(недавно в Коломенской типографии опубликована книга стихов Евгения Кузнецова «Мне жизнь нужна журавликов бумажных»).
Коломна – «закрытый» город... И не в смысле военных тайн; эти запреты давно уже отменены. Дело – в более чем шестивековой литературной истории... Со времён «Задонщины» копились тут книжные сокровища. Столетиями Коломна неотрывно любовалась своим отражением в зеркале Москвы-реки. А поэты её, словно загипнотизированные, вглядывались в узорчатый венец кремля, и перебирали самоцветные камни старинных строчек.
Эта влюблённость в свой родной город читается в каждой странице новой поэтической книжки Евгения Кузнецова. Но не только влюблённость, нет, не только... Здесь и одиночество, и неприкаянность, и горькая ностальгия. Потому, во-первых, что Старой Коломны больше нет. Город нашего детства, нашей юности – исчез. Снесён Театр Струве, похожий на сказочный резной деревянный ларец. Целые кварталы исторической застройки сменились уродливыми каменными коробками. И лишь перечитывая стихи Кузнецова, мы вспоминаем тот заветный город, так легко разбазаренный нами ради призрачной «выгоды»...
Есть и второе основание для печали. Это судьба самого поэта, его одиночество, непризнанность и непонятость. Участь большинства коломенских поэтов ХХ века трагична. И Евгений Кузнецов – не исключение. Как часто мы не замечаем таланта, находящегося рядом с нами! В двух шагах от нас таится удивительное богатство. Казалось бы, так просто: сделать шаг навстречу, выслушать человека, сказать ему доброе слово. И благодарностью за это будут искры замечательного дара.
Но нет, нам некогда, мы заняты, мы погружены в свои важные проблемы. Нужно случиться несчастью, чтобы мы остановили суету и задумались о таланте своего ближнего. С Евгением произошло несчастье. Из-за нелепой случайности он получил травму, которая лишила его речи. Лишь недавно он снова научился говорить. Но поэтический дар так и не вернулся...
И вот сегодня мы начинаем осознавать, что потеряли. Какая звучность, какая изобразительная сила в его стихах! Слава Богу, архив поэта бережно сохраняется; стихотворений набралось на целую книгу. Нынешнее издание во всех отношениях лучше первого сборника. Изданная в 1992 году «Ласточка в горсти» уступает и в полиграфическом отношении и в качестве подбора стихов.
Нынешняя публикация гораздо более компактна, качественна и снабжена хорошими иллюстрациями Н.Поповой.
Конечно, и здесь не обошлось без шероховатостей. Встречаются слабые и вычурные строчки. «Стихам всегда нужна предтеча» (правильнее: «нужен предтеча»). Есть и «апогей воображенья» и неблагозвучное произведение «Стихи за чаем», справедливо раскритикованное ещё проф. Г.В.Красновым на одной из презентаций «Коломенского альманаха».
В то же время не опубликованы мощные и яркие стихи: «Октябрь», «Лежать и казаться убогим...», «Бурьян», «Умрёт последнее скопленье...», и другие.
Но всё это не может изменить общего впечатления: перед нами – настоящий поэт, чьё творчество составит эпоху в литературной истории Коломны. Подчас у Кузнецова сочетаются, казалось бы, несовместимые вещи: тёплая бытовая интонация и поразительная метафорическая мощь. Взять хотя бы вот это, начальное:
Моих стихов слетают двушки,
Как ласточки-береговушки...
Яркая метафора: стихи, летящие, словно ласточки у обрыва, фантастически углубляется этими «двушками». Ты вздрагиваешь от ожога ностальгией; оживают в памяти милые и смешные двухкопеечные таксофоны, что остались там, в далёком далеке. Но в этой дали поэт снова и снова бросает свои двушки и набирает наши номера: «Услышьте, услышьте меня!..»
Не услышали... Не было ни официальных наград, ни творческих встреч, ни широкого общественного признания. Лучший коломенский поэт первой половины 90-х годов трудился на благо народа... в будке сторожа. Другой работы Коломна для своего певца не нашла.
Но даже в этом одиночестве и безысходности вдохновение не оставляло поэта.
Весь вечер дождь. Покачиванье лип.
Покачиванье маятника. Сыро.
К слегка прикрытой форточке прилип
Листок берёзы. К рокоту буксира
Бегущему издалека, с реки,
Я прибавляю лай собак случайный.
Над чашкой – пар подобием строки
И дым табачный, как в дешёвой чайной.
О чём писать? О чьей судьбе гадать?
Весь вечер дождь. Я – как листок. Нас двое.
А в форточку струится благодать:
Буксир, собаки, сырость – всё живое.
Всё живое... Этой концовкой, словно последним мазком прекрасного художника, обычный бытовой пейзаж: вечерний дождь, полуоткрытая форточка, чайная чашка – преображается, становится шедевром философской лирики.
Лирический герой Кузнецова, хмельной от своей неприкаянности и ненужности, бродит по фантастически прекрасной ночной Коломне, по её таинственным улицам и скверам, где ветви при свете фонарей рисуют узорчатые тени, он любуется святынями древних слобод.
Михаил, Никола-на-Посадьях,
Троица, Никита, Покрова...
Жизнь то струится хрупким полётом бумажных журавликов, то оборачивается «неводами» патрульных машин из «Милицейской элегии». Но под всеми этими хмельными скитаниями таится что-то главное. Поиск смысла. Поиск пути.
Нынче у многих поэтов модно скрывать свою дряблость и творческое бессилие под пьяными слезами по поводу «погибающей Руси». Но лирический герой Кузнецова понимает, что вином душу не вылечишь. Надо искать путь к вере, к тому, что веками составляло сущность России.
«Шёл бы к Троице, да с верою...»
Вообще силуэт храма Троицы-на-Репне – едва ли не главный ориентир, он пронизывает всё пространство книги. И это не просто любование красотой церкви, на которую открывается чудесный вид из окна поэта. Пейзаж у Кузнецова обретает особый смысл, почти библейское величие, как в стихотворении «Закатное».
Солнце садится на Троицком склоне –
Сердцу соседство такое под стать!
Как вдохновенно свободны ладони
Книгу сказаний закатных листать!
Книгу изученных мной очертаний –
Репню и Троицу с верой приму:
С необъяснимой свободой в гортани,
С неостывающим светом в дому.
Стоит ли спорить, что небо бескровно?
Небо – открытье, костёр, кровоток!
Вновь своенравно, порывно, неровно
Я остывающий брошу Восток.
Ночь за плечами ещё вне закона.
И, только с ветром и волей в ладу,
Вырвусь неистовым взором с балкона
К Троице. К Небу. К Закату. К Суду.
Как сильно выражена здесь христианская, причём именно православно христианская парадоксально-радостная, непонятная иноверцу, жажда Суда!
Но творчество Евгения Кузнецова не исчерпывается философской лирикой. Есть у него ещё одна необычная черта, а именно – обилие стихов, посвящённых жене, Татьяне. Странно: отчего-то большинство поэтов избегает говорить о своих супругах. Может, боятся ощущения «быта»? Трудно сказать. Яркое исключение здесь – Расул Гамзатов, который посвящал своей спутнице жизни целые циклы. И слава Богу, что в Коломне Кузнецов продолжил эту «гамзатовскую» традицию. Оттого и всё его творчество наполнено семейным теплом.
Не знаю, назовут ли когда-нибудь улицу Коломны в честь Кузнецова. Но своими стихами он уже поставил «памятник нерукотворный» и себе и родному городу. Останется ли в натуре историческая Коломна при таких темпах разрушения – ещё вопрос. Но «кузнецовский город», «кузнецовские улицы» уже навек запечатлены в певучей плоти стихов! И они не разрушатся никогда, по крайней мере – пока стоит наша крепость на Русской земле.