Глава 1
Вселенная Капер была настолько огромна, что оценить ее огромность мог лишь незначительный процент населявших ее каперов. Причем вряд ли в этот процент стоило включать менсоров. Они, может, и знали, сколько точно галактик кружится по своим орбитам внутри необъятных границ, да не использовали это знание за ненадобностью. Она вспухла до своих гигантских размеров, как гриб после дождя, как колония простейших, дорвавшаяся до любимого питательного сиропа, и, вспухнув раз, уже не знала, что теперь делать дальше. Те, кто народился под новым вселенским флагом не имели более необходимости расширять ее, места хватало и внутри, а открытие новых миров уже давно перестало быть путеводной мечтой, потому что ничего нового открыть так и не удалось, начиная с освоения своей первой галактики. Можно было сказать, что сейчас каперы переживают упадок, и это, пожалуй, было верно; можно было сказать, что каперы наоборот вступили в пору расцвета, хотя так никто не говорил, а кто мог бы так сказать (менсоры) не имели в этом необходимости. Менсоров становилось все больше, хотя их никто не считал: опять та же история, сами менсоры никакой статистики не вели (а если и вели то не нигде о ней не провозглашали), а простые каперы не знали и не в состоянии были узнать о менсорах ничего, кроме общего их самоназвания и того, что они, возможно, всемогущи. Менсоров становилось больше, хотя бы потому, что известны были имена людей вошедших в недра психотронов – зловещих машин по производству менсоров, и, естественно, не вышедших оттуда. Эта странная новая раса, зародившая внутри расы людей-каперов, давшая своей прародительнице все, чего она могла пожелать (кроме счастья) и породившая саму вселенную Капер, была окружена саваном таинственности, хотя менсоры ходили по улицам и сидели в библиотеках, как люди, просто людям не о чем было с ними говорить (или наоборот). Понятная нутряная боль зарождалась в неосвоенных вместилищах простых ценностей и мотивов, называемых подсознанием, при виде сих спокойных, одновременно возвышенных и видящих каждую деталь, не знающих страха, гнева и много еще чего (настолько много, что трудно было сказать, а что вообще наполняет их естество) существ, разговор с которыми каждый раз почему-то сводился к тому: а стоит ли лезть в психотрон и, если стоит, то когда.
Бытие простых каперов было различным. Виноват был в этом закон, провозглашенный менсорами еще до начала построения вселенной. Очень простой закон: «делай что хочешь, но помни: на одного творящего зло найдутся двое, что захотят ему помешать». Очень странный закон. Нельзя сказать, что каперы совсем уж распустились без строгого глаза свыше, но… люди-то все разные, и, если уж на пошло, люди совсем обыкновенные: подлые, жадные, завистливые, трусливые и так далее… больные, наконец. Сложно без закона, сложно. Кто-то может и почувствует полет творчества на раздолье, да большинство скорее голыми себя ощутят, беззащитными. Большинству ведь много и не надо. Но.
Живем помаленьку, и вроде все нормально, никаких революций, смертоубийств и интриг. Может… действительно закон работает?
Глава 2
Таэр свет Туммант Ахмас оторвал взгляд от желтого листа грубой бумаги, похожего на крепко засохшую тряпицу и уставился на огонек свечи. Лист был свернут в трубку, и, чтобы читать его, необходимо было одной рукой с растопыренными пальцами удерживать бумагу от поползновений свернуться в свиток снова. Рука так и осталась растопыренной, прижимая лист к столу. Таэр свет Туммант задумался. За окно мерно ухала туба, и разливался весенней капелью клавесин, привычные дорогие сердцу звуки.
В только что прочитанном отчете господина Биссимата содержался подробный план расширения археологических работ в Имской области. Удивление вызывало количество курганов, древних поселений, заброшенных захоронений, подлежащих, согласно этому плану, детальному исследованию (словно у господина Биссимата имелся под рукой взвод регулярной армии, обученный в результате длительных тренировок исследовательскому труду). Ахмас легко представил себе, как набранные в ближайшей деревне разнорабочие лихо вонзают штыки в гулкий грунт и, раззудив могучее плечо, наваливают кучи земли вперемешку с бесценными находками. Ну, накопают они траншей, ну, начнут их гнать взашей…. На этих полусгнивших костях, черепках и старых, вылизанных временем камнях вырастала во всей своей красе история великого завоевания, известного Ахмасу во всех подробностях, и теперь ужасающего его же этими же самыми подробностями, но из чужих уст. Страшен ли был размах научной деятельности в Саории сам по себе? Скорость накопления ценностей в этой отрасли Саорского социума достигла в последний год апогея и по всем показателям лихо опережала темпы развития аналогичной культурной сферы предка-сверстника, называвшегося в то время империей Мододири (дело касалось не только археологии, но за археологию Ахмас был в ответе), а в последующие годы обещала дать крепкого бодрящего пинка в зад ослу-прогрессу. Это было как раз замечательно, с любых точек зрения…. М-да. Ахмас представил себе имперского ассасина, вооруженного молекулярным дезинтегратором. Что ни говори, а баланса души и разума нарушать нельзя. Это грозит уничтожением цивилизации Саории в кратчайшие сроки. Очень желалось наложить резолюцию: запрещаю, занимайтесь поисками философского камня. Вот уж от чего не будет никакого вреда, в скобках, в том случае, если философского камня не найдут. Но. Имеет ли он на это право? Гады!!! Ахмас непроизвольно сжал кулак, лист сейчас свернулся и ласково обнял напряженную руку. Надменные и недоступные небожители! Что им стоило четко и однозначно сказать, что здесь можно, а что нельзя. Запретили бы вход на землю Саории – никаких проблем бы не было. Это идиотская идея: у нас нет закона, каждый сам себе закон, но помни, на одного творящего зло найдутся двое, что захотят ему помешать. Кто будут эти двое? Может, менсоры? Их вообще не видно и не слышно, словно и нет их вообще. Словно им на все наплевать. А мало ли кто явится в Саорию с машинкой резус? Ахмас тяжело вздохнул. Гнев его понемногу уходил. Он уже видел, что не прав, но что делать – он тоже человек, почти такой же, как и саорцы. Если быть до конца честным, он боялся не имперского ассасина, вооруженного чем-нибудь изобретенным раньше срока. Здесь, сейчас он боялся за Биссимата, которого любил, всегда поддерживал и всегда пытался защитить от него самого. В конечном счете ему стоило бы бояться и за себя самого, но вот чего не было – того не было. Возможно, он такой вот доблестный рыцарь, вооруженный превосходством своего знания над невежеством дремучих потомков, а скорее всего, дело было в уверенности, что его-то, Ахмаса, в обиду не дадут. Вытащат, высвободят, успокоят, утрут сопли…. М-да…. Ахмас с силой потер лоб между бровями. Работать не хотелось, но надо было закончить с отчетами, он отложил в сторону план Биссимата, и взял другой листок.
Сзади застучали по полу сердитые каблуки. Ахмас непроизвольно напряг спину. Его обошли сбоку и со смачным бряком швырнули на стол гору полупустых нелицеприятных папок. И завопили сильным, гневно-страстным, уверенным в своей правоте голосом.
- Вот! Нашла твое мусорьё! Полдня копалась, как мышь в объедках! Все до последней записюльки! И подавись теперь!!!
- Что это?! – Вопросил Ахмас, с ужасом глядя на попахивающую плесенью гору.
- Что?!! – Немедленно завопила Дайра, его личный секретарь, домработница, а по совместительству бессменный обитатель его министерских почек и печенок. – Этот плешивый песец еще спрашивает: «Что это?»!!! Тебе заняться нечем! Память дырявая, как зипун! Бумажки сидит читает, как хомяк! Задницу какую уже нахомячил! Сейчас, вот, повыдергаю все твои вшивые волосенки!!! И дегтем смажу!!!
Ахмас был, вообще-то вежливым и корректным главарем своего административного куста, но в присутствии личного секретаря сохранить вежливость и корректность у него не получалось никогда.
- У меня не вшивые волосенки!!! – Закричал он тонким поросячьим голосом.
- Вшивые, я сама видела, как ползают, ползают!!! И рассказала уже всем на базаре!!!
- На базаре!!!
- На базаре!!!
- Ах, на базаре!!!
- Да, на базаре!!!
- А вот я тебе сейчас дам – на базаре!!!
- Да где уж тебе. – Совершенно спокойно и даже с одобрительным презрением произнесла Дайра и принялась быстро убирать со стола. Ахмас непроизвольно приподнимал локти, глаза его блуждали, нижняя челюсть воинственно шевелилась.
Громко стуча каблуками, Дайра удалилась. Ахмас еще некоторое время сидел, приглаживая свои тщательно причесанные, уложенные и напомаженные волосенки, потом стыдливо отдернул руки. У него сбили все деловое настроение, чему он был, наверное, только рад. Он знал, что про него ходят слухи и анекдоты. Но больше анекдоты, чем слухи. Большинству Ахмас был люб, хотя и имел, некоторое количество злейших врагов, чем был тоже доволен, ибо считал их наличие признаком собственной уверенности на жизненном пути. Но жениться на Дайре – это уж слишком. Этого ему могут не простить. А что тогда делать? Как и прежде он сладко задумался на эту тему, подперев щеку рукой. Логическим продолжением мыслей о женитьбе являлось здравое предположение, что не вечно ему быть министром. Но, в самом деле! Что ему в этом замороченном посту, когда он есть обладатель гораздо большего сана – капера, властелина вселенной! А здесь он по причине безвыходного безделья. А захочет ли она иметь с ним дело, если он ей все расскажет? Это был самый страшный вопрос. Он заставлял его ночью ворочаться на своих пролежанных перинах. Надо что-нибудь придумать, и он обязательно что-нибудь придумает. Иначе весь этот поход в гости к дремучим потомкам будет не просто бессмысленной тратой времени, а убийством еще одной, возможно, последней оставшейся в изрядно охладевшем к жизни разуме мечты.
Но не сейчас. Сейчас он опять ничего не придумал. Надо закончить (за ногу ее!) важную и неотложную работу. Ахмас придвинул к себе огонек и взялся за бумаги.
Он сразу понял, отчего ему захотелось поглядеть на свечу. Он предчувствовал, что ждет его дальше. Очередной сюрприз от Биссимата. Записка.
«Мой сердечный друг министр, ты не поверишь, что мы нашли. Я сам до сих пор не верю, это как солнечное затмение: объяснить можно, но представить – нет. Это грандиозное открытие. Перспективы – ошеломительные. Я боюсь их даже до конца осмыслить. Представляешь… нет, я не рискну об этом писать. Ты должен увидеть это сам. Приезжай, как можно скорее. Я буду ждать. Деревня Свинючи, уезд Белый Гольц».
У постоялого двора Биссимат вылез из пролетки, и сказал.
- Извиняйте, господин министр, но дальше дороги нет. Придется пешочком, тут недалеко.
Ахмас опустил высокий воротник и огляделся. Вокруг царила холодная мокрая зима. Небесный оркестр восторженно наяривал на балалайках, поддерживаемый ненавязчивыми вздохами баяна. Однако веселье сейчас было совершенно не к месту, ни погода, ни чувства Ахмаса не соответствовали темпераменту небесной музыки. Бесконечный мелкий дождь, зарядивший еще с вечера, брезгливо касался лица липкими пальцами. Небо было непроглядно серым, глиняные деревенские домики с остроконечными четырехскатными крышами угрюмо оглядывали улицу маленькими мутными окошками. Едва подошва коснулась земли, как глинистая жижа предательски поехала в сторону и министр едва не упал. Смачно в лужу. Археолог поддержал его под руку. Зачем поехал? Может и не стоило потакать бессовестному панибратству археологов, посмотрел бы на находку и дома. Но он поехал, потому что чувствовал страх. Проклятый старик мог с легкостью разрушить хрупкую конструкцию тишины и покоя в громоздкой и неустойчивой империи. Он был гораздо опаснее бунтарей и заговорщиков….
Ахмас оглядел своего спутника. Биссимат храбро вышагивал по скользкой земле, с непокрытой лысиной, открытой всем ветрам, с длинными невесомыми прядями жалкой прически, обрамлявшими эту лысину и сейчас некрасиво налипшими на длинную тщедушную шею. Старик смотрел горящим взором прямо вперед, словно видя далеко впереди зверски прекрасную цель. Этот человек мог бы стать вождем, если бы не был столь открыт и честен. Ахмас не мог представить себе нечто, способное заставить Биссимата лгать. Этот человек был жалок и прекрасен одновременно. К сожалению, больше жалок, чем прекрасен, ибо красоту его видел только Ахмас, а тупую настойчивость, неумение идти на компромиссы, упорство доходящее до жестокости, отрицание всяческих правил и запретов – видели все остальные, а потому боялись его и тайно подозревали в самых фантастических и зловещих замыслах.
- Это захоронение. – Говорил Биссимат, оскальзываясь и ловко перебирая ногами на кучках глины. Он шел быстро, так что министр еле поспевал за ним. – Первоначально мы думали, что это просто поселение, может быть, монастырь, времен войны за объединение. Мы и раскопки-то начали вокруг каменных остатков, но потом случайно наткнулись на могилы.
- Захоронение очень странное, как видите. – Говорил Биссимат стоя на скользком краю ямы и указывал в нее. Множество могил ровными рядами.
- Что же тут странного? – Пробурчал Ахмас, ощущая за обыденными словами и жестами археолога скрытое торжество, которое ему совсем не понравилось.
Полностью подтвердив его подозрения, Биссимат хитро глянул на него и сказал.
- А я вам сейчас покажу – что.
Он пошел с холма.
- При чем здесь…. – Раздраженно начал Ахмас, двигаясь следом.
- Сейчас я вам все покажу…. - Биссимат отодвинул полог и нырнул внутрь самой большой палатки. Ахмас постоял некоторое время на пороге, глядя в сумрачную, почти невидимую, даль, ему хотелось отдышаться. Нехорошие предчувствия его все усиливались и усиливались. Дождь уже кончился, но просвета в облачном потолке видно не было. Громко кричали вороны, густо заселившие три одиноких дерева, вокруг которых расположился палаточный лагерь археологов. Он глубоко вздохнул и шагнул внутрь.
Сначала он даже вздохнул с облегчением. Обыкновенные кости. Он даже успел разозлиться на старика, за то, что тот притащил его за тридевять земель поглядеть на полусгнившую черепушку. И только нагнувшись и взяв в руки, и ощутив каменную тяжесть этой самой обыкновенной части обыкновенного человеческого костяка, он понял, что это и есть камень. Окаменевший скелет, пролежавший под землей неведомую уйму лет.
Биссимат что-то возбужденно вещал, прямо заливался соловьем, но весь заряд красноречия улетал в молоко. Ахмас ничего не слышал. Он смотрел на череп. Он гладил его по выпуклому холодному лбу. Проводил ладонью по впалостям глазниц. Осторожно касался сохранившихся зубов. Череп сохранился на удивление хорошо, захваченный мощным геологическим процессом в первозданном, если можно было так сказать, виде. Это был минерал хумур, геологическая формация, ровесница империи Модорири. Предок. Мой. Не его, не этих скороспелых, с оттянутыми до красноты ушами. Мой. Очевидец и участник могучих времен. Может быть, они тепершние не сильно и отличаются от него тогдашнего, но для меня это не имеет никакого значения. Страшно подумать, он поднял глаза на лоснящееся в свете лампы довольное лицо археолога, эта забытая черепушка ближе мне – живому и здоровому – чем он. Этого не может быть. Я никогда бы этого не предположил и возмутился бы против такого предположения высказанного там, но не сейчас. Этот череп доказывает, что мы и они: это всего лишь мы – и они. Мы – каперы, в пору расцвета и всевластия уступившие свою родину новому разумному виду вследствие избытка человечности и великодушия, и они, жадно ухватившие кус, подобно голодной собаке, едва не откусив пальцы. И мы так с этим и не смирились, так и не простили их (в глубине души, конечно). И возвращаемся на позабывшие нас земли, чтобы полоснуть по застарелой ране и найти очередное наслаждение в этом самоистязании. Ну, а во-вторых, он снова перевел взгляд на черепушку, теперь показавшуюся ему серой и даже заплесневелой, этот череп заставляет усомниться в божественности императора, не так ли, господин Таэр свет Туммант, и он положил находку на место.
Биссимат ничего не заметил. Он смотрел на министра возбужденными горящими глазами и ожидал ответа или какого-либо делового высказывания. Ахмас понял, что ему неприятен этот человек, сейчас, здесь, который так беззастенчиво с таким азартом копается неловкими пальцами в закрытых уголках его души. Он ощутил усталость, но надо было что-то делать и делать немедленно. Именно это взрывоопасное сочетание и предрешило его выбор. Дальше он уже не раздумывал над тем, что делает, не ужасался.
- Что вы говорите?
- Я спрашиваю, вы согласны с моим предположением? Не скрою оно довольно очевидно и….
- Каким предположением?
Биссимат не желал ничего замечать.
- Относительно того, что этим остатками несколько сотен миллионов лет. То есть эти кости легли в землю тогда, когда наши обезьяноподобные предки еще и не были таковыми! Это же просто невероятно! Посмотри… - Он ухватил череп и стал его активно поворачивать перед очами министра, нанося тому дополнительные удары в уязвимые места. – Это объективные признаки высокого интеллекта. Какой объем мозга, способность к речи. Да черт побери! Найдите хотя бы одно отличие от моего черепа или, например, вашего. Нет, я не спорю, они, конечно, есть, но это просто смешно! Я имею в виду отличия. Они не превосходят диапазона расовых отличий. Это открытие. – Веско закончил Биссимар и посерьезнел.
Да уж, про себя произнес Ахмас, разглядывая задумчивое чело археолога. Большая судьба у твоего открытия,… но не у тебя.
Уже выйдя из шатра, он был остановлен и пригвожден к месту неожиданной, холодящей мыслью. А так ли прост этот Биссимат? В чем можно быть уверенным наверняка, так это в том, что он всецело и безраздельно (и совершенно напрасно) доверяет своему честному и справедливому – вот странная удача – начальнику, но что касается всего остального…. Он явно боится кричать о своей находке на весь мир, он хочет заручиться солидной поддержкой. Кому еще он рассказал об этом черепе? Я, ведь, никогда бы не заподозрил его в меркантильном страхе за свою задницу, и даже сейчас я его подозреваю, но в этом ли? Или я просто не могу признать за ним банальной человечины? Может я его идеализировал, как и он меня? Что странного в этом страхе, коли им пропитано вообще все и вся? Кому хочется добавлять забот императору? Монастырь невидимок – недалеко от этих самых Свинючей. Что там, за монастырской стеной, никто не знает, не ведает, а ведь там могут оказаться: ходячие, а равно летучие зомби, неуязвимые и дурно пахнущие, люди-тени, также неуязвимые, но могущие проходить сквозь стены, невидимки обыкновенные, но с зазубренными кривыми тесаками, прекрасные девы-змеи с ядовитыми зубами, ну и всякие глиняные, песочные и железные неживые создания с разумными глазами и гнусным бестелесным голосом. Умный же человек не может не заметить хорошо обоснованных исчезновений и ничем не примечательных смертей. Кто заподозрит невидимок? Что вы: там живут добропорядочные и трудолюбивые монахи и священнослужители, вы же по сто раз на дню видите их на дорогах. О чем вообще разговор?! Откуда эти нелепые слухи? И вообще идите-ка лучше по домам. Тунеядство и излишняя болтливость пагубно отражаются на благосостоянии империи, и добавляет забот императору.
Все, скорее, не так плохо, но и не так уж хорошо. Зловещие предположения и радостные ожидания никогда не оправдываются. Он обыкновенный человек. Конечно не от мира сего, но не герой, хотя и не рохля.
Ахмас постоял посреди глухих сумерек, в которых не видно было никаких следов святотатственного археологического вторжения, а только странные, чужие серые очертания и думал о том, есть ли что-то в его протеже, достойное большого беспокойства или это все его перепревшее воображение. Изнуряюще тоскливо пела одинокая скрипка, и подобно волне несли ее голос подруги-сестры о пяти струнах, не знающие ничего кроме умиротворяющей печали и одиночества. Ни до чего он не додумался. Он понял только (такое с ним бывало, хотя и не часто) под этим плотным мокрым небом и в осязаемой тьме вокруг, что он давно и безнадежно одинок. Он один не только здесь, в Саории, среди чужих. Вздумай он вернуться, он все равно останется одиноким там, в родных мирах, которым будет чужд он. Наверное, второе хуже. Здесь он может создать для себя видимость своей нужности для кого-то. Там он лишен даже этого. На его простой и, наверное, даже примитивный взгляд там никто не нужен никому. Здесь, правда, тоже, но там это возведено в принцип. Этому учат детей. Там это уже не страшно, это просто есть, как есть время или расстояние, но не дай бог попасть в такой мир чужаку.
Ахмас почувствовал что дрожит. Ночной холод уже взялся за него. Поспешно откинув полог, он шагнул навстречу бесу-огню в очаге, булькающему ароматному вареву в котелке и неизменной белозубой улыбке кашевара, сверкающей из пляшущей, но усмиренной тени.
Глава 3
Ахмас отодвинул кресло и сказал:
- Ставь сюда.
Некоторое время перед его глазами маячила могучая, обтянутая форменными жандармскими штанами задница, на которой играли два световых зайчика от яркого огня лампы. Громыхал рэквием. Терзающие живое звуки вливались в открытое окно, они были громки и жадны, но Ахмас их не слышал. Потому что звуки были всегда.
В любой момент, без отдыха и перерыва. В любою погоду, в любое время дня, ночи, в любой день года. Под них спали, рассуждали, пели. Под них убивали.
Конечно, были легенды и слухи. Собственно «конечно» только потому, что так было не всегда. Когда–то давно, когда люди еще ползали на четвереньках и не знали зачем они, куда идут и куда должны прийти, музыки не было. Но однажды: отрыли под землей длинные слуховые тоннели, оплетшие все места и местечки империи одной сетью и проведшие в каждый уголок неугасимые звуки; взошел на престол император и приказал: «оркестру быть»; взлетели высоко в небеса музыканты с журавлиными крыльями и грянули оттуда по высочайшему повелению, да с тех пор так и остановиться не могут; поставили в личных покоях специальную пляшущую машину – машина пляшет, земля трясется, звуки идут; и так далее и тому подобное.
Жандарм ерзал всем телом, устраивая ящик поудобнее. Наконец, он выпрямился и отряхнул руки. Форменный зипун сморщился в пояснице и задрался. Жандарм топтался в углу, попирая скрипящий пол огромными тупоносыми сапогами, залепленными свежей осенней грязью с затерявшимися в ней соломинками.
- Идите, идите. – Поспешно сказал Ахмас.
В дверях могучая обремененная властью закона туша остановилась и поспешно попятилась, пропуская в комнату личного секретаря министра. Дайра была обеспокоена, а потому сдержана и молчалива. На жандарма она даже не взглянула, она смотрела на Ахмаса, ловя его взгляд, но Ахмас поспешно отвел глаза. Жандарм исчез, словно его и не было. Дайра некоторое время стояла на месте, и Ахмасу, который смотрел в угол и барабанил пальцами по подлокотнику, казалось, что его пристально и непредвзято изучают. Доказательство его причастности громоздилось тут же, прям посреди комнаты.
- Это не все. – Несчастным голосом произнесла Дайра. – Там еще один ящик и несколько папок, но их принесут завтра.
Ахмас совершенно не знал, что сказать, и убито молчал. Он чувствовал, как в нем копошится гнев. Нехороший, бессильный, усталый, замешанный на ужасе своей вины гнев, готовый обрушиться на любого, в первую очередь на того, кто тут совершенно не при чем, и в первую очередь на того, кто хочет ему помочь. Он не хотел сейчас говорить с Дайрой. Он не мог ей сейчас рассказать о том, что он сделал, а говорить и думать о чем-то другом он не мог тем более. Он почувствовал, что сейчас сорвется на крик, у него аж внутри все задрожало.
- Я пойду, распоряжусь насчет ужина. – Сухо сказала Дайра (она уже взяла себя в руки) и вышла.
Старчески закряхтев, Ахмас поднялся. Поглядел в окно. Но надо было доделать, что начал. Он медленно приблизился к ящику. Огромное, ощетинившееся заусенцами вместилище было полно. Бумаги Биссимата. Таинственные, никому не известные, писанные поздними ночами, когда все спят, и пятно света играет на потной лысине. Что там? Ахмас резко ускорил шаги и рванул крышку. Отшвырнул ее в угол. Им овладевала ярость. Ярость эта была тем более жарка, оттого что была беспредметна. Он не знал на кого именно он ярится. На себя? Да. На вздорного старика? Да. На спятившую от страха власть? Конечно. На бессмысленность всего и вся? Именно. Но тогда не имеет смысла злиться вообще. Я ничего не могу сделать. Буйство подсознания, древнего не усмиренного зверя. Так усмири, а потом берись, иначе такого наваляешь.… Это все я уже слышал. И приглашения в школу самопознания получал. Но это все не так просто. Если бы все было так просто, во вселенной не осталось бы зла. А все дело в том, что я не хочу… вернее не хотел тогда, когда получал приглашения. А сейчас…
Сейчас росло и крепло в нем ощущение большой ошибки, совершенной где-то когда-то. Может быть, когда он написал донос в Тайную канцелярию на прогрессивного археолога, а равно вольнодумца, подстрекателя, главаря тайной секты, сомневающегося в божественности императора? Вряд ли. Ощущение было старым. И ошибка, скорее всего, стара и глубока, просто сейчас он ближе к тому, чтобы осознать ее,… но пока не в силах.
Ахмас погрузился в ящик. Бумаги были смяты и перепутаны, и он далеко не сразу сообразил, что тут к чему. Понимание приходило медленно. Понимание того, что в своем выдуманном доносе он был совершенно прав. Святотатственные слова бежали по строкам, как алчные завоеватели на прорыв заскорузлой невежественной обороны.
«Мы все знаем, что нами руководят, это не вызывает у нас никаких сомнений, так что мы почти никогда об этом не задумываемся. Все известно: хлеб, долг, дети, но кто придумал для нас этот закон? Откуда этот закон родился, если его никто не придумывал? Ясно, что никакому человеку это не под силу. Ибо человек – это лишь тот, кто идет в упряжке с шорами на глазах, видя лишь дорогу у себя под ногами, и лишь догадываясь, что кроме этой дороги, существует бесконечная даль, а также, не догадываясь вовсе, ибо не в силах посмотреть вверх, что существует тот, кто правит упряжкой, кто свободен от забирающего все силы перебирания ногами и напряжения взора, выискивающего рытвину или камень, о который можно споткнуться. Если такого человека спросить, то он ответит, что это, ясное дело, император, денно и нощно творящий бытие своих подопечных… даже смешно. А кто творит бытие императора? Чем занят Он? Что Он видит? В чем смысл Его пути? Кто Он? Я не могу ответить на все эти вопросы, но ясно, однако, что суть его отражается во всем, что под ним, и явления эти поддаются….», - и так далее и тому подобное. Мерзкий старик. Теолог-археолог, невозможный гибрид. И откуда он такой взялся? Ахмас уронил листок и, поднявшись с кресла, подошел к открытому окну, за которым темно синел вечер. Ощущение ошибки переросло в уверенность, но он по-прежнему не видел ее.
Мимо окна бегом пробежали двое: парень и девушка, оба в выходных нарядах, следом быстро просеменил торговец с бочонком пива на колесах. Опоздавшие. Самое интересное там идет сейчас. Зачитывание приговора, покаяние или наоборот яростный выкрик в толпу, или, может быть, даже ледяное молчание.
Казнь Биссимата через сожжение.
Если бы он ничего не выдумывал, Биссимат исчез бы быстро и незаметно. Но там, где следует, конечно, поняли, что донос ложный. Поэтому – с помпой, с размахом и рекламой. Это уже не казнь, это – праздник. Потянуло дымком.
Если бы я знал, что Биссимат – пророк? Что бы я сделал? Тоже написал донос, или наоборот влился в его ряды? Или ничего бы не предпринял… ну уж нет! Я ведь здесь только для того, чтобы предпринимать, играть, драться, я бы не упустил… черт. Ахмас оперся локтями о подоконник и потер лоб. Он был противен себе в этот момент. Потому что он уже написал донос. Уже написал, вот, в чем все дело.
Дым пошел густо. Пока он лежал на подоконнике и предавался самопокаянию, на площади что-то произошло. Ахмас поднял голову. Дым серой кисеей шел поверху. Он выглянул, свесившись из окна, и чуть не вывалился на мостовую. Но не оттого, что увидел нечто – там ничего не было видно, только серая тьма – оттого, что услышал,… а вернее понял, что не слышит ничего. Не слышит обычного для казни азартного шума, и вообще не слышит ничего, кроме шороха дымных струй по шершавым стенам домов. Словно город враз вымер. На улице было пусто. Того парня с девицей не видать, и торговца тоже. Похоже, они поспели-таки к самому интересному.
Ахмас кинулся в прихожую, в дверном проеме людской обнаружились чьи-то ноги в деревянных шлепанцах, протянутые на полу. Ахмас остановился, уставившись на них. Тишина.
- Эй! – Громко закричал Ахмас и вбежал. Здесь лежали двое его слуг. Мертвые. Они лежали там, где упали, сраженные внезапным ударом. Оба, скорее всего, одновременно. Ахмас выбрался на подгибающихся ногах в коридор. Потом рванулся по лестнице на второй этаж. Страх заволок ему глаза серой пеленой. Он ворвался в комнату Дайры, но она была пуста. Он выскочил в коридор и во всю силу позвал ее. Нет ответа. Тишина. Он снова побежал вниз.
Она лежала на пороге кухни. Зубы ее неподвижно оскалены, глаза открыты. Весь пол в кухне был залит дымящимся варевом, видимо кухарка опрокинула кастрюлю, когда валилась на пол. Лужа подбиралась к голове Дайры. Ахмас ухватил ее и выволок в коридор. Прикосновение к ее беспомощному, хрупкому и очень легкому телу окончательно утвердило в нем страшную уверенность. Прежде он никогда не касался Дайры, и сделал это только после ее смерти. Но может быть, все не так плохо? Что означает эта странная смерть, которая, возможно, и не смерть вовсе…. Да, сердце не бьется, но ведь можно его можно отключить на время, а потом включить…. Как мотор в машине…. Если бы она была машиной!!! Как говорил один его друг: «Не хочешь пережить жену, люби робота». Ахмас умел оказать первую помощь при остановке сердца, и пытался применить свое умение, но в нем нарастала уверенность, что это абсолютно бесполезно. Кто-то (какой-то сукин сын) выключил жизнь у нескольких человек. Возможно, если вовремя найти его и взять за горло, то он сумеет включить ее обратно. Ахмас слишком долго, как ему казалось, сидел неподвижно, не в силах решить, что делать. Ему казалось, что если он сейчас ее бросит, то бросит уже навсегда. Потому что он совершенно не знал, кто, где и что сделал, и зачем. И куда ему бежать. Дым на площади.
Ахмас кинулся в прихожую. Схватил сапоги. Нога застряла. Он зарычал. Накинул плащ прямо на жилет и выскочил из парадного. Отчетливо пахло гарью и прямо на него из теплого жерла, в которое превратилась выходящая на площадь улица, летел оглушительно и неотвратимо огромный черный конь, на спине которого восседал кто-то совершенно неразличимый во мраке. Длинный плащ вороными крыльями летел сзади, копыта гремели в полной тишине. И лишь когда всадник пронесся мимо метнувшегося в сторону министра, тот различил длинный серый мешок поперек седла, который вполне мог быть человеком, захваченным без сознания.
Только когда грохот копыт растворился в лабиринте поворотов, Ахмас понял, что так давит на голову с двух сторон, не давая связно, мыслить, разжигая внутри синим огнем ужас и желание бежать, кричать, рвать на себе одежду.
Тишина была полной. То есть совершенно. Музыка смолкла. Там где пели скрипки, трагически звучал орган, возвышали голоса трубы и сыто ухали барабаны, сейчас не было ничего. Это было ужасно.
Ахмас побежал. Дышать было трудно, дым ел горло, министр выкатывал глаза и распахивал рот, но не замедлял шага. Площадь быстро приближалась, и уже слышался гулкий треск занявшихся по всех длине старых бревен, из которых была сложена ратуша и дома богатых купцов, окружавших площадь. Как назло дождь прекратился позавчера, тучи уползли на запад, и просушенный солнцем воздух жадно всасывал в себя языки пламени, швыряя огонь то в одну, то в другую сторону. И уже видно было то, во что превратилась толпа зрителей вместе со стражей, помостом и большой кучей хвороста для казнимого: жаркие вонючие угли, укрывшие камень мостовой толстым бархатным, расцвеченным красными звездочками ковром.
Ахмас стоял на подгибающихся ногах, как подгнившая свайная постройка в наводнение - вот-вот грянется в мутную воду, а то еще и поплывет.
- Что это?! – Бормотал он, оглядываясь. Вокруг стояла оглушительная тишина, только огонь победно гудел, как свежий ветер в такелаже клипера.
- Что же это?! Как это возможно?! Кто это сделал?! – Его полубезумный взгляд не находил вокруг никого даже чуть-чуть живого. Все, что тут произошло, произошло очень быстро, практически мгновенно, как взрыв. Но взрыва не было!
Ахмас брел по улицам, подобный тому несчастному, которому ни с того, ни с сего свалился кирпич на голову, в результате чего у него начисто отшибло память. И все, что он видел вокруг тысячи раз, вызывает у него удивление и поражает, как никогда не виданное диво. Но так оно и было на самом деле. Ахмас никогда не видел этих улиц, где лежали прямо на мостовой, в лужах, беспомощные, бессловесные и даже не удивленные. Проходя мимо, Ахмас смотрел на них страшными глазами, как ребенок смотрит на незнакомого огромного дядю в сером фартуке, с грозной метлой в руках. Это уже никак нельзя было объяснить взрывом. И совершенно невозможно было объяснить, почему мертв город (возможно, не весь, а несколько кварталов, и возможно, он еще доберется до живых, чтобы обменяться с первым встречным одышливым вопросом: «Ты видал, чего делается?»), но практически в самом эпицентре остался один живой. Он, Ахмас.
Справа раздалось досадливое ржание. Ахмас оглянулся и сразу же вынужден был отпрыгнуть к стене. Мимо него пронеслась одинокая лошадь, взнузданная и под седлом, но без седока. Миновав Ахмаса, она вдруг остановилась и, повернув голову, поглядела на министра, словно он ей зачем-то вдруг понадобился. Ахмас голову давал на отсечение, что она смотрит на него, внимательно и даже с каким-то чувством, которое он не мог разобрать, и которое, вследствие этого, пугало его. Но ничего больше не произошло. Лошадь опустила голову и уже шагом двинулась дальше.
Ахмас тоже пошел своей дорогой. Еще он увидел двух радостных бродячих собак, ворону и еще одного коня с оборванными постромками, который, скорее всего, освободился из какого-то запряженного экипажа. Но живых людей не попадалось, как не попадалось и мертвых животных. Это было так же необъяснимо, и необъяснимого становилось слишком много. Как слишком много становилось пройденных пустых улиц. Ахмас был уже на окраине, а зона, охваченная странным проклятием, все не обрывалась. И еще ему стало мерещиться, что за ним кто-то наблюдает. Из темных окон, из-за приоткрытых дверей, выглядывает из-за углов, когда он смотрит в другую сторону. Это был полный бред, но с этим надо было что-то делать. Ахмас вышел на одну из главных улиц и быстро, уже почти не глядя по сторонам, пошел к мосту. За мостом начинался пригород, а дальше дорога уходила к северным провинциям Имской области. Ахмас не знал, куда он собирается идти, но он знал – откуда. Ему хотелось убраться отсюда и немедленно. У него не было с собой ни огня, ни еды, только теплый плащ, чтобы переночевать у костра, который он не сможет развести. Необходимое возможно было позаимствовать, заглянув в один из гостеприимных ныне домов вокруг, но это было выше его сил. В нем крепла уверенность, что если он не уйдет отсюда немедленно, то с ним случится что-то плохое. Словно город вовсе теперь не пуст, а занят другими хозяевами, которые раньше были гостями, и которые просто пока не до конца осмотрелись в новых владениях, чтобы заметить одинокого напуганного, случайно упущенного из виду человечка. Но не надо пытать судьбу, проверяя насколько остро у них зрение.
За рекой покладисто шумел голый березовый лесок. Ахмас остановился посреди дороги и огляделся. Судя по всему, недалеко впереди будет переправа через ручей, и поворот в сторону владений Помешанного. Наверное, на какое-то время он, попросту, перестал думать о том, что он делает и куда идет. Измученный ужасом и тишиной (в особенности тишиной!) мозг перестал сопротивляться накатившему умиротворению, которое господствовало тут, в месте, где не было людей, никаких – ни живых, ни мертвых. Город остался позади. Отсюда его даже не было видно, только чувствовалась неприятная тяжесть в той стороне, потому что Ахмас знал, что он там, он никуда не исчез, и ничто никуда не исчезло и не разрешилось неожиданным счастливым образом.
Невдалеке раздался слабый стон. Ахмас аж подпрыгнул, чуть сердце у него не выскочило. Потому что так стонать мог только человек. Живой человек! В потемках он почти ничего не видел. Осторожно шаря напряженным взглядом по дороге, он медленно двинулся вперед. Но того, кто слабо стонал, он увидел только тогда, когда тот едва не попался ему под ноги.
Глава 4
Седой мальчик лежал на обочине. Голова его покоилась на укатанной земле, а ноги терялись в жухлой траве, он лежал лицом вниз. Ахмас присел над ним. Перевернул мальчика на спину и склонился к синим, чуть приоткрытым, губам. Мальчик дышал. Грудь его, щуплая и костлявая, медленно поднималась и опадала, и он был теплым. Ахмасу следовало было испытать облегчение, оттого что дыхание Черного не достигло до сих пор, но он почему-то не испытывал его. Может быть из-за вида мальчика, который без сомнения находился одной ногой вместе с обитателями города. Он не был истощен, просто худ и тощ, немного более, чем большинство подростков, и он, безусловно, пережил нечто нетривиальное, отчего совершенно поседел и повзрослел, а вернее, состарился лицом настолько, что Ахмас перед ним чувствовал себя рядом с ним как завравшийся лицемерный родитель, уличенный своим отпрыском во всех злодействах.
Ахмас огляделся. Справа был уже виден на фоне более светлой дали силуэт деревянного мостика через ручей, где дорога в северные провинции области пересекалась с проселком на замок Помешанного. Этот древний родовой аристократ, обладатель необходимых богатств сам пахал в своем поле, сеял рожь и овес, корпел над огородом, стучал молотом в кузне, кормил кур, его наблюдали в просторной белой рубахе с засученными рукавами на больших руках, согбенного, с тяпкой…. Замок не виден был за небольшой рощей. Но до него было, безусловно, ближе, чем до оставшегося далеко позади города, притом, что Ахмас так устал, что впору было ложиться рядом с мальчиком, чем тащить его на себе куда-то, где обогреют и накормят.
Кряхтя и безмолвно жалуясь на судьбу, министр приподнял мальчика над землей, отчего тот слабо застонал и вдруг открыл огромные черные глаза. Ахмас чуть не выронил его. Глаза смотрели на него с бездонным черным ужасом. Но это быстро прошло. Мальчик, по-видимому, осознал, что видит обыкновенного, смущенного, совершенно не опасного человека, который, может быть даже, поможет ему.
- Куда? – Спокойно спросил он неожиданно низким глубоким голосом.
Ахмас растерялся, словно его застали на месте кражи.
- К… к Помешанному….
- Нет. Неси в Лог.
Ахмас даже оскорбился от такого приказного тона, но поднял мальчишку на плечо.
- Туда далеко, а я устал.
- Нет.
Ахмас пошел назад.
Ноги сейчас же принялись противно подгибаться. Но, как ни странно, страх перед пустым городом и тишиной прошел. Сейчас он был при деле и сейчас он был не один. Спросить бы у мальчика, отчего он боится идти к Помешанному? Такое ощущение, что он что-то знает, и это имеет значение, потому что мальчик жив, хотя почти при смерти, так что и Помешанный, возможно, тоже жив, вполне возможно, Ахмас добрался, наконец, до границы зоны действия проклятия. Как его встретит Помешанный еще не известно, не помешался ли он там окончательно? Совершенно неохота проверять…. Правда, идти домой, наверное, не стоит. Слишком близко к центру – к огню. Но дома теперь пусты, не так ли, Таэр свет Туммант?
Ахмас очень хотел есть. Тяжелая ноша и дальняя дорога отогнали ночной холод, но когда уже под светлеющим небом Ахмас добрался до городских ворот, он не чувствовал под собой ног. Где-то на середине пути пошел дождь, а в городе он только усилился. Шум струй наполнил пустоту покинутого обиталища. Темные окна, по которым бежали капли, уже не казались такими трагически слепыми. По мостовой бежал извилистый ручеек и Ахмас тяжело переступал через него. Остановившись посреди улицы и оглядевшись, Ахмас подумал, что видит вокруг всего лишь скучный зимний пейзаж. Водой смыло запах людей и память о людях,… но на углу лежал раскинув ноги и погрузив бледные пальцы в блестящую лужу, темный тюк, а дальше в переулки виднелся еще один, и бродячая лошадь обнюхивала его равнодушным большим носом.
Ахмас остановился на пороге и тяжело поднял руку, чтобы толкнуть дверь. Она была не заперта. Он уже хотел было дойти до своего дома, но поглядев на эту близкую дверь, понял, что не в силах это сделать. Дом был двухэтажный, и на первом этаже, в скромном обиталище какого-то горожанина среднего достатка все было заволочено густой серой тьмой. Заметив в дальнем углу раскрытое ложе, Ахмас двинулся туда. Кровать была пуста и холодна, хотя выглядела так, словно с нее только что рывком вскочили, отбросили одеяло и помчались, глухо шлепая босыми пятками по старым доскам пола. Насколько видел Ахмас, и насколько он смел надеяться, трупов в помещении не было. Страх свидания с синим неподвижным мертвецом, в недрах его законного жилища, пробился даже сквозь толстую корку усталости.
Уложив парня на холодное ложе, парень уже давно и беспробудно спал или был без сознания, Ахмас решил на всякий случай осмотреть дом. А что это за всякий случай? У самой лестницы на второй этаж он остановился, чувствуя смехотворность своих страхов, что в этом доме могут оказаться выжившие хозяева, которым не понравится вторжение. Хватит заниматься ерундой! Лучше найди что-нибудь поесть. Спотыкаясь и ничего не видя дальше протянутой руки, Ахмас поволок ноги обратно. Внизу блеснуло металлическое кольцо подпола. Вот где можно было разжиться едой. С огромным трудом отвалив тяжелую крышку, Ахмас поставил ногу на ступеньку и подумал, что неплохо бы раздобыть фонарь или свечу, но их надо было еще найти, и он решил плюнуть. И так справится. Покопавшись в полной темноте, он вскоре нашел кадушку с солеными огурцами, закром с картошкой и другими овощами, головку сыра и, наконец, несколько кусков сушеного мяса. Ухватив и прижав к себе одной рукой мясо, он медленно полез наверх.
Выбравшись (он все время смотрел себе под ноги) он хотел бросить на место крышку подпола, но тут из чернильной темноты за близкой печкой вытянулись руки, которые Ахмас так и не успел рассмотреть, и забрали мясо из его собственных ослабевших дланей.
- О! Это как раз то, что нужно. – Гнусаво произнесли в темноте и тут же принялись плотоядно чавкать и чмокать, рвя мясо зубами.
Ахмас стоял ни жив, ни мертв. Он совершенно ничего не видел, и ему казалось, что это даже к лучшему. Он попятился, но вовремя вспомнил, что позади открытый подпол и остановился. В темноте заурчали от удовольствия. Ахмас решил, что не стоит ждать, когда мясо кончиться, и уносить ноги. Он осторожно двинулся в сторону кровати, где оставил седого мальчика, пока не был остановлен неожиданной мыслью: а не мальчик ли решил там подкрепиться?
Бледно серый прямоугольник света из открытого окна лежал на полу и ничего не освещал. Кровать стояла в глубокой тени. Только приблизившись, Ахмас различил темную голову на подушке, да и одеяло дыбилось как над спящим.
- Эй, парень. – Осторожно позвал Ахмас и оглянулся. Позади было тихо. Даже чавканья не слышно. Может он ушел? Ахмас не хотел этого выяснять. Он протянул руку и принялся трясти худое плечо. Мальчик очень не хотел просыпаться. Он был совершенно измочален, и Ахмас уже решил было нести его так, но тут он дернулся и напрягся.
- Что? – Совершенно трезвый и четкий голос, мгновенно заставил Ахмаса устыдиться своих страхов. Сразу явилась дурацкая мысль, что все почудилось, и на самом деле никаких голодных мертвецов в доме нет.
- Надо уходить. – С натугой произнес Ахмас. – Сейчас.
Мальчик зашевелился и попытался приподняться, но у него ничего не получилось.
- Давай сюда. – Ахмас нагнулся.
Мальчик обнял его за шею и без долгих разговоров оказался на плече министра, наподобие тюка. Ахмас еще раз прислушался. Дом ответил ему зловещей ожидающей тишиной. Под громовой скрип половых досок, Ахмас поспешил к двери.
И откуда силы взялись? Захлопнув за собой дверь, министр резво поскакал по лужам. Дождь пошел еще гуще. Солнце уже взошло, но здесь под толстым одеялом туч было по-прежнему темно как ночью.
Случайно оглянувшись, Ахмас увидел темный силуэт человека, замершего на крыше одноэтажного дома, подобно дозорному на башне. Оттуда, где он стоял, просматривалась вся улица, и Ахмас был как на ладони. Министра окатило холодом. Незнакомец молчал и был совершенно неподвижен. Лица не было видно под глухим черным капюшоном. Чего он там стоит? Кто он? С огромным трудом Ахмас оторвал взгляд от незнакомца и вихляющейся рысью устремился вперед, но едва он сделал шаг, как кто-то попался ему под ноги, так что министр чуть не растянулся на земле. Этот кто-то, большой и лохматый, шумно хлебал прямо из лужи. Когда Ахмас врезался в него, он заворчал и нехотя отодвинулся в сторону, а потом без долгих раздумий встал на задние ноги, и Ахмас понял, что это человек в таких же черных мешковатых одеждах, скрывающих лицо, которые носили монахи из монастырей невидимок. Не обращая на министра и толики внимания, человек согнулся, хищно вытянув вперед шею, как будто увидев, впереди долгожданного врага, которого нужно разорвать и съесть, и ринулся в ближайший переулок. Улица опустела.
Ахмас устремлялся вперед до самого поворота, который скрыл дом с наблюдателем, так ни разу не оглянувшись. Мальчик не издавал ни звука. Министр тащил его, как полупустой мешок, резво перебирая ногами и шарахаясь от каждой тени. Город перестал быть пыльным вместилищем немых теней. Здесь кто-то жил. Кто-то вполне реальный, но Ахмасу не верилось, что это просто люди, возможно невидимки, выбравшиеся за стены своих келий. Он еще несколько раз встречал на пути трупы, на мостовой, во дворах, на порогах домов. Улицу перебежала мокрая и тощая бродячая собака, с алчно приоткрытой пастью.
Знакомый подъезд проглянул сквозь занавес дождя неожиданно быстро. Ахмас одолел весь путь до своего дома на одном дыхании. На одном дыхании он заскочил внутрь и бросил в петли засов. Подняться по лестнице на второй этаж, в свои комнаты, оказалось делом намного более сложным. Почти непосильным. Мальчик вел себя как хорошее свежее бревно. Волоча ноги, министр подошел к своей кровати и сбросил ношу с плеча. Сам повалился следом. Мальчик что-то сказал, но Ахмас не понял. Ноги гудели, как колокол под ударами усердного звонаря. Кровать была достаточно широка для двоих. Ахмас подумал было снять сапоги, но не смог дотянуться. Он обессилено вытянулся на мягких перинах и сразу заснул.
Глава 5
Запад был в сиреневых тучах, а восток сиял тревожным золотом. Дождь уполз в сторону ночи, земля была мокрая и несчастная, как и утруженное лицо министра, занятого отнюдь не министерским делом. Руки уже ломило от непривычного труда, которым он занялся с обреченным энтузиазмом. Каждый удар штыком лопаты в рыхлую садовую землю отдавался болью в душе. Он вспоминал, переживал заново, отгонял воспоминания, потихоньку выл сквозь зубы. Наконец большая могила на всех домашних была готова. Ахмас с трудом разогнулся, остро ощущая, как мокрая рубаха облепила ноющую спину. Поплелся в дом. Нужно было еще перетаскать сюда трупы, и засыпать яму. Надо сделать это сейчас. Немедленно. Иначе он так и будет вспоминать, переживать и выть.
Мальчик без интереса смотрел на него. Ахмасу даже стало любопытно, отчего этот парень так спокоен. Он совершенно не удивлен и не напуган.
- Так ты мне ничего не скажешь? – Спросил, наконец, Ахмас, жуя пирог с капустой.
Мальчик возлежал на его перинах, как застигнутый беспощадной хворью маленький принц. По сравнению с белоснежной подушкой, его голова казалась почти черной. Он почти ничего не съел, зато выпил очень много брусничного киселя.
- Не надо строить из себя заинтересованного опекуна. – С усталым безразличием в голосе ответил седой мальчик. - Ты на самом деле трясешься от ужаса, но не хочешь говорить об этом, а спрашиваешь о какой-то ерунде. Какое тебе сейчас дело до того, что со мной случилось. Со мной много чего случилось, но давай сделаем так, будто я все забыл. Случилось кое-что похуже.
- А что именно?
- Вся Саория вымерла. Ты знал?
- Нет…. – Медленно произнес Ахмас, пристально разглядывая малолетнего пророка. – Откуда ты это знаешь.
- Мне сказали.
- Кто?
- Я не знаю, я даже, возможно, неправильно выразился, что «сказали». Это было, скорее, что-то вроде видения. Обезлюдивший мир. Словно я увидел все,… все разом, понимаешь?
- Честно говоря, не совсем. Когда ты это увидел?
Мальчик повернул голову на подушке и уставился в окно.
- Ты видишь, что происходит вокруг, ты готов согласиться, что все это действительно происходит, потому что веришь самому себе, своим глазам, но, когда дело касается того, что видел ребенок….
- Подожди, подожди…. – Запротестовал Ахмас.
- Ты с ходу объявляешь его мнение фантазией, ты даже готов без долгих раздумий согласиться с его малолетним безумием….
- Я…. – Ахмас прижал руки к груди. Мальчик его не слушал.
- Но тебе не кажется, что то, что видел ты, и то, что видел я в момент этого черного удара – это вещи одного порядка? И если уж соглашаться с чьим-то безумием, то логично будет согласиться и со своим собственным. Мы не безумны, Ахмас, и давай верить друг другу. Просто потому, что сейчас время такое – надо верить тому, что видишь, и тому, что тебе говорят, иначе проще будет сесть на ближайший подходящий кол. Давай сделаем так: ты не называешь меня малолетним сопляком, потому что я не малолетний сопляк, я не рассказываю тебе, что со мной случилось. Договорились?
Они посмотрели друг на друга. Ахмас не знал, что сказать. Мальчик откинулся на подушки и устало произнес.
- Я хочу спать.
На следующий день министр рассказал мальчику про черного всадника.
Он не боялся пересказывать подробности, потому что уже смотрел на своего собеседника, как на взрослого, равного ему, а то и порассудочнее, которому можно без сомнений довериться, не боясь чем-то обидеть, оскорбить, ввергнуть в панику. Равнодушие и бесстрастие мальчика наоборот заставляло его лезть из кожи, даже нервно похихикивая над своими собственными страхами. Ему хотелось уже вызвать на этом застывшем лице хоть немного объяснимых эмоций.
- Нет, я тебе не верю, вернее, не тебе, то есть, ты понял – не в тебе дело, я хочу сказать, что очень логичным будет предположение, что мертвая зона не столь обширна, я…. – Ахмас не знал, как в средневековых терминах объяснить, что такое машинка резус, и даже просто, как ее назвать. – Думаю, что этот черный применил какое-то заклятье, а тебя оно коснулось лишь частично, так скажем, на излете. Поэтому ты и выжил. А дальше, наверное, ничего страшного и нет.
- Заклятье? – Мальчик смотрел на него без ухмылки, и не было насмешки в его голосе, но совесть Ахмаса была не чиста, потому то и другое он быстренько представил сам.
- Да. Именно. Я просто не знаю, как еще это назвать….
- Ну, хорошо. Заклятье. А ты-то почему выжил?
Этого вопроса Ахмас ждал и боялся, но правдоподобного ответа на него так и не придумал.
- Не знаю. – Сказал он.
Мальчик промолчал.
- Мало ли…. – Ахмас суетливо пожал плечами.
- Ладно, ладно. – Сказал мальчик. – Допустим, я тебе верю. Я же верю, что ты действительно видел черного всадника. На черном коне и в черном плаще. – Мальчик опять же говорил без насмешки, но, право слово, лучше б он в этот момент глумливо захохотал.
- Он действительно был в черном плаще и на черном коне! – Сдерживаясь, произнес Ахмас.
- Я же сказал, что я тебе верю. – Спокойно произнес мальчик.
Ахмас замолчал. Потом полез чесать свою буйну шевелюру.
- Вопрос – что нам делать сейчас? – Он с тревогой поглядел в окно. – Монахи эти…. Ничего не понимаю.
- Мне кажется, логичным будет попробовать найти живых людей, если ты уж так уверен, что они еще есть. – Сказал мальчик.
Ахмас посмотрел на него.
- Да. Из города нужно уходить. Не сидеть же тут, в конце концов, как крысам на зерне. Как ты себя чувствуешь?
- Уже лучше. Может, завтра и пойдем?
- Уж лучше поедем.
Ахмас решил раздобыть повозку с конем, на которой они и отправятся в путь. Собственная карета министра стояла там же где и всегда, но стойла конюшни оказались пусты. Карета, впрочем, не подходила для дальних путешествий, и Ахмас отправился на постоялый двор.
Из дома он вышел уже во второй половине дня и без приключений добрался до цели, впрочем, идти было всего ничего. Повозка нашлась, но с лошадьми была та же история, что и в собственной конюшне. Они разбежались. Оставалось надеяться только на случайную встречу на улице, потому что отправляться в путь на своих двоих, нечего было и думать. Мальчик идти не мог, и сможет еще не скоро. Ахмас присел на седло и прислушался к звукам за стенами конюшни. Город был пуст, но тишины не было. Какие-то неопределенные звуки на грани слышимости, похожие то ли на вой, то ли на стоны, доносились издалека. Пожар потух, по крайней мере, хоть этой опасности не грозило на близких горизонтах. Ахмас тяжело поднялся. Надо идти. Он поправил перевязь с дорогим мечом, и вдруг замер. Ему показалось, что колеса проскрипели по мостовой. Близко. И тут же звук повторился. Безусловно, по соседней улице двигалась повозка. Слышался неритмичный перестук копыт и скрип осей. Ахмас побежал к выходу со двора. Вот уж повезло, так повезло, бормотал он на бегу, а то совсем решил было пропадать.
Огромный тяжеловоз меланхолично брел по улице, волоча за собой крытый тарантас. Высокая крыша повозки широко ходила из стороны в сторону между нависающими над улицей вторыми этажами. Ахмас ловко запрыгнул на облук и жадными руками ухватил поводья. Конь остановился. Новый возница его совершенно не интересовал.
Ахмас как раз раздумывал, как ловчее вырулить на свою улицу, когда его крепко и беспощадно взяли сзади за горло и забормотали в ухо.
- Воруешь, воруешь.
В ослепительной вспышке наития, сверкнувшей в буреломе смутных предположений, Ахмас понял, кто это, и что надо делать. Говорить он не мог, воздух ему перекрыли совершенно, но он еще не потерял сознания, и, превозмогая боль и яростное желание освободиться, он заставил себя совершить осмысленное действие: похлопал себя левой ладонью по карману, где лежал кошелек с несколькими золотыми монетами. Хватка сейчас же ослабла. Проворная рука скользнула в карман и опустошила его.
- Вот, это как раз то, что нужно. – Заявили сзади и выпустили свою жертву окончательно. Оглянувшись, Ахмас еще успел заметить черную согбенную тень, метнувшуюся по улице столь стремительно, словно впереди ждал враг, которого надо разорвать и съесть без промедления.
Министр еще некоторое время сидел, сгорбившись, на облучке, пытаясь привести мысли в порядок. Но у него ничего не получалось. Безумие, это какое-то безумие – вот все, что ему удалось придумать.
Он взял поводья.
Глава 6
Севрюг оказался покладистым меланхоличным конем. Он медленно брел по дороге, не требуя к себе никакого внимания со стороны возницы. Ахмас сидел на облучке, вяло держа в руках повод, и с интересом разглядывал окрестности. Сейчас в утреннем ярком свете эти окрестности были даже веселы. Далеко просматривались голые пашни, безлистые зимние сады, серые рощи, которые, несмотря на отсутствие ярких красок, при прочих равных условиях оставляли бы ощущение свободы, свежего утреннего дыхания, светлой песни…. Но вот с песнями была проблема. Слух привычно искал в окружающем мире чистые небесные аккорды, и натыкался в такие моменты на неприятную ватную тишину. Хлопанье полога под ветром и стук копыт казались непривычными и совершенно неуместными гостями в странной обители тишины. Но подобное наваждение быстро проходило, и глаз снова обретал возможность радоваться ясности далей и острому, хотя и ненавязчивому свету раннего солнца. Правда, порадоваться всерьез повода не было. Люди так и не появились. По расчетам министра, они еще не выехали за пределы мертвой зоны, но неужели сюда так уж никто и не забрел до сих пор?!
Мальчик отдыхал внутри повозки. С Ахмасом он почти не разговаривал. Вчера, еще в своем доме министр осмотрел парня перед дальней дорогой и с некоторым удивлением обнаружил следы недавнего насилия на его теле. Мальчик не сказал ничего.
Положительное настроение Ахмаса сподвигло его на более серьезные мысли. Ну, хорошо. Найду я людей, выясню, где кончается мертвая зона, каковы лично мои убытки и так далее…. А этот поедет себе дальше. И поедет не просто так – у него ведь машинка резус, и как бы он не вошел во вкус! Закон менсоров всплыл на поверхность в его голове и не только всплыл, но и вспыхнул багровым огнем. Чего тут думать! Явился на древнюю безответную землю какой-то псих. Начал хулиганить. А я – убытки подсчитывать буду?! Да ведь его никто и остановить-то не сможет, кроме такого же капера, как и он! То, что он капер ясно без долгого носоковыряния. Меня убийственная волна не затронула, только потому, что настраивая свой аппарат, он желал уберечь от повреждения самого себя. Все получалось очень логично. Ахмас повеселел еще больше, причем, главным образом оттого, что не нужно больше будет прикидываться добропорядочным членом саорской общины. Можно уже хоть частично, и хотя бы в отношении одного лица, но открыть свою истинную сущность: врезать по скучной каперовской морде и отправить гостя до дому экспрессом.
Он вспомнил о тех, которых закопал в саду и сразу повесил голову. А может, не отправлять его никуда экспрессом? А может закопать его? Здесь же, где лежат остальные. Где о нем никто не вспомнит и не заплачет, а если вспомнит и заплачем, так тем приятнее будет ему, Ахмасу.
Он стал раздумывать о том, где бы ему оставить мальчика на лечение. Он и думать не хотел брать его с собой. Его, Ахмаса, бывшего капера, ждал очень долгий изнурительный и, скорее всего, опасный путь по следам черного гада в плаще. Конечно, наверняка ничего еще не известно. Примем это за рабочую гипотезу. Во всем этом еще предстоит разобраться. А главное, в чем предстоит разобраться – так это насколько простирается эта ничейная пустота вымершей земли. Очень не хотелось убеждаться в странной уверенности мальчика в том, что вымерла вся Саория.
- Лысый, лысый. – Заявили сзади и сверху.
Ахмас агрессивно оглянулся, не разобравшись еще в чем дело, но увидел только наглого грача, присоседившегося на краю крыши повозки.
- Лысый, лысый, я же вижу. – Прокаркал грач вполне, отчетливо, и уставился на Ахмаса одним глазом.
Разглядывая собеседника, Ахмас машинально, ухватился за макушку, где, увы да, намечалось некоторое прорежение, эдакая скромная тонзура.
- Че вылупился? – Спросил наглый грач. – Сейчас глаз-то клюну, клюну.
Рука Ахмаса взялась за кнут. Грач тут же снялся с насеста и упорхнул над полем. Издали опять прокричал что-то, но разобрать, что именно, было уже совершенно невозможно.
Ахмас аккуратно положил кнут на место и уставился на дорогу впереди, ничего не видя.
- С кем ты там разговаривал? – Спросил из повозки слабый голос.
Ахмас ответил не сразу.
- Это не я.
- А кто? – Спросил слабый голос.
- Грач.
- Говорящий грач?
- Да, давай только….
- А ты, правда, лысый?
- Да…. – Ахмас почувствовал, как в животе что-то отвратительно завибрировало, как змеиный язык. Он сглотнул. – Давай только не будем волноваться. Если не будем волноваться, все будет в порядке. – Он сам не знал, кому он это советует. Губы у него тряслись и он схватил себя за лицо, пытаясь унять дрожь. Очень легко советовать не волноваться другим и очень трудно выполнять этот совет самому.
Говорящий грач. Он знал, что можно научить говорить ворона, но говорящий грач… да еще грач, осмысленно что-то излагающий!
Ахмас непроизвольно рыскал взглядом по небу, страшась нашествия еще какой-нибудь чудесной живности. Но небо было пустым, что немного его успокоило. Севрюг двигался, не сбиваясь с неторопливого шага, не обращая внимания на отсутствие управления. Ахмас взял повод, и вдруг увидел человека впереди.
Оказывается, они уже доехали до перекрестка с дорогой во владения Помешанного, виднелся мостик через ручей, и на мостике торчала человеческая фигурка, замершая, пристально глядящая в сторону повозки. Вдруг человек пришел в движение и быстрым шагом заспешил к дороге, наперерез Ахмасу.
Человек был высок и широк в плечах, в коричневом дорожном плаще, с котомкой за плечами и посохом в руке. Шел он очень широкими шагами, почти бежал, чувствовалась в его поступи уверенная в себе сила.
Ахмас боролся с желанием стегануть коня и удрать и даже ухватился за кнут, но все же оставил севрюга в покое. Остановила его странная, но очень навязчивая мысль, что он видит сейчас самого Помешанного. Почему сумасшедшего помещика надо бояться меньше, чем здравомыслящего поселянина на опустевшей земле, Ахмас сам не знал. Но он не стал уклоняться от неминуемой встречи, и даже, когда путник оказался на обочине и поднял для приветствия руку, остановил коня.
Помешанный был высок и плечист, как природный сын села, имел широкую ряшку, обрамлявшую, однако, довольно мелкие и нервные черты лица. Прищурив оценивающе глаза, он разглядывал Ахмаса.
Министр не спешил начинать разговор и дождался, когда безумец представиться и поприветствует его.
- Меня зовут Норли. – Сказал Помешанный. - Я жил в замке, дальше по этой дороге.
- Так вас зовут Норли? А я, если честно, никогда и не интересовался, как вас зовут – Помешанный и Помешанный.
- Ну да, ну да, - нетерпеливо отозвался Помешанный. – Так можно мне поехать с вами?
- А почему именно с нами и куда именно поехать?
- Я не знаю – куда именно, а с вами потому…. Вы что, не знаете?! Вся округа вымерла!
- Как это – вся? – Ахмасу стало немного не по себе.
- Город! И я был в трех деревнях по этой дороге – везде пусто, только трупы валяются! Похоже на какой-то вирус. Эти в монастырях, наверное, запустили! Только сами теперь с ума посходили от побочного действия вакцины. Страсть какая, вы их видели?! На меня наткнулись и давай пытать, что-то насчет императора, сами не понимают, чего бомрочут.
Вместо ответа Ахмас спросил.
- А вы так пешком и бродили по деревням?
- Нет, у меня был конь, но он сбежал. Сказал, что не желает больше быть рабом. – Норли нервно передернулся и утерся.
Ахмас покосился на своего тяжеловоза. Однако, видимо, к свободе рвутся не все – у зверей та же история, что и у людей. Норли перестал утираться и поднял вопрошающие глаза. Они с Ахмасом довольно долго глядели друг на друга, потом Ахмас осторожно спросил:
- А вы, почему же, не вымерли вместе со всей округой?
- Я могу вам сказать, – Норли поглядел в сторону, - В этой тайне уже нет никакого смысла, но, боюсь, вы меня не поймете.
- Пойму. – Заверил его Ахмас, уже догадываясь, к чему клонит Помешанный.
- Я - капер. Я….
- Залезайте. – Скомандовал Ахмас, пододвигаясь в сторону. – Я тоже капер.
Норли обрадовано заскочил в телегу и скрылся за пологом. Ахмас тронул коня. Некоторое время он прислушивался к тому, что происходит за спиной, но там стояла тишина, можно сказать испуганная тишина. Ахмас только сейчас сообразил, что седого мальчика он обнаружил практически на том же самом месте, где подсадил безумца, и тоже немного испугался. Сзади по-прежнему не доносилось ни звука, и страх Ахмаса нарастал. Он уже решил было пойти посмотреть, что там происходит, когда безумец вывалился наружу и сел рядом с ним на облук. Выглядел он не важно. Сидел, согнувшись расплывшейся горой и зажав руки между коленями. Ахмас понял – зачем, только когда Норли извлек одну руку, чтобы утереть нижнюю половину лица. Рука у него тряслась и нос издавал невнятные хлюпающие звуки. Ахмас все-таки заглянул внутрь и увидел мальчика, с совершенно равнодушным видом откинувшегося на тюках и разглядывающего дорогу позади. Он повернулся к безумцу.
- Ты знал парня?
Безумец хлюпнул носом громче, но ничего не сказал.
Округа действительно вымерла. Они проезжали деревню за деревней, обнаруживая лишь трупы, пустые кубышки домов и неезженую пыль на дорогах. На всем пространстве Имской области остались лишь три полноценных разумных обитателя: два капера и не совсем обыкновенный мальчик, выживший видимо вследствие какой-то неведомой флюктуации модулирующего поля машинки резус, а может по другой еще более таинственной причине, да когорта живых мертвецов из монастырей, разбредшаяся теперь по свободным землям, как метастатические клетки из раковых очагов. Один из этих монастырей, кстати говоря, согласно карте находился прямо на дороге впереди.
- Так куда вы все-таки едете? – Спросил Норли.
- Я же тебе говорил – еще не знаю…. – Начал Ахмас.
- Он хочет найти Черного. – Сказал мальчик.
- Ты хочешь найти этого черного? – Спросил Норли.
- А почему бы и нет! – С раздражением высказался Ахмас. – Тебе мало того, что он сделал?! Сорок километров уже проехали!
- Я же тебе говорил. – Спокойно сказал мальчик.
Ахмас поперхнулся и замолчал.
- Что ты ему говорил? – Спросил Норли.
- Погибла вся Саория.
Безумец смотрел на мальчика расширенными глазами. Потом этот взгляд переместился на Ахмаса.
- Кто этот Черный?!
Он что, издевается? - подумал Ахмас и изничтожил Норли взглядом. Тогда безумец уставился вдаль. Потом он заявил.
- Слушай, Ахмас, а ты не считаешь, что так намного веселее?
- Как – так? – Опешил министр.
- Вот так. – Норли повел рукой окрест себя и глупо захихикал. – Зачем они нужны, правда?
Ахмас начал было соображать, что лучше сделать – дать по круглой физиономии или приказать, чтобы убирался, но вовремя вспомнил, что Норли и есть Помешанный. Он просто так здраво говорил, что Ахмас про это почти уже забыл, но его не назвали бы безумцем, кабы не было на то причин. Например, этот мальчик….
- Ты сейчас про кого? – Спросил коварный мальчик.
- Про них.
- Норли! – Рявкнул Ахмас.
- Странная у вас у обоих манера, говорить: мы и они. – Продолжал Мальчик. – И очень странно, что вы оба выжили – и как огурцы, я имею в виду, вам по большому счету наплевать на все это - вы точите клыки на Черного, словно он вас в чем-то предал, а на Саорию вам плевать.
- Ладно, хватит! – Закричал Ахмас. – Хорошо, хорошо - умный сопляк! Я тебе сейчас все расскажу, но если ты мне после этого заявишь, что ты тоже капер, я тебе надаю по седой заднице!
- Договорились.
Ахмас все рассказал. Только про менсоров не стал ничего говорить, слишком долго пришлось бы объяснять, кто они такие, и слишком тяжело это было бы, да и ни к чему. Мальчик слушал не перебивая. Потом он спросил.
- Так ты считаешь, это какой-то маньяк?
- Скорее всего.
- То есть вы… там у себя не можете с этим бороться.
- Нет, почему, можем, но вот взгляни. – Ахмас продемонстрировал Мальчику Норли. Тот вскинулся.
- Он – помешанный, просто он безопасен, а этот….
Мальчик с интересом разглядывал безумца. Тот начал багроветь.
- Я бы попросил! – Звенящим голосом начал он. – Одно дело, когда тебя так называют за глаза всякие смерды, просто потому, что у тебя хватает разумения делать тяжелую работу, которую ты мог бы не делать и честно платить за их услуги, когда ты мог бы только приказать, и совсем другое, когда это начинают серьезно обсуждать в твоем присутствии, да еще с многозначительными намеками. За это можно и плюху схлопотать!
- Ну, ты мне уже одну должен. – Сказал Ахмас. – Теперь и я тебе должен, так что мы квиты.
- За что это я тебе должен? А-а! Благородство у него вскипело! Как же так – людишки перемерли, а никто не делает печальных лиц! Приличия, видите ли, не соблюдаются! Он тебе что сказал?! – Норли указал на Мальчика. – И ты скажешь, что он не прав? Давай, Ахмас, только честно, кому здесь врать, кого стыдится? Меня - Помешанного?! Или сопляка?! Давай, скажи, что тебе тут кого-то жаль!
У Ахмаса перед глазами встал, «как живой», тот каменный череп. Вспомнилась его ненависть к археологу, и его предательство. Видения побежали одно за другим, Ахмас схватился за голову. Чувство вины, о котором он даже не подозревал, вдруг полоснуло по сердцу, как отравленным ножом. Да, его не беспокоила вымершая страна, и ненависть к Черному была тоже вторична. Его убивало другое - возможность (пока еще только возможность) того, что его руки могут оказаться в крови. Этот тип вез кого-то поперек седла. Он вез кого-то с площади, именно в тот момент, когда единственным человеком, которого там нужно было спасать являлся лже-, а как выяснилось впоследствии, вовсе не лжепророк, господин Биссимат. Что если этот безумный вершитель судеб использовал свое беспощадное оружие только для того, чтобы не дать неверным сжечь любимого человека? Может это кто-то из его почитателей? Может, у Биссимата и секта какая-то была? Министр сидел, низко опустив голову, признаться в этом он не мог.
Ахмас с усилием наклонил журавель и зачерпнул бадьей воды. Обратно бадья вылетела практически сама. С собой у Ахмаса имелись все фляги и бурдюки. Выбрав одну, он хотел уже опустить ее в студеную кристально чистую, прозрачную воду, когда вдруг заметил, что вода вовсе не так чиста и прозрачна, как он себе представлял. Более того, она просто мутная, причем муть имеет какой-то нехороший красноватый оттенок. Отдельные сгустки и нити змеились там, в глубине, тонкими крысячими хвостами. Ахмас отбросил флягу и зачем-то вытер руку о штаны. К бадье он прикасаться больше не желал. Зато он мог заглянуть в колодец, что и сделал, вполне, впрочем, безрезультатно. Донная вода смотрела на него густым черным глазом, и поверхность ее была девственно чиста. Не торчали из нее скрюченные пальцы, или размокшие волосы.
Но забор воды временно отменялся. Ахмас собрал вещи и пошел обратно к возу. Севрюг стоял совершенно неподвижно, свесив голову. Сорока замерла на коньке соседнего дома, внимательно разглядывая что-то внизу. Тренькнул один раз и испуганно замолчал кузнечик. А солнце стояло уже в зените. Его свет был тоже тих и неподвижен. Полог хлопнул почти оглушительно, когда Ахмас забирался внутрь. Мальчик сидел нахохлившись и не обратил на министра никакого внимания. Ахмас швырнул бурдюки в угол и двинулся в переднюю часть воза, чтобы поговорить с Норли о следующей остановке. Но не дошел.
Бычий рев, страшной убойной силы, раздался оттуда из-за переднего полога:
- Стой, сволочь!!!
И воз тут же сорвался с места и полетел вперед, опасно кренясь на правый борт. Ахмас упал, и, падая, думал только о том, что сейчас раздавит парня. Он так и понял, навредил ли он чем-то седому мальчику, поскольку не видел его и не слышал. Воз завалился налево, а потом опять направо, и так пошло и дальше. Яростно визжали оси, хрустел полог, вещи кучами катались от одного борта к другому, а Ахмасу никак не удавалось встать. Что там происходит, в конце концов?!
Ответом на его мысли были убойный бычий рев:
- Стой, сволочь!!!
И едва слышимый крик безумца. Он звал на помощь. Голос его становился все отчаянней и тише. А Ахмас никак не мог добраться до облучка.
Понес! Севрюг понес! Огромный тяжеловоз несся зигзагом по полю, волоча за собой воз, как ребенок волочит за собой игрушку, устремляясь из последних сил к маме за утешением.
- Стой, сволочь!!!
- А-а-а! Кто-нибудь!
Воз дернулся особенно резко и Ахмас едва не вылетел из него вперед, только в последний момент успел ухватиться за облук и повиснуть животом.
Безумец находился под днищем воза, Ахмас видел его толстые, налитые тугой белизной пальцы, вцепившиеся в край борта. Упершись ногами и левой рукой, Ахмас правой ухватил Норли за плечо и потащил на себя. Эта незначительная помощь возымела, однако, эффект. Безумец словно ожил. Перестал голосить и, вцепившись мертвой хваткой в Ахмаса, полез на вверх. Воз дернуло и оба едва не полетели под колеса.
- Свинья!!! – Завизжал Норли сорванным голосом, уже утвердившись на облуке и яростная шаря вокруг себя в поисках кнута, который, наверное, остался далеко позади.
- Сви…
Только сейчас Ахмас заметил, что с Севрюгом творится что-то странное. Он несся галопом, пригнув, однако, голову низко к земле, словно пытаясь рассмотреть что-то у себя под ногами. Он не смотрел вперед и не видел – куда бежит. Это не помешало ему, однако, благополучно миновать одинокое дерево, чего никак нельзя было сказать о повозке. Ахмас взлетел высоко в воздух, перекувырнулся в полете, и приземлился на спину, проехав волоком еще пару шагов. В голове моментально все перепуталось, и только отдавался в ушах глухой стук захлопнувшихся челюстей. Мимо него прокатилось одинокое колесо. Страшный крик: «Стой сволочь!», - прозвучал еще несколько раз вдали и затих.
Сильно болела задница и Ахмас хромал. Как поленом саданули. А парень-то там как? Ай-яй-яй… Безумец оказался рядом с поваленным на один бок возом. Он сидел на земле, опершись спиной об облук. Рука его медленно поднималась, стирала слюни с губ и опускалась обратно. Лицо его расплылось, как кисель. Когда Ахмас проходил мимо, Норли вяло произнес:
- Дерьмо. – И остался сидеть.
Ахмас прекрасно знал, насколько внешность может не соответствовать внутренностям. Что скрывал прищуренный взгляд Норли там, на дороге, в месте их встречи: холодный расчет или… страх. Что не пустят, погонят, оставят в одиночестве? Скорее всего, второе. Наперекор своему могучему телу, Норли, похоже, отвратительно переносил удары судьбы.
Мальчишка обнаружился под грудой тюков и одеял, которые защитили его при падении. Он совершенно не пострадал. Отказавшись от помощи министра, он выбрался на волю и огляделся.
- Дорога там? – Он указал рукой.
Ахмас высунул голову из-под полога и взглянул.
- Да.
- Как ты думаешь далеко отсюда до монастыря?
Ахмас вылез на белый свет совсем.
- Я думаю – нет. – Он с интересом посмотрел на мальчика.
- Сегодня дойдем?
- Ты что соб…. Зачем тебе монастырь?
- А где ты намерен искать следы Черного?
Они уставились друг на друга. Ахмас медленно произнес.
- Я, честно говоря, не думал….
- Бывает. – Мальчишка полез под полог собирать вещи.
- А ты сможешь идти? – Спросил Ахмас.
- Смогу. Но нести ничего не смогу.
- И то хорошо. – Ахмас нырнул следом. Нужно было увязать две котомки, и отправляться немедленно, чтобы затемно быть на месте. Все это время Норли сидел на том же месте и в той же позе, но на него никто не обращал внимания.
- Ну, и коня ты нашел, Ахмас! – Держа над костром сучок с насаженным куском мяса, Норли осторожно ощупывал синяк на правом виске. Лицо его было заранее искажено страданием. – Мой, хоть, честно сказал, что не повезу. А этот, вообще, спятил – за собственной тенью погнался!
- Очень любопытно наблюдать сумасшедшего, обвиняющего в безумии другого, пусть даже коня. – Мальчик опять говорил без ехидства, как параграф из учебника цитировал, но смысл все равно был ясен, и даже еще более, чем если бы он язвил.
- А если я скажу, что это ты спятил, что ты мне возразишь? – Ощетинился Норли.
- Пожалуй, ничего не смогу возразить. Разве что, вот Ахмас нас рассудит.
- Ахмас тут главный кретин! – Обвинил Норли.
- Не считая того, что он просто – главный. – Сказал Мальчик.
- Я согласен идти с ним и подчиняться ему, но потому, что я так решил, а не потому, что кто-то меня принудил! Он главный только формально, и хватит называть меня сумасшедшим!!!
- Не нравится. – Сообщил Мальчик Ахмасу. – Ты лучше скажи, что ты делал бы без нас - с конями на философские темы общался?
Норли надулся и уставился в костер. Ахмас хотел было вмешаться, но чудилось ему, что Мальчик неспроста нападает на Помешанного. И, может, не Ахмасу тут быть судьей?
- Вообще Норли прав. – Заявил вдруг Мальчик. – Вот вы, господа, как вы себя называете, каперы? Что-то из морской терминологии, не помню что….
- Не важно. – Сказал Ахмас. – Так в чем он прав?
- Я, - Мальчик погладил себя по серо-белым волосам, - Вот. Это признак безумия или нет? – Он поглядел на Ахмаса. – Ты можешь мне сказать?
- Нет, не признак. – Уверенно заявил Ахмас.
- А музыка, та, что с небеси лилась? Я ее слышал, ты ее слышал, все ее слышали. Но что мы слышали? Ведь она была невозможна. Ее ничем нельзя было объяснить. И как тогда объяснить, что все ее слышали? А может, мы все – того? Или звери говорящие? Твой конь, ты говоришь, свободы хотел. Как он мог ее хотеть?
- Н-ну, ты понимаешь, - неуверенно начал Ахмас, - У каперов есть такой аппарат – машинка резус, называется, я не знаю, какое у него правильное название, только это слышал, какой-то модулятор психополей. Ты не в курсе? – Он обратился к Норли.
Тот покачал головой, по-прежнему глядя в костер.
- Какой-то совершенно варварский инструмент. – Сказал Ахмас.
- Может наделять разумом? – Спросил Мальчик.
- Что?
- А почему деревья говорить не начали?
- Я не знаю.
- Да, возможно есть такая машина, - согласился Мальчик, - Даже наверняка есть, но я не верю, что это машина, которая может сделать действительность сказкой, понимаешь? Сказки не поддаются машинной логике. Железный ящик проще научить говорить, чем коня.
Ахмаса озноб пробрал от этих слов. Такой проницательности от средневекового подростка он никак не ожидал. Даром, что тот седой.
- А тут, вот, конь за тенью погнался, а мы говорим – спятил, разум потерял. Да чтобы его потерять, надо сначала обрести. И что нам опять же думать? – продолжал Мальчик. – Явно тут чье-то безумие, только, вот чье?
- Мне даже проще. – С кривой усмешкой сказал Норли. – Вы, вот, теперь будете ходить, глаза таращить на все вокруг да вопрошать, а в самом ли деле я вижу то, что вижу и делаю то, что делаю? А я буду просто делать и все, потому что мне наплевать на то, кто тут именно безумен. Вы боитесь, что найдется кто-то, кто назовет вас сумасшедшими, просто назовет, и даже не слишком важно, кто именно это будет. У вас ведь логика, машинная, хе-хе. А меня уже назвали! – Безумец громко хлопнул себя по груди. – И оказывается иногда так даже проще и намного! Вы все боитесь лицо потерять. Да чего стоит это, вот, благообразное, - Норли стал тыкать веткой с мясом в лицо Ахмасу, - Благородное лицо? Я сказал, что он сумасшедший – и где оно, его лицо? Нет! Ха-ха!
- Хватит! – Ахмас отмахнулся рукой от ветки, но Норли вовремя убрал ее, и жест Ахмаса явил, скорее, бессилие.
Ахмаса разбудил чей-то голос. Кто-то мощно и глухо гундосил на одной ноте из кустов, где вовсю трещали ветки.
- Лю-у-ди-и, - гундосил голос, - Сколько стоит свежая земляника в Губине? Лю-у-ди-и, кто забрал у меня пятую ногу? Лю-у-ди-и, как почесать небо?
Ахмас вскочил, вытянувшись струной, он вперил страшный взгляд в кусты на краю поляны, сжимая в одной руке меч, а в другой – горящую палку.
- Огонь вряд ли поможет. – Предупредил мальчик, когда медведь вывалился, наконец, из кустов и попер прямо на Ахмаса.
- Лю-у-ди-и….
Нет, не палку с огнем выставил перед собой, взвинченный ужасом человек, и не добрый меч, а пустую ладонь в запрещающем жесте.
- Стой! – Рявкнул Ахмас, и зверь невольно сбился с шага и замолчал на полуслове.
- Люди! – Сказал он уже несколько обиженно. Огромная голова его покачивалась из стороны в сторону, а черные губы сжимались и округлялись в такт произносимым слогам.
- Уходи! – Приказал Ахмас не своим голосом.
Медведь недовольно сел на задницу и, поискав под мышкой, спросил.
- А кто объяснит мне тайну грозового удара, и грусть шуршащего тростника?
- Поди прочь!!! – Взвизгнул Ахмас, аж подпрыгнув с натуги.
Медведь зевнул, открыв придирчивым взорам огромную страшную пасть, потом завалился вбок и, бормоча что-то, уковылял в кусты, и уже оттуда донеслось удаляющееся:
- Лю-у-ди-и….
Ахмас сейчас походил на искупавшегося кота. Он был такой же мокрый и несчастный. Ноги дрожали, и у костра он не сел, а почти упал. Раздражение, вызванное предательским поведением безумца, который за все время медвежье-человечьего диалога так и не поднялся со своего места, все же прорвалось в виде короткого изничтожающего взгляда, эдакого скрытого разящего удара кинжалом. Но кинжал вонзился в трясущуюся гору холодца, и, не причинив никакого вреда, вызвал покаянные мысли у фехтовальщика.
- Теперь еще и говорящие медведи. – Констатировал седой мальчик.
Ахмас внимательно посмотрел на него. Он не мог понять насмехается маленький старик или капризно брюзжит. Все дело было в том, что мальчишка был совершенно лишен эмоций, а без такого важного фактора, как эмоциональная окраска речи, понять собеседника очень сложно.
- Лишь бы не говорящие комары, я этого не вынесу. – Простонал вдруг безумец, укрываясь плащом с головой.
Мальчик заботливо похлопал его по плечу.
- Спи, папа.
Глава 7
Поутру они подошли к высоким, крепким на вид воротам, которые почти вдвое возвышались над низкой каменной стеной монастыря. За стеной виднелись двухэтажные дома и крыши домов поменьше, торчала коротким пальцем колокольня. Ворота были закрыты, но калитка в правой створке – настежь.
Еще издали они расслышали злобный четырехэтажный мат, доносящийся изнутри. Начал один голос, но вскоре к нему присоединились еще несколько.
- Лихо забирают. – Оценил безумец.
В общем гвалте уже не разобрать было отдельных слов, но злоба чувствовалась превосходно. Даже трудно было представить себе, чтобы люди так ругались. Хотя, как был уверен Ахмас, там находились вовсе не люди.
Заходить не хотелось. Ахмас чуть было не предложил обождать, пока там успокоятся и уж тогда, но потом устыдился и первый переступил высокий порог.
Почти сразу они разглядели матершинников. В углу большого двора бесился и рвался на толстой цепи огромный лохматый пес самого зловещего вида. Только вместо лая и рыка, в адрес гостей летела отборная изощренная ругань. Рядом располагалась большая клетка с железными прутьями, там ярились еще две очень похожие на первую собаки с красными глазами и вставшей дыбом длинной черной шерстью. Слюна ошметками летела сквозь прутья. В остальном двор был совершенно пуст.
Ахмас обнаружил, что они, трое стоят, заворожено наблюдают и слушают.
- Пошли! – Резко бросил он, оборвав коллективный ступор.
Они двинулись через двор к самому большому зданию, глядящему на мир крохотными окошками-бойницами в толстых стенах. Вход внутрь находился ниже уровня земли. Нужно было спуститься по трем крутым ступенькам, войти под низкую арку, и только там находилась темная закрытая дверь. Ахмас пошел первым.
Но едва он вошел под арку, как что-то холодное, скользкое и гибкое свалилось на него сверху и, сейчас же, он ощутил сильнейшую боль в шее. Как ни странно в этот раз безумец не сплоховал. Увидев, что предводитель кричит и размахивает руками, как не умеющий плавать бедняга, упавший в стремнину, он прыгнул вниз, ловко ухватил змею за голову, оторвал ее от шеи Ахмаса, положил на ступеньку и растоптал каблуком.
- Укусила гадина! – Кричал Ахмас.
Норли выволок его из-под арки на улицу и сказал.
- Что ты орешь? Повернись, я посмотрю. – Потом он оттянул Ахмасу ворот, выдавил из ранки немного крови и алчно, с чмоком, присосался.
- А если она ядовитая? – Вопрошал Ахмас.
- Если она ядовитая, - ответил Норли, обсасывая губы, - Ты заболеешь, а возможно, помрешь, а если не ядовитая, то все будет хорошо, потому что я тебя сейчас перевяжу.
- А ты можешь точно сказать – ядовитая она или нет? – Спросил мальчик, подняв змею за хвост и демонстрируя ее безумцу.
- Не могу. – Коротко ответил Норли. – Я в змеях не разбираюсь.
- Но ты же варил зелье из змеиного яда.
- Это не та змея, из которой я варил, если б была та, я бы сказал, а так… я не знаю.
Было похоже на то, что Норли оправдывается, а может быть он просто не хочет убивать раньше срока, в любом случае Ахмасу это очень не понравилось.
Не обращая внимания на высказывания в свой адрес со стороны клетки, Норли крепко замотал шею пострадавшего бинтом.
- А противоядия у тебя, значит, нет. – С угасающей надеждой спросил Ахмас.
- Противоядия нет, есть только трава для детокскикации. На вот, пожуй.
Ахмас покорно заработал челюстями жуя серые стебельки и листочки со вкусом пыли. Слюна выступил в уголках его рта.
- Ну, так мы пойдем внутрь или нет? – Нетерпеливо спросил мальчик.
- Пойдем. – Браво прошамкал Ахмас и стал спускаться.
Наученный горьким опытом, он накрыл голову плащом и, с разбегу вломился в дверь, рискуя расшибиться, если она будет заперта. Но дверь распахнулась и Ахмас вбежал в длинный полутемный коридор, где справа шел ряд мелких окошек, а слева выстроили несколько низеньких, утопленных в стену, закрытых дверей. Остальные тоже проскочил на скорости опасное место и Норли с грохотом захлопнул дверь.
Ахмас медленно двинулся по коридору.
- Я так и думал, что здесь никого нет. – Сказал он. – Невидимки разбежались по окрестностям, ловят кого-нибудь и читают нотации, а кто не откупится – поедают… наверное.
В конце коридора виднелась еще одна, на этот раз высокая дверь, Ахмас медленно приближался к ней. Норли наугад распахнул одну из боковых дверок и, оглядев пустое помещение, сказал:
- Здесь, наверное, были кельи.
- Посмотрим, что там. – Ахмас открыл большую дверь. За ней оказалось длинное и низкое помещение с двумя рядами столов повдоль.
- Трапезная. – Ахмас в нерешительности остановился. Трапезная была совершенно пуста.
- Зайдем туда. – Мальчик указывал на далекую дверь в противоположной стене. Они двинулись по проходу между столами, но, не дойдя до цели, Норли вдруг остановился и испуганно сказал шепотом:
- Стойте!
Все остановились и посмотрели на него.
- Слышите? – Спросил он, испуганно тараща глаза.
Ахмас прислушался. Он ничего не слышал. Мальчик тоже.
- Собаки! – Сказал Норли.
И действительно – мат затих. Ни звука не доносилось со двора.
- Это невидимки. – Уверенно заявил Ахмас и сделал шаг обратно. – Пошли, поговорим с ними.
Норли колебался. Мальчик сказал, указывая на дверь.
- Может лучше туда?
- Нет, зачем же, - рассудительно произнес Ахмас, изо всех сил пытаясь совладать с голосом, - Мы, ведь, для чего сюда пришли?
Они так и не пришли к какому-то единому мнению, когда дверь из коридора распахнулась и в зал, молча и стремительно, влетел черный пес. А за ним второй и, наверное, третий, но Ахмасу уже некогда было считать их. Он схватился за меч и закрыл собой мальчика.
Норли опять не сплоховал. Явив недюжинную силу, он подхватил длинную скамью и выставил ее перед собой, как щит. Пес уже летел, ощерив клыки. Безумец встретил его скамьей. Крутой собачий лоб врезался в нее, и Норли упал на спину. Пес оказался на нем сверху, но безумец толкнул скамью от себя и сбросил его. На этом, правда, удачные действия и закончились. Край скамьи подшиб Ахмасу ноги, и он рухнул под стол, явственно ощущая беззащитной задницей грозящие ей длинные клыки. Не вспоминая больше о мальчике (в этот момент он желал только спасти свою задницу), он на четвереньках заполз под стол и там развернулся выставив перед собой меч. В голове была только одна мысль – все, доигрались.
ТРАХ!
Словно молния лопнула в пустом гулком зале. И сейчас же раздался жалобный собачий визг. Кто это?
Повернув голову к двери, к которой они стремились, но не дошли, Ахмас увидел в первую очередь высокие коричневые сапоги из дорогой кожи. И еще он увидел пса, что поджавши хвост, устремлялся под противоположный ряд столов. Однако второй пес не замедлил бега.
ТРАХ!
Это был кнут, и Ахмас мог поклясться, что господин в красивых сапогах метил собаке прямо в глаза. Пес яростно взвизгнул и бросился наутек. Третий остановился сам, повернулся боком и обиженно забормотал:
- Что дерешься, так тебя и разэтак!
ТРАХ!
Собаки в беспорядке отступили. Но тут в дверях, громко топоча, появились те, кто их выпустил. Живые мертвецы были одеты, как и господин в красивых сапогах в черные балахоны и широкие черные штаны и вооружены различным оружием. У первого в руках был цеп, у второго – короткая дубинка, третий размахивал позолоченной булавой. Следом с запозданием появились еще двое. Собаки шарахнулись у них из-под ног.
Живой мертвец с кнутом крикнул:
- Стоять! Приказ! Прочь пошли! Пошли прочь! Приказ!
Монахи гуртом остановились и недовольно забормотали. Спаситель в красивых сапогах пригрозил им кнутом. Они сразу попятились, а потом, так же недовольно бормоча, скрылись в коридоре.
К своему стыду, Ахмас обнаружил, что все это время он пролежал под столом, не в силах понять что происходит. Норли тоже валялся, прикрываясь скамьей.
Видимо, это был не простой монах. Только теперь Ахмас смог лицезреть облик живого мертвеца невидимку с близкого расстояния. Лицо оказалось вполне обыкновенным, кожа, правда, была более темной, словно выдубленной, но, вполне возможно, он такой был и раньше. Но еще Ахмас обратил внимание, что черты его лица застыли в одном и том же выражении, отчего лицо напоминало маску из-за своей неподвижности. Живыми оставались только глаза, голубые, широко распахнутые. Живой мертвец смотрел прямо в глаза Ахмасу с выражение внимательно-предупредительного вопроса. Он словно бы говорил: «Что тебе непонятно? Изложи, я слушаю».
Ахмас полез из-под стола. Норли гадливо отшвырнул скамью. Вид у обоих был виноватый. Ахмас встал, отряхнул рукава, разглядывая при этом красивые сапоги живого мертвеца.
- Вы, я так понимаю, здесь что-то вроде… командира? Приказы отдаете….
- Я старший офицер ордена, помощник настоятеля монастыря. – Ответил Живой мертвец.
- Очень хорошо. Вдвойне хорошо. Нам надо поговорить, если вы не против.
- Нет, конечно, давайте поговорим. – Предупредительно заявил Живой мертвец и сделал приглашающий жест.
Они прошли еще одним коридором, поднялись по лестнице на второй этаж и зашли в одну из келий. Из обстановки здесь имели место лишь стол в углу и широкая скамья вдоль противоположной стены, служившая постелью. На столе в данный момент была расстелена карта местности (насколько разглядел Ахмас, она изображала всю Саорию), но карта довольно необычная: поверх рисунка рельефа местности, городов и дорог простиралась сеть каких-то черных, красных и зеленых линий разной толщины. Прямо по центру карты находилось блюдо с обкусанной куриной ногой, а с краю примостилась полупустая глиняная кружка. Еще там пребывал исписанный наполовину листок бумаги, брошенное в спешке перо и чернильница. От пера к чернильнице по Росистой равнине протянулась цепочка черных клякс.
Монах повесил кнут на стену и резво уселся за стол, жестом пригласив гостей располагаться. Ахмас представил себя и спутников и сделал выжидательную паузу.
- О, вы знаете, - Монах слабо всплеснул руками, - Я не помню своего имени. Внутри ордена мы общаемся, используя звания и клички. Имя-то у меня было, но…. После того, что случилось, я его забыл. Я многое забыл, в основном из того, что было до моего приобщения к вере, словно та жизнь была вовсе не моя.
- А что, по-вашему, такое случилось? – Спросил Ахмас.
Монах задумался.
- Я не знаю. – Сказал он, наконец. – Погибло все население, но монахи выжили. Приходили послушники из соседних областей – там то же самое. Почему все погибли, почему мы выжили – никто не знает. И потом… меня это событие коснулось мало, главным образом, потерей памяти, как я уже сказал, но другие послушники и офицеры изменились очень сильно. Они стали фактически неуправляемы. Они по прежнему работают, но делают это исключительно по своему разумению, совершенно бессистемно, как хворые умом рабы, потом все бросают и убегают куда-то, некоторые опять возвращаются, чтобы заняться какой-нибудь видимостью полезного дела. Хозяйство у нас полностью расстроено, и скоро попросту перестанет существовать, это только вопрос времени. И с ними совершенно невозможно разговаривать, они ничего не понимают, кроме одной темы – наказания за грехи; тут на них словно бес нисходит – начинают кричать, грозиться: «разорву, убью», и так далее, ничего понять невозможно. Так что совершенно не представляю, что произошло…. А вы?
- Так вот вы зачем нас спасли. – Сказал мальчик.
Ахмас поглядел на него и ужаснулся. Он вдруг понял, что практически лишенное эмоций лицо Мальчика очень похоже на лицо Живого Мертвеца. Как он этого раньше не понял! Может, Мальчик тоже имеет какое-то отношение к невидимкам? Поэтому и остался жив?
- Что вы имеете в виду? – Вежливо спросил Живой Мертвец.
- Вы хотите разобраться в том, что произошло, и, конечно, живые люди вам должны быть очень интересны.
Живой Мертвец с готовности уставился на Ахмаса. Тот вынужден был отвести глаза.
- Да, вы живы. – С неопределенной интонацией произнес монах. – Это очень странно. Вы откуда пришли?
- Из Златого Лога. – Сказал мальчик. – Город совершенно мертв.
- Я знаю. Так вы мне расскажете, что с вами случилось?
Ахмасу не очень хотелось рассказывать, ему не слишком нравился этот безапелляционный голубой взгляд в упор, из-за которого совершенно невозможно было понять, что Живой Мертвец думает. Но он решил рискнуть. В самом деле, он был согласен с Мальчиком, что сейчас не то время, когда можно придирчиво выбирать себе друзей. Но рассказал он только про Черного всадника, не обмолвившись, ни про Биссимата, ни об их с Норли великой тайне.
- Да он проезжал здесь. – Сказал Живой Мертвец, и впервые отвел взгляд от лиц собеседников, и уставился в свою карту. – Четыре дня назад. Вез что-то в мешке поперек седла, возможно, чей-то труп. – Монах замолчал и стал барабанить пальцами по столу.
Ахмас почувствовал себя неуютно и покосился в сторону Мальчика.
- А ты видел у него этот мешок? – Спросил Норли.
- Да. – Сказал Ахмас, глядя в пол. – Я даже предполагаю, чей это труп. В ту ночь должна была быть казнь. Один мой друг, археолог, который оказался пророком нового бога.
- Так это его бумаги были у тебя в кабинете в большом ящике? – Спросил мальчик. - А я-то думал, чего это наш министр ерунду какую-то сочиняет….
Ахмас нервно задвигался. Взялся за лицо. Потом вскочил, бросился к противоположной стене, но на полпути остановился и гневно уставился на Мальчика.
- Ну, хорошо! – Закричал он. – Ладно, сопляк, ладно! Это я написал донос на него! На своего друга донос написал!!! Но, предупреждаю сразу, я ничего не знал об этих бумагах, если б знал, то я бы так не сделал! – Теперь Ахмас свято верил в свои слова.
- А какая тебе, собственно, разница? – Невозмутимо спросил Мальчик. – Писал он о Новом боге или не писал? Для тебя это что, имеет какое-то значение?
Ахмас шумно выдохнул и опустил голову. Он совершенно не знал, что сказать. Эта маленькая бестия резала его без ножа.
- Хватит, пожалуйста. – Просительно сказал Норли, робко глядя на Мальчика. От этого его прибитого тона Ахмаса еще больше покорежило. Живой Мертвец переводил предупредительно-вопросительный взгляд с одного лица на другое, словно вообще не понимал, в чем сыр-бор. Да он, наверное, действительно не понимал. В конце концов, он – монах-убийца на службе божественного императора. Именно Живой Мертвец прервал зловещее молчание.
- Вы считаете его виновным в этом превращении? – Спросил он. – Но как он мог такое сделать? С помощью чего? Кто он такой?
Ахмас поднял мученический взгляд. Черт с ним со всем! Я уже ничего не хочу знать, и думать больше ни о чем не хочу!!! Я уже достаточно надумал и передумал, черт его дери, старика! Понесла меня нелегкая в это болото! Все! Меня спрашивают – я отвечаю. Я перестал уже хоть что-то понимать и совершенно не могу ничего предсказать. Да и раньше не мог, если вот так получилось! Ладно.
Рассказал Ахмас и про каперов, и про машинку резус.
И тут же подумал: а чего это я так взвинтился? Чего я себя обвинил во всех тяжких? Ну, донос, ну да – ну и что? В этом я виноват, но когда я его писал, я не считал себя виноватым. Мне казалось, что я все делаю правильно. Я хотел как-то затормозить этот неминуемый обвал. Это теперь я себя казню, потому что случилось нечто гораздо хуже обыкновенного обвала, который могут устроить люди. Но виноват ли я в этой катастрофе? Нет. Ни черта не виноват! Свои грешки я как-нибудь замолю, а чужие на меня не вешайте!
Живой Мертвец проявил к сверхцивилизованной природе своих гостей еще меньше интереса, чем Мальчик. Он только предупредил.
- Это очень серьезный противник. У вас какие-нибудь… оружие, я имею в виду есть? Из вашего мира?
- Нет. – Мрачно сказал Ахмас. – Не имеем права. Вернее, не то, чтобы не имеем, - он поглядел на Норли, - Достать то его можно, если захотеть, но….
- Нет, ты прав. – Сказал Норли. – Именно не имеем права. Там у себя – сколько угодно, а здесь – не мы хозяева, и не нам тут по своим правилам играть.
- Погоди, где это – здесь? – Спросил Мальчик, тыча пальцем в окном. – Вот на этом пепелище?
- Да. – С неожиданной твердостью заявил Норли. – Дело не в пепелище, а в нас. МЫ не должны нарушать правил, даже если кто-то другой их нарушил. Мы не в ответе за все то, что нас не касается, но за себя мы в ответе. Верно, Ахмас.
- Да. – Мрачно пробормотал Ахмас, глядя в землю. Норли, сам того не зная, ударил его еще раз в больное место. В ответе ли был он, Ахмас, за несчастного Биссимата? А за неминуемый прогресс науки?
- Если вы не возражаете, я пойду с вами. – Предложил Живой Мертвец. – Я не слишком надеюсь, что возможно будет что-то вернуть, то есть, кого-то воскресить. Померли-то все по-настоящему, как люди. Но, хотя бы, выяснить все, к ответу призвать. Да и что нам вообще тут делать, кроме этого? А вам – и тем более.
Норли с Ахмасом не нашлись с ответом.
- Это ты хорошо придумал. – Сказал Мальчик. – После войны все гимны складывают, после очень большой войны все обиженно на судьбу ропщут, некоторые даже думать начинают…. Гибель орды разрешилась легко, однако здание мира едва изменилось…. А нам теперь действительно делать нечего. Все уже сделано….
Живой Мертвец начал расставлять принадлежности на столе.
- Отобедаем у меня, а потом сразу пойдем. – Сказал он. - В любом случае, где-то он остановится. Там мы его и найдем. А гнаться за ним, я думаю, все равно бесполезно.
- Так лошадей у вас нет? – Спросил Мальчик.
- Нет. – Сказал Живой Мертвец. – Кони все разбежались. То ли они умнее прочих, то ли просто желания у них другие, но у нас остались только куры и свиньи.
После обеда Норли первый выскочил из-за стола. Остальные вышли следом.
- У вас хорошая карта. – Сказал Ахмас Живому Мертвецу. – Только какая-то странная.
- Это карта с подземными слухами. – Ответил Живой Мертвец. – Говорят, есть такие тоннели под землей прорытые специально обученными чудовищами. По этим слухам, якобы, шла музыка. Но точно никто ничего не знает, даже на нашем уровне.
- Ерунда. – Сказал Мальчик, глядя в небо. – Даже если и есть какие-то тоннели, к музыке они все равно не имеют никакого отношения. Разве что, как удобное, логичное на вид объяснение, которое необходимо, дабы не задавались лишние вопросы. С этой музыкой, наверняка, такая гадость была, что просто думать неохота.
- А ты не думай. – Сказал Ахмас. – Какое нам вообще дело до музыки.
- Неужели тебе не интересно? – Спросил Мальчик. – Это тебе-то, цивилизованному человеку. Или ты просто знаешь?
- Нет. – Ахмас медленно покачал головой. – Я не знаю. И мне интересно, но не до такой степени. Мне кажется, что объяснение очень простое, как всегда бывает – вопреки зловещим ожиданиям. Но у нас есть вопросы поважнее.
За углом вдруг раздался крайне неприятный сварливый старушечий голос и одновременно злобно закричал Норли.
- Куда прешь дура! Глазами-то морк-морк сделай!
Сварливый старушечий голос что-то отвечал.
- Сама ж… подбери! – Завопил безумец. - У меня-то все нормально, а вот тебе и отрывать ничего не надо, сами вываливаются!
Ахмас глянул за угол. Там Норли в крайне возбужденной позе объяснял что-то недовольной пестрой курице, которая и вещала тем самым неприятным старушечьим голосом. Курица была очень сердита и топорщила перья.
- Норли! – Укоризненно позвал Ахмас.
- Пух у нее, видите ли, лезет! – Кричал безумец. – А ты знаешь, в каком виде я курятину люблю?!
Курица взмахнула крыльями и сделала агрессивное клювательное движение. Норли отпрыгнул.
- Щас как накормлю по заднице! – Завопил он. – Гусыня неощипанная!
- Норли, прекрати немедленно!
Безумец замахнулся сапогом. Курица уже совершенно неразборчиво закудахтала и бросилась наутек.
- Ты уверен, что это было оскорбление, – спросил Мальчик, когда Норли приблизился к ним, – А не комплимент?
Развоевавшийся безумец выглядел очень внушительно: грудь колесом, глаза горят, ноздри раздуваются, как у боевого коня-берсеркера.
- Идиотка! – Воинственно заявил он. – Если бы вы меня не остановили, я бы с ней разделался!
- Кстати, - Ахмас повернулся к Живому Мертвецу, - Если уж мы решили идти вместе, может, нам взять с собой курятины?
- Да, конечно. – С готовностью отозвался Живой Мертвец. – Я забью парочку. – Он двинулся по направлению к сараю, потом оглянулся. – И поросенка, может быть?
- Да, было бы здорово.
Живой мертвец скрылся. Ахмас сотоварищи стоял посреди двора и оглядывался. Вокруг проистекала на вид обычная монастырская жизнь. Невидимки вовсю трудились по хозяйству: один колол дрова, другой загонял кур в сарай, третий тащил куда-то небольшой, но очень тяжелый бочонок. Усмиренные псы равнодушно глядели из клетки, вывалив красные языки. Только одному все еще чего-то не нравилось, и он время от времени посылал гостей по матери.
- Даже как-то, - пробормотал Ахмас, - Не знаю…. Они ведь говорить умеют, думают чего-то…. – Он переглянулся с Мальчиком и Норли.
- А может, они и раньше думали, просто мы не знали? – Предположил Мальчик.
- Да, скотоводам теперь беда. – Протянул безумец. – Представляешь, хочешь ты подоить корову, а она тебе: «Это для моего ребеночка, да?».
- Нет, бросьте! – Ахмас поднял руку. – Я не прав, ерунду горожу. Виноват. Какое нам, в конце концов, дело? Я же первый на курятину и накинусь.
- И я в вегетарианцы записываться не собираюсь. – Заявил Норли.
Из сарая появился Живой Мертвец, который тащил разом три бездыханных тела, как и обещал. Собаки, как один повернулись к нему, даже тот, что ругался, замолчал. Ахмасу показалось, что они с понятной тоской и робостью смотрят на мертвые тушки своих собратьев по животному царству.
Рядом с Норли неожиданно и бесшумно возник монах-невидимка в подобострастной позе с робко сложенными перед грудью руками. Норли недовольно поглядел на него. Монах мелкими шажками придвинулся и искательно улыбнулся. Норли попятился и испуганно-грозно спросил.
- Чего надо?
- Принесешь критерий безумия? – Спросил монах. – Император очень просил. Очень.
Норли сильно побледнел и слабо омахнулся рукой.
- Иди, работай! – Прикрикнул на просителя Ахмас. – Чего пристал!
Монах поглядел на него, глаза его вдруг округлились, и он запричитал.
- Виноват! Простите! Простите! Обознался, - поклонился он Норли, - Виноват! – В том же полусогбенном состоянии он задом ретировался за угол дома.
- Вот. – Всхлипывающим голосом запричитал Норли. – Опять! И чего я им дался? Уже второй раз пристают. Какого императора-то?! Нет, ведь, уже никакого императора! Эх, несчастье!
- Да они, может, у всех теперь интересуются критерием безумия. – Попытался успокоить его Ахмас. – Бедняги.
- Нет, скорее всего. – Непонятно произнес Мальчик и переглянулся с Норли.
Тот поспешно отвернулся.
Глава 8
Безумец шел первым и первым услышал этот совершенно неуместный звук. Он сразу же остановился и пошел дальше вместе со всеми, стараясь схорониться за доблестной ахмасовской спиной. Живой мертвец нес Мальчика на закорках и замыкал ряд.
- Откуда это может быть? – Возбужденно-испуганно спрашивал безумец. Ахмас не отвечал, он рассчитывал вскоре выяснить это и только ускорял шаг.
Миновав поворот, они увидали, наконец, источник звуков. Впереди медленной, словно заторможенной, танцующей походкой шел паяц, затянутый в блеклое от времени и дождей разноцветное трико и, прижав к губам флейту, извлекал на свет простую, но наполненную светлой печалью мелодию. Он не слышал шагов позади, и продолжал играть. А преследователи, несколько растерявшись, снизили темп, и некоторое время просто шли следом, слушая музыку, которая бальзамом ложилась на их израненные сердца. Норли всхлипнул.
- Эй! – Оглушительно крикнул Мальчик, и Ахмас устремился вперед.
Паяц никак не отреагировал на громкий внезапный крик сзади. Приближаясь и не скрывая шагов, Ахмас терялся в неприятных догадках. Он уже хотел ухватить за тощее синее плечо, когда Мальчик, по-прежнему оглушительно крикнул:
- Он глухой!
Ахмас ухватил за плечо. Паяц перестал играть и посмотрел на министра. Рот его был приоткрыт, а в неподвижных глазах застыл, видимо давно и надолго, один огромный немой вопрос. Он действительно ничего не слышал или не понимал обращенных к нему слов. На все попытки Ахмаса он отвечал тем же глупым застывшим взглядом. Потом министр заметил, что паяц худ и бледен и, наверное, давно ничего не ел…. А просто шел по дороге и наигрывал на флейте…. Сжав зубы в приступе неуместной жалости, Ахмас предложил сделать привал, тем более что уже вечер.
Паяца отвели к разгорающемуся костру и усадили на землю между Ахмасом и сердобольным безумцем, который сразу принялся потчевать нового соседа. Беседы так и не получилось. Музыкант жадно ел, обсасывал пальцы и временами вопросительно взглядывал на, сидящего напротив, седого мальчика.
Когда с кормлением было покончено, Ахмас предложил.
- Надо как-то объясниться с ним. Давай, парень, ты у нас самый толковый.
- По-моему, он просто идиот. – Предположил Норли.
- Нет. – Сказал Мальчик.
Начертанные на листе бумаги, припасенной Мальчиком из запасов министра, слова не возымели никакого отклика.
- Так. Читать он тоже не умеет. – С неудовольствием констатировал Мальчик и встал.
Едва он встал и томящимся взором устремился далеко-далеко, туда, где взволнованным океаном кипит сложное и многозначащее действо, где события обгоняют друг друга, и схлестываются подобно волнам двух встречных потоков, где все это было когда-то, а теперь только мыши бегают по серым развалинам, как певец ожил. Он напружинился и подался вперед, поедая Мальчика жаждущими глазами. И Мальчик выдал. Сначала танец был быстр и даже стремителен. Мальчика закружило как сухую травинку, брошенную в мелкий ручеек. И каждое его движение было полно смысла, и певец понимал - какого. Он понимал все от начала и до конца, хотя Ахмас, например, мог бы лишь с натужным раздумьем предположить, что речь идет о веселье, полноте, дружбе, счастье, а потом….
Потом танец оборвался, как обрывается веревка, удерживающая нож гильотины. И все стало по-другому. Совсем по-другому, так что Ахмасу даже стало немного жутко, словно он поднялся в высоту и охватил оттуда одним широким взглядом, все что осталось и все свои метания между брошенных и не нужных никому отныне игрушек взрослого мира. Именно это было жутко: то, что воспринималось когда-то тщательно продуманным и непреложно необходимым для существования оказалось лишь обыкновенной хрупкой и простенькой игрушкой, в которую играть пристало разве что полным кретинам, не умеющим отличить яблока от дерьма.
Но вот Мальчик снова поднялся и Ахмас понял, что танец еще не закончился. Он посмотрел на безумца и испытал шок. Во взгляде Норли, прикованном к сыну было столько боли, не показалось бы странным, разорвись сейчас Норли на куски. Ахмас не понимал, что убивает его безумного спутника, но это что-то, скорее всего, было связано как с его безумием, так и с ранней сединой мальчика. Ох, зря он это затеял, подумал Ахмас, снова повернувшись к танцору. А сквозь скирды сжатых голов и засохших обескровленных сердец мчался на великолепном, едва не огнедышащем, коне Черный Всадник. Искры летели из-под копыт, а взгляд его был пуст и лишь клубился там густой туман, и милосердный, вычисленным Биссиматом по своим проявлениям, бог не давал увидеть, что там – в тумане.
А Мальчик уже снова стоял и направлял свой длинный тонкий палец как копье в грудь гостю. И гость не замедлил с ответом. Он энергично задвигался, не вставая с земли, руки и плечи его изобразили, казалось, целый оркестр, да, наверное, именно так и было. Сначала немой паяц истомленно пилил на виолончели, потом перебирал струны арфы, вот он азартно дудит в тромбон, а под конец величественно грянул по клавишам фортепиано, спина его при этом гордо изогнулась, взгляд устремилась ввысь, как у терзаемого великой пыткою, но не сломленного глашатая истины. Что все это означало, Ахмас совершенно не понял, как, впрочем, скорее всего, и все остальные, но под конец дударь выразился вполне ясно и лаконично. Он показал шесть пальцев, а потом пожал плечами, уже с вполне обыкновенным лицом.
- Он увеличивает отрыв. – Сказал Мальчик, не столько садясь, сколько падая, на свое место. Он задыхался.
Но Ахмаса уже не интересовало, увеличивает там отрыв Черный или не очень – Норли напряженно сидел, уткнув лицо в колени и закрывшись руками, и тихонько выл. Ахмас тронул его за плечо. Вой стал немного громче. Ахмас не очень хорошо представлял себе, что тут нужно делать, а если быть честным, он боялся обнять безумца, не зная, к чему это может привести (он кинется и исцарапает тебе все лицо). Ахмас посмотрел на Мальчика. Мальчик разглядывал свои ногти. Его окаменевшие черты размягчились, видно было, что он задет, корит себя, но ведь он не предполагал ничего подобного. Ахмас посмотрел на Живого Мертвеца. Вот мимо кого все это прошло не оставив совершенно никаких следов. Живой Мертвец вопросительно смотрел на Ахмаса. Потом он встал, обошел министра и, севши рядом с Норли, обнял его. Просто и гениально. Безумец привалился к нему и зарыдал, разом утратив свою напряженность растянутого до предела лука. Это не были скупые мужские слезы, яростно стираемые костлявым кулаком. Норли ревел, как маленький ребенок, самозабвенно, неудобно скрючившись, распустив рот багровым квадратом и зажмурив глаза, не желая, не желая, НЕ ЖЕЛАЯ, ничего видеть вокруг. Его могучее тело словно усохло, целиком оказавшись в объятиях Живого Мертвеца, хотя тот значительно уступал безумцу в стати.
- Зря ты это затеял. – Тихо сказал Ахмас. Мальчик не ответил.
Ахмас оглянулся на паяца и с удивлением обнаружил лишь пустое место.
- Он ушел. – Спокойно сказал Мальчик.
Ахмас зло посмотрел на него, но ничем не проявил своих чувств. Чего он собственно хотел от музыканта? А тут еще Норли всех отвлек….
Безумец почти успокоился. То, что искало выхода, нашло его и вылетело одним вздохом. Норли теперь только слабо всхлипывал, привалившись к Живому Мертвецу, как с собственной матери. Ахмас стоял, решая, что делать.
- Странно, как-то. Почему он выжил? Кто он такой? Но я его с собой не возьму!
Норли как раз затих, и издалека, оттуда, куда сворачивала дорога, донеслось еле слышное пение флейты.
- О чем эта песня? – Спросил Ахмас. Он предполагал – о чем.
- О светлом будущем. – Спокойно, ответил Мальчик, и это было совсем не то, что предполагал министр.
- Еще один безумец? – Поинтересовался Живой Мертвец.
- Возможно. – С неожиданной злобой ответил Мальчик. – Но в таком случае мы все – не более чем его галлюцинация.
- Прости меня. – Неожиданно прошептал трясущимися губами Норли. – Прости меня!
- Заткни его. – Спокойно сказал Мальчик.
Ахмас дал безумцу по губам. Потому что он больше не мог, и он не стал бы возражать против предположения, что ему уже давно хотел это сделать. Рядом с ним я тоже схожу с ума, подумал он.
Живой мертвец деликатно уложил еле-еле всхлипывающего безумца на землю и любовно укрыл с головой. Безумец всегда спал, укрывшись с головой. И хотя он никогда не оставался на дежурстве, утром его все равно невозможно было добудиться.
- Ложитесь спать. – Предложил Ахмас. Он полагал, что сам не сможет так быстро уснуть, а потому предложил разбудить Мертвеца в полночь. Вот уж кто спал как колода, независимо от того, что пережил днем.
Глава 9
Ахмас перевернулся на живот и с неистовой силою зажмурился. Потом выпростал руку из-под плаща и утер лоб. Лоб был мокрый. Что со мной такое? – подумал он. Уже под утро, а я ни в одном глазу. Он перевернулся на другой бок. Потом обратно. Что-то гнало от него сон, как опахало верного раба гонит муху. Что сказал тогда Мальчик? И какого черта! Почему я уже полночи об этом думаю, как о сокровищах, о которых я забыл, где именно их зарыл. Это же бред! Возможно. Ахмас сел и обхватил колени. Живой Мертвец, который стоял на часах, поглядел на него без интереса и снова стал смотреть в сторону близкого леса. Возможно. Норли сказал, что ему все равно – безумен он или нет, ему не все равно то, что он считает правильным сделать. А я, вот, только об этом и думаю, словно от того, что я это окончательно выясню, что-то изменится. Ахмас с тоской оглядел небо. Это бред, снова подумал он, словно убеждая самого себя. Ни одна машинка резус на это не способна, в конце концов, она, всего лишь, тоже один из тех самых обыкновенных железных ящиков. Что она может знать? Ахмас отбросил плащ, пододвинулся к погасшему костру и подбросил веток.
- Давай я разожгу. – Предложил Живой Мертвец.
Ахмас отбросил ветки, встал и сделал часовому знак. Они отошли на некоторое расстояние, чтобы не разбудить спящих.
- Горло Змеи. – Сказал Ахмас. – Это ведь город на северной границе Имской области?
- Да. Это рабочий поселок. Там сталелитейная мануфактура. Она расположена на берегу озера Имс.
- Что еще ты про него знаешь?
Живой Мертвец задумался.
- Ничего. Кроме того, пожалуй, что там делают оружие по государственным заказам. То есть, в смысле – делали.
Ахмас потупился. Некоторое время Живой Мертвец думал. Потом он сказал.
- Еще рядом с поселком, на западном берегу озера, есть тайная штаб-квартира нашего ордена.
Ахмас впился в него взглядом.
- В нашей области?!
- Да. Тайная. Вообще тайных штаб-квартир несколько, но я знаю только ту, что в Имской области. Кстати, не далее, как за три дня до превращения туда приезжал глава ордена, верховный магистр. Превращение застало его, скорее всего, именно там. А почему ты вспомнил об этом поселке?
- «Горло Змеи». Так сказал Мальчик.
- Что он имел в виду?
- Я не знаю, что он имел в виду! – С раздражение произнес Ахмас и снова утер мокрый лоб. Рука его дрожала. – Он сказал: «Гибель орды разрешилась легко, однако здание мира едва изменилось». Читай по первым буквам.
- Ты считаешь, кто-то говорил через него?
- Я ничего не считаю! – Ахмас прижал руки к груди. – Я похож на человека, который может что-то объяснить?! Я попросту боюсь, что с ума схожу! Вот, ты скажи мне, пожалуйста, что я только что придумал? А? Что это такое?! Я, ведь, уснуть не могу из-за этого! Это бред?!
Живой Мертвец с предупредительным интересом смотрел на него. Ахмас вдруг подумал, что его взгляд совершенно лишен мысли. Однако, ответ монаха вовсе не был лишен смысла.
- Я думаю, это не корректный вопрос. Если ты сошел с ума, то тогда такой я?
- Я тебя не понимаю. – Пробормотал Ахмас, со страхом глядя в непроницаемые голубые глаза.
- Просто мне придется предположить, что я – порождение чьего-то безумия. Ну, и что? Это не помешает мне искать правду, как бы смешно не было тому, кто это придумал. Если это вообще смешно.
- Ты считаешь, нам надо туда идти?
- Я не буду решать за тебя. Ты - главный.
- Хорошо. – Пробормотал Ахмас, направляясь обратно к костру. – Да, конечно….
Утром Ахмас объявил о том, что они пойдут немного в другую сторону. Мальчик воспринял сообщение совершенно равнодушно, но Норли, почему-то, запротестовал.
- Черный Всадник ушел этой дорогой! - Возмутился он. – Мы должны идти по его следам!
- Нам все равно его не догнать. – Объяснил Живой Мертвец.
- Верно, - согласился Мальчик, - Если уж у него такой верный конь. Нам-то разве что на свиней взгромоздиться, или Норли в телегу запрячь.
- Так. – Ахмас поднял руку. – Мы идем в Горло Змеи. Я не знаю, что из этого выйдет, я вообще ничего не понимаю, но…. – Он запнулся.
- У Ахмаса было видение. – Объяснил Живой Мертвец.
- Да не было никакого видения! – Возмутился Ахмас.
- Ну, голос свыше.
- И голоса никакого не было!
- Я просто объясняю Норли….
- Норли не идиот, чтобы ему надо было что-то объяснять таким образом. Не надо ничего никому объяснять. По крайней мере – делать это раньше времени. Я боюсь, что в этом поселке мы не найдем ничего особенного. Я готов идти туда только потому, что преследование Черного кажется мне совершенно безнадежным делом. Он может схорониться где угодно и мы никогда его не найдем. Так что этот возможный шанс, который нам дает кто-то, непонятно кто, даже пусть, если это будет всего лишь мое больное воображение,… но ведь и больное воображение может указать верный путь! И стоит ли сразу отказываться от его услуг?
Ахмас с надеждой оглядел команду. Наверное, он ожидал слов поддержки, или попытки его успокоить, но не получил ни того, ни другого. Живой Мертвец преданно смотрел, готовый по приказанию больного воображения Ахмаса лезть на елку за грибами, Мальчик равнодушно ковырял в зубах, Норли хмуро пялился в костер.
- Ну-с, – Ахмас суетливо стал мять себе пальцы, - Тогда пошли. Мальчик, скажешь, когда устанешь, мы тебя понесем.
- Это аптека. – Заявил Норли. – Давайте заглянем, а то у меня почти ничего нет. Мало ли что случится. Бинту, хотя бы, взять.
Ахмас согласился. Они вошли в весело отделанное зданьице с красочной вывеской, от которой, правда, был отбит угол и Норли основательно там закопался. Аптека оказалась богатой, но все было в каком-то непонятном беспорядке. Откуда бы здесь мог взяться беспорядок? Словно кто-то бродил тут между прилавками и рылся неуклюжими лапами, сам толком не зная, чего ищет, а может, кто-то спасался бегством, хватая самое ценное, а остальное бросая на полу.
Ахмас, как ему казалось, уже полчаса стоял у двери и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а охваченный энтузиазмом безумец все бродил где-то в недрах, двигал что-то, звенел и бормотал непонятные термины. Ахмас в четвертый раз грозно приказал:
- Все, пошли.
Норли в четвертый же раз согласился и тут же вновь погрузился в свою неразведанную сокровищницу. Ахмас не выдержал и обратился за помощью к Живому Мертвецу. Тот, ни слова не говоря, надвинулся на безумца, взял одной рукой из его рук брякающий склянками мешок, другой – бутыль, которую Норли в данный момент изучал, сунул бутыль в мешок и пошел к двери. Норли, все еще бормоча, хлопая себя по карманам, и шаря по сторонам пустым взглядом, пошел следом. Ахмас радостно распахнул дверь и вышел в проясневший к вечеру день. На ступенях крыльца его уже ждал с острым кинжалом наготове не любящий лишних телодвижений мертвец-невидимка. Если бы Ахмас был один, его бы скрутили, прижали чистое с синим отливом лезвие к горлу и жадно провозгласили:
- Воруешь, воруешь!
Но теперь Ахмас был не один. Он и охнуть не успел, как оказался на полу в помещении аптеки, причем с задранными до потолка ногами. С пушечным грохотом захлопнулась дверь. В следующий миг Живой Мертвец вновь распахнул дверь и стремительно прыгнул на блюстителя порядка, который был уже без кинжала и с отбитыми пальцами правой руки. Они вдвоем скатились с крыльца, причем Живой Мертвец оказался сверху. Он победно выкручивал невидимке руку и тыкал его лицом в грязную мостовую.
- Еще вопросы?
- Воруете же….
Некоторое время – на ускоренную экзекуцию; сверху – негодующее сопение, снизу - болезненное кряхтение и вскрики.
- Еще вопросы?
- Воруете ведь, как же так….
- А чтоб тебя…. – Усилить воздействие. Теперь в дополнении к кряхтению и вскрикам мелко засучили и заскребли по булыжникам, обтянутые кожаными чулками, ноги.
Это продолжалось довольно долго. Наконец, Ахмас сказал:
- Ладно, хватит. Отпусти его.
Живому Мертвецу и так пришлось отпустить, потому что невидимка не желал ничего понимать, несмотря ни на какие воздействия. Он знай твердил про то что воруют, мол, и да что же это такое! Поднявшись с земли, он оказался довольно сильно скособочен и помят, но отнюдь не сломлен, хотя и опасался очень Живого Мертвеца, который не спускал с него глаз. Однако покидать место своего поражения он совершенно не собирался, и вообще, похоже, знать не знал об этом поражении. Он глядел на Ахмаса алчными нехорошими глазами. Тогда Ахмас бросил ему бутыль темного стекла, содержащую в себе приятный для тела, позаимствованный на полочке в аптеке, бальзам, который министр и сам любил добавить в чашечку черного кофе вечерком. Ловко ухватив бальзам одной левой рукой, и удовлетворенно пробормотав: «Вот, это как раз то, что нужно!», – Блюститель порядка удалился быстрым аллюром, имевшим расположение где-то между скорым шагом и рысью, вдоль улицы, а затем, хищно пригнувшись и выставив вперед острый подбородок, нырнул за угол.
Все в молчании наблюдали за его исходом. Всем (Ахмасу уж точно) пришла в голову мысль о том, что они видят перед собой настоящего хозяина. Когда хозяин пропал из виду, Ахмас тяжело вздохнул. Живой Мертвец в некотором затруднении облизывал губы. Наконец, он вопросительно поглядел на Ахмаса, и тот спросил у безумца.
- Бинт взял?
Безумец важно похлопал по отяжелевшей суме.
- Половину выброси и пошли. – Приказал Ахмас.
Все дружно сошли с крыльца, один безумец остался в нерешенном положении. Он не знал, что ему делать: стоит ли слушаться приказания, и как его слушаться, когда вот все уже понеслись в путь. Наконец, когда расстояние до друзей опасно увеличилось, он сбежал со ступеней, догнал отряд и принялся рыться в сумке на ходу, время от времени рассыпая вокруг лишние аптекарские причиндалы (ровно половину).
Здесь в пойме реки, которая севернее впадала в озеро Имс дорога шла по болоту, которое казалось еще более хмурым и неприветливым вследствие серого клочкастого неба, с которого бездушно моросил паскудный дождичёк. Извилистые лужи коричневой рябой воды протянулись справа и слева. Дорога шла по череде холмов, с вершин которых проглядывалась впереди свинцовая плешь далекой озерной массы. Живой Мертвец сказал, что с дороги где-то здесь надо свернуть направо, чтобы добраться до тайной укрепленной обители невидимок, но где именно сворачивать он не знал, а шагать по нехоженому месту было попросту опасно.
Они спустились в очередную седловину между холмами, так что плешивая макушка переднего закрыла даль, когда в пегой щетине, которую срамно было назвать травой, слева от дороги неожиданно заревело обезумевшим рогатым бизоном. Ахмас, который в этот момент придирчиво разглядывал местность справа, тщась углядеть что-нибудь вроде тропки через топь, оступился и едва не нырнул в грязь. Норли подпрыгнул, и отчаянно зашарил руками по себе, пытаясь обнаружить орудие, подходящее для защиты собственной жизни. Живой Мертвец поспешно сбросил Мальчика с закорок и принял боевую стойку. Никто не мог ничего понять. В траве совершенно никого не было.
- Змея! Змея! – Зашептал в тревоге безумец.
- Заткнись! – Прикрикнул Ахмас, тоже, однако, шепотом.
Они попятились назад, когда рев возобновился да пуще прежнего. Казалось, голосит целое стадо во главе с матерым видавшим всякие виды, а не только четырех дрожащих замухрышек, богатырем.
Вдруг из травы слева, по-прежнему издавая этот жуткий звук, юрко выскочила и заспешила через дорогу едва заметная в грязи мышь-полевка. Едва ее вообще успели разглядеть, как она скрылась в траве на правой обочине. Трубный рев смолк.
Норли смотрел выпученными глазами.
- Кошмар какой-то! – Пробормотал Ахмас, утирая лоб дрожащей рукой. – Ужас!
Живой Мертвец, ловко шевеля перстами, сотворял молитву.
- Ну, что? – Нетерпеливо спросил Мальчик. – Может быть, пойдем?
- Да. – Забормотал Ахмас. – Да. Уж лучше пойдемте.
Они чуть ли не бегом устремились вперед, боясь услышать позади очередной раскат гласа, перебежавшей им дорогу судьбы.
Позади остался еще один холм, когда Живой Мертвец остановился.
- А, ну да, конечно. – Удовлетворенно заявил он и уверенно направился к крошечному, поросшему измочаленной травкой бугорку.
- Помогайте! – Вонзив пальцы в землю, он приподнял пласт травы, как матрас.
Норли и Ахмас вцепились рядом.
- Вот она. – Сказал Живой Мертвец и гулко постучал по деревянному борту.
Это действительно оказалась лодка, утлая крохотная плоскодонка.
- Нужно плыть вдоль этой заводи. – Сказал Живой Мертвец. – Вон там впереди островок – наверное, туда.
Лодку плюхнули в воду и, погрузившись, неловко отчалили от берега. Норли послушно сел на весла. Живой Мертвец глядел вперед и командовал. Остров, к которому они направлялись, оказался довольно большим, его густо заселили дебелые березы и осины. До него оставалась около половины пути, когда в днище лодки что-то глухо стукнуло. Потом еще раз. Потом еще.
- Да кто там, в конце концов! – Недовольно провозгласил Ахмас, глядя через борт.
Из воды высунулась бельмастая усатая морда и заявила.
- Это я! Я к вам хочу!
- Уйди!!! – Завопил Норли и, замахнувшись веслом, съездил Ахмасу по лбу.
Министр повалился на дно лодки. Сом нырнул в воду задолго до того, как безумец плюхнул туда веслом.
- Чтоб тебя! – Высказался Норли. – Но если он еще раз полезет, ему несдобровать!
- Мне кажется, - осторожно произнес Мальчик, выдвигая голову из плеч, - Лучше отобрать у Норли весла, иначе мы в полном составе до цели не доберемся.
Дальше двинулись, удвоив осторожность и кося предупредительным взором в сторону безумца при каждом неожиданном шорохе. Но доплыть без приключений все равно не удалось.
Из чахлой осоки справа ударил фонтан воды, а следом гулко засипело и захрипело. Не заставив себя ждать, оттуда выдвинулась и закачалась высоко над водной гладью уродливая архизубастая образина, способная проглотить Норли одним голодным движением. На лодочников уставились блеклые зеленоватые глазки, в которых не было и тени какого-либо соображения.
- Что это? – Нехорошим голосом спросил безумец.
- Это страж. – Спокойно объяснил Живой Мертвец. – Мы вошли в запрещенную зону. Не переживайте, сейчас он, наверное, не опасен.
- Почему? – Вяло спросил Ахмас. Он глядел на образину одним глазом, прижимая ко лбу влажную тряпицу.
- После превращения, он, скорее всего, забыл свои прежние обязанности. – Объяснил Живой Мертвец.
Страж приоткрыл и захлопнул пасть, потому повернул голову и поглядел на гостей одним глазом.
- А в чем состояли его прежние обязанности? – С интересом спросил Мальчик.
- Топить и пожирать всех в пределах запрещенной зоны. – Объяснил Живой Мертвец. – Чтобы проплыть мимо него, нужен был пропуск, я имею в виду – звуковой код, свист, там или песенка….
- Норли. – С подозрительным равнодушием сказал Ахмас. – Ты греби, что ли, давай.
Покрытый испариной безумец принялся одержимо грести, так что лодка закачалась, как на волнах, и принялась рыскать носом.
- Правее. – Послушно подсказывал Живой Мертвец. – Левее.
Позади раздался громкий всплеск – это нырнул страж.
- Я же говорил, все будет хорошо. – Радостно заявил безумец, хотя ничего подобного он вовсе не говорил.
- Он под нами. – Предупредил мальчик, глядя в воду.
Все замерли, только Ахмас опустил тряпочку в воду – смочить.
- Нет, уплыл. – Доложил Мальчик.
- Полный кретин. – Пренебрежительно заявил Норли. – Что с него взять? Он, наверное, и говорить-то не умеет.
Берег приблизился.
- Что-то я не пойму, - Неуверенно произнес Живой Мертвец, - Трупы, какие-то плавают. Монахи ведь все выжили, тогда это – кто?
- Где? – Всполошился Норли.
- Вон. И вон еще.
- Может лучше повернуть? – Предупредил Мальчик.
- И на берегу вон один лежит. – Доложил Живой Мертвец.
- Нет уж. – Заявил Ахмас. – Никуда поворачивать не будем. Причаливай вон там, Норли.
- Надо поглядеть, что с ним. – Сказал Ахмас, выбираясь следом за Живым Мертвецом на берег.
Живой Мертвец поднял с земли какую-то темную склянку и уставился в нее непонимающими глазами. Потом отбросил в сторону. Вообще вокруг валялись целые кучи бутылок, банок, пакетов, причем все, скорее всего, имели медицинское назначение, что подтвердил Мальчик, который сразу же занялся инспекцией этих отбросов.
Ахмас склонился над мертвецом. Монах находился в полусидячем положении, привалившись затылком к стволу березы.
- Мне это не нравится. – Пробубнил министр и поспешно огляделся.
- Что? – Спросил Живой Мертвец.
- У него несколько глубоких ранений холодным оружием, ножом или саблей, посмотри сам.
Живой Мертвец посмотрел. Норли тоже подошел и заглянул через их плечи.
- Да его просто изрубили на куски! – Выдохнул он.
- Может, он что-то украл? – Предположил Мальчик.
- Нет. – Сказал Ахмас. – Невидимки наказывают других, а сами не крадут, хотя… почему бы и нет, собственно говоря. – Он пожал плечами.
- Его убил мастер. – Доложил Живой Мертвец, который опустился перед трупом на колени и внимательно осматривал раны. – Он сопротивлялся, но не смог даже коснуться противника.
- Откуда знаешь? – Спросил Норли.
- На его клинке нет крови. – Живой Мертвец продемонстрировал друзьям длинный кинжал, который труп сжимал закоченевшими пальцами.
- Что будем делать? – Спросил Мальчик.
Ахмас поднял с земли жестяную банку с остатками заплесневевшей мази и повертел ее в руках, потом огляделся вокруг, вздохнул и бросил находку.
- Замок, кажется в той стороне? – Спросил он Живого Мертвеца.
- Да. Только я пойду первым. Тут могут быть капканы, ловушки и прочее. Идите строго за мной!
- Хорошо, хорошо, - согласился Ахмас, - Иди за ним, Норли. Парень не отставай. Я пойду последним.
Тропа был утоптана и хорошо заметна. По ней явно ходили совсем недавно. Они прошли совсем недалеко, когда Живой Мертвец остановился.
- Стойте. – Предупредил он и потащил из перевязи кинжал. – Так. Сейчас. – Он метнул оружие в ствол ближайшего дерева.
Кинжал перебил туго натянутую веревку, которую Ахмас не заметил, и сейчас же с земли взвилась под небеса крепкая обширная сеть, которая могла спеленать их всех четверых, пройди они чуть дальше.
- И зачем это надо?! – Возмутился Норли. – Там же стражи!
- Ну, стражи всего лишь безмозглые звери, сам говорил. Мало ли, может, он сытый будет или заболеет…. - Объяснил Ахмас. – Теперь можно идти?
- Да. – Живой Мертвец забрал кинжал и двинулся вперед.
Но он не прошел и двадцати шагов, как снова остановился. Теперь он разглядывал завал из ветвей справа от тропы. Остальные опасливо выстроились сзади.
- А, вот в чем дело! – Монах принялся быстро разгребать завал.
Под ним обнаружился сбитый из трех длинных досок настил. Живой Мертвец поднял его и расположил на тропе впереди себя.
- Идти только по нему. – Предупредил он. – Впереди ловчая яма.
Он двинулся по хлипкому мостику.
- Час от часу не легче. – Пробормотал Ахмас, шагая следом. – Кто же все-таки тут ходит?
- Монахи, конечно. – Ответил Мальчик. – Раз тут их цитадель, почему бы им тут не ходить?
- И банки медицинские везде валяются. – Пробормотал Норли. – Я вообще ничего не понимаю. Кого тут лечат? Слушай,… Живой Мертвец, а вы, вообще, теперь болеете?
- Да бывает, хотя редко, как и раньше.
- Я поглядел на этикетки, - доложил Мальчик, - Так там все подряд: от пневмонии, от поноса, от суставов, свечи какие-то…. Может, тут госпиталь? Ты ничего не слышал?
- Нет. Да и откуда я мог что-то слышать? – Ответил Живой Мертвец. – Они же ничего не говорят, мне кажется, что они стали глупее многих зверей.
- Кто – они? – Спросил Мальчик.
- Ну, монахи.
- Ты просто странно как-то говоришь. Почему – не мы?
- Ну, я, ведь, не такой, как они.
- Парень, - Недовольно позвал Ахмас, - Не отвлекай ты его. Как бы нас чем не накрыло.
- Не беспокойтесь, - сказал Живой Мертвец, - Я не отвлекаюсь.
Замок оказался высотой всего в один этаж, сложен он был из грубо обработанного серого камня, густо поросшего рыжим и зеленым мохом. Расположен он был квадратным бастионом, со зловещими башнями по углам, которые угрюмо оглядывали окрестности черными бойницами.
Живой Мертвец остановился перед закрытыми воротами.
- Не заперто. – Сказал он. – Постучать?
- Нет. – Сказал Ахмас. – Заходим.
Они вошли во внутренний двор. Тут громоздилась настоящая свалка из пользованной лекарской атрибутики вперемешку с целыми и частичными мертвыми телами в черных одеждах. В кучах мусора вовсю шуршало и переговаривалось писклявыми голосами. «Вкусно! Вкусно!». «Дай сюда! Хвост отгрызу! Дай сюда!». «Мое, братья! Не трогать! А-мням…». Искатели оторопело оглядывались. Всем дружно захотелось ретироваться на исходные позиции, кабы эти исходные позиции имели место. Но позади было то же безвыходное безумство, что и здесь, что и где-то впереди. Выход был только один – не стоять. Не ждать, не оглядываться, не задумываться.
Чтобы мы делали, подумал Ахмас, если бы Черный решил дождаться нас где-нибудь, чтобы встретить огнем и мечом или чтобы восплакать на нашей груди? Ну, призовем мы его к ответу, а дальше-то что? Погасла целая цивилизация, просто, в одночасье, как упавшая в лужу спичка. И для нас это тем тяжелее, что они наши прямые потомки, наши родичи, а не какие-то там, одни из множества. Мы с Норли уйдем,… ладно, не буду распространяться за всех – я уйду. А Мальчик с Живым Мертвецом? Те, кто остались здесь ничего не смогут ни восстановить, ни сохранить. Ближайшее будущее тут – живая пустыня без разума, руины, говорящая безумная фауна забывшая, что она есть такое и потому не способная более к эволюции. Менсорам придется тут попросту все вычистить, если им, конечно, есть до этого какое-то дело!.. Ахмас почувствовал, как кровь прилила к затылку. Шишка, про которую он почти забыл запульсировала новой острой болью. Ахмас пнул какую-то склянку. Она оказалась полная и даже не распечатанная. Он поднял ее и, морща лоб, попытался прочесть этикетку. Потом безнадежно оглядел кучу. Эфиру бы найти…. Он запустил склянкой в какую-то особо жирную крысу. Его всегда бесил глупый закон, сотворенный этими сверхинтеллектуалами. Чего они бы сейчас хотели?! Чтобы он, Ахмас, расчленил Черного и раскидал по дороге?! Хорошо, он готов! Он сделает это! И что?! Это будет вещественным доказательством эффективности нашего закона?! Ростков жизни единицы во всей их вселенной, и на каждый такой росток, уж поверьте, господа небожители, наберется не одна сотня психов! Да что там сотня – миллион!
Неожиданно для себя Ахмас бешено поглядел на Норли. Безумец держался за нос и несчастными покрасневшими глазами оглядывал место уединения мертвецов.
- Видимо, их убивали по одному, а не всех сразу. – Предположил Мальчик. – Трупы разной степени объеденности, если так можно выразиться. Странно, почему они все равно идут сюда?
- А не странно, что мы идем сюда? – Неожиданно зло ответил Норли. – Вот и они так же.
- Хватит ныть! – Прикрикнул Ахмас. – Вон дверь, пошли!
Живой Мертвец с отвратительным скрипом отворил дверь в одну из башен. Пол в коридоре, конечно, не мыли, да и стены тоже. Неудивительно, что кровавые пятна, там, где кровь хлестала из отрубленных рук, остались в целости и сохранности, чего нельзя было сказать о самих руках, которые располагались тут же на полу. В одной из амбразур лежала отрубленная голова и глядела незрячими глазами на улицу.
- А куда мы все-таки идем? – Спросил, наконец, Мальчик, когда они миновали два поворота.
- Тут кругом кровь. – Доложил Норли, морща дворянские щеки.
- Я думаю, - сказал Живой Мертвец, который стоял у подножия лестницы на второй этаж очередной башни, - Нам стоит подняться туда.
- Почему? – Спросил Ахмас.
- Лестницы в двух других башнях были чистые. А здесь явно кого-то резали.
- Хорошо, значит, нам туда! – Радостно заявил Норли и глупо захихикал.
- Тихо! – Грозно предупредил Живой Мертвец.
Ахмас увидел, как он достал из перевязи кинжал и взял его наизготовку. Потом он очень медленно стал подниматься по лестнице к широкому проему, в полу второго этажа башни.
- Я пойду за ним. – Предупредил Ахмас, отпихивая Норли.
- А я? – Спросил безумец.
- А ты прикрывай тылы и защищай Мальчика.
- Хорошо!
Когда его голова оказалась над уровнем пола, Живой Мертвец остановился. Ахмас увидел, как напряглись его плечи, монах напряженно оглядывался, но министр был уверен, что взгляд его возвращается все время к одной и той же точке. Это продолжалось довольно долго. Живой Мертвец явно был в замешательстве и серьезно напуган. Но потом он все же двинулся дальше.
Ахмас выбрался следом за ним и сразу же увидел недужного человека. Человек этот лежал на кровати, на взбитых пуховых перинах, накрытый мохнатым одеялом и спал. То, что человек тяжело болен, было видно невооруженным глазом. Кожа его имела иссине-желтый оттенок. Глаза располагались в глубоких коричневых впадинах. Рука, лежащая поверх одеяла, походила на высушенную птичью лапу. Дышал он очень неровно, с длинными паузами, которые сменялись частым постанывающим вздохами.
Ахмас огляделся. На тумбочке и табуретках вокруг располагались в организованном беспорядке кучи порошков, пузырьки с настойками, куски марли, початые банки с мазями, свернулась змеей сифонная клизма, бедным родственником прятался под кроватью тазик, а в изголовьях угрюмо дыбился костыль.
- Кто это? – Шепотом спросил Ахмас у Живого Мертвеца.
Тот не расслышал, он с чрезвычайным вниманием озирал потолок, лицо его отражало крайнюю степень беспокойства.
Недужный человек застонал громче и заворочался на перинах. Все замерли. В комнате, кроме него и гостей не было абсолютно никого, Ахмас был в этом уверен. Почему же тогда Живой Мертвец сам не свой.
- Может, уйдем? - Вдруг зашептал монах, склонившись к плечу Ахмаса.
- В чем дело?!
- Я…. Сам не знаю….
То есть вот прямо сейчас им нужно было развернуться и пойти назад, потому что Живому Мертвецу чего-то чудится. Требовалось дать крюка на половину области, чтобы сбежать, в конце концов, от постели спящего заморыша, не выяснив ровным счетом ничего. Это было совершенно нелогично.
- Похоже, он единственный тут пользуется этими лекарствами, которые носят невидимки, - зашептал Норли, - Но он, почему-то жив.
Мальчик, закончив церемонии, принялся копаться в хозяйстве спящего. Ахмас, гася шаги, подошел к рабочему столу, который находился у противоположной стены и осмотрел его. Но на столе лежали всего несколько пустых листов бумаги, один был рваный, второй вымаран засохшими чернилами. Еще имелась пустая чернильница и обломок пера. За этим столом давно не работали, да и с какой стати кто-то стал бы за ним работать? Ахмас снова подошел к постели.
- Так ты видел его? – Спросил он Живого Мертвеца.
- Кого?
- Этого… верховного вашего.
- Верховного магистра? Нет, конечно….
Однако избыток внешних шумов, все-таки возымел действие, и спящий, всхлипнув особенно громко, зашевелился. Дрожащие скорбные веки приподнялись.
Достаточно долго человек просто бессмысленно глядел в пространство перед собой, не видя, скорее всего, ровным счетом ничего, хотя все четыре гостя стояли над ним, имея весьма заинтересованный вид.
- То есть это не он? – Прошептал Ахмас еще тише, склоняясь к Живому Мертвецу.
- Сказал же – не знаю!
- Совершенно не пойму, в чем проблема? – Сказал Мальчик, брезгливо копаясь в порошках. – Желудок, сердечные, успокоительные, мочегонные….
- Да, да, да, - вдруг задрожал и оживился недужный, - Все болит, все болит у меня, вы не представляете – как болит! – И он скорбно искривил лицо, с явным намерением захныкать от тяжелой боли.
- А ходить вы можете? – Спросил Ахмас.
- А? Ходить? Ходить – могу, конечно, ходить-то…. Вот. – Неуверенная рука зашарила у изголовья в поисках угрюмого костыля. – Вот, с палочкой я до стены, бывает, дохожу, а то и до окошка….
- Но лечит-то вас кто? – Спросил Ахмас.
- Дети! – Радостно объявил недужный. – Дети мои приносят мне лекарства. Но они не понимают, какие именно лекарства нужны – несут все подряд.
- А вы понимаете? – Резко спросил Мальчик.
- Н-нет, я тоже не понимаю. Но я много практиковался!
Норли изумленно переглянулся с Ахмасом. Потом он нагнулся к уху министра и азартно прошептал.
- Кажется, я понимаю, кто его довел до такого состояния!
Мальчик, кривя нос, нюхал ополовиненную склянку с нашатырным спиртом.
Недужный человек глядел на него и вдруг засмеялся очень тихим дребезжащим смехом. Лицо его даже при смехе изгибалось скорбной гримасой, разве что чуть-чуть заблестели глаза.
- Чего смешного? – Спросил Мальчик, со стуком ставя склянку на стол.
Недужный не успел ответить.
- А кто убивает ваших детей? – Резко спросил Ахмас.
Смех оборвался. Иссохшие ладони медленно потянулись к открывшемуся рту.
- Я…, - прошептал больной, - Забыл вам сказать. – Его взгляд рыскнул куда-то в угол. – Он приходит, но я ни разу его не видел. Это он.
Вдруг он заплакал, и заплакал всерьез, так что чугунные слезы сотрясали все его почти воздушное тело, он жарко всхлипывал, но никак не мог набрать в грудь достаточно воздуха. Чувство лишало его возможности отдышаться.
- Я… зову своих детей! И… они идут ко мне! Потому что… любят! И умирают! Я… не хочу!..
- Это он. – В полный голос заявил Ахмас. – Верховный магистр.
- Кто? – С ужасом спросил Норли.
Ахмас понял, что Норли думает о другом индивиде.
- Нет. – Сказал Ахмас. – Он верховный магистр. – Он указал на лежащего. – А кто убийца, я не знаю.
- Убийца – слуга дракона! – С жаром прошептал магистр.
- Какого дракона? – Спросил Ахмас.
- Вы не знаете про дракона? Ах, да. Вас превращение не коснулось или коснулось в малой степени, но я…. Но тех, кого превращение задело очень сильно, вы ведь знаете, большинство, вообще, умерло, но не все. Наш орден устоял, те из нас, что должны были умереть, не умерли, вместо этого дракон открыл нам свое лицо.
- Вы его видели? Это лицо.
- Да! Он не молод, но и не стар, он очень высок, черные волосы, черные глаза, он очень умный, это видно по глазам. Он перевернул наш мир, построив из него свой. Ему не все были нужны в этом мире. Те, кто мыслит иначе, чем нужно умерли. Он сидит на зеленом престоле, таком… я не видел никогда таких, я даже не знаю, что это такое. И вокруг все зеленое…. Зеленый свет…. – Под конец речи голос магистра совсем охрип, он еле шевелил языком, глаза его блуждали.
- Послушайте, Верховный магистр, - невозмутимо предложил Мальчик, - Хотите я назначу вам лечение, и Норли, вот, тоже умеет.
- Нет, - залепетал недужный, - Нет. У меня был врач, очень хороший врач. Он сказал, как мне лечиться. Я делаю, как он сказал.
- Врач не мог вам назначить все это. – Не отставал Мальчик.
- Слушайте, - взмолился Норли, - Пошли отсюда! Не ровен час….
Ахмас положил ему руку на плечо.
- Он этого и не назначал! – Горячо запротестовал больной. – Он мне назначил печеночный сбор, вон в той тарелке, диету….
Мальчик и в самом деле обнаружил на тарелке листок бумаги с четким перечислением продуктов и способов их приготовления.
- Диета при гепатите. – Пробормотал он. – И витаминный сбор для печени…. – Он поглядел на Ахмаса, бровь его изломилась.
- А когда у вас был это доктор? – Спросил Ахмас.
- Вчера! – Едва не задохнулся от восторга бывший магистр. – У него был такой огромный мешок с лекарствами, я даже сначала подумал, что в этом мешке кто-то лежит, хе-хе-хе, но потом он сказал, что он доктор, причем самый лучший на свете! Он спел мне такую песню!..
- Как он был одет?
- Похож на монаха, но меня-то не проведешь. Хе-хе. Нет, он не монах, он странствующий рыцарь. Несет добро в людские сердца.
- Он вам пел песню? – Удивленно спросил Мальчик.
- Ну,… да, только я слов не помню… и мелодии тоже… только ощущение – полета, свободы, счастья! – Магистр всхлипнул и залился слезами, которые потекли уже неостановимым потоком. Даже удивительно было, откуда в столь тщедушном теле столько лишней влаги. Повернувшись на бок, магистр истошно с надрывом зарыдал в подушку.
Мальчик подошел к Ахмасу.
- Ты был во всем прав. – Сказал он. – Так близко мы к нему еще не подбирались. Благодаря тебе. Ты больше не слышал ничего?
Норли шипел из-за плеча.
- Идемте, идемте отсюда! Хватит уже лясы точить! Сначала надо отсюда выбраться, а уж потом думать!
Ахмас поглядел на недужного господина. Тот уже вздрагивал всем телом, словно его била судорога. Рыдания стали прерывистыми и походили теперь на громкие стоны.
- Не ровен час, невидимки заявятся, ну их к лешему! – Беспокоился Норли.
- Ладно, пошли. – Сказал Ахмас.
- Нет. – Отрезал Живой Мертвец.
Ахмас увидел, что тот по-прежнему напуган, и даже еще больше прежнего.
- Лучше подождем, когда он заснет. – Живой Мертвец смотрел на недужного.
- А почему? – Спросил Ахмас, понизив голос.
Он тоже поглядел на лежащего. Тот и не думал засыпать. Теперь он метался на ложе, брыкаясь ногами, выламываясь спиной и выдыхая воздух с громким сипом, какой производит больной пораженный приступом сильного бронхоспазма. Потом он на минуту расслабился, бормоча: «Ах, Господи, ах, Господи…». А следом из груди вырвался тонкий оглушительный крик, словно его резали по живому. На тонких серых губах появилась кровь.
- Да идем же отсюда! – Фальцетом ныл Норли, тягая Ахмаса за полу и приплясывая на месте.
Ахмас невольно оглянулся на люк в полу, не могло быть и речи, что этот крик останется не услышанным в радиусе километра вокруг. Лучше уж сбежать!
- Нет!!! – Стоял на своем, необычно собранный и решительный Живой Мертвец. – Он, может быть, еще успокоится, а вот если мы побежим….
- А-а-а-а-а!!! – Вопил Верховный магистр уже в полный голос.
Неожиданно, не переставая вопить, он стремительно взвился на кровати в полный рост. Одеяло полетело к чертовой бабушке, а под ним оказались две кривые сабли, которые умирающий теперь сжимал в руках высоко над головой (оба лезвия были обыкновенного бурого цвета, и вполне понятно из-за какого красителя).
- ВОРУЕТЕ!!! – Заорал он, сверкая глазами, как жерлами пушек в момент залпа.
- А вот теперь бежим! – Согласился Живой Мертвец.
Наступая друг другу на пятки, они толпой ринулись вон. Сзади по полу зашлепали босые пятки.
- НЕ ВОРУЕТЕ!!! – Орало позади, голосом старого воеводы на стрельбище. – А МНЕ ВСЕ РАВНО!!!!
Норли первый скатился по лестнице и на середине едва не сшиб с ног монаха-невидимку, который с криком: «Я здесь отец мой! Мы пришли!», - устремлялся наверх. Второй монах поспешал за ним. Норли крепко выматерил его, пробегая мимо.
- Сюда! – Воззвал Живой Мертвец, устремляясь к двери во внутренний двор.
Безумец, который, повернул в обходной коридор, вернулся обратно. Сзади раздался удивленный и испуганный крик, зазвенела сталь, и одновременно хриплый безумный голос, прерываясь во время свистящих размахов саблями запел боевой марш. Видимо на лестнице схватились на мечах не на жизнь, а на смерть.
Они вчетвером выскочили во внутренний двор, Живой Мертвец уже мчался прямо по отбросам и счастливым крысам к распахнутым воротам. Ахмас оглянулся. Следом за ним из башни выскочил всерьез напуганный, уже не бормочущий ерунду и даже без следов безумия во взгляде, монах. Однако, следом из недр башни раздался молящий крик.
- Брат! Помоги!
Монах вдруг гневно искривился ликом, зарычал и кинулся обратно в башню.
Оскальзываясь в лужах разложившейся субстанции, бывшей когда-то человеческой плотью, Ахмас, не оглядываясь и задрав повыше нос, проследовал через двор и выскочил за ворота. Живой Мертвец дожидался его. Норли хотел было устремиться мимо монаха прямиком к воле и свежему ветру, но тот ухватил его за руку, и не терпящим возражений тоном предупредил, что первым должен идти он. Ахмас оглянулся на ворота. Мальчика не было.
- Да где же он?!
Министр даже сделал два шага обратно, когда Мальчик появился, наконец, снаружи. Он задыхался и недовольно заговорил.
- Куда вы торопитесь, елки-палки! Он не погонится за нами. Он же занялся теми двумя.
- Ну, уж нет! – Голос Ахмаса предательски задрожал от возбуждения. – Норли - бери его! Жив – пошли!
Дождик так и не кончился, и костер разожгли под навесом из плаща Живого Мертвеца. Пламя получилось хилым и давало мало тепла, но все дружно сгрудились вокруг, прижавшись друг к другу и торопливо дыша паром на ладони.
- У нас почти нет еды. – Сказал Ахмас.
- Я мешок бросил. – Виновато сообщил Норли.
- Вот именно.
Они некоторое время еще посидели молча, сладостно переживая минуты покоя. Вспоминать бешеную беготню через лес, а потом отчаянное драпанье на лодке, не взирая на стража, который опять явился из пучин, не хотелось, но делать было нечего, воспоминания приходили сами собой. Теперь они устроились прямо на дороге посреди болота. Идти дальше сил не было. За низкими облаками уже царила ночь.
Утром проглянуло солнце, и потянул свежий знобкий ветер. Последние обрывки туч оскорблено покидали небосклон. Ахмас недовольно поглядел вокруг. Он здорово замерз, прямо закоченел. Живой Мертвец спал сидя у погасшего костра, туго закутавшись в плащ и клюя носом. Однако, он тут же проснулся и вопросительно поглядел на предводителя. Пересилив задеревенелось тела, Ахмас сел, опершись на руку.
- Слушай, Жив, - спросил он, - Ты хороший человек. Даже странно. Неужели ты и тогда был таким вот? А? Или тебе потребовалось для этого умереть?
Живой Мертвец не отвечал.
- Ты помнишь? – Настаивал Ахмас. – Какой ты был раньше? Ты, вот, жаждешь все вернуть, а что именно ты хочешь вернуть? Чем вы, убийцы занимались, и ради чего? – Ахмас сладко потянулся и встал, глядя на монаха сверху вниз. – Только не надо мне сейчас гнать про ценность общечеловеческой жизни и прочую ерунду!
- Отстань. От него. Пожалуйста. – Раздельно отчеканил Мальчик. – Тебе этого никогда не понять, пришелец.
- Я все понимаю очень хорошо! – Уже другим тоном ответил Ахмас. – Дело не в том, что эта земля когда-то была нашей, и в каком-то смысле она и сейчас наша. Нет, я не буду врать ни себе, ни вам, что я так уж сильно это переживаю…. Меня бесит другое. Собственное бессилие и ограниченность. Вот, вы – двое! Я вас имею в виду! – Он указал на Мальчика и Живого Мертвеца. – Вы трясетесь от того, что у вас отобрали родину, дом, дорогу, по которой вы могли бы идти, не задумываясь, куда она ведет и зачем она вообще нужна, и вы грозно мне заявляете даже сейчас, когда ничего уже нет, абсолютно, чтобы я не трогал ваши испарившиеся ценности грязными лапами. Но ведь вы это не только то, внутри чего вы живете! – Ахмас сделал широкий жест. – Вот сейчас вы живете в дерьме, и уверены, что вы и есть дерьмо, но ведь это не так! А вы этого не понимаете! Хуже того, не хотите этого понимать, даже когда это совершенно очевидно! Вы боитесь того, что умрете в одиночестве, и только из-за этого мечтаете все вернуть? Это убого!
- Чего ты от них хочешь!!! – Не своим голосом завопил вдруг Норли. – На себя посмотри! Ты считаешь себя свободным только потому, что с твоим-то домом ничего не произошло! И вообще, у нас с тобой такой дом, что с ним уже никогда ничего не произойдет, и именно это наполняет нас такой уверенностью и радостью бытия! Он совершенно прав! Нам никогда этого не понять! И ты не имеешь права обвинять их в убогости! Да, возможно, они убоги, но ты не имеешь права!!! Ты понял?!
Ахмас сел обратно на землю.
- Да, я знаю, - он примирительно поднял руку, - Я согласен, что я не имею права тут кого-то обвинять, но не потому, что у меня надежные тылы, а потому что я сам такой же убогий как и они. Я ведь и не их обвинял-то, а себя! Мы опередили их на миллионы лет эволюции, но в чем мы отличаемся от них? Мы чем-то лучше? Нет! У нас, как и у них все измеряется теми же категориями: есть дом, нет дома. Мы ничего не накопили, - он постучал себя ладонью по груди, - Внутри себя.
- Наверное, это просто невозможно. – С неожиданной печалью сказал Мальчик.
Все замолчали.
Живой Мертвец разделил последние два куска мяса и раздал. Ахмас чувствовал, что Норли сейчас сорвется, но не осуждал его, потому что и сам хотел сделать то же самое. Дожевав свой кусок, Норли сказал.
- Для человека это действительно невозможно. Это, собственно, уже хорошо всем известно. Мы это знаем, но все равно не можем с этим смириться. Все нам кажется, что есть способ достичь счастья, не вылезая из плотской оболочки…. – Норли замолчал и опустил голову.
Хитрая бестия Мальчик догадался.
- Так вы нашли способ вылезти из плотской оболочки? – Спросил он.
- Да. – Ответил Ахмас. – Тело менсора – это всего лишь видимость.
- Кто такие менсоры?
Когда Ахмас закончил, Живой Мертвец задумчиво произнес.
- Странно, что вы все не стали менсорами. Почему?
- Я не знаю. – Сказал Ахмас.
- Я знаю. – Сказал Норли.
- Так, - Сказал Ахмас, - Встаем, надо идти.
- Только, вот, куда? – Поинтересовался Мальчик.
- Пойдем в Горло Змеи, куда же еще? Нам еду надо найти. А Черный… попадется по дороге – прирежем.
Глава 10
Громко прошлепав по скользким доскам, Норли разбежался и обрушился в студеные воды озера Имс, наподобие артиллерийского снаряда. Потом он вынырнул, смачно отфыркнулся и стал загребать прочь от берега. Мальчик коротко глянул на него из окна, и снова уставился в книгу. Он сидел в кресле, которое пододвинул к столу. На столе стояла тарелка с колотыми орехами, куда Мальчик периодически запускал ищущие пальцы. Ахмас сидел за столом напротив него и пытался думать. Думать получалось плохо, зато очень хорошо получалось нервничать. Ахмас менял позы, подпирал голову, барабанил пальцами по столу, пытался невесело свистеть.
Мысль, которая заставляла его нервничать зародилась давно, но сейчас она оформилась и заявила свои права на истинность. Глупо, конечно, было верить Верховному маньяку о том, что мир изменился волею какого-то дракона. Но. Если отвлечься от очевидной нереальности такого предположения, основой которой является очевидная сказочность природы дракона, то все выглядело вполне вероятно. Напротив, реально существующая машинка резус – и явно сказочный эффект ее действия. Что менее невозможно? До сих пор он просто отказывался всерьез браться за проблему поверить глазам своим. Он не то, чтобы им не верил, а скорее откладывал это на потом, надеясь, что все как-нибудь разрешится само собой, без серьезных аналитических усилий с его стороны. Но ничего не разрешалось. Ничего не исчезало и не возвращалось на круги своя. Не обрывалось до хохота простым объяснением. Не ставилась трагическая, но окончательная точка. А он-то так надеялся, что очнется в больничной палате в областном госпитале Златого Лога, на который сам жертвовал, помнится, суммы и немалые…. Все вокруг будет серое и скучное, и обрыдлое, но настоящее! И он сразу это поймет, и на глазах выступят слезы облегчения. Хотя, музыка…. Эта чертова музыка, которая грохотала с небес с самого первого дня его прибытия в Саорию, в туристическую поездку. Это называется экстремальный тур в прошлое. То есть не в прошлое, конечно, а на планету, где цивилизация еще не выбралась за пределы суши или атмосферы. Саория была, конечно, особенно популярна, и он не стал долго думать – куда. Эта чертова музыка, которая была абсолютно невозможна, а он ни разу этому даже не удивился. Это ли не признак? Может он сейчас пребывает в благополучном медикаментозном сне где-нибудь в родных пенатах?
Ахмас внимательно пригляделся к Мальчику. Почему он так спокоен? Я знаю, он достаточно умен, чтобы решать ту же проблему, что решаю и я. Почему Норли ведет себя, как непробиваемый танк, он тоже не слаб в логике? Только Живой Мертвец, пожалуй, наиболее объясним с точки зрения душевных терзаний. Он думает об этом, и наверняка не без тайной дрожи, но подавляет свое беспокойство жестким волевым усилием.
Мальчик поднял на него глаза от книги.
- Кто-то стащил твои любимые портянки? – Спросил он.
- Чего?
- У тебя такой взгляд, словно ты меня в чем-то подозреваешь. Но знаешь, такие подозрения надо доказывать. Мне кажется, у Норли было куда больше мотивов сделать это. – Мальчик понизил голос до конфиденциального шепота. – Я сам видел, как третьего дня он похитил у Жива иголку заштопать штаны. Правда, потом вернул, но, возможно, только потому, что заметил слежку с моей стороны, это неспроста, значит, наклонность у него есть, его, наверное, неправильно воспитали….
- Ладно, хватит!
- Слушай, Ахмас, - спросил хитрая бестия Мальчик, - Если я правильно понял, у вас там есть все. Так чего там нет, что есть здесь?
- Проблем на задницу. – Мрачно ответствовал Ахмас.
- Да-а…. – Удрученно протянул Мальчик. – А как же вселенская любовь, и так далее?
- С этим особенная проблема. – Ахмас скривился, ему тяжело было говорить, но он считал, что Мальчик имеет право знать. – Нам больше не за что любить друг друга. Войн нет, трудностей добычи матблаг нет, мужчины растеряли всю свою мужественность, а женщины стали слишком умными, все рассуждают…. Какая уж тут любовь, когда все только и делают, что обмозговывают вечные темы. Детей обучают и воспитывают гипнопедагоги, потому что мы не можем их воспитать так, как нужно. Не то, чтобы этого никто не делает, я тебе рассказывал про наш закон, но… видно же, какими несчастными становятся люди, которых не научили рассуждать. А в результате, они уходят, едва повзрослеют. У меня двое детей: сын и дочь, я не видел обоих лет двадцать… и не слышал. И я, вот, - здесь….
- То есть тебя не научили рассуждать?
- Да. – Вздохнул Ахмас. – Мой отец не отдал меня под гипноизлучатель в детстве. Сначала-то я был доволен и благодарен ему, а потом… увидел, что не понимаю никого вокруг. Не понимаю – зачем все это нужно, когда ничего не нужно добиваться. И что мне делать. Это такая скука! Я отправился сюда – и вот, ощутил облегчение, словно попал на свое законное место. Может быть, он был неправ, мой отец, я имею в виду, а может быть, он-то как раз сделал все правильно. Да я постоянно ощущал эту тяжесть отчужденности, боль одиночества, но, возможно, это было истинное ощущение, а то, что чувствуют сейчас мои дети – что-то вроде искусственного протеза чувств, если ты понимаешь, про что я. Их приспособили к большому стерильному миру, чтобы они не мучились – и, вот, они не мучаются. Но хорошо ли это? Способны ли они что-то изменить, или они считают, что все прекрасно, и изменять ничего не нужно – я, вот, даже этого не знаю!
- А менсоры?
- Школа самосовершенствования – это что-то вроде последнего средства отчаявшегося. По крайней мере, я так это воспринимаю. Это слишком кардинальное изменение, очень страшно, что с тобой там произойдет. И всегда найдешь повод потянуть время, всегда, мол, успею, я еще не готов, и так далее. Про них ничего не известно. Не то, чтобы они ничего не рассказывают, просто у нас с ними нет общего языка, а наш язык слишком беден.
Глянув в окно, Ахмас увидел Живого Мертвеца, который шел к дому, таща на плече увесистый мешок. Углядев Норли в озере, он остановился и стал присматриваться.
- Ахмас! – Позвал Мальчик. – А тебе не приходило в голову, что именно такие, как ты, могут, возжаждав проблем на задницу, начать крушить что ни попадя, и в первую очередь достанется как раз невинным, то есть нам, саорцами или тем, кто нам подобен.
- Еще как приходило! – Энергично согласился Ахмас. – Я ведь почему так ненавижу этого Черного? Мне кажется, что я его очень хорошо понимаю. Я не понимаю менсоров. Ну, разрешили бы нам играть друг с другом в жандармов и разбойников, это чудовищно, но какая-то логика в этом все-таки присутствует, но зачем пускать нас сюда! Теперь вот нет Саории – кому от этого стало легче?
- Тебе и Черному. – Безапелляционно заявил Мальчик.
Ахмас уставился на него.
- Разве нет? – Уточнил Мальчик, невинно глядя на предводителя. – Ты жаждал крови и действий – вот ты их и получил. Черный, конечно, заботился только о себе, а тебе просто повезло.
Ахмас начал багроветь и подниматься с седалища. В этот момент распахнулась дверь, и ввалился Живой Мертвец. Мешок глухо брякнулся на пол.
- Еды нам хватит недели на две. – Заявил он. Потом указал в окно. – А он там не утонет?
- Нет. – Успокоил Мальчик. – Норли любит поморжевать.
- Слушайте! – Возбужденно начал Живой Мертвец. – Я видел очень странное место. Похоже, наш Верховный не один грешит на дракона.
Как и было приказано, Жив пытался пообщаться с невидимками на правах единого с ними происхождения. Отправляясь выполнять задание, он признался, что раньше не слишком заботил себя разговорами с бывшими собратьями по цеху, ибо испытывал к ним неприязнь и даже отвращение, замешанное на страхе. Но Ахмас высказал мнение, что, возможно, стоит попробовать вызвать кого-то из них на откровенность. Просто посмотреть, что из этого получится.
Не получилось почти ничего, если не считать одного странного поворота. Жив вскоре наткнулся на одного из монахов, тощего, бородатого, согбенного бременем новой великой цели – искать воров. Жив ничего не украл, и потому довольно долго и безуспешно пытался навязать монаху свое общество – бежал рядом и задавал разнообразные наводящие вопросы, под конец уже первые, что приходили в голову, пытаясь найти тему, не безразличную для собеседника. Монах не обращал на него ровно никакого внимания. Даже когда, его ухватили за руки и скрутили в узел, он только шипел и кряхтел, пытаясь освободиться, но в глаза мучителю так и не взглянул.
Жив выпустил его, и бородатый блюститель тут же ринулся прочь, приняв таки во внимание своего оппонента, но исключительно в сфере возможного и непредсказуемого физического ущерба.
- Видел дракона?! – Уже в удаляющуюся спину крикнул Живой Мертвец.
Тут-то и произошло удивительное. Монах брякнулся ниц, прямо в грязь, и принялся сотворять благодарственную молитву.
- Я тебя спросил – видел?
- А как же! А то! Страшен! Грозен! Дракон Великий!
- Он меня просил узнать, как ты выполняешь свой долг?
Тут монах завсхлипывал, и пополз на коленях к стопам Живого Мертвеца.
- Каюсь! Каюсь! Никого не поймал! Никого! Нет тут никого – вот, никого и не поймал! Не собрал ничего к престолу! Не вели казнить, верен, верен тебе!
Тут честный грешник поднял взгляд куда-то к крыше ближайшего дома и издал тщедушный вскрик великого ужаса. Жив поглядел в ту сторону и тоже оторопел. Этого он никак не ожидал.
На воротах, ведущих во двор богатого особняка, восседал и смотрел на людей маленькими черными и очень умными глазками не кто иной, как маленький дракончик. Да, это был дракончик. Живой Мертвец рассматривал его во все глаза, позабыв все на свете, но видение не исчезало. Чешуя его переливалась на длинной шее буро-золотистыми оттенками, а брюшко было серо-зеленого цвета. Имелись сложенные в несколько раз кожистые крылья и четыре остро-когтистые лапы, которыми он крепко держался за воротину. Размером он был с крупного кота.
Под конец рассказа ввалился бодрый розовый Норли, ухватил огромное мохнатое полотенце и принялся с наслаждением растираться.
- То есть у него было шесть конечностей? – Уточнил Мальчик.
- Именно.
- Да, это действительно странно. Это никак не похоже на животных, разве что на насекомых, но, скорее, уж надо просто признать, что это был обыкновенный дракон.
- Обыкновенный…. – Проворчал Норли.
- Да. – Сказал Ахмас. – Теперь, скорее всего, именно так его и придется называть. А откуда он взялся?
- Монах объяснил мне, что тут у кого-то яйца высиживаются. – Доложил Живой Мертвец.
- Как это – высиживаются? – Не понял Мальчик. – Кто их высиживает?
- Не знаю. Он так сказал.
- Инкубатор, наверное. – Проворчал Норли. – Я тоже видел какую-то птицу, сослепу не разобрал, только вижу – огромная и зеленая. Странно, думаю.
Ахмас вздохнул и побарабанил пальцами по столу. Потом оглядел собрание. Все смотрели на него.
- Что уставились? – Недовольно спросил он. – Идем к этому яйцеведу.
Яйцевед жил на другом конце города, но дом его обнаружили довольно быстро и еще издалека. Просто над ним взмывали в небо, садились обратно и кружили в синеве большие зеленые птицы.
- Сколько ж их! – Посетовал Норли.
Все невольно замедлили шаг. Но делать нечего.
Подойдя к закрытым воротам, Ахмас остановился. На крыше дома, на козырьке ворот, на дымовой трубе сидели дракончики и смотрели на гостей умными глазами.
- Интересно, они не кусаются? – Обеспокоился Норли.
- Может, постучать? – Предложил Живой Мертвец.
- Погоди. – Сказал Ахмас. – Эй, друг! Можно зайти? – Спросил он у того, что сидел на воротах.
- Конечно, заходите. – Внятно ответил дракончик и взмахнул крыльями.
Ахмас толкнул калитку. Конечно, они были начеку, и это, наверное, помогло, но опасались они совершенно не того, что произошло на самом деле. Ахмас, Живой Мертвец и Норли вошли во двор, а Мальчик, еще не успел, когда из конюшни, располагавшейся в глубине, двора раздался оглушительный рыкающий крик.
- Ходу! Ходу! Бежим!!! Р-р-р-а-а-а….
Дверь конюшни вылетела, выбитая изнутри, и на свет появился огромное, черное, как ночь, свирепое животное, в котором лишь не сразу опознали вороного коня, но вскоре выяснилось, что это и не конь вовсе. Зверь помчался прямо на них. Из разинутой белоснежно-зубастой пасти рванулось пламя. В один миг стена дома справа и стена сарая слева занялись, а земля почернела. Живой Мертвец, который оказался прямо на ходу, кинулся в сторону, но не успел – его плащ вспыхнул. Но чуднее всех повел себя Норли. Выдохнув ртом свирепо-воинственный звук, он извлек из-за пояса топор, который всегда носил с собой и, взяв его в обе руки и расставив ноги, приготовился отважно встретить недруга, несмотря на то, что преграждал этому огнедышащему недругу путь к воротам.
Конь, однако, притормозил. Как раз слева от него теперь находилось окно дома. Не успел Ахмас опомниться, как это окно разлетелось снопом мелких осколков, и прямо на спину коню взгромоздился некто в развевающихся черных монашеских одеждах.
- Куда!!! – Закричал Ахмас и прыгнул на безумца, желая сбить его с ног и убрать с пути страшного всадника.
Они рухнули на землю и покатились к сараю. Ахмас оказался сверху на Норли и только втянул голову в плечи, когда над ними прогрохотали копыта, беспомощно хряснули ворота, и все затихло.
Подняв голову, Ахмас узрел охваченного огнем Жива, который спасался через двор по направлению к колодцу. Однако, до колодца он не добежал, а прыгнул в какую-то бочку, из которой плеснула через край темная жижа.
- Парень! – Позвал Ахмас, вставая на ноги.
Лопухи за оградой зашевелились. Оттуда появилась белая голова.
- Со мной все нормально. – Сообщил Мальчик.
- Со мной тоже. – Доложил Жив. – Только я весь в навозе.
Живому Мертвецу досталось не сладко. Чтобы сбить огонь ему пришлось нырнуть чуть ли не с головой.
- Ну, и животина! – Пробубнил Норли, он так и лежал лицом в землю, обнявшись с топором. Потом он сел.
- А у него на седле мешок был. Видел, Ахмас?
- Так! – Сказал министр, оглядываясь. – Жив, иди сюда. Нужно потушить огонь. Норли, тащи ведра.
Безумец ухватил ведра и помчался к колодцу. Живой Мертвец целиком волок бочку с жидким навозом. Вдвоем с Ахмасом они опорожнили ее на стену дома.
Норли как раз плеснул из ведра на входную дверь, когда она распахнулась, и на пороге обнаружился мерзкий старик при тощей вихрастой седой бороде и в тапочках.
- Что вы здесь делаете?! – Визгливо осведомился он.
- Огонь тушим! – Браво провозгласил Норли. – Ты, отец, лучше поди сюда!
Дверь захлопнулась. Словно в тапочках-скороходах старик пронесся через двор и затормозил только на улице, сверкая оттуда через забор остро-голубым взглядом.
Замахав, затоптав и залив пламя, они собрались у крыльца и принялись отдуваться и оглядываться.
- А этих, зеленых-то ни одного. – Вдруг сообщил Мальчик.
Ахмас поглядел на крышу. Действительно вокруг даже близко не имелось ни одного из чешуекрылых обитателей.
- Чуть, ведь, не поймали! – Подосадовал безумец. – Он нас просто врасплох застал. Но кто мог подумать, что такая животина! Даже не знаю, как нам теперь с ним справиться-то?
- Ладно, - Сказал Ахмас. – Пойдем, побеседуем с этим. Все равно для этого пришли.
- А может, по следу пойдем? – Возбужденно спросил безумец. – Жив умеет следы читать.
- И что? – Спросил Мальчик.
- Нет. – Сказал Ахмас. – Я не уверен.
- В чем? – Агрессивно спросил Норли.
- Вы как хотите, - заявил Живой Мертвец, - А я пошел мыться.
- Смотри не простудись там. – Посочувствовал Мальчик.
- Не беспокойтесь. – Живой Мертвец направился к колодцу.
Ахмас уже занес кулак, дабы постучать, когда вспомнил, что хозяина дома нет. Хозяин нетерпеливо ждал за оградой.
- Можно заходить? – Нервно спросил он.
- Да, да проходите. Давайте в дом зайдем, поговорить надо. Можно к вам в дом зайти?
- Ладно, ладно, заходите. – Проворчал мерзкий старик. – Чего там. Я, честно говоря, благодарен вам, что вы пришли. Этот псих…. Располагайтесь, пожалуйста, так бы я вас ни про что не пустил, неет, чтобы я еще раз!..
- Так что этот псих? – Спросил Ахмас, садясь на лавку.
- Уж я его и киселем, и холодцом, и молодость вспоминал, а он словно прирос задним местом. Не знал уж, как его спровадить…. – Старик вдруг замолчал и задумчиво почесал в бороде. – Не знаю, зачем он пришел, мне это совершенно не нравится, а он так и не сказал. Чего ему надо было? Так посматривал он на меня, что мне прямо зябко делалось.
- А что же ваши – это, зеленые? – Спросил Норли. – Не заступились за вас?
- А птенцы-то? – Голос старика потеплел, так что он сразу перестал быть мерзким, а стал просто неухоженным и несчастным. – Они добрые! Кусаться, конечно, умеют, но не будут. Ни за что. Очень милые, правда?
- Как же вы их высиживаете? – Спросил Мальчик.
- А в навозе. У меня специальная подкормка.
Ахмас вспомнил бочку и смущенно заерзал.
- У меня яиц много! Такие славные вырастают, вы не поверите!
- А яйца-то откуда у вас? – Спросил министр.
- Как это – откуда?! Они ж везде валяются. Совершенно бесхозные! Страшно подумать – сколько их пропадет зря! Я, ведь, могу собрать только те, что недалече, у меня и ноги-то еле ходят. Но я стараюсь, еще как!
Ахмас переглянулся с Мальчиком. Мальчик пожал плечами. Норли пристально глядел в окно, словно желая немедленно обнаружить на улице бесхозное яйцо. Но, если старик и врал, то не во всем. Иначе откуда у него столько этих птенцов? Ахмас почему-то был уверен, что он не врет. Старик говорил искренне. Он действительно где-то находит яйца, которые все остальные, возможно, просто не видят. Почему бы и нет? Что в этом более удивительного, чем в самих этих странных птенцах?
- Табачку, не желаете? – Отвратительно ехидно подластился старик.
- А-а,… - Ахмас хотел сказать «нет», но вышло почему-то, - Да.
Он не курил с самого превращения, и даже не стал брать с собой табак, а только трубку взял. Но что делать - теперь она пригодилась. Ахмас торопливо набил ее и задымил.
- А вы Великого Дракона видели? – Спросил министр сквозь дым.
- Я его во сне вижу.
- И как он выглядит?
- Он величиной с город. Так мне кажется. А когда летит, то сразу наступают сумерки. У него темно-красная чешуя и золотые глаза. А несколько раз я его видел и днем. Он приходил ко мне.
- Как это?
- Как? Как вы, вот.
- Как человек?
- Ну, да. Как человек, он, конечно, не так красив, скорее наоборот.
- Опишите его.
- Он высокий, не старый, но и не молодой, черные волосы, черные глаза…. Лицо грубое.
Ахмас почувствовал себя не очень хорошо. Поглядев на Норли, он понял, что и тот задумался.
- А о чем вы говорите?
- А, да ни о чем. Так, поболтать просто. Ему, ведь, тоже особо не с кем поболтать. Работы много, и вообще. Рассказывал про дворец свой, ну, где он живет.
- А где этот дворец?
- В столице, вестимо. Раньше это был императорский дворец, он его сильно перестроил.
- Перестроил? – Спросил Мальчик. – С чьей помощью?
- Да ни с чьей. Он же так может.
- Как это – так?
- Да просто – так. Я не знаю – как. Поди, пойми такое. Он весь мир переделал – а вы про дворец….
- А зачем он мир-то переделал? – Не унимался Мальчик.
- Как это – зачем? Я, вот, тебя спрошу: зачем ты ешь, пьешь? Ты же мне что ответишь – чтобы жить, правда? А дракону, чтобы жить – властвовать нужно.
- И убивать. – Пробормотал Норли.
- А как иначе к власти придешь? – Ответствовал старик. – Вы не сердитесь, попытайтесь понять, он хороший парень. Он зла-то никому не желает. Так уж вышло, что он народился.
- Чтоб его! – Высказался Норли, глядя в пол. – И откуда он пришел, из темного царства?
- Ну, ты и спросил. Откуда. А младенец откуда в чреве матери нарождается? Ты же не спрашиваешь? Народился - и все. И его не спрашивай – откуда, да зачем. Глупо это и жестоко.
Ахмас, попыхивая трубкой, с интересом разглядывал Норли. Однако, старик вдруг наклонился в его сторону, сверкая зорким льстивым взглядом и отвратительно проблеял.
- Не поможете мне яички искать?
Ахмас уставился в блестящие из-под лесных бровей глазки со слезой. Только теперь он увидел там то, что было там всегда, но раньше было не заметно. То же самое, что в глазах невидимки, вопрошающего: «Воруешь, воруешь?». Тупость и безумие. Не было никакого доброго, хотя и взбалмошного престарелого покровителя смешных зверьков. Как он мог находиться так долго в плену этого наваждения? Он же ничего не понимает! За внешне логичными и здравыми словами не было никакой внутренней работы мысли, словно он не сам говорит, а только повторяет то, что слышит откуда-то извне, то, что не слышат другие – как с яйцами. Он тут один на весь город, не считая блюстителей, занимается яйцами дракона, о которых вряд ли что-то знал раньше. Ахмас поглядел на Норли. Однако, безумец по-прежнему смотрел в пол. От слов старика он скривился, словно испугался перспективы и в самом деле бродить по окрестностям в поисках невидимых яиц, на что Ахмас вполне может согласиться, кто его знает? Только Мальчик был совершенно невозмутим. То ли он сразу обо всем догадался, то ли знал с самого начала, что возможно в превращенной Саории, а что противоречит новым законам, то ли ему было стойко на все подобное наплевать.
- Нет. – Сказал Ахмас. – Мы не сможем, мы их не видим. Только ты видишь. На тебя эта миссия возложена, вот ты ею и занимайся.
После каждого слова старик истово кивал.
- У нас другие дела. – Ахмас встал.
Но тут его посетила одна неожиданная мысль. Он даже сел обратно.
- Слушай, отец, а этот Черный, что только что у тебя был, он тебя о драконе не расспрашивал?
- Только про него мы и говорили!
- И о дворце ты ему рассказал?
- А как же!
- Все, пошли. – Сказал Ахмас, неудержимо устремляясь к двери.
Живой Мертвец ждал их на улице.
- Возвращаются. – Сказал он, глядя в небо.
Дракончики один за другим заходили на неуверенные круги над домом.
- Вырастут – такая, ведь, страсть будет! – Недовольно прокомментировал Норли. – Хуже, чем динозавры. Те, хоть, говорить не умели.
- Кто такие динозавры? – Спросил Мальчик.
- Ну, такие большие ящеры. Жуткие, кусачие.
- Как же они не мерзнут? – Обеспокоился Живой Мертвец, по-прежнему глядя в небо.
- Зеленый мех! – Сказал Мальчик и почему-то засмеялся. Смеялся он действительно по-мальчишески, так что его седина казалась в такие моменты просто нелепой, чего не происходило во все остальное время.
Живой Мертвец действительно умел читать следы, и теперь он уверенно вел отряд по дороге на северо-запад. Эта дорога шла по направлению к столбовому тракту, соединяющему город Мон, столицу Срединной Саории с южными областями.
- Да нам можно теперь не напрягаться, вычисляя, какой дорогой он едет! – Легкомысленно заявил Норли. – И так ясно, что он тоже направился в столицу, искать дракона. Только вот зачем это ему?.. Действительно странно…. – Норли даже омрачнел челом и приставил палец, охваченный неожиданной интеллектуальной проблемой.
Ахмас ему не ответил. Он быстро шел рядом с Живом, глядя прямо перед собой и кусая губы. Его терзало что-то недоговоренное, но что он, видимо, считал нужным разъяснить. Он шагал следом за Живым Мертвецом, который время от времени брал уставшего мальчика на закорки (но это случалось все реже и реже) и угрюмо думал о том что….
Придется вернуться.
Во вселенной каперов, включавшей в себя несколько галактик (вообще-то она включала в себя вообще все галактики, какие есть, но это касалась только менсоров) такие как Ахмас были вовсе не редкостью. Изгои. Они бродили по изученным просторам, не зная к чему себя приложить и чем утешиться. Развлекаться было стыдно. Заниматься серьезным делом – смехотворно, ибо все серьезные дела их уровня были смехотворны. Можно было воспитывать детей. Это не запрещалось. Там ничего никому не запрещалось, но….
Кого Ахмас способен воспитать? Такого же недалекого мученика, как и он сам. И вот ты говоришь жене: «Давай отдадим его в школу». (Это значит просто оторвать его от себя, чтобы больше никогда не увидеть, а увидеть, разве что мельком, когда он вырастет и станет богом и ему будет глубоко на тебя плевать). И она соглашается и при этом смотрит на тебя так, что тебе хочется закопаться в ад, найти там самый большой чан с кипящим маслом, окунуться с головой и не вылезать никогда. И ты не заводишь детей. И избегаешь знакомств, по той же причине.
Есть, правда, психотроны. И школы самосовершенствования – продленки для недоучек. Там сделают менсора из глубокого старика с засахарившимися мозгами, а не то, что и из, молодого пятидесятитрехлетнего и полного сил…
Но, опять же, не обходится без некоторых «но». Есть, конечно, те, кто идет туда и таких немало, но никто не идет туда сразу. И Ахмас вот тоже не смог. В мирах, начавших свое развитие (как было и в древнем мире самих каперов), в которых бог общается с людьми только через посредников, существуют религиозные общины. Так вот, отправится в школу самосовершенствования – это все равно, что уйти в монастырь. Ты теряешь все, что у тебя есть, пусть у тебя нет ничего, кроме боли и разочарования. Но даже это тебе дорого. Тебе кажется, что там, куда тебя перенесет психотрон, ты станешь лишь тенью самого себя теперешнего. Ты знаешь, что жизнь менсоров гораздо более полнокровна, но ты не веришь в это. И ты вцепляешься зубами в свои скромные чувства и мыслительные достижения и рычишь как напуганный пес: не отдам! Что вы знаете о боли?! Что вы знаете о том, что я пережил, ходя по земле и глядя в небо! Вам никогда этого не понять! И мне никогда этого не понять, если я стану таким же, как вы!
Может, все дело в размере пропасти, которую надо перешагнуть. Если ты можешь сделать шаг сам – это одно, и совсем другое, если через бездну, таящую в себе гибель, тебя перенесет кто-то с могучими крыльями и сияющим нимбом. Ведь этому сияющему нужно довериться, поверить ему, а этого я как раз и не умею. Я могу отдаться в его божественные руки, только если мне некуда будет идти. Если я встану на краю, и передо мной встанет вопрос: вниз или вверх? Здесь какой-то предел самой человеческой природы. Прошли миллионы лет, а ничего принципиально не изменилось. Мы по-прежнему любим вопреки, а не благодаря. А если никто не творит зла? Если все всё понимают, но никто ничего не может сделать? Разложить по полочкам оказалось легче, чем воспользоваться тем, что разложено.
И вот я иду в Саорию. Или в страну Ини-Гар-Пуку. Или спускаюсь на планету Мосса где живут Носсы. Я иду туда вовсе не для того, чтобы научить их жить как нужно, ускорить прогресс или рассказать о боге. Я иду туда, чтобы притупить свою боль, заслонить беспросветность и ненужность своего существования борьбой за кусок хлеба и обретшие вторую жизнь простые идеалы.
Но теперь я лишен и этого. Странное дело. Да, Ахмас чувствовал страх и отчаяние, которые положены ему были, как праведному жителю Саории на обезлюдивших просторах. Но в качестве капера, изгоя, неудачника – он ощущал что-то вроде облегчения. Словно понятнее ему стали загадочные парадоксы менсоров. Словно сделал он таки пару шагов по лестнице самосовершенствования. Сам! Без никаких рукокрылых подмикитчиков. И вот уже приходит мысль: нужно вернуться, потому что тот мой большой дом теперь стал мне немного ближе, а что я смогу сделать здесь? Нужен ли я здесь?
Ахмас тряхнул головой. Это издевательская позиция. У меня такое чувство (и раньше оно присутствовало, но раньше ему находились резонные оправдания) что я издеваюсь над этой земле, своей если не матерью, то праматерью. Издеваюсь, потому что не имею права быть здесь! Раньше, я всегда мог сказать себя – я же почти никто, букашка, она и не заметит меня, а теперь…. Теперь я вырос до больших размеров и уже почитаю себя чуть ли не виновником всех несчастий. Ведь мне не дали умереть. Более того, я… черт, аж мутит! Я считаю, что мне повезло. Он захихикал. Повезло, как никому другому. Он уже хохотал в голос, не зная, над чем, собственно, смеется или отчего, и не в силах остановиться. Мальчик оглянулся на него с высоких плеч живого мертвеца, и смех Ахмаса оборвался.
Мне повезло, а им?
А в Саорию идут многие. Подавляющее большинство. Все-таки чувствуется родство, хотя, возможно, и воображаемое. Да и земля та же. «Покрытая седым туманом древности». Если бы Черное дыхание поразило любую другую землю…. Если бы. Хотя повсюду творится черти что. Рассказывали много, да я не слушал. Все думал – байки. Озабочен был своей раненой душой. Но что же все-таки произошло. Я! Я – капер, властелин вселенной, допущенный ко всем ее тайнам было б желание пойти и взять, – не знаю. Нелепые и жалкие дети обманутой кем-то природы строят нелепые предположения, а я со смехотворной серьезностью их обдумываю. Дракон, видите ли, народился. У них, может быть – и дракон, а у доктора Зу что? Тоже дракон? Или психократ какой-нибудь? Я слишком мало знаю, про то, что делалось в Саории, пока я сидел в своем министерстве и пописывал указики. А делалось тут что-то странное. Взять хотя бы эту вселенскую музыку. Ведь подобного нигде нет. И у нас, когда мы здесь плодились и размножались, не бренчало ничего с небес. Странно только, что я про эту музыку ничего не слышал, когда изучал Саорию в бюро путешествий. Ахмас потер лоб. Эта странность впервые пришла к нему в голову и засела неприятной занозой. Музыка – это приятно, тем более что это была красивая музыка. Чего про нее думать. Да и некогда было про нее думать, нужно было вжиться, нацепить чужую кожу и вставить чужие глаза, а потом, когда и то, и то было сделано, музыка опять же стала неинтересна, она стала обыденной частью обыденного пейзажа.
Мальчик, наконец, стал просить не спешить. Ахмас объявил привал.
- Я нахожу здесь много странного. – Разглагольствовал Норли, жуя. – Странно, что Черный именно так среагировал на нас. Знаете, у меня такое ощущение, что он про нас знает. Ну, может, не все, но знает, что его кто-то преследует. Но. Почему тогда он нас не сжег? Почему предпочел убежать, если знает, что от нас ему будут только проблемы? – Норли победно оглядел слушателей.
Живой Мертвец преданно открытым взглядом смотрел на него, со своей порцией он уже покончил. Мальчик все ковырялся в миске. Ел он очень медленно и как-то недужно, как и ходил. Ахмас колотил прутиком по пальцу. Потом он вскинул измученные и немного агрессивные глаза на безумца, словно хотел высказать ему что-то обидное, как если бы Норли не видел очевидного. Но опять ничего не сказал.
Солнце стояло уже низко над дальними полями. Ахмас лежал на спине, отвернувшись от всех и глядя в сторону противоположную заходу солнца. Лежал он совершенно неподвижно. Норли сначала суетился, потом занервничал, косясь на предводителя, а потом, демонстративно махнув рукой, сказал.
- Ну, и ладно. Сегодня не пойдем, значит, уже. Тогда я тоже.
Положив рюкзак под голова, он разлегся на плаще. Мальчик довольно долго и совершенно неподвижно сидел на земле, глядя на уходящее солнце. В лучах гаснущей звезды его лицо стало уже совершенно взрослым, грубо-морщинистым, как у путешественника по пустыням, и абсолютно лишенным эмоций. Потом он тоже лег.
Живой Мертвец остался на страже. Он умел, если так можно сказать, полуспать. То есть не бодрствовать, но и сохранять способность реагировать на нежданную опасность. Он сидел, сложив ноги крестом, покойно положив руки на бедра и слегка склонив голову с закрытыми глазами.
Уже в темноте, когда и Норли уже отъявленно засопел под плащом, Ахмас вдруг вскинулся, заворочался, заметался. И, как и раньше, единственным его утешителем оказался безмолвный страж Жив. Они отошли подальше, чтобы не будить остальных, и Ахмас, согнувшись и заглядывая в глаза Живому Мертвецу снизу вверх, зашептал.
- Ты не думай, у нас нет никаких таких запретов! Никто не будет против, никто даже слова не скажет! Я заберу тебя, и Мальчика заберу, туда, к себе. Вместе будем жить, да ты быстро освоишься. Там ровно то же самое, что и здесь, только ты не должен будешь ничего и никому. Никто тебе приказывать ничего не будет. Да ты почти привык уже так. Ну что? Согласен?
- А как же Черный?
- Да шут с ним! Дался он тебе! Ну, тебе-то он что, если уж я на него плюнул?!
Живой Мертвец затруднился с немедленным ответом, и Ахмас, обхватив его поперек туловища, зашептал пуще прежнего.
- Я понимаю, это очень красиво и благородно звучит, наш закон, я имею в виду, руки сами так и тянутся подписаться под ним. Я – да защищать правое дело, да – всеми силами, и живот даже положу, дайте только - куда! Я сейчас вовсе не плачусь по поводу того, что ярмо на меня не нацепили, дескать, вот нацепили бы ярмо – как бы мне легче было, не надо было бы самому думать, сомневаться…. Нет, я не плачу по ярму, я по своей глупости плачу! Я ведь что сейчас сделал? Менсоры на меня ярмо не надели, а я в знак благодарности взял и сам его на себя напялил! То же самое ярмо, какое они и хотели на меня надеть! Понимаешь, как они этого добились?! Это, ведь, управление, тонкое, незаметное, благородное, но по сути дела-то…. Ярмо-то ровно то же самое! Как его там управляй – не управляй. А я не хочу больше чтобы мной управляли!!! Ни грубо – ни тонко, ни подло – ни справедливо – никак не хочу! Плевал я на все!!! Идем со мной. А иначе я один уйду. Я и на вас наплюю. Просто из протеста!
Живой Мертвец вздохнул.
- Во-первых, твой протест – это будет то же самое управление. Ты не хочешь подчиняться закону менсоров - ты хочешь пойти против этого закона. Но это значит только то, что твоя зависимость от этого закона сохранится в такой же силе. А тебе ведь не это нужно, правда?
Ахмас смотрел на него, выпучив глаза.
- Ты хочешь свободы. Ну, так возьми ее! Выкинь из головы менсоров, сделай то, что нужно тебе. Спроси себя.
Ахмас отстранился и медленно пошел к костру. Вдруг он остановился и согнулся пополам, как если бы у него схватило живот. Жив бросился на помощь. Поддерживая мокрого от пота, бормочущего бессмыслицу, предводителя, он довел его до костра и уложил. Ахмас сразу завернулся в плащ и съежился, словно ему было холодно. Он все бормотал что-то, одно и то же, хотя слов разобрать было невозможно.
Живой Мертвец уже занял свою дозорную позицию, поскольку видел, что с предводителем ничего страшного, и будить Норли не стоит, когда Ахмас произнес ясным голосом.
- Зеленый мех. Он так сказал. – И затих, словно перерубили энергетический кабель, питающий его чакру.
Глава 11
Утром Ахмас встал позже всех. Лицо его было измято неприятными мыслями, как брошенная в мусорное ведро испорченная ведомость. Даже Норли уже не выдержал.
- Ахмас! – Высказался он. – Мы не можем терять столько времени на каждом привале!
- А куда ты торопишься? – Спросил Ахмас.
Норли даже не сообразил, что ответить, настолько очевиден был ответ.
- Ахмас хочет уйти. – Брякнул новость Живой Мертвец.
- Нет. – Сказал Ахмас, не обращая внимания на вытаращенные глаза безумца и внимательный жесткий взгляд Мальчика.
- Не хочешь? – Спросил безжалостный Жив.
- Я не знаю. – Спокойно ответил Ахмас. – Я думаю над этим вопросом.
- Погоди, погоди. – Зловеще начал безумец. – Я не верю, что ты испугался похода в шестьсот километров пешком. Значит, тут у нас бунт? Так? Почему я?! Какого хрена?! И так далее?! Посмотри вокруг! – Норли сделал широкий жест.
Ахмас не смотрел вокруг, он упрямо смотрел в костер. Однако, Норли подскочил к нему, сел рядом, обнял за плечи и горячо заговорил.
- Нет, уж! Нет, уж, Ахмас, ты посмотри! Давай! Просто посмотри, ради меня.
Ну, ладно, посмотрю, подумал Ахмас и поднял глаза. Вокруг не было ничего особенного. Он видел то же самое вчера и позавчера, и год назад, и сегодня он уже это все видел, когда продрал глаза ото сна. Унылые перелески, серое безликое небо, грязь, лужи, угрюмые хатки вдали, деловитые вороны. Бестолково, печально, безумно. Пустынно.
- Что ты чувствуешь? – Приставал Норли, дыша в ухо.
Ахмас попытался освободиться, но безумец его не пускал.
- Ты чувствуешь что-то, так ведь?! – Настаивал он. – И тебе не стыдно от этого чувства! Просто тяжело! – Норли резко отстранился и, вскочив на ноги, пробежал круг по земле рядом с костром, засунув руки в карманы и опустив голову. Потом он остановился и сказал.
- Но, ведь, если ты уйдешь, эта тяжесть не свалится с тебя! Будет только хуже – к ней добавится стыд! Этот камень можно свалить только одним способом – добравшись с ним до вершины горы и положив его на то самое место, откуда он сорвался, чтобы покатиться вниз. И знаешь, как называется этот камень? Счастье.
Ахмас уставился на него, не веря своим ушам.
- Да ты спятил!!!
- Да. Но это не важно. Я знаю, что я прав. Счастье есть все, за что мы не испытываем стыда. Не важно, что именно есть это все. И чем этого всего больше – тем больше счастье.
Ахмас не знал, что и думать. Норли задел его за живое. В груди было какое-то нехорошее чувство, словно он вот-вот заплачет, что было бы уже полным фиаско.
- А что такое «зеленый мех»? – Спросил Мальчик.
Ахмас вскинулся.
- Откуда ты знаешь?
- Жив сказал. У тебя снова были видения и голоса свыше.
- Да. – Хрипло сказал Ахмас и сглотнул. Потом утер лицо горстью и продолжил. – Это, ведь, название болота, дальше на север?
- Зеленый мех – это самая большая и гиблая топь во всей Срединной Саории. – Доложил Живой Мертвец. – Там очень много зеленого мха.
- Вот вам там, наверное, раздолье было вольнодумцев топить! – Неожиданно для себя зло проворчал Ахмас.
- Я лично там никого не топил, но….
- Да ладно, не оправдывайся! – С еще большей злостью выкрикнул Ахмас. – Я просто в себя пытаюсь прийти. Дай мне время. Норли меня совсем из колеи выбил.
- Ты, что? – Безумец со страхом посмотрел на Живого Мертвеца. – Нам что, теперь туда идти? Но зачем?
- Ну, а куда нам идти?! – Неожиданно резко воскликнул Мальчик, и тут же устыдившись проявления своих чувств, уставился в землю.
- Так! – Ахмас поднял руку, призывая всех успокоиться. – Давайте уже, наконец, разберемся. Спокойно и без крика. А то, я чувствую, мы так и будем выяснять, у кого извилины красивее закручены. Я что хочу сказать…. Я хочу сказать, что я ничего не понимаю. Я не понимаю, что произошло в Саории. Если ты, Норли, понимаешь, то скажи, а то ты только все возникаешь по поводу и без повода, объясни нам, дуракам, правду-истину.
- Так ты же сам все объяснял! – Возмутился Норли. – Мы ж об этом столько говорили! Взять гада за штаны и закинуть его в смирительное учреждение!
- А если это не он?
- Как это?
- А почему ты так уверен, что это он? Вот, ты, - Ахмас указал на Мальчика, - Уверен, что это он?
- Я думаю, это не он. – Спокойно ответил Мальчик.
Норли совсем растерялся. Наконец, он посмотрел на Живого Мертвеца.
- Я своего мнения не имею. – Сразу предупредил Живой Мертвец. – Это все слишком сложно. Слишком много построено на предположениях. Я так не умею.
- Ну, хорошо! – Встряхнулся Норли. – Если это не он, то кто тогда?!
- Дракон. – Сказал Мальчик.
- Какой еще к чертям дракон?!!
- Я не знаю – какой. Может, и не совсем дракон, или не дракон совсем. Я говорю, что это какая-то ирреальная сила. Очень большая сила. Но мне сложнее судить, я не видел ничего дальше своего поместья, не то, что вы. Поэтому я и не высовывался со своим мнением. А ты, Ахмас, что думаешь?
- Я бы согласился с тобой, кабы не было подобное предположение абсолютно фантастично. Драконы не нарождаются из ниоткуда просто так. Я ничего подобного не слышал. Идиот с машинкой резус – это реально, но машинка резус не может научить зверей говорить. Остается предположить, что случилось нечто третье, возможно гораздо более сложное, чем мы до сих пор думали. Возможно, что-то, что здесь на планете, кустарным способом, без необходимой научной аппаратуры мы вообще не сможем понять.
- Но ты слышишь голоса. – Сказал Мальчик.
- Да. – Ахмас встал и уставился вдаль. – Я их слышу. – Выглядел он в этот момент очень усталым и даже старым. Глаза его стали слезиться, хотя и ветер дул ему прямо в лицо. - И в первый раз голос нас не подвел. Мы настигли Черного и узнали про дракона. Возможно, само по себе это ничего не значит, если и Черный, и дракон – это просто наше воображение, но факт в том, что мы получили, чего добивались. Словно кто-то слышит нас и указывает нам путь. Кто слышит, какой путь, куда? – мы это не знаем, но почему бы не попробовать пойти за этим голосом. Просто посмотреть, что из этого получится.
- С Черным все-таки неплохо бы поговорить. – Проворчал Норли. Однако, видно было, что он готов сдаться. – Может, он что-то знает.
- Так, может, и не было никакой машинки резус вообще? – Предположил вдруг Живой Мертвец.
- Возможно. – Устало согласился Ахмас. – С Черным не все так просто. Возможно, он вовсе не злодей и не маньяк. Но что-то вроде психоволнового модулятора у него, наверное, есть. Помните, как он пытался вылечить этого безумца-Верховного? Тот слышал какую-то песню. Очень похоже на машинку резус.
- А зачем он вообще пытался его вылечить? – Озаботился новой мыслью Норли.
- Затем, - сказал Ахмас, - Что он, возможно, сам не понимает, что случилось и пытается это выяснить. Не случайно он тоже движется в столицу.
Норли стоял, глядя неподвижным взором в пространство.
- А я-то все гадал, чего он меня огнем не сжег и копытами не растоптал! Если он не убийца, то он и не хочет им стать.
- Не будем так категорично бросаться из крайности в крайность – вот, он уже и не убийца! – Предупредил Ахмас. – Я же говорю, моя точка зрения в том, что произошло что-то совершенно из ряда вон, к чему ни Черный, ни Дракон не имеют никакого отношения. Или имеют, но не как первопричина, а как одна из причин. Почему вы не хотите поговорить о том, куда нам идти и что делать?!
- Давай, давай, конечно. – Спохватился Живой Мертвец и изобразил на лице готовность.
- А чего говорить? – Удивился Мальчик. – Мы же решили – куда.
- Тогда пошли. – Резко оборвал Ахмас, хватаясь за раскиданные вещи.
Пейзаж новой Саории: голые леса с пятнами вечной зелени, пустые от края и до края поля, крепкие еще, ничего не скрывающие за собой заборы с говорящими воронами, осиротевшие дома, где во дворах
порой бродила образумевшая скотина в поисках корма, тоже вскоре приобрел характерные черты обыденности. Никто не замечал более отсутствия людей, словно так было всегда, словно все это принадлежало извека им четверым, и только им дано теперь решать, что со всем этим делать.
Это странное изменение, произошедшее в умах, не миновало внимания безумца и подвигло его на новую гипотезу относительно человеческой психики.
- Человек по натуре одиночка. – Разглагольствовал он. – Посудите сами, насколько редки в известных нам обществах крепкие межличностные связи, насколько трудно и вопреки сколь многому они создаются, и как недолги они. Насколько чужд человеку истинный альтруизм, который сплошь и рядом подменяется поступками из неких скрытых и зачастую тщательно утаиваемых корыстных мотивов. Только с самим собой человек находится в относительном согласии, да и то не всегда, отсюда и эта легкая адаптация к одиночеству, потому что ничего нового в этом одиночестве человек не обнаруживает, если он, конечно, не поставлен этим одиночеством на край гибели.
- А я знаю многих людей, которые и шагу ступить без компании не могли. – Сказал мальчик. – К тебе это, конечно, не относится.
- Все относится. – Уверенно заявлял безумец. – Я же не говорю про эти эфемерные мостики создаваемые между людьми бестолковым легким трепом. Они ни в какой мере не объединяют людей, и даже наоборот укрепляют уверенность трепача, что все вокруг (кроме него самого) негодяи и все достижения стоят не более чем фекалии страдающего холерой.
- Речи убежденного нелюдимого бирюка. – Прокомментировал седой мальчик.
- Что?
- Я говорю, что идеал альтруистичного человека, это тот, кто ценит свое слово, добывая его из своего сокровенного запаса, или уж, по крайней мере, из кармана, кто отвечает за свои дела и поступки, а потому говорит и делает так мало, что с ним никто не хочешь иметь дела, почитая его трусом.
Норли слушал эту отповедь надувшись, но все же нашел в себе силы возразить.
- Этот, столь сатирически описанный тобой тип стоит не больше чем активные жизнелюбы. На самом деле все они лишь заготовки, из которых по удачному стечению обстоятельств временами рождается кто-то способный к случайному альтруизму. Я просто имею в виду, что эти жемчужины в людском море еще более редки, чем обыкновенные жемчужины в обыкновенном море. Такому человеку в нашей ситуации нашлось бы что терять и о чем горевать, а нам – не о чем.
Полный подобного хозяйского настроения безумец, прошагал мимо грязной полуразвалившейся лачуги с полуоткрытой дверью, ничего не заподозрив. Ахмас, шедший следом, однако заметил в черной щели два настороженно смотрящих, явно не способных к случайному альтруизму, глаза и остановился. Глаза тут же исчезли, но Живой Мертвец был уже здесь. Он распахнул дверь и, узрев обладателя настороженных глаз внутри, приказал:
- Выходи.
Он вышел. Это был молодой старик, такой же грязный и полуразвалившийся, как и его дом, с темным складчатым лицом со следами какого-то нехитрого порочного заболевания. Его выкаченные желто-мутные глаза слезились и смотрели с ненавистью истощенного неволей на цепи беззубого кобеля. Он сразу же протянул руку и прошамкал.
- Подайте на пропитание, добрые люди.
- Какого тебе пропитания! – Сейчас же вознегодовал благородный Норли. – Иди, бери да ешь. Все село твое.
- На хлебушек. – Шамкал нищий. – Милостию императора подайте.
- Да у кого ты хлебушек покупать собрался-то! – Продолжал возмущаться благородный Норли.
- На рынке. – Не моргнув глазом отвечал нищий. – Дешевый хлебушек и это…. – Не разгибающийся когтистый палец его указывал туда, где над близкой рощей возвышалась трехъярусная колокольня, указывающая на наличие там большого села, какие вырастали на перекрестках дорог, села с большими рынками….
Мысль о том, что село вовсе не пусто, что оно находится уже за благословенной границей Черного Дыхания, возникла видимо у всех, потому что все уставились на эту колокольню, как на высокий вражеский стяг. То-то будет, если это действительно так….
Ахмас, не глядя, сунул в костлявую руку золотой и пошел вперед. Неспособный к случайному альтруизму субъект бодро увязался следом и все бубнил.
- По главной до площади а там и ряды, коней можно купить, сбруя там хорошая… и дешевая, в Верхней Грязи делают, коней вам надо бы наверное купить, кони хорошие….
Ахмас не знал, как отвязаться от старика и только ускорял шаг, а Мальчик вдруг остановился и кристальным голосом произнес.
- Выпей за наше здоровье, сделай себе петлю покрепче – и будет тебе счастье.
Нищий замолчал. Когда Ахмас, пройдя уже довольно далеко, оглянулся, то увидел, что тот стоит посреди дороги и смотрит им вслед.
И тогда Ахмас понял, что впереди тоже пусто.
Тут он вспомнил. И пошел назад. Нищий смотрел на него взглядом который ничего не выражал, словно он уже расстался со своим телом и это тело все еще стояло посреди дороги, не зная, что теперь делать без своего хозяина. Но это было не так. Ахмас понял это когда приблизился. И взялся за меч. Ему очень не понравился взгляд нищеброда при ближайшем рассмотрении. Ахмас даже утерял решимость задавать свой вопрос. К счастью его опять выручил Мальчик. Подойдя вплотную к пропойце, так что тот вынужден был скосить глаза вниз, он вкрадчиво спросил.
- Скажи мне старче, не проезжал ли тут кое-кто на черном коне?
Нищий подался назад. Некоторое время он молчал, пяля на Мальчика выкаченные глаза, но потом рука его привычно согнулась в локте. Мальчик тут же щелкнул пальцами и Ахмас вложил в них серебряную монетку. Пьяница поднял глаза на министра и отрапортовал.
- Проезжал. Недавно. Вез кого-то в мешке. Я думаю – хоронить. Очень спешил. Ничего не дал. Да я и побоялся выйти. Страшен, страшен….
Они еще долго слышали за спиной невнятное бормотание, и слабые шаркающие шаги. Потом все затихло.
- Мы его догоним. – Заявил Мальчик. – Теперь я в этом уверен.
- Вот странно. – Говорил Норли, стоя посреди пустых торговых прилавков обещанного рынка, и озирая запустение. Все здесь было покрыто нехоженой пылью, а сквозь прохудившиеся навесы глядело хмурое зимнее небо. – Странно то, что некоторые все-таки выжили, но почему-то это не относится к обыкновенным благополучным людям. Ведь мы до сих пор не встретили ни одного благополучного человека.
- Да уж. – Пробормотал мальчик, пнув кусок грязной рогожи. – Здесь, по-моему, обыкновенных людей вообще не осталось.
Город Хмельной Жом, расположенный на перекрестке дороги из Имской области и главного столбового тракта империи, идущего от самых ворот столицы, славного города Мон, и до южной оконечности Южной Саории напомнил Ахмасу, оставленный позади Златый Лог. Даже прежний ужас и тоска кольнули сердце при виде уснувших каменных улиц, брошенных экипажей, при достигших слуха криков дикого леса откуда-то из-за высоких крыш. Но тоска и страх быстро прошли, потому что он был теперь не один и потому что все это уже было видано и пережито. Город остался позади, не сохранившись в памяти ничем интересным. Даже невидимок там не было, по крайней мере, никто не крался по улицам, как хищный шакал, не выскакивал из-за угла, когда они грабили мясную лавку, требуя контрибуции. Остался от всего этого только запоздалый вопрос Норли, а куда же все-таки подевались мертвецы? Действительно Златый Лог, села и деревни, какие они миновали представляли собой что-то похожее на разграбленные склепы. Но здесь на улицах и в домах обитала лишь многослойная нетронутая пыль. Все трупы куда-то пропали. Еще одна загадка, над которой ни у кого не возникло желания помучиться. Кошель и так был перегружен загадками. Новые добавляли только интенсивности бурунам бессилия, которые так и норовили сбить с ног.
Длина почтового тракта равнялась практически высоте материка, измеренной линейкой по карте. Дорога была хорошая, и обещала без серьезных проблем довести отряд, если понадобится, до самого императорского дворца. Это могло понадобиться в том случае, если туда же устремился огнедышащий Черный Всадник, решивший понежиться на императорских перинах, а то, что он устремился туда, было вполне вероятным. К тому же где-то там обитал Дракон, которого требовалось взять за хвост и окунуть в кипящую смолу. А может быть, и не было там никакой разгадки вовсе. Но зато идти туда было очень далеко, придется стереть не одну пару сапог, износить не один плащ, и, может быть, пока они дойдут, пока потратят уйму времени и сил на преодоление неминуемых препятствий все разрешится как-то само собой. А в лучшем случае, они так устанут от бессмысленных действий, что им станет по-настоящему все равно.
Глава 12
Предполагалось, что по тракту идти будет легче, но в итоге оказалось – что разницы почти никакой. Только звук подошв по твердой укатанной земле другой, более громкий и звонкий. Кажется, будто все четверо начали печатать шаг, как на плацу. Вскоре подобрался к дороге лес, а потом нахлынул с двух сторон и поглотил. Огромные как башни разлапистые седые ели стояли справа и слева стеной, оставляя лишь узкую полоску неба между, и сумрак клубился под нижними ветками, похожими на зеленые мохнатые руки. Вскоре стали попадаться невидимки. То тут, то там невысоко над землей, затянув на шеях крепкие петли, висели они мокрыми сосульками, глядя пустыми глазами прямо себе под ноги. Ахмас, да и остальные каждый раз провожали глазами новый труп, словно он мог сказать что-нибудь со своей высоты. Но мертвецы молчали, хотя много легче от этого не становилось. Словно небо стало ниже и плотнее (напоминая высокий серый потолок) от их застывших взглядов, и ели все злее и злее топорщили свои лапы, словно и не ели вовсе, а впавшие в спячку звери, ждущие легкой поживы, чтобы проснуться. Сходить с дороги в лес не было никакого желания. Там было слишком темно и душно от миазмов непонятной ненависти, но Ахмас требовал устраивать привалы только в лесу. Он подолгу сидел один у яркого костра и ежился от ночного холода и колючих взглядов в спину из темноты.
Это продолжалось долго. Так долго, что они уже перестали считать дни (хотя они и раньше их не больно-то считали), ни одного живого существа, даже птиц в небе нет, даже муравей не перебежит дорогу, не обращая внимания на огромные медленно надвигающиеся сапоги. Они здесь были одни, и кто-то или что-то следило за ними из-под плотных бровей леса и с пустого зоркого неба. Словно и лес и небо получили кроху жизни от ходящих, бегающих и летающих гадов и не замедлили употребить ее в ненависть. Молчаливую глазастую ненависть одинокого к веселой шумной кампании. Они почти не разговаривали о цели, они почти забыли о ней. Что же касается Норли, тот забыл совершенно. Вообще безумцу сильно поплохело в этом лесу. Он брел за Ахмасам словно на привязи, опустив глаза и безвольно волоча ноги. Он ничего не говорил. На привалах он не желал есть, а сразу падал на землю и заворачивался с головой в плащ. Ахмас рад был бы ему чем-то помочь, но сделать тут ничего было нельзя. Вернее можно, но… он боялся войти в противоречие с некими приказами, которые Норли, возможно, сам себе отдал и которым свято следовал, несмотря на все невзгоды и собирался следовать впредь.
Все-таки в одну из ночей, когда мальчик и живой мертвец крепко уснули, Ахмас растолкал Норли. Это было тяжело, как для безумца, так и для Ахмаса, но тот решил, что хватит, это может плохо кончится, пора поговорить начистоту.
- Слушай, Норли. – Сказал Ахмас. Безумец выпростал из-под плаща голову и со страхом смотрел на своего мучителя. Он не желал никаких разговоров. Он желал отлежать в покое еще несколько часов до рассвета, когда его поднимут и куда-то поведут.
- Слушай, Норли, - сказал Ахмас, - Почему бы тебе не вернуться.
Взгляд безумца говорил, что сбылись самые плохие его предчувствия. Ему не просто не давали спать – его подвергали пытке.
Он ничего не ответил. Ахмасу стало нехорошо, словно он делал что-то не то, словно он делал что-то во вред, хотя казалось бы все ясно, и намерения его благие.
Ахмасу очень хотелось сказать: ладно, спи, но он должен был довести дело до конца. Хотя бы попробовать. А совать голову в песок всякий может.
- Я боюсь за тебя, Норли. – Сказал Ахмас. – Тебе надо вернуться. Почему ты не захотел лечиться? (Он не собирался об этом спрашивать – это бес потянул за язык).
- Ты этого никогда не поймешь. – Тихо, но с непонятной зловещей силой в голосе ответил безумец.
- Это лечится за один день и навсегда! – Ахмас тоже понизил голос, но говорил очень энергично.
- Бог дал - бог взял? – С легкой усмешкой произнес Норли и покачал головой.
Вопреки бессмысленности заявления безумца, Ахмаса зацепила эта фраза. Ему померещилась за ней какая-то большая правда (не был ли он таким же трусливым охранителем своей нежной натуры от калечащего психотрона доктора Зу, не ему ли также и неоднократно делались предложения, от которых он отказывался. Но себя он считал при этом слабым надломленным неудачником, а в словах сумасшедшего Норли чувствовалась сила, неведомая сила). Эта правда может открыться ему, если он не будет разбрасываться. Но многие бессонные ночи, и тяжелые дни. Ахмас не способен был сейчас об этом думать. Безумец не хотел возвращаться в рай, и имел для этого какие-то свои веские основания, и Ахмас был бессилен переубедить его.
- Ты все-таки подумай.
Норли ничего не ответил, и отвернулся, снова натянув на голову плащ.
За завтраком безумец еле притронулся к еде. Только выхлебал немного чаю. Ахмас мрачно косился на него. Норли сидел, сгорбив могучую спину, словно она вдруг стала весить, как чугунные ворота, лицо его походило на серую пергаментную маску, все в бессильных складках, без цвета и жизни. Ахмас развернул карту Живого Мертвеца. Этот лес продолжался еще очень далеко. В чем его секрет он не понимал, ведь, не может же быть, что только в повешенных? – но Норли усыхал с каждым днем, и что с ним делать дальше Ахмас не знал. Он посмотрел на Мальчика. Почему-то ему захотелось с ним посоветоваться. Мальчик был абсолютно хладнокровен. Не может быть, чтобы он не видел проблемы. А раз он спокоен, то, наверное, знает решение.
- Парень, есть одно дело.
Они отошли в сторону, и Ахмас, сильно приглушив голос, заговорил.
Мальчик понял его с первых слов, но реакция его была совершенно неожиданной. Он уставился на предводителя, высоко задрав брови, в выражении крайнего удивления. Впрочем, Ахмасу показалось, что удивлен он не самим сообщением. И действительно.
- Странно. – Сказал Мальчик. Он уже пришел в себя и теперь, как обычно что-то подсчитывал своей поседевшей головой. – Я думал, ты заметил.
- Что заметил?
- Я тебе покажу как-нибудь.
- А не хочешь мне просто сказать?
- Ты не поймешь.
- Почему это?
- Потому что ты не заметил.
Ахмас крякнул. Но делать нечего. С развязкой придется потянуть.
- Теперь я, кажется, его понимаю. – Задумчиво произнес Мальчик. – Он как-то сказал мне, что ищет критерий безумия. Но я его, конечно же, не понял. А теперь, когда узнал, откуда он…. Так ты говоришь, что он может излечиться, но не делает этого по своей воле, потому что не желает нарушать волю бога, который наградил его таким… «даром»?
- Н-ну… что-то вроде этого, наверное. Я не совсем уверен, что хорошо его понял. Он сказал: «бог дал – бог взял», а что это значит?.. Так ты считаешь, я не должен забирать его силой? Ведь, ему хуже.
- Пока, я думаю, не все так плохо. Пусть делает, что считает нужным. Я не думаю, что у тебя есть право ущемлять его в этом решении. А ты как думаешь?
Ахмас насупился. Если бы у него было какое-то четкое мнение! Он не чувствовал почвы под ногами в этом вопросе. Было здравое рассуждение, что психа лучше не пускать гулять, но это было не его личное здравое рассуждение, на которое можно было бы радостно опереться. Он не стал бы ни о чем интересоваться у Мальчика если бы знал, что делать сам, а теперь, вот, получиться, что он передал ему бразды правления. И очень хотелось плюнуть и махнуть рукой. Ладно, действительно, пусть идет. Только теперь будет одной заботой больше – надо следить за ним.
- И непонятно, чего хотят от него невидимки. – Пробормотал Ахмас.
- Чего хотят – это еще ладно. – Ответил Мальчик. – По-моему гораздо непонятнее, откуда они вообще про это знают? – Он посмотрел на Ахмаса.
Ахмас только крякнул. Он, конечно, тоже считал это важным, но не настолько! Неужели Мальчика совсем не интересует, что им делать, что с ними будет, неужели он не чувствует себя в ответе за что-то или за кого-то, словно он сторонний наблюдатель, тяготится одними отвлеченными вопросами? Что ему на самом деле нужно? И вот, он, Ахмас, не знает, может он опереться на седого мальчика в трудную минуту, или он отвернется и уйдет своей дорогой?
- Этот, кажется, свежий. – Сказал Жив, остро глядя вперед. – Слава Богу, а то дичи совсем никакой, а все прежние уже были подпорченные.
- Ты думаешь, мы будем его есть? – Хладнокровно спросил Мальчик.
Ахмас не понимал о чем речь, но еле слышный сдавленный вздох сзади, где шел Норли, открыл ему глаза. Впереди трепыхался на веревке еще один висец. Мальчик и Живой Мертвец затеяли тошнотворный спор о том, как они будут его есть. Мальчик вроде бы не соглашался, но без здравого отвращения в голосе, а так только – теоретически. Впрочем, деваться им было некуда, в мешках пусто, а охотиться в лесу совершенно не на кого. Жив напрасно просиживал часы в засаде, а то, что насобирали Ахмас с Мальчиком по части грибов и ягод не тянуло даже на один обед. Ахмас, невольно внутренне содрогнувшись, подошел под труп. Кто его знает, может и свежий. Черная одежда вяло шевелилась под неохотными вздохами ветра. Скрипела верхушка сосны над над растрепанной мертвой головой.
- Ну, что? – Резко спросил Мальчик, и Ахмас вздрогнул. Мальчик подошел сбоку совершенно бесшумно.
- Я-а…. – Ахмас сглотнул.
- Ты видишь? – Настаивал Мальчик.
- Что? – Ахмас словно очнулся и снова поглядел на труп. Но что он должен был увидеть?
- Лицо. – Скомандовал Мальчик.
Ахмас присмотрелся. Лицо как лицо. Мелкий нос, полные щеки, узкие глаза. Черт! В какой-то момент, Ахмасу показалось, что он видит перед собой Норли. Он даже отшатнулся. Но нет. Мертвец был, конечно, похож на безумца, но все-таки не настолько, более худой, и лоб выше…. Ахмас уставился на Мальчика.
- Теперь ты понимаешь? – Удовлетворенно произнес Мальчик. – Он в каждом из них видит себя.
Ахмас испуганно поглядел на Норли. Тот стоял поодаль и хмуро разглядывал землю под ногами.
- Что это значит? – Ахмас обращался к Мальчику.
- Ты меня спрашиваешь? Я знаю не больше твоего.
Ахмас твердым шагом рванулся к безумцу.
- Куда?! – Крикнул Мальчик. – Жив!
Живой Мертвец среагировал странно. Он загородил дорогу Ахмасу и более того, схватил его за руки, чтобы удержать на месте.
- Пусти! – Закричал Ахмас.
- Что хочешь делать? – Спросил Живой Мертвец.
- Я хочу отправить Норли домой!
- Успокойся, ничего страшного, ведь, не произошло! Норли справится. У нас у каждого свои страхи, и мы их все преодолеем. По-другому не может быть.
- С чего это ты так уверен?! – Завопил Ахмас пуще прежнего, выкатив глаза в бесстрастную мертвецкую физиономию.
- Я надеюсь, что так будет. Мы не можем лишиться одного члена отряда просто так. Мы не должны так делать!
- Какого еще отряда?!! У каждого своя голова на плечах! Никто никому ничего не должен!
- Не правда!!! – С неожиданной яростью резко выкрикнул Мальчик, так что Ахмас сразу заткнулся. – Наш долг в нашей доброй воле! И другого долга ни у кого из нас, в том числе и у тебя нет!
Ахмас обмяк, и Живой Мертвец выпустил его. Подойдя к Мальчику и глядя на него сверху вниз, Ахмас спросил.
- Даже если он покончит с собой? По своей доброй воле?
- Да.
- Мы не в том месте, где можно легко умереть, Ахмас. – Печально произнес Живой Мертвец. – Слишком много людей здесь умерло.
Ахмас поглядел на Норли. Тот, казалось, ничего не слышал, или очень умело делал вид, что ничего не слышал. На Ахмаса он не смотрел, а все так же равнодушно обозревал пыль под ногами. Министр выдохнул сквозь ноздри и сказал.
- Ну, как хотите. И знай, - он направил гневный палец в сторону безумца, - Я следить за тобой не буду. Как тебе будет угодно.
Норли вдруг улыбнулся.
- Не переживай. Я уже раздумал.
Ахмас хрюкнул и кивнул Живому Мертвецу.
- Снимай его.
Жив полез на дерево.
Живого невидимку они увидели на следующий день. Он прятался под кроной ели на обочине дороги и настороженно глядел оттуда на приближающихся пешеходов.
- Чего надо? – Спросил его Живой Мертвец.
- На пропитание бы, поесть бы….
Они остановились и разглядывали странного, непривычно вежливого блюстителя, который выглядел исхудавшим и даже каким-то потемневшим, наверное, от пота.
- От кого бежал? – Спросил проницательный Ахмас.
- Худо нынче невидимкам. – Ответил живой мертвец, выходя на свет. – От охотниц бежал. Преследуют всех. Всю дичь повыбили. Очень быстрые, очень…. Поесть бы. – Голос его стал жалобным, и он громко сглотнул.
Ахмас кинул ему кусок мяса под недовольным взглядом Жива.
- Вот, это как раз то, что нужно! – С привычной интонацией изрек блюститель и бегом ринулся в лес по другую сторону дороги.
- Привяжу его за ноги, – сказал Живой Мертвец, глядя бывшему монаху вслед, – Возьму длинное копье, - он говорил совершенно спокойно, - Воткну в зад и медленно, не торопясь, насажу до макушки.
- Кого? – С огромным интересом спросил мальчик.
Живой Мертвец поглядел на него и по-прежнему спокойно ответил:
- Дракона.
- А что за охотницы? – Спросил Мальчик непонятно у кого.
- А, какая разница! – Досадливо отмахнулся Ахмас. – Охотницы, скотоводчицы, земледелицы. Мало ли кто тут бродит. Пошли.
Они двинулись дальше. Как это ни странно, но чувствовали они себя теперь бодрее, в том числе и безумец, хотя вокруг совершенно ничего не изменилось. Правда повешенные больше не попадались, но во всем остальном лес сохранил свою мрачность и угрозу. Один раз наткнулись на чей-то свежеобглоданный череп, расположившийся прямо посреди дороги, но больше до самого конца ничего зловещего не встретили… и никого.
Конец наступил через два дня, когда лес резко оборвался туманным болотом.
Ахмас пытался разглядеть что-то в вечернем тумане, вставшем впереди темно-синей стеной, когда под ноги ему откуда-то сверху спланировало и воткнулось в землю острым концом исполинское орлиное перо. Сейчас же сверху раздался шорох, и, подняв голову он прямо над собой увидел огромную клювастую птицу, не то орла, не то кого пострашнее, которая в кошмарных лапах легко могла утащить Норли. Птица сидела на толстом суку и громко просучивала сквозь острый клюв длинные шелестящие перья. Увидев, что все на него смотрят, орел перестал охорашиваться, оглядел собравшихся одним глазом и заявил.
- Не ходите туда.
- Куда? – Спросил Мальчик.
- На болото не ходите. Зажмают там вас. – Выдав это столь своевременное предупреждение (дороги в обход не было), орел с треском оторвался от сука и, обдав всех волной теплого воздуха, ушел в высоту, где сразу же перестал быть виден.
- Кто это такой? – Задал Норли риторический вопрос.
- Попугай. – Зло ответил Ахмас.
- Нет, я просто к тому, что странно….
- Что странно? – Спросил Мальчик.
- Странно, что он решил нам помочь, обычно….
- Я тоже решил вам помочь. – Напомнил Живой Мертвец.
- Так ты… - Рассудительно начал Норли, но как закончить, видимо не знал, и поэтому не закончил вообще.
- Дороги дальше нет. – Обреченно сказал Ахмас. – Вот что странно, так странно. Чтоб большак потонул в болоте!
- По-моему… - монах засуетился и полез в свой мешок, - Сейчас я погляжу. – Он извлек карту, развернул ее на весу и удовлетворенно произнес. – Вот именно! На карте никакого болота здесь нет. Здесь лес.
- Нам стало от этого намного легче. – Язвительно произнес Ахмас, которому предстояло завтра поутру вести отряд через трясину, и он это уже переживал.
- Ничего, пройдем. – Бодро заявил Норли. – До сих пор дошли и дальше пройдем.
Ахмас внимательно посмотрел на него. Что произошло с безумцем? Куда подевалась пергаментная тоска и обреченность. Норли, конечно не светился жизнелюбием, но выглядел вполне уверенно и спокойно. Словно то, чего он со страхом ждал, что сводило его с ума, наконец, произошло и оказалось вовсе не таким ужасным и бесповоротным. Но что именно произошло?
- Ты чего-то сегодня веселый. – Подозрительно поинтересовался Ахмас.
- Я кое-что понял. – Ответствовал Норли. – Мы действительно пройдем дальше, можешь мне поверить.
Ахмасу это совсем не понравилось. Чувство убегающей из-под ног почвы от этих слов безумца стало еще сильнее. Уже не в первый раз он ощущал себя самым глупым и беспомощным из всей их братской когорты и не понимал, почему они все его слушаются.
Они расположились на ночлег на берегу болота. В сумерках туман распространился вокруг, как простудный миазм из глотки больного дракона. Деревья по сторонам дороги темнели угрожающими кольями для казни. Огонь виднелся, как сквозь мутное стекло и совсем не грел. В отсыревшей одежде было очень холодно. Ахмас подбросил дров и сказал.
- Так ты нашел критерий безумия, Норли?
Норли долго думал, смутно улыбаясь.
- Знаешь, к какому выводу я пришел? – Наконец, сказал он. – Он, наверное, нет, ты только не смейся, наверное, это что-то, ну, вроде, такого волшебного кристалла или древнего свитка, на котором он записан. Понимаешь, что я хочу сказать?
- Нет!
- Да, его можно найти, но не где-то вот тут. – Норли постучал себя по лбу. – Все, что ты найдешь вот тут – это старый, поросший паутиной хлам с чердака, оно никому не нужно. Все до чего ты додумаешься не представляет никакой ценности. И ни один ответ, рожденный лишь усилием мысли не будет правильным. Чтобы что-то найти, надо в буквальном смысле ходить по дому и шарить по углам, заглядывать под шкафы. А лучше выйти и побродить по свету.
Ахмас усмехнулся.
- Я тебя предупреждал, что ты будешь смеяться, но, вот, скажи, разве я не прав? – Настаивал Норли.
- Хорошо. – Министр и в самом деле развеселился. – Если исходить из твоей логики, то ответ на любой вопрос валяется где-то в таком виде, что его можно найти только случайно….
- Именно.
- Но я не это имел в виду. Ведь, этот ответ должен кто-то сотворить? Кристалл этот кто-то резцом обработать должен, а свиток – написать. Кто это сделает? Бог?
- Я не знаю, Ахмас. Может, и не Бог. Может, и нет никаких таких кристаллов. Я, ведь, тебе не о том говорил. Я не знаю, кто делает ответы. Я знаю только где я их не смогу найти.
- Это бред. – Устало произнес Ахмас, вяло разгоняя ладонью дым.
Норли захихикал.
- Ты Ахмас, до сих пор хочешь, чтобы все было просто и понятно. Хотя, это естественное желание для нас, каперов. Но мало ли, что оно естественное. То, что оно естественное – это как раз говорит не в его пользу. Для муравья жизнь гораздо более проста и понятна, чем для человека. Не должна быть она простой! – Норли стукнул кулаком по колену. – Надо уметь посмотреть на… вот – сучок и сказать: «Не понимаю, что это такое!». А кто понимает? А никто не понимает! А зачем оно тогда такое надо, что его никто не понимает? А я не знаю, зачем оно такое надо!
- Ну, хорошо. – Утомленно произнес Ахмас и зевнул. – Ты ничего не понимаешь. А почему ты тогда куда-то идешь?
- Как это почему? Я же тебе говорил.
- А, ну да, извини, ответы где-то валяются и можно на них случайно наткнуться, если ходить очень долго.
Он подумал, что уже можно бы завершить этот бессмысленный разговор и лечь спать, но все же спросил.
- Но как ты будешь искать ответы, если даже не умеешь задать вопросы?
- Почему это, не умею? Я ищу критерий безумия.
- Все. Понял. – Пробубнил Ахмас, заворачиваясь в одеяло.
Давно он уже не засыпал при таком внутреннем спокойствии. Словно Норли его в чем-то убедил. Словно дал какой-то ответ (случайно), поисками которого Ахмас давно мучился. Но министр понятия не имел – что за ответ, он даже не знал, что за вопрос не давал ему спокойно уснуть в прошедшие ночи. Он чувствовал только, что эта неотвязная проблема несколько отступила. Возможно, ненадолго.
Ахмас шел первым, проверяя путь длинной палкой, но вскоре остановился в нерешительности. Взошедшее солнце лишь слегка рассеяло туман, который теперь стал зеленоватым. Он волнами двигался справа налево, закручивал узлы седыми космами. И запах здесь был сильный и достаточно четко определяемый. Несло свежим коровьим навозом. Трясина поросла поверху плотным ковром зеленой сочной травы, которая пружинила под ногой как матрас. В редких коричневых лужах плавали большие липкие комья, также наводящие ассоциации о свежем навозе. Лес давно уже отступил за туманную стену. Ахмас пытался некоторое время выдерживать направление, но вскоре вынужден был признать, что совершенно потерялся. Остальные сгрудились вокруг него, оглядываясь во все стороны. Наконец Норли бодро произнес.
- Мне кажется, нам туда. – И уверенно пошел вперед.
Теперь в отряде сменился вожатый. Ахмас теперь шел последним, а Живой Мертвец опять взял Мальчика на плечи. Воздух был сырой и плотный, как мокрая простыня, прижатая ко рту. Разогревшееся не к месту солнце только добавляло удушливости, а навозный дух совершенно забил горло. Идти было очень тяжело. Неудивительно, что выносливый безумец то и дело убегал вперед и вынужден был потом дожидаться остальных. Куда он ведет нас? – гадал Ахмас. Ему не нравилось такое положение вещей. Что-то слишком легко Норли пришел в себя после стольких дней черной меланхолии и теперь выглядел самым уверенным в своих силах. Что-то с ним произошло, отчего он стал сильнее, хотя вполне возможно, это не более чем флюктуация эмоционального фона, и к вечеру он свалится в объятьях черной тоски. Живой мертвец с грузом на плечах еле плелся. Ахмас уже хотел предложить ему забрать мальчика себе, но тут из зелени тумана впереди вынырнул безумец, желтый и мокрый от пота, с широко раззявленным ртом и одышливо произнес:
- Нам не пройти. Становится все хуже и хуже, словно впереди стена или что-то еще. Нам не пройти.
- И что ты предлагаешь? – Язвительно осведомился Ахмас. – Остаться здесь? Или повернуть назад? – Язвительная интонация в голосе мнилась ему одному. На самом деле он говорил как свой вату. Он тоже еле стоял на ногах, сильно опираясь на палку. Словно в воздухе был какой-то яд, медленно убивающий их.
- Они идут. – Непонятно произнес Мальчик. – Оглядитесь, они вокруг. Пусти меня.
- Кто? – Хрипло спросил Живой Мертвец, спуская седока на землю. Ахмас тоже оглядывался, но не видел никого, хотя видно было не далее чем на несколько шагов. Может быть, Мальчик с высоты видел дальше?
Они появились со всех сторон – белые жгуты тумана, свернутые в жадно сглатывающие воронки-пасти. Они тянулись со всех сторон, и некуда было бежать. Запах (исторгаемый из самой глубины голодных глоток) стал опьяняющим. Ахмаса качало. Уже не помня себя, он взял палку наперевес и вяло спросил:
- Что делать, Норли?
Откуда-то снизу, из параллельного пространства, также вяло откликнулся Мальчик.
- Ветру бы….
Норли ничего не ответил. Он знал, что выхода нет, что дальше никто из них не пройдет, потому хозяин болота, хозяин этих туманных живоглотов не хочет этого. Он ничего не мог сделать и просто стоял и ждал, когда сверху ударил плотный горячий поток и плечи его взорвались внезапной болью. Его неудержимо потащило вверх, прочь от друзей, прочь от гибели. Он пытался что-то крикнуть, но свежий воздух комом забил рот, яркое солнечное сияние вмиг захлопнуло ему глаза, а по щекам устремились быстрые соленые ручьи.
Он барахтался, как ухваченный за шкирку и поднятый под потолок кот, пока резкий крик сверху не привел его в чувство.
- Куда нести? Нести тебя куда, я спрашиваю?
- Вынеси остальных! – Давясь, закричал Норли.
- Не могу! Только тебя! Куда?
- К нему! К Обрубку неси! Да быстрее, чтоб тебя!!!
Орел лег на крыло и стал планировать над копошащейся внизу зеленоватой гладью. Он устремлялся туда, где в самом центре болота, до которого они еще не дошли, виднелся маленький холм. Его было видно, потому что туман над ним рассеивался и обтекал с двух сторон.
Норли рухнул как бомба с высоты нескольких метров, вонзившись ногами и руками в мягкую, покрытую гнилой древесной трухой, землю. Некоторое время он стоял на четвереньках и очумело оглядывался. Когда-то здесь росли деревья, но теперь здесь остались лишь одни гнилые коряги. Они покрывали весь островок. Норли медленно шел между ними. Он искал хозяина. И он нашел его.
Обрубок лежал в корыте из крепкой коры, оставшейся на месте сгнившего в своей сердцевине, лежащего на земле ствола. У Обрубка были большие черные, внимательно и бешено смотрящие глаза, маленькая голова, покрытая жидким пушком вместо волос, и не было ни рук, ни ног – одно короткое, плотно закутанное в пелена из огромных зеленых листьев, наподобие пеленок младенца, туловище. Он был очень похож на младенца, своим маленьким неподвижным телом и огромными говорящими глазами, только морщины и длинная рыжая щетина на щеках выдавали возраст. Обрубок, молча, смотрел на безумца, который склонился над ним, уперев руки в края корыта-колыбели из коры. Он, безусловно, мог сделать с хозяином все. Оставалось только решить, что из этого всего ждет от него этот несчастный врожденный урод.
- Оставь моих друзей. – Отчетливо произнес Норли в бездонные глаза. – А я сделаю для тебя кое-что.
- Что? – Шевельнулся маленький сморщенный рот.
«Убью тебя», - был ожидаемый ответ, и Норли, умевший хорошо читать в чужих умах, услышал его.
- Я найду тебе жену.
Жалкое лицо сморщилось в гримасе отвращения.
- Кого ты мне принес, Огла? Я же тебя просил.
Но, возможно, Огла радел о своем хозяине не меньше его самого.
- Я знаю что говорю. – Твердо сказал Норли. – Или может, ты не хочешь?
И в огромных полубезумных глазах мелькнула надежда, совершенно нереальная, невозможная, неуместная… смешная. Но Норли увидел ее и удовлетворенно улыбнулся.
- Только не забудь – мои друзья. – Сказал он, доставая Обрубка из корыта.
В мешке у безумца имелась достаточно длинная веревка, опрометчиво не изъятая бдительным Ахмасом. Из нее он соорудил садок, в который посадил Обрубка, после чего повесил последнего себе за спину. Мешок ему пришлось развернуть и приладить у себя на животе. Впрочем, ноша, особенно для Норли, была не велика.
- Показывай путь, Обрубок. – Норли не удержался и хихикнул, после чего двинулся в раскрывшийся перед ним коридор в тумане, на противоположном конце которого находились, не чаявшие уже получить спасение, друзья.
Обрубок благополучно вывел их из болота, милостиво рассеивая туман в виде широкого коридора. Запах сильно уменьшился, так что перестал быть ощутимым вовсе. Солнце больше не жарило, наползли откуда-то синие пузатые облака, и поднялся ветер. В общем, продолжать путь стало намного легче, если б не накопившаяся за время мучений усталость. Оживившийся до неприличия безумец скакал впереди как борзой конь и Мальчик с Живым Мертвецом периодически вынуждены были просить его подождать. Живой Мертвец очень устал и не мог больше нести Мальчика, но тот отказался от помощи Ахмаса и шел сам, не глядя под ноги, проваливаясь по колено в навозные лужи.
На твердом берегу, как раз там, где в болоте тонула дорога, но не большак, а другая, и не дорога вовсе, а скорее широкая утоптанная тропа, по которой при желании можно было ехать на коне, все повалились на землю, как подгнившие столбы. Норли отправился собирать хворост для костра, оставив Обрубка в распоряжение спутников. Никто из них не поверил в то, что «Обрубок» - это настоящее имя. Все решили, что это прозвище, данное вредным безумцем, и молчаливо принятое уродцем вследствие избытка покорности судьбе. Наконец прямой Ахмас решил прямо спросить и получил прямой ответ: «Обрубок» - это самое настоящее имя, данное отцом и матерью. Его звали так с тех времен, с каких он себя помнил, а было это давно, ведь ему уже тридцать семь лет. Он жил один с отцом без матери, ушедшей искать лучшей доли в объятьях другого. Обрубок предполагал, что он стал причиной или одной из причин этого события, хотя отец никогда этого не говорил. Отец с ним вообще не разговаривал. Он был работящим трезвым, хотя и очень одиноким, человеком, так что прокормить семью из двух персон не составляло для него труда, но в последние месяцы до черного дыхания, он запил, и дело покатилось к необратимой развязке, если бы…. Сначала он воспринял произошедшую с ним метаморфозу (нет, он не умер, а вместо этого стал хозяином болота) как долгожданное и нечаянное возмездие за годы мучений и унижений. Он повелевал бестелесными гадами, сидел на острове, как паук в центре своей паутины, у него были верные (Огла) слуги, хотя среди них не было ни одного человека, но потом он стал понимать, что ничего ровным счетом не изменилось, ведь руки и ноги у него не выросли, а значит, его в очередной раз подло обманули. Он больше не мог терпеть издевательств судьбы и воспринял явление живых странников, как последний шанс.
Но ведь он поверил Норли! Об этом его, конечно, не спросили, но подивились про себя. Как можно доверяться безумцу? На что мог рассчитывать Норли в пустынном краю, где живая душа встречалась не чаще бутылки в море, а полноценных обывателей не осталось вовсе? К ужасу Ахмаса, Мальчик прямо спросил безумца, когда тот вернулся, где тот намерен искать жену Обрубку? На что Норли достойно ответил туманной и загадочной улыбкой.
Ахмас уже начал дремать, когда мальчик внятно произнес:
- Что это такое?
Тон Мальчика заставил Ахмаса встрепенуться и посмотреть в указанную сторону. Там из ствола дерева, практически у них над головами, торчала длинная красная стрела. Ахмас начал тревожно оглядываться, а Живой Мертвец опасливо произнес:
- Стрелки?
- Нет, - ответил мальчик, - Я уже давно на нее смотрю.
Ахмасу очень не хотелось вставать. Мускулы сладко ломило, и они только-только начали расслабляться, к тому под вечер стало по-настоящему холодно, но ничего не поделаешь. Он встал и подошел под стрелу. Сначала он хотел выдернуть ее, но потом передумал и только коснулся густо вымазанного красной краской древка.
- По-моему, это какой-то знак. – Высказался мальчик. – Дорога помечена.
- Охотницы! – Радостно предположил Норли.
- На дороге следы копыт. – Доложил Живой Мертвец.
Ахмас по очереди оглядел всех и спросил Обрубка.
- Чья это дорога?
- Я не знаю. – Безразлично ответил Обрубок. – Те, кто по ней ходит никогда не забирались в болото.
- Норли? – Спросил, Ахмас, соблюдая субординацию.
- Я думаю, пройдем! – Бодро заявил Норли и лег спать.
Безумец караулить костер не захотел, а Ахмас с Живым Мертвецом не могли. В результате все уснули на опасной дороге как сурки. Наплевать на возможные неприятности после нелогичного спасения из болота, а также прошлых не менее нелогичных спасений, было гораздо легче. В начале пути никто бы не поверил шапкозакидательским заявлениям Норли, но тогда и Норли был другой. Как ни странно тогда он был более безумен чем сейчас, когда начал творить неподдающиеся адекватному анализу действия.
Глава 13
Куда ведет дорога никто не знал, но из леса надо было как-то выбираться, к тому же Норли сказал – не все ли равно, и они пошли по дороге. Не раз и не два по пути попадались красные стрелы в деревьях. Под конец Ахмас даже предложил сойти с дороги, но его никто не поддержал, а он не настаивал. Наплевать. Хотя это довольно трудно. Хотя для этого необходимо встать на порог гибели и не погибнуть. Но всему можно научиться. Через некоторое время Ахмас уже ругал себя за трусость, происходящую из сознания своей более значимой сущности, нежели сущность какого-то местного мальчика, которому гораздо проще забыть, что надо обязательно жить. Для чего жить? Жизнь сама по себе ничего не стоит, это всего лишь потенция с нулевым началом отсчета. И даже когда на счету набежит какое-то число, стоит остановиться и оглядеться – и отсчет снова на нуле, он оттуда вообще никогда не уходит. Вам этого не понять господа менсоры…. Хотя, возможно, именно они понимают это очень хорошо. Возможно, стоимость трусливого шакала, с его (именно – с его) точки зрения гораздо выше стоимости бога, опять с его, бога точки зрения. Возможно, здесь имеется нечто вроде закона неубывания и неприбывания. Чем меньше ты мнишь о себе сам – тем больше ты стоишь на самом деле, хотя твою стоимость на самом деле и оценить-то некому.
С затянутого низкими лохматыми тучами неба сыпало мелким ледяным дождиком. И это продолжалось без перерыва в течение двух дней и трех ночей. Утром третьего дня они вышли, наконец, на опушку и остановились на краю необозримого пустого степного пространства – приятный отдых глазам. Тропа уверенно вела дальше, и Ахмас снова предложил сойти с нее. Нужно было возвращаться на большак и как можно скорее. Живой Мертвец сверился с картой и заявил, что поворачивать нужно влево. Придется пройти около пяти - десяти километров вдоль опушки. Норли легко согласился и первый вошел в желтую, сухую, но все еще стоящую прямо и высоко траву.
Далеко уйти им не дали. Живой Мертвец вдруг остановился и, схватив Ахмаса за руку, тревожно сказал:
- Всадники.
Он смотрел в степь, в ту сторону, куда уводила покинутая тропа. Ахмас оглянулся на лес, но прятаться было уже поздно. Их заметили. Несколько черных точек, рассыпавшись в цепь, быстро приближались. Лошади неслись во весь опор.
Если они решат проткнуть нас длинными красными стрелами или копьями, мы ничем не сможем им помешать, думал Ахмас. Единственный из них, кто мог дать охотницам отпор в качестве умелого бойца, был Живой Мертвец, который все-таки был невидимка и убийца по роду службы (исполнитель деликатных желаний озабоченного императора). Но, против восьми всадников, а точнее всадниц, которые стремительно надвинулись, окружая отряд со всех сторон, даже он ничего не смог бы сделать. Смог Норли. Они сделал несколько шагов навстречу охотницам (Обрубок с любопытством глядел из-за его плеча) и, подняв руки, сложил их ладонями вместе, словно возносил молитву какому-то истребленному ныне языческому божеству.
Их плотно взяли кольцо на гарцующих лошадях. У каждой охотницы имелся длинный красный лук, большой колчан с длинными стрелами, а в руке каждая сжимала короткое очень острое на вид копье. Все они были почти так же наги, как и их взмыленные кобылы, что довольно странно было видеть под столь неприветливым небом в объятьях промозглого дождя, когда под промокший на плечах и у шеи плащ надеваешь теплую рубаху, хоть и на ногах весь день и мерзнуть, вроде бы некогда. Их стройные тела блестели в неярком свете, толи от пота, толи от повышенной гладкости и упругости.
- Кто ты такой, знающий наши знаки? – Острие копья, как и вопрос, были направлены на безумца.
- Меня зовут Норли. – Сказал Норли. – А больше я даже не знаю, что такого мне сказать про себя. Вряд ли вас что-то заинтересует из моей биографии. Но у меня есть к вам одно предложение, в обмен на наши жизни. Очень выгодное!
Охотницы разом засмеялись. Норли даже смутился.
- Думаю, мы можем это взять безо всякого обмена! – Заявила та, что угрожала ему копьем. Впрочем, она уже не была столь категорична в своей угрозе.
Норли начал багроветь.
- Я совсем не это имел в виду. – Промычал он, глядя на охотницу исподлобья.
- Даже так! У тебя есть что-то поинтереснее? – Теперь они все просто зашлись от хохота.
Ахмас непроизвольно поежился. Почему-то стало казаться, что вода так и норовит заползти за ворот. Зябко стало. Он не знал, что задумал безумец, но у него самого не было ни одной деловой мысли взамен его, очевидно, бредовой затее. Но безумцу определенно стоило довериться, эта мысль вовсе не казалась теперь бредовой и нелогичной.
- Вам, ведь, нужен Король, так? – Спросил безумец.
Хохот разом оборвался. Глядя на ощеренные лица, Ахмас уныло подумал – сейчас нас зарежут. Нет. Нас поджарят живьем, вот что с нами сделают. А может, так и лучше?
Норли тоже был напуган, но не сдавался.
- Ваша Королева заждалась в одиночестве. Вам, ведь, был отдан приказ искать претендента! Какого черта! Кто вам вообще нужен?! Кого вы тут собираетесь ей раздобыть? Спятившего монаха?!
Охотницы переглядывались.
- Претендент, это не просто тот, у кого есть. – Веско заявила старшая.
От ее значительно тона Ахмасу стало смешно. Он не смог сдержаться и захихикал. Живой Мертвец его поддержал. Если б еще засмеялся Мальчик, их бы искромсали на месте, но Мальчик сохранил безупречно каменное лицо. Норли сердито на них оглянулся. Судьба переговоров опять повисла на волоске.
- Наверное, вот этот. – Предположила одна из дев, указав копьем на Ахмаса. Тот сразу посерьезнел.
- Нет! – Яростно заявил Норли. – Не он!
- А кто?
Норли распахнул рот, но не ответил.
- Отвезите меня к ней. – Сказал он, наконец. – Я скажу только ей.
- Значит, и не ты?
- Я сказал – отвезите меня к ней! – Норли заиграл желваками.
- Ты слишком многого хочешь. – Предупредила старшая.
Ахмас поглядел на Обрубка. Тот молчал, но на лице его играла счастливая улыбка. Ахмасу стало жутко. Он поспешно отвел глаза и уставился в землю. Все происходящее вдруг потеряло достоверные признаки реальности. Значение слов словно поменялось на обратное, слова обрели зловещий тайный смысл, но угроза была направлена вовсе не на них, четверых искателей, а на ничего не подозревающих, беззащитных дев. Безумец вдруг преобразился в носителя скрытой темной силы, а его страх и смущение оказались всего лишь маской.
Они возьмут его с собой – безнадежно подумал Ахмас. А я не могу его остановить, потому что, если я это сделаю, нас всех убьют.
Так и случилось.
Норли выдали одну из лошадей. Он (вместе с Обрубком) с трудом взгромоздился на дрожащую от нетерпения спину.
- Ждите меня здесь. Я вернусь. – Предупредил безумец, утерев мокрое, то ли от дождя, то ли от пота лицо. Охотницы звонко захохотали над удачной шуткой.
Оставшись втроем, они долго смотрели вслед удаляющейся во весь опор кавалькаде. Дождь пошел сильнее, а холодный ветер на равнине задувал порывами прямо в лицо. Ахмаса проняла дрожь, но он, как завороженный все смотрел в даль, где скрылся зловещий Норли. Живой Мертвец взял его за локоть.
- Пойдем в лес. – Предложил он. - Подождем его там, укроемся от дождя.
- Что это такое? – Бормотал Ахмас, бредя следом за монахом. – Что это значит? Что произошло с ним?
Никто ему, естественно не ответил. Только когда Жив развел костер, и от промокших насквозь одежд повалил пар, Мальчик сказал.
- Наш Норли неплох. Особенно если он вернется.
Ахмас посмотрел на него с бессильной тревогой. Он видел, что ему тут не с кем говорить. И не о чем. Мальчик воспринимает все как расчетливый, но все равно азартный болельщик – ход захватывающего боксерского матча, а Жив только тронь – начнет сюсюкать и укачивать, как заводной. А ситуация, меж тем, на скромный министерский взгляд уже совершенно вырвалась из-под контроля. Уже не важным стало, куда и зачем идти, можно уже никуда и низачем. Что еще взбредет в голову этому просветленному психу?
Норли было не до абстрактных проблем. Поездка оказалась достаточно длительной, но проходила она на всем своем протяжении на полном скаку. Такой аллюр лошадь может выдержать лишь несколько минут, а кобыла что шла под Норли не отличалась от обычных кобыл ничем особенным, если не считать, конечно, что она была идеальна с точки зрения знатока. Но едва шаг ее и остальных лошадей становился не столь легок и ровен, как одна из дев приподнималась на стременах и оглашала поле вокруг диким, тонким, совершено не человеческим, а похожим скорее на стократно усиленный визг давимой сапогом крысы, воплем, от которого закладывало уши и голова становилась пустой, как дырявое ведро. Этот крик сбрасывал усталость с лошадей как грязную, мокрую попону, и они вновь неслись, словно жег их сзади плотоядный лесной пожар.
Норли был плохим наездником, и все его силы, как физические, так и душевные были направлены на то, чтобы удержаться в седле. Вцепившись в луку двумя руками и сдавив ногами жадно дышащие бока, он все равно при каждом шаге отрывался от опоры под седалищем, летел некоторое время по воздуху, отдельно от скакуна и, опускаясь, не был уверен в том, что приземлится обратно в седло, а не мимо. Как чувствует себя Обрубок, и есть ли он вообще у него за спиной, или там давно уже только пустые веревки трепещут на ветру, он не знал и боялся узнать.
Город охотниц возник впереди неожиданно. Просто лошадь вдруг сбавила ход, а потом и вовсе перешла на шаг. Норли огляделся, чувствуя, как пот бежит по отвисшим щекам, а одежда корытится, мокрая изнутри и снаружи. Они въезжали в широко распахнутые ворота, возвышающиеся над довольно хилым частоколом из тонких корявых бревен. Собственно город состоял из огромно количества маленьких шатров из разнообразных шкур убиенных во множестве по всей степи и лесу зверей. Между шатрами виднелись черные круги кострищ, а кое-где горел огонь. Встреченные на улицах охотницы (Норли был совершенно прав, здесь не было ни одного лица мужского пола) останавливались и пристально вглядывались. Норли шевельнул лопатками и, повернув голову, увидел краем глаза капюшон Обрубка, которого он по собственной инициативе завернул в запасной плащ, вместо дурацких листьев.
- Ты жив?
- Вполне…. А они красивы. – Эти слова обрубка вовсе не были сухи и черствы, как все его изречения, слышанные на болоте и в лесу. В них было чувство. Оживает малец, удовлетворенно подумал Норли.
В толпе, собравшейся на улице, переговаривались, обсуждая мужские достоинства. Норли явственно услышал слова:
- Вот это будет настоящий король….
- Слезай. – Раздался приказ, произнесенный лязгающим металлическим голосом. Как понял Норли, они находились в самом центе города, у подножия крутого каменистого холма. В недра под холмом вела большая темная дыра, в которой виднелась вырубленная в камне лестница. Теперь вокруг них с Обрубком не осталось ни одной голой охотницы. Его окружали одетые в черные, глухие балахоны с капюшонами, полностью скрывающими лица, особы. Наверное, это были приближенные к монаршьему трону жрицы. Норли послушно спешился.
- Вход в город для мужчин возможен, только если он собирается пройти испытание. В противном случае его ожидает смерть. – Объяснила ближайшая жрица.
- Я согласен. – Норли непроизвольно сглотнул.
Его долго оглядывали из под опушенного капюшона (интересно, они что даже не замечают Обрубка? Он для них не человек?!), а потом, сказавши:
- Следуй за мной. – Повели в жерло пещеры.
«Соплячки!», - думал Норли, спускаясь по широким ступеням: «Где вам понять, какой у вас будет король! Даже не замечают! Ну, я вам сделаю!».
В длинной узкой, извилистой кишке пещеры было тепло и светло. Вход надежно занавешивали шкуры убиенных зверей, на стенах густо росли факелы с трещащими огненными цветками на концах. Его вывели на простор округлой залы. В зале было еще светлее, и еще теплее, в глубине горели, хотя и не чадили несколько больших костров. Может, они нужны были для обрядов или для испытаний, а может просто королева, не была столь же морозоустойчива, как ее меньшие сестры. Что вполне подтверждало гораздо более раннее предположение Норли о природе королевы и ее охотниц. Пляшущий, отраженный множеством кристаллов какого-то прозрачного минерала, густо вкрапленного в светлые стены, свет колол глаза острыми бликами. Здесь было очень красиво, но…. Перед гостем возникла, ворвавшись из какого-то потайного кармана реальности (шагнув навстречу из ниши в стене), низкая, совершенно квадратная баба, в исполинском по красоте и весу панцире. Там была целая куча толстых стальных блях, шипов, ослепительно зеркальных поверхностей. Только голова ее была непокрыта. Маленькая голова с круглым, плоским, как тарелка лицом, в центре которого вокруг крошечной пуговки носа ютилось все остальное. Светлые волосы торчали грязными космами во все стороны, как шерсть лихо встряхнувшейся после купания собаки. Но на собаку она была не похожа. Она очень походила на свинью, огромную, могучую кабаниху, с буравящим взглядом плоских глаз.
- Хочешь пройти испытание? - Провизжала она тонким свиным голосом. Руки ее поигрывали тяжеленным устрашающим цепом, как цепочкой для часов.
Норли остановился, потому что дальше хода не было.
- Да. – Сказал он и пошевелил спиной, устраивая на ней Обрубка. Норли очень желал, чтобы его ноша молчала до поры до времени, но тот, видимо, понимал все очень хорошо и не издавал ни звука. Сверток за спиной был почти невесом, и если бы Норли не думал о нем постоянно, то вполне мог вообще позабыть о его присутствии. – Я умею петь, сажать помидоры, городить глупости, очень представительно выгляжу в короне. Сгожусь.
Кабаниха уставилась на него. Почуяла, решил Норли. А, вот, сейчас она меня этой штукой по голове. Он лихорадочно соображал.
- Ты на меня-то не смотри! – Предостерег он. – Я знаю, как растопить дамское сердце, у меня такой подарок, от которого она не сможет отказаться.
- Здесь испытание, а не подарки! – Провизжала кабаниха.
- Не говори, чего не знаешь! Откуда ты знаешь, что у меня за подарок в заплечном мешке? Может, с ним мне никакие испытания не страшны?
Норли уже развеселился. Он сообразил, что можно совершенно безнаказанно намекать на Обрубка, они не видят его и свернут любой разговор на эту тему. И действительно, кабаниха вдруг потупила взор и сказала, уже без прежнего визжащего напора.
- Подарки, подарки, отбою от вас нет. – И убралась с дороги.
Норли двинулся дальше. Дальше начиналась темнота. Подземный зал здесь сужался, превращаясь в коридор, который почти не освещался. Нога ступала все неувереннее и неувереннее на неровном полу. Норли невольно замедлял шаг. А если там голодные армашмакодявские псы? Или какая-нибудь чешуйчатая холоднокровная мерзость, выловленная в Запретной Долине Змей (или в Мрачном Подземелье Дракона)? Или, может быть, там очередь из свирепых воительниц, вооруженных зазубренными ятаганами, которую придется миновать? Норли совсем почти остановился. Сердце застучало панически. Единственное, что придавало ему немного храбрости, было таинственное молчание Обрубка. Очень не желалось оказаться перед этим заморышем трусливым хвостоподжатцем. Он-то, возможно, ждет не дождется, когда бестолковый носильщик донесет его, наконец, до цели. Норли непроизвольно нагнул голову и, выдвинув челюсть, пошел вперед.
Впереди обнаружился некий объект. Норли сначала не разглядел, что это, только заметил в тени некое отличное от серой мглы более яркое пятно, но повернув голову в ту сторону и вглядевшись, он вздрогнул и замер. В глубине зала загорелся и начал нарастать густой красный огонь, становилось все светлее, но Норли это не замечал. Он видел ее очень хорошо.
Она сидела на троне из костей и черепов убиенных животных. Норли почувствовал, как вздрогнул и сжался за спиной несчастный Обрубок. Он и сам был ошарашен. Такое возможно было во сне, или в сопливой легенде. Норли даже удивился, его не должно было это шокировать. Он же безумен, а значит жил чем-то подобным, чем-то одного порядка, хотя возможно и другого знака, все время. Возможно, все дело было в том, что в безумной Саории он, безумец, начал выздоравливать. Он остановился перед ликом дикой божественной красоты и перевел дух. В зале стало совсем светло, красный, горячий свет, рожденный, казалось жерлом вулкана играл на ее смуглой коже и самоцветах в ожерелье, диадеме и браслетах целой россыпью драгоценных оттенков. Роскошные волосы походили на поток застывшей лавы. Норли предполагал, какое впечатление все это должно было производить на просидевшего всю жизнь в тумане и навозе Обрубка, и он, конечно, не ошибался в своих предположениях. Она сидела, положив одну приятно мускулистую ногу на другую, положив изящные руки на подлокотники, откинувшись гордой спиной на абсолютно вертикальной спинке кресла, так что затылок лег как раз вглубь отверстой пасти какого-то чудища, которое Норли даже не смог опознать, и равнодушно глядела на пришельцев и сквозь них. Норли не вызвал у нее и сотой доли интереса, завоеванного им у младших охотниц. В ее взгляде была пустота – бесконечное равнодушно терпение. Подвижническое равнодушие, которое никак не вязалось с ее призывным обликом.
Воображение Норли привычно заработало. Ахмас бы назвал это интуитивным прорывом, но Ахмас был здоров, а Норли не отличал плоды своей глупой фантазии от плодов творческого озарения. Ни тогда, ни сейчас. Просто тогда это действительно было лишь глупой фантазией, а сейчас (как в случае со счастливо угаданным приветственным знаком охотниц или именем Обрубка) нередко становилось открытием. Она, конечно, была матерью, потерявшей единственное дитя. Об этом говорит ее взгляд. Властный и вместе с тем исполненный вынужденной покорности. Скорее всего, она жила до Черного дыхания (единственная из всего города), жила несчастливо, но стойко, очень несчастливо и очень стойко – достаточно для того, чтобы проснуться в новом мире в новой ипостаси, получив в виде издевательского возмездия за свои муки власть над толпой безразличных ей, и наверняка презиравших бы ее до этого, глупых девок. Так и не получив долгожданной любви, как не получил ее несчастный Обрубок.
Норли хотел было подойти к ней, но не сделал и шага. На него накатил внезапный совершенно обессиливающий ужас. Ужас зайченка перед задумавшейся невдалеке волчицей. Если он сделает шаг или хотя бы шевельнется, она его заметит. Она его заметит в любом случае, даже если он будет абсолютно неподвижен, потому что они слишком близко друг от друга. Но если он не будет шевелиться, он проживет на несколько секунд дольше. Пот побежал по напряженной шее. Норли с трудом сдерживал дыхание, боясь дышать громко. Ничего не осталось от первого его вожделения. Он не мог представить, что с ним будет дальше, но, право, лучше б уж это были армашмакодявские псы.
Она слегка повернула голову и посмотрела ему в глаза. Вот оно. Это не гнев или отвращение, и не презрительное раздражение по поводу нарушенного царственного покоя. Это взгляд из другого мира. Нельзя сказать, что этот мир мрачен, или наоборот – светел. Он просто другой, совершенно чуждый, невозможный здесь, а потому убийственный здесь для всего живого, а тем более для живого, которое неосторожно потянулось к нему. Шагнуло в капкан за прельстительной приманкой. Норли не мог отвести глаз. Она встала и пошла к нему навстречу. Она видела все, что составляло бесценную кладезь духовного естества того существа, которое пришло к ней. Но она не считала эти жалкие ошметки божественной плоти за что-то бесценное. Она брезгливо поковырялась в них пальцем, поморщилась и отшвырнула прочь. Он бы умер, как умер бы на его месте любой другой мужчина. Умер бы от страха, от ужаса потери самого сокровенного, что у него есть, что было тщательно скрываемо и оберегаемо. И даже не от ужаса потери, а просто от невыносимого мучения, от того, что это увидели чужие глаза, разгадали эту нехитрую тайну, выражаемую странным понятием: я – мужчина.
Возможно, Обрубок шевельнулся за его спиной. А может быть, на грани смерти, уже вознося молитву о счастливом приобщении, он услышал его мысли. Но, так или иначе, но он вспомнил, что не он, безумец Норли, претендент. Он – всего лишь носильщик, жалкий раб, ничтожный прихлебатель. И он с радостным облегчением облачился в эту роль, набросил на свою дрожащую от смертного холода душу грубый, но спасительный плащ непричастности.
Он осторожно снял Обрубка с плеч и предъявил его ей на вытянутых руках, как драгоценный дар, как щит, способный укрыть все смертное здесь от ледяного иномирового дыхания. Сейчас Норли истово верил, что Обрубок способен вытащить ее из этой мрачной пустыни. Губы безумца тряслись, шепча что-то бессвязное, но руки не дрожали. Обрубок не может сам ходить, не может царственным движением пальцев казнить кого-то или помиловать. Но это ему и не нужно. Ноги, чтоб ходить и руки, чтоб казнить есть у других, у тех, кто будет верой и правдой служить ему.
Даже притом, что он не видел глаз Обрубка, в которые королева имела неосторожность заглянуть. В этих глазах, сконцентрированное до убийственного действия тридцатью семью годами неподвижного лежания в колыбели из коры сгнившего изнутри ствола, вокруг которой туманом клубилась лишь равнодушие, досада, немая неприязнь и даже ненависть, имело место лишь одно желание – желание обладать. (Я не знаю, кто ты, отобравший у меня руки и ноги, а потом подло обманувший. Я никогда не видел тебя и даже не знаю наверняка, есть ты или нет. Это не имеет никакого значения. Сейчас я могу сделать из тебя лягушку в своем кулаке, если захочу. Ты горько пожалеешь о том, что лишил меня обычного, если встанешь между мной и этой женщиной).
Королева остановилась, а потом попятилась от Норли, как от ощеренного красноглазого волка. Норли решил назвать эту игру «кто кого перепугает», и был беззастенчиво рад, что сам вышел в ней победителем. Королева была напугана. Она никак не ожидала встретить отпор там, где привыкла побеждать? (А чего же тогда она вообще ожидала? – спросил бы Мальчик). А возможно, она увидела в глазах Обрубка нечто родственное своему миру и ужаснулась этому видению. Обрубок победил ее ее же оружием. Но хотел ли он полной победы? Вряд ли. Он согласился бы на богатую контрибуцию.
Королева протянула навстречу руки, и приняла Обрубка из протянутых рук Норли. Она удержала его, хотя и с трудом, она держала его как младенца, разве что очень большого и тяжелого. И она не отрывала взора от его огромных глаз. Он держал ее.
- Испытание. – Хрипло произнес Обрубок.
- Ты прошел его. – Ледяными устами отозвалась она и закрыла его уста поцелуем.
Норли понял, что здесь он лишний. Чувство было вопиющим. Согнувшись в три погибели и даже льстиво улыбаясь неизвестно кому, он помчался прочь, обратно по темному коридору в большой зал с кострами и только тут остановился, и утер с чела трудовой пот.
Оглядевшись, Норли обнаружил тут жриц во множестве. Он не видел взглядов из-под опушенных глухих капюшонов вокруг: недоверчивых, изумленных, устрашающихся, но он чувствовал их. Сначала было он решил, что его сейчас чего доброго казнят за то, что он сбежал. Но потом он понял, что ничего подобного с ним не будет. Никто не обращал на него никакого внимания. Они смотрели на вход в тоннель и ждали. Норли был в лучшем случае незначительной помехой, случайным свидетелем. Они ждали. Усмехнувшись, он развернулся и пошел к выходу.
Снаружи, в городе, тишина также сопровождала напряженное ожидание. На вышедшего Норли опять никто даже не посмотрел. Они все как одна смотрели на вход в пещеру. Они тоже ждали, и, конечно, они уже знали, что их ждет (придется вскоре согнуть гордые спины в поклоне новому королю), потому что не могли же они не видеть Обрубка.
Норли ухватил за узду свою лошадь. Та шарахнулась. Норли прикрикнул на нее и, урезонив, влез в седло. Никто не помешал ему покинуть город и отправиться в путь через поля. Правда, он не очень хорошо помнил, куда надо ехать, но решил не придавать этому значения. И действительно, через сотню шагов лошадь остановилась и, изогнув шею, поглядела одним глазом на всадника.
- Куда везти-то? – покорно-вызывающе спросила она.
- Домой. – Спокойно ответил Норли.
Глава 14
В скоротечном стремительном сне Ахмас увидел Дайру. Он рассказал ей правду о себе, не утаив ни малейшей подробности, но вовсе не чувствовал при этом ни страха ответных обвинений в беспардонной лжи, ни тревоги по поводу возможного бегства от зловещего чужака, эти страхи и тревоги в тот момент вообще казались ему смешными и он искренне не понимал, как мог придавать им такое значение и мучиться ими, как честный ученик невыученным уроком. Все будет хорошо. Дайра действительно не отшатывалась от него и не пламенела гневно взором. Весело прищуривщись, она спросила.
- Что ли, это правда?
- Святая правда! – Побожился Ахмас. – Не сойти мне с этого места!
Тут Дайра с неожиданной силой толкнула его в грудь, так что Ахмас чуть не упал и сделал пару шагов назад.
- А вот и сошел ты с этого места! – Радостно заявила она. – Значит – неправда!
- Как же так! – Забеспокоился Ахмас. – Я, действительно, капер! – Но он уже не был уверен в этом. Неожиданные пугающие сомнения посетили его. В Дайре он почувствовал совсем не женскую силу, приличную для таких изящных рук, скорее уж это были руки судьбы. В самом деле – вот она, перед ним, живая и невредимая, значит, она не умирала. Значит, нежданная кончина Саории тоже выдумана, но почему бы не продолжить параллели, и не обнаружить, что его каперское бытие – тоже сплошная беспечная фантазия. Ведь, в самом деле, что это за бред – телепорт в любой конец вселенной, молекулярно-синтезированные пюре и бекон, нанорегенераторы органов, делающие любое тело бессмертным, психотрон…. Ахмас натужился и попытался вспомнить свою бывшую жену, но не смог оживить ни лица ее, ни даже имени, только смутное и беспросветное ощущение вины, которую невозможно искупить, а можно только сбежать от нее. Ерунда, не было ее, не было! Получается, что все его прошлое – выдумка, и вообще не важно, что там было, а чего не было, это даже хорошо, если в его новом бытии существует только настоящее и, без сомнения, будущее. Ахмас попытался по-новому взглянуть на распахнувшиеся непривычные и несколько чуждые перспективы мира без прошлого, и обнаружил в них неожиданную привлекательность, подобную свежему тревожащему запаху долгожданной весны. Однако стены его кабинета неожиданно покосились и пол ушел из-под ног. Ахмас упал.
- Вставай! – Весело закричала Дайра и протянула ему руку.
Ахмас потянулся за ней, но ее рука ускользнула от него.
- Вставай! – Оглушительно крикнула Дайра голосом Норли. – Враг недалече! Хватай пожитки, пихай в карманы!
Ахмас сообразил, что это не пол шатается вокруг него, а его самого бесцеремонно трясут за плечо. Он недовольно поглядел на безумца и резко сел.
- Где? – Он принялся тревожно оглядываться, но увидел, только Живого Мертвеца, который неспешно ковырялся в костре и Мальчика, который искал что-то завалившееся в траву около своего одеяла. – Какие враги?
- Кто-то ночью, так сильно храпел рядом, - заговорщицким голосом произнес Норли, тревожно оглядываясь, - Таким ненатуральным басом – ясно, это враг прокрался в стан и пытался совершить диверсию – замучить нас бессонницей. И, между прочим, спрятался он под твоим одеялом. Неужели ты ничего не заметил?
- Норли, - слабым голосом поинтересовался Ахмас, - А знаешь ли ты, что я с тобой сделаю?
- Скорее всего, ты привяжешь меня к рогам доброй человеколюбивой коровы, которая не умеет плавать, потом прыгнешь с моста на самую глубину и будешь кричать дурным голосом: «Помогите! Спасите! Тону!». Я прав?
- Не-ет! – Предупредил Ахмас. – Все будет намного хуже. Я расскажу Мальчику, почему ты вчера просил добавки.
Норли сразу заткнулся и напыжил лицо, словно глотанул целую ложку перца.
- А почему он вчера просил добавки? – После паузы спросил простодушный Живой Мертвец.
Норли сейчас же повернулся к нему и уничтожил его огненным взором.
- Ахмас, - сказал Мальчик, - Если хочешь знать, мне совершенно наплевать, почему Норли просил добавки.
- А я про тебя ничего и не говорю. – Заявил Ахмас. – Главное, что Норли не наплевать.
- Так, чего это мы расселись?! – Преувеличенно оживленно заголосил Норли. – Жив, ты готов?
- Да, завтрак готов, идите сюда.
Ахмас хлебал из своей тарелки, и смотрел исключительно в нее. Норли сначала подозрительно косился на него, но предводитель был настолько озабочен едой, что он, в конце концов, успокоился и даже стал весело поглядывать на Мальчика. И в самый кульминационный момент Ахмас сказал.
- Норли вчера просил добавки, потому что к нему в тарелку, пока она стояла на земле прыгнула жаба. Она, конечно, сразу убралась, потому что явно ошиблась адресом, пожелав, правда, на прощание ему хорошего аппетита, но надо было видеть, браты, выражение глубокого возмущения и отвращения на его лице, когда он вытирал о штаны ложку, которой случилось оказаться в той тарелке.
По лицу Норли было видно, что теперь Ахмасу явно не избежать медленной смерти в забытом углу нового счастливого мира. Что на коленях будет умолять забыть и простить его горемычного дурака, но, конечно, не получить никакого прощения.
Однако ни Мальчик, ни Живой Мертвец даже ухом не повели. Мальчик по этому поводу вообще уже высказался, а Жив, наверное, был настолько равнодушен к жабам, что вообще не уловил соль. Впервые за время их похода Ахмас немного пожалел о том, что у него в спутниках такие хладнокровные друзья.
Ахмас некоторое время разглядывал их. Раньше он все-таки никак не мог понять, откуда у них у всех эта беспрекословная презумпция лидерства Ахмаса. А сейчас, ему показалось, что он нашел ответ. У Ахмаса была любовь в старом мире, и теперь есть веская причина вернуть все на круги своя, хотя бы и в мечтах. Живой Мертвец был монахом, что, конечно, еще ни от чего не гарантирует, но Ахмас был почти уверен, что преданность Жива делу и обетам была чиста. Мальчик был слишком мал, несмотря на свою седину. А Норли, похоже, тяготился обычной для помешанных бедою. Поэтому они выбрали его в предводители, без совещаний и рассуждений. И в нем черпали силы для борьбы. А чем черпал силы он? Ахмас скрежетнул зубами и поспешно уставился в тарелку.
- Где-то здесь должен быть пост. А, вон он! – Норли стоял у верстового столба со знаком «трех шагов» и глядел в заросли справа от дороги. Почтовые посты шли вдоль всего большака через каждый день перехода. Там можно было разжиться едой и переночевать. Лошадей, правда, на постах больше не было… хотя какие теперь вообще лошади.
Живой Мертвец притащил огромный синебокий самовар, водрузил на стол в большой комнате и с довольной улыбкой разогрел его. Все собрались вокруг стола, в нетерпении слушая сипы из синей утробы. Норли так вообще сиял, что второй самовар.
- Кстати вы заметили, - Мальчик поднял глаза от глубокого граненного стакана, - Пропали все кошки. – Он с шумом потянул в себя чай. – Интересно, почему?
- Совсем не интересно. – Добродушно откликнулся Ахмас.
- Ну да, понимаю, Обрубок, охотницы… - Мальчик снова припал к стакану.
Ахмас же от своего оторвался и некоторое время разглядывал юнца.
- Что ты, собственно, имеешь в виду?
- Ничего особенного. Я только не понимаю, почему он не любит кошек.
- Кто? – Спросил Норли. – Дракон?
Ахмас сморщился.
- Опять вы за свое.
- Отчего же, очень интересно. – Безо всякого интереса сказал Норли.
Ахмас откинулся на спинку стула.
- Я, к примеру, не понимаю вообще ничего. И если вы не понимаете, только почему здесь нет кошек, то я вам завидую.
Мальчик пил чай.
- Я понимаю только одно! – Ахмас начал горячиться. – Какая-то сволочь слизнула жизнь с моей планеты. Я эту сволочь найду и возьму за одно место. Все!
- Хорошо, что на свете есть сволочи. – Пробубнил Мальчик, глядя в стакан.
- Да! – Оживился Норли. – Представляешь, что бы нам оставалось делать, если во всем был виноват какой-нибудь катаклизм. Кого ты тогда возьмешь за одно место?
- Если бы у Норли были мозги, – Спокойно глядя в глаза безумцу, ответил Ахмас, - Он был бы менсором и сидел бы дома.
Норли нисколько не обиделся. Ахмас уже заметил, что намеки на умственно-душевную неполноценность оставляют теперь родовитого помешанного совершенно невредимым.
- А все-таки, - Обратился Норли к Мальчику, - Кто мы такие, с драконьей точки зрения?
- Мы? Не знаю. – Ответил Мальчик. Потом задумчиво постучал ложкой по краю стакана и добавил.
- Есть у меня такое предположение, что разум кажется адекватным только снаружи, только сквозь толстую стену. А вот это ощущение безумия во всем вокруг…. Может быть, и нет никакого безумия, просто мы не вне, а внутри….
- То есть… – медленно произнес Безумец, умнея лицом, - Ты считаешь, что охотницы и другие странные существа это его мысли. Но тогда кто такие те, кто существовал до Черного Дыхания?
- Я же говорю, не знаю. – Сказал Мальчик.
- А он знает? – Тихо спросил Живой Мертвец.
- Я думаю, он тоже не знает. – Уверенно ответил Мальчик. – И пытается узнать. Все эти странные вопросы….
- Какие странные вопросы? – Спросил Норли после небольшой паузы.
- Которые нам задавал нищий, или этот, с дудочкой….
- Но он ничего не задавал!
- Он смотрел. – Мальчик поднял глаза на безумца и лицо того стало несколько растерянным. Ахмас тоже почувствовал неприятный холодок. Действительно, музыкант смотрел. Нищий смотрел. Они все смотрят, даже звери, медведь этот,… а как смотрели охотницы. Он невольно передернулся. Появилось ощущение постоянного недоумевающего (пока недоумевающего), но неусыпного надзора.
Кто такие эти странные человечки, бродящие по моим дорогам, откуда они взялись, чего они хотят, о чем они думают, ведь я не могу прочитать их мысли?..
Ахмас отставил стакан. Все это ерунда! Это все просто очень лихие гипотезы. Они слишком мало знают, и поэтому разыгрывается фантазия. Мальчик просто великий фантазер, и как все дети верит в свои фантазии. А я за ним, потому что вообразил себе, что он вовсе не мальчик, раз он сед. С другой стороны, мои фантазии о Черном Всаднике тоже ни на чем не основаны. Привычное за последние дни, навалилось тупое бессилие. Давящая тоска, пригибающая голову к столу (хочется опереться о кулак и загоревать). Нельзя думать! Просто не надо думать! Просто надо идти куда-нибудь и делать что-нибудь, но…. Он занимался этим всю свою жизнь, и здесь в Саории, в министерском кресле, он занимался тем же. И после Черного Дыхания он пытается заниматься тем же самым, но уже не получается. Почему? Сейчас что-то или кто-то снаружи или внутри него, заставляет его заниматься непривычным делом: думать, думать, думать. Все имеет смысл, только раньше, он был никому не нужен, вполне можно было прожить и без него, а сейчас, почему-то прожить без него уже не получается. Зачем ему смысл? Он бежит от беспросветной черноты дней в одинокой хижине на опушке леса. Колодец, огород, западни на зайцев. Норли жил именно так, но и он сорвался, помчался вместе со мной, словно он боялся остаться один…. Вот в чем дело! Мы остались в одиночестве. Нет за спиной больше силы привычных забот. Он где-то читал, что одиночество заставляет «мусолить извилины». Все понятно.
Нет, ничего не понятно! Почему Мальчик седой? Почему он ничего не рассказывает, хотя мы с Норли выдали уже все наши тайны? Кто такой Живой Мертвец? Это ведь я его так назвал, а так ли это на самом деле? Чего он хочет? Что произошло в Саории? Если я этого не пойму, я ничего не смогу противопоставить Черному Всаднику: идиоту с машинкой резус. И Дракону, и лешего на метле тоже не смогу ничем обуздать. А мы все бежим. Работаем ногами, вместо того, чтобы поработать головой, хотя вот Норли совершенно ничем подобным не тяготиться, он одинокий рыцарь в сказочной стране… вершит подвиги.
- Норли, - Ахмас пошевелил ложкой в пустом стакане, - Что ты знаешь, о машинка резус?
- Ничего. – Недоуменно вопросительный взгляд. Так смотрит идиот, хотя сейчас, когда на меня так смотрят, я ощущаю себя идиотом сам.
- Машинка резус, - терпеливо объяснил Ахмас, не поднимая глаз – Аппарат, вызывающий неуправляемые искажения пространственно-временных и психических полей.
- А…. – Разочарованно произнес безумец.
Мальчик наоборот заинтересовался.
- А ты, Ахмас, считаешь проблемой, что его кто-то включил?
- Да. – Ахмас не совсем понял вопроса, вследствие очевидности ответа. – Считаю.
- А может, проблема не в том, что его включили, а в том, что его сделали? Зачем мастерить убийственную машину, чтобы потом придумывать все более и более хитроумные способы заставить эту машину молчать?
- Мы таких машин не делаем. – Скривившись, ответил Ахмас.
- Откуда же взялась эта?
- Скорее всего, ее сотворил какой-то кустарь одиночка. Модуляторы психополей каперы делают, но они совсем другие и для других целей. Проблема в том, что машинки резус делать не запрещают, и не запрещают сумасшедшим гулять на свободе и не лечиться! Я же тебе сто раз уже говорил про наш закон! Я… если честно, я думаю, мы не готовы к такому закону.
- Только не надо, - Норли стукнул стаканом по столу, - Делать из сумасшедших главную угрозу и единственный объект применения для этого великомудрого закона. С чего вы, собственно взяли, что Черный – псих? Он, может, еще поразумнее нас, помяните мое слово! Зло не имеет никакого отношения к полноценности разума. Если уж на то пошло, то опасность исходит не от того кто не так думает. Мало ли кто и как думает. Опасен тот, кто решился действовать. Кто уверился в свой правоте настолько, что готов приносить жертвы. Тут не только машинку резус, тут дракона своими руками биомолекулярным паяльником напаяешь! И ни один закон его не остановит,… кроме нашего.
Ахмас еле сдерживался, губы его тряслись.
- Ты, Норли, не просто псих, ты… блаженный какой-то.
- Что ты имеешь в виду? – Спросил Мальчик.
- Нельзя никогда опираться на простоту. Есть очень простые вещи, но когда их видишь, то просто сходишь с ума. От одной их простоты. Нет ничего простого!
- Есть только сложное? – Спросил Мальчик.
- Есть, - Ахмас сделал рубящее движение ладонь у своего уха, - Все, как оно есть. Оно ни простое и не сложное вообще.
- А, ну ты, конечно, все объяснил.
- А я ничего и не хотел объяснять.
- А чего же ты хотел?
Чего Ахмасу захотелось сейчас, так это заорать, трахнуть кулаками по столу, забиться в припадке, а потом обессилено упасть на стол и заплакать.
Это стена! Господи, это стена! Они ничего не хотят понять! Они не хотят мне помочь, а я не могу один! Я один с этим не справлюсь! Я один этого не вынесу! Почему?!
Тут Живой Мертвец, нахмурясь, встал и сказал:
- Ты, это… иди, поспи. – Он обращался к Ахмасу.
- Сейчас полдень! – Возмутился Норли. Живой Мертвец с досадой шикнул на него.
- Иди, иди. Поспи-отдохни. – Он стащил Ахмаса с табурета и повел в другую комнату. – Вон кровать, ложись. Хорошая кровать.
Ахмасу понуро пошел, и лег, и, как это ни странно, сейчас же заснул. Все-таки бессонные ночи не прошли даром.
Проснулся Ахмас вечером. В соседней комнате негромко спорили. Ахмас не слышал слов, но тон говорящих выдавал крайнее возбуждение. Наконец, Норли громко сказал:
- А мне что, что женский!...
Опять забубнили голоса. Ахмас, кряхтя, поднялся с мягкого ложа. Идти никуда не хотелось. Он никогда не ощущал себя так по утрам. Он вставал засветло и сразу принимался за работу. Впрочем, сейчас было не утро. Скрипя половицами, он двинулся к двери. Голоса снова возвысились.
- Ну что там у вас? – Спросил Ахмас, останавливаясь на пороге и оглядывая собрание. Все трое стояли кучкой и как один повернулись к нему. Норли сразу смешался и опустил голову. Живой Мертвец равнодушно смотрел поверх головы Мальчика в окно. Мальчик с охотой объяснил в чем дело.
Оказывается уже давно из сухого колодца во дворе слышаться человеческие стоны. В колодце темно и разглядеть ничего невозможно, но воды там нет. Мальчик утверждал, что стоны женские.
- Ну что ж, - Сказал Ахмас, - Посмотрим.
Норли и Живой Мертвец держали веревку, а Ахмас медленно спускался в глубокую вертикальную шахту, цепляясь ногами за деревянную стену. Солнце, проглянувшее вчера сквозь тучи, еще не зашло и давало много света, но сюда косые лучи не проникали. На середине спуска снизу раздался низкий безнадежно-усталый стон. Звук заплясал между стенами, заполнил собой весь объем колодца и медленно потух. Тот, кто лежал там внизу не видел, что идет помощь, он просто очень медленно умирал и никак не мог умереть. По крайней мере, такие мысли возникли у Ахмаса. Норли и Живой Мертвец даже остановились на время, а министр их не торопил. Ему вдруг расхотелось спускаться дальше. Наконец, сверху раздался вопрос:
- Ну как там?
Ахмас сердито сказал.
- Ничего не вижу. Спускай.
Когда до дна оставалось несколько шагов, вернее Ахмас не знал, что до дна осталось несколько шагов, он просто случайно глянул вниз и обомлел. Там на сухой подстилке из ила и мусора, свернувшись множеством тугих колец, возлежала огромная крапчатая змея. Больше там никого не было. Голова змеи стояла над землей вертикально, а яркие зеленые глаза были устремлены на Ахмаса. Министр увидел, как вылетел из пасти и тут же вернулся обратно длинный черный язык.
- Тащи!!! – Завопил Ахмас не своим голосом. Ноги отчаянно замельтешили в воздухе, бессильно соскальзывая с крошащихся досок. Двое тугодумов наверху лишь с похожим на вечность опозданием взялись за веревку.
- Она действительно стонала? – С интересом спрашивал Мальчик.
Мокрый, взъерошенный Ахмас сидел на ведре и в десятый раз бездумно стирал пот с горячего лба. Безумец и Живой Мертвец неуверенно топтались подле. Они тоже здорово перепугались.
- Я не знаю, кто там стонет! – Раздраженно отвечал Ахмас. – Во всяком случае, она не выглядела такой уж умирающей.
- Ловушка! – Сообразил Норли.
- Но она меня не укусила. – Возразил Ахмас. – Она десять раз могла меня тяпнуть, пока вы там копались!
- Опять, слышите. – Сообщил Мальчик, хотя все и без того отлично услышали новый безнадежный, действительно женский стон из темных недр. Ахмас встал.
- К черту! Я не хочу про это думать. У нас и без того куча проблем.
- Конечно, - Задумчиво произнес Мальчик, - Если там человек, то надо спасать, а если всего лишь говорящая змея – то не стоит…. – Он посмотрел на закипающего министра. – А как ты думаешь, большая теперь разница между людьми и разумными зверями?
- Я не хочу на эту тему говорить. – С тихим бешенством ответил Ахмас. Потом он развернулся и, смахнув с деревянной колоды ни в чем не повинную корзину, ринулся прочь.
Он остановился. И оглянулся.
Он никак этого не ожидал. На деревянной колоде под корзиной стоял телефон. Да это был телефон. Этот дикий аппарат, был совершенно неуместен здесь, как, впрочем, он был неуместен в жилище современного капера. Подобный реликт в горбатом пластмассовом кожухе, со смешной трубкой и диском для набора номера, Ахмас видел только в хронике. Телефон не был ни к чему подключен, а как было известно Ахмасу, без телефонной сети функционирование его было никак не возможно.
Господин свет Таэр Туммант Ахмас, откуда здесь телефон?
Ахмасу было совершенно наплевать, откуда здесь телефон. Также презрел он и отсутствие телефонной сети. Видимо взыграли въевшиеся в гены инстинкты человека старого мира, который с удивлением заявлял: «Как же раньше жили без телефонов?».
Он поднял трубку и приложил к уху. В трубке раздавался однообразный визгливый гудок. Ахмас протянул руку и набрал номер. Это был номер доктора Зу: «один, два, три». Что этот номер означает, номером чего являются эти три цифры, Ахмас не знал. Может быть, это был порядковый номер доктора Зу в списке менсоров. Может быть, доктору Зу просто нравились эти цифры, – какая, в сущности, разница, если после небольшой паузы на том конце несуществующего провода ответили.
- Да-а! – Пропищал горластый девчоночий голосок. Маленькая девочка, лет пяти.
- Можно доктора Зу? – Глухо спросил Ахмас.
Ему не ответили. На том конце трубку бросили на стол и побежали куда-то. Долго время слышались лишь неопределенные шумы, напоминающие чем-то морской прибой, да один раз раздался очень далекий неясный крик, возможно, кто-то вопил в раскрытую дверь: «Папа!».
Неожиданно трубка издала звук готовности и уверенный голос произнес:
- Доктор Зу слушает.
Ахмас всхрапнул и сейчас же осип. Чувства его рвались на свободу, и он не сразу смог говорит. На том конце терпеливо ждали. Наконец, Ахмас с трудом выдавил из себя:
- Доктор….
- Доктор Зу. Да.
- Это… Ахмас говорит, вы должны меня помнить.
- Я помню.
- Я сейчас нахожусь в Саории…. – Ахмас замолчал, остановленный необходимостью объяснить в двух словах всю громаду проблемы. Потом он подумал, что, скорее всего, этого и не требуется.
- Вы ведь знаете, что здесь произошло?
- Что именно?
- Какой-то идиот с машинкой резус! – Ахмас постепенно перешел на крик. – Слизнул с планеты всю цивилизацию! С нашей планеты!!! – Он замолчал, ожидая ответа (изумленно-испуганного возгласа: «Что вы говорите!»), но ответа не последовало. Доктор Зу ждал и не мог дождаться, когда же его собеседник, наконец, перейдет к делу, а также это очень походило на издевательство. Ахмас сбавил тон, но говорил теперь с тихой злобой.
- Вы понимаете, чего вы добились с вашим либерализмом?!
- Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду, что Саории больше нет. Вы можете это понять или нет?! – Ахмас хрипло дышал в немую пустоту. Потом он попытался взять себя в руки, все-таки он говорил с менсором.
- Послушайте, вы можете что-нибудь сделать?
- Вы имеете в виду меня лично? – Спросил доктор Зу.
Ахмас со всей силы трахнул трубкой по жалобно хрустнувшему аппарату. Лик его был багров и мокр от ярости. Он ничего и никому не мог объяснить, да и не собирался он ничего и никому объяснять. Он хотел лишь наорать на утопившего в сале свои мозги небожителя и бросить на полуслове трубку, что и сделал. Потом он виновато поглядел на друзей. Мальчик был безучастен, Живой Мертвец напротив - заинтригован, а Норли просто подошел к телефону и сказал Ахмасу.
- Зачем такие сложности? Никакого от них толку, поверь мне. С подобными предметами в подобных местах надо поступать вот таким образом. - Он поднял булаву и обрушил ее на многострадальный аппарат. Ахмас со злобным удовлетворением наблюдал, как полетели в разные стороны крупные пластмассовые осколки и разнообразные металлические детали. – И больше никак.
- Что здесь произошло? – С живейшим интересом спросил Живой Мертвец, которого, видимо, совершенно не достиг смысл действий и слов каперов.
- Ахмас нервничает. – Объяснил Норли. И сейчас же предложил. – Давайте не будем нервничать.
- Давайте. – Легко согласился Мальчик. – Тем более что пора ужинать.
Оставив стонущую женскую змею на произвол судьбы, все потянулись в дом. К самовару.
Глава 15
На следующее утро снова вышли на дорогу. Настроение противу ожиданий у всех было приподнятое. Даже у Ахмаса. Возможно, виноват был день нежданного отдыха (ночь Ахмас благополучно отоспал за запертыми дверьми), может быть, сказалась ясная погода после длительного периода владычества дождей, а возможно, причиной стало присутствие (кончено же вокруг было по-прежнему пусто, но все же) людей. Большак проходил сквозь густо населенную когда-то полосу. Признаки жизни встречались часто, и не вызывали более скребущего чувства потери. К этому чувству притерпелись и в некоторой степени изжили. Теперь брошенная поперек дороги телега, хмурый домок с углом журавля в небе, висящая все еще прямо и все еще яркая вывеска придорожного трактира вызывали улыбку, какую вызывает малознакомый (но все-таки знакомый) человек сразу после возвращения из длительного путешествия, в котором вились вокруг лишь странные до неприятности иноземные лица. Они успели соскучиться по привычным человеческим вещам, оттого и огромный самовар вызвал столь бурную радость, только что не превратившись в объект поклонения.
Дорога пронизывала насквозь средних размеров город, где центр был застроен двухэтажными каменными домами. Вскоре они вышли на площадь, над которой, подобно назидающему пальцу наставника, возвышалась и господствовала длинная башня с огромным черным циферблатом, слепо глядящим в глаза встречным со своей огромной высоты. Ахмас сейчас же стал всматриваться, пытаясь определить – идут часы или нет.
- Ух, ты! – Восхищенно воскликнул Норли. Он смотрел направо, где в центре площади громоздился отлитый из чугуна памятник, изображающий русалку, волосы которой волнами ниспадали вниз и в стороны, формируя собой широкое основание и постамент памятника. Русалка была изображена очень эффектно, и памятник стоил того, чтобы на него посмотреть.
- Мне это начинает надоедать. – Сварливо произнес Мальчик. Как оказалось, он смотрел совсем в другую сторону – влево, где скромно возвышались несколько виселиц, и болтались вниз ногами два тела рядышком. Мальчик уверенно пошел к виселицам. Остальные нехотя потянулись следом. Ахмасу трупы не понравились, он не сразу смог определить мужчины это или женщины: длинные золотистые волосы, хотя по сложению и одежде – вроде мужики.
Потом Норли завопил:
- Да это же эльфы!
Он бросился вперед и стал прыгать под трупами и ломать руки в приступе сострадания.
- Это же эльфы! – Голосил он. – Вы что, не видите?! Сволочи! Какие же они сволочи! Как они могли?!
Трупы действительно выглядели странно, возможно, это были именно эльфы, хотя лица их были обыкновенного синего цвета, опухшие, с вываленными языками, так что только прекрасные волосы порождали известные сомнения. Норли долго прыгал и выкрикивал лозунги, пока Ахмас не закричал.
- Да что же это такое! Да прекратишь ты это когда-нибудь или нет! – Он наступал на удивленного безумца. – Ты чего трупов не видел?! Или виселиц ты не видел?! Чего ты не видел?!
- Это же эльфы. – Без прежнего напора предположил Норли.
- А-а! – Ахмас сделал вид, что только сейчас понял о чем речь и понимающе покивал. – Ты хочешь повиснуть рядом? Ну что ж, не буду мешать, а мы, пожалуй, пойдем. А ну пошли! – Он схватил Живого Мертвеца за рукав, а Мальчика довольно грубо толкнул в спину. – А я-то думаю, в чем здесь дело…. А я-то не понимаю ничего, а оно вон что…. – Зловеще приговаривая, продолжал он свою экзекуцию, хотя все и так уже быстрым шагом покидали место казни, а может быть самоубийства – здесь все может быть.
Никто не смел перечить. Ахмас выглядел очень убедительно. Он был бледен, правая щека нервно дергалась, а глаза, устремленные поверх голов, сощуривались и открывались безо всякой системы и видимой причины.
- Я-то думаю… а оказывается… вот в чем дело-то, а я и не знал…. – Он шел сзади и остальные все ускоряли и ускоряли шаг, спасаясь от его тревожных и безапелляционных рук, которые так и норовили подпихнуть отстающего.
Так они миновали несколько кварталов. Ахмас бормочущей грозной тучей надвигался сзади, а остальные стремились укрыться от разрядов гнева где-то впереди, причем никто не обращал особого внимания на то, куда именно они так дружно катятся. Но молнии промеж Ахмасовых очей, наконец, саморазрядились, и темп движения стал падать. Наконец, они остановились кучей на перекрестке, откуда вели три вполне равноценные дороги. Мальчик сейчас же заявил.
- А вот еще один.
Действительно, из окна второго этажа ближнего дома торчал шест, на котором трепыхался под ветром иссохший светловолосый эльфийский труп.
У Ахмаса больше не было сил. Да когда же это кончится!
- Пойдемте, а. – Простонал он.
Мальчик пожал плечами.
- Пойдем. Только я не думаю, что это кончится.
Возразить тут было нечего. Даже Норли не пытался возражать. Тут можно было только привыкнуть, что они и попытались сделать. Перекресток остался позади. На следующем чьи-то ноги торчали из канализационного люка. Все прошли мимо, только Норли все-таки приблизился и, опасливо наклонившись, изучил утопленного в дерьме или то, что от него осталось. Когда он повернулся, лицо его было перекошено. Видимо, он обнаружил доказательства эльфийского происхождения трупа. Гибкая и тренированная на чудеса натура безумца почему-то не желала спокойно принимать этот ничем особо не выделяющийся из общего фантастического фона факт. Ахмаса к примеру волновала больше не гибель эльфов (в конце концов гибель в новой Саории такое же обычное дело, как и в старой), а появление эльфов. Именно эльфов, существ, присутствовавших в изобилии в Саорских сказках и песнях. Неужели дракону оказался доступен старый фольклор, и он решил использовать его для построения своего мира? Это была новая сторона скрытого доселе тенью лица, эта сторона стоила того, чтобы ее рассмотреть получше, а не устраивать ритуальные прыжки вокруг подвешенных за горло мертвецов. Но у Ахмаса больше не было сил оттаскивать безумца за штаны и гнать дальше. Он просто подождал, когда тот насмотрится, выскажет свои гневные замечания и сочтет необходимым продолжить путь.
Дальше была садовая тачка, стоявшая у стены дома, доверху наполненная свежим урожаем синелицых золотоволосых эльфийских голов. Ахмас принципиально отвернулся, испытывая острое желание взять что-нибудь тяжелое и треснуть по выкаченным безутешным безумским очам.
На следующем перекрестке Норли ойкнул и схватился за голову. По его, обращенному в недоумении к товарищам, лицу быстро пробежала сверху вниз, из-под волос тонкая нить крови. Все стали испуганно оглядываться, и Мальчик закричал.
- Вот она!
Действительно из стены дома как раз на уровне макушки безумца торчала стрела. Хвост ее мелко вибрировал.
- Прячемся! – Вскрикнул Живой Мертвец, схватил Мальчика поперек туловища и первый прыгнул в яму, образовавшуюся, видимо, вследствие того, что мостовая обрушилась внутрь проходящего под ней коллектора. Ахмас кинулся следом. Норли оказался последним, он так и бежал, прижимая ладонь к макушке, словно придерживая уносимую ветром шапку.
Яма была достаточно глубока, чтобы сокрыться в ней целиком, только время от времени высовывая для обзора голову. Долгое время улица оставалась пуста, ничего не происходило вообще. Но вот в одном из переулков послышались неспешные приближающиеся шаги. Шел один человек и, если бы не стрела, можно было бы предположить, что он вышел на прогулку. Кажется, даже некая песенка послышалась из-за угла, хотя возможно, это был лишь прихотливый свист ветра.
Он вышел на улицу и сразу же направился в сторону ямы. В правой руке он нес очень длинный и мощный лук. Он остановился на самом краю и принялся разглядывать пришельцев большими красивыми глазами. Он приятно улыбался. Он был молод и красив, настолько же насколько красив молодой голодный леопард, притаившийся в высокой траве. Этот человек любил и умел стрелять. Наконец он заговорил.
- Кто вы такие и куда идете?
Тон был вовсе не инквизиторский, но ответить стоило, не так ли? Ахмас невольно оглянулся на Живого Мертвеца, главного своего защитника, но тот вовсе не проявлял стремления брать стрелка за бока и заставлять отвечать на вопросы самого. Министру очень неудобно было отвечать из ямы, где под ногами смердела толстая корка черной грязи, а друзья стояли вокруг вплотную, не давая возможности широко повести взглядом, но он, презрев эти трудности, обстоятельно представился и представил друзей. В ответ на это стрелок слегка поклонился и неожиданно назвал себя сам.
- Игхаор, охотник. Так куда вы идете? – Его лицо по-прежнему было благожелательно, разве что….
Норли угрюмо сопел. Он вовсе не обладал выдержкой Ахмаса, но зато ему пробороздили стрелой по макушке.
- Мы гонимся за Черным Всадником.
Игхаор страшно заинтересовался.
Кто такой Черный Всадник? Это тот, кто вызвал изменение мира. Кстати, вы заметили это изменение? Игхаор заметил. Оказывается он жил до Черного Дыхания, хотя в каком качестве к делу не относится. А зачем вам Черный Всадник?
Ахмас подумал.
- Чтобы призвать к ответу.
Игхаор сразу поскучнел и отвел глаза.
- А. Ну что ж идите, только смотрите, если встретите мужебабов, знайте, я на них охочусь.
Стрелок быстро удалился, неслышно и стремительно касаясь земли.
Норли бешено сопел. Все достаточно хорошо поняли, кто такие мужебабы. Оказавшись на поверхности нормального уровня, безумец не выдержал.
- Это он, понимаете? Вот сволочь! Это он их убивает, вы понимаете или нет!!!
- Заткнись пожалуйста. – Вежливо предложил ему Ахмас. Норли зыркал на невозмутимого Живого Мертвеца.
- Это нас не касается. – Сказал Ахмас. – Нас здесь ничего не касается. Мы здесь просто бельмо в глазу, поэтому нам надо сделать так, чтобы все стало как прежде, или хотя бы подобно тому, как было прежде или убраться отсюда восвояси. Если мы будем во все ввязываться, от нас только черепушки останутся. Обглоданные.
- У Норли другое мнение. – Предупредил хитрая бестия Мальчик.
Ахмас уставился на Норли. Норли величественно раздул грудь и начал.
- Мы должны….
- Я сейчас тебя убью!!! – Тонким поросячьим голосом завопил Ахмас. Это было неожиданно для всех и для самого министра в том числе. Ахмас смутился.
- Ну, если так, – резонно предложил Норли. – Тогда пошли отсюда.
Они пошли дальше. Выяснилось, что, убегая от Ахмаса, повернули не в ту сторону. Стали спорить. Норли требовал продолжения пути туда же, куда и шли, Ахмас кричал, что надо повернуть назад, но послушались в итоге Живого Мертвеца, который заявил, что нужно свернуть налево мимо собора. Туда и направились.
И действительно, они вскоре оказались снова на центральной улице, которая благополучно вывела их из города.
Дома уступили пространство голым яблоневым садам, которые широким размахом заполнили окрестности. Черные уродливые, низкие яблони стояли по обе стороны дороги на рыхлой, покрытой упревшей подушкой из старых листьев и не убранных яблок земле. Несмотря на хмурую погоду, воздух весело гудел от множества работящих пчел, хотя им сейчас положено было пестовать личинок в своих законопаченных ульях.
- Мне это не нравится. – Сказал Норли, в десятый раз омахиваясь рукой перед лицом. – Осы.
Ахмас понял. Действительно, вокруг зловещим басовитым эскортом носились крупные полосатые твари, и их становилось все больше. Мальчик и безумец вскрикнули одновременно. Осиный зуд вдруг приблизился и стал угрожающим.
- Скорее в кусты! – Скомандовал Живой Мертвец и первый помчался по хрупким, брызжущим коричневым соком плодам, указывая дорогу.
Они ворвались в заросли молодой сирени, подобно рою больших камней, продрались сквозь полосу препятствий насквозь и остановились на небольшой полянке, тяжело дыша.
- Черт знает что! – Норли красноречиво держался за задницу. – Это не осы, а какие-то летающие вилки.
- Он меня укусил. – Жалобно сказал Мальчик. Он держался рукой за щеку. Когда он убрал руку, все увидели крупное красное пятно. Ахмас осмотрел.
- Ничего, до свадьбы заживет. – Не совсем уверенно сказал он. – Норли помажет чем-нибудь.
- У меня аллергия на осиный яд. – Бессильно сказал мальчик.
Ахмас быстро посмотрел на безумца. Тот так и замер с рукой у задницы, даже лицо у него закаменело.
- Это правда? – Спросил Ахмас.
Норли не сразу смог ответить.
- Да. – Наконец выпихнул он сквозь пересохшее горло.
- У тебя есть лекарство?
- Нет.
- Как же так?!
- Но откуда же я мог знать?
Ахмас ударил его по лицу. Он знал, что это не принесет никакой пользы, но не мог удержаться. Норли не возражал.
- В городе должна быть аптека. – Предположил Живой Мертвец.
- Так. – Сказал Ахмас. – Ты останешься с Мальчиком. Норли, бежим.
- Только я побегу с вами. – Предупредил Живой Мертвец и, привычно предупреждая возражения, закинул Мальчика на плечо.
Давя сапогами сладкий коричневый сок, они снова выбрались на дорогу и, громко топоча, устремились обратно. Сильно удалиться от города они не успели, но у них совсем не было времени. Если у Мальчика разовьется анафилактический шок, они не успеют даже добежать до города, не говоря уже о том, чтобы найти там аптеку и приготовить лекарство.
- Нужно искать на главных улицах и ближе к центру. – Предупредил Ахмас на бегу.
Безумец понесся как хорошо протянутый вдоль спины кнутом лось. Ахмас быстро отстал, так что только на прямых участках дороги мелькала впереди засаленная коричневая куртка бывшего аристократа. Живой Мертвец, однако, даже с грузом на плече поспевал за Ахмасом, они бежали вдвоем.
Когда они вбежали на окраину, Мальчик был еще жив, но уже плох. Лицо его стало бледным и прозрачным с сиреневым румянцем в глубине. Глаза превратились в щелки. Дышал он громко, редкими резкими толчками.
Аптека не попадалась. На первом перекрестке справа выскочил Норли, повертел очумело головой и помчался дальше по направлению к центру.
- Я посмотрю на соседней улице. – Пропыхтел Ахмас и устремился налево.
На следующем перекрестке они снова столкнулись нос к носу все втроем.
- Нигде нет. – Одышливо признался Норли. – Как он?
Живой Мертвец держал Мальчика на руках, а они, громко сопя, смотрели на него. Все уже готовы были снова сорваться на бег, потому что Мальчик был еще жив, но сзади раздался звонкий веселый голос.
- Не нужно так спешить. Что у вас случилось?
Там в дверях ближайшего дома стоял и смотрел на них какой-то человек. Когда он вышел на улицу, стало понятно, что он не совсем человек, и даже не человек вовсе. Он был невысок, но строен и даже хрупок. Волосы (живые волосы) горели в лучах солнца чистым золотом. Бледная кожа словно светилась изнутри, а о больших карих глазах можно прямо было сказать, что они распахнуты навстречу тому, что видят. Его лицо было лишено признаков возраста, но вряд ли это был ребенок даже несмотря на наивный вопросительный взгляд. Рядом с наполненными тревогой, растерзанными людьми, он выглядел как домашняя болонка рядом с грязными помоечными псами.
Но он подошел прямо к Живому Мертвецу и посмотрел в лицо Мальчику. Лицо его сразу стало серьезным, потеряв всю свою наивность и простоту.
- Что с ним случилось?
Норли, запинаясь от спешки, объяснил.
Эльф приказал положить Мальчика на землю, после чего сел рядом и пристроил под рукой большую сумку, которую до этого держал под мышкой. Руки эльфа стали двигаться с изумительной быстротой. Из сумки он достал деревянную коробку с замком. Изнутри коробка оказалась обита нержавеющей сталью. Откинутая крышка превратилась в удобный медицинский лоток, а внутри обнаружилась еще одна коробка, теперь уже металлическая, которая, скорее всего, являлась стерилизатором. В стерилизаторе находились в разобранном виде несколько шприцов. Эльф щедро брызнул на руки какой-то остро пахнущей жидкости из большого флакона и со сверхъестественной скоростью собрал шприц. Многочисленные части, словно сами собой, воткнулись куда положено.
- Какое необходимо лекарство? – Спросил Ахмас.
- Тиаррил. – Эльф полез в сумку.
- Это гормон? – Спросил любознательный Норли.
Ответить эльф не успел, стрела вошла ему в затылок. Он упал бы на свои стерильные причиндалы, но Живой Мертвец был начеку. Подхватив тело, он аккуратно уложил его на землю рядом, а потом поднял на Ахмаса растерянный вопросительный взгляд.
Норли молча помчался.
Ахмас некоторое время собирал разбежавшиеся мысли, глядя на еще один золотоволосый труп. Когда ему это, наконец, удалось, он кинулся к сумке эльфа.
- Как он сказал?
- Тиаррил. – Без особой уверенности процитировал Живой Мертвец.
Из сумки Ахмас извлек штатив с множеством гнезд, заполненных пузырьками и запаянными флаконами.
Где-то пронзительно и гневно вскрикнул безумец.
Каперы не используют инъекции для введения во внутреннюю среду больного лекарственного средства, и, уж тем более, давным-давно отжили свой век столь варварские аппараты, как внутривенные инъекторы. Но, коль хочешь жить среди варваров, будь любезен быть как они и умей делать то, что умеют они. Ахмас научился делать внутривенные инъекции в ходе гипнокурса адаптации, который проходит каждый турист, направляющийся в Саорию или куда-либо еще. Все бы ничего, но названия препаратов были не пропечатаны темной краской на боках флаконов, а вдавлены в стекле. Непривычный глаз с огромным трудом расшифровывал трудноидентифицируемые мелкие и толстые закорючки. Один флакон Ахмас отложил в сторону, потому что вообще не смог прочесть, что там написано. Живой Мертвец взялся помогать, но у него не получалось вообще ничего, он только тупо хлопал ресницами, таращась в темное стекло.
- Что у вас случилось? Могу ли я чем-то помочь? – Раздался над ними приятный голос.
Ахмас поднял глаза. Так и есть, явился всем довольный, неуязвимый, румянощекий стрелок. Охотник на мужебабов. Ахмас сунул ему нерасшифрованный флакон.
- Что здесь написано?
Охотник на эльфов без раздумий прочитал, глядя на письмена ясными глазами.
- Раствор Тиаррила два проц пять мэлэ.
Ахмас некоторое время с ненавистью глядел на него, а потом вырвал флакон.
Он ввел мальчику все пять мэлэ. Он не знал много это или мало, но Мальчик уже почти не дышал. Потом они долго сидели рядом с ним, и внимательно следили за происходящими изменениями.
- А где Норли? – Спросил, наконец, Ахмас.
- Там. – Указал охотник.
- Жив?
- Да.
- Приведи.
Игхаор побежал.
У отважного защитника эльфов сияла во лбу огромная кровавая шишка. Шел он неверными шагами и делал неопределенные движения левой рукой, словно отбрасывая со лба отсутствующие волосы. Игхаор поддерживал его за плечи.
- Как он? – Подал слабый голос Норли, пытаясь сфокусировать взгляд на лице мальчика, которое уже начало понемногу розоветь.
- С ним все в порядке. – Ответил Ахмас, разглядывая боевую отметину безумца. Живой Мертвец тоже смотрел с интересом.
Норли остановился, потом слабой рукой отпихнул стрелка. Он стоял, покачиваясь, губы его отвратительно изгибались, словно попробовавши на вкус дохлую мышь. Из груди вырвался свистящий вздох.
- Зачем ты это сделал? – Как ему самому, наверное, казалось – грозным, а на самом деле дрожащим голосом спросил безумец.
- Что сделал? – Игхаор искренне недоумевал.
- Ты убиваешь эльфов!
- Да. Кстати спасибо вам, что навели на одного.
- Но зачем ты это делаешь?!
Этот простой вопрос поставил охотника в тупик. Он с недоуменной улыбкой переводил вопросительный взгляд с одного мрачного лица на другое.
- Как это, зачем? – Задал он, наконец, контрвопрос, на который тоже совершенно нечего было ответить.
- Дурак!!! – Обвинил Норли и от избытка горестных чувств сел на землю, повернувшись к Игхаору спиной.
Тот постоял некоторое время, потом пожал плечами и пошел прочь. Вскоре послышалась с той стороны веселая легкомысленная песенка.
Высокооблачный, полный сиреневой светлой грусти вечер, овевал чело идущего впереди министра-предводителя, заставляя усомниться в том, что все так ужасно и беспросветно. Опять он усомнился и, в который раз припомнив странные поступки Норли, вдруг обнаружил, что начинает его понимать. Понимание это стало возможным после появления и стремительной гибели у них на глазах живого эльфа. Он выскочил к ним, захватив с собой все необходимое, с одной единственной целью: помочь в беде людям, которых он до этого никогда не видел. Это был странный поступок для человека. Это был поступок необъяснимый с точки зрения человеческой логики. Но ведь он сделал это, не так ли? И следом еще более необъяснимый факт: посреди многочисленной праведной эльфийской общины разгуливает в гордом одиночестве, у всех на виду, совершенно не скрываясь, убийца и убивает, причем убивает во множестве. Как такое может быть? Этот факт никак не помещался в голове даже у Ахмаса, тренированной чудесами жертвенности, случавшимися (правда редко, потому что не находилось в достаточном количестве для этой жертвенности мест приложения) в среде каперов. И так ли чуден был Норли, когда искренно возмущался гибелью столь Человечных с большой буквы существ, которыми сами человеки стали бы в Саории еще очень не скоро. Сделать вывод, пришедший в разумную голову Ахмаса лишь сейчас, он смог, увидев лишь неприглядные гниющие трупы, в которых не было и толики благости и наивной мудрости, присущей вечно молодым очам. И опять запоздалое раскаяние за свою проклятую несдержанность поразило Ахмаса, так что и чудный вечер стал не мил. Захотелось сделать что-нибудь приятное для шагающего позади с глупым лицом безумца. Но, к сожалению, ничего не придумалось.
Мальчик шел рядом и говорил.
- Мотивы высокой морали можно объяснить, но совсем другое дело – им следовать. Приходится признать дракона существом более высокого разума, нежели человек. Ведь абсолютно логичные, жестко обусловленные, полные глубокого смысла действия кажутся нам идиотическими или даже безумными. Я говорю «кажутся», потому что, применив метод мышления, мы можем дать этим действиям оценку, приведенную мной сначала. Но согласись, - Мальчик отнес свое замечание непосредственно к Ахмасу, - Первое, что тебе пришло в голову, когда ты попытался встать на место эльфов, так это: почему они не разделаются с Игхаором. В конце концов, вовсе не обязательно убивать…. – Мальчик захихикал, а Ахмаса пробрала дрожь.
Был миг, когда представился он себе дремучим, грязным, тревожным и злобным взором озирающим все вокруг, стремящимся изо всех сил на жилистых волосатых ногах к какой-то своей крохотной, смехотворной, выдутой из полуобморочных давних рассуждений, цельке, не имеющего ни малейшего рассуждения о том, что он будет делать, когда цель эту он достигнет, и все станет до невозможности ясно.
Но это был всего лишь миг.
Он вспыхнул и погас, как ранняя звезда на темнеющем небе, накрытая невидимым пузом далекой тучи. Ахмас сказал умным голосом.
- Говоря твоим языком, мы имеем дело с борьбой рационального и иррационального, то есть подсознательного, начал в мозге дракона. Иррациональное начало сильней, но рациональное всегда побеждает.
- Да. – Рассеянно сказал мальчик. – Только с точки зрения дракона иррациональное – это как раз и есть рациональное, а рациональное – это вообще непонятно что.
Ахмас испытал некий прилив симпатии к Мальчику и вдохновенно спросил.
- А почему мы, собственно, выбрали в качестве лица, ответственного за передел мира, дракона, древний символ зла, почему не божество, решившее погостить на земле?
- Хорошо, пусть будет божество. – Сухо отозвался мальчик.
Глава 16
Гигантские яблоневые сады не кончились и в ночи, когда встали на привал в небольшой низинке в стороне от дороги. Живой Мертвец ловко оперировал над булькающим котелком, готовя ужин. Норли копался в брякающем мешке с нерастраченными и, как оказалось, не нужными пока, лечебными причиндалами, щурясь в свете костра на неразборчивые надписи на банках и склянках, которые уже успел перезабыть. Ахмас смотрел на руки монаха-убийцы и с тревожным упоением представлял, как свернули бы они шею стрелку по эльфам (так же ловко и с такой же ласковой точностью), если бы все было по-другому. Но он всего лишь обыкновенный Ахмас, каковой народился в явившейся попустительством сильных и добрых среде, ему было проще обругать Норли и отвернуться, и пойти прочь. А ведь чего стоило отдать соответствующий приказ Живому Мертвецу? Достаточно было лишь мигнуть, когда стрелок стоял рядом совершенно доступный для насильственного действия. Ахмас, сжав губы, смотрел в костер. Он не знал в чем тут дело. Может быть, он и не виноват ни в чем, а возможно, что именно и виноват, что именно это и называется громким словом трусость: когда просто не хочешь делать грязное дело своими руками. Кстати, а почему Живой Мертвец не сделал этого по своей инициативе? Никто, никакой такой Ахмас, у него эту инициативу не отбирал, и даже наверняка можно сказать, что такая инициатива у него присутствовала, потому что в острых ситуациях он реагировал первый, ни у кого ничего не испрашивая. Почему он оказался так нечувствителен к драматическим коллизиям, взволновавшим до крайности Ахмаса и Норли и даже Мальчика подвигнувшими к размышлениям на тему? Или он оказался чувствителен, и причина тут совершенно иная? Дело в том, что Ахмас ничего не мог сказать по этому поводу. Живой Мертвец был в их кампании попросту Живой Загадкой. Разгадывать которую, впрочем, Ахмас считал делом недостойным товарища. Даже если монах в один прекрасный момент предаст их – это будет только его дело и ничье больше.
Ахмас смотрел в костер. А ведь еще не поздно. Бог с ним, с Черным Всадником, никуда он от них не денется. Можно ведь еще вернуться, и всегда будет можно вернуться, просто дальше будет идти. Перед глазами Ахмаса оказались его сжатые кулаки, лежащие на коленях. Ну же, не будь тряпкой!
- Так. – Сказал министр, убирая руки с коленей и выпрямляясь. – Похоже, нам придется вернуться.
Все смотрели на него. Норли смотрел, открыв в идиотической испуганной гримасе рот, держа на весу моток марли.
- Зачем? – Спросил Мальчик.
Ахмас объяснил - зачем. Мальчик очень серьезно задумался и, наконец, медленно сказал.
- Не думаю, что эта задача нам по силам. Очень серьезный противник.
- Но мы можем обмануть его. – Предположил Ахмас в некоторой растерянности.
- Чего не можем, - веско ответил Мальчик, - Того не можем. Он прочитает все наши действия на десять ходов вперед и просто перестреляет нас, как курей.
- Но ведь он не сделал этого?!
- Так, ведь, мы и не хотели его убивать. – Мальчик был несколько удивлен такой непонятливостью предводителя.
Ахмас стал злиться. Ах, как здорово было бы, если б Живой Мертвец сейчас встал и сказал: «Ладно, я все сам сделаю».
- А ты что скажешь? – Ахмас в упор посмотрел в темные глаза монаха.
Монах ответил:
- Мы можем попробовать связаться с элфами и убедить их, что стрелок вреден….
Ахмас, хотел спросить: «Вреден для чего?», - но все, даже мальчик встретили слова Живого Мертвеца без какой-либо иронии.
Наступило неловкое молчание. Благородный замысел Ахмаса встретил совершенно непредвиденные затруднения. Эти затруднения, впрочем, показывали, что замысел скорее не благороден, а попросту глуп. И Ахмас уже хотел с досадой высказаться в том смысле: ну как хотите, вы, я вижу, сильно в этом соображаете, но тут Норли встал и сказал:
- Ладно, я все сам сделаю.
После чего бросил моток марли в траву и, даже не попрощавшись, пошел во тьму.
- Стой! – Крикнул Ахмас и побежал следом, причем ни мальчик, ни Живой Мертвец его не поддержали.
- Ты куда это направился? – Ахмас ухватил безумца за рукав и остановил.
Норли спокойно смотрел на него и ожидал, когда министр успокоится, и можно будет идти дальше. Ахмас тяжело дышал ему в лицо. Он не знал, что сказать. Опять он чувствовал себя не у руля, он ничего не понимал – ведь, Норли там погибнем, это же ясно, как день…. Правда, Обрубок и охотницы. Может быть, стоит довериться безумцу и в этот раз? Довериться потому что абсурдно? Неверие Ахмаса, скорее всего, произошло из-за того, что инициатором похода в этот раз был отнюдь не Норли. Словно безумец безрассудно бросался в берлогу к медведю, видя, что друзья в страхе пошли на попятный. Может, стоит пойти с ним? Навязаться в спутники с истинно мужской небрежностью?
Норли вырвал рукав из ослабевшей руки министра и ушел. Ушел один, больше никем не задерживаемый.
В лунную ночь дома походили на огромные белесые черепа с зеленым мхом на головах вместо крыш. Глазами окон они смотрели на улицу, но глаза эти были мертвы. Шаги Норли гулко отдавались на пустых улицах, подобно невеселым шагам судьбы. Норли и ощущал себя сейчас наперекор всему неким судьбоносцем, хотя не представлял себе, зачем он пришел сюда и что будет делать. Наверное, он искал Игхаора, а может, просто ходил по улицам, упиваясь своим одиночеством. Он, ведь, по ночам обычно не бодрствовал, и ему это было внове. Он хорошо представлял себе, как свиснет сейчас стрела из-за невидимого угла и ударит точно в сердце, так что он и слова не успеет вымолвить, но это его совершенно не пугало. Почему-то. Наверное, потому, что он не верил в это. Неужели такой веселый, жизнерадостный человек, как Игхаор отважится на такую подлость? Да он в это не верил, хотя и наблюдал собственными глазами, как именно это и произошло. (Но ведь Норли не эльф, не так ли?).
Глаза безумца шарили по верхним этажам и не часто опускались вниз, но именно такой взгляд вниз спас его. Что-то черное, совершенно неясное в своей черноте, но очень опасное, оказалось в круге лунного света прямо впереди. Норли осторожно приблизился. Это был большой ржавый капкан с разведенными в молчаливом оскале челюстями. Справа обнаружился второй, а слева третий. Они втроем, линией перегородив улицу, сторожили случайного прохожего. Кого именно? Догадаться не так уж трудно. Жизнерадостный образ Игхаора сразу же почернел и густо припорошился ржавчиной. Попавший в капкан эльф, конечно, будет кричать, звать на помощь, а он уже спешит, уже готовит каленую стрелу и для жертвы, и для спасителя, буде такой объявится. Норли заглянул в ближайший двор и отыскал там три палки. Страшные зубья с лязгом захлопнулись трижды. От этого действия немного полегчало, и он пошел дальше, только теперь очень внимательно глядел себе под ноги.
Повернув за угол, он обнаружил там точно такую же троицу. Обезвредивши ее, Норли попал в темный участок, потому что высокие дома здесь закрыли луну. Здесь он двигался с особой осторожностью, уже имея наготове три запасных палки.
Слева из-за поворота вдруг раздался громкий жалобный вскрик, Норли даже расслышал лязг коварных челюстей. Тональная окраска голоса явно выдавала молодую (или бессмертную) цветущую жизнь. Норли вздрогнул всем телом и сбился с шага. Застывшее в напряжении лицо враз покрылось потом. Он пошел быстрее, шаря взглядом по темной мостовой. До поворота было недалеко, торопиться не следовало. Крик повторился. Это был не стон, это был именно крик боли, словно попавший в капкан рвался в нем в бессмысленной попытке освободиться или, может быть, пытался разжать железные челюсти и у него не получалось. Норли побежал. Теперь в голове колотилась только одна мысль, а именно: убью гада, не знаю как, но не дай бог, он мне попадется.
Он резко завернул за угол и остановился, как вкопанный. Это было уже ни на что не похоже. Он этого никак не ожидал.
Неестественно вывернув лапу, попавшую в захлопнувшийся капкан, перед безумцем на мостовой сидела гиена и смотрела на него красными глазами. Пасть ее распахнулась, Норли приготовился услышать новый отчаянный эльфийский крик и тут же грохнуться в обморок, но зверюга только дышала, часто и беспомощно. Норли по широкой дуге двинулся в обход. Ноги плохо слушались его. Это была настоящая гиена, которая могла с чавканьем вгрызться в его внутренности, если бы не капкан. Правда она кричит…. Норли ничего не понимал. Им сейчас владела дремучая махровая безумцева беспомощность перед каким-либо ярко выраженным явлением действительности. Он очень остро ощутил себя больным. Оказывается, ничего не пропало. Ахмас был совершенно прав, его бодрость и адекватность были лишь временными, они имели свой предел, и он его перешел. Норли очень хотелось лечь, натянуть на голову плащ и повернуться спиной ко всему, что существовало, существует и будет существовать вокруг него. Это перегрузка, слишком много… почему именно гиена стала камнем преткновения для победных порывов, почему не что-то другое, он не знал. Тут был какой-то давний рубикон, который Норли не смог преодолеть.
Гиена исчезла.
Мостовая теперь была девственно пуста. То есть только что сидела совершенно обычная (отнюдь не эфирная) зверина, с серой клочкастой, обильно пахнущей шкурой и подлыми красными глазами, а теперь не было совершенно ничего. Почему это произошло, и что это такое вообще было? Силы покинули Норли окончательно. Позыв лечь и натянуть плащ достиг невыносимого градуса. Он стоял, ссутулившись, отвлеченно констатируя, что вот он не может даже поднять руку, не может повернуть голову, потому что любое действие нуждается в точке, когда оно начнется, а эту точку надо создать, а создает ее воля человеческая, но воли-то как раз не осталось ни капли. Очень неудачно, что в такой момент он остался один. В такой момент он и в самом деле может сейчас улечься прямо на мостовую, и никто не поддержит его дружеским словом или прикосновением, как это сделал бы Живой Мертвец или даже Ахмас. И они так ничего и не узнают. Воспоминание о друзьях все-таки укрепило немного Норли, правда, очень немного. Он сразу подумал, что стоит сейчас повернуть обратно, бросив все, они поймут, конечно же. Правда придется отмахать по темным опасным улицам, а потом еще несколько километров по дороге, пока, наконец, не появится возможность для долгожданного забытья. А он не может идти. Норли медленно побрел по улице, волоча ноги. Правда, почему-то он пошел отнюдь не в обратном направлении, как только что себе представлял, а дальше, словно отдых ждал его впереди.
Думая простые и бессвязные мысли, временами бормоча себе под нос одну и ту же ничего не значащую болезненную фразу, он прошел довольно много. Как ни странно, он почувствовал себя лучше. Он даже смог поднять голову. Там впереди, он знал это, хотя и не видел в темноте, располагалась площадь с русалкой, и почему-то оттуда веяло каким-то умиротворяющим теплом. Норли посмотрел на небо. Вокруг было тихо, и он подумал, как это все-таки хорошо, когда тихо, тишина иногда способна лечить не хуже психоволновых аппаратов. И главное никаких навязчивых разговоров, взглядов, приказаний и уговоров… никаких людей.
Правда у него есть дело и дело довольно безотлагательное. А почему мы собственно всегда избегаем домов, подумал он с неожиданным энтузиазмом. Правда, этому можно найти объяснение, но те, кто живут в городах, наверняка научились без внутреннего напряжения входить в покинутые жилища. Надо и мне попробовать.
Он направился к ближайшему крыльцу. Уже на пороге он понял, что тишина вокруг на самом деле вовсе не тишина, а музыка. Тихая далекая музыка доносилась со стороны площади. Он постоял некоторое время, прислушиваясь, а потом все-таки открыл дверь и переступил порог.
За дверью его встретил полумрак окрашенный местами яркими огоньками свечей, выстроившихся в красивых бронзовых подсвечниках, подобно мачтам маленьких стремительных корабликов. Огоньки свечей колыхались в незримом потоке воздуха, крылатые тени гуляли по полу, подобно парусам. Жилище было богатое, свет луны падал в цветные витражи окон, так что красный цвет становился гнилостно-зеленым, а зеленый стал подобен серой пыли. Норли медленно и неуверенно двинулся по коридору, не производя своими сапогами тяжелого звука по причине толстой ковровой дорожки, устилавшей пол. Узор на ковре был мелок и неясен. Норли прошел к распахнутым большим дверям в гостиную. Там было еще светлее из-за густоты свечей, рассеянных по всей комнате. Норли довольно долго стоял на пороге, разглядывая добротное дорогое убранство, пока не заметил настороженные черные блестящие глаза, направленные на него поверх спинки маленького легкого диванчика, расположенного в центре комнаты и повернутого к двери задом. Но едва он увидел эти глаза, как женщина сейчас же поднялась, привычно оправляя дорогое кружевное платье. Она все еще смотрела на безумца (огромного грязного чужого мужика в своем доме), но уже улыбалась. Видимо, она хорошо разглядела Норли даже при таком свете. Теперь глаза ее блестели обольстительно и плотоядно.
- Что же вы остановились, молодой человек, проходите, прошу вас.
Норли ничего не оставалось, как пройти. Его усадили на хрустнувший диванчик, его осыпали градом звенящих вопросиков, вникнуть в которые он даже не успевал. Не успел он заметить и того, как маленький невесомый столик напротив облагородился истекающими свежим соком яствами, на которое пришлось немедленно приналечь, чтобы не нарушить незыблемые законы природы.
Хозяйка тоже не нарушала незыблемых законов. Она дождалась приятного насыщения гостя и принялась расспрашивать, кто он такой и откуда идет. Вы – рыцарь? Я так и знала! У нас здесь такая скука. А что случилось с вашим поместьем? Я не думала, что рыцари могут путешествовать как бродяги? Что-то случилось, ведь, правда? Норли не знал, как отвечать на эти вопросы. Говорить правду, которую она не могла не знать, коль имеет (довольно приятные в разрезе) глаза, было страшно. Норли мямлил что-то про обстоятельства, кредиторов, заботы императора, не зная, начав, как он кончит.
Неожиданно подоспела помощь из гостеприимно распахнутых дверей.
Это был ожиревший, обремененный преждевременным возрастом, высоким кровяным тонусом, пучеглазием и неизменным хорошим настроением здоровяк в лоснящихся, туго обтягивающих толстый живот и дрожащие ляжки, одеждах. Он сразу заглушил свою супругу, которая называла его «дорогой Дошат». На диванчике имелись только два места и оба были заняты. Дошат воссел в грозном кресле из черного дерева, и после любезных представлений принялся в свою очередь за несчастного безумца, опровергнув его надежды на избавление. Вы из какой области? Белый Гольц? Там прекрасные леса. Настоящая мачтовая сосна, не то, что эти подагрические северные червяки. У вас, кончено, есть лес. Сколько акров? Вы охотник? У меня была великолепная псарня! Все продал. А отчего же вы так далеко подались? Ах, по делам… Алмазы? Не советую. Копи почти иссякли. Минард скоро обанкротится. За алмазами надо идти за перевал в Ситцевое Копыто, правда, это очень далеко и дороги плохие, но там только начали разработки, грозят большими доходами. Я бы и сам пошел туда, если бы не был завязан на чугунном промысле. У меня сейчас нет ни свободных средств, ни времени. Все кручусь, кручусь, даже поболтать с хорошим человеком выходит только ночью, да и то, если повезет, хе-хе-хе….
Мадам Дошат, давно уже утратившая интерес к беседе и несколько потускневшая взором, подняла, однако, знамя вновь.
- Право, дорогой Дошат, все разговоры и разговоры, от них такая хандра… я хочу танцевать! – Она звонко хлопнула в ладоши, и сейчас же в комнату вбежало еще одно лицо мужского пола. Это был лакей в расфуфыренном камзоле с длинными теляпающимися ниже колен фалдами. Он был длинен и сух, но с весьма округлой, выпирающей из-под фалд, задницей. Мосластые руки и ноги все время неуклюже гнулись в разные стороны, словно у куклы, понуждаемой к действию невидимыми нитями. Размашисто поклонившись в дверях, субъект промчался к изумрудному клавесину, занимавшему пост у широкого окна.
Столик был отодвинут, Норли был крепко схвачен и поставлен в позицию. Длинные руки плавно вознеслись и опустились на клавиши, не сразу, с тронувшей сердце паузой, извлеча из них томительный низкий звук.
Это был без сомнения мастер. Клавесин подобно огнедышащей горе извергал лавины и черные бездны звуков. Норли, который сам был отличным танцором, встретил достойную пару. Господину Дошату с ленивой (но кривоватой) усмешкой приходилось наблюдать, как мадам Дошат на особо крутых виражах теряет контакт с полом, вознесенная в свободное движение жаркими руками партнера.
Норли забылся, хотя и не до конца. Обессиливающая тоска, необходимость невыполненного дела не ушли совсем, они лишь отодвинулись на второй план, чтобы (он знал это) заговорить с удвоенной силой, едва появится возможность получить слово. Но остановиться он не мог.
Его остановили.
Новый звук вторгся в музыкальный каскад, он вошел жестким диссонансом и сразу был услышан, хотя и не претендовал на то, чтобы тягаться с клавесином. Это было тихое хриплое рычание, раздавшееся от гостеприимно распахнутых дверей. Норли сейчас же выпустил свою даму. Маэстро с лязгом уронил персты на клавиатуру, а господин Дошат выпучил глаза и встал. В дверях находилась, однако, не гиена, как поначалу предположил Норли, а волк. Впрочем, разница была невелика. Волк задрал нос в рыке, глядя красными глазами на хозяина. Господин Дошат попятился, но сзади было кресло. Волк бросился на него, одним неуловимым движением вскрыв поперек тугой выпирающий живот. Густо полилась кровь. А в дверях стоял уже второй зверь, который пока только выбирал себе жертву.
Норли оглянулся на окно. Окно было велико и невысоко над землей. Если несильно ударить палицей, его палицей, которая стоит тут же у комода, то можно успеть удрать от второго зверя, особенно, если он выберет себе госпожу Дошат или мастера. Подхватив палицу, Норли рванулся к окну, с дребезгом обрушив по дороге клавесин. Мастер воздел руки. Окно разбито. Можно смело прыгать в палисадник и спасаться бегством (если, конечно, на улице нет еще волков). Но.
Сзади кричала госпожа Дошат, и Норли остановился. Он бросал женщину. Это было как-то нехорошо. Хотя, возможно, никакая она не женщина, а волки – никакие не волки, но ведь с его, безумцева, точки зрения разницы не видно никакой, не так ли? А вдруг они все из плоти и крови?! Эта страшная мысль вмиг отрезвила Норли. Он повернулся.
Первый волк с хлюпаньем чавкал пастью во внутренностях господина Дошата. Мастера видно не было. Госпожа Дошат лежала на полу, прямая, как палка, сложив руки крестом на груди, и издавала редкие, но чрезвычайно пронзительные звуки. Ее белое, сведенное мраморной судорогой лицо, было обращено в потолок. Второй зверь азартно терзал ее платье, тщась урвать себе кус из подола.
Изготовив оружие для удара, Норли стал подкрадываться к обидчику дамы. Зверь не сразу обратил на него свое внимание, а когда все-таки повернул в его сторону ощеренную морду, было уже поздно. Норли прыгнул, обрушив удар, прекрасно понимая, что второго ему нанести уже не дадут. Ему повезло. Палица встретила на своем пути большое мохнатое волчье ухо. Зверь был убит на месте. Однако, не успел победитель окинуть новым взором поле боя, как подскочила со своего места стремительная госпожа Дошат и набросилась на спасителя. Теперь она кричала постоянно и гораздо громче. Норли оказался совершенно обездвижен. Первый зверь продолжал свое кровавое дело, хотя трудно было предположить, чем так прельстила его требуха старого пьяницы.
К счастью неожиданная подмога явилась-таки из гостеприимно распахнутых дверей. Это был еще один лакей, он вошел в гостиную, держа наперевес устрашающего вида огнестрельное орудие. Направив его на волка, он с трех шагов произвел залп. Комнату заволокло плотным кислым дымом. Зверя с развороченным боком отшвырнуло к стене. Теперь кровь залила практически все вокруг. Госпожа Дошат взвизгнула особенно нестерпимо, и неожиданно все кончилось.
Норли стоял один в пустой темной комнате, залитой лунным светом из разбитого окна. В лучах света плавали невесомые пороховые нити. А людей не было, как, впрочем, и волков, и свечи больше не горели, и не играли тенями-парусами по углам. Почему-то сразу стало холоднее – это уличный ветер пробрался внутрь из разбитого окна.
Некоторое время Норли просто стоял безо всякого движения и мысли. Он еще переживал, разыгрывавшееся тут только что действие. Потом медленно утер холодный пот со лба и огляделся. Клавесин действительно лежал плашмя под окном именно там, где он сшиб его плечом. Изящный столик тоже был повален и одна его ножка сломана. Спелые фрукты россыпью расположились по всей комнате, но крови, гигантского количества крови на полу, на стенах, на одежде Норли не было. Норли, не торопясь, подошел к столику и пнул его, сломав вторую ножку. Потом он сел на диванчик, уронил голову в ладони и завыл. Тоска и безысходность дождались своего часа.
Здесь был большой рукотворный парк, чья вычурная манерность, взлелеянная ордой садовников, отступила с началом весны под напором бешеной природной красоты. Парк был обнесен невысокой каменной оградой, и Норли стоял подле нее снаружи, не решаясь, однако, войти. Музыканты находились там, и они не были видны отсюда. Их было много, целый оркестр. Сквозь острый шорох молодых весенних листочков, чью невинную яркость не мог заглушить даже холодный ночной свет, просачивалась и разливалась подобно морю невыносимая, желанная и отвратительная, страстная и умиротворяющая мелодия. Норли не мог подобрать отдельную характеристику для нее. Она говорила о страдании и о покое одновременно. Он не мог сказать, что это за вид музыкального произведения, не говоря уже о том, какими инструментами оно исполняется. Мелодия просто была. Можно было слушать ее, замерев и закрыв глаза или заниматься своими делами – и тогда она излечит тебя от душевной немочи и изгонит демонов порока подспудно. Это, конечно, играли эльфы, в этом не было никаких сомнений. Они творили совершенную мелодию, но лучше б не было, ни этой мелодии, ни их самих.
- Стоишь? – Раздался из-за правого плеча лишенный звонких звуков, безнадежно больной старческий голос.
Норли сейчас же оглянулся, но обнаружил рядом с собой молодого и… правда, никак нельзя было сказать «цветущего»… Игхаора. Стрелок был сер и дрябл лицом, широко распахнутыми, сияющими немым болезненным блеском глазами он смотрел мимо безумца, туда, где за шеренгами деревьев и кустарника устроился незримый оркестр. «Что вы со мной делаете?!», - кричали эти глаза. Не осталось былой молодцеватой стати и подтянутости. Левая рука была прижата к груди жестом одолеваемого острым приступом грудной жабы. Но он жаждал внимать, и он внимал.
- Слушаешь? – Тем же шелестящим голосом спросил Игхаор, по-прежнему не глядя на собеседника. – Я, вот, тоже…. – Голос его прервался.
И тут Норли все понял. От начала и до конца.
- Ты не хочешь уйти отсюда? – Несчастным голосом спросил он, уже зная ответ.
Игхаор покачал головой, печально улыбаясь.
- Я не могу.
- Но тебе плохо.
- Да, но я еще молод, и меня хватит еще надолго.
- Это моя музыка. – Сказал он после паузы. - Я сочинил ее… еще тогда. Нет, я не композитор и даже не музыкант. Сам понимаешь: быть музыкантом означало добавить забот императору. Но я все равно творил музыку вопреки той, что шла с небес. Я творил ее внутри себя, в мыслях… и вот я здесь. И, наконец, слышу ее, и она медленно убивает меня. Они ведь не люди, и музыка их предназначена не для людей.
- Но ведь ты сам сказал, что это твоя музыка.
- Да. – Улыбаясь, ответил Игхаор. – Моя.
Норли смотрел на лицо стрелка и чувствовал, что сейчас разорвется. В нем совершенно не осталось лихой ненависти защитника эльфов. Он должен был что-то сделать.
- Я… я пойду туда и скажу им, чтобы они перестали. – Язык был как неуклюжая краюха ржаного хлеба. Норли даже показалось, что он приобрел соответствующий вкус. Дело было в том, что он не мог пойти туда. Для этого требовалось нечто большее, чем у него имелось,… но он все равно пошел.
Дорожки в парке были посыпаны мелкой галькой, которая приятно хрустела и подавалась под ногой. Таинственные деревья, подсвеченные как бы снизу, плыли в черном небе, как зовущие ввысь облака. Мохнатые руки можжевельника указывали дорогу. Норли продвигался легко, не чуя шагов, а навстречу ему шли нарядно одетые люди. Здесь были целые семейства с торопливо семенящими подле детишками, незамужние пары, взявшиеся за руки и склонившие головы друг к другу. Здесь были одинокие, с преувеличенным вниманием разглядывавшие зеленые соцветия вокруг, старательно уводя взгляд от влюбленных.
Норли понял, что сейчас упадет в обморок. Тогда он развернулся и побежал назад. Он хотел хрустом гальки заглушить музыку, он не желал ничего вокруг видеть, если бы сейчас исполнилось его заветное желание, он бы ослеп. На выходе из парка он был совершенно мокрый и задыхался. Игхаора здесь уже не было, и Норли это не понравилось. Он хотел сказать стрелку что-нибудь ободряющее, он сказал бы, что сейчас уходит, но обязательно вернется с друзьями. Здоровыми рассудительными друзьями, которым не будет ничего мерещиться. Друзья не откажут, он убедит их.
Норли медленно побрел по направлению к центральной площади, ноги не хотели идти, все-таки это была бессонная ночь, к которым он не привык.
Но на рассвете, он уже будил прикорнувшего под яблоней Ахмаса.
- Значит, его можно убить? – Уточнял Мальчик.
- Можно. – Устало ответил Норли. – Конечно, можно убить его, когда он стоит совершенно беззащитный и беспомощный у ограды парка. Ночью. Но я не думаю, что стоит это делать.
- Тогда что же нам надо сделать? – Спросил Живой Мертвец.
- Нам надо пойти туда всем вместе и поговорить с эльфами.
- Почему с эльфами, а не с Игхаором? – Спросил Мальчик. – Может, получится убедить его уйти.
- Не получится. Вы его не видели, поэтому так говорите. Он никуда не уйдет.
- Значит нужно убедить эльфов перестать играть по ночам? – Спросил Ахмас.
- Да. Это единственный выход.
Ахмас честно обдумывал это предложение и вдруг, как ужаленный, воззрился на Норли. Вот это безумец! Неужели это он прыгал, как лягушонок, под висящими на веревках трупами мужебабов и бросался на убийцу с голыми руками, только благодаря этому отделавшись этой вот этим мрачным кровоподтеком во лбу? Неужели это он не смог (впервые) выполнить свою миссию, упустив блестящий момент заколоть подлого стрелка, и теперь вернулся звать с собой друзей, потому что он, Норли, ничего не может сделать, ибо у него эльфийская музыка вызывает галлюцинации. Ахмас опять ничего не понимал. Опять перед ним выросла стена, которую нужно сломать, а как ее сломать голыми руками-то?
- А в состоянии ли эльфы перестать играть? – Сомневался Мальчик уже в пути под светом свежего утреннего солнца.
- Я думаю… - Норли подумал, – Вопрос спорный.
- Да. – Согласил Мальчик, тоже после некоторого раздумья. – А раз спорный – стоит попробовать.
День пережидали в трактире, расположенном на главной площади. Норли спал, Мальчик был еще совсем мал, Живой Мертвец отказался, поэтому пиво хлестал Ахмас в одиночку. Едва Живой Мертвец притащил из погреба первый бочонок с пивом, как опять случился маленький инцидент с охранителями порядка. Из-за стойки поднялся зеленый от усердия живой мертвец-невидимка и заявил:
- Воруете, воруете.
Живой Мертвец, у которого почему-то только собратия по несчастию в отличие от всех остальных обитателей Саории вызывали жгучую ненависть, со страшной силой запустил в блюстителя пивом. Раздался тяжкий мокрый хруст, и невидимка исчез. Из-под стойки быстро поползла пенистая ароматная лужа, а еще через некоторое время появился на четвереньках совсем зеленый и к тому же мокрый с головы до пят сам блюститель. Подняв на Живого Мертвеца мутные глаза, он просипел спертым голосом.
- Вот это как раз… то, что нужно. - И двинулся, так же на всех четырех, к выходу, правда, на полдороги нашел в себе силы подняться на ноги и, шатаясь, умыкнуться за дверь.
Ахмас поглядел на Живого Мертвеца, ожидая, что тот скажет что-нибудь нецензурное, а того глядишь и стукнет кулаком по столу, но лицо монаха как и прежде не выражало ничего кроме любопытства, готового к любым неожиданностям. Видимо, ярость покидала его также быстро и внезапно, как и накатывала.
Под вечер Ахмас тоже уснул над недопитой кружкой. Мальчик, раздобывший по пути пару книг, погрузился в чтение, примостившись у окна, дабы использовать уличный свет. Когда этот свет приобрел охряный оттенок, он поднял голову на Живого Мертвеца, который просто сидел на стуле у двери и смотрел на улицу.
- А не тронуться ли нам в путь? Чего, собственно, ждать ночи?
Оба посмотрели на храпящего Ахмаса. Мальчик гадливо скривился.
- Приведи его в порядок.
Живой Мертвец привел Ахмаса в порядок быстро и жестоко. Растолкав спящего и откинув его на спинке стула, он сдавил ему шею и голову железными пальцами, нажав известные ему биоактивные точки. Ахмас дико задергался, ноги его лягались под столом, как конечности занявшейся своим туалетом мухи, из носа вырывался страшный сип, а когда монах, наконец, отпустил его, обнаружилось, что глаза предводителя огромны и выпучены, как в гвардейском строю перед лицом императора. Живой Мертвец потом признался, что использовал метод не столько приведения в чувство, хотя это тоже получилось на загляденье, сколько ускоренный курс отучения от хмеля, который проводили заблудшим послушникам опытные святые отцы. Этот курс включал в себя несколько подобных занятий, которые Живой Мертвец пообещал провести в следующий раз, когда доведется Ахмасу вновь опрокинуть стаканчик. В итоге предводитель шел мрачнее тучи и не обмолвился ни с кем и словом. Норли, наконец, догнал его, положил руку на плечо и принялся внушать: ну нельзя, понимаешь, нельзя этого здесь, ты уже не ребенок и не охламон бездомный – министр все-таки, да и как вообще…. Ахмас сопел и не ответил ни словом, пока Норли не отстал сам, ибо они уже приблизились к искомой цели.
Вечером парк был еще пышнее и свежее, чем ночью. Молодая зелень стояла стеной, отражая густой золотой свет. Великолепие девственной растительности еще более подчеркивало отсутствие жизни животной, если не считать бездомной собаки, прыснувшей прочь от людей, которая, впрочем, была теперь говорящей собакой и вряд ли попадал в категорию «животная жизнь». Здесь было тихо, впрочем, музыканты явятся ночью. Они приходят сюда каждую ночь. Так у них заведено. Такие у них традиции, и осталось только выяснить, насколько их традиции им дороги. Может быть, это и не традиции вовсе, а круг бессмертной жизнедеятельности. Может быть, им будет просто не понятна просьба перестать играть. Как если бы Ахмаса сейчас попросили перестать дышать. Они стояли у ограды и скучающе оглядывались.
Живой Мертвец вдруг, ни с того, ни с сего сорвался бегом вдоль ограды и остановился вдали над какой-то темной бесформенной кучей, больше всего похожей на кучу прелых листьев. Это и была куча прелых листьев, на которой, правда, лежало тело молодого стрелка Игхаора. Тело было холодное и твердое. Игхаор, видимо, упал здесь, сраженный разящим ударом болезни и так тут и остался. Он лежал на спине, запрокинув голову, так что кадык торчал вверх подобно белому камню. Рот его был приоткрыт и искривлен, а глаза закрыты. Левая рука сморщила ткань куртки на груди, словно пытаясь поделиться своим слабым теплом с тем, что там, внутри.
- Похоже, он умер прошлой ночью. – Констатировал Мальчик.
- У него очень болело сердце. – Тихо произнес безумец.
- Мы ничего не смогли бы сделать, - Сказал Ахмас, - Даже если бы пришли все вместе прошлой ночью. Он уже был неизлечимо болен.
А Живой Мертвец ничего не сказал, он просто осматривался вокруг, мало ли что.
Почему-то они заторопились прочь от парка, никому из них не хотелось услышать, как играют эльфы.
- Вот уж не думал, что божественная музыка может убивать…. – Сказал Мальчик. - Только, пожалуйста, не говорите мне, что она убивает только порождения тьмы. Извините, не поверю.
А вот Ахмасу эта мысль показалась интересной, правда, раз Мальчик был столь категоричен, он не стал ее развивать, но, в самом деле,… эльфы охраняют свои жизни и свой уклад своими способами. Возможно, это не такой эффективный способ, как стрела, но это только с нашей, смертной, точки зрения. Ведь вполне возможно, что действительное бессмертие вовсе не означает чудовищного гипертрофирования страха за свою жизнь, возможно, оно означает нечто прямо противоположное – полное к смерти равнодушие. А тот, кто касается этого уклада своими варварскими лапами, получает по заслугам. Таков закон.
Мальчик вдруг повернулся к Норли и спросил.
- А ты как, по-прежнему считаешь, что это эльфы?
- Это эльфы. – Печально ответил безумец. – Самые настоящие эльфы. И мы им не нужны.
Глава 17
Ахмас проснулся не сразу. Он несколько раз разевал глаза и снова уплывал в приятный сон, пока, наконец, не подпрыгнул на ложе, как гренок на сковороде. Живой Мертвец, не двигаясь, сидел прямо напротив него, глядя неподвижными глазами, на которых лежал крошечный блик, куда-то мимо его лица. Прямо над его головой висела большая торжественная луна с ясно видимыми лунными городами и морями. Ахмас хрипло дышал, чувствуя, как пот покатился слева вдоль брови и сполз по щеке. Он пытался понять, что случилось. Случилось что-то страшное, но оно все время ускользало от внимания, как ускользает от бессильных рук ночной кровопиец комар. Потом он услышал веселый голос безумца, напевающего какую-то неизвестную песню в медленном торжественном ритме. Ахмас тупо поглядел на него. Норли лежал на спине, закинув руки за голову, изо рта неслись звуки, но звуки эти странным образом не были связаны с движением губ. Увидев, что министр на него нехорошо смотрит, Норли осекся и потупился.
Но песня не прекратилась!
Некий очень далекий голос, откуда-то из-за горизонта, а может быть, с луны пел о летящем в ночном небе вороне, крылом затмевающем звезды. Ахмас понял, что не может дышать. В испуге он сел, потом подался вперед, оттягивая в немом отчаянии ворот, потом повалился на бок. Песня давила на него со всех сторон, он не понимал ни слова, потому что ее не могло быть, она была невозможна!
- Что случилось? – Испуганно спросил безумец, но переживал он исключительно странное поведение Ахмаса.
- Песня. – Безо всякого выражения уронил Мальчик.
- А что? – Спросил Норли. – Хорошо поет…. Может тебе не нравится?
Ахмасу остро и немедленно захотелось убить Норли. От ярости он даже забыл, что не может дышать. Лицо его налилось багрянцем. Тяжело отдувшись, он снова сел и крепко утер физиономию.
- Вот что, браты. – Сипло сказал он. – Я не знаю, кто там поет и зачем, но нельзя ли его попросить, чтобы не пел ночью. Как мы будем спать?
Он оглядел ряды своих бодрствующих соратников. Норли задумался, а Мальчик все также без выражения сказал.
- Я думаю, придется терпеть.
После этого он повернулся на бок и как ни в чем ни бывало закрыл глаза.
Ахмас тоже лег. Но сна у него не было, ни в одном глазу. Назойливый голос все гудел свое. Даже подумать было страшно, что теперь так будет всегда, а так вполне может быть всегда, потому что так когда-то уже было всегда. Когда-то он спокойно засыпал и просыпался, мучился бессонницей и сидел за срочной ночной работой под громовую музыку с небес и не замечал ее. Теперь, значит, будут песни. Но я уже не могу!
А почему собственно я не могу? Ахмас попытался подумать, почему он не может, так как это было единственное, что он сейчас мог сделать, чтобы не забиться в давно ожидаемой истерике. Получалось, что сейчас он уже не тот Ахмас, который, напуганный до мурашек, без порток убежал из Златого Лога. Тому Ахмасу было глубоко наплевать, откуда берется музыка, он просто слушал и наслаждался, его интересовали в основном высокомерные переживания свои на тему: что ближе его, Ахмасову естеству – интеллектуальный родственник предприимчивый археолог или закаменевший, давно мертвый череп из раскопанной могилы. При чем здесь какая-то еще музыка? Тот Ахмас был глуп как наковальня, но не потому, что не знал, откуда что берется (он и сейчас ничего не знает), а потому что ему было наплевать. Он не бился лбом в непреодолимую стену, он брел вдоль нее, она лишь указывала ему направление, куда идти. Он не ломал в бессилии рук на одинокой скале посреди океана, тщась напиться пресной воды и не имея ни малейшего понятия, как ее добыть. И сейчас песня не дает ему спать не потому, что он привык уже засыпать в тишине, а потому что он не знает – кто это поет, где поет, как заставить его замолчать, если будет надо. Вопросы встают один за другим, как деревья в лесу, а ответов нет. Вот, Норли пел вместе с голосом – слава богу, значит это не галлюцинация, пошли дальше. А дальше идти уже некуда, потому что хочется спать… спать.
Он спал и слышал голос доктора Зу. Доктор Зу сидел на своем привычном месте в зале библиотеки и повествовал ему, Ахмасу, сидящему напротив, перекосившему себе набок физиономию кулаком, не знающему, зачем он пришел, что заставляет его слушать этого человека, который одним своим видом, одним своим тоном постоянно и глубоко унижает его, но не могущему встать и уйти и более того знающему, что он придет и в следующий раз.
- Сначала был свет. – Говорил доктор Зу. – То есть он был не только сначала, он также есть сейчас и будет всегда. Однако что такое свет? Никто из нас не может сказать, что такое свет. Покой? Счастье? Всемогущество? Возможно. Но ведь мы не можем четко определить для себя и эти понятия. Покой для нас – это отсутствие движения, счастье – это отсутствие страдания, всемогущество – отсутствие преград. Точно также как свет – это всего лишь отсутствие тьмы. Вот и получается, что свет – это то, чего у нас нет, то что у нас отсутствует. И весь наш материальный и психический мир есть не более чем флуктуация тьмы. А тогда что такое тьма? Вот на этот вопрос ответ хорошо известен. Тьма – это слепота. Не правда ли, все становится очень простым с этой точки зрения. Бога нет, пока ты его не видишь. И он есть, если ты вдруг прозрел. Но что значит прозреть? Прозреть – означает пройти определенный путь самопознания, который состоит из ряда ступеней, ряда побед над страхом. Опять же, что такое страх известно очень хорошо и это легко себе представить, страх это закон постоянства, сохранения структуры и формы вопреки изменению и обновлению, а вот что представляет из себя движущая сила, противостоящая страху, направляющая мир в неизведанное? Опять на ум приходят разнообразные, ничего конкретно не определяющие формулировки: любовь, творчество, храбрость, описать которые мы не можем, а потому не можем их ощутить и, тем более, управлять ими. Остается только с воодушевлением констатировать, что эта сила реальна, она присутствует, и благодаря ей возможно движение к богу отдельного человека и всего мира, что по сути представляет собой одно и то же, и совершенно верным является утверждение, что когда человек познает себя, себя познает весь мир.
- Доктор Зу, я так и не понял, кто вы такие? Боги?
- Нет, то есть – да. Можно сказать, что мы боги в дремучем первобытном значении этого слова, те, кому поклоняются, ожившие идолы. Ты никогда не задумывался, почему менсоров так мало?
- Нет…. Но ведь вас не мало.
- Ты прав. Менсоров гораздо больше, чем каперов, но, все равно, мало кто решается стать идолом. Ведь на самом деле мы так же далеки от бога, как и вы.
Глава 18
- Правда, похоже? – Спросил Мальчик.
- М-да…. – Глубокомысленно ответил Норли.
Ахмас последним карабкался на утес и не видел, о чем говорят. Но, когда он оказался наверху, все стало очевидным. Трое его подчиненных стояли на краю довольно крутого склона, который подножием своим тонул в свеже-салатовой сочной болотной траве. Этой вечно-весенней порослью была захвачена вся даль до самого горизонта. Действительно, очень похоже на зеленый мех, гладкий, ровный, мягкий….
- Ну?.. – Настойчиво вопросил Норли. – Что нам теперь делать?
Никто ему не ответил. Все трое, как один, разглядывали радостные болотные перспективы. Возмущенный взгляд безумца переходил с одного безмятежного лица на другое.
- Я вам и раньше говорил, но вам, ведь, пока сам не увидел и не пощупал – не ясно. Ну, вот, вы увидели? Есть идеи? Это самое гиблое болото во всей Саории! Тут шагу ступить нельзя! Верная смерть!
- Так говорят. – Загадочно произнес Живой Мертвец.
- Что значит – «говорят»? – Норли подозрительно посмотрел на него.
- Так все думают. Но я слышал другое. Правда, это только слухи из узкого круга, но есть мнение, что под Зеленым Мехом находятся многоярусные засекреченные катакомбы.
- Под болотом?! – Опешил Норли.
- Любят что-то наши невидимые стражи болота…. – Прокомментировал Мальчик.
- Я точно ничего не знаю, - докладывал Живой Мертвец, - Может, и не под самим болотом, но это место советовали не обсуждать на публике. Говорили также, что оно вовсе не так непроходимо, как о нем думают. Возможно, опасность, которая здесь таилась, исходила вовсе не от самой топи.
- Да. – Мрачно изрек Ахмас. – Очень удобное прикрытие смертей – утонул, мол. Ищи его теперь.
- Хватит. – Резко сказал Мальчик. – Чего ты на него нападешь? Теперь-то ты чего этим занимаешься?
- Да. – Ахмас провел ладонью по глазам. – Ты прав. Это просто инстинкт. Я настолько вжился в роль, что совершенно серьезно и бессильно их ненавидел, как и остальные…. – Он с любопытством поглядел на Мальчика. – Мне, вообще-то, странно, а почему этого инстинкта нет у тебя? И у вас у всех, я смотрю, какой-то странный необыденный взгляд на вещи. Ну, этот-то ладно…. – Он указал в сторону Норли. – Хотя и он прожил здесь так долго….
- Ну, началось! – Возмутился Норли. – Слушай, Ахмас, тебе, вот, прямо сейчас не о чем больше поговорить?! Мы для чего сюда притопали? Чтобы твои умстовования послушать?!
Все замолчали и уставились вдаль. Болото тоже мирно помалкивало. Трепетный ветерок носился над ним туда и сюда, не встречая преград, напевая о покое на пороге своего дома. Норли тряхнул головой.
- Ахмас, - спросил Живой Мертвец, - А у тебя точно не было ничего в твоем видении, чего-нибудь поконкретнее.
- В моем видении? – Мрачно переспросил Ахмас. – Я вам уже говорил относительно того, что такое мои видения. Это не утренние новости, а попросту бред.
- Ты очень вовремя это разъяснил! – Высказался Норли.
Но Ахмас не обратил на него внимания. Он продолжал.
- Я думаю, мои видения приводят нас либо к Черному, либо к Дракону, просто потому, что я о них постоянно думаю. Не отпирайся! – Он воинственно повернулся к Норли. – С тобой происходит то же самое. Вспомни как ты нас спас на болоте, а потом от охотниц! После этого, я думаю, и моему бреду тоже нужно доверять.
- Я уже говорил, что Дракон - это чья-то воплотившаяся в бытие мысль, - Поддержал его Мальчик, - Но воплотившаяся, как бы, не до конца. Отсюда и эта странная связь наших собственных мыслей с бытием, словно мы тоже пошли по этому пути, но остановились в самом начале. Кстати, здесь можно придумать, если вам так хочется, связь между заклятой машинкой Черного и Драконом. Это Черный своим посылом сдвинул наш мир так, что выпустил Дракона из чьего-то воображения. – И после паузы добавил. - Очень сильного, наверное, воображения.
Норли только тоскливо сопел. Прервать Мальчика он не посмел, и когда тот закончил, его протестующий порыв иссяк.
Ахмас полез вниз по склону.
- Стой! – Всполошился Норли. – Куда ты?
- Хочу попробовать траву. – Резонно отвечал Ахмас.
- Что сделать?!
Живой Мертвец последовал за предводителем. Ахмас встал на краю зеленого ковра и потыкал в него посохом.
- Вполне можно пройти, я думаю.
Жив тут же ступил на неизведанную почву. Сделал несколько шагов. Попрыгал.
- Да. – Уверенно сказал он. – Тут можно пройти. – Он присел на корточки и сорвал пару травинок.
- И что ты думаешь? – Спросил Ахмас. Он и в самом деле сунул бледно-зеленый стебель в рот и пытался его жевать.
- О чем я должен думать?
- Вкусная это трава?
Жив попробовал.
- Для коровы, наверное, очень. А что?
- Я тоже так думаю. – Сказал Ахмас и полез снова на утес.
- Норли. – Командным голосом приказал он. – Ты еще не выкинул свою чудесную трубу?
- Что? – Норли ухватился за мешок, вспоминая. – По-моему, нет. – Он сбросил мешок с плеч, раскрыл его и принялся копаться. – Вот, пожалуйста.
Ахмас раздвинул подзорную трубу, уставил вдаль и принялся наводить на резкость. Некоторое время все наблюдали за его манипуляциями.
- Что ты ищешь? – Спросил, наконец, Живой Мертвец.
- Здесь очень удачный наблюдательный пункт. – Отвечал Ахмас. – Лучше останемся здесь, пока.
- На тридцать градусов правее. – Резко сказал Мальчик.
Ахмас всмотрелся.
- Что там было?
- Какая-то вспышка.
Ахмас некоторое время молчал.
- Не вижу….
Все смотрели в указанную сторону, как завороженные.
- Вот!!! – Закричал Норли. – Я вижу!
- Ахмас, что там? – Спросил Живой Мертвец.
- Там наш друг. – Медленно ответил министр, чуть подкручивая настроечное колесико. – Вороной огнедышащий конь.
- А всадник?
- Всадника не вижу. Но там очень неудобно расположена какая-то развалюха…. А! Вот он! Чем же они заняты? Жгут чего-то…. – Ахмас ухватился за колесико. – Если не ошибаюсь, наш Черный Рыцарь хорошо устроился. Зажаривает себе мясо быстро и без лишних хлопот с помощью своего верного скакуна.
- Надо брать! – Плотоядно оскалился Норли.
- И как ты это сделаешь? – Спросил Мальчик. – Желаешь стать ужином?
Некоторое время все молчали.
- Мы можем разделаться со всадником только если он будет без коня. – Сказал Живой Мертвец. – Надо их разделить.
- Так ты говоришь, там развалюха? – Спросил Мальчик.
- Здесь достаточно много строений. – Ответил Ахмас. – Достаточно много для болота.
- Наверное, Жив был прав. – Сказал Мальчик. – Болото было обитаемо. Надо бы проверить эти строения. Нам бы вполне пригодился оборонный арсенал ассасинов.
- В общем так. – Сказал Ахмас. – Все запомнили, где видели вспышку? Держи. – Он передал трубу Живу. – Осмотри эти развалюхи и скажи, в какую нам лучше наведаться.
Живой Мертвец достаточно долго водил вооруженным глазом по болоту.
- У меня на примете две. – Наконец, сказал он. – Одна вон там. Направление на озерцо, два этажа, рядом большая голубятня. Вторая – вон там. – Он указал совсем в другую сторону. – Что-то вроде земляники под холмом, на котором рощица ив. Я думаю, надо разделиться.
Ахмас недовольно оглянулся.
- Я же сказал, в след шагай! Куда тебя несет?!
Мальчик молча вернулся на проторенную предводителем тропу. Ахмасу стало неловко.
- Слушай, я понимаю, тебе не нравится, что я к тебе, как к ребенку… забочусь…. – Он смешался и сделал паузу. – Но… просто….
- Вперед смотри. – Сказал Мальчик.
Ахмас замолчал, и, поклявшись больше не влезать, принялся с усердием месить грязь.
- Здесь, действительно, нет никакой опасности. – Все-таки не удержался он. – Но, все же….
Мальчик остановился около голубятни и стал разглядывать ее.
- Пустая. – Сказал он.
- Ну, и что?
- Кто их выпустил? Или они сами?
Ахмас тоже посмотрел на пустую клетку.
- Сами, наверное. Запор открыли.
Они вошли в дом. Мальчик, хищно рыская взглядом по красивой, аккуратно расставленной домашней утвари, ушел направо, Ахмас побрел налево. На его скромный взгляд, это был особняк какого-то дворянина среднего достатка. Хотя порой в общий зажиточный мотив вкрадывались довольно странные бесценные вещицы, навроде аквариума с дохлыми рыбками, на дне которого неброско мерцал изумруд, размером с куриное яйцо. Или золотых напольных часов, с рубиновыми камнями на каждой цифре. Но таких вещей было мало, словно они здесь случайно или временно. В одном чулане обнаружилась маленькая, но очень сердитая корабельная пушка, враждебно глядящая жерлом ствола в лицо гостя. Одну комнату целиком занимала клетка с серьезными прутьями и многое объясняющей надписью: «Бурый Жёр». Клетка была пуста, дверь с деликатно отодвинутым угрюмым запором - нараспашку. Справа появился Мальчик и тоже уставился в надпись. Потом осмотрел запор и почесал в голове. Ахмас с несколько иным интересом теперь оглядывался вокруг.
- Не пойму, кто здесь жил. – Сказал он.
- Ладно, пошли. – Прервал его Мальчик. – Я кое-что нашел.
Мальчик нашел аптечку. Вернее, это было что-то вроде арсенала охотника на крупную зубастую дичь. В основном яды. Мальчик хватал склянки, подносил к глазам, глубокомысленно читал надписи вслух и ставил обратно. Почти все флаконы были пусты, а некоторые и вовсе – пыльны.
- Кое-что все-таки есть. – Сказал Ахмас, показывая Мальчику наполовину полный флакон. – Снотворное. Правда, срок годности истек.
Мальчик отобрал у него склянку и тоже осмотрел.
- Я думаю, нам подойдет. – Сказал он, наконец. – Убить коня у нас не получится, но хотя бы усыпим, хотя, возможно, ненадолго.
- Нам много времени не потребуется. Лишь бы оно вообще подействовало. У тебя уже и план есть?
- Да. Я обезврежу коня из засады с помощью арбалета. Близко я подойти не смогу, стрела будет на излете, потому снотворное крайне необходимо.
- Где ты возьмешь такой арбалет?
- Здесь. Я видел в оружейной. Очень удобная вещь. У здешнего хозяина был какой-то странный способ развлекаться. В стрелу встроен резервуар для яда. Мы накачаем туда этой гадости.
- И ты умеешь стрелять?
- Да. Умею. С пятидесяти шагов попадаю в яблоко.
- Может, все-таки, лучше Живой Мертвец?
- Жив возьмет Черного. Если, конечно, у Черного нет других сюрпризов.
- Один у него точно есть. И потому брать его должны мы с Норли. Я имею в виду машинку Резус. Она может действовать на ультраблизком расстоянии в качестве оружия самозащиты, кстати, оружия практически неодолимого. Но на нас с Норли оно не подействует, потому что в этом случае под удар попадет сам Черный. И есть еще вторая причина, впрочем, ты ее знаешь….
- Да. Вы хотите разобраться с ним по-своему.
- Послушай, это вовсе не так безобидно, он не избежит наказания. Наоборот! Если бы я был уверен, что пытки и медленная смерть были бы для него наихудшим наказанием, я отдал бы его Живому Мертвецу без колебаний. Но по-настоящему, в мере соответствия преступлению его смогут наказать только менсоры….
- Хорошо, хорошо, я разве против? Я же ничего не говорю. Делай, как считаешь нужным.
Живой Мертвец тщетно толкался в ржавую, но еще очень крепкую дверь.
- Заперта. – Сказал он и, отступив на шаг, огляделся. Здание, которое он выбрал очень походило на землянку, и, скорее всего, являлось входом в подземелье. Если уж и искать где-то самую хитрую смертоубийственную снасть, то, скорее всего, там. Норли подошел к двери, остановившись в шаге, примерился плечом, напружинился.
- Я же говорю - заперта. – Предупредил Живой Мертвец.
- Я-а…. – Норли не стал ничего объяснять, а с размаху врезался в преграду плечом.
Дверь с треском распахнулась, на хорошо смазанных петлях, словно ее, вообще, не было. Норли влетел в коридор и растянулся на полу. Изнутри понесли проклятия в адрес слабосильных святош. Живой Мертвец вошел следом и остановился на пороге. Глаза его были темными и неподвижными. Он смотрел не на безумца, а туда, где короткий коридор заканчивался лестницей, которая вела куда-то в недра земли. Лестница тонула в тени.
- Выйди отсюда. – Быстро сказал он.
- Что?
- Выйди. Дверь была заперта.
Искривленное сердечными переживаниями лицо Норли стало меняться. Он тоже оглянулся на спуск.
- Ты думаешь, кто-то?..
Поспешно вскочив на ноги, он выскочил наружу и спрятался за спиной Живого Мертвеца. Тот, придерживая одной рукой дверь, другой подтащил к себе случайный камень и подпер им створку, дабы она не закрывалась. Потом он тоже отступил.
- Сделай факелы. – Сказал он. - Там внизу нет света.
- А нам точно стоит, вообще, туда идти?
- Я думаю, можно сходить.
- Тебе видней.
Норли отправился в близко расположенную рощу ив за палками. Он смастерил три факела. Жив зажег один и стал спускать в неизведанные недра по крутой лестнице. Норли следовал за ним. Сразу же стало очень холодно. Норли передернуло один раз, потом второй. Когда дошли до нижней площадки, он уже стучал зубами от совместного воздействия холода и страха. Отсюда вели три дороги. Две были пусты, третья ощетинилась аршинными ржавыми гвоздями в стенах, на которых висели живописные обрывки мешковины. А дальше на полу валялись опять же ржавые клещи, которыми здешним таинственными обитателям сподручно было бы эти гвозди повыдергивать. Живой Мертвец пошел туда.
На каменном полу, прямо на дороге, расположилась темная лужа. Живой Мертвец остановился над ней и стал разглядывать.
- Это что? – Тревожно спросил Норли. – Это кровь?
Он присел на корточки и стал принюхиваться. Потом макнул пальцем и попробовал языком.
- Это кровь! Причем свежая! – Его взгляд упал на что-то, что валялось рядом с лужей.
- Смотри! – Одышливо зашептал он. – Это же зуб! Вырваный!
- Ладно, ладно, пошли. – Живой Мертвец даже не посмотрел на находку.
Справа обозначился дверной проем. Не приближаясь к нему, Живой Мертвец остановился и стал прислушиваться. Норли тоже замер и даже пытался не дышать.
- Там кто-то есть. – Сказал Жив довольно громко.
- Не бойтесь меня! – Раздался изнутри громкий хорошо поставленный голос. – Страх – это чувство унижающее достоинство любого разума. Не лишайте себя этого бесценного дара видеть вещи такими, какие они есть. Заходите.
- Кто ты такой? – Спросил Живой Мертвец.
- Заходи - и увидишь.
Живой Мертвец двинулся к двери. Норли, дабы не быть уличенным в унижающем разум чувстве, заглянул в дверной проем одновременно с ним. Ноги у него сейчас же подкосились. За дверью располагалось обширное, хотя и очень низкое помещение, заполненное в значительной своей части поросшими жесткой бурой шерстью мослами огромного паука. Где-то в середине таилось туловище с надутым тугим брюхом и многочисленными слаженно шевелящимися челюстями. Норли сильно уже хотел в отправиться в обратный путь, желательно в ускоренном темпе, но не в силах был оторваться от дверного косяка.
- Как видите, я – чудовище. – Довольно доложил паук. Говорил он уверенно и четко, как прирожденный оратор, но связи между словами и шевелением челюстей не было никакой. Вообще, казалось, что звук несется откуда-то из брюха. – Меня зовут Бурый Жёр.
Живой Мертвец не ответил.
- Я вижу, что я тебя совсем не напугал, монах. – Сказал паук. - Ты был уже знаком со мной?
- Нет, я тебя никогда не видел.
- Меня держали здесь. Не в этом подземелье, правда. В клетке. Наверное, я был нужен для какого-то необычного акта пожирания. После которого, меня, наверное, пришлось бы убить, потому что поймать меня второй раз уже вряд ли вышло бы.
- Так ты жил до смерти мира?
- Да. Не ожидал? Странно. Монахи умели выращивать чудовищ. Я слышал их разговоры. Я их, конечно, не понимал, но запоминал дословно, а теперь я их вспоминаю, как собственное счастливое детство. Зеленый Мех – это центр вивисекции. Так что твоему другу лучше дальше не ходить. Да и тебе тоже. Ничего интересного вы не найдете.
- Разреши один вопрос. – Сказал Жив.
- Да, пожалуйста.
- Почему ты нас не сожрал, или ты это планируешь?
- Нет, не планирую. А насчет того, почему я теперь не жру всякого встречного поперечного, то ответ прост. Я жил на воле до того, как меня поймали. Когда меня поймали, я был не таким большим, как сейчас, но все равно ни одного соперника, кроме монаха-убийцы, который был бы сильнее меня, не существовало на земле. Ну и этим и занимался, что озвучил выше. Я не столько жрал, собственно говоря, сколько просто убивал. Потом меня поймали и посадили в клетку, накормили замысловатыми препаратами, так что я вырос больше чем вдвое, потому что хотели, чтобы я жрал и убивал не просто так, а кого следует. А потом я получил разум. Я открыл свою клетку и вышел на обезлюдевшую землю. Мстить мне оказалось некому, еды вдоволь, но я спросил себя, неужели я потрачу этот дар, о котором не то что не просил, а даже не мечтал, даже не имел органа, чтобы придумать его возможность, только на то, чем занимался в прошлой жизни, пока был членистоногим гадом, и все?! Я хочу быть чем-то большим! И я перестал жрать. Добыча ради пропитания не в счет, конечно.
- Я так понимаю, - медленно произнес Живой Мертвец, - Ты не знаешь, чем ты хочешь быть. Ты хочешь быть чем-то большим, но чем именно? Вернее - кем, если уж на то пошло.
- Ты прав. Не знаю.
- Тогда, может, ты не откажешься помочь нам?
Норли с ужасом посмотрел на своего напарника и даже отважился издать слабый звук.
- В чем?
- Здесь, на болоте живет один человек, которого мы считаем виновным в смерти мира, хотя точно в этом не уверены. Нам надо поговорить с ним, чтобы разобраться и принять меры, но мы не можем к нему подойти из-за его охранника – вороного огнедышащего коня.
Норли понял, что его цветущая жизнь подошла к безвременному концу. Поскольку единственный шаг живого умом членистоногого гада, который, без сомнения, должен был испытывать вполне однозначные чувства по отношению к своему, если уж не родителю, то спасителю, был очевиден.
Паук долго молчал. Норли томительно истекал потом и все больше и больше сползал вдоль косяка. Живой Мертвец терпеливо ждал.
- Ты не только храбр, но и умен. – Сказал, наконец, Бурый Жёр. – Я вижу смерть мира пошла очевидно на пользу не только чудовищам, но и некоторым людям.
При этих словах Жив уставился в пол и взялся за нос.
- При прочих равных, я бы помог вам. Но сейчас не могу.
- Почему?
- Этот огнедышащий конь. Я не врал, когда говорил, что мог справиться со всякой живой тварью, кроме монаха. Но это было до смерти мира. Тогда не было огнедышащих коней, я, по крайней мере, не встречал. Если бы мне удалось подойти к нему на расстояние прыжка, я бы перекусил ему шею и напился бы его гремучей крови, но он сожжет меня своим пламенем, и я свернусь в узел.
Живой Мертвец был явно обескуражен. Некоторое время он переминался с ноги на ногу, шевелил бровями. Потом взял безумца за рукав и сказал.
- Пошли.
- Куда? – Спросил Норли, волочась следом.
Живой Мертвец направлялся к выходу из подземелья. Он был непривычно хмур и подавлен.
- На место встречи.
- Но мы ничего не нашли?
- Ты слышал, что он сказал? Здесь лаборатория по сотворению уродов. Здесь только пыточный и хирургический арсенал. Нам он ни к чему.
- Но еще далеко до вечера!
- Хотя бы обед приготовим…. – Он помолчал. – И потом, я хочу уйти отсюда.
Норли опять заерзал.
- Чего ты ерзаешь?! – Недовольно зашептал Ахмас.
- Я так пристально смотрю в это окно, что у меня слезятся глаза, и мне, вообще, иногда кажется, что я вижу уже черт-те что!
- Я тоже смотрю в это окно, но у меня ничего не слезится, и мне ничего не кажется.
- Значит, мне можно не смотреть?
- Почему это?
- Потому что ты смотришь.
- Я тебе сейчас дам – не смотреть!!! Глаза в кучу собери и не ерзай, туда тебя и оттуда!
Над болотом небо становилось все грустнее и грустнее, солнце мягко розово угасало за далекими холмами, не пламенея гневом и не сжигая за собой мостов. Быстро темнело. Ахмас уже начал беспокоится.
- Почему он не стреляет? – Беспокоился также и Норли. – А может, он промахнулся? А, Ахмас?!
- Вряд ли. Смотри на окно. Если он попадет в беду, то закричит, а там Живой Мертвец недалеко.
- А сколько действует это снотворное?
- Не знаю. Так что нам надо поспешать. Вяжем, промываем мозги, отправляем к менсорам – и ходу.
Норли пожевал губами и сорвал травинку.
- Жалко, что этот Бурый Жёр не захотел нам помочь. Я лично ему верю, что он помог бы. Но он жизнь захотел сохранить, а нам похоже, теперь всем тут последний приют уготован. Помнишь, я тебе говорил….
- Свет в окне. Видишь?!
- Да! – Ответил Норли перехваченным голосом.
Свет в окне означал, что Мальчик зажег фонарь, а то, что Мальчик зажег фонарь, означало, что он выполнил свое задание – подстрелил из арбалета коня-защитника, который пасся на сочной траве дальше по направлению к холму, поросшему ивой. Сам Черный находился сейчас, видимо, устраиваясь на ночлег в маленькой сараюшке недалеко от озерца, на берегу которого стояли хоромы, гостеприимно встретившие Ахмаса с Мальчиком. Там тлел костерок, и доносились оттуда какие-то звуки, вроде бы речь, хотя с кем там мог разговаривать одинокий странник, было непонятно. Разве что, сам с собой. От этих хором и мимо холма с ивами вела хороша тропа. Ахмас рассудил, что в случае неудачи, если Черного спугнут, удирать он будет по этой тропе, а не по густой траве, в которой застревают ноги. Поэтому на тропе была устроена ловушка – ловчая сеть из гостеприимного арсенала владельца экзотических животных, которую приспособили под одиноким деревом. Дальше на более приличном ради безопасности расстоянии, засел в засаде Живой Мертвец. Это был сарай с чердаком, через слуховое окно которого, Жив мог просматривать окрестности и если надо вмешаться в ход событий. Так что пути бегства Черному были перерезаны, неопределенность оставалась только в отношении коня-дракона. Сами Ахмас с безумцем прятались в траве недалеко от пристанища Черного.
Ахмас уже готов был дать отмашку, но тут из сарая послышался совершенно неуместный в этом месте, а главное, в это самое время перебор струн, а потом сильный, но низкий и глуховатый голос запел.
Покорившему небо выстелят ласковый путь.
Полюбившему вечность не пред золотом шею гнуть.
Разгадавшему тайну кубок не выпить пустой.
Потерявшему сердце покров не страшен седой.
Долго взгляд на принцессу он поднять не смел,
Потому что дракону - драконий удел.
Позади цепь миров, впереди – только вечная тьма.
Нет закона, нет долга, нет правил, но есть игра.
До предела спиралью затянутый жизни круг.
Сам себе и раб, и хозяин, сам себе враг и друг.
Полюбить себе равную он не смог,
Потому что дракону – драконий бог.
Ты забыт, но ты не хотел кривым зеркалом быть.
Зачем ты прошел сквозь него, если можно его разбить.
Ты оглох, чтоб не слышать свой собственный крик.
Твое время - не вечность, не час и даже не миг.
Не понять нам его, он не тенор, не бас,
Потому что дракону – драконий глас.
Блеск чешуи, словно золото в солнца лучах.
Тот, кто пытался взлететь за тобою, в сомненьях зачах.
Где-то ждут твой огонь, разгоняющий хмурую мглу.
Где-то целятся в небо, готовя калену стрелу.
Но крепка, словно глупость земная твердь,
Потому что дракону – драконья смерть.
- Пошли! – Скомандовал Ахмас. – Давай, давай! Живее!
Норли засуетился и стал подниматься, так что над травой выдвинулась его массивная задняя часть. Ахмас треснул его по заднице и зашипел змеей.
- Ползком, я сказал! И не хрусти, как танк! Видишь окно? Встанешь около него. Я войду внутрь. Если он попытается бежать через окно, оглуши его. Дубинка с собой?
- Угу. – Норли здорово психовал.
Сделали, как было решено. Норли, опасливо пригнувшись миновал торчащую из стены палку и подкрался к окну. Не заглядывая внутрь, прижался к стене. Ахмас ворвался в дверь с дубиной наперевес, однако увидел только какого-то странного маленького человека, который сидел прямо на земле, объняв на коленях гитару, которая была больше чем он сам, и положив коротковолосую голову на локоть, что-то еле слышно и довольно музыкально мычал. В сарае было почти темно, ни фонаря, только свет неба чуть-чуть помогал глазам.
Ахмас уже готов был применить дубинку, но в потемках он никак не мог понять, кого же он видит, и это, почему-то останавливало его.
Но маленький человек вдруг отшвырнул гитару, вскочил двумя короткими кривыми волосатыми ногами на табуретку и завопил:
- Я лечу-у-у!!!
А потом принялся хлопать себя руками по бокам, приговаривая:
- Ух! Ух! Ух! Ух!
Только теперь он вдруг заметил опешившего Ахмаса, разинул сверкающую белозубую губастую пасть, закричал в притворном ужасе и одним движением сиганул в окно.
За окном раздался вскрик, звук падения чего-то тяжелого, а потом вопль Норли.
- Стоять!!! Ах ты!.. А ну я тебя!
Испытывая острое отчаяние, что они попали в такой просак, Ахмас выскочил наружу и закричал.
- Стой, Норли, это не…. – Договорить он не успел, потому что коварная палка, требующая поклона для того, чтобы миновать ее в темноте была слишком незаметна.
Ахмас рухнул в траву, скрежеща зубами от боли и ярости. Перед глазами ползали зеленые и красные змейки. Однако, приподняв голову, он неожиданно увидел, как из-за угла выскочила уже вполне человекообразная черная тень и во всю прыть кинулась бежать по тропе.
Рыча, плюясь слюной, проклиная все и вся и в первую очередь бестолкового Норли, который в данный момент гнался за шимпанзе совсем в другую сторону, Ахмас стал вставать на ноги. Удалось ему это не сразу, и беглец взял изрядную фору. А ведь Дайру ты больше не увидишь – шепнул кто-то в ухо. Она лежит там, в саду, где ты закопал ее…. Ахмас рванулся бегом по черному коридору с серыми расплывающимися пятнами по сторонам. Он различал беглеца впереди, хотя стало уже совсем темно. Где-то впереди и слева возбужденно переругивались Норли с шимпанзе. Черный строго держался тропы. Где-то там будет дерево. Ну все, попался!
Дерево вынырнуло из сумерек неожиданно. Там под самой нижней веткой висел и вовсю обиженно брыкался спеленатый тюк.
- Сволочь! – Сладостно прошипел Ахмас, и наотмашь охадил тюк дубинкой.
Раздался крик боли, а затем голос Норли.
- Идиот! Это же я!
- Норли! – Опешил Ахмас. – Какого беса ты там делаешь?!!
- А то ты не видишь, - возмущенно отвечал Норли, - Какого беса я тут делаю!
Грязно выругавшись, Ахмас побежал дальше. Впереди был сарай, с Живым Мертвецом в засаде, уж он-то не упустит.
- Жив!!! – Не своим голосом завопил Ахмас. – Жив, бери его!!!
Голова пульсировала болью при каждом шаге. От этой боли и красных вспышек во лбу Ахмас стал задыхаться. Впереди, однако, было тихо. Вот и сарай показался. Никого рядом.
- Жив! – Еще раз крикнул Ахмас, вглядываясь во тьму. – Потом сунул два пальца в рот и засвистел.
- Че ты свистишь! – Высказались болезненным голосом Живого Мертвеца, однако, почему-то не с чердака, а из-за стены сарая. – Свистун!
- Жив, где ты?
Ахмас распахнул дверь и заглянул внутрь. Живой Мертвец лежал в ящике с землеройными инструментами в куче каких-то деревянных обломков и болезненно кряхтел.
- Кто меня заверял, что полы на чердаке слона выдержат? Не ты ли? – Слабым голосом спросил он.
- Ты цел?
- Да, черт, за ним!
Ахмас помчался дальше. Тропа полезла на холм, ветви ив закрыли небо. Ахмас споткнулся о корень, и понял, что взял в сторону. Он почти ничего не видел. Он не знал, где Черный, но он должен был догнать его или грош цена всему их походу. И он его догонит. Впереди, причем, не так уж и далеко, раздался крик.
- Эй! Сюда! Сюда!
- Уже иду. – Прохрипел Ахмас. Однако, услышав позади стук копыт, понял, что призыв предназначался вовсе не ему. Поняв это, он похолодел.
Уже совершенно не разбирая дороги, он бросился вправо. Под ноги подвернулся камень, Ахмас полетел кубарем, но дальше была не ровная земля, а крутой спуск вниз к болоту, спуск, который был весь усеян острыми исконно пустырными, не облизанными когда-то речной, али морской волной, камнями. Оказавшись в самом низу, он уже не знал, где у него что находится, где руки, где ноги, где голова. Во всем теле праздновала новоселье радостная боль.
Пожалуй, с меня хватит – подумал Ахмас.
Когда глубокой ночью, они прибрели на костер Мальчика, тот не стал их ни о чем спрашивать. Норли, однако, не удержался и горестно провозгласил.
- Подразделение «Болотные волки» операцию провалило.
Безумец и Живой Мертвец в первую очередь занялись ранами Ахмаса. Мальчик рвал простыню на бинты и говорил.
- Вы даже не переживайте. В следующий раз поймаем. У меня такое чувство, что это предопределено. Дракон этого хочет. Но предопределено не только само событие, но и срок, когда оно произойдет. Поэтому раньше времени у нас ничего не получится.
- А как мы узнаем, что время подошло? – Спросил простодушный Норли.
Мальчик промолчал.
- Никак ты ничего не узнаешь! – Зло ответил Ахмас. – Ты, знай, греби себе. Отлежаться на боку до срока не получится.
- Осторожнее! – Вскрикнул вдруг Мальчик и схватился за кинжал.
- Не беспокойтесь. – Сказала Живой Мертвец. – Это наш друг, Бурый Жёр.
В темноте паук выглядел исключительно зловеще, во многом еще и из-за того, что наполовину был скрыт травой.
Он приблизился и сказал.
- Я не ожидал, что ты назовешь меня другом. Спасибо.
- Но не ведь ты не сожрал нас. – Резонно заметил Норли.
- И этого достаточно? По-моему, нет. Я ничего не сделал для вас, и пришел просить прощения, что не помог вам. Вы потерпели неудачу.
- Но ты ведь сам сказал, что не справился бы с этим драконом. – Заметил Ахмас.
- Я все равно мог помочь. – Ответил паук. Он говорил как робот, хорошо поставленным, четким, грамотно акцентированным голосом… совершенно без эмоций. Но в этих словах Ахмасу почудилась печаль, и, если бы сказавший их имел голову, он повинно опустил бы ее.
Все замолчали.
- В Зеленом Мехе, наверное, есть и другие чудовища, кроме тебя. – Сказал Норли. - А есть страшнее?
- Есть и намного. Хотя бы те же драконы. Но самые страшные – это, конечно, тени.
- Кто это такие?
- Вы бы их назвали копиями, но только они не копии, а тени, они ничем не отличаются от оригинала, абсолютно ничем. И тень может появиться у всякого. Монахи изобрели какой-то аппарат по копированию живой плоти. Наверное, хотели размножать лучших убийц, но это размножение оказалось сопряжено с неожиданными трудностями….
- А почему они самые страшные? Если, например, тень Норли – это точно такой же Норли? – Допытывался безумец.
- Сам подумай. Что тебе захочется сделать, увидев точно такого же Норли? И что захочется сделать ему? Это и была та неожиданная трудность. Тени сразу же набрасывались друг на друга. Правда, есть одно обнадеживающее отличие тени от оригинала – тень заведомо слабее. Но что стало с тем аппаратом после Черной Смерти, я не знаю. Может быть, он замолчал, как небесная музыка, а может – и нет.
- В Саории много чудовищ. – Сказал паук после паузы. – А теперь они все на свободе и все разумны…. Я думаю, теперь эта земля принадлежит нам. Но вопрос, что нам с нею делать? Это священная земля. Даже радость агонии кончится около нее. У этой земли есть хозяин. Сколь терпелив он, лишенный имени царя ада. Я буду думать. – С этими словами, едва шелестя травой, паук исчез.
Луна взошла в тучах, продефилировала по небосклону, и скромно убралась за горизонт. Ахмас не мог уснуть. С ним это уже бывало. Он уже знал что это, когда голова тяжелая и беспокойной одновременно, ее невозможно оторвать от земли, но лежать пластом сил нет, и приходится метаться бессмысленно и бесконечно. Весь мокрый от пота и хочется позвать кого-то, чтобы утешил.
- Жив. – Прошептал Ахмас.
Живой Мертвец подошел к нему и помог подняться. Они отошли в сторону.
- Ну, чего у тебя опять?
- Дракон в столице.
- Кто тебе это сказал?
- Паук этот. Он сказал два предложения: «Даже радость агонии кончится около нее» - дракон. Второе: «Сколь терпелив он, лишенный имени царя ада» - столица.
- Но мы и так собирались идти туда.
- А теперь нам уже без обиняков сказали, что Дракон в столице. Что уже никуда не сворачивайте. – Ахмас уронил голову на грудь и схватился за виски. – Знаешь что? – Пробубнил он.
- Что?
- Я бы дорого дал, если бы дело было только в Черном. Мы взялись отхлестать кого-то по заду, сами не зная – кого, и нам поверили. Тот, кто ведет нас, может, действительно верит, что мы что-то можем, а мы, ведь, ни черта не можем. Мы отправились в этот поход только потому, что должны были, потому что мы «благородные» люди и мы были обязаны, и так далее. Но такие люди тут ничего не способны ни решить, ни исправить, ни наказать кого-то. Мы чужаки. Бурый Жёр прав. Это мир чудовищ.
- Ахмас, - мягко сказал Живой Мертвец, - Я уже заметил, что у тебя после каждого такого откровения приступ упадка духа. Видимо, работа оракула отбирает много сил.
- Я говорил совершенно серьезно!!!
- Нет-нет. Не серьезно, поверь мне. Тебе надо отдохнуть. Вот сейчас ты все рассказал, тебе стало легче – иди, ложись. А если Норли утром к тебе полезет, я сверну ему голову.
Глава 19
Утром Ахмас предложил поскорее убираться с болота.
- Просто удивительно, насколько мы были беспечны! – Сетовал он. – Он же сказал нам, что тут полно чудовищ, и с какой стати бы им всем быть такими же гуманными как сам Бурый Жёр. Так что никого не ждем. Вперед.
Они двинулись с таким расчетом, чтобы выйти на известную уже тропу, которая кратчайшим способом должна была вывести их с болота. Впереди показался поросший ивами холм, где рядом располагался вход в зловещее подземелье. Норли предложил было обойти эту землянку стороной, мало ли кто там еще сидит, но Ахмас только фыркнул. Хватит и того, что они не будут туда заходить.
- Мне кажется, нам придется туда зайти. – Спокойно сказал Мальчик.
Он смотрел в небо. Там на не слишком большой высоте заходила на новый круг какая-то крылатая зверюга не слишком добродушных очертаний.
- Кто это такой? – Спросил Норли.
- Похож на птеродактиля, адаптированного для пожирания хищных ящеров, размером с бегемота. – Прокомментировал Ахмас. – Ребята…. Бегом!!!
Крылатый зверь, морда которого была не такой вытянутой и узкой, как у первобытного летающего ящера, но гораздо более массивной, да к тому же поросла короткой разноцветной щетиной, как у разграбившего хозяйскую аптечку фокстерьера, зашел еще на один круг пониже и поуже. Глазом он явственно уже косил на четверых, бегущих со всех ног, букашек. Норли, конечно же, упал. Живой Мертвец дал ему пинка. Норли помчался, как на крыльях.
Они влетели в землянку, пробежали вглубь по короткому коридору и остановились, тяжело дыша. Некоторое время они просто стояли и пытались прийти в себя. Потом Мальчик спросил.
- Что будем делать?
Ахмас утер пот с физиономии.
- Поговорить бы с ним.
Опять повисло молчание. Светлый прямоугольник входа был абсолютно чист.
- Я пойду, посмотрю. – Сказал Живой Мертвец и вытащил кинжал.
Медленно, готовый в любой момент отпрыгнуть назад, он приблизился к двери и выглянул. Некоторое время он стоял неподвижно. Остальные видели его изогнутую напряженную спину. Потом Жив отошел от двери.
- Летает. - Сказал он. - Точно над нами.
- Ну, долго-то он летать не сможет. – Резонно заметил Норли. – Или улетит, или сядет на крышу и будет караулить.
- Жив, - позвал Ахмас, - А где вы бросили факелы?
- На лестнице. Я сейчас принесу.
Живой Мертвец стал спускаться вниз по ступеням.
- Что ты собираешься делать? – Спросил Мальчик.
- Возможно, отсюда есть другие выходы. – Предположил Ахмас.
- Я думаю, лучше подождать, пока он уберется. – Проворчал Норли.
- А если он не уберется? – Спросил Мальчик. – Он явно заинтересовался нами. Что, так и будем здесь сидеть?
Подошел Живой Мертвец с тремя факелами.
- Я еще раз посмотрю. – Сказал Ахмас и осторожно пошел к двери. Живой Мертвец последовал за ним.
Невдалеке от дверного проема Ахмас остановился и прислушался.
- Ты слышишь? – Спросил он.
- Да. – Ответил Живой Мертвец. – Но что это такое, я не пойму.
Ахмас двинулся вперед еще осторожнее.
Выглянув наружу, он обнаружил прямо справа от входа могучую жилистую шею, изогнутую в сторону от него, так что Ахмас не видел головы. Монстр выкусывал что под правым крылом. Ахмас замер, как окаменел. Зверь вдруг оставил в покое свое крыло и развернулся ко входу. Ахмас мельком увидел желтые безжалостные глаза, а Живой Мертвец уже стремительно тащил его прочь. Спотыкаясь, они добежали до самой лестницы. Свет в коридоре померк. Его загородила исполинская туша. В полутьме отчетливо стучали чьи-то зубы.
- Эй! – Крикнул неверным голосом Ахмас. – Чего тебе надо?
Зверь, однако, не ответил. В дверном проеме показалась мощная лапа с полуметровыми когтями, а потом ящер развернулся и отошел куда-то в сторону.
Все четверо тяжело дышали.
- По-моему, он просто голодный. – Сказал Норли. – Тогда он не будет караулить нас вечно, поищет добычу подоступнее.
- А я боюсь, что на равнине, мы можем больше не найти такого удачного убежища, если, в конце концов, выйдем.
- Что ж нам, так и сидеть тут до морковкиного заговения?
- Зажигай факел, Жив, - сказал Ахмас, - Пойдем, прогуляемся.
Они спустились по лестнице до то того места, откуда начинались три горизонтальных хода.
- Вот, смотрите. - Сказал Ахмас. – Жив, подойди сюда.
Около стены валялся на полу щит из досок. Ахмас поднял его и перевернул.
- Я так и думал, что тут должен быть план катакомб.
Ахмас прислонил щит к стене и все четверо склонились над ним.
- Вот здесь, я так понимаю, сейчас мы. – Сказал Мальчик. – Значит, вот таким значком обозначается выход. Ищите такие же.
- Каб номер десять, каб, номер одиннадцать, каб, номер двадцать три. Тут одни кабинеты. – Бормотал Норли.
- Выходов больше нет. – Сказал Живой Мертвец.
- Я не пойму, что вот это такое? – Ахмас ткнул пальцем в каб, номер пятьдесят три, который был точно таким же, как и остальные, но вместо задней стены у него был нарисован имперский герб.
- Нет, подождите, подождите. - Заговорил Мальчик. – Жив, как ты смотрел? Вот же еще выход в самом углу. Он почти затерт, но это явно выход.
Мальчик посмотрел на Ахмаса.
- Идем туда. – Сказал министр. – Все запоминайте дорогу. Ничего не трогаем, а просто идем и все.
- Если перевести на местность, – Говорил Мальчик, уже на ходу, - Это будет где-то северная окраина болота. То есть нам даже по пути.
Кабинеты, как назвали их строители, все имели практически одинаковый размер и запирались тоже одинаковыми большими решетчатыми дверьми. Все эти двери были нараспашку, а внутри царил хаос из разбитой в щепы мебели, изорванных цепей, наваленных беспорядочными кучами инструментов, битых колб, зловещих аппаратов.
- Они не закрывали их на замок. – Сказал Мальчик. – А простой засов легко отодвинуть изнутри, если только догадаться сделать это.
- Я не думаю, - сказал Норли, пиная какую-то синюю безделушку, похожую на гусиное яйцо, - Что кто-то из них тут остался. Трудно придумать более отвратительного для разума места.
Синее яйцо покатилось вперед по коридору, но потом вдруг резко и совершенно самостоятельно затормозило и завертелось на месте все быстрее и быстрее.
- Чего это оно?! – Испуганно спросил Норли.
- Я же предупреждал, - процедил сквозь зубы Ахмас, - Ничего не трогать!
- Но я думал, это вообще какая-то елочная игрушка!
- Елочная игрушка в цитадели вивисекции? – Переспросил Мальчик.
Вращение яйца замедлилось, а потом оно треснуло, словно тот, кто сидел внутри пробудился и хотел наружу.
- Наверное, это какой-нибудь детеныш. – Робко предположил Норли. – Вряд ли он опасен.
Осколки скорлупы разлетелись в разные стороны, но изнутри вовсе не выскочил пусть даже голый и скользкий от белка зубастый птенец.
Изнутри поперла, как тесто из горшка, какая-то ярко-синяя, да и похожая именно на тесто, масса. Исход ее из столь маленькой обители поражал своей стремительностью и неподвластностью законам физики, согласно которым тело меньшего объема не может содержать в себе тело большего объема… гораздо большего объема… обалдеть просто насколько большего объема!!!
Пучащееся тесто заполнило собою уже всю ширину коридора, возвышаясь на полметра и до сих пор не приняв никакой правильной формы. Его расширение продолжалось.
- Мне кажется, лучше нам уйти отсюда. – Предупредил Мальчик.
- Но это единственный путь ко второму выходу! – Возмутился Норли. – Может, поджечь его?
- Это плохая идея. – Сказал Живой Мертвец. – Не приближайтесь к нему.
Неожиданно синее нечто одним рывком вспучилось вдвое супротив себя прежнего, выбросило по направлению к людям ложноножки, которыми впилось в пол и стены и, довольно резво, ринулось в атаку.
- А вот теперь бежим. – Согласился Ахмас.
Они помчались по коридорам в обратную сторону.
- Куда?! – Кричал Норли. – Там этот летун. Мы себя в тупик загоним!
Живой Мертвец, который бежал последним доложил.
- Оно преследует нас, и движется все быстрее и быстрее.
- А с чего вы взяли, что оно ядущее? – Не унимался Норли.
- Просто познакомиться хочет. – Предположил Мальчик. – Задушить в объятьях, а заодно переварить.
Они одолели пару коридоров и одну лестницу. Синее тесто скачками двигалось следом, не издавая совершенно никаких звуков.
- Но знаете, что…. – Пропыхтел Норли. – Если оно заговорит, то я упаду в обморок и вам придется меня нести.
Ахмас свернул вправо.
- Куда ты?! – Закричал Норли. – Там нет выхода!
- А не все ли равно! – Ответил ему Мальчик.
- Я думаю,… - одышливо отвечал Ахмас, - Сделать круг…. И снова выбраться ко второму выходу.
Коридор впереди поворачивал вправо, но в торце виднелась дверь еще одного кабинета, и она сильно отличалась от всех прочих. Это была не железная решетка с непрошибаемыми прутьями, а обыкновенная деревянная дверь, покрашенная синей краской, с нарисованным номером пятьдесят три.
Добежав до нее, Ахмас рванул ее на себя. Дверь была не заперта. Кабинет за ней был пуст, и явно не предназначался для содержания в ней неких нелицеприятных объектов. Стены были обшиты деревом, на полу лежал ковер. Но кроме ковра тут больше ничего не было, если конечно не считать странного образования вместо дальней стены. Дальняя стена, та, которая на плане обозначалась гербом империи, отсутствовала. На ее месте гнездился черный провал, с густо мерцающими в нем серебряными и лазурными искрами и сполохами. Ахмас смотрел на него, как завороженный.
- Бежим!!! – Истерически закричал Норли. – Ахмас!!!
- Нет. – Уверенно сказал министр и улыбнулся. – За мной.
Он разбегу и без раздумий нырнул в эту сюрреалистическую воронку и пропал.
Путешествие в мерцающей темноте было очень коротким. Ахмас не успел ничего ни увидеть, ни почувствовать. Прямо из кабинета номер пятьдесят три он полетел в воду.
Нырнул он довольно глубоко, а когда вынырнул, увидел справа от себя голову мальчика. Потому вынырнул Живой Мертвец. Последним, как детеныш левиафана поднялся из пучин Норли.
- Где мы? – Спросил Мальчик оглядываясь.
Посмотреть было на что. Огромный, круглый в основании и с куполообразным потолком, мраморный зал подходил больше какому-нибудь кафедральному собору. Здесь же всего и было, что круглый бассейн прямо в центре, а над бассейном еще один черный мерцающий зев.
- Телепорт. – Сказал Ахмас, отфыркиваясь и загребая к бортику, где ожидали его гостеприимные ступени.
- Что? – Спросил Мальчик.
- А вода зачем? – Поинтересовался Норли.
- Любой телепорт – сильный ионизатор. – Объяснил Ахмас. – После него нужна дезактивационная камера…. Но вода тоже сойдет.
Он тяжело поднялся по ступеням и сел на каменную скамью.
- Не знал, что Саорцы обладают такой технологией. – Сказал Норли, опускаясь рядом.
- Я тоже не знал. – Медленно произнес Ахмас. – Я боялся, что они могут ее открыть и всеми силами пытался этому препятствовать. Но теперь я вижу, что здесь известна телепортация, биоинженерия, с помощью которой создают жизнеспособных чудовищ, совсем уже невозможные аппараты по копированию людей…. И скорее всего, это далеко не полный список…. И знаешь, что я подумал…. – Ахмас остановившимся взглядом смотрел прямо перед собой.
- Что ты подумал? – Спросил, наконец, Мальчик.
Ахмас мотнул головой.
- Нет, не скажу. По крайней мере, не сейчас.
- Мы в столице. – Сказал Живой Мертвец, глядя в окно. – Оказались здесь гораздо быстрее, чем рассчитывали.
- Ты уверен, что это столица? – Спросил Мальчик.
- Вижу Серебряную обсерваторию – самое высокое здание в империи. Я видел его изображения.
Норли сейчас же подскочил и побежал.
- Ух, ты! Здорово! – Высказался он.
Ахмас остался сидеть. Приступ калечащей ярости сковал его руки и шею, ему хотелось превратиться в слепой вихрь, который разнесет все вокруг к чертовой матери, и одновременно он был скован, как ледяная скульптура.
Почему они так спокойны? Почему они ничего не видят? Это страшно, если они ничего не видят! (А что они должны видеть?) Ахмас медленно повернул голову в сторону голосов. Бешенство вызвала в нем прямая и уверенная спина Норли, а также по-звериному посунутая вперед шея Живого Мертвеца, жестом раздумчивого тактика сложенные пальцы Мальчика. Миллионы людей не просто погибли, а исчезли, перестала существовать история, попросту остановилось и потекло вбок время. Погиб их мир, а они так спокойны. А может, это не их мир? Я и Норли – понятно, но неужели Живой Мертвец был лишним в своем монастыре? А Мальчик? Оковы гнева опали так же быстро, как и возникли. Все дело в том, что Черное Дыхание действительно выбросило в новый мир лишних людей. Тех, кто не будет петь погребальные песни над свежими костями, а просто заживет дальше. И скорее они четверо были в новом мире исключением, раз решили ему мстить. Они были лишними там, но они лишние и здесь. И что же им тогда делать?
- Ахмас, иди, посмотри! – Позвал Норли. – Всегда мечтал увидеть столицу, но такого я не ожидал!
Однако, Ахмас был не в силах встать. Черт знает что творилось с ним. Копившийся исподволь груз одиночества, стал вдруг слишком тяжел. Никто не мог, и даже не пытался разделить с ним его страхи. В нем черпали силы для себя самих и вычерпали колодец до дна. Он не мог вечно жить памятью о своей возлюбленной. Вот и ее образ стал плоским и черно-белым, и не вызывал более очищающего вихря гнева.
Ахмас понял, что не хочет больше никуда идти.
Они что-то говорили, строили какие-то многоходовые планы, выдвигали гипотезы, рассуждали о причинах и последствиях. И все это время они ходили вокруг него, сидели рядом с ним, не двигаясь никуда из этого чертового купального храма. Солнце садилось за холмы справа, на этих холмах четко виднелись оборонительные башни третьего защитного кольца. Мальчик стоял у окна и глядел в ту сторону. Норли сидел рядом с Ахмасом, забросив ногу за ногу, и бубнил что-то себе под нос, совершенно неразборчивое. Живой Мертвец торчал где-то позади, как всегда в позиции дозорного, и он выглядел самым жалким из всех троих. Ахмасу даже стало интересно, кто из них, наконец, обратится к нему с прямым вопросом?
Однако, пара часов отдыха все-таки сделала свое дело. Ахмас понял, что уже может говорить.
- Давай-то устраиваться на ночлег. – Сказал он.
- Здесь? – Спросил Мальчик.
- Вокруг совершенно никого. – Доложил Живой Мертвец. – Только драконы иногда пролетают.
- Драконы? – Без особого интереса поинтересовался Норли.
- Да.
- Большие?
- Нет. Я бы сказал - не очень. Наверное, еще не взрослые.
- Ну, и ладно. – Сказал Норли.
Он все разглядывал невозможное сооружение над бассейном. Он, наверное, и раньше не понимал, что такое телепорт, а теперь это было вдвойне стыдно, ибо дремучие потомки оказались явно хитроумнее его.
- На, вот, глотни. – Сказал Живой Мертвец, поднося Ахмас заветную, тщательно хранимую фляжку с пчелиным ромом.
- Я, вот, думаю…. – Сказал Ахмас, глотнувши рому. – Я думаю, почему это произошло. Раньше мы не сильно задумывались над вопросом – почему? Произошло и произошло, перемерли все. Главное, что нам теперь делать? Но посудите сами, Саория была далеко не простым, во многом зловещим, и далеко не благополучным местом. Хотя бы эта музыка с небес, или этот, вот, телепорт. Я уже не говорю про биоинженерию, которая пригодилась чтобы создавать чудовищ и неуязвимых убийц и аппарат для копирования, опять же в первую очередь убийц. Да чтобы создать все это… я даже не знаю – чуть ли не с дьяволом надо снюхаться! А может, они и снюхались? В каком-то смысле. Может, то чего я боялся, произошло? Зло, которого достаточно в древних людях получило оружие, сила которого, была одного порядка вот с этой штукой? Мать-земля оказалась слишком хрупкой, чтобы вынести титанов ужаса, породившихся вот в этом, прекрасном, даже после смерти городе. Или наоборот, они только должны были народиться. Мир висел на волоске от полного испепеления, как бумажный мячик, пролетающий над костром, и машинка резус Черного оказалась лишь паллиативной мерой, скальпелем хирурга, спасшей меньшую часть и убившей большую. Убившей косный разум, способный к великим прорывам в области квантовой механики, и спасшей изгоев, у которых есть хоть небольшой шанс возродить мир на новых устоях? (И при другом стечении обстоятельств, я вполне мог бы оказаться на его месте – добавил он про себя).
Ахмас чувствовал себя очень усталым, но новое мировоззрение дало ему сил. Нужно было окончательно все выяснить. Найти Черного, найти Дракона, если он существует. Увидеть их собственными глазами, а лучше всего – услышать. Удивительно, как одна верная мысль может наградить человека способностью на подвиг. Так себя чувствовал сейчас Ахмас. Гнев за погибшую Дайру здорово приутих, а главное погасло чувство вины. Это тайное чувство своей причастности к гибели Саории через донос на Биссимата. Кто такой Биссимат? Не из той же ли он когорты заядлых игроков чужими жизнями, рубателей сука, на котором сами сидят? Ладно, в этом можно разобраться потом.
- Пошли. – Сказал Ахмас. – Давайте лучше заберемся в какой-нибудь дом. Поспим на кроватях.
- Здесь есть рядом какой-то одноэтажный домик. – Доложил Живой Мертвец. – Пойдемте туда.
- Слушай, Норли, – спросил Мальчик, - А как действует эта чудная штука, которую вы называете «телепорт»? Как происходит мгновенный межпространственный перенос живых тел?
Безумец пытался отделаться общими фразами о том, что каперы обычно таким способом путешествуют на дальние расстояния, только для этого применяется специальная камера, именуемая «подпространственным инжектором», «овоидом Гиббира», или «бешеным трамваем», но Мальчика не проведешь. Теории Норли не знал и вскоре возопил о помощи к Ахмасу. Ахмас зачитал мальчику теорему. Мальчик ничего не понял, но заявил, что, по крайней мере, в том, что случилось теперь не видно ничего удивительного.
- То есть мне ты не поверил. – Не без яда произнес Норли.
- Нет, просто… я думал, что смогу разобраться.
- Разобраться в простейших вещах, которыми каперы пользуются, как ты – перчатками, - объяснил Ахмас, - Невозможно без библиотеки, размером с текстильную мануфактуру, первого министра двора, господина Ной-Лума. Мы сами во всей этой механике не разбираемся. Только пользуемся.
- А кто разбирается? Менсоры? – Спросил Мальчик.
- Какие менсоры! – Раздраженно произнес Ахмас. – Ты, вот, разбираешься в механике движения своих ног? Нет. Ты просто идешь. А отними у тебя шагательный рефлекс – и ты станешь совершенно беспомощным, как новорожденный младенец, несмотря на свое философское мировоззрение и аналитический склад ума. Но никто ведь не говорит о том, что шагательный рефлекс – это костыли, хотя и то и то помогает нам передвигаться. Да, конечно, костыли – больному, а шагательный рефлекс – здоровому, но, с точки зрения, скажем, голубя: здоровому – крылья, а низкому недоразвитому существу – ноги. Все зависит от точки зрения, по крайней мере, очень многое. Так какое ты имеешь право нас осуждать?!
- Я вроде бы никого не осуждаю.
Ахмас замолчал, громко сопя и раздувая ноздри. Действительно, вполне возможно, что парень и не имел в виду ничего такого. Это я имел это в виду, и это я себя, убеждал, что мы вовсе не нахлебники на шее у менсоров, что мы и сами чего-то можем, а то, чего мы не знаем, нам знать и не нужно. И, конечно же, на самом деле я так не думаю. И никуда нам не уйти от ощущения собственной неполноценности и страха того, что в один прекрасный момент нас могут бросить на произвол судьбы, как наскучившую игрушку. Что будет с нами, если отобрать у нас психотроны? Страшно подумать.
Глава 20
Забравшись в дом, Норли задвинул тяжелый засов и крепко запер ставни. На первый взгляд в городе было так же пустынно, как и в поле, но рисковать не хотелось. Набравший по ночной поре силу ветер сразу же завыл в щелях, временами раздавался резкий противный скрип флюгера на крыше, который так и не приржавел за прошедший год. Мальчик зажег масляную лампу с темным закопченным стеклом и подвесил ее под потолоком. Живой Мертвец собрал из других комнат соломенные матрасы и устроил в гостиной два ложа. Кровать досталась мальчику, Норли угнездился на печке, а Живой Мертвец и Ахмас разместились на полу. Потом Живой Мертвец и Ахмас отправились в погреб, в поисках чего-нибудь съестного, сгодящегося для пополнения истощенных вещмешков.
Говорить ни о чем не хотелось. Все, даже Мальчик чувствовали себя на пороге и внутренне готовились этот порог преступить.
- И все-таки я не стал бы прогонять эльфов. – Раздумчиво произнес, наконец, с печи безумец. – Ради них одних стоило бы оставить все как есть.
- Ну, уж нет. – Заявил Ахмас со своего ложа. – Так дела не делаются. Ты же знаешь теорию, Норли. Совершенство не шагает через ступень. Прыжок вместо шага – это прыжок назад.
- А как же психотроны? – Едко заметил безумец, и Ахмас не нашелся что ответить. Пути менсоров неисповедимы, хотя они и не боги. Главная боль обывателей низких уровней во вселенной Капер состояла в том, что не существовало обратной связи между ними и теми, кто ушел на уровень вперед. Конечно, человек не сможет объяснить псу, что такое разум, даже не будет и пытаться, как не будет пытаться менсор объяснить человеку, что такое душа, но… одно дело пес и совсем другое человек. Первому-то все равно, а вот второму будет обидно, потому что он все-таки может что-то увидеть своими подслеповатыми глазками и познать своим скудным умишком: совсем немного, но вполне достаточно, чтобы ощутить свое ничтожество.
- А может быть, там и нет ничего. – Продолжал рассуждать Норли, закинув ногу за ногу. – Интересно, что мы тогда будем делать, хи-хи….
- Есть. – Сказал Мальчик.
- Что?
- Я говорю, там что-то есть. Слышите?
Все напрягли слух, но слышен был лишь цокот дождя по ставням да вой ветра в печной трубе.
- Что? – Спросил Норли.
- Нет. Ничего. – Напряженным голосом отозвался Мальчик. – Просто мне показалось… еще там на улице….
- Что?
- Не знаю. – Мальчик развалился на перинах, закинув руки за голову. – Завтра узнаем все и в подробностях.
Вошли Живой Мертвец и Ахмас, нагруженные животастыми мешками. Монах вышел на середину комнаты и остановился как вкопанный. Ахмас за его спиной прислонил свою пару мешков к стене и сказал:
- Может и зря так много набрали, мало ли спасаться придется – все-таки лучше налегке…. – Он тоже, наконец, вышел в световой круг лампы и узрел Ахмаса возлежащего на ложе.
Немая сцена длилась довольно долго. Живой Мертвец невольно попятился подальше от своего Ахмаса. Мальчик и Норли испуганно мерили глазами обоих своих предводителей в поисках отличий, но отличий не было. Никаких. И самое страшное было в том, что и оба Ахмаса не видели их тоже. Конечно, один из них был ненастоящий, но какой?! Ахмас на ложе был совершенно уверен, что настоящий Ахмас, в недавнем прошлом министр, а в более отдаленном – капер неудачник – он. Но Ахмас, что пришел с Живым Мертвецом был уверен абсолютно в том же самом. Они сверлили друг друга огненными взглядами, пока, наконец, рука вошедшего Ахмаса не потянулась к мечу, а второй Ахмас не начал вставать с ложа.
- Ты кто такой? – Грозно спросил вошедший.
- Я бы задал тебе тот же вопрос, - произнес Ахмас, поднявшийся с ложа, - Да боюсь, я знаю, что ты на него ответишь.
В речах двух министров обращенных друг к другу не было и тени желания мирного разрешения спора. Ненависть до неузнаваемости исказила два совершенно одинаковых лица. Неудивительно, ведь посягали на их единственность и неповторимость, ни много, ни мало – на их божественную сущность. Подлый ход со стороны отчаявшегося остановить своих карателей дракона.
- Подождите! – Воскликнул страдающим голосом Норли. – Ведь можно же определить, кто из вас тень, нужно восстановить по памяти…. – Норли изо всех пытался восстановить по памяти миг, когда его предводитель раздвоился, но не мог, честно признаться это было совершенно безнадежное занятие.
- Ничего не выйдет. – Глухо произнес Мальчик.
- Да. – С холодным спокойствием произнес Ахмас, принесший мешки. – Ничего не выйдет. Но я знаю, что делать. Тень заведомо слабее оригинала, так что давай выясним, кто из нас слабее. Прямо сейчас. – Он вытащил из ножен меч.
Живой Мертвец ретировался в угол. Норли испуганно глядел из-за печной трубы. Мальчик, скомкав одеяла, прижался к стене.
Второй Ахмас тоже извлек на свет меч и вольно шевельнул плечами.
- Что ж, давай. – Медленно сказал он, не глядя больше на своего врага, а глядя в стену напротив. – Давай выясним. Чего на самом деле стоит оригинал.
С этими словами он широко размахнулся и вогнал клинок себе в живот, по самую рукоять. Изо рта хлынула кровь, но он еще стоял, и на губах его играла торжествующая улыбка. А потом он упал, и торжествующий оскал застыл на его лице, обращенном в потолок.
Меч выпал из ослабевших пальцев оставшегося в живых Ахмаса. Мальчик молнией слетел с постели и склонился на павшим. Казалось, он хочет увидеть, хоть мельком, огонек жизни в остекленевших глазах, хоть на мгновение продлить свое единство вдвоем с ним, но ничего этого он сделать уже не мог. Ахмас умер. Норли посмотрел на живого двойника. Тот медленно поднимал руки к совершенно белому лицу с распахнутыми в ужасе ртом и глазами. Норли почти услышал его немой крик: «Неужели это я?!». Не донеся руки до лица, Ахмас уставился на свои ладони и стал их разглядывать.
- Ничего не поделаешь. – Прокряхтел Норли, сползая с печки. – Теперь ты нескоро определишься со своей природой, если вообще когда-нибудь определишься. Терпи.
Судя по лицу Ахмаса терпеть такое, по крайней мере, сначала было делом не из простых. Он никак не мог вынырнуть из панического транса с разглядыванием во всех подробностях своих рук.
- А я думаю, ты настоящий. – С жестоким блеском в глазах произнес Живой Мертвец.
Ахмас сейчас же посмотрел на него.
- Даже если ты тень, - с задавленной яростью произнес Мальчик, не отворачиваясь от поверженного Ахмаса, - Ты должен стать настоящим, после того, что сделал он. Если ты тень, ты заменишь нам его.
Теперь Ахмас смотрел на Мальчика, на его остроносый профиль, обращенный к мертвецу.
- Вот что, - Сказал Живой Мертвец, - я, пожалуй, пройдусь по дому, посмотрю нет ли там еще Ахмасов. – И он быстро вышел.
- Не беспокойся, - крикнул ему вслед Мальчик, - Больше не будет.
- Почему ты так думаешь? – С живейшим интересом спросил Норли.
- Потому что по-другому быть не может. – Отрезал Мальчик.
Перед внутренним взором Ахмаса сейчас же встала апокалипсическая картина: шеренги Ахмасов встречающие на пути, и каждый уверен, что он тот самый – единственный. Это было слишком. Перед глазами министра все поплыло. Валясь из стороны в сторону, он с трудом добрался до кровати и сел, уронив голову на руки.
- Пошли. – Сказал Мальчик, обращаясь к безумцу. – Надо похоронить его.
Ахмас остался один. Наступило временное умопомешательство. Мир вокруг потерял прежний вид. Твердые предметы и поверхности стали неосязаемы, а свет лампы наоборот обрел густоту и даже плотность. Взгляд блуждал не в силах остановиться на чем-то одном и выхватывал из окружающего хаоса только одинокие странные беспричинные мысли о том, что стол и стена за спиной меня сейчас съедят, о том, что печка – это танк, которые едет совершенно бесшумно и очень медленно, хотя вовсю шевелит гусеницами. А на дальней полке сидит сова и очень резко бьет его оттуда клювом в глаз, а по столу плывет лодка с горящей свечой вместо мачты, и все это настолько страшно, страшно, страшно, что хочется заслониться от всего руками и умолять все вокруг не трогать его, но это все равно не поможет, хотя ничто вокруг и не способно причинить ему какой-либо вред, и он это хорошо знает, и боится он на самом деле вовсе не этого, а того, что он причинит себе вред сам…. Вот, что он хотел со мной сделать! Он хотел свести меня с ума! Он использовал разные способы, и он еще не оскудел в своей фантазии! Тварь! Гнида! Змей! Подлый паршивый шакал! Я доберусь до тебя! И тогда целого моря сочувствия не хватит, чтобы оплакать то, что от тебя останется! Налившись кровью и выкатив глаза, Ахмас выкрикивал ругательства и угрозы в слепое пространство перед собой. Он ревел, как больной лось, но это был ор ярости, а не безумия. Выталкивая из себя невообразимые гнусные эпитеты вместе с каскадами слюны, он чувствовал облегчение. Злое, продирающее по нутру облегчение, изгоняющее ужас и холод из заплесневелых закоулков и заледеневших кишок. Прибежал Живой Мертвец, сел рядом, прижал к себе, стал тихо бормотать что-то, вторя крику Ахмаса, но это продолжалось недолго. Министр быстро иссяк и, уткнувшись в грудь монаху, зарыдал, сотрясаясь всем телом.
Утром он проснулся, как вынырнул из стылого зимнего пруда. Голова была набита железными опилками, глаза не открывались. Он сел на кровати, глядя прямо перед собой, и ощутил лишь огромное желания снова опрокинуться на подушки, как это любил произвести Норли в свое тяжкое время, но вовремя спохватился. Вокруг было тихо и сонно. Норли возлежал на печи, виднелось только его плечо из-под вороха одеял. Живой Мертвец сидел на лавке у печи, грыз луковицу и с ленивым интересом разглядывал Ахмаса. Мальчик сидел боком к министру и, прищурясь, смотрел на плотный яркий луч дневного света, пробившийся сквозь щель в ставнях. Никто не пожелал Ахмасу доброго утра, возможно потому, что был уже день. Он встал и спросил Живого Мертвеца, где тут умывальник. Потом он долго плескал в лицо стылой водой, тер опухшие глаза. Не почувствовав никакого облегчения, он вернулся в комнату и некоторое время стоял просто так. Внутри у него было пусто, но эта пустота не была способна потенциально заполниться чем-то. Так бывает пуста игрушка, нутро которой до отказа набито древними слежавшимися опилками. Можно было уйти отсюда, можно было никуда не идти, от этого не изменилось бы ничего кардинально, словно маяк цели, уже недалекой, потух, и вокруг остался лишь один мрачный холодный океан. А здесь хотя бы тепло….
- Пошли, что ли? – Неуверенно предложил Ахмас.
Никто ему не ответил. Живой Мертвец все тем же отстраненно-изучающим взглядом смотрел ему в лицо, Мальчик щурился на свет, а Норли завозился, переворачиваясь на другой бок. На какой-то миг министру показалось, что команда вышла из повиновения, но тут Мальчик все-таки вернулся из прострации и, подвинув по столу блюдо с печеной картошкой, сказал:
- Да, надо идти. Поешь сначала и пойдем.
Живой Мертвец встряхнулся и запустил в угол недоеденную луковицу. Норли закряхтел и заворошился на печи.
Глава 21
Они шли по солнечной свежей после ночного дождя улице, как вырвавшиеся из сурового плена бойцы освободительной армии небритые и высушенные голодом, истосковавшиеся по яркому свету и чистому воздуху, как выкупившиеся на свободу рабы каменоломни, как дорвавшиеся до долгожданного отпуска работники министерства, наконец, как осиянные светом неожиданных летних каникул босые школьники. Почему-то достаточным для праздничного настроения оказалось лишь вырваться из законопаченного дома, где произошло убийство, и где были посеяны тяжелые сомнения. Словно не ожидали впереди новые зверства безумного мирового разума.
Мальчик остановился и сказал:
- Вот.
Действительно только что ветер донес до слуха очень далекие такты веселой вальсовой музыки. Мир вокруг сразу несколько почернел. Получалось, что столица таки обитаема, и рассчитывать на легкую прогулку по безлюдью не приходится. Каждая темная подворотня сейчас же принялась смотреть настороженными хитрыми глазами, за каждым углом притаился сюрприз.
Храм с телепортом внутри возвышался на крутом холме на окраине столицы, однако, за первым кольцом стен. Серебряная башня обсерватории была отлично видна из самого далекого далека, а поскольку располагалась она в непосредственной близости от императорского дворца, то дорогу туда обнаружить было не трудно.
Спустившись с холма, по выложенным бетонными плитами ступеням, она попали на мощеную булыжником широкую улицу, и двинулись по ней по направлению к центру города.
Сверху раздался сухой свист и, вскинув головы, они увидели пикирующего дракона. Однако грозный небесный житель вовсе не интересовался отрядом людишек. Снизившись, он промчался по-над самыми крышами и исчез за ними.
- Красавец! – Высказался Норли. – Совсем не тот, который тогда на нас напал. Этот явно видно, что чистокровный дракон, а не какая-то биогенетическая тварь.
- Люди. – Сказал Норли вполголоса, глядя в ближайшее темное, заросшее пылью окно.
Действительно в черном прямоугольнике виднелся чей-то светлый лик. Разглядеть черты было трудно, только лысина ясно белела, продолжая лоб. Лик был совершенно неподвижен. Все некоторое время стояли и созерцали его, пока не подошел Мальчик и не сказал:
- И вон там тоже... и там.
И в правду, стоило как следует разуть глаза, как в каждом окне каждого этажа обнаруживался тот же неясный образ, до боли знакомый, но еще не узнанный до конца.
Ахмас, топоча, вбежал в двери, ворвался в комнату, медленно приблизился к окну, возле которого на табурете сидел, скорбно и неподвижно глядя на улицу, хорошо ему известный господин Биссимат, прогрессивный археолог, идейный вдохновитель тайной секты нового бога. Биссимат не повернул головы, чтобы взглянуть на вошедшего, и это было немного легче перенести, чем, если бы, он проделал это. Но Биссимат был совершенно неподвижен и, пожалуй, несколько бледен, хотя во всем остальном – совершенно как живой. Ахмас долго боролся с собой, пытаясь заставить себя приблизиться и коснуться идеально выполненной куклы, а может быть трупа (вдруг он оживет и взглянет вопросительно добрыми глазами). Остальное воинство толпилось за спиной, дружно сопя.
Ахмас все-таки решился. Он подошел и осторожно коснулся бледной обвисшей щеки, он боялся, что даже легкое прикосновение может опрокинуть неустойчиво расположенное тело, но щека была теплая, и сидел Биссимат очень прочно, словно живой. Ахмас вздрогнул и отпрыгнул назад. Дыхание с громом вырывалось из его глотки.
- В чем дело? – Спросил мальчик. – Он живой?
Мальчик незамедлительно двинулся, чтобы выяснить этот вопрос. Ахмас испытал безумное желание убежать, у него даже ноги согнулись, изготовившись к этому, но он остался стоять, вцепившись в косяк. Мальчик тщательно обследовал Биссимата, недвусмысленно побуждая его к движениям разнообразными болевыми раздражениями. Безо всякой ответной реакции. Наконец, он сказал:
- Да это очень эффектно, но прошу заметить, что он не дышит, сердце у него не бьется, зрачки на свет не реагируют. В лучшем случае это зомби, а скорее всего – просто кукла, выполненная из подобных живым материалов. В общем, пошли отсюда.
- Вы не понимаете, - прохрипел Ахмас, - Это Биссимат.
- А, тот самый. – Со значением произнес Норли. – Тогда остается признать, что ты был во всем прав, относительно Черного Всадника.
Мальчик тоже со значением покивал, разглядывая задумчивое чело археолога.
Это не могло быть случайностью, и это не могло быть шуткой. Чугунная болванка вины, да вдесятеро тяжелее прежней вновь рухнула на бедные Ахмасовы плечи. А как он хорошо все объяснил там, у телепорта! Что они с Черным и вовсе были заодно, только один был дурак и рохля, а второй был дурак с машинкой резус, а может и не дурак вовсе. Никто из них не понимает, с отчаянием думал Ахмас, да и откуда им понять, если я им ничего не рассказывал. Вернее я рассказал им все, и про донос в том числе, только о черепе умолчал…. Но череп – это дело десятое, череп пусть пока останется в тени, а вот то, что виновник всех несчастий, свалившихся на Саорию вовсе не какой-то безумец в черном плаще, а я, им, конечно, невдомек. Не потому, что они глупы и не в силах догадаться, а потому, что они не видят в этом ничего особенного, они – дети этого мира, даже Норли. Подумаешь – донос. Конечно – донос. А как же без доноса. Как министру обойтись без доноса? Одно предполагает другое. А то, что донос – это не хорошо, пусть Ахмас рассказывает малым деточкам, если они у него еще будут. Итак: с одной стороны - роль, которую надо играть, раз уж ты вообще взялся за это дело. С другой – обыкновенное каперовское слюнтяйство и брезгливость, именующееся также приверженностью к высокодуховным идеалам. То есть, это с его высокого министерского кресла, а также с еще более высокого трона одинокого паладина, закон каперов выглядит, как брезгливость и слюнтяйство, их ведь этому учили перед отправкой сюда…. Неужели учили именно этому? Или он научился писать доносы сам, в качестве бесплатного приложения к общему теоретическому курсу и практическим занятиям по огрублению натуры? Да он написал донос, и безумец, пытаясь спасти благородного проповедника, бабахнул из машинки резус, немного переборщив с уровнем воздействия. Эта, сводившая его с ума в минуты тайного одиночества, картина, которая постепенно бледнела под давление фактов и просто от времени, неожиданно стала реальной. Единственно возможной.
Ахмас подавлено шагал по самому центру мостовой, не глядя по сторонам. Потому что по сторонам были окна, и из каждого смотрела на него материализовавшаяся и оттого гораздо более страшная совесть. Целый город Биссиматов. Хорошо придумано, но кто это придумал? Мальчик уже начал развивать гипотезу о проницательности дракона, распознавшего, наконец, своего главного противника и пытающегося заставить его повернуть назад. Действительно, Ахмас всерьез думал о том, не уйти ли ему отсюда подобру-поздорову. Какое он имеет право судить Черного безумца скорым судом, когда тот, по сути, пытался исправить его же, министра, ошибку. Может быть, Черный был и неправ, но прав ли был Ахмас? Будь он один, он сел бы где-нибудь и попытался задуматься, ошеломленный тем, что до сих пор он этим не занимался вовсе, а только делал вид. И сидел бы до тех пор, пока не придумал бы что-нибудь ценное, что действительно можно было бы назвать багажом знаний и опыта или, хотя бы, просто успокоился. Но вокруг него были верные товарищи, превратившиеся в конвоиров. Они хотели идти вперед, и он шел за ними, будучи не в силах передать им свою точку зрения. А шагая по мостовой, с каждым шагом приближаясь (неотвратимо приближаясь) к королевскому дворцу, означавшему конец пути, думать было совершенно невозможно. Некуда было скрыться от печальных взглядов из окон и от сознания того, что делаешь что-то не то. Но не мог же он предать их! Сам же собравший их и позвавший за собой. И говорить он тоже не мог. Это было просто не в его силах. И он шел, глядя в землю, и ждал.
Разве виноват кто-то в том, что он безумен? Вряд ли. Скорее можно назвать виновным в своем безумии того, кто считается идеалом благоразумия и адекватности, и оттого мнит себя таким идеалом сам. Чего стоит наш так называемый «трезвый рассудок» в океане незримого, окружающего нас? Не похож ли «трезво мыслящий» субъект на слепца, утверждающего, что баобаб – это бесконечная стена? И доктор Зу говорил: «Счастье разума, что он не видит тьмы внутри себя, и достоинство безумия - в существовании на краю неведомого». Эти мысли приводили к одному и тому же вопросу: «Имею ли я право?». Ответ был: «Не имею, но все равно пойду до конца». «Почему?». «Сам не знаю. Наверное, потому, что я разумен». Только разум способен сказать: «Что-то ведет меня, я не знаю что». Безумец теряет этого поводыря и в отчаянии бросается в разные стороны, не видя ничего вокруг, потеряв отчетливые критерии реальности. Этот поводырь был известен во вселенной Капер, да и в Саории про него знали кое-что. Его называли «душа», «бог», «добродетель», он звал совершать бессмысленные никому не нужные действия, которые в итоге оказываются единственно верными с точки зрения высокой морали, закона творца. Эти действия есть не что иное, как познание разумом самого себя – ступени самосовершенствования, ведущие неведомо куда, хотя, конечно, менсоры знали, куда они ведут…. Ахмас остановился, поднял голову и с тоской огляделся.
- Зря. – Сказал он вслух.
- Что, зря? – Немедленно осведомился Мальчик.
Ахмас ничего не ответил. С его точки зрения было бы жестоко по отношению к детям Саории сказать: «Зря я не сел в психотрон. Это было бы так интересно». А может…. В конце концов, чем Мальчик (ну насчет Живого Мертвеца не знаю, да он, наверное, и не захочет) хуже меня самого или скажем – Норли? Да ничем. Может, стоит пригласить его к себе, когда это все кончится? Определенно стоит. Было бы подло по отношению к нему бросить его здесь в одиночестве. Да, я так и сделаю, порешил Ахмас про себя и немного повеселел. Когда он поднял голову, то обнаружил, что они уже подходят к стене Кучного города.
Преувеличенно веселая кукольная бальная музыка стекала по радиусам улиц с вершины холма, оттуда, где торчала над клыками кремля тонкая и легкая башня обсерватории, в которой гении-ученые брали один барьер неизвестности за другим, как лихие скакуны на выездах. Но по-прежнему вокруг было пустынно. Брошенные полуразвалившеиеся кареты и тарантасы гнили на улицах там, где застал их победный аккорд машинки резус, и с тех пор ни одна рука не касалась ветхих бортов, ни одна нога не пересекла след колеса. Каменные особняки все так же крепко стояли по местам, глядя друг на друга заросшими грязью окнами с одинаковыми белыми лицами в три четверти в них. Уставные двускатные крыши, уставные резные портреты императора под коньком, за которые платили бешенные суммы. Каменные мостовые, покрытые толстым слоем нехоженой грязи. Столица пустовала давно и прочно. И легкий вальс был отчетливо слышан сквозь тщедушную муть вновь накатившего дождя.
Глава 21
Ахмас окончательно пришел в себя от боли. Саднило в затылке, там, где его ударили, чтобы оглушить. Он спотыкался на каждом шагу и не сразу понял, что это из-за цепей на ногах. Чтобы идти приходилось по-клоунски семенить, причем достаточно быстро, потому что молчаливые конвоиры на лошадях ждать никого не собирались. Скованные руки приходилось нести перед собой, что тоже было неудобно. Впереди качалась согнутая более обычного спина Живого Мертвеца, а первым в шеренге шел Норли. Оглянувшись, и чуть не упав при этом, Ахмас увидел седую шевелюру Мальчика.
Их вели по центральной улице, спереди уже надвигалась исполинская туша Южных ворот Кремля. Либо их вели во дворец, куда они и без того сами стремились, либо сначала – в темницу, а потом – все равно во дворец. Кто же они такие? – думал Ахмас, разглядывая конвоиров. По взгляду, по скупым уверенным движениям они походили на невидимок, но только на невидимок до Черного Дыхания, а не после. Да и одеты они были не в черные рясы, а в черные с красным мундиры.
Их провели через Южные ворота, но не во дворец, а в другую башню Кремля, в подземный этаж, где располагались камеры. Повалили их одной кучей на пол, с лязгом захлопнули дверь, прогромыхали засовами и удалились.
- Кто это такие? – Спросил Ахмас у Живого Мертвеца.
- Королевские ассасины.
Норли сел, положив руки в цепях на колени, и в свою очередь спросил.
- Но кого они защищают? Это явно не помешанные на воровстве монахи. Они вполне разумны. Но кто живет во дворце под такой надежной охраной?
- Если нас посадили в эту башню, - заметил Живой Мертвец, - Тот, кого они защищают, в конце концов, захочет нас увидеть.
- Все-таки очень странно…. – Бормотал Норли. – Такие здравомыслящие люди…. Откуда они такие взялись?
- Может, они тоже – каперы? – Предположил Мальчик. – Шучу.
- Черного мы совершенно точно обогнали. – Продолжал Норли. – Он еще только подъезжает к столице. Кстати засаду ему теперь так и не получится устроить, и ничего у нас, похоже, больше не получится.
- Не гони панику. – Сказал Живой Мертвец. – Давайте уже скажем, что думаем. Во дворце сидит на монаршьем троне наш мифический Дракон. Помните, нам же его описывали, в облике человека. Наверное, мы ему для чего-то нужны.
- Остается только на это и надеяться. – Сказал Мальчик. – И надо быть нужным ему как можно дольше.
- Вот еще! – Заявил Норли. – Мы вообще-то шли сюда, чтобы во всем разобраться, а разобравшись – решить, что можно сделать. Пока мы еще не разобрались.
- Да что мы можем такого решить-то? – Удивился Мальчик. – Ты же видишь: королевская гвардия, темница…. Ничего тут кардинального не изменилось, хоть и дракон. И решать тут, по большому счету, нам нечего.
- Теперь ты гонишь панику. – Предупредил Живой Мертвец.
- Слышите? – Тихо сказал Ахмас. Он подполз к стене и очень осторожно привалился к ней спиной.
- Что? – Спросил Мальчик.
- Музыка.
- И правда! – Согласился Норли.
- Она здесь есть. – Продолжал Ахмас. – И, похоже, именно она делает людей Саории нормальными.
Довольно долго все сидели и молча, прислушиваясь к несущимся звукам. Видимо, природа этой музыки была очень сходна с природой музыки прежней, вселенской. Простой оркестр, конечно, не проник бы за толстые подвальные стены.
- А мотив – дерьмо. – Сказал вдруг Живой Мертвец.
- Да. – Согласился Мальчик. – Скорее для музыкальной шкатулки, чем для бала.
- А может, ему нравится. – Пробурчал Норли.
За маленьким окошком под потолком разлилась киселем ночь. Они уснули тревожным сном один за другим. Даже Живой Мертвец больше не пытался забыться чутким полусном, а просто провалился в мир грез, привалившись к плечу Ахмаса.
Лязгнул засов. Все вздрогнули, как один.
- Вставайте. – Приказал высоченный черный офицер в маске, скрывавшей лицо. – Император желает видеть вас.
Когда их вывели из башни, оказалось, что уже вечер. Цвета старого золота солнце озаряло Кремль из-за густых важных туч. Но дождя не было.
Их действительно вели во дворец. Кроме конвоя вокруг попадались и другие стражники, которые несли дозор или двигались куда-то по своим делам. На стенах тоже виднелось движение часовых. Видимо, благотворное влияние шкатулочной музыки распространялось только на Кремль, ближайший крохотный кусочек земли вокруг императорского дворца. Однако, что было все-таки странно, взгляду не попалось ни одной не военной фигуры. Ни придворных, ни слуг. А за счет чего живет когорта этих охранителей императорской особы, не считая, конечно, самой этой особы. Император. Кто это, интересно, так себя назвал? Дракон? Но зачем?
Их провели как важных гостей по центральной лестнице, по ковровым дорожкам, но в кандалах….
В тронном зале их поставили напротив царственных очей, которые в данный момент отсутствовали, поскольку трон был пуст, и оставили в таком положении. Конвоиры стояли позади них, кроме того, охрана, вооруженная пиками, вытянулась шеренгами вдоль стен.
Хлопнула дверь, зашаркали быстрые шаги в тапочках и преувеличенно веселый старческий голос закричал.
- Тысяча извинений, дела, дела.
Какой-то лысый, сгорбленный старик приближался к трону, семеня огромными тапками по зеркальному полу.
Угнездив на троне свое седалище, он, улыбаясь и задрав брови, оглядел гостей, но потом спохватился.
- Ах, да. Что это я. Дайте мне…. – Он защелкал пальцами.
Мигом явился офицер и вложил в скрюченные, обезображенные толстыми перстнями пальцы высокую цилиндрическую корону, которая с трудом и большими осторожностями была водружена на голову. Поскольку корона была очень тяжелая и неустойчивая, то старику приходилось держать голову очень прямо, более того – все время слегка маневрировать морщинистой шеей, дабы не сверзился этот символ власти на каменный пол.
- А вот так? – Спросил старик.
И тут Ахмас его узнал. На монетах, на стягах, на фресках, на портрете, который висел у самого Ахмаса Таэра свет Тумманта над рабочим столом в кабинете, имело место именно это лицо в этом, вот, императорском облачении. Это и был самый обыкновенный император Саории.
- Ну? – Нетерпеливо спросил старик. – Что же вы не падаете ниц? Хе-хе. Впрочем, не надо, не утруждайтесь. – Он замахал милостиво рукой. – Ведь среди вас присутствует мой благодетель, мой спаситель и мой, я не побоюсь это слова великий учитель,… которого я вижу в кандалах!!! – Государственные глаза грозно сверкнули. – Быстро!!!
Мигом явился офицер, и не успел Норли опомниться, как ему даровали свободу.
- Ну, же? Порадуй меня скорее! – Возопил радостно император.
Норли стоял столбом. Потом беспомощно оглянулся на Ахмаса. Ахмас пожал плечами.
- Чем же вы хотите, чтобы я вас порадовал? – Обеспокоенно спросил безумец.
- Как же! – Засуетился монарх, стягивая с головы тяжелую и неудобную золотую болванку. – Быстрее! – Подскочил офицер. – Возьмите. Страсть как неудобно, а я, ведь, просиживал в ней по несколько часов, позируя, представляете? О чем это я? А! Вы же, мой милостивый государь обещали дать мне критерий безумия. Ну, возможно, не вами лично было сказано, но сказано было вполне определенно.
Норли был ошарашен. Ахмас уже знал, что Норли искал критерий безумия, но, насколько ему было известно, до сих пор не нашел.
- А кем же было сказано? – Просипел безумец с трудом.
- Ну, может быть, и не сказано вовсе, но в момент Великого Краха Империи у меня было видение. Я видел вас. Мне было сказано, что вы придете и объясните все происходящие, и со мной в том числе, безумства. Видите ли, я - один из трех сыновей, единственный, не съеденный собственный папашей. А мой отец спасся от охоты на долгоносиков на маскараде в канун Нового Года, когда мой дедушка зарубил двадцать восемь человек, в том числе и всю семью, лишь из-за того, что захворал простудой и праздновал в своих покоях лежа в лихорадке. Безумие передается по наследству – это медицинский факт. Наверное, я тоже болен, я не знаю. Но если я болен, то я хочу излечиться. Но для этого мне нужно точно знать критерий безумия. Я молил бога, чтобы он послал мне критерий безумия, а вместо этого весь мир сошел с ума, но вместе с тем, я получил четкий знак, что придет мой лекарь и отдаст мне вещественный критерий безумия, который можно увидеть, который можно потрогать. Так давай же его мне, не томи!
Норли огляделся вокруг. Ассасины с пиками стояли по местам. Деваться было некуда.
- У меня ничего нет. – Сказал Норли. – Я действительно….
- Чтоо-а-а!... – Крик старика потонул в оглушительном, противном, похожем на скрип несмазанной оси внегармоническом аккорде, которым вдруг оборвалась кукольная вальсовая музыка. У Ахмаса заложило уши, он увидел, упала на пол стража, как один, как подавился криком и сполз с трона старик-император. Мальчик тоже скрючился от невыносимой боли, а Живой Мертвец упал на четвереньки, мотая головой, словно его сейчас вырвет. Только Норли остался стоять, как ни в чем не бывало вместе с Ахмасом.
Впрочем, звук быстро смолк. Ахмас тревожно поглядел на поверженных друзей.
- Что это? – Спросил Мальчик. Он не открывал пока глаз, но дышал ровно. Живой Мертвец тоже был в относительном порядке.
- Машинка резус. – Ответил Ахмас.
- Что?! – Слабым голосом, спросил император, тщась подняться с пола.
- А вы как хотели, Ваше Величество! – Раздался громовой голос от дверей.
Все оглянулись. Там шагал по трупам гвардейцев некто в черной развевающейся рясе. Он держал в руках какой-то странный предмет, больше всего похожий на губную гармонь, но только гораздо больше и со значительно лишним количество кнопок и клавиш на панели.
Черный остановился посреди зала, сунул свое оружие под рясу и огляделся.
- Вы должны были чествовать меня, тогда мне не пришлось бы убивать ваших воинов. А на тех, что снаружи, пришлось теперь натравить моего доблестного Шадара. Но я вижу, что произошло недоразумение!
С этими словами Черный отбросил с головы колпак, так что все желающие теперь могли воочию убедиться, что там имела место голова Норли.
- Тень. – Прошептал Норли и начал пятиться к стене.
- Я - ваш учитель и спаситель. – Высказался Черный.
- Ты принес?! – Делая попытки подняться с пола, император протянул дрожащую, сверкающую алмазами руку.
- Конечно! – Черный извлек из-за пазухи маленькую шкатулку. – Извольте!
Шкатулка упала на колени монарху.
- А вот и ключ.
Ключ полетел следом.
Трясущимися руками император никак не мог попасть ключом в скважину. Наконец, ему это удалось. Крышка со звоном откинулась и из недр шкатулки, чертиком выпрыгнул и закачался на пружинке белый алебастровый кукиш.
- Что? – Жалким голосом спросил император.
Черный Норли, ухмыляясь, смотрел на него.
- Нет! – Еще более слабым голосом произнес император, сползая на пол. – Нет…. – Уже еле прошептал он и затих.
Черный вздохнул.
- Слишком много смертей. Меня это, честно говоря, утомило. Я уже вообще перестал понимать, кто тут жив, кто мертв. Кого нужно убивать, а кого оживлять, что стоит больше – одна новая жизнь или тысяча новых смертей?
- Сейчас будет еще одна. – Сказал Норли.
Он все-таки добрался до одного из поверженных гвардейцев, и, пока суд да дело, завладел его пикой.
Теперь он наступал на Черного, лицо его больше не имело ни следа обычной своей одутловатой добродушности и комичности. Кому-то грозила верная смерть.
- Тень заведомо слабее оригинала. – Сказал Норли, хищно оскаливаясь. – Проверим.
- Я не против! – Отвечал Черный, выхватывая из ножен украшенный золотом клинок.
Они сошлись, но схватка была очень короткой. Черный отбил удар Норли и в свою очередь поразил того в живот, так что клинок пробил туловище насквозь.
Вытащив меч из раны, Черный отступил. Лицо его искривилось отвращением.
- Главное, не окажись тенью в самый неподходящий момент. – Хрипло
высказался он.
Мальчик рванулся, бряцнув кандалами, но Ахмас удержал его.
Норли некоторое время стоял на коленях, прижав руки к животу, а потом лег на бок и перестал шевелиться.
- Черт! – Высказался Черный. – Черт! Черт! Черт! Сколько мне еще придется убивать?! – Он бешено посмотрел на скованных пленников.
- Ты убил столько, - сказал Ахмас, - Что теперь поздно плакаться.
Черный долго и пристально смотрел на него.
- А-а. Теперь я понимаю, чего вы на меня взъелись. Я видел тебя там, в Златом Логе.
- А я видел тебя и еще видел твой мешок. Кто там?
Черный как-то сразу обмяк, шаркая ногами, подошел к подножию трона и сел на ступеньку.
- Вы ни черта не поняли. – Устало сказал он.
- Я член секты Биссимата, это один археолог. Но кроме археологии он открыл в себе правду о боге, и хотел донести ее до всех. Но это было, конечно же, невозможно. А он был так неосторожен! Однажды тайная полиция узнала про него. Его схватили, и приговорили к казни через сожжение. Я пришел на площадь. У меня было мое оружие, и я хотел только оглушить всех, кто там был, спрятать оглушенного учителя в мешок и увезти его. Я был готов на все для него.
Черный замолчал, глядя расширенными глазами в пол. И молчал долго. Никто не решался его перебивать.
- Но я не успел нажать на спуск, понимаете?! Я даже не включил энергетический блок. Я только задал программу…. – По его лбу сбежала капля пота. Он явно переживал вновь одно из самых ужасных мгновений своей жизни. - Я не сделал ровным счетом ничего!!! – Закричал он. – В один миг люди вспыхнули, как факелы. Я не успел моргнуть, а вокруг не осталось ни одного живого! Но это был не я!!! – Он перевел дух. – Дальше я действовал на автомате. Я хотел спасти учителя, и я спас его…. Наверное, я помешался. Я не спорю. Ну, и что? – Он встал. – Чего стоит один помешанный в месте, где помешалась сама земля?! Эти невидимки, едва увидев меня, сразу начинали приставать – привези критерий безумия императору, привези критерий безумия императору…. Я все равно ехал в столицу, чтобы похоронить учителя в царской усыпальнице. Лучше места для него нет. Он один стоил всех здесь живущих вместе взятых, включая вас, каперов,… и меня.
Черный поднял с пола шкатулку с кукишем.
- Я сделал эту игрушку. В самом деле, думаю, что я еще мог ему дать? А теперь я думаю…. – Он вертел игрушку перед собой так и эдак. – А может, я прав? - Он посмотрел на Ахмаса. – А может, это и есть – критерий безумия?
Ахмас подавленно молчал. Не важно, виноват Черный в чем-то или не виноват, не важно, кто убил мир, насадив повсюду безумие, и имел ли к этому какое-то отношение он, Ахмас. Он-то свое черное дело сделал, и этого вполне достаточно. О, вполне достаточно! Того что он сделал не искупить. Он выполнил свою миссию на этой земле, и теперь может идти куда угодно или не идти никуда вовсе. Ему не спастись. Даже смерть Дайры, от чьей-то неизвестной руки больше не волновала его. Он не имел права на нее после того, как отослал донос. Привет, Ахмас! Отныне ты мертвец.
- Отпусти нас. – Сказал Живой Мертвец.
- Чего ради? - Спросил Черный.
- Ради того, - Тихо проговорил Мальчик, - Что мы убьем тебя, за то, что ты убил моего отца.
Черный сделал один шаг по направлению к Мальчику и вдруг остановился.
- Он не твой отец. Я – твой отец. – Сказал он. – Меня пригласили в катакомбы под Зеленым Мехом, им нужен был помешанный для эксперимента по созданию тени. Эксперимент был удачен.
- Замолчи. – Сказал Мальчик.
- Эй, парень! – Сказал Черный, пятясь от взгляда Мальчика. – Я, конечно, все понимаю, родительский долг, то, сё. Но я вообще-то тебя бросил, это он потом снова тебя нашел. – Черный ухмыльнулся. – Ты, наверное, был несправедлив к нему….
- Это твои последние слова. – Спертым голосом произнес Мальчик.
- С чего вдруг? – Черный, впрочем, выглядел испуганным. Приближаться к Мальчику он не хотел. – Шадар! Эй, Шадар! Ко мне! – Позвал он.
- Шадар не придет. – Раздался сверху отчетливый хорошо поставленный голос.
Все поглядели туда, и Ахмас не смог сдержать вопль ужаса. Там распластав длинные ноги почти по всему потолку, отвратительным бурым пятном висел огромный паук.
Черный тоже завопил и плюхнулся на пол.
- Шадар прекрасный боец, - проговорил Бурый Жёр, - Но я смог подобраться к нему на расстояние прыжка – а дальше дело техники. Я могу убить его? – Спросил он.
- Да. – Ответил Ахмас.
Он не успел отвести глаза, и зрелище падения кошмарного исполина с высоты десяти метров на скорчившуюся в ужасе жертву продрало его по самому нутру. Впрочем, Черный даже не пикнул. Отшвырнув тряпичную куклу, в которую превратился ныне грозный черный всадник, Бурый Жёр сказал.
- Я готов еще тысячу раз просить прощения за свой столь нелицеприятный облик, что постоянно пугаю вас, но у вас, я думаю, нет другого выхода, кроме как потерпеть.
- Не бери в голову. – Сказал Ахмас. – Ты отличный друг.
- Меня уже второй раз называют другом за время нашего короткого знакомства, и за всю мою длинную жизнь…. Будьте так любезны, встать на ноги, мне так будет проще. – Сказал Бурый Жёр, забегая сзади.
Ахмас внутренне напрягся, но почувствовал только слабое касание и звонкий щелчок, когда расщепились его кандалы. Ахмас подивился тому, с какой легкостью Бурый Жёр перекусывает сталь. Из какого же чертого материала были тогда сделаны прутья его клетки?
Мальчик кинулся к Норли. Тот был без сознания, и выглядел уже мертвым, но когда Мальчик позвал его, с трудом открыл глаза.
- Папа! – Сказал Мальчик сквозь слезы.
- Нет. – Еле слышно ответил Норли.
Мальчик взял его лицо в свои ладони.
- Я люблю тебя! – Сказал он.
Однако, глаза Норли уже остекленели, так что непонятно было услышал он последние слова Мальчика или нет.
Они отнесли безумца в усыпальницу королей. По дороге им попался мешок, с замороженным машинкой резус трупом Биссимата. Его они решили доставить все-таки по назначению.
Бурый Жёр задвинул две могильные плиты над приготовленными для кого-то заранее, пустующими гробами.
Они поднялись из склепа и оказались в портретной галерее князей, королей, царей и, наконец, императоров Саории.
Живой Мертвец крутил в пальцах белый кукиш, игрушку безумца.
- Мы у разбитого корыта. – Сказал он. – Дошли до конечной черты, и ничего не выяснили. Черный не врал, это я говорю, как профессиональный дознаватель. Вина не известна… зря.
Ахмас медленно опустился на пол, скрестив ноги, и схватился за голову. Некоторое время он сидел так, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.
- Тебе плохо? – Спросил Мальчик.
- Что ты сказал? – Глухим голосом спросил Ахмас.
- Я спросил, плохо ли тебе?! – Повысил голос Мальчик.
- Не ты. – Глухо сказал Ахмас.
- А кто?
- Ты. – Ахмас кивнул на Живого Мертвеца.
- Я?.. Я сказал, э, что мы у разбитого корыта. А что?
- Ты сказал, - Ахмас стискивал зубы после каждого слова, словно у него мутилось в голове, - «Вина не известна… зря». Читай по первым буквам.
- «Вниз». – Сказал Мальчик.
- Под дворцом есть подземелье. – Доложил Бурый Жёр.
Живой Мертвец усмехнулся.
- Значит, все-таки, Дракон. А я еще не верил.
- И я не очень верил. – Сказал Мальчик. – Вставай, Ахмас.
Живой Мертвец подхватил министра под руку и помог подняться. Ахмаса шатало.
- Пойдем. – Вяло сказал он.
- Мне с вами? – Спросил Бурый Жёр.
- Да. – Сказал Ахмас. – Лучше уж тебе с нами.
- Я, наверное, могу пойти по потолку. – Предложил паук. – Это иногда оказывается очень кстати. Только не смотрите без большой нужды вверх.
- Ничего. – Успокоил его Мальчик. – Ты уже примелькался.
Глава 22
Спуск в подземелье никак не освещался. Но Жив раздобыл масляные светильники и теперь шел первым, освещая широкие, разлапистые ровные ступени. Бурый Жёр терялся где-то в тенях наверху.
Потом ступени кончились, и коридор принял горизонтальное направление.
- Впереди зеленый свет. – Предупредил монах.
- А что мы будем делать с драконом? – Спросил Мальчик. – У кого-нибудь есть вступительная речь?
- Не беспокойся. – Сказал Живой Мертвец. – Я запасся огнеупорными сапогами.
Конечно то, что Мальчик вдруг начал говорить, когда этого не требовалось, а Живой Мертвец придумал шутку, было само по себе из ряда вон, но Ахмас не обратил на это внимания.
Действительно впереди уже почти отчетливо виднелся выход из тоннеля – широкая арка полукругом, а за ней этот неяркий болотный огонь, который освещал зал гораздо большего размера.
Выйдя из-под арки, Ахмас остановился и удовлетворенно огляделся. Он уже почти перестал сомневаться, относительно того, что он здесь увидит. И он увидел именно это.
Подземный ход распахнулся, подобно крыльям гигантской птицы, своды и стены потерялись в зеленой мгле. Над головой засветились неяркие, но дающие достаточно зеленоватого света, круглые светильники. Шаги по полу, выложенному идеальными каменными плитами, зазвучали грозно и торжественно.
Они медленно приближались к странному массивному аппарату, похожему на большое неуклюжее пианино, зеленоватый корпус которого был по виду сделан из металла, а на месте клавиш и по всему выпуклому лбу располагались россыпью экраны, циферблаты, тумблеры, переключатели, маленькие клавиатуры. Ахмас сразу узнал этот невозможный здесь аппарат и у него ослабели ноги от усталой покорности судьбе, разочарования и облегчения. Все-таки психотрон, думал он, борясь с подступающей к горлу слезой.
Да, это был именно психотрон, и за его панелью на маленьком одноногом стульчике сидел сам Доктор Зу и следил внимательными глазами за циферблатами. Второй такой же стульчик по другую сторону был пуст.
Вот, значит как. Все-таки архангел. Он все-таки пошел в школу самосовершенствования, презрев свою бедняцкую гордость, и все, чему он был свидетелем после этого, проистекло из, а возможно, находилось внутри вот этого зловещего аппарата. Но кто мог подумать?! Кто мог подумать, что архангел вовсе не понесет его сонного над пропастью на своих могучих четырех крылах. Кто мог предположить, что он окажется так подл и жесток, что он толкнет объятого робкой надеждой и сладким предчувствием ученика со скалы в пропасть, прямо на острые камни, прямо в ревущую реку, в кипящую лаву, и весь путь, что должно пройти от человека до менсора, придется-таки пройти своими ногами, пробираясь меж камней, барахтаясь в бурном потоке, перебираясь через огненную массу, рискуя свариться заживо!
Они кучей приблизились к аппарату и остановились, с разным выражением взирая на занятого своей работой менсора. Ахмас, непроизвольно ища отдыха ослабевшим ногам, опустился на стульчик. Понимал он пока не много, но самое главное было ясно уже сейчас. И оно было стыдно и горько.
Доктор Зу перебросил ловкими пальцами несколько тумблеров.
- Так вы и есть Дракон? – Спросил Мальчик.
- Да. – Ответил Доктор Зу.
- Я вас тоже узнал. – Сказал Живой Мертвец. – А это что? – Он указывал на психотрон.
- Подождите! – Ахмас, страдальчески искривившись, поднял руку. Потом он встал со стульчика.
- Это не дракон, хоть он так себя и называет. Это менсор. Мой менсор.
Мальчик смотрел на него огромными черными глазами. Живой Мертвец спросил.
- И что это значит?
- Это значит, что мы не в первичной реальности. Сама Саория где-то живет себе поживает как обычно. Без музыки, Черного Дыхания и прочих чудес. Я ничего не знал. – Сказал он упавшим голосом.
- Это психотрон. – Сказал Доктор Зу. – Генератор вторичной, управляемой извне реальности.
Мальчик и Живой Мертвец молчали.
- Эта вторичная реальность создается с единственной целью. – Продолжал менсор. – Она является кругом самосовершенствования для одного конкретного лица, обитающего в этом круге. Все остальные лица – это программно-сгенерированные личности с заданными психическими и физическими показателями.
- Слушай, замолчи, пожалуйста! – Резко повернулся к нему Ахмас.
- Они должны знать. – Ответствовал Доктор Зу. – Как знал все ты, когда соглашался на учение.
- И что им теперь делать? – Спросил Ахмас.
Доктор Зу не ответил.
Ахмас повернулся к Мальчику, но Мальчик не смотрел на него. Он медленно двинулся прочь, мимо зеленого сундука, вдоль линии зеленых фонарей, по уходящему в бесконечную зеленую даль полу. Он ничего не сказал им.
- Ладно, Ахмас. – Сказал Живой Мертвец. – Здесь, значит, твой путь завершен. Я прав?
- Да. – Ответил доктор Зу.
- Тогда прощай. Я думаю так: не сильно важно вторичен я или первичен, если прожил не зря, то и помирать не страшно.
- Почему сразу помирать?! – Воскликнул Ахмас. – Вторичная реальность, ведь, вовсе не временна, ты сам говорил! – Возмущенно обратился он к Доктору Зу. – Ты сам говорил, что она может существовать столько же, сколько и вся вселенная!
- Верно. – Ответил доктор Зу. – Но необходимо ли это?
- Что?!!
- Не беспокойся за нас, Ахмас. – Сказал Живой Мертвец. – Иди до конца, как хотел, а про меня просто помни. Пошли, Бурый Жёр.
Под отчаянным взглядом министра Жив ушел под арку и перестал быть виден. Бурый Жёр, который так ничего и не сказал, скользнул туда же.
Ахмас повернулся к психотрону и стал разглядывать его. Довольно странно было ощущать, что Доктор Зу, сидя боком к нему и глядя на подсвеченные зеленым циферблаты, одновременно смотрит внутрь Ахмасу и видит там все гораздо более досконально, чем можно узреть обыкновенными человеческими глазами.
- Присядь. – Предложил Доктор Зу, опередив вопросы.
Ахмас устало угнездился на табурете. Поверх панели психотрона он видел сосредоточенное лицо менсора, его устремленный на машину взгляд. Некоторое время Ахмас молчал, а потом поймал себя на мысли, что любуется своим наставником. Он решительно пресек это настроение.
- Знаешь, что я думаю, - начал он, - Я думаю, что Черный прав в своем мнении относительно того, что такое критерий безумия. И я не буду спрашивать тебя, насколько я безумен относительно тебя или наоборот. Я – это просто обыкновенная сволочь, а ты – просто другая обыкновенная сволочь….
- Хорошо, хорошо, - прервал его менсор, - Мы не на отчетном собрании. Если хочешь о чем-то спросить – спрашивай.
- Почему я ничего не знал?
- Потому что это первый круг. А за ним тебя ждет второй и так далее. Дистанция, пройденная в первом круге ничтожна, но это без сомнения самый трудный круг. Потому что с него еще могут повернуть назад. Слишком велико это желание. И я не мог его тебе позволить. Я стер из твоей памяти твое согласие, твое погружение в психотрон, заменив эти воспоминания походом в туристическое бюро, дабы твое путешествие на землю Саории выглядело обычным отпуском.
- А сейчас, ты уверен, что я не захочу повернуть назад? – Спросил Ахмас, криво улыбаясь.
Сейчас он думал о Дайре.
- Ты думаешь о своей секретарше? – Пронзил его насквозь менсор. – Ну и что? Ты хочешь ее вернуть, может быть?
Ахмас вскинул глаза на лик менсора. У Доктора Зу были древние черные глаза. Лицо его было рельефным, как у артиста, призванного играть роли негодяев: низкий лоб, черные волосы, глубоко посаженные глаза и грубые челюсти с лошадиными зубами. Только в глазах его иногда проскальзывал с трудом уловимый хитрый огонек, выдающий нереальность этой простой маски.
- Можешь остаться жить с ней здесь. А можешь взять ее с собой дальше. Сам же говорил, что вторичная реальность отличается от первичной только названием, и я это со всей ответственностью подтверждаю…. Только, вот, вернуться с ней обратно нельзя. Извини. У менсоров тоже есть свои неписаные законы.
Ахмас представил себе Дайру, представил, как будет лгать ей. Он не смог ей сказать, что он с другой планеты, а как он теперь скажет ей, что она не человек, а программно-сгенерированный продукт, ничем, правда, от человека не отличающийся? А может, все равно? Главное вернуть ее, а там видно будет. Хоть еще один раз увидеть ее…. Ахмас понял, что не может никуда идти, не увидев ее еще хотя бы один раз. Он сидел, сгорбившись, на табурете и смотрел на свои руки. Доктор Зу ждал. Наконец, он сказал.
- Не тяни слишком долго. Решение всегда лежит на поверхности.
- Нельзя поднимать мертвых. – Чужим голосом произнес Ахмас.
- Пожалуй, ты прав. Потому что я не разрешил бы тебе только одну Дайру. Я поднял бы еще одного человека.
Ахмас вздрогнул.
- Биссимат – это оборотная сторона медали, заслуженной тобой в Саории. – Объяснил Доктор Зу. – И пусть он останется там же, где и она.
Менсор с громким треском прокрутил какое-то реле, пробежался по клавиатуре, щелкнул парой тумблеров, так что железная махина заурчала, пискнула и неожиданно затихла.
- Ну, так что? – Он положил руки на кожух и откинулся назад. – Продолжим?
Ахмас без выражения мертвым взглядом смотрел на него.
- Идешь домой, или я включаю машину? – Спросил Доктор Зу.
- Включай. – Сказал Ахмас.