Нина Соловьёва
Придётся сумерками зимними
шептать, уставясь на окно,
что пешеходы с лимузинами
уже не мирятся давно.
А всё же загорится изредка,
хоть чужестранным огоньком,
окно, похожее на призрака, -
недостижимо далеко...
Страшнее летняя заброшенность,
таксомоторная тоска,
и лунный ломтик замороженный,
и чёрный дым без огонька.
Когда они летают парами,
сливаясь с пьяным ветром ночи,
над всеми ценностями старыми
сама Вселенная хохочет.
О, этот старый дом бревенчатый,
с мережкой тощие кровати,
и мальчика с душой изменчивой
цветное фото на серванте.
Ничуть не уязвлён неправдою,
давно уж безучастен к боли,
теперь живёт одной отрадою -
автодорожной буйной волей.
И в лучший текст внося сумятицу,
собьётся с бега зебра строчек...
А он цыганским бубном катится
за гоночным восторгом ночи.