«ОНА… ЖЕНА МОЯ»

История  русской  Феодоры

 

 

«Для начала приходи завтра вечером. Я введу тебя в дом, где бывает весь Париж, наш Париж, Париж светских львов, Париж миллионеров, знаменитостей, наконец, прославленных ораторов, сущих златоустов…»

«… Завтра вечером ты увидишь прекрасную графиню Феодору – модную женщину.

- Никогда о ней не слыхал…

-   Вот так кафр! – со смехом отозвался Растиньяк. – Не знать Феодоры! Да на ней можно жениться, у неё около восьмидесяти тысяч ливров дохода, она никого не любит, а может быть, её никто не любит! (выделено мною – Н.С.) Своего рода женщина – загадка, полурусская парижанка, полупарижская россиянка! Женщина, у которой выходят в свет все романтические произведения, не появляющиеся в печати, самая красивая женщина в Париже, самая обольстительная!…»

Перечитывая эти строки из «Шагреневой кожи» Оноре де  Бальзака, задумываемся ли мы о женщине, ставшей прототипом графини Феодоры – женщины без сердца?

Княгиня Екатерина Павловна Багратион, урождённая графиня Скавронская, одна из первых красавиц Европы, женщина непростой, загадочной судьбы, оставившая свой неповторимый след в истории и литературе.

«Я увидел женщину лет двадцати двух, среднего роста, одетую в белое, с веером из перьев в руке, окружённую мужчинами. Заметив Растиньяка, она встала, пошла к нам навстречу и с приветливой улыбкой, приятным голосом сказала мне любезность, без сомнения заранее приготовленную; наш общий друг рассказал ей о моих таланта, и его ловкость, его гасконская самоуверенность обеспечили мне лестный приём… Дрожа от радости, я поспешил в гостиную, где оставил графиню; я встретил её в готическом будуаре. Она улыбкой остановила меня, усадила рядом с собой, стала расспрашивать о моих работах и, казалось, проявляла к ним живой интерес, особенно когда, избегая поучительного тона и докторального изложения моей системы, я перевёл её на язык шутки… Возражения Феодоры свидетельствовали об известной тонкости ума. Я имел честь позабавить графиню, она рассталась со мной, попросив бывать у неё, - выражаясь придворным языком, я был приближен к её особе. … Я призвал себе на помощь все свои познания в физиологии, все свои прежние наблюдения над женщинами и целый вечер тщательно изучал эту оригинальную особу и её повадки… переходя с места на место, она так очаровательно изгибала стан, так грациозно колыхалось у неё при этом платье, столь властно возбуждала она желания, что я подверг большому сомнению её добродетель. Если теперь Феодора презирала любовь, то прежде она, наверное, была очень страстной; опытная сладострастница сказывалась даже в её манере стоять перед собеседником: она кокетливо опиралась на выступ панели, как могла бы опираться женщина, готовая пасть, но готовая также убежать, лишь только её испугает слишком пылкий взгляд; мягко скрестив руки, она, казалось, вдыхала в себя слова собеседника, благосклонно слушая их даже взглядом, а сама излучала чувства. Её свежие, румяные губы резко выделялись на живой белизне лица. Каштановые волосы оттеняли светло-карий цвет её глаз, с прожилками, как на флорентийском камне; выражение эти глаз, казалось, придавало особенный, тонкий смысл её словам. Наконец, стан её пленял соблазнительной прелестью. Соперница, быть может, назвала бы суровыми её густые, почти сросшиеся брови и нашла бы, что её портит чуть заметный пушок на щеках. … в ней страсть наложила на всё свой отпечаток.  Любовью дышали итальянские ресницы этой женщины, её прекрасные плечи, достойные Венеры Милосской, черты её лица, нижняя губа, слишком пухлая и темноватая. Нет, то была не женщина, то был роман. Женственные её сокровища, гармоническое сочетание линий, так много обещавшая пышность форм не вязались с постоянной сдержанностью и необычайной скромностью, которые противоречили общему её облику. …В Феодоре жили две женщины: тело у неё всегда оставалось бесстрастным, только голова, казалось, дышала любовью; прежде чем остановиться на ком-нибудь из мужчин, её взгляд подготовлялся к этому, точно в ней совершалось нечто таинственное, и в сверкающих её глаза пробегал как бы судорожный трепет.. »

Рискую утомить читателя столь обширной цитатой только потому, что современники безошибочно узнавали в описаниях Бальзака одну из самых роскошных красавиц своего времени, её характер, манеру поведения и особенности её несколько двусмысленного положения в обществе и происхождения.

Отличия же в некоторых деталях (так, например, реальная женщина имела роскошные русые волосы и удивительные васильковые с поволокой глаза) никого не могли ввести в заблуждение относительно прообраза. Княгиня Екатерина Павловна была последней представительницей рода не древнего, но очень богатого и занимавшего особое положение среди других русских дворянских семей. 

Стремительное возвышение Скавронских началось после того, как курляндская Золушка Марта Скавронская, служанка в доме пастора Глюка, стала сначала женой   Петра I, а затем и преемницей «державца полумира» - императрицей Екатериной I.

Семья Екатерины Алексеевны долго находилась в тени. Новая царица не афишировала своё родство и поначалу не продвигала своих бедных и неродовитых родственников. Существует несколько версий появления при дворе Скавронских. По одной из них старший брат императрицы Карл Самуилович Скавронский, промышлявший извозом латышский крестьянин, был найден после долгих поисков и привезён в Санкт-Петербург со всем своим семейством и братом Фёдором. Они были представлены государыне, но при жизни Петра содержались в столице тайно. Вступив на престол, Екатерина приблизила к себе родню. Указом от 5 января 1727 года братья были возведены в графское достоинство. От этого же корня пошло и семейство Гендриковых.

9 мая 1729 г. император Пётр II пожаловал роду графов Скавронских герб, представляющий собой разделённый на четыре части гербовый щит, в центре которого на золотом фоне особого щитка изображён стоящий жаворонок («скавронек») с распростёртыми крыльями. В 1-й и 4-й четвертях на червлёном поле помещены один под другим четыре серпа луны рогами вверх. Во 2-й и 3-й частях на серебряном поле по три красных розы, расположенных треугольником (две вверху, одна внизу). Щит увенчан графской короной с тремя шлемами. В нашлемниках были повторены главные эмблемы (серп луны слева и красная роза справа, в центре – под графской короной - жаворонок). Щит с гербом держали два орла. Намёт слева был сделан красный с золотом, справа – серебряный с красным.

В это же время формируется и баснословное состояние рода Скавронских. В числе прочих владений из дворцового ведомства к Скавронским отошли и земли на юго-востоке от Москвы с центром в древнем селе Горы. Село Горы было центром волости, упоминавшейся ещё с XIV в. в духовных грамотах московских князей под названием Горки. В писцовой книге Коломенского уезда 1578 г. упоминаются местные селения, в том числе – деревни Каменка и Холмы. О них записано, что они прежде были в государевых дворцовых сёлах, и позднее переданы помещику В. Коурову. Село Белые Колодези было вотчиной коломенского епископа. Среди примыкавших к селу Горы деревень названа и деревня Мавринское озеро у Оки-реки, вероятно, будущая деревня Озерок. В 1689 г. село Горы с деревнями было пожаловано боярину А.С. Шеину. В то время в деревне Озерок было 23 двора. В 1719 г. это владение опять было взято в дворцовое ведомство, а в 1727 г. пожаловано графу К.С. Скавронскому.

Положение графов Скавронских при русском дворе  было несколько двусмысленным. С одной стороны – родство с царствующей династией и огромное богатство делали их очень влиятельными. Но старая знать никогда не забывала «подлого» происхождения этой семьи. Такое же высокомерно-отстраненное, несколько ироническое отношение легко читается, например, в «Моей родословной» А.С. Пушкина:

…Понятна мне времён превратность,

Не прекословлю, право, ей:

У нас нова рожденьем знатность,

И чем новее, тем знатней…

Не торговал мой дед блинами,

Не ваксил царских сапогов,

Не пел с придворными дьячками,

В князья не прыгал из хохлов,

И не был беглым он солдатом

Австрийских пудреных дружин,

Так мне ли быть аристократом?

Я, слава Богу, мещанин…

 

Тем не менее, три дочери графа Карла сделали блестящие партии. Старшая, Софья, стала ещё при жизни Екатерины I женой графа Петра Сапеги. Некоторые историки связывают само возведение Скавронских в графское достоинство с желанием уравнять невесту в положении с роднёй жениха, кичившейся своим знатным родом, настолько, чтобы партия не казалась мезальянсом. Ещё большую весомость невесте придавали и значительные вотчины, отданные за ней в приданое. Возможной причиной стремления Екатерины I породнить род Яна-Казимежа Сапеги со Скавронскими и приблизить его ко двору является то, что именно Сапега помог отыскать родственников императрицы, якобы очутившихся в одном из поместий. Монаршие милости посыпались на Сапегу как из рога изобилия. Прибыв в 1726 г. в Санкт-Петербург, он получил чин генерал-фельдмаршала, орден Св. Апостола Андрея Первозванного и богатые поместья. Брак с племянницей императрицы сына Яна-Казимежа -  Петра – должен был ещё прочнее привязать эту семью к русскому двору.

Вторая дочь, Екатерина, была выдана за вдовца - генерала барона Николая Андреевича Корфа (1710-1766), ставшего во время Семилетней войны губернатором части Пруссии, занятой нашими войсками. Младшая дочь, Анна Карловна, была выдана Елизаветой за своего любимца камергера Михаила Илларионовича Воронцова, впоследствии канцера и графа. Их единственная дочь графиня Анна Михайловна, стала женой графа Александра Сергеевича Строганова. Однако по женской линии род пресёкся уже через поколение.

 Кроме трёх дочерей у Карла Самойловича было два сына. Младший Иван (1718-1742) умер от ран, полученных в бою. Женат он не был и потомства не оставил.

Старший его брат Мартын Карлович (1716-1779) получил блестящее образование: он, как и его брат Иван, был воспитан в Петербурге, в гимназии при Академии наук, при императрице Анне служил в армии и дослужился до генерал-аншефа. Возвратившись ко двору своей двоюродной сестры Елизаветы, стал камергером, а затем и обер-гофмейстером двора, андреевским кавалером.  От брака с баронессой Марией Николаевной Строгановой имел единственного сына Павла Мартыновича (1757-1794). Павел, воспитанный за границей и проживший там большую часть своей жизни, ни в чём особенно себя не проявил, хотя и был назначен посланником при неаполитанском дворе. Известен же он был прежде всего своими чудачествами, описанными М.И. Пыляевым в заметках «Оригиналы и чудаки». В своём пристрастии – музыке – молодой Скавронский, не имевший в этой области достаточного таланта, не знал никакой меры и единственная слава, которую он приобрёл, была слава вздорного чудака.

Только женитьба в 27 лет на одной из племянниц Потёмкина – Екатерине Васильевне Энгельгардт, отвлекла его от страсти к музыке, заставив променять её на дипломатическую карьеру посла в Неаполе.

Брак с Е.В. Энгельгардт нельзя было считать особенно блестящим, тем более, что сами Скавронские, хотя и происходили, как было сказано в дипломе, «от знатнейшей фамилии», особым благородством происхождения похвастаться не могли.

Екатерина Васильевна была одной из пяти дочерей смоленского помещика,  отставного ротмистра Василия Андреевича Энгельгардта от брака с родной сестрой князя Г.А. Потёмкина Марией Александровной. Потёмкин приблизил племянниц ко двору, дал каждой по большому приданому, постарался наилучшим образом выдать замуж, правда, перед этим сам воспользовался прелестями девиц, по очереди «влюбляясь» в каждую. Девицы Энгельгардт делали великолепные партии. Русская знать кривилась, втайне посмеивалась и злословила, но явно не протестовала. Александра Энгельгардт стала женой польского магната Ксаверия Браницкого и матерью Елизаветы Ксаверьевны, в замужестве Воронцовой; Надежда, прозванная дядюшкой «безнадёжной», была в первом браке за полковником Измайловым, а после его смерти за действительным тайным советником Петром Алексеевичем Шепелевым; «пленира» Варвара вышла замуж за князя Сергея Фёдоровича Голицына; Татьяна вступила в брак с кн. Николаем Борисовичем Юсуповым.

Правда, не все были столь терпимы. Когда слухи о возможном браке его дочери Марии с одним из десяти сыновей Варвары Васильевны Голицыной (Энгельгардт), распускаемые матерью вероятного жениха, дошли до князя Николая Волконского, последний пришёл в бешенство, и, по свидетельству современников, выразился весьма недвусмысленно по поводу столь «желанного» родства с одною из потёмкинских племянниц. Во всяком случае, после такого заявления брак стал невозможен. Впрочем, русская культура от этого только выиграла: княжна Мария Николаевна вышла замуж за графа Н.И. Толстого и родила сына Льва, будущего великого писателя. Лев Николаевич Толстой использовал эту историю как один из побочных сюжетов в своём романе «Война и мир».

Скавронские не были столь щепетильны, и брак фрейлины императрицы «любезной Катеньки», самой  красивой из сестёр, состоялся. Однако, ехать в Италию к мужу молодая супруга отказалась, что не помешало ей произвести на свет двух очаровательных девочек Марию и Екатерину, ставших последними представительницами рода Скавронских. Так бесславно закончилась короткая история этой семьи, начавшаяся встречей портомои Марты с великим преобразователем России.

Даты рождения дочерей Екатерины Васильевны, как и имя их отца, не ясны. Вероятное время появления на свет Екатерины-младшей 1782 год.

Девочки во многом были похожи на мать и внешностью и характером. Их отличала та же флегматичность, ленивая грация, что и мать; они в совершенстве владели искусством кокетства и обольщения. Не эти ли черты подметил Бальзак и перенёс на страницы «Шагреневой кожи»: «… Я ушёл очарованный, обольщённый этой женщиной, упоённый её роскошью, я  чувствовал, что она всколыхнула в моём сердце всё, что было в нём благородного и порочного, доброго и злого. Взволнованный, оживленный, возбуждённый, я начинал понимать, что привлекло сюда художников, дипломатов, представителей власти, биржевиков, окованных железом, как их сундуки: разумеется, они приезжали к ней за тем же безумным волнением, от которого дрожало всё моё существо, бурлила кровь в каждой жилке, напрягались нервы и всё трепетало в мозгу. Она никому не отдавалась, чтобы сохранить всех своих поклонников. Покуда женщина не полюбила, она кокетничает…»

Под магическое влияние младшей Екатерины попал и князь Пётр Иванович Багратион. С этим браком, ставшим причиной жизненной драмы одного из талантливейших русских полководцев, связано много легенд.

Знакомство будущих супругов произошло, по-видимому, в 1800 году, после возвращения генерала из Итало-Швейцарского похода. Несмотря на устоявшееся мнение, князь Багратион не был тем неуклюжим увальнем, каким его часто изображают. В «Очерках Бородинского сражения» Ф.Н. Глинка пишет: «Это был человек, которого усвоила история, который … одним личным достоинством  вынудил себе всеобщее уважение; я не говорю уже о потомстве… Не спрашивая, можно было догадаться, при взгляде на его физиономию, чисто восточную, что род его происходит из какой-то области Грузии, и этот род был самым знаменитым по ту сторону Кавказа. Это был один из родов царственных… Этот человек и был, и теперь знаком всякому по своим портретам, на него схожим. При росте несколько выше среднего, он был сухощав и сложен крепко, хотя несвязно. В лице его были две особенные приметы: нос, выходящий из меры обыкновенных, и глаза. Если бы разговор его и не показался усеянным приметами ума, то всё ж, расставшись с ним, вы считали бы его за человека очень умного, потому что ум, когда он говорил о самых обыкновенных вещах, светился в глазах его, где привыкли искать хитрость, которую любили ему приписывать. На него находили минуты вдохновенья, и это случалось именно в минуты опасностей; казалось, что огонь сражения зажигал что-то в душе его, - и тогда черты лица, вытянутые, глубокие, вспрыснутые рябинами, и бакенбарды, небрежно отпущенные, и другие мелочные особенности приходили в какое-то общее согласие: из мужчины невзрачного он становился Генералом Красным. Глаза его сияли… » Багратион был великолепным рассказчиком, что часто делало его душой общества. Как человек вполне светский, посещал балы и, несмотря на ранение в ногу, полученное в бою под Лекко, танцевал. Современники отмечали, что в будничной обстановке князь располагал к себе мягкостью, доброжелательностью, скромностью. При этом он всегда держался с большим достоинством, внутренним изяществом. В то же время, близко знавшие Петра Ивановича отмечают его замкнутость, умение создать без ущерба для самолюбия остальных некую границу, отгораживавшую его от любопытства окружающих. За эту черту могли проникнуть лишь избранные.  Даже А.В. Суворов сказал о Багратионе: «В беседе с ним его не увидишь».

Столь неординарный человек, принятый в ближайшим к императорской семье кругу, не мог не привлечь к себе внимания общества, особенно его прекраснейшей половины, тем более, что герой не был ещё женат.

Интрига разрешилась в пять часов вечера 2 сентября 1800 года: в придворной церкви Гатчинского дворца дежурный просвитер Николай Стефанов в присутствии царской четы обвенчал Екатерину Павловну Скавронскую  и Петра Ивановича Багратиона. После обряда был накрыт «вечерний стол» в честь молодых. Так судьба свела столь непохожих людей и соединила их жизни.

Современники сразу почувствовали диссонанс. Возможно, резче и откровеннее всех высказался Ланжерон: «Эта богатая и блестящая партия не подходила к нему. Багратион был только солдатом, имел такой же тон, манеры и был ужасно уродлив. Его жена настолько бела, насколько он был чёрен; она была красива как ангел, блистала умом, самая живая из красавиц Петербурга, она недолго удовлетворялась таким мужем».

Оставим на совести генерала столь безапелляционное высказывание. Важно другое… Об этом событии светской жизни Петербурга судачили во всех гостиных. Оно постепенно обрастало в сплетнях «мифологическими» подробностями.

Одна из таких стойких легенд - «молниеносное», в два дня, решение судьбы своих подданных императором Павлом. Однако записи в камер-фурьерском журнале Гатчинского дворца говорят о том, что события разворачивались иначе: по установленному дворцовому церемониалу.

«26 августа. Их величества возвращались из церкви в Кавалерскую комнату, где их благодарила фрейлина графиня Екатерина Павловна Скавронская  за позволение (выделено автором – Н.С.) вступить в брак с князем П.И. Багратионом». Сам Багратион был приглашён на ужин.

2 сентября состоялась свадьба в присутствии императора Павла и императрицы Марии. Из церкви все «проходили по имеющейся ко входу от двора лестнице в Картинную комнату для угощения…»

5 сентября в переходе Золотой галереи от церкви княгиня Е.П. Багратион благодарила за брак.

Скорее всего, о браке по любви, по крайней мере, со стороны невесты, речи быть не может. Это был брак по расчёту, причём взаимному: видимые выгоды получали обе стороны. Желчный А.П. Ермолов откровенно пишет в своих записках: «Багратион возвратился из Италии в сиянии славы и блеске почестей.    Надобно было собственное состояние. Государь избрал ему жену прелестнейшую, состояние огромное, но в сердце жены не вложил он любви к нему, не сообщил её постоянства…»  Женитьба была выгодна обеим сторонам. Для князя решались весьма острые материальные проблемы. Скавронские получали в зятья человека, хотя и небогатого, но чрезвычайно знатного и знаменитого: родословная Петра Ивановича имела библейские корни, его предки ещё совсем недавно царствовали в Грузии. Как писал один из биографов Багратиона, С.Н. Голубов, «он … знатен, как король обеих Сицилий или, по крайней мере, тосканский герцог…». Жених был очень хорошо принят при дворе Павла I.  Со смертью императора и воцарением Александра положение не изменилось, а при дворе вдовствующей императрицы даже упрочилось, так как Пётр Иванович не был замешан в заговоре против её мужа.

Вопреки устоявшемуся мнению отношения с роднёй жены у нового члена семьи сложились вполне дружественные.

Да и браки по расчёту были вовсе не редкостью как в среде русской знати, так и в семье самих Скавронских. Довольно часто выбор по принципу «стерпится  - слюбится» действительно приводил к созданию довольно прочных семейных союзов, основанных если не на взаимной любви, то, по крайней мере, на взаимном уважении. Почему же здесь этого не произошло, ведь по свидетельству современников, вне поля битвы князь был человеком вполне покладистым, терпимым, не слишком избалованным, зла не помнил, но за малейшую услугу был бесконечно благодарен?..

Скорее всего, причины семейных неурядиц всё же крылись в семье жены. Свадьба Екатерины пришлась на пик семейного скандала. Екатерина и её сестра Мария соперничали из-за внимания графа Павла Палена. Сначала он оказывал внимание старшей, Екатерине, а затем предпочёл младшую, Марию. Сёстры рассорились на всю жизнь. Так что порядочный и уважительный князь Багратион подвернулся Екатерине весьма кстати.

Возможно, были и более скрытые причины, по которым дочерям было необходимо как можно скорее под благовидным предлогом покинуть дом матери. В 1793 году  умирает П.М. Скавронский  и на сцене появляется новое действующее лицо – граф Ю.П. Литта, за которого в 1798 году Екатерина Васильевна выходит замуж. Вице-адмирал, позднее обер-камергер, граф Литта был наместником Великого магистра Мальтийского ордена при дворе Павла. Так же как и первый муж Екатерины Васильевны, граф Юлий Помпеевич Литта удостоился целой главы в книге М.И. Пыляева. Внешностью и повадками он очень напоминал князя Григория Александровича Потёмкина. Столь же невоздержан граф был также и во влечении к женскому полу. От его благосклонного внимания не ускользнули и две очаровательные падчерицы. Даже для весьма терпимого Петербурга это было слишком. Отвоёванный ценой разрыва с сестрой брак Марии распадается, а Павел Пален отказывается и от дочери Юлии (в будущем графини Самойловой), которая, хотя и носит его отчество, фамилию и титул, но воспитывается в доме бабушки.

Может быть, в этом крылась ещё одна причина, вынудившая Екатерину ухватиться за брак с Багратионом, как за  соломинку, спасаясь от домогательств отчима.

Возможно, на эти обстоятельства намекает князь Багратион в письме своей доверенной корреспондентке Ек.Ф. Долгорукой, оправдывая нежелание жены возвращаться в Россию: «…Если бы я и был не доволен моей женой – это я, какая кому нужда входить в домашние мои дела… жена моя не такая дура, чтобы не чувствовать огорчения: во-первых она ограблена графом Литтой, разлучена по его милости с матерью до такой степени, что и за дело не должно то желать. Пока она жила со мною, бедная, не имела минуты жизни покойной. Одну сестру уморили, она от грусти начала болеть, выехала за границу, а я всё на службе. Ей быть без меня в столице невозможно, ибо утеснена от Литты безбожным образом… Что же ей делать: матушка её придворная особа, ей всякий помогает, все ей верят и ему; а мне никто и все против меня, и каким же образом ей или мне иметь покойную жизнь или смерть покойную, довольно и то прискорбно, что я бию всех, а один итальянец, и тот расстрига, меня побил и ограбил…»? (пунктуация  оригинала не соблюдена – Н.С.).  Возможно, у Ю.П. Литты были опасения и материального плана: девушки могли претендовать на долю в состоянии матери. Прав оказался А.П. Ермолов: «Нет семейного счастья! Нет домашнего спокойствия…».

Письмо Долгорукой – вопль души, истерзанной житейскими невзгодами и неустроенностью. Быть может, это постоянное давление внешних обстоятельств, сплетни, интриги, частые разлуки, без которых немыслима жизнь военного человека, и не позволили «стерпеться и слюбиться» одной из самых загадочных супружеских пар в нашей истории. В 1805 году Екатерина Павловна подаёт прошение о выдаче ей документов на право выезда за границу к мужу, воюющему в Европе, чтобы поправить своё пошатнувшееся здоровье (кстати, одновременно с ней аналогичное прошение подала и дочь М.И. Кутузова - Елизавета Михайловна Тизенгаузен). На Родину княгиня Багратион больше не вернулась.

С отъездом княгини связана ещё одна загадка в её биографии. Екатерине Павловне приписывают долгую любовную связь с австрийским государственным канцлером князем Клеменсом Венцелем Лотаром Меттернихом, от которого у Екатерины Павловны было по одним источникам две дочери, по другим – единственный ребёнок. В любом случае указывается дата рождения Марии Клементины  - 1802 год. Дочь, якобы, потом была заброшена матерью и воспитывалась в доме сердобольной жены канцлера Элеоноры. Здесь вкралась явная ошибка, ведь в 1802 году Екатерина жила ещё в России и не могла родить дочь в Дрездене. Связь с Меттернихом началась позднее и он, возможно, явился отцом единственной дочери Екатерины Павловны, родившейся осенью 1811 года.  С этим событием, видимо, связана и последняя встреча княгини Багратион с мужем.

Даже разъехавшись в 1805 году, супруги не теряли друг друга из вида. У каждого постепенно складывалась своя жизнь, но они явственно ощущают взаимное присутствие в жизни друг друга. Екатерина Павловна ведёт  активную светскую жизнь за границей. По свидетельству современников, у княгини Багратион был особый талант держать салон, и скоро её венский салон стал центром политических интриг в Европе.

У Петра Ивановича свой круг знакомых в Санкт-Петербурге. В краткие перерывы между кампаниями в его доме по четвергам собираются высшие военные чины империи. Общество было, в основном, мужское. Из женщин на приёмы у князя были допущены только фаворитка Александра I М.Н. Нарышкина и её сестра, знакомые с князем ещё со времён польских событий. Но в 1807 году до Екатерины Павловны доходят тревожные известия о крепнущей взаимной привязанности между её супругом и сестрой царя Великой Княжной Екатериной Павловной (по иронии судьбы - полной тёзкой княгини). Княгиня устраивает грандиозный скандал! Казалось бы полный и окончательный разрыв неизбежен. Тем не менее, ниточка отношений её с мужем не прерывается.

Положение князя Багратиона в Санкт-Петербурге становилось всё более сложным. К тому же служебные и семейные неурядицы, непомерные физические и душевные нагрузки подтачивают и без того некрепкое, по свидетельству врачей, здоровье князя, который, на свою беду, привык рассчитывать только на свои силы и стремился, по свидетельствам современников, например, того же Д.В. Давыдова (в течение нескольких лет бывшего адьютантом П.И. Багратиона), быть «всегда выше всяких опасностей и бедствий». Добром это кончиться не могло. Но лишь в письмах самым доверенным корреспондентам (вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, верному многолетнему другу Ек.Ф. Долгорукой) он позволяет себе жалобы на своё состояние. Положение усугубляется в 1810 г. негласной опалой, когда князь Пётр Иванович отстраняется от командования Молдавской армией. Многие знакомые отвернулись от него, и даже Долгорукая не поддержала в этот трудный момент. Помощь пришла, казалось бы, с неожиданной стороны. То, что в этой критической ситуации Багратион уехал в Вену к жене, не удивительно: доведённый до отчаяния, даже очень сильный и гордый человек может искать поддержки в самых неожиданных местах и у людей, на первый взгляд, менее всего соответствующих нашим представлениям  об утешителях. Гораздо примечательнее тот факт, что Екатерина Павловна, которую все считали «женщиной без сердца», поддержала мужа.

Багратион начинает играть заметную роль в её венском салоне, имеющем антифранцузскую направленность. Это вызывает раздражение Наполеона, которое французский император не преминул выразить Александру I. Князя вынуждают, не дождавшись родов жены, покинуть австрийскую столицу.  Больше супруги не встречались. Никогда не видел Багратион родившуюся у Екатерины Павловны девочку. Но, вернувшись в Петербург, он заказывает художнику Волкову парные портреты, свой и жены.

И тут мы подходим ещё к одному интересному моменту в биографии княгини Багратион. С лёгкой руки историка и биографа П.И. Багратиона С.Н. Голубова Екатерину Павловну долго обвиняли не только в изменах мужу, но и в измене Отечеству. Фраза о том, что «…Венский салон княгини Е.П. Багратион, урождённой графини Скавронской, был центром антирусских политических интриг в Европе», кочевала из одной русской биографии полководца в другую. И только в последнее время, сначала в зарубежных исторических трудах, а затем и в России стали появляться сведения о прорусских настроениях, распространявшихся из  салона княгини Багратион. Её дом, сначала в Вене, а потом, после разгрома Наполеона, и в Париже был центром, куда стекались политические секреты, обращавшиеся на пользу России.

«Следи за каждым своим словом, - предупреждают героя «Шагреневой кожи»,- у неё жёсткая память; ловкостью она превзойдёт любого дипломата, - она способна угадать, когда он говорит правду...». И там же: «… Она изъяснялась хладнокровно, как адвокат или нотариус, когда они растолковывают своим клиентам процедуру судебного иска или же статью какого-то контракта. Чистый, пленительный звук её голоса не выдавал ни малейшего волнения; только в лице и в позе, как всегда благородных и скромных, появились холодность и сухость, словно у дипломата… Разумеется, она подготовила свою речь, заранее составила программу этой сцены…».

Свои политические взгляды княгиня явно разделяла с мужем. Возможно, это единство могло послужить некоторому сближению супругов в последние годы жизни полководца. Или, может быть, с возрастом в Екатерине Павловне стали проявляться черты характера, за которые её прабабушку сделали императрицей?!  Узнать это нам уже не дано. В 1812 году Екатерина Павловна овдовела.

После гибели Багратиона в шкатулке, с которой он никогда не расставался, нашли четыре портрета: А.В. Суворова, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, Великой княгини Екатерины Павловны и… Екатерины Павловны Скавронской (Багратион).

« …А Феодора?

-  О! Феодора! С неё вы ещё встретитесь… Вчера она была в Итальянском театре, сегодня будет в Опере, она везде. Если угодно, она – это общество». Значит, всё вернулось на круги своя?.. В дни, когда Европа, сбросившая иго ещё недавно превозносимого великого императора, а теперь гонимого «узурпатора», ликовала и, захлёбываясь от восторга, приветствовала новых кумиров, Екатерина Павловна Багратион, как всегда, была в центре событий. Она устраивает роскошный приём в честь победителей. В её доме бывает император Александр I. По воспоминаниям современников, он очарован, увлечён молодой вдовой. В круговерти светской жизни, вихре развлечений вспоминала ли она погибшего мужа, одного из легендарных героев уходившего в прошлое «века богатырей»?..

 По преданию, ещё когда шли военные действия, в память о муже и зяте хозяйки села Горы заложили церковь. Народная молва говорит, что его же памяти  была посвящена и церковь в селе Кожино под Арзамасом.  Значит, в Вене о нём помнили, хотя, может быть, и не слишком долго горевали об утрате.

Всем казалось, что жизнь молодой вдовы складывается очень удачно. Она великолепно выглядит и продолжает пленять окружающих умом, обходительностью и красотой. От поклонников нет отбоя. Екатерина Павловна даже пытается ещё раз устроить свою жизнь и выходит замуж за английского генерала и дипломата. Радует мать и подрастающая дочь, носящая примечательное имя Клементина. Девушка начинает выезжать в свет, потом выходит замуж. Казалось бы всё ясно. Но в её брачном контракте значится, что за графа Отто Блома, датского генерала на французской службе, выходила… княжна Клементина Петровна Багратион, православная. И это можно было объяснить очень просто. Вспомним судьбу племянницы Екатерины Павловны - Юлии Павловны Пален (Самойловой). Однако дальнейшие события заставляют нас задуматься.

Долгожданный покой и благополучие рушатся в одночасье. 1829 год выдался для Екатерины Багратион неожиданно очень тяжёлым. Юная графиня Блом умирает от родов, произведя на свет сына Густава. В Санкт-Петербурге скончалась мать Екатерины Павловны – Екатерина Васильевна Скавронская (Литта).

В связи с этими прискорбными событиями Екатерина Павловна обращается к русскому правительству. Её интересует вопрос наследования оставленного на Родине имущества, т.к. она имеет материальные обязательства перед зятем и внуком.

Среди имущества, завещанного ей умершей в 1829 году матерью, и село Горы с деревнями. Ещё в 1824 году деревня Озерки была заложена в Санкт-Петербургском опекунском совете. Уже тогда крестьяне обратились к помещице с просьбой об увольнении их с семьями в свободные хлебопашцы при условии выкупа за землю и свободы наличными. Всего за 329 душ, живших в 90 дворах, нужно было уплатить 197 400 рублей  ассигнациями или 56 400 рублей серебром. Судебное разбирательство затянулось и не было закрыто до 1917 года, но тем не менее в 1851 году крестьяне получили увольнительный акт.

Даже находясь за границей, княгиня старалась тщательно контролировать свои финансовые и имущественные дела на Родине. Когда её племянница, Юлия Павловна Самойлова, продаёт доставшееся ей  от бабушки – графини Е.В. Скавронской - родовое имение в Коломенском уезде (село Бортниково с деревнями Бурцевой, Матюковой и Горностаевой с отхожей пустошью Ивановою, Ивановское тож, а также Мячково с деревнями), Екатерина Павловна покупает их в 1843 г. за 375 тыс. рублей серебром. При этом, в документах Московской палаты гражданского суда Екатерина Павловна значится как вдова генерала-от-инфантерии.

Попытка устроить свою жизнь оказалась для княгини Багратион неудачной. После развода она вернула себе фамилию и титул первого мужа, возможно, посчитав, что это придаст дополнительный блеск её положению в обществе. Или бабушка заботилась о подрастающем внуке? Мальчик, знавший мать только по портретам и воспоминаниям близких, не должен был ощущать себя потомком бастарда. Ему нужна была уверенность в том, что у него был замечательный дед, прославившийся не только и не столько одной из самых длинных в мире родословных, но и тем, что на равных соперничал с самим великим Наполеоном, считавшим его лучшим генералом императора Александра.

Умерла Екатерина Павловна Багратион в 1857 году. Долго не знали, где находится её могила. Только совсем недавно плиту с её именем нашли на русском участке  кладбища Сан-Микеллино в Венеции, куда княгиня перебралась во время Крымской войны из Парижа по требованию французских властей. На плите под крестом надпись: «Княгиня Екатерина Багратион. Умерла в Венеции 2 июня 1857 года».

Кем же  была эта удивительная женщина, для которой биографы её гениального мужа не пожалели ни злых слов, ни чёрной краски. В письме к Ек.Ф. Долгорукой князь П.И. Багратион сам сформулировал своё отношение к прекрасной половине человечества: «Правда, я до вертушек никак не охотник. Я люблю умных…» Что же увидел он в женщине, которую многие считали пустой бездушной кокеткой, циничной, жадной только до славы, денег и развлечений, если вопреки всему даже в самые чёрные свои дни писал: «…Я имею честь, а почести не нужны; она что бы ни была, но жена моя и кровь моя всё же вступиться за неё…». Может и нам стоит приглядеться к этой женщине повнимательней?!

 

Автор выражает благодарность Игорю Сергеевичу Тихонову за предоставленные материалы и помощь в работе.