(Эссе)
* * *
Мечтанья наши многое творят…
И стелят путь, и с нами говорят,
И каждого пронзает их стрела:
Кого-то – свет,
Кого-то – ночи мгла.
* * *
Очарованное сновиденьями человечество хочет найти свою веру, но… боится, стыдится себя и беспробудно тычется носом в подушки.
А души витают по вечным туманам и лишь изредка, росой стекают с тонкого стебля месяца.
* * *
Душа не знает жилища снов, она ищет их обитель, блуждая на ощупь.
КОШМАРЫ
* * *
Во сне, как в детстве, – все взаправду. Вот почему ночные кошмары, например, гораздо страшнее любого фильма ужасов. Мне кажется, что все эти «ужастики», триллеры и современные многосерийные импортные мультики для детей создают неврастеники. Постоянные крики, погони, проваливания в ямы, избиение и убийства – вот на чем строят свое «художественное воздействие» пропагандируемые у нас ныне «мастера» зарубежных искусств. Из того же разряда садизм, насилие. Самое главное – испугать зрителя, впечатлить, приблизить его к кошмарному сну. И глупый зритель вместо того, чтобы полнокровно и естественно жить самому, платит деньги и спешит увидеть самое что ни на есть страшное, расшевелить, а значит, начать разрушать свое нутро чужой страстью, испугаться за чужой счет. Какой-то духовный стриптиз получается, да и только! Но никаким искусством никто не может повлиять на душу той силы впечатления, которую дарует сон. Он рождает образ, способный не только на день или на два впечатлить человека, но иногда изменить жизнь, а порой даже убить. Так поступают колдуны. Формируя образ, насылают на человека сон и, впечатлившись, человек разрушается под воздействием образа. Ибо сам человек есть образ и разрушить его может только образ. Вот какова сила сна, который никогда не сравнится ни с каким цирковым или театральным действом, будь это хоть расстрел «Белого дома», который наблюдал весь мир.
* * *
Люди любят рассказывать свои сны, но слушать чужие сны не любят – скучно. А скучно потому, что чужой сон в пересказе дает лишь информацию о ситуации или о диалогах, скрывая самое могущественное воздействие сна – образ. Человек же, проживший этот образ, носит его всю жизнь, если не сумеет преодолеть, победить.
В детстве мне дважды снилось одно и то же. Не помню подробностей, но помню ощущение. Я был придавлен какой-то силой, и одновременно вместе с ней меня увлекало куда-то вперед. Страшно было так, что оба раза я просыпался. Минули годы, и когда я впервые полетел на самолете, то вспомнил это ощущение: самолет на взлетной полосе набирает скорость, меня вдавливает в кресло, но вместе с самолетом увлекает вперед и скорость все нарастает, нарастает.
Еще прошли годы, и однажды я собрался в командировку, в Сибирь. Накануне отъезда мне приснилось, что лечу на самолете, под крылом осенняя тайга, сопки. Вдруг самолет охватывает пламя, и он начинает терять высоту. Испугался неимоверно! Проснулся, – слава Богу, – сон. Успокоился и начал вновь задремывать. Слышу, – жена плачет. Очнулся, спрашиваю ее: «Что с тобой? Что случилось?» – «Не знаю, – отвечает, – только умоляю, не летай!» И еще долго не могла успокоиться. Женщины ближе к природе, чем мы, мужчины, и если даже понимают меньше нас, то чувствуют больше. Что произошло в данной ситуации – не знаю. Передалось ли жене мое волнение от увиденного сна, сама ли что-то увидела, однако уверенность ее в том, что я не должен лететь, была так велика, что мне пришлось отказаться от командировки. Позже стало известно, что самолет, которым я должен был лететь, – разбился. Так вот почему еще с детства являлся ко мне этот образ набирающего скорость самолета! Сам Космос через сон предупреждал меня. Всегда ли мы слышим эти предупреждения? Всегда ли правильно читаем то, что нам дается? Если к человеку приходит кошмар, значит, ангел-хранитель рядом, и надо только понять, что следует сделать во имя спасения.
* * *
Иногда, увидев кошмар, человек целый день ходит подавленным. Тут помочь может только творчество, только созидание. И возможно это только при серьезной духовной работе.
* * *
Такого кошмара не видел, врать не стану, но на основе увиденного вот что взошло…
Два колдуна – рыжий и черный – воровали горох. Много наворовали – сели делить. Ну и, как водится у жадюг, подрались. Рыжий пришел домой, опухший глаз медной серьгой исцелил и со злобы затаенной наслал на черного тучу комаров. Тот сидит себе, чай пьет с баранками и хрустящими вафлями, а к нему в окно комары краснопузые– «з-з-з!!!». Понял черный колдун, в чем дело, и посылает в отместку рыжему мышей. «Бегите, – велел он им, – серые. Все запасы у него сгрызите». Люди смотрят – мыши улицей бегут.
– Эх! – вздохнул один старик, – примета есть: коль мыши бегут – быть трясению земли.
Прибежали мыши к рыжему колдуну, съели у него весь погреб. Рассерчал рыжий, ногой топнул и наслал на поле черного колдуна град, землетрясение и затмение солнца.
Так все и сбылось… Смотрят люди – неладное творится, смятение в природе – все нарушено, с привычного места стронуто. Стали люди поговаривать, что быть войне, коли уж солнце затмилось.
Услышал об этих разговорах царь-государь той страны и решил: «Что ж, быть войне, коли народ готов».
Так слово народное жизнью и обернулось. Так из-за горстки гороха война началась.
* * *
Рассказывала мне мама такой свой сон.
Вышла, будто, она из дома, а со стороны леса огненный шар катится. Вот он ближе, ближе. Страх взял, оторопь. А шар этот огромный, едва не до неба. Вдруг он остановился и медленно назад стал откатываться.
Через месяц после этого сна началась война. Остановили гитлеровцев буквально в тридцати километрах от села, где жила в ту пору мама. Так этот сон сбылся.
* * *
Притча – запечатленный сон о моральных законах человечества. Собрание притч – кодекс души.
ЛЮБОВНЫЕ И СЧАСТЛИВЫЕ СНЫ
* * *
Как же. Ждите… Извините, если не оправдал ваших надежд, но описывать любовные сны, по-моему, пошло, даже не менее пошло, чем читать подобные описания. Это ведь равносильно тому, что подглядывать за влюбленной парой в замочную скважину. Вероятно, это удел импотентов.
И все-таки – вот он, путь, рассказать вам любовные сны. Не стану описывать событий, деталей, разговоров, стремлений – это удел земного бытия, но поведаю впечатления…
Итак, я сместился всеми своими чувствами, забыв о себе самом, и стал способен, – слава Богу! – чувствовать помимо разума, помимо логики текущей обыденности. Я ощутил любовь.
Господи, благодарю тебя!
Ведь только ею, любовью, ты даешь человеку возможность стать ближе к тебе,
стать послушным и равным великому дыханию космоса,
раствориться в нем,
и петь,
петь,
петь…
Кто как не ты, Господи, подарил человеку голос! И человек обретает его, когда приближается к тебе.
Господи, Слово твое зовется Любовью?
Оставь меня без ответа, но воздай всем нам не по прихоти, но по счастью.
Что еще возможно человеку помимо любви?
Ненависть? Страх?
Так живет теперь мир.
Так умрет теперь мир.
Это его яд.
И кто ты есть, человек, если не любишь? Только холодная мерзость остывающих клеток.
Но ты, ты – влюбленный – спасешься.
И токи, текущие по коленям цветов,
по горлу цветов,
по щекам цветов –
живы в тебе.
О, матушка, матушка Природа!
Затмеваешь глаза временем,
проясняешь – временем.
Как нам тебя разглядеть?..
Кружением ветра?
Дрожью слезы?
Полуночью?..
Но молчишь, как перед глупым ребенком.
О чем говорить с нами?
Слабы мы, слабы.
Как я низок и мал, но хочу подниматься: чтоб душу
свою успокоить –
не смиреньем,
не кротостью или же страхом,
но чудом любви.
* * *
Я готов забыть о себе, но забыть о тебе – невозможно.
Поцелуем расчерчена ночь и коричневых бабочек велюровые крылья осыпают минувшие сны.
Все теперь невозможно:
что было, – исчезло.
Но остался туман, молодая звезда на росе, кленовые ветры и мои молчаливые, долгие сны о тебе.
* * *
Шел как-то, шел. Не помню, чего там во сне искал, однако надо было идти. По лесам корявым брел, по мхам провальным. Спотыкался на ветках косых, на канавах соскальзывал. Останавливался ненадолго, оглядывался, любовался. Помню, гриб увидал в красной шляпке. Он словно приподнялся, ухмыльнулся, мол, и я тебя вижу: «Здорово», – говорит. Кивнул ему, конечно, и – дальше побрел своим путем. Осознавал: долог он, жилист, в поту. А радостно.
* * *
Выглядел тот городок глупо, как курица. Вытащил из раскрытых окон свои герани и под самые облака вознес. Люди идут, улыбаются глуповато – ничего не пойму. Птицы над городишком, слышу, как свирели переливаются. «Вот и хорошо, – думаю, – разве худо, если все своим чередом? Пусть цветут герани да по закоулкам тянутся до самых лопухов, до самой синей земли у леса. У каждой птицы свое гнездо».
Воробьи в повители шныряют, дерутся. Тоже живое, тоже теплое – хоть к груди прижимай.
Взглянул на облака, а одно – лебедем обернулось, и перо свое над городом выронило. Летит оно, качается – и прямо ко мне в руки. Вот диво-то! Гляжу – вокруг праздник. И глупость родная уже не видна, – растворилась в искренности, желанности и любви. Что их пересилит? Нет той силы!
СНЫ, ЗА КОТОРЫЕ СТЫДНО
* * *
Совесть – главный палач. И когда я над белым листом наклоняюсь, чтоб слово озвучить, – никакая тоска и печаль не сравнятся с желанием себя оправдать и забыть.
* * *
Порой снится обычное, в котором все вроде бы не из ряда вон выходящее. А вспомнишь – и отчего-то стыдно, словно нищего повстречал. И хоть ни в чем ты перед ним не виноват, а стыдно. Так же стыдно бывает, когда кто-нибудь глупость скажет.
* * *
Сижу за струганным столом. Лавка подо мной поскрипывает. Рядом люди незнакомые, но понимаю, что товарищи-приятели. О чем беседа шла – не помню. Вдруг появился Ельцин. За наш стол садится, ест, пьет, а мы вроде улыбаемся. Не пойму теперь – что улыбались, но улыбались. А Ельцин наливает нам по стакану водки какой-то или самогонки. «Выпьем!» – говорит. И мы выпили. Как теперь ни стыдись, а уж выпили.
* * *
Прошло уже несколько лет после службы в армии, но кто служил, – знает, армейские сны живут с нами очень и очень долго.
Однажды приснилось, что я вновь нахожусь в своей роте, на Северном Кавказе, с прежними своими сослуживцами. Вышел из казармы – вдали на посту стоит один безобидный добрый паренек из нашей же роты. Я поднимаю карабин, прицеливаюсь, стреляю. Он падает.
Утром и несколько дней подряд, да и теперь, как только вспомнится – все никак не пойму и ужас меня берет: зачем, зачем я стрелял? И ведь сделал это хладнокровно, спокойно, не в гневе или смятении, а так просто – бездумно, словно зомби, словно не сам я нажимал на курок. Как мучает меня тот поступок во сне: кто бы знал! Что за ним? Предвидение гражданской войны в Чечне? Что-то еще?
СНЫ БЫТОВЫЕ, МАЯТНЫЕ И УСТРЕМЛЕННЫЕ
* * *
Все лесом, полем, лугом, светом, мраком. Далью даль погоняешь, ноги за глазами не поспевают. Дышать некогда – вот как жизнь хороша! И вдруг после леса, поля, луга – ог-ром-ная помойка. Свалка… Пригляделся – город.
* * *
Тянутся, тянутся огни по ночному проспекту, пропуская между собой лужи и автомобили. Очередная глупость – стою и завидую красному огню светофора, перед которым ничего нельзя, и не завидую зеленому, перед которым все можно. Вот сейчас, вот-вот, умчаться – аж свист за спиной! Вперед! Вперед!!! Пусть другие тебя догоняют. Кто за нами – тот будет не первым.
* * *
Седые деревья оседают на белые дни. Ветром стелятся стеганые тучи. У реки очень странно раздуваются щеки, – она дышит, как рыба на берегу. Тяжело видеть такое.
* * *
Выглядываю из окна, а там – несколько НЛО. Даже мельчайшие детали разглядеть могу. Понимаю, что они прибыли похищать людей. Бегу, предупреждаю по пути всех. Но многие не видят НЛО и не верят мне. Я возмущаюсь, доказываю. Один человек успокаивает меня, говорит: «Не бойся, на земле, – и показывает на окружающих нас людей, – гораздо больше инопланетян, чем в НЛО. Вон сколько людей, и никто друг друга не понимает».
* * *
Болела у меня дочка. Сижу у кровати ее, задремал. Как похлопывал рукой по ее плечу, так и вижу: рука моя над ней. Но рука моя уже не обычная, а огромная, больше детской кроватки. Встряхнул головой – очнулся.
* * *
Снилась драка. Кого-то бью, бью, но чувствую, что силы в ударе нет. Размахиваюсь, что есть мочи, луплю – вновь нет удара. Словно в невесомости руки мои и никак не могут крепко и мощно себя выразить. Сержусь на это, досадую, негодую. Маюсь, одним словом.
* * *
Месяца через три после свадьбы проснулся я однажды ночью. Сквозь прищур ресниц смотрю в сторону окна, а на карнизах под шторами – вот те на! – сидит человечек крохотный. Очень хорошо лицо его разглядел. Любопытно стало, приподнялся я с подушки – тут все мигом исчезло. Ухмыльнулся сам себе, – мы ведь часто не верим даже в то, что видим. Ухмыльнулся, стало быть, и подумал, что задремывал, и что-то там пригрезилось. С тем и захрапел дальше.
Примерно через полгода после этого сна или видения у меня родился сын. Я узнал его: у него было то же самое лицо, что видел тогда ночью. Как, чем объяснить случившееся?
* * *
Каким-то образом – взлетел. Достаточно пошевелить слегка ногами, и мгновенно взлетаю еще выше. Если не шевелиться, то постепенно опускаюсь на землю. Но такой легкий становлюсь – ветер запросто в сторону уносит. Когда очень высоко залетаю – страшно делается. Тогда, цепляясь за макушки и ветки деревьев, все ниже, ниже спускаюсь. Показываю прохожим, как легко летать можно, а они все по своим делам спешат, словно не видят. И очень это противно, когда все мимо, мимо.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
* * *
Сон – намек на бессмертие.
* * *
Мы созданы по образу и подобию Божьему. Душа человека и есть этот образ, потому только ей и дано общаться с Богом.
* * *
Читаю Есенина: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» До чего правдиво! Точная мысль, как прекрасная мелодия: ее хоть в обратном порядке сыграй, – все равно чудесно звучит. Выворачиваю есенинскую строку наизнанку, читаю: «Сны мои, иль вы познали жизнь?» К этому тоже добавить нечего.