. Наконец она не выдержала и заплакала: – Я не могу так больше! Ты все молчишь!! Мне скучно! Я устала наблюдать, как ты читаешь, пьешь чай, как смотришь телевизор, забросив меня за спину так, что мне ничего не видно! – И она зарыдала еще громче. – Я ничего не вижу! Ты совсем, совсем не замечаешь, что я есть, что мне что-то нужно! Ты эгоист! Только когда идешь спать, берешь меня, чтобы тебе было мягче! – Она сморщилась, съежилась: – Ты хочешь, чтобы я постарела? Почему, ну почему все так?! Только один-единственный раз ты вынес меня на балкон – пожариться на солнышке. О, я помню этот день! Эти прекрасные птицы на деревьях, дети во дворе! Эти чудесные болтуньи-старушки на лавочке! Я целый год обречена вспоминать этот день! А теперь что? Теперь на дворе осень? А потом зима, да? – Я молчал, потому что… да, потом – зима.
* * *
У осеннего сырого клена – вспышечные листья. Он стоит на автобусной остановке. И каждое утро ждет ее, самую красивую девушку из дома напротив. Когда она проходит мимо, он шумно кланяется, а иногда, изловчившись, даже целует ее легким листом.
Сегодня вечером, возвращаясь домой, девушка была очень грустна. Может быть, потому что дождь? Или потому, что почти все листья уже облетели? Сегодня вечером, возвращаясь домой, девушка встретила молодого человека. Сегодня вечером, возвращаясь домой, она обломила кленовую ветку, чтобы поставить дома в хрустальную вазу. Просто так.
ДВЕРИ
Двери, обтянутые краской-кожей, то раскрываются, как ладонь, то закрываются, как веки. День – ночь, день – ночь. Поют… спят. Мечтают поговорить, но мы, едва протянув им руку, бежим дальше, мимо. Там у нас дела, там жизнь. И все время мимо, мимо, мимо. День – ночь, ночь – день.
ОКНО
У оконного стекла два лица. Одно – мужественное, встречающее ветер, дождь, снег. Другое – спокойное, комнатное. Когда эти лица чисты – мы их не видим. А чуть приютилась пылинка – вот оно, мол, лицо-то какое грязное. Неужели чистота неприметна?
* * *
– Ох–да–ох! – вот и все, что мне рассказала больничная койка. «Скучно», – подумал я и начал сетовать ей на свои болячки. – Ох–да–ох – сочувственно отзывалась она. А потом всю ночь скрипела и не давала уснуть. – Помолчи, хоть немного, – взмолился я к утру. Она обиделась и в последний раз проскрипела: – И поговорить-то не с кем.
* * *
Камешек на дороге. Ему хорошо было лежать и слушать скрип телег, шаги, видеть облака, людей. Ему хорошо было, пока я не пнул его (просто так) в кювет. Теперь ему тоже хорошо, много новых знакомых: кузнечики, букашки, полынь. Он весь сжался и каждой морщинкой впитывает окружающее: холод, воду, жар. Когда-нибудь он не выдержит всего этого и появится трещина, потом еще, потом он совсем рассыплется и станет песком, пылью, землей. Я поднимаю камешек, разбегаюсь и кидаю его. Кричу: – Мы еще встретимся!