Сергей Малицкий

Забавник

• Пролог

• Глава первая Рич

• Глава вторая Марик

• Глава третья Возвращение

• Глава четвертая Храм

• Глава пятая Стрелка

• Глава шестая Встреча

• Глава седьмая Конг

• Глава восьмая Хлопоты

• Глава девятая Костяное кольцо

• Глава десятая День доблести

• Глава одиннадцатая Испытания

• Глава двенадцатая Двенадцать

• Глава тринадцатая Восемь

• Глава четырнадцатая Беда

• Глава пятнадцатая Тупик

• Глава шестнадцатая Вести

• Глава семнадцатая Камень вокруг

• Глава восемнадцатая Долгое дыхание

• Глава девятнадцатая В западне

• Глава двадцатая Ночь

• Глава двадцать первая Осада

• Глава двадцать вторая Зерта

• Глава двадцать третья Преодоление

• Глава двадцать четвертая Корни и цветы

• Глава двадцать пятая Дом Креча

• Глава двадцать шестая Утро

• Глава двадцать седьмая Вкус крови

• Глава двадцать восьмая Полдень

• Глава двадцать девятая Долгоживущий

• Глава тридцатая Кодекс предсмертия

• Эпилог

Пролог

Последний летний месяц нагнал кучевые облака, зачернил небо, обрушился на землю проливным дождем, на второй день истратил влагу до капли, устал и отдался светилу, которое постепенно прокалило не только камень и песок, но и воздух. Даже ветер понес с моря не обычные прохладу и свежесть, а непереносимую духоту. Благодатный Аилле, едва появляясь над Молочными пиками, не светил, а жарил и не ослаблял накала, ни пока неспешно взбирался на белесое небо, ни пока столь же неторопливо сползал по нему в море. Старожилы пожимали плечами и объявляли, что по всем приметам вот-вот должна разразиться гроза и буря, но небо оставалось чистым, и уже через неделю ожидания прохлады даже седобородые мудрецы уверились — дождя не будет до осени, то есть еще недели три, а там и месяц красень может оказаться сухим, и пойдут тогда лесные пожары, потому как искры достаточно в такую жару: листья-то летят, словно тот же красень уже на исходе, да и трава пожелтела на косогорах.

Старина Дамп, который, несмотря на солидный возраст, продолжал служить конгу Скирд, выхлебал третью чашу легкого пива, зачерпнул ковшом нагревшейся даже под растянутым тентом воды, наполнил колпак и нахлобучил его на голову. Теплые струйки тут же омыли лысину, морщинистое лицо, запутались в бороде, струями побежали за воротник, щедро смочили рубаху, попутно охлаждая натруженное стариковское тело, наткнулись на пояс дорогих шерстяных портов и, уже слабея, пропитали их почти до сапог. Ловя мгновения свежести, Дамп блаженно прищурился, даже решил было скинуть сапоги и омыть ноги, но потом махнул рукой; надолго ли хватит того удовольствия, если даже ночью духота не дает покоя? Нет, к вечеру обязательно выгадает время и отправится к морю — хоть по воде походит, а там, может быть, и окунется пару раз.

Слуга уже ждал бывшего сотника, а ныне воеводу за пологом. Крепкая кобыла Дампа была ухожена и бодра, хотя и ей жара не добавляла прыти. Старик не утруждал ее сверх меры и не упускал случая побаловать соленой лепешкой. Вот и теперь лошадиные губы аккуратно подобрали с ладони лакомство и благодарно прихватили хозяина за плечо. Дамп довольно хмыкнул, с легким кряхтеньем взобрался в седло и, кивнув двум стражникам, направил лошадь в сторону пади.

Вряд ли кто узнал бы теперь Суйку. Всего и осталось прежнего от Мертвого города — холм да залив. Все остальное пространство занимали копошащиеся фигурки, которые обращали древние развалины в аккуратные штабели камня и кирпича, обнажая не только землю, но и вскрывая многоярусные подвалы и подземные ходы, а теперь уж и закладывали фундаменты будущих зданий.

Едва ли не сразу после первого избрания конгом Снат Геба издал указ, по которому всякий плененный рисс, или хенн, или иной обитатель Оветты, поднявший в последней войне оружие на сайдов, должен смыть пролитую им кровь собственным потом. Выбор у несчастных был небогатый: или многолетний тяжкий труд, или рабская доля до конца дней. Так что вскоре тысячи и тысячи бывших воинов вооружились нехитрым инструментом и под надзором стражи отправились восстанавливать Скир, Ласс, Омасс и Борку, но в большинстве своем поливать потом, а то и кровью из сбитых рук и ног — Суйку, которую велено было именовать градом Айсил.

Градом Суйка не стала и через двадцать лет, хотя в бухте уже подрастал отсыпаемый из каменного мусора мол, наметились главные улицы, заблестели ленты мостовых, вокруг расчищенного от развалин холма поднялись башни и стены будущего замка, пошли ввысь стены посада. Все остальное пока напоминало выгрызенные белкой, брошенные на землю пчелиные соты. Ими-то и занимались в большинстве своем бывшие рабы, которые заработали свободу, но остались трудиться во славу Скира. К ним присоединялись их дети; каждый год за лопаты и кирки брались новые рабы, которых конг выкупал у хозяев: каменщиками, плотниками и водовозами нанималась совсем уж отчаявшаяся беднота из числа сайдов, а также пришлых рептов, корептов и дучь, потому как всякий труд в Суйке неплохо оплачивался.

Неспроста многие из рабов, сняв с запястья или с шеи клейменое железо, оставались трудиться здесь же: места для домика с крохотным участком в окрестностях некогда Мертвого города хватало для любого, а что там обещала родная, ныне разоренная сторона, было известно только богам.

Только в границах самой Суйки никто не желал селиться. Пусть и не слишком верили бывшие иноземцы страшным рассказам бывалых сайдов о Мертвом городе — поганой и опасной нечисти, ходячих мертвецах, но всякому бывало тяжко за черной линией, выплавленной в земле: побаливала голова, сердцебиение усиливалось, кому-то и призраки чудились, так что даже рабы старались на ночевку уходить за пределы города. Потому и работы шли не так быстро, как хотелось конгу, хотя почти во всех подземельях кирки стучали уже по скальной подложке города.

Впрочем, Дампа подобные заботы не слишком занимали. Он твердо верил словам своего предшественника, что если извлечь из оскверненной земли все кости и сжечь их, а пепел захоронить по старому обряду — то есть развеять его над волнами, прося заступничества у морских богов, — то и тягость Суйки должна развеяться. Очисткой изнанки будущего города занималась немалая часть работяг: просеивался каждый ком земли, каждая лопата сухого песка, каждая горсть тлена. И отправлялись камень к камням, мусор к мусору, а кости на берег, где днем и ночью горели огни, стучали каменные дробилки и стояли ладьи, принимающие на борт пепел. Вдобавок не меньше десятка лучших храмовых магов бродили по каменным лабиринтам и принюхивались, прислушивались к древнему колдовству, да разбирали каждое слово из тех, что были высечены на камнях или отлиты в металле. Чего уж говорить, что все ценные находки, начиная от простых монет и заканчивая барельефами и статуями, отправлялись после долгих обрядов очистки в новый дворец конга в Скире. Работы обходились дорого, и каждая монета, каждая ценность тут же шли в дело.

Часть из тысяч тружеников была занята на строительстве, часть уничтожала белые скалы, распиливая на камень, но подавляющее большинство их трудилось в бывшей Проклятой пади.

Давно уже потеряли черный цвет некогда пропитавшиеся колдовским заклятием камни. Давно уже были разобраны склепы и извлечены из них кости, которые оказались древнее прочих останков и почти полностью превратились в прах. От храма, когда-то прикрывавшего тайну пади, вовсе ничего не осталось, только возносились к выцветшему небу две скалы, к которым запретил прикасаться еще великий маг Ирунг. Теперь рабы ковыряли саму твердь, с каждым ударом кирки приближая тот день, когда волны теплого моря снова хлынут в оставленный тысячи лет назад пролив, начисто смоют древнюю пакость и превратят уже не Суйку, а Айсил в неприступный остров.

Дамп гордился выпавшей долей. Он не был уверен, что увидит Айсил процветающим, но не сомневался, что пройдет по его улицам, а еще раньше проплывет в ладье вокруг суйкского холма, потому как работы оставалось на год-другой. Глубина будущего пролива выходила не меньше двадцати локтей, а местами и вдвое больше, ширина от двух сотен шагов до тысячи, а быки двух будущих мостов, что должны были соединить в одну линию Борку, Айсил и Скочу, уже подбирались к закруглению прочных арок.

«Проплыву в ладье и сам не поверю, что некогда посуху на коне разъезжал!» — подмигнул восходящему Аилле Дамп, когда вдруг заметил впереди странную троицу.

Никого не могло быть в этой части пади. Давно уже работы шли у моря по обеим будущим протокам — дно углубить на пять локтей, да разбивать, разбивать понемногу нанесенные временем, водой и ветром перемычки, что отделили сначала соленое озеро, а потом и Проклятую падь от забывшего о ней моря. Да и подходы к Суйке извне охранялись, чтобы отпугнуть любителей побродить по развалинам. Никого не могло быть среди вычищенной от руин ложбины, но навстречу Дампу шли трое. И шли от двух скал, что торчали на ровном месте, казались единым монолитом, хотя и походили на два прорвавшихся сквозь каменную твердь указующих перста. Ведь на четыре десятка локтей над водой будут торчать, на четыре десятка локтей! И обзовут ту скалу какой-нибудь «щепотью демона»! Да еще и легенду к тому добавят!

Обернулся Дамп, поднял руку, дав знак стражникам остановиться, да прикрикнул еще, разглядев недоумение на лицах. Спрыгнул с лошади, отдал поводья старшему и пошел навстречу троице, только что не пошатываясь от волнения. Шел и все щупал, щупал под рубахой оставленный предшественником перстень-печатку. А ведь еще смеялся над его словами, не в глаза конечно, а потом, за чашей пива, однако кто же мог подумать…

Дамп остановился в десяти шагах и пригляделся к незнакомцам. Они были молоды, хотя зрелость успела нанести на их лица едва уловимые штрихи. Впереди стояла женщина, в которой Дамп угадал старшую крохотного отряда. Ее следовало бы назвать красавицей, если бы в тонких и правильных чертах с потаенной нежностью не мешались сила и упорство, которые, несомненно, отпугнули бы праздных ценителей красоты. Даже полные губы казались от этого чуть тоньше. И большие глаза чуть уже. И скулы острее, чем были на самом деле. Пышные волосы стягивала лента, но горячий ветер успел разметать их и теперь забавлялся с темной, выбившейся на лоб прядью. Простое, удобное платье, из-под которого виднелись обыкновенные, заправленные в прочные сапожки порты, не скрывало стройной фигуры, но и не позволяло рассмотреть нечто большее. На плече незнакомки висел мешок, за спиной торчали рукояти мечей, что скорее было свойственно южным степнякам, но женщина казалась сайдкой, разве только в разрезе глаз пряталась толика рисской крови. Взгляд ее полнили тревога и боль.

Ее первый спутник — воин-великан — явно предпочитал заботиться об оружии, а не об одежде. И сапоги, и добротная рубаха, и крепкие порты служили ему не первый месяц, зато тисненый пояс, на котором висели широкие ножны странного меча, множество ножей и пара кинжалов, блестел от масла и десятка заклепок. В объемистом мешке великана мог оказаться и ратный доспех, и дорожная поклажа или даже свернутый шатер, способный укрыть пару десятков воинов, но на широких плечах рыжебородого здоровяка мешок казался небольшой торбой. Воин, а воинскую принадлежность гиганта, который превышал ростом на две головы самого Дампа, вовсе не считающего себя карликом, старик определил с одного прищура, в свою очередь рассматривал суйкского воеводу с той самой ухмылкой, которая единственная из всех возможных не позволяла нахмурить брови, а заставляла улыбнуться в ответ.

Последний из троицы уступал спутникам возрастом, хотя, скорее всего, разменял три десятка лет. Он не смотрел на Дампа, а неторопливо озирал окрестности, словно не пришел в Проклятую падь издалека, а явился только что, спрыгнув с мимолетного облака или выбравшись из-под земли. Его короткие темные волосы обрамляли упрямыми прядями широкий лоб. Глаза смотрели спокойно, губы оставались неподвижны, узкий подбородок покрывала дневная щетина. И он явно считался бы красавцем, если бы не холодная отстраненность в лице, причиной которой могла быть как легкая скука, так и ленивое презрение к каждому, кто встретится ему на пути. «Обманчивая скука и обманчивое высокомерие», — решил про себя Дамп. Одетый так же, как великан, черноволосый имел сверх прочего кожаный жилет, украшенный нагрудником и наплечниками, и литые наручи. На его поясе, судя по ободранным ножнам, висел простенький меч с костяной рукоятью, но в одно мгновение Дамп понял, что обладатель этого меча полагается на него, как бывалый воевода на лучшую проверенную тысячу.

Перед стариком стояли три воина, которые могли стоить десятков, если не сотен прочих.

Давно Дамп не испытывал такого азарта — наверное, с того самого дня, когда в его лагере, еще во время последней войны с хеннами, появилась странная парочка — рослый баль и румяный ремини. Та встреча обернулась и для Дампа, и для нынешнего конга, и для всего Скира большой удачей. Как-то выйдет теперь?

— Далеко ли путь держим? — кашлянул старик и хитро прищурил один глаз. — И не Сето, Сади и Сурра, случаем, вас кличут? Легенды говорят, что как раз где-то здесь троица богов впервые почтила своим присутствием древнюю Оветту!

— Нет, мы не боги, и зовут нас иначе, — женщина говорила на сайдском с чистым скирским выговором, — но знание преданий священной земли, воевода, уже достаточная причина, чтобы отнестись с уважением не только к твоим сединам. В Скир идем. Ведь стоит еще столица сайдов на прежнем месте? Чем война с хеннами закончилась? И какой год минул? И кто теперь в конгах?

Дамп шлепнул ладонью по воеводской бляхе, ухмыльнулся и прищурил другой глаз.

— Значит, издалека, коли об известном печетесь? Что ж, спасибо на добром слове, хотя седины сами по себе ума не прибавляют, а уважения все одно достойны. Однако ловко вы путь держите — Борку минули, а о Скире и не слышали ничего? И где же вы прогуливались, если о войне знаете, а о том, чью победу славили, нет?

— Далеко отсюда гуляли, — чуть утомленно ответила женщина. — В разных землях, под разным небом, куда по своей воле забредали, куда нужда забрасывала, но вот пришла пора и в Скир наведаться — все-таки родная сторона. Опять же найти кое-кого хочется. Так кто нынче конгом в Скире, воевода?

— Снат Геба, — вздохнул старик. — Слыхивала о таком? Год назад в пятый раз конгом выбран, а в первый стал им через месяц после той войны, на которой половина скирских танов полегла.

— Значит, семнадцать лет минуло, — нахмурилась незнакомка. — А не тот ли это Снат Геба, что под Скочей немерено хеннов порубил?

— Тот самый! — расплылся в улыбке Дамп. — И я в той рубке участвовал!

— А не слышал ли ты о воине из народа баль по имени Марик? — с надеждой спросила незнакомка.

— Как не слышать? — хмыкнул Дамп. — И прежде слышал, да и теперь уши не затыкаю. Было время, Марик всей стражей конга командовал, но уж третий год как только собственной семьей занимается. Еще это… заведение у него. Обучает скирских вельможных сынков с мечом и прочим оружием обращаться. Но так твоим молодцам наука не требуется?

— Наука не требуется, — улыбнулась женщина. — А вот наставники из них хоть куда. Но ответь еще на два вопроса, а там уж и я расскажу тебе, что смогу. Жив ли еще Ирунг Стейча, маг храма Мелаген, главный советник прошлого конга?

— Умер, — развел руками Дамп. — Стар стал, вот и умер. Или устал. Он до меня тут заправлял. Расчищал Суйку от вытравленной погани. Девять лет уж прошло.

— Ладно, — потемнела лицом незнакомка. — А что ты скажешь насчет старика именем Камрет? Ростом невелик, чуть за три локтя. Промышляет гаданием и игрой в кости, всюду ходит с большой флягой и коротким широким мечом. На язык остер, пронырлив и хитер, как самый ушлый скирский торговец!

— Не слышал о таком, — пожал плечами Дамп. — По отдельности — наберу знакомцев с десяток, а чтобы в одном человеке соединить все, никак не выходит.

— Что ж, — вздохнула женщина, — теперь спрашивай ты.

— Имя твое, красавица, как звучит? — Воевода сдвинул морщины на лбу в пучок.

— Айра, — отозвалась незнакомка. — Дочь Ярига.

— А ведь прав был старый мудрец! — Дамп вытер разом вспотевший лоб. — Есть у меня послание для Айры. От Ирунга послание. Печатка его да увещевание. Только ты уж, подружка, второе имя назови. Имя той, что, прощаясь с тобой, с собственной жизнью простилась.

— Так она все-таки погибла… — прошептала женщина. — Кессаа ее имя. Дочь Седла Креча и жрицы храма Сето — Тини.

— Ну, вот я и дождался, — с облегчением выдохнул Дамп и потянул из-за ворота шнурок с печаткой. — Теперь можно дотаптывать скирскую землю без оглядки. Держи, красавица. Пойдете со мной — лошадей дам, ярлыки выправлю, да накормлю вас. Вижу, великан твой давно живот потирает?

— Что просил сказать Ирунг? — подняла глаза Айра, надев перстень на палец.

— Здесь он, — проговорил Дамп. — Так и сказал: здесь он, тот, который остался. Отсеченный тобой. Не именно здесь, в Суйке, а в Скире. Как величать — неизвестно, как с лица выглядит — непонятно, но здесь. Притаился и ждет. Не ясно — в разуме ли, в сновидении ли, в беспамятстве, но дышит. Дышит, а не ухватишь. Не окончена та война, передал Ирунг. И заканчивать ее придется тебе, Айра. Или не тебе. Но без тебя не обойдется.

Глава первая
Рич

К концу лета даже всегда прохладный камень храма Мелаген наконец поддался Аилле и стал теплым, превращая учебные занятия почти в муку. Наставники пытались открывать узкие окна, но врывающийся под темные своды с улиц Скира ветер был еще горячее, поэтому единственным спасением оставалась магия Вертуса.

Дряхлый бородач заглядывал в ученическую каждый перерыв, бормотал что-то невнятное и вставлял в закопченный подсвечник сальную свечу, которая непостижимым образом наполняла душный зал не только копотью, но свежестью и прохладой. Рич не нравилась копоть, она пыталась подслушать присказки старика, прочувствовать заклинание и подправить его, но добилась только внезапно повисших над головой сосулек, опаленных ресниц от вспыхнувшего до потолка пламени и очередного увещевания и наказания от главы школы, храмового жреца Бравуса.

Вот и теперь свеча потрескивала, коптила, стремительно превращаясь в огарок, свежесть, не переставая отдавать салом, сменялась духотой, а занудство, истекающее из уст худого, невысокого рисса, все не заканчивалось.

Рич и в самом деле не могла дождаться, когда Лайрис завершит урок. Конечно, и удушливая жара не добавляла желания корпеть над восковой дощечкой, но были же предметы, на которых Рич до сих пор забывала обо всем на свете! Правда, еще недавно и преподавателя начертательной и предметной магии она слушала с раскрытым ртом, но теперь ей было не до укоризненного взгляда всегда аккуратного и подтянутого иноземца.

Сопряжение магических фигур и природных вихрей силы, правила ее накопления и отдачи, пропорции стихий и веществ, углубление и сохранение, сочетание и отвержение — изучение всех этих разделов магической практики постепенно превратило путешествие в мир непознанного в утомительную и никчемную прогулку между затверженными наизусть заданиями. Само собой, Рич не собиралась спорить с уважаемым наставником, но и превращаться согласно его планам в крепкого ремесленника от колдовства ей тоже не хотелось. Тем более что в отличие от большинства школяров она не собиралась становиться ни храмовой жрицей, ни травницей, ни податной колдуньей, ни целительницей, ни дворцовым магом!

Она вообще никем не собиралась становиться, точнее, не знала, кем станет, а просто занималась тем, что ей нравилось. Часть дня изучала магию в школе, основанной еще Ирунгом Стейча — героем хеннской войны. Еще часть дня помогала лекарям в целительской храма, да и то лишь потому, что сам Ирунг поведал когда-то сопливой крохе, что ее мать добилась в целительстве значительных успехов и пользовала несчастных как раз здесь, в кельях храма Мелаген. Остальное время Рич пропадала во дворе заведения Марика Дари, а проще говоря — дяди Марика, где более чем успешно осваивала все виды оружия, а пуще прочего мастерство владения мечом.

Вот где было и в самом деле интересно! Уже три года действовало, как упрямо повторял Марик, воинское заведение, и за три года ни разу Рич не захотелось пропустить хотя бы одного занятия! Нет, конечно, и магия была занимательна, но уж больно легко она давалась, или наставники все никак не решались подпустить воспитанников к действительно сложным разделам? Так давно уже пора было перейти от нудной зубрежки бесконечных свойств живой и неживой плоти к изучению чего-нибудь полезного! Или кое-кто успел нахвататься запретных знаний?..

Рич потерла запястье. Ранка уже не саднила, но след не исчез, и две вещи Рич знала совершенно точно: утром отметки в виде косого креста на руке не было, и оцарапаться таким странным образом сама она не могла. В другой раз Рич бы и вовсе не обратила внимания на ссадину, мало ли их случалось в том же северном Гобенгене, где, как рассказывал дядя Марик, она впервые встала на ноги. Одно падение в полярную колючку чего стоило, но вот так, чтобы прямо на занятии боль полыхнула по коже и оставила явственный отпечаток, не предъявив ничего, что могло бы послужить причиной боли?! Ладно бы наговор какой-нибудь случился, так ведь не было и наговора! Тот же Лайрис мог сколько угодно укорять Рич в отсутствии усердия, но не он ли перед лицом жреца Бравуса хвалился, что именно несносная девчонка имеет дар абсолютного слуха, то есть слышит магию, как иногда слышит музыку какой-нибудь слепой музыкант?

Кстати, уж чего-чего, а слепоты за собой Рич не замечала, поэтому неосторожность, случайность или обычное наведенное колдовство отвергла сразу. Хотя могла же быть причиной царапины и вовсе какая-нибудь пустяковина — соринка, крупинка? Магии в ней и на чих не хватит, а раздавишь локтем, тут она тебя и укусит. Конечно, и такую соринку она бы не пропустила в обычный день, но у Лайриса как раз теперь на столе был вычерчен, на взгляд Рич, уродливый и совершенно бессмысленный плавающий тринадцатиугольник, над каждым скрещением линий которого мерцали вихри. Вот уж чего нельзя было отнять у Лайриса, так это досконального знания им собственного предмета! Если бы он еще не был столь отвратителен! И зачем, спрашивается, вызубривать все эти пропорции, если их можно просто увидеть? Вот и выходило, что вихри-то она разглядела, а соринку упустила? Что ж, на будущее Рич и такой слабости себе не позволит. И все-таки кто же на нее покусился?

Рич нахмурилась, обернулась и медленно обвела взглядом учебную комнату. Все школяры сидели у нее за спиной — еще Бравус распорядился несносную девчонку сажать в первом ряду за отдельный стол. Что ж, иногда полезно оказаться наедине с недругами. Значит, шестнадцать человек, и никто из них к Рич, старшей дочери Лебба Рейду, кроме надоедливого и приторного пятнадцатилетнего недоростка Жорда Олли, не питает нежных чувств. Да, пожалуй, следовало быть чуть сдержаннее в язвительных замечаниях. И, наверное, некоторые прошлые ее шуточки над соучениками явно были оскорбительными. Ладно, в любом случае поздно расшаркиваться. Да и не дождутся от нее этого никогда! Само все зарастет, или не Марик похвалил ее, сказав, что она наконец начала задумываться над тем, что творит? Ну, задумываться Рич пока еще не начала, но обязательно начнет, как только выявит злоумышленника.

Сначала следовало присмотреться к лицам: нет, никто не опустил глаз, другое дело, что некоторые вовсе не смотрели на нее. Зато прочие смотрели пристально и вызывающе. Вот о них-то и следовало подумать в первую очередь! Прежде всего, о Сайсе Стейча, внучатом племяннике Ирунга, и о Рейле Ойду — младшем сыне богатого тана.

Нет, и кроме этих двоих недругов было достаточно. Чего только стоила Фарисса, одна из самых, как говорил наставник по общей магии Вертус, многообещающих учениц, а по усердию так точно первая. Вот и теперь словно стрелы мечет из зрачков. Херг, у которого воли и ненависти припасено на тысячу сверстников, расплылся в злорадной улыбке. Майка, девчонка из храма Сето с безуминкой в глазах, сморщила носик. Эти пятеро были самыми сильными. Прочие тоже кое-что могли, но именно пятеро были еще и неоднократно обижены Рич, и особенно Сайс и Рейл.

Первого пришлось поставить на место, когда он попытался держать себя в школе, созданной его дядей, маленьким конгом. Никакой магии Рич не применяла, Марик давно уже втолковал ей, что не следует понапрасну пользоваться ворожбой, лучше хранить способности на самый крайний случай. Так что обошлась несколькими тумаками и разбитым носом, да и то без свидетелей, чтобы не ранить танское самолюбие. Самолюбие, может быть, и удалось частично сберечь, зато ненависть в глазах младшего отпрыска дома Стейча теперь полыхала не переставая.

Правда, тот же Марик рассказал, что когда-то гибель двух сыновей Ирунга, которые приходились или должны были приходиться Сайсу Стейча двоюродными дядями, не обошлась без участия матери Рич, но обмолвился он об этом мимоходом и разъяснять что-либо отказался. Рич почти ничего не знала о своей матери, но достучаться с расспросами до Марика пока что так и не сумела.

С другой стороны, и Марика можно было понять! Когда Лебб Рейду давал согласие, что девчонка будет находиться в столице сайдов под присмотром семейства Дари, он повысил голос именно на словах о сдержанности лучшего воина Скира. И чего, спрашивается, отец зубами скрипел? От второй жены у него уже народилось пятеро детей, в том числе трое сыновей, которые тоже пропадали во дворе Марика. Сама Рич в наследственных расчетах семейства Рейду не числилась, о том еще покойная бабка сказала. Да и зачем ей приданое от дома Рейду, когда весь дом Креча, опекаемый нынче самим конгом, перейдет к ней сразу после замужества?

Вот уж кто был героем войны, так это ее дед по матери, Седд Креча! О доблести Лебба тоже немало баллад сложено было, но все-таки ее отцу до предпоследнего конга далеко. Слишком уж он о собственной доблести и славе пекся. Да и до нынешнего конга ему неблизко, хотя и стар уже стал Снат Геба.

Жаль только, что пока еще Рич носит имя Рейду, а не имя Креча. Вот бы она стала танкой без всякого замужества! Стала же танкой мать Жорда Олли. Дед его, Касс Олли, не оставил сыновей. Так ничего — вышли его дочери за сотников. И пусть сын старшей дочери умер, в конце концов у младшей дочери народился Жорд и стал наследником богатого дома, а отец его так и остался дружинным, — не дала ему дочь Касса танского титула.

Может быть, случись подобное с Рич, отец совсем махнул бы на нее рукой и перестал испепелять взглядом, словно она сама убила собственную мать, а не поганые хенны, ворвавшиеся в Скир почти семнадцать лет назад?

Как все-таки странно складывалось все, связанное с нею самой! И эти песенки, которых она никогда не слышала, но которые сами просились на язык. И заклинания, которые всплывали в голове сами по себе. И манускрипты, которые она готова прочитать наизусть, разобрав только две или три первые строчки… Да и внимание того же Сната Геба, который лично присматривал за ее родовым домом, немалого стоило!

Ирунг, когда еще был жив, специально приплывал в далекий Гобенген, чтобы похлопотать о месте для Марика Дари в доме Рейду, да погладить по голове маленькую Рич. Место для Марика было получено, хотя и платил самому северному из всех баль лично Ирунг, но теперь именно родич Ирунга был готов на части разорвать ненавистную девчонку! Нет, неспроста скрипит зубами Сайс Стейча, где бы ни столкнулся с Рич!

Да и Рейла Ойду забывать не следовало. Его дед, Димуинн Ойду, был последним конгом перед войной с хеннами, как раз перед дедом Рич — Седдом Креча. Да и последний стал конгом не просто так, а после того как бабка Рич убила предыдущего конга. Именно так: убила страшной магией деда Рейла Ойду. И деда Жорда Олли убила, кстати, точно так же и в тот же день! А была она настоятельницей храма Сето! Вот откуда и ненависть Майки. Верно, что-то такое узнала девчонка в далеком храме о бабке Рич. Конечно, другая бабка Рич, мать Лебба Рейду, говорила, что и Димуинн Ойду, и Касс Олли погибли во время последнего похода на баль, но Мэйла, сухая наставница, почти старуха, что управлялась с мечами почти так же, как и хозяин заведения Марик, рассказала совсем другую историю. А Мэйла никогда не врала. То есть или молчала, или говорила правду.

Хотя лучше ненависть Рейла и Сайса, чем отвратительная угодливость и противное немое обожание Жорда Олли. Вот и теперь он выпучил глаза, даже дыхание затаил, рассматривая нахмуренный лоб Рич. Так кто же поцарапал ей руку? Кто?.. Рейл, Сайс, Фарисса, Херг, Майка? Каждый мог бы при изрядном усердии сплести наговор, да и прочие далеко не бездари — не берут случайных людей в школу Ирунга!

— Так как же и где следует пересекать линии магической фигуры, после того как к ней приложена сила? — раздался спокойный голос Лайриса над самым ухом девчонки.

«Вот ведь въедливый рисс! — выругалась про себя Рич. — Уже и Суррары никакой нет, маги рисские по всей Оветте развеяны, некоторые говорят, что повырезали их всех, а этот, наверное, выбившийся из мелких колдунов, выжил, уцелел, добрел до Скира и чувствует себя лучше многих сайдов! Правду ли говорят, что если бы не его умение скрывать искры в левом глазу…»

Рич медленно развернулась и встала. Не отказала себе в удовольствии посмотреть на сухопарого наставника сверху вниз. Не мог похвастаться ростом рисс, однако и маленьким бы его никто не назвал. И уж никак не был виноват Лайрис, что вытянулась его ученица — сирота при живом отце — выше четырех локтей, еще чуть-чуть, и «мачтой» бы окликали. Уперся взглядом побледневший наставник в ямочку на шее озорной ученицы, но глаз не поднял, только лоб его, на котором серым кружочком виднелся след от сведенного жреческого клейма, покрылся испариной.

— Вовсе не следует пересекать линий магической фигуры после приложения силы, — прищурилась Рич. — Да и до приложения не следует. Во всякой линии, пусть даже не замкнута она на другую, не сведена воедино в фигуру, сила поселяется немедленно после ее проведения.

— Однако имеются и обратные примеры! — начал вычеканивать Лайрис. — Те же хеннские шаманы не просто пересекают линии составленных ими фигур, а танцуют над ними!

— Но не ступают на линии! — ухмыльнулась Рич. — Хотя для магии, заключенной в рисунке, разницы нет. Так ведь у хеннов и расчет другой, они же силу не в линиях и углах вычерченной фигуры копят, а внутри нее. Оттого и магия их, пусть порой она и разрушительна, не может похвастаться точностью!

— И все-таки, — прошипел, едва сдерживаясь, Лайрис, — некоторые построения заканчиваются в центре фигуры! Как ее покинуть?

— Взлететь? — сделала невинное лицо Рич и, когда рисс уже пошел пятнами, добавила: — Или выйти между разнонаправленными вихрями.

— То есть? — Наставник наконец-то поднял глаза, и в его левом зрачке недобро сверкнули искры.

— Все просто, — улыбнулась Рич, рассматривая начинающие редеть, коротко остриженные седые волосы рисса, обтянутый пергаментной кожей лоб, провалы усталых глаз, пропущенные дрожащей рукой брадобрея искры щетины у крыльев носа, в ямочке под нижней губой, жилку, бьющуюся на виске. — Войти внутрь фигуры можно между разнонаправленными вихрями, которые вращаются относительно наблюдателя внутрь, выйти из фигуры — там, где вихри вращаются наружу. Если все вихри вращаются в одну сторону, то есть фигура имеет редкое свойство дробленого однонаправленного вихря, тогда переходим линию близ нужного нам завихрения подальше от неудобного смерчика. Пятки покалывать будет, да никуда не денешься. Правда, я думаю, — Рич наклонилась и перешла почти на шепот, — что можно просто накрыть один из вихрей ладонью и пройти куда хочешь!

— Тихо! — взвизгнул рисс в ответ на шумок на задних столах и почти засипел, стараясь удержаться от крика: — Но как определить, в какую сторону вращаются вихри, которые, как ты должна помнить, образуются в точках явного и неявного пересечения линий? Ты выучила канон расчетов?

— Нет, — потупилась Рич и буркнула, с раздражением вспомнив царапину на руке: — Зачем его учить? Я и так вижу!

— Видишь?! — выпучил глаза наставник. — Так будь добра, достань яблоко!

Рич вздохнула, дернула плечом из-за раздавшегося за спиной хихиканья и подошла к столу. Яблоко поблескивало румянцем на круглом блюде в центре тяжелой гранитной плиты. Фигура была вычерчена внутрь, то есть вся ее магия была направлена именно на яблоко. Восемь точек располагались на окружности, соединяясь попарно линиями, минуя две соседние. Еще четыре точки лежали на окружности меньшего диаметра, соединяясь в квадрат, линии которого пересекали четыре внутренних угла фигуры из восьми. Яблоко замерло точно в центре получившейся сложной звезды. Вроде вот оно, рядом, а попробуй только сунься — на каждом пересечении, на каждом острие фигуры темнел крохотный кусочек древесного угля, и мутноватый вихрик, который вздымался над ним, ясно говорил: любое нарушение — и яблоко разорвется на мелкие куски и полетит именно в ту сторону, откуда потянется любопытная рука. Хорошо еще, если просто разорвется, а то ведь древесный уголь еще и поджарить неумеху может!

Под усиливающиеся смешки Рич обошла стол вокруг. Конечно же, Лайрис не мог обойтись без подвоха — она поняла это еще на первом занятии, когда обычный треугольник, вычерченный на мокрой плите, вдруг обдал ее ледяной водой. Но не специально ли для нее был придуман именно этот фокус? Линий практически нет, вместо них еле различимые царапины. Угольки — не угольки, а словно крошки. Кто еще, кроме нее, способен разглядеть вихри? Половина школяров — точно, как раз те, кто смотрит спокойно и не жмурится. А кто способен разглядеть направление вращения? Пожалуй, Фарисса и Херг. То-то они посмеиваются. Один Жорд вытирает взопревший лоб — волнуется поклонник. Так в чем же подвох?..

Сколько внешних концов у звезды? Двенадцать. А Лайрис начал урок с обещания построить плавающий тринадцатиугольник. Плавающий… Или ползающий?

Древесный жучок скользил лапами по красноватому камню, но не мог выползти за пределы полосы, образованной двумя невидимыми окружностями. Почти невидимыми. Точно такими же, как и тончайшие нити-линии, что соединяли «плавающее» тринадцатое острие фигуры с двенадцатью прочими углами и с самим яблоком. Но вихрь, который вращался над жучком, имел иное направление. Оказываясь против каждого следующего вихря, жучок невольно ослаблял его, и не только несовпадением магического круговорота, но и переносом давления фигуры — ведь он превращался из тринадцатого в двенадцатый угол, удлиняя один из лучей получающейся звезды.

«Вот и весь секрет», — подумала Рич и уже приготовилась запрыгнуть на стол, чтобы, прикрываясь жуком, прокрасться эти четыре шага до яблока, а потом сделать еще четыре шага наружу — плевать, что на это уйдет изрядная часть занятия, — как вдруг передумала. Недруги-то вдоволь натешатся над нею, даже победа не будет в радость! Да и уж больно быстро усмешка начала наползать на губы Лайриса. Так и есть! Тринадцатая нить. От жука к яблоку. А если быть точнее, то от яблока к жуку. Она сделает все, как надо, а затем жучок догонит ее уже на краю стола и, скорее всего, полыхнет перед посадкой.

Рич приняла решение мгновенно. Марик в таких случаях говорил, что она отдалась приступу внезапной дури, но именно это состояние и выручало время от времени. Рич коснулась панциря жука пальцем, повела руку вверх, поймала кончик вихря и раскрутила его в обратную сторону.

Зачем она это сделала? Наверное, ровно затем же, зачем на второй неделе занятий с интересом устраивала перед носом старика Вертуса маленькое стихийное бедствие после каждой его фразы, к примеру: «А теперь представьте, скажем, молнию!..» Кстати, именно тогда Рич и перекочевала за первый стол.

Она раскрутила вихрь жука в обратную сторону и потянула его вниз, как бы выворачивая наизнанку. И в то же мгновение все двенадцать крошек угля вспыхнули, пересечения линий выщелкнули синеватыми искрами, яблоко оказалось в руке Рич, а что-то, напоминающее формой большого горящего жука, с грохотом и дымом прорезало центр стола вместе с блюдцем и зашипело на полу. Стол покрылся трещинами и сложился внутрь. Моргая от взметнувшейся пыли и потирая уши, школяры смотрели на ровесницу вытаращенными глазами.

«Пересаживанием на первый ряд не обойдется», — растерянно подумала Рич, откусила кусок яблока и поморщилась.

— Урок закончен, — с трудом овладел трясущимися губами Лайрис, не сводя негодующего, смешанного с испугом взгляда с ученицы, и вытер вспотевшие ладони о цветной, разукрашенный магическими линиями балахон.

— Яблоко кислое, — пожаловалась Рич.

Если яблоко и было кислым, то после разговора с Бравусом даже оно вполне могло наполнить рот сладостью. Жрец храма Мелаген, который традиционно надзирал за школой, тем более что располагалась она в храме, неторопливо вышагивал вокруг поставленной на колени Рич и гнусавил что-то о послушании и смирении, не забывая время от времени окатывать девушку проницанием ничтожности, отчаяния и тоски. Заклинания, затверженные за десятилетия, стекали с пальцев жреца легко и непринужденно, без щелчков, и разили неугомонную дочь Лебба Рейда в грудь, в голову, в живот, в колени и локти, наполняя ее тело ноющей болью, а голову ужасом и стыдом. Именно так полагал Бравус, и Рич вовсе не собиралась его разубеждать, хотя коленям не нравился только холодный камень, а самой жертве жреческого негодования — всего лишь голос наставника и его напыщенный вид. Еще сдернет с шеи подарок матери — ожерелье из странных зеленоватых камней, что не только скрывали Рич от надзора храмовых соглядатаев, но и защищали ее лучше любого магического доспеха. Тогда уж точно придется самой сплетать отводящую сетку, и хотя сотворила бы ее негодница за мгновение, рано или поздно попалась бы под руку наставнику Вертусу, а уж тот, хотя и не поднимал почти никогда глаз, видел все, что творилось и ворожилось вокруг него. Не хуже самой Рич видел. К счастью, Бравус Вертусом не был и видел перед собой только раскаявшуюся и почти сотрясаемую рыданиями дочь уважаемого тана Рейду.

— Что ж, — сокрушенно вздохнул толстый храмовник, — ты все поняла?

«Все!» — судорожно закивала Рич и исторгла из глаз загодя приготовленные слезы.

— Ну, ладно-ладно, — смилостивился Бравус и перешел к делу. — Конечно, мне предстоит еще разговор и с твоим отцом. Школа магии понесла по твоей вине серьезный убыток, но без наказания ты не останешься в любом случае. С завтрашнего дня в обеденное время будешь приводить в порядок главный зал храма. И помни: ни твоя учеба, ни твоя помощь храмовой лекарской не должны пострадать никаким образом. Лучше умерь свои занятия в заведении мастера оружия Дари. Поняла?

«Ни за что!» — подумала Рич, кивая Бравусу с раболепным выражением лица.

Старик удовлетворенно кашлянул и отправился по своим делам.

Рич дождалась, когда тяжелая дверь за Бравусом закроется, и ловко кувырнулась через плечо вперед, вскочив через мгновение на ноги. Следовало бы поупражняться в таких кувырках с ножнами и с мечом в руке, но вряд ли отыщется на подобные забавы время в ближайшие дни. Хорошо еще к уборке приступать не сегодня!

Рич вскочила на невысокий постамент и оглядела полутемный зал. Служба в главном зале храма Мелаген не велась еще с войны, с тех пор как ворвавшимися в город хеннами было уничтожено изваяние бога Сади, лежавшее сотни лет на том самом камне, на котором теперь стояла Рич. Хорошо еще, что последняя уборка была проведена не семнадцать лет назад, но повозиться придется. Узкие окна-бойницы были прикрыты снаружи толстыми ставнями, а изнутри — войлоком, но даже в полумраке странно прохладный огромный зал не блистал чистотой. А уж пыли и паутины в темных углах, до которых едва достигали блики нескольких светильников, скопилось немало. К тому же в центре зала несколько плит были разбиты и закопчены, словно с потолка ударила молния. Или кто-то жег костер прямо на полу храма?..

Рич подошла и провела рукой над черным пятном, всмотрелась в выщербленное отверстие в камне, словно заглянула через замочную скважину в комнату, в которой нет окон. Незнакомая магия коснулась ее ладони, как слабый сквозняк или отголосок старого колдовства, почти неразличимый. На мгновение в сердце девчонки закралась боль, но Рич мотнула головой и презрительно усмехнулась: «Со мной эти магические шуточки не пройдут!» С этими словами она выпрямилась и быстрым шагом направилась к выходу.

Близилось время обеда, со стороны храмовой кухни тянуло запахом печеной птицы, которым в День доблести пропахнет весь город, но дочь Лебба Рейду предпочитала обедать в заведении Марика, и не только потому, что не хотела видеть недовольные физиономии школяров. В кухне Марика заправляла прекрасная Ора, и вновь попробовать чудесных кушаний мечтали многие из тех, кто хоть раз присел за стол в доме Дари.

Улицы Скира были пустынны. Аилле раскалил мостовую и каменные заборы так, что прислонившийся к ним рисковал получить ожог. Все, кто только мог, попрятались в тень. Именно в такие дни Рич с тоской вспоминала холодное лето Гобенгена. И зимы в Гобенгене были лучше. Снег и мороз, конечно, тоже не избавляли тело и дух от испытаний, но переносились легче, чем сырые ветра Скира. Ничего, во дворе заведения Марика найдутся и тень, и ведро воды, чтобы опрокинуть его на голову, да и до конца жаркого лета осталось недолго. Рич закутала голову платком и быстрым шагом устремилась вверх по улице.

Заведение Марика примыкало к дому Геба, располагаясь в здании бывшей конюшни, но старшего наставника это не смущало. Чистота и порядок в его представлении значили больше показной роскоши и каменного чванства. Лучший воин Скира думал лишь о том, чтобы его школа обрела славу лучшей школы воинского мастерства во всей Оветте, и не отвлекался на малозначительные мелочи.

Сейчас, в последний месяц лета, в который по обычаям сайдов большая часть отпрысков танских родов разъехалась по летним усадьбам, заведение Марика пустовало, и Рич рассчитывала отдохнуть в доме, который она считала родным, и от высокомерия Лайриса, и от глупости и неприязни соучеников, и от пустой напыщенности Бравуса. Кроме всего прочего, Рич просто-напросто любила гомон, стук деревяшек, звон железа и запах свежего пота, обычно наполнявшие помещения школы. Но главное, что в заведении названного дяди Рич никогда не приходилось притворяться кем-то, кем она не была.

Все-таки хорошо, что Марик не хватался за любые предложения заработка, всегда присматривался к будущим ученикам, долго разговаривал, прежде чем согласиться на наставничество, не всякого вельможного сынка принимал в объятия и, кстати, никогда не брал в обучение рабов. Не готовил лучший мастер-наставник и воинов для сражений на арене Скира, но не потому, что они стали редкими, а потому что всякий воин, вышедший из заведения скирского баль, должен был сам решать, когда ему вступать в схватку, а когда нет. Или уж выбирать со всем разумением того, кому придется служить.

Многим в Скире Марик Дари казался странным. Ну, прославился когда-то в сражении при Скоче. Тот же сотник, а потом и тысячник, Дамп и вовсе воеводой стал, но при обороне Скира никто не видел Марика, никто не мог засвидетельствовать его доблести. Хотя и ходили слухи, что он вместе с коротышкой ремини и какой-то девой порубил изрядное количество страшных рисских зверей на улицах города.

Тем не менее попал баль в любимчики к быстро стареющему Ирунгу Стейча, а там и Снат Геба о Марике вспомнил. Хотя уж и забыть о безродном следовало: и война кончилась, и Суйка вдруг из города мертвых в скопище развалин обратилась, и баль на долгие годы исчез — отправился вместе с прибывшей неведомо откуда женой-дучкой и с годовалым приемным ребенком в Гобенген.

За гроши Марик нанялся простым стражником в дом Рейду, а потом, по решению матери Лебба, стал приглядывать за девчонкой-сорванцом со странным именем Рич. Позже, когда мать Лебба умерла и новый глава дома решил вернуться в Скир (Рич как раз восемь лет стукнуло), баль тоже со всем семейством, которое уже составляло шесть человек, последовал за своей воспитанницей. Но по приезде в Скир Лебб отставил Марика от дома, оставив его с семьей на улице. Тогда же и главный заступник баль — Ирунг — умер, передав весь дом Стейча семье племянницы, которая тут же вернула себе и своим отпрыскам родовое имя. Многие танские роды поступили так же еще раньше, сразу после хеннской войны.

Но северная башня поместья Ирунга, как сразу после войны и весь дом Креча, отошла под присмотр Сната Геба. Лебб к тому времени успел жениться второй раз, ведь его первая жена — мать Рич, о которой чего только не было говорено, — сгинула в ту же хеннскую войну.

В доме Рейду появились маленькие дети. Первую дочь Лебб не то что не любил, скорее не замечал, поэтому никто не удивился, что вскоре она перешла в семью Марика. Баль, помыкавшись в бедности, вдруг пошел в гору. Сам конг взял его начальником стражи, и еще удивительнее было, что дружина, состоящая из потомственных сайдов, полюбила нового старшину как родного. Так что даже острые языки уверились, будто дочь Лебба попала под покровительство самого Сната Геба, как внучка прошлого конга. Но тут домыслы жителей Скира иссякали.

Одно стало ясно: равнодушие Лебба к дочери обратилось неприязнью, а затем перешло и на Марика, хотя три наследника дома Рейду и становились воинами опять-таки под присмотром баль. И то верно, нелюбовь нелюбовью, а всякий тан считал, что его отпрыск должен стать лучшим воином Скира. И хоть многие из прошлых умельцев пытались заниматься наставничеством, но только один Марик Дари таких молодцов выпускал, что бывалых дружинных самого конга перемочь были горазды!..

Об этом и размышляла Рич, пока шла по Храмовой улице мимо роскошного дворца танов и угрюмого дома Креча, где ей не приходилось бывать ни разу в жизни. У храма Трех богов, который с наплывом иноземцев, не слишком чтящих верования сайдов, постепенно обрел имя Трех ос, имея в виду Сади, Сето и Сурру, Рич повернула направо. Миновав старый скромный дом Геба, в который конг обещал вернуться по окончании служения Скиру, толкнула ворота заведения Марика.

В просторном дворе было пусто, немногие ученики разбежались по домам. Обедали у Марика только свои и те, кто прибывал на обучение издали, но дальних учеников летом не было в городе вовсе. Посыпанную песком площадку разравнивал граблями старший приемный сын Марика и лучший приятель Рич — Тир. Двое младших — Лиди и Маэль, названные в честь отцов Оры и Марика, — азартно упражнялись с шестами, концы которых были обмотаны тряпьем. Дочь Марика — Илька, скорее всего, помогала Оре на кухне. Сам Марик сидел на скамье под колышущим листвой молодым одром, а рядом с ним улыбался розовощекий крепыш лет тридцати.

— Она вернулась! — прошептал на ухо подружке Тир. — Еще вчера утром!

— Кто? — вздрогнула Рич, так неожиданно было услышать в голосе всегда выдержанного и уверенного в себе парня волнение.

Тир, отбросив в сторону грабли, стоял напротив нее, сверкая глазами. Волосы его были взлохмачены, высокий лоб блестел, тонкие черты лица, выдававшие примесь корептской крови, дрожали.

— Моя мать! — чуть слышно пробормотал он.

Глава вторая
Марик

Всякий раз, когда Марик видел, что с Рич опять ничего страшного не случилось, он вздыхал с облегчением. А ведь было время, даже радовался, что вместо цветка растет в доверенном ему саду жгучая колючка. Нет, внешность-то у Рич была самая что ни на есть цветочная, а проще говоря, исключительная, поскольку, если ее мать была первой красавицей Скира, то дочка взяла от мамы все лучшее, да умножила это на породу дома Рейду. То есть довела прекрасные черты лица мамочки до совершенства, почти догнала Марика ростом, отрастила на время гриву светлых, отливающих золотом волос, научилась улыбаться и щуриться так, что у посеченных шрамами скирских ветеранов отнимался язык, а младшую поросль вовсе охватывал столбняк, но все остальное…

«Смерч!» — говорила о почти приемной дочке Ора. «Разбойница!» — довольно улыбался Тир. «Аиллюшка», — смеялась Илька. «Вредина!» — с затаенным восхищением щурились Маэль и Лиди. «Дочка», — говорил о ней Марик. Или «Рич», поскольку имя девчонки на бальском языке ровно то и означало: дочь.

Она и в самом деле больше всего напоминала выбравшийся на сушу морской смерч. Как говорил когда-то наставник еще молодого Марика — старый колдун Лируд, хочешь узнать человека, разбирай оставленный им след. Так вот, следов Рич не оставляла, потому как назвать следами развалины и пожарища у Марика не поворачивался язык. «Смерч», — повторял он вполголоса прозвище, данное девчонке Орой, а вслух все равно называл наследницу дома Креча дочкой.

Однажды он попробовал следить за ней, чтобы приструнить непослушную, но махнул рукой уже к обеду. Угнаться за нежным созданием с характером неугомонного зверька не было никакой возможности! Кажется, только что она мелькнула на нижних ярусах дома Рейду в Гобенгене, и вот уже окликнула Марика с маяка. Недавно он видел красный плащик на вершине прибрежного холма и тут же обнаружил ее плавающей вместе с Тиром на льдине в гобенгеновской гавани! А сколько синяков, шишек, царапин приходилось прижигать и смазывать Оре?.. Даже Тир, который хоть и был рассудительнее подружки, но тоже легко загорался всеми исходящими от Рич приключениями и забавами, не принимал на свое лицо и тело столько целебных снадобий. Может быть, именно поэтому красота разбойницы-непоседы расцвела, словно в один день?..

Как-то раз Ора, как обычно, протерла всегдашние царапины настоем горькой травы, сняла компресс с разбитой, но уже подзажившей губы девчонки, и Марик ахнул. На коленях у его очаровательной жены, любимицы всего Гобенгена, лучшей лекарки северной столицы сайдов, сидел не юркий зверек, который только и ждал, когда хозяин его зазевается и ослабит хватку, а ерзало прекрасное создание, место которому было в каком-нибудь хрустальном дворце, построенном на перистом облаке, а не в сырых коридорах древних башен северной земли!

— Красивая девчонка — наша Рич, правда? — прогудел смышленый Тир, а Марик под звонкий хохот Оры только почесал затылок, да отправился на берег моря обдумывать, как же ему справиться не просто со смерчем, а со смерчем-красавицей.

Справляться не пришлось. Нет, Рич вовсе не перестала доводить Марика до белого каления, но забавы ее постепенно стали иными. Как-то незаметно она перестала забавляться только ради возможности подурачиться и, главное, перестала делать глупости. Марик тем не менее продолжал присматривать за Рич и в какой-то момент решил, что если уж ничем, кроме внешности, она не напоминает девчонку, так и воспитывать он будет ее как мальчишку. Вручил тонконогому существу шест, деревянный меч и начал поднимать Рич рано утром вместе с Тиром и гонять по сопкам. Заставлял обливаться холодной водой, подтягиваться на балках-перекрытиях, сражаться потешным оружием, бороться, захватывая друг друга на покрытых циновками каменных плитах, и, надо сказать, кое-чего добился. Рич посерьезнела: времени и сил на забавы ей стало не хватать, да и нелегко было соревноваться с Тиром, который удивлял способностями и упорством даже самого Марика. Но уступать не хотела и она. Поэтому, стиснув зубы, снова и снова вставала и бежала, сражалась, боролась, подтягивалась, пока не стала не только для ровесников, но и для любого из молодых парней Гобенгена серьезным противником в схватках с потешным оружием. А что ей тогда было — каких-то восемь лет!

Вот в те дни Марик впервые и задумался об открытии, как он потом стал говорить, заведения по обучению воинскому умению.

А потом семейство Рейду вернулось в Скир. За ними последовал и Марик. Хотя Лебб, пользуясь смертью покровителя баль Ирунга, отказал наставнику дочери от дома, но в столице все постепенно сложилось самым лучшим образом. Отец Рич не сам, а через своего сотника (да, видно, не по собственному желанию, а по настоятельному наущению Сната Геба, помощником которого он вскоре стал) вовсе переложил все заботы о Рич на Марика.

Тот же поступил на службу к конгу, отдал ему шесть лет старания и труда, включая мудрые советы и подсказки (вот уж чего Марик никогда не заподозрил бы за собой сам), влюбил в себя всю сайдскую дружину, а потом получил от Сната Геба в качестве награды старую конюшню с прилегающим двором. Вот тут и пришло время исполниться его мечте.

Еще чуть больше года девчонка вместе с приставленной самим конгом к Марику воительницей Мэйлой упражнялась в наспех облагороженном дворе тогда еще не слишком известного заведения, а потом Марик отдал Рич в школу магов. Труда это никакого не составило. Оказалось, что Ирунг еще до своей смерти сделал соответствующие распоряжения и даже заранее оплатил три года обучения для первой дочери Лебба Рейду.

К сожалению, о Тире он не подумал, а у самого Марика лишних монет для обучения колдовству удивительно способного парня не нашлось, но тут дело взяла в свои руки Рич. Каждый вечер она стала вытаскивать Тира во двор и там в подробностях пересказывала все услышанное и обучала всему, что узнала от наставников. К ним тут же прилипали Илька, Лиди и Маэль. Ора начинала ругаться, но делала это вполголоса, потому как от радости заливалась краской. Ребята были смышлеными, кое-что у них получалось быстро и легко, но с Тиром тягаться было сложно. Тира перещеголять могла только Рич. Что уж тут говорить — делала она все легко, красиво и, что удивило Марика, по-доброму, волнуясь за приятеля больше, чем он сам. Правда, в школе магов девчонка продолжала потешаться над соучениками и наставниками, отчего Марик имел постоянную головную боль.

— Хорошая девчонка выросла, — по поводу и без повода повторяла Ора и тут же добавляла: — Но смерч!

А Рич будто слышала слова приемной матери и старалась им соответствовать в полной мере. Вот, расколотила дорогущий стол для магических опытов. Стоит теперь, шепчется о чем-то с Тиром, сама почти с него ростом, для удобства в упражнениях с мечом с коротко постриженными — пучок не затянешь — волосами, красивая и неукротимая, приемная дочь Марика Дари. Да, есть чем похвастаться перед Насьтой. Тем более хоть и бывал изредка Марик в заповедных реминьских краях, зато приятель его в Скире не показывался уже давно!

— Вот и Рич, — улыбнулся баль и хлопнул по скамье рядом с собой. — Садись-ка, дочка. А это мой давний друг Насьта!

Ремини расплылся в улыбке, Рич улыбнулась в ответ, хотя впору было вытаращить глаза: ведь Насьте, о котором она была наслышана, должно было исполниться уже почти шестьдесят лет, а перед ней сидел не только не старик, но как бы не ровесник Марика! Впрочем, на первое время были заботы поважнее, чем знакомство с давним приятелем семейства Дари. Рич обернулась к баль и тут же состроила на лице самую скорбную из всех возможных гримас.

— Я опять с горестными вестями. Сломала каменный стол наставнику Лайрису!

— Знаю, — вздохнул Марик. — Прибегал уже твой воздыхатель, Жорд Олли, кричал, что Бравус увел тебя в главный зал распекать за разбитый стол, требовал, чтобы все заведение с деревянными мечами отправлялось на выручку. Еле уверил его, что ты с Бравусом сама справишься… Вдребезги?

— На куски! — вздохнула Рич.

— Вот такой толщины была плита! — повернулся к приятелю баль, растопырив большой и средний пальцы.

— Вот такушки, выходит? — восхищенно воскликнул Насьта. — А тому ли она учится в этой школе колдунов? Я вот через Суйку добирался, так старина Дамп жаловался, что не хватает у него в подрядных каменщиков. Может быть, дочку твою туда отправить, Марик?

— Это зачем же? — насторожилась Рич.

— Ну как же?! — Насьта хлопнул ладонями по коленям. — Камни дробить! Вот такушки, моя дорогая! Зачем же такие способности на дорогущие каменные столы обрушивать? Для того существуют крепкие скалы!

— Да это он сам, Лайрис этот, такое заклинание слепил… — начала было оправдываться девчонка, но, поймав на лице ремини потаенную усмешку, зарделась, махнула рукой и побежала к умывальникам.

— Красавица! — покачал головой Насьта. — Поверишь, когда в ворота вошла, у меня дыхание перехватило, так она на мать свою похожа!

— Только выше на голову, — хмыкнул Марик. — Да волос у нее… золотой! Ора до сих пор косу, что девчонка сама себе отрезала, хранит!

— А так-то, ну вылитая Кессаа! — вздохнул Насьта.

— Как твой отец? Все стучит по наковальне мастер Уска? — спросил баль. — Как старик Анхель?

— А что им сделается? — потянулся Насьта. — Отец все так же возится с железом, благо ваш конг каждый год заказывает у него меч, чтобы вручить его лучшему молодому воину на День доблести, и не обманывает с оплатой. А Анхель тоскует по талантливым рукам и лечебным мазям Оры.

— Ну уж так и тоскует? — послышался голос жены Марика, и хозяйка вынесла к столу котел с ароматным радучским кушаньем.

Шестнадцатилетняя Илька, словно копия матери — такая же темноволосая, с мягкими, добрыми чертами лица, несла за ней котелок поменьше, следом загремели блюдами Маэль и Лиди. Тир тут же притащил скамью, чтобы все семейство уселось с возможным удобством.

— Не спеши! — остановила его Ора, — Пойдем-ка, поможешь мне на кухне, да и мясо подходит. И присмотреть надо за мелкими, чтобы руки как следует вымыли.

Тир понимающе улыбнулся Марику и отправился вслед за хозяйкой.

— Хороший парень, — сказал Насьта.

— Точно так, — кивнул Марик. — Хотя я и боялся, что проснется в нем что-то от его отца. Все-таки степным таном он был — владыкой, едва не покорившим всю Оветту! От таких людей семена непростые разлетаются. И если уж семя росток дало, так и плодоносить деревце мелкими плодами не будет. Порой казалось мне, что есть в парне какая-то червоточинка — то ли в уголках глаз, то ли в уголках губ, не знаю, тревога до сих пор гложет. Но если что и проявилось в нем от отца, то направлено оно правильно, а не поперек. С другой стороны, отчего бы ему было не пойти в мать?

— А ведь не нашли старатели Сната Геба тело Лека, — заметил Насьта. — Почитай, каждого мертвого хенна, кроме тех, что под стенами от колдовства сгинули, осмотрели. Не было среди мертвых Лека!

— Так и тело рисского мага и правителя Заха среди убитых риссов тоже не нашлось, — пожал плечами Марик. — Однако за прошедшие годы ни тот, ни другой так и не дали о себе знать! Если помнишь, плененные риссы вслед за хеннами уверяли, что погиб старший жрец Суррары, хотя веры у меня им как не было, так и нет. Уж больно подозрительной мне показалась их убежденность в этом. С другой стороны, где они тогда? Если Зах еще мог забиться в какой-нибудь угол, то Лек вряд ли. О том, что в степи происходит, сразу известно становится. Нет Лека ни в одном из родов, вся его дальняя родня откочевала к югу, а ближняя — его же усилиями почти стерта со степных равнин.

— Тир знает? — спросил Насьта. — Рич?..

— И тот, и другой знают все или почти все, кроме того, что случилось в храме Мелаген. — Марик хмуро постучал по столу пальцами. — Ну и еще кое-что в тумане для них скрывается. Но чувствую я, придется им скоро поведать о произошедшем в храме в подробностях. Однако ни Рич о том, как она появилась на свет, ни Тиру о пребывании его матушки под покровительством Лека говорить пока не хочу. Да и сам я не многое знаю. Только то, что Айра успела поведать Оре. Может быть, так сложится еще, что Айра сама все расскажет. Тиру уж точно.

— Значит, она вернулась? — замер Насьта.

— Не знаю. — Марик расцепил сплетенные пальцы. — Или она уходила куда? Ручкой на прощание помахала? Ничего тебе не скажу, но Тир второй день сам не свой: говорит, что чувствует мать. Близко она. Что ж, увидим. Ты-то ведь не затем в этакую даль тащился? И без тебя хватало гонцов, чтобы привезти конгу дорогой подарок.

— Не затем, — усмехнулся ремини. — Мог бы, конечно, сказать, что решил посмотреть на твоих детишек, пригласить все семейство в гости, попробовать стряпни Оры, так ведь не поверишь, хоть я и не совру.

— Почему же? — улыбнулся Марик. — Поверю!

— Он оживает, — прошептал Насьта.

— О ком ты? — напрягся баль.

— О нем! — Насьта стер с лица улыбку. — Вот такушки, дорогой мой! Или ты не понял до сих пор, что демон — или кто там управлял Мертвым городом — не изгнан и не уничтожен, а всего лишь затаился и ждет?

— Чего он ждет? — Марик смахнул со лба холодный пот. — Объясни толком! Или ты не знаешь, что сразу после войны Ирунг все окрестные земли перевернул, каждого младенца на учет поставил? Весь храм Мелаген линиями исчертил, сколько магических минералов перевел! Он сам мне говорил, что запах нечисти чувствует, а разглядеть не может. Ничего ему вызнать не удалось, да и сколько лет прошло…

— А сколько лет прошло, как зло в Суйке затаилось? — спросил Насьта. — Сколько поколений сменилось, пока изошло оно оттуда?.. Нет, баль, все не так просто. Ирунга уже нет, но попомни мои слова: добром все это не кончится! Старик Анхель мне так сказал: гудит что-то. Гул какой-то стоит, словно кто-то огромный шевелится в земле, горы дрожат. И тени в воздухе вьются. Не простые тени, а словно разодранные в клочья! Те самые, которым давно уж пора у престола Единого обретаться! Но главное — это гул. Раздраженный гул! Злобный! Маги — они чувствуют…

— Вот ведь как! — крякнул Марик. — Вдалеке, значит, — демон разберет где — чувствуют, а у нас тут словно ослепли и оглохли? Да в Скире только храмовников-жрецов за тысячу балахонов!

— А ты не шуми! — похлопал приятеля по плечу Насьта. — Или в храме, что баль на холме в своих лесах восстановили, не бывал?

— Бывал я в храме Исс, — кивнул Марик.

— Ну так и я бывал, — хмыкнул Насьта. — Знаешь, как там? Подходишь к стене и слышишь, о чем шепчутся люди у противоположной стены, а о чем жрец бормочет в центре зала, не разберешь! Так и здесь. А если добавить, что тот, о ком речь, не хочет, чтобы его услышали, то и вовсе страшно становится. Я думаю, правильно, что Ирунг его искал, жаль, что не нашел. С другой стороны, ну нашел бы он его? Как бы тогда все обернулось? Все-таки в теле он. В ком-то из тех, кому теперь от семнадцати или чуть старше. Анхель в демонах не разбирается, конечно, но рассуждает так: одним лишь можно объяснить то, что у нас были эти семнадцать лет, — он в теле молодого человека, а войдя в него, вынужденно движется к взрослению, как и этот человек.

— И что будет, когда он повзрослеет? — после паузы спросил Марик.

— Суйка будет! — стиснул зубы Насьта. — Мертвая земля от Сеторских гор до исхода Великой Степи. А может, и того хуже! Но как бы ни вышло, все одно — бойня. Кровавая бойня!

— Подожди! — нахмурился Марик. — Что ж ты сразу похоронную службу начинаешь? А если нет никого? Если тогда, в Храме, когда мать Рич в пепел обратилась, а мать Тира исчезла, если тогда он убит был?

— Да не был он убит! — поморщился Насьта. — Ну если ты Ирунга не слушал, собственные ощущения вспомни. Рассекла Айра связь и сгинула. Может быть, оттого и притаился звереныш, что связи той лишился. Помнишь слова на руке Кессаа?

— Зеркало. Кинжал. Пуповина. Зверь. Ребенок… — пробормотал Марик. — Через все прошли, зеркало уничтожили, кинжалом его пронзили. Пуповину, как сказал Ирунг, рассекли, отрезали зверя от звереныша. Вот до ребенка-звереныша только не добрались. И теперь он уже не ребенок, — добавил баль и потер запястье. — Да, хотелось бы поговорить с Айрой, если уж она жива осталась, многое могла бы рассказать!

— Что там рассказывать? — Насьта приподнял крышку на котле, жадно втянул ноздрями аромат. — Как бы драться не пришлось!

— Значит, помогать приехал? — Марик опустил локти на стол.

— Да, парень, — стер с лица улыбку ремини, — помогать. А если надо, так и погибнуть с тобой рядом! Правда, просьба у меня на этот случай одна имеется.

— Начинается! — скривился Марик. — Камень надгробный заказать, что ли, хочешь? Это ты теперь Рич проси, она у нас умелица по камням.

— Камень мне на посмертной тропе не понадобится, — вздохнул Насьта. — Да и не люблю я тяжести таскать. Ты же летописи свои продолжаешь? Записываешь: что случилось, что узнал, что вынюхал? Собираешь историю Оветты?

— И про это вызнал! — хлопнул ладонями по столу Марик. — Так не я первый, не я последний.

— Напиши обо мне, — попросил, приосанившись, Насьта. — Вот все как есть, так и опиши. Только роста мне прибавь полтора локтя, плечи сделай шире, опиши, что девки меня любили, да о всяких глупостях умолчи — ну, как мы с тобой в провал в Суйке попали, и о прочем похожем, — мало ли чего приключалось? Хорошо?

— Ну выдал задачку! — вытаращил глаза Марик. — Ты уж лучше не помирай пока, а то ведь я врать не люблю. Ремини долго живут, вот и будешь за меня дописывать хронику мою, сам все поправишь!

— А ведь плохо тут будет скоро. — Насьта снова стал серьезным. — Может быть, отправить твоих к моему отцу? В Репте ремини торговый двор держат. Да-да, не удивляйся, меняется кое-что под Аиле. Так вот, если туда с правильной весточкой добраться, подбросят до родных мест!

— Хорошо бы, — задумался Марик. — Только не поедут. Хотя… Ты лучше скажи, с чего это ты о Леке вспомнил?

— Так объявился он, — понизил голос ремини. — Сведения верные. Я в Деште на рынке неделю крутился, там слухи побойчее скирских летают. Видели его, с ним небольшой отряд — человек пять или шесть или того меньше. А скрывался он эти годы в горах, точно тебе говорю, больше негде, он же по матери — корепт. Говорят, что в Скир собрался, якобы убить Сната Геба или должок какой получить. Только не маловато ли против Скира пятерых или шестерых воинов? Я так думаю, а не за Тиром ли он сюда движется?

— Зачем ему Тир? — нахмурился Марик.

— По степи слух идет, что родила жена Леку сына с отметками великого танства и что только он, отмеченный богами, способен вернуть посрамленной степи былую славу.

— Тира я Леку не отдам! — вскочил Марик. — И об отметках этих даже думать не хочу. Он как сын мне! А через два дня испытание пройдет, так и вовсе воином конга станет.

— Так пусть становится, кто же спорит? — развел руками Насьта. — Да и мне имя не Лек вовсе. Ты не ори, мы же не в бальской деревне на сходе! Ты складывай новости в голову, складывай. Разбираться со всем придется. Я так думаю, если Лек отыскался, так и Зах может отыскаться. О нем тоже поговаривают. Слышал я в том же Деште, что случались у них посреди Дня сосульки ледяные на крышах, но пуще всего мне хотелось бы встретить кое-кого еще!

— Некого больше искать! — хрустнул пальцами Марик. — Айру бы найти, а остальных поубивало уж точно. Ни одного высшего мага Суррары в живых не осталось, кроме пропавшего Заха, да и тот давно сгинул, думаю. Ни одного хеннского шамана из старших! Больше половины скирских танов полегло! Да и Арух, помощник конга Димуинна, мертв. Ирунг о том совершенно точно сказал.

— А Сади? — прищурился Насьта. — Или зря я тогда на дудке играл, из пустоты его выкликал? Куда он пропал?

— Так ты веришь, что тот, кого сайды считают богом, тот, кто пролежал тысячи лет каменной глыбой, в тот самый день ожил и все еще бродит тропами Оветты? — удивился Марик. — Так ведь Ирунг говорил, что, если и отпустила Кессаа Сади, если вызволила его из камня, он на любую сторону мог уйти. Да хоть к престолу Единого! Сколько сотен лет он протомился недвижимо? Может, он прахом осыпался в тот же день. Дымом растаял! Чего ж он-то прячется тогда который год? Ему бы теперь во славе и почитании купаться!

— Дымом растаял? — хмыкнул Насьта. — Именно, что бродит тропами Оветты или сидит в укромном месте. Во славе и почитании купаться хорошо, пока ты каменным изваянием лежишь на постаменте, да пальцем шевельнуть не можешь, пока в твою честь гимны слагают. А стоит моргнуть, тут же сомневающиеся отыщутся. Вот именно то, что о Сади ни слуху ни духу, и убеждает меня в том, что мудрость он свою пока не растерял!

— Если еще жив, — уточнил Марик.

— Конечно, — согласился Насьта. — Ох, парень, смотри-ка, ты еще до сорока не добрался, а мы уж с тобой серьезные разговоры перекатывать начали. Теперь послушай вот о чем. Не только Анхель меня к тебе сюда отправлял. Мы вот с тобой слова, что словно сами по себе на руках Кессаа иссекались, вспомнили. А помнишь похожие надписи у тебя на руке? Такая же и у меня появилась месяц назад. И написано там было одно слово: Рич!

— Покажи! — подался вперед Марик.

— Так зажило уж, — пожал плечами Насьта. — Но показать есть что. Сегодня утром, когда к воротам Скира подъезжал, почувствовал. Смотри!

Ремини заголил предплечье и показал другу крохотную отметину — два штриха. Косой крест.

— Как думаешь? — прищурился Насьта. — Поцарапался я или тот, кто письма эти пишет, уже пробиться не может к письменному месту? Так, едва отчеркивает…

Побледнел Марик, как колоннада нового дворца конга, и сам рукав к локтю потянул. Точно такая же отметина и на его коже отчеркнута была.

— Может, поцарапался, но царапщик твой и до меня добрался, — хрипло заметил баль.

Ремини замер, смахнул шапкой пот с лица — даже под крону молодого развесистого одра проникали жаркие лучи Аилле.

— Значит, и вправду время, — вздохнул Марик и тут же обернулся, чтобы посмотреть, кому улыбается его гость.

— Послушай! — запричитал Насьта. — Баль! Отчего твои сыновья так долго моют руки? Аромат кушанья, что выбивается из-под крышки котла, опустошил запасы моей слюны!

— Уже-уже! — закричала Илька, а подбежавшие домочадцы Марика разом обратили тихое место в шумное гульбище.

Илька заняла место между Рич и Орой. Лиди и Маэль подсели к Тиру. Загремели тарелки, звякнули ножи, защекотал ноздри удивительный запах.

— Лиди! — Марик нашел взглядом старшего сына. — Ты Мэйлу позвал?

— Позвал! — кивнул паренек. — Да вон она!

Воительница уже шла через двор к столу. Марик скользнул взглядом по привычной сухопарой фигуре и вдруг замер. На платье старой девы не оказалось пояса. И седые волосы ее были растрепаны. Это так не походило на Мэйлу, что Марик уж решил, что у старушки случилось какое-то несчастье, но спросить ее об этом не успел. Мэйла медленно, не обращая ни на кого внимания, прошла к своему месту и села. Тир подвинул ей тарелку, старая дева наклонилась, и в то же мгновение ее голова соскочила с плеч и, разбив блюдо, с грохотом упала на стол.

Глава третья
Возвращение

— Мне определенно нравится здешняя кухня! — объявил великан Орлик, когда ранним утром троица покинула придорожный трактир, от которого до Скира оставался едва ли десяток лиг.

Начинался третий день короткого путешествия.

— Мне показалось или трактирщица тоже? — сдержанно улыбнулся Рин, поглаживая костяную рукоять меча.

— Кухня и трактирщица — это радости, которые нельзя отделять одну от другой! — доверительно сообщил приятелю Орлик. — Поверь мне, если хозяйка постоялого двора вызывает определенные чувства, значит, стряпня, ею приготовленная, достойна наполнить живот. Но верно и обратное! Если стряпня прекрасна, значит, прекрасна и стряпуха, или ее дочка, или, если уж время поистаскало бедняжку, прекрасно ее прошлое.

— Или соседка трактирщицы, или соседка соседки, или хоть кто-нибудь, кто дышит одним ветром с изготовителями столь чудесной похлебки, — весело продолжил Рин.

— В твоих словах начала появляться мудрость! — воскликнул великан.

— А что ты можешь сказать о трактирщике? — позволила себе улыбнуться Айра, которая правила лошадью в пяти шагах от спутников.

— Ничего! — почесал затылок Орлик. — Стоит мне явиться в любой трактир, как трактирщики куда-то исчезают! Или съеживаются, как застигнутые в мясной кладовой кошаки. Проверить бы, может быть, что-то не так у меня с дыханием? Однако если перестать скалиться, буду вынужден признать: много где довелось побывать, но эта земля не обделена благодатью, не в пример прочим!

— Что скажешь, Айра? — оглянулся Рин. — Мы уже третий день в твоих краях. Что-то изменилось за время твоего отсутствия?

— Вроде бы ничего, а вроде и многое, — пожала плечами та. Она уже третий день была одета, как и ее друзья, в радучские одежды. Не только новые плащи и шапки на всех троих были вытканы из тонкой шерсти, но и мешки с такой же шерстью подрагивали на спинах каждой из лошадей. — Те же дома, та же дорога. Скоча отстроена, Ласская крепость восстановлена. Говорят, что и Скир краше прежнего стал. Много иноземцев, чего прежде не бывало. Особенно хеннов. Почитай, каждый второй из встреченных — степняк. Словно не Скир победил в давней войне, а Великая Степь… Изменились лица у людей. Тревоги в них не стало меньше, чем было семнадцать лет назад. А вот злобы будто прибавилось. Да и в воздухе… Мутное что-то в воздухе. Как тогда, в Айсе, помните? Мгла какая-то, смертная… Но тени разглядеть не могу, только клочья непонятные. Смертью пахнет… Но внешне все кажется спокойным. Может, и обойдется?..

— Может, обойдется, а может, и нет, — заметил Орлик. — Злоба, похоже, есть, а злости я пока не замечал. В столице, бывало, зайдешь в кабак на окраине, звякнешь серебром, так и жди: кто слаще всех улыбается, тот первый и за нож схватится. А тут — ненавистью обливают, а острое в спину не тычут. Хотя… В сухом мху огня тоже нет, но стоит упасть искре… Вот помню, в последний раз…

— Добрый вельт, я прекрасно помню все твои «последние разы», — ласково перебил приятеля Рин. — В такую жару с искрами надо быть осторожнее. Но, судя по пышному лесу, дожди здесь тоже случаются. Как думаешь, что грозит этому миру, если у нас тут не сладится?

— Я стараюсь не думать об этом, — негромко ответила Айра и поторопила лошадь.

— А мне здесь нравится! — крякнул Орлик. — Поверите, даже задумался, чтобы передохнуть пару лет! Конечно, если после нашей охоты край не превратится в выжженную пустыню!

— Не хочу тебя огорчать, — вздохнул Рин, — но нынешняя охота вполне может выжечь и нас троих.

— С таким настроем лучше вовсе не охотиться! — молодцевато выпрямился вельт. — Или ты забыл, что мы самая удачливая троица? Так что будет охота, будет добыча, и отдых никуда не денется. И все надо обдумывать заранее! Старшая, ты говорила, что у тебя где-то здесь был домик? На берегу реки?..

— Да, был, — кивнула Айра. — Наверное, и теперь стоит. Далековато, но добраться можно. Кстати, я рассказывала. Именно те деревья, что растут рядом с моим далеким домом, пожалуй, и помешали нам добраться сюда раньше. Как раз они не позволяют искателям приключений на собственную голову, вроде нас с вами, проникать в Оветту без стука. С другой стороны, крепкие двери спасают от нежеланных гостей, но нисколько не мешают злодеям-домочадцам!

— Ну во-первых, я не считаю себя нежеланным гостем, — заметил Орлик. — Как можно не желать такого красавца, как я? Не улыбайся, Рин, не улыбайся, я селянок имею в виду! Что касается злодеев-домочадцев… Твои края, Айра, выглядят счастливыми. Есть ли тут вообще злодеи?

— Мои края казались счастливыми и раньше, — покачиваясь в седле, прикрыла глаза Айра, — Правда, многие из тех, кто светились от счастья, так и не узнали его вкуса.

— И все-таки здесь и вправду хочется вдохнуть полной грудью! — натужно рассмеялся Рин. — Может быть, и мне отыскать домик на берегу моря? Уподоблюсь вельтам, которые, исключая тебя, Орлик, ни дня не могут прожить без морского ветра! Что еще нужно для счастья? Большая и добрая семья! Найду тут себе девчонку, чтобы влюбилась в меня без памяти, да отчеканю с ней с полдюжины ребятишек!

— А как выбирать будешь? — хмыкнул Орлик.

— Кого выбирать? — не понял Рин.

— Девчонок же пропасть! — всплеснул руками вельт. — Пора бы уже привыкнуть, что на тебя вешается каждая вторая, и то при условии, что каждая первая не подозревает о твоем существовании. Как будешь выбирать ту, что тебе нужна?

— На глаз, — сделал строгое лицо Рин. — Не всем достает наглости ощупывать каждую приглянувшуюся селянку!

— Не каждую! — не согласился Орлик. — Смотри им в глаза, парень, и ты там увидишь «да» или «нет» еще до того, как успеешь задать вопрос…

Айра открыла глаза. Прокаленная светилом и не успевшая остыть за ночь дорога выскользнула из леса и потянулась через поля. Вдоль обочины торчали межевые столбы, топорщились тяжелые золотые колосья посевов, в отдалении прыгали мальчишки и, размахивая шестами с привязанными к ним тряпками, отгоняли птиц. Аилле еще прятался за Молочными пиками, но день уже наступил, и подсвеченные лучами вершины сами казались источниками света, наполняющего небо. Впереди обозначились шпили Скира, показалась макушка маяка, оголовки танских башен, в разрывах зеленых крон мелькнуло море. По левую руку выросла деревенька, у караван-сарая раскинулось огромное торжище, и на дороге как-то сразу прибыло и повозок, и путников, даже появились молодцеватые скирские стражники. Откуда-то выскочил суетливый толстячок с хеннским прищуром глаз и принялся ощупывать тюки на лошадях троицы, на ходу забрасывая друзей вопросами: что за ткань, откуда, в какую цену, сдают кусками или на отрез?.. Но Айра отпустила такое изощренное скирское ругательство, что торговец только оторопело вытаращил глаза и отстал.

— На заказ везем! На заказ! — на ломаном сайдском прогудел великан вельт, и любопытных смело с дороги, как зимним ветром.

— Ну что скажешь? — догнал Айру Рин.

— Ничего, — она посмотрела на него с болью. — Ты десять лет назад отправлялся взглянуть на родной город. Еще думал, что Камрета след подхватишь, когда мы его потеряли окончательно. Помнишь? Рассказывал, что равнина к востоку от развалин зазеленела, деревеньки появились на берегу озера, само озеро наконец наполнилось водой, но город твой мертвее мертвого, хотя на жирном грунте лес поднялся! Что ты чувствовал, когда увидел все это?

— Разное, — пробормотал Рин, — Вспомнил многих… Погоревал. А потом подумал, что не мое уже это все. Но больно стало. Больно, что нет родного угла, негде забить в землю кол, чтобы привязать коня. Надолго привязать.

— Ничего, — Айра оглянулась на приотставшего Орлика, шутливо ударила Рина кулаком в плечо. — И кол забьешь еще, и коня привяжешь. Хотя коню воля нужна. А вот оставлять вместо Скира развалины мне ой как не хотелось бы!

— Ну ты же не Камрет! — заметил Рин. — Да и мы с Орликом никак с ним не сходимся.

— Мы-то нет… — протянула Айра.

— Думаешь, что он точно здесь? — спросил Рин.

— Уверена! — Айра поджала губы. — И еще больше уверена, что ждет он нас. Сколько мы пытались пробиться в Оветту? А вышло только теперь! Вот увидишь, он специально след вытянул, специально огонек разложил, чтобы мы мимо не проскользнули. Вот только чем он приманил нас?.. На такой зов и Камрету силенок не хватило бы.

— Зачем ему мы? — не понял Рин.

— Не знаю пока, — пожала плечами Айра. — Хотя выбор невелик. Либо он понял, что готов разобраться с нами, либо охотится, и мы должны ему помочь.

— Камрет всегда охотится, — подтвердил Орлик, догнав друзей. — А помочь мы ему можем только в качестве приманки. Или кто-то еще сомневается? Если меня хорошенько пропечь, да с острым соусом — никакой демон не устоит! Кстати, город и в самом деле красив! Рано ему еще в развалины обращаться, рано. А какие тут девушки! Я сейчас видел одну… Нет, Айра, до тебя ей так же далеко, как мне до Рина Олфейна, но в общем и целом… Слушай! Ты говорила, что отец твой трактир держал, но разбираться с новым хозяином не хочешь. Давай я разберусь? Айра, а трактиры в Скире так же хороши, как по дороге к нему?

— Увидишь, — нахмурилась воительница и с волнением поторопила лошадь: — Поспешим!

Изменилось многое. Айра сразу же выделила взглядом и свежую кладку на подросших стенах, и подновленные башни, и расчищенный ров, но прежде всего поразилась многочисленным слободам, что начались за три лиги до городских ворот. Значит, что-то перевернулось в Скире, если плененные воины и захваченные рабы смогли не только заработать собственную свободу, но и остались жить под стенами столицы бывшего врага. И то сказать, как бы еще поднялся Скир после разорительной войны, как не поливая израненную землю обильным потом? Но не оттого ли казались пропитанными тревогой лица сайдов? И отчего злоба светилась в учтивых глазах ставших свободными хеннов? И легко ли далось кажущееся благоденствие Скира нынешнему конгу?

Айра долго морщила лоб, но так и не смогла вспомнить не слишком славного в ее время тана. Чурался Снат Геба торжественных приемов, да и возле тогдашнего дворца конга — дома Ойду — не появлялся, где прошлый советник конга Арух устроил магическую школу и где Айра начинала подниматься с самого дна Скира. С другой стороны, зачем ей это знакомство? Все равно с Ирунгова наказа придется начинать, а там видно будет. Другое теперь обжигало: с самого начала, с того момента, когда после тысячи неудачных попыток ей удалось отыскать то ли слабую нить следа Камрета, то ли отзвук его зова и с помощью Рина наконец пробиться в скрытую мглою небытия Оветту, почувствовала она сына. Не так, как тогда, когда он был частью ее самой, но почувствовала, и с тех пор едва сдерживала слезы.

На воротах досмотр оказался быстрым, но тщательным. Старшина дозора ощупал мешки, сделал запись в привратной книге, отнял загодя приготовленную монету и уже собрался опечатать оружие, но Айра с добрейшей улыбкой еще раз сунула ему под нос выданный Дампом ярлык, и стражник махнул рукой.

День уже разгорался, но Аилле не успел раскалить камень, и народу на улицах города было предостаточно, поэтому всадники спешились и повели лошадей под уздцы. Рин восхищенно вертел головой и едва не натыкался на многочисленных лоточников. Дома в Скире были не только выложены из светлого камня, но и побелены, отчего город казался чистым и спокойным.

— Верно, у Суррары переняли белый цвет, — пробормотала Айра. — В мое время дома все больше серыми стояли. Никому и в голову не приходило камень белить. Государство риссов разгромлено — поделилось, как сказал Дамп, да распалось на крохотные княжества, а порядки беления стен в Скире прижились. Хотя лица горожан добрее от белизны не кажутся… Ты что, парень, глаза таращишь?

— Улицы! — прищурился на Аилле Рин. — И вроде бы уж нагляделся за последние годы на просторы, которые нутро не теснят, а не устаю удивляться широким улицам. Дышится легче, чем на узких улочках какого-нибудь затрапезного городка!

— Все не легче, чем в море! — отозвался Орлик. — А народ-то в городе морской! И по походке чувствуется, и по ухваткам, да и, смотрю, половина фризов и барельефов на зданиях с морским зверем и рыбой. А это что за дворец? — разинул он рот у огромного здания.

Большая часть его была завершена, но некоторые стены еще покрывали леса. Привычные Айре башенки танских домов перемежались колоннадой и широкими ступенями. Отполированная поверхность мрамора сверкала под лучами Аилле, но казалась холодной даже издали.

— Не было! — удивилась Айра, окидывая взглядом величественное сооружение, путаясь глазами в башнях и переходах. — Не было такого здания в Скире! Похоже, кто-то очень разбогател, если сумел воздвигнуть такую громадину!

— Не в богатстве дело, — постучал себя по шлему молодой стражник, услышав последние слова Айры. — Не в богатстве, а в славе Скира! Это дворец конга, да не Сната Геба, который теперь конг Скира, а всякого, кого изберут конгом и в будущем!

Айра изобразила улыбку, со всей возможной учтивостью поклонилась пышущему гордостью юнцу и спросила:

— Почтенный стражник, а не подскажешь ли вернувшимся после долгих лет скитальцам, где теперь ведутся дела по владению домами и участками в Скире?

— О покупных делах или наследных интерес имеешь? — сдвинул брови стражник.

— О наследных, — пояснила Айра.

— Так там же, где и всегда! — ухмыльнулся юнец. — В западной башне совета домов Скира. Раньше он дворцом танов прозывался. Так там и прочие службы располагаются! И мытари, и надсмотрщики, и привратные писцы…

— Значит, трактир собираешься вернуть, о котором второго дня обмолвилась? — оживленно поинтересовался Орлик, когда троица отдалилась от словоохотливого молодца. — Или сына хочешь поискать?

— Нет, — мотнула головой Айра. — Трактир мне не нужен, а где искать сына, мне Дамп и так рассказал. Но встречу с сыном отодвинуть пока придется. Если Камрет чего-то от меня или от нас всех добивается, легкой прогулки по Скиру не выйдет, а я меньше всего хочу навлечь беду на сына и людей, что были ему родителями.

— Все-таки Камрет… — задумался Рин.

— Он здесь, — пробормотала Айра. — Хотя бы потому, что здесь демон. Жаль, что я пока не могу точно указать на бывшего правителя Суйки, но присутствие его несомненно. С другой стороны, выходит, и Камрет его пока не нашел? Вот и потягаемся. Или нам еще не случалось поохотиться вместе? Надеюсь, никто не сомневается, что я чувствую всякую нечисть не хуже Камрета?

— Камрет — неф, — усомнился Орлик. — Во всяком случае, мне он показался нефом. Он не совсем человек. Да, твои способности выше, чем у обычного нефа! Да, в Заповедных землях достаточно людей, которые властвуют и над нефами. Наконец, и Камрет не самый сильный маг и не непобедимый воин, но мы потеряли его след уже много лет назад! Многое могло измениться.

— Вот и посмотрим, — прищурилась Айра и обернулась к притихшему Рину. — Не обижайся, парень. Ты — лучший неф между мирами из тех, что мне довелось встретить! Если ты в чем-то перещеголяешь меня, я буду только рада.

— Ну, — прогудел Орлик, — на мечах Рин тебя переможет уже теперь! Зато по силе я его сомну, пусть он хоть тысячу раз будет нефом.

— Это точно! — не сдержал улыбку Рин.

— А насчет мечей мы еще посмотрим! — рассмеялась Айра и, подмигнув друзьям, повела троицу вниз по улице.

Дела удалось сладить быстро, хотя стражник у входа, которому друзья оставили лошадей и медную монету, уверял, что им еще придется посетить просительную раз десять, а то и больше. Успеху помог не столько выданный Дампом ярлык, уверенный скирский говор и обменный родовой перстень дома Стейча с изображением кольца из трех змей, сколько странный испуг чиновника. Тщедушный старикашка выпучил глаза сразу, едва увидел вошедшую в просительную троицу, тут же натянул колпак на уши, надул щеки и начал суетиться, стараясь угадать желания гостьи до того, как она выскажет их сама. Не прошло и недолгого времени, достаточного, чтобы опустошить в хорошей компании маленький кувшинчик вина, как на руках у Аиры был ярлык на отписанную ей Ирунгом башню, сразу три тяжелых бронзовых ключа и амулет отворота от запирающего ворота владения заклинания. Сбор за дар оказался уплачен еще Ирунгом, поэтому просительница отсчитала только писцовую пошлину и тут же стала владелицей отдельно стоящего здания, как и было указано в новеньком ярлыке.

Стражник, получивший еще одну монету за недолгое старание, изумленно открыл рот и не нашелся что сказать. Друзья взяли коней под уздцы и направились по широкой улице в сторону возвышающихся над городом отрогов Молочных пиков. Аилле уже выкатил на небо и теперь уверенно слепил глаза.

— Храм Мелаген, — показала Айра на величественное, окруженное садом и напоминающее скорее крепость, а не храм здание. — Отсюда я отправилась семнадцать лет назад в первое далекое путешествие, которое затянулось. Здесь же, как рассказал Дамп, расположена нынешняя школа колдовства.

— Странно, — задумался Орлик. — Я всегда думал, что храмы ставят богам, а здесь, в Скире, сплошь и рядом стоят храмы обычным людям. Я ведь помню твои рассказы! Кто эта Мелаген? Всего лишь внучка колдуньи! Так тут в Скире есть и храмы ее бабки Сето, и храмы ее деда Сурры, пусть он и не подозревал о своем дедовстве. И храм ее матери Исс, и даже храм ее невольного мужа Сади! Я правильно понял, что после того, как вечность назад твой долгоживущий отец ранил или почти убил Сади, именно Мелаген воспользовалась семенем окаменевшего бедолаги? Кстати? А ведь несладко ему пришлось… Слышал я о заклинании, что обращает человека в камень, но накинуть его на себя на сотни лет, да еще будучи при смерти?.. Лежать недвижимо, бродить тропами полусонья и медленно, двигаясь на волосок за год, пытаться себя излечить?.. Говорят, что даром это не проходит. Хотел бы я поглядеть на этого Сади! Одно мне непонятно, почему нет храма потомкам Мелаген?

— Мелаген сохранила имена потомков в тайне, — пожала плечами Айра. — Впрочем, теперь мы уже знаем: последний потомок Мелаген — дочь Кессаа, Рич. Кстати, когда-то я думала, что если в ней слилась воедино кровь всех трех пришедших в Оветту богов — и Сурры, и Сето, и Сади, — то какова же должна быть ее сила! А теперь все кажется проще. Трое небесталанных магов, скорее всего даже не нефов, волею случая оказались в чужой им стране и перекроили ее историю так, как им хотелось или как получилось. А получилось так, что их потомкам и потомкам их современников приходится расхлебывать их старания которую сотню лет.

— Так всегда бывает, — заметил Рин. — Всякое поколение расхлебывает старания предыдущего. Хотя оно же и пользуется плодами их трудов. А что касается богов… Орлик, разве единожды тебя принимали за бога в деревнях, в которые мы забредали во времена прошлых походов?

— Было! — запустил пятерню в рыжую бороду воин. — Хотя мысли о собственных храмах мне в голову не приходили. Однако бывало и наоборот! И гораздо чаще! Сколько раз мне приходилось спасаться бегством? Сколько раз меня принимали за демона, и это при моей-то доброте и покладистости? Где справедливость? Если уж кто может претендовать на родство с демоном, так только ты, Рин! Кстати, Айра, что же все-таки стало с тем каменным парнем, который проспал столько лет на постаменте храма Мелаген? Я что-то упустил из рассказа Дампа?

— Ничего ты не упустил, — ответила Айра. — Сади просто исчез.

— Ага, — кивнул Орлик и, разглядев впереди небольшой рынок, забросил на плечо пустой мешок, пробормотав: — Да будут боги милостивы к каменному бедолаге, куда бы он ни направился, а мне пора подумать о еде! Посмотрим, как здешние торговцы отнесутся к серебру из столицы Заповедных земель.

— Чего ты испугалась? — спросил Рин у Айры, подхватив лошадь Орлика.

— Ничего, — пожала она плечами, но Рин был настойчив.

— Ты не спускала руку с жезла, — заметил он. — Давно я не видел таких соперников, что заставили бы тебя ухватиться за жезл.

— Старый знакомый, — после паузы ответила Айра. — Один из тех странных людей, чья судьба вычерчена прерывистой линией и должна была бы уже оборваться сотню раз, но все тянется и тянется, словно назначенная ему ноша еще не донесена до нужного места. Этот чиновник очень старался, чтобы я его не узнала, но я слишком хорошо его запомнила. Когда-то он был помощником главы школы, в которой меня начинали учить магии. Его настоящее имя Синг. Он неплохой маг. Или даже уже хороший.

— Так, может быть, следует вернуться и укоротить ему язык? — нахмурился Рин. — Вряд ли он окажется неподвластен хорошему заклятью!

— Не стоит, — задумчиво возразила Айра, — Он был явно напуган — значит, не заинтересован в огласке. Не думаю, что Синг опасен. Я даже оставила ему зерно ве´сти. Это ли не знак, что ему ничего не грозит?

— Ты думаешь, он сможет им воспользоваться? — остановился Рин.

— Увидим, — пожала плечами Айра. — Главное, чтобы этим зерном могла воспользоваться я. Хотя Синг всегда служил кому-то, но, когда возникала опасность его жизни, всякий раз умудрялся вовремя исчезнуть. Не удивлюсь, если и теперь он уже собирает вещички.

Синг отвык бояться. Он вернулся в Скир постаревшим, под чужим именем, едва прослышал о смерти Ирунга Стейча, и купил место младшего пиша. За пять лет добросовестного труда и некоторых ухищрений, связанных где с угодливостью, где с едва различимой магией, бывший слуга мага Аруха, а затем поочередно маг самого правителя хеннов Лека и клейменый служка правителя Суррары Заха, добрался до места старшего писца, а вскоре и стал старшим в имущественной просительной конга. Никто не мог узнать в оплешивевшем старичке, который неожиданно для многих навел идеальный порядок в учете недвижимого имущества горожан, некогда угодливого и хитрого слугу самого советника конга. А если кто и мог, то, к удаче Синга, расстался с жизнью еще на войне с хеннами. Город отстраивался, старые дома находили новых хозяев, распределялись участки в заложенных за стеной слободах, деньги текли в казну рекой, а уж сделать так, чтобы отвести от полновесного потока золота и серебра тонкий ручеек в собственную мошну, Синг умел как никто другой. В какой-то момент он вовсе перестал бояться встречи с кем-то из знакомцев, способных открыть его подлинное имя или, того хуже, поведать о былой службе врагам Скира. И вот именно тогда в дверях его заведения появилась Айра.

Она почти не изменилась. Разве только в глазах вместо бывшего задора и озорства появился стальной блеск, и Сингу справиться с накатившим на него ужасом помогло лишь осознание того, что он-то ничего плохого бывшей ученице не сделал. Как бы не наоборот! Именно Синг отыскал в скирском порту удивительную девчонку, которая промышляла мелким воровством, но при случае могла щелчком пальцев заставить запылать порты на излишне приставучем стражнике. Именно Синг обратил на нее внимание самого Аруха, пристроил в школу и даже испросил для шустрой девчонки дополнительного обучения. Да что там говорить! Разве не Синг скрыл от всех, что узнал в истерзанной жене Лека собственную ученицу? Или он не узнал ее тогда?.. Славься Единый, так ведь она же может донести, что он служил хеннам!

Метнуть в девчонку, превратившуюся в женщину, загодя заготовленное заклинание Сингу помешало лишь то, что он прекрасно помнил: даже в пору ранней юности Айра была сильнее его. Да и что-то уж очень подозрительно быстро сомкнулись ее пальцы на коротком каменном стержне, подвешенном к поясу. С трудом подавив дрожь в коленях, Синг перевел дыхание и тут же принялся хлопотать по существу поданного прошения, проявляя невиданную до сего дня расторопность и тщание.

С хлопотами он справился быстро и только после ухода Айры заметил оставленное ею зерно. Оно лежало на столе, напоминая темный камешек с неровными гранями. Синг осторожно приблизился, наклонился, осмотрел подарок со всех сторон, принюхался, покатал зернышко по столу писалом, затем дотронулся до него пальцем, поймал и сунул за манжет. Опасности в зернышке явно не было, а что в нем таилось, Синг решил рассмотреть позже. Дела появились и важнее.

В очередной раз он решил довериться собственному чутью, которое до сего дня его не подводило. Задумавшись на мгновение, чиновник высунулся на улицу, крикнул стражнику, чтобы тот никого больше сегодня к нему не пускал, запер дверь изнутри на засов, размотал один из заполненных свитков, отыскал заранее оставленную пустую строчку и аккуратно внес запись о приобретении городом у никому неизвестного сайда роскошного дома на окраине Скира. На самом деле никакого дома по указанному адресу не существовало, но именно теперь Синга это беспокоило меньше всего. Цену чиновник поставил значительную, но, к собственному сожалению, всего лишь соответствующую сумме, что скопилась в запертом на тяжелый казначейский замок ларце. После этого Синг пересчитал общий расход по свитку и проставил нужную сумму на его срезе. Еще немного времени потребовалось на то, чтобы перемешать свитки в огромной корзине и поправить цифры в сводной ведомости. «Месяц будут искать — не найдут!» — удовлетворенно подумал Синг, прикинул было, куда он теперь отправится, но затем оставил долгие планы. Главное — добраться до Дешты, а там видно будет, куда двинуться — или в Радучу, или в Репту, посмотрит еще. Неделя у него была, не меньше.

Синг так и не стал всемогущим магом, но постоянные попытки приблизиться к совершенству развили в нем не только чутье к назревающим извивам собственной судьбы, но и способность предугадывать общие беды и несчастья. Он ни одного дня не верил в то, что после окончания войны с хеннами наступило бесконечное благоденствие. Точно так же он не верил и в то, что таившееся в Суйке необъяснимое нечто сгинуло и развеялось в тот самый день, когда черный смерч поднялся над храмом Мелаген. Синг рассчитывал, что ему всего лишь удастся спокойно прожить остаток лет, и расстался с этой надеждой, едва увидел Айру. «Бежать!» — решил колдун и немедленно приступил к сборам.

С помощью нехитрого, но неизвестного казначейским магам колдовства он вскрыл ларь и извлек оттуда почти все собранные деньги, после чего вновь замкнул хранилище, не оставляя явных следов магии. Затем Синг забрался на стол и снял с перекрестья потолочных балок сверток, в котором лежало изрядное количество золотых монет, более чем достаточное для безбедной жизни в любом уголке Оветты. После этого старый колдун набил монетами сразу два пояса, обернул их вокруг тела, вытащил из-под лавки корзину с нехитрыми пожитками, накинул на плечи дорожный плащ, натянул на ноги поношенные сапоги, а на голову — рептский колпак и выбрался из просительной через узкое окно, выходившее в переулок.

Еще до полудня Синг добрался до главных ворот, но подойти к стражнику не успел. Лишь на мгновение ему показалось, что кто-то смотрит на него с ненавистью, но этого было достаточно, чтобы старик остановился. В этот раз он что-то сделал не так. Синг повертел головой, пригляделся к дозорным, осматривающим очередную телегу, груженную клетками с птицей, к лоточникам и владельцам доходных домов, зазывающим покупателей и постояльцев, пока не уперся взглядом в цветастую корептскую повозку. Возле нее суетился низкорослый седой бородач и, судя по всему, сторговывал обтянутую тканью телегу дородному сайду. Старик даже подпрыгивал от усердия, но в ответ на все его доводы сайд лениво зевал и невнятно икал.

Синг уже было подумал, что обознался, но тут полог повозки дрогнул, за ним мелькнуло смутно знакомое лицо, высунулась то ли трость, то ли палка, и в следующее мгновение горло бедняги пронзила боль. Синг еще успел ухватиться за оперение тонкой стрелки и выдернуть ее, но зелье уже побежало по его телу. А когда судорога скрутила ноги и руки и Синг понял, что в этот раз чутье его не уберегло, в рукаве у него лопнуло и рассыпалось чешуйками зерно вести.

И Орлик, и Рин наследством Ирунга остались довольны. Рина устроило то, что башня была удивительно добротна и прочна, ее стены в основании достигали шести локтей толщины! К тому же удивительное укрепление стояло через улицу от богатого поместья Стейча, в котором проживали потомки умершего мага, а не примыкало к нему. Башня имела прочную бронзовую дверь, укрепленный бронзой дверной проем, напоминающий короткий тоннель, и узкие окна-бойницы, начиная с десятка локтей ее высоты. Орлика обрадовал небольшой дворик с колодцем и поилкой для лошадей, а пуще прочего — уличная жаровня, сложенная из глиняных кирпичей.

Айра сняла охранное заклинание с двери, а затем с помощью Орлика открыла все три замка.

— Неплохо-неплохо, — заметил Рин. — Пожалуй, эта дверка даже Камрета остановила бы. Во всяком случае, ключ этих замков не касался!

— Надеюсь на это, — буркнула Айра и первой шагнула в полумрак.

— Смотри-ка! — удивился вельт, разглядывая широкие ступени. — Вот где строят с учетом роста настоящего мужчины. А то все лестницы, что мне попадались до сего дня, словно были придуманы для каких-то недомерков!

— Не советовала бы я тебе, Орлик, оказаться на пути такого недомерка, как Камрет! — усмехнулась Айра.

— А то я с ним не знаком! — махнул рукой бородач.

— Под ноги смотри! — посоветовал Рин.~ Не нравится мне внутри.

— Наверху что-то есть! — отозвалась Айра. — Хотя на лестнице чисто.

— Чисто? — чихнул Орлик. — Да тут слой многолетней пыли! Как представлю, сколько ведер воды придется вылить… Айра, я не посмотрел, есть ли вода в колодце?

— Тихо! — прошипела та.

Пылью был покрыт и верхний зал. Паутина свисала с потолка, ткани, затягивающие стены, исторгали облачка пыли при малейшем движении. Только в центре помещения слой пыли был нарушен. Вокруг резного столика вилось множество следов, а сам он был завален обгорелыми обрывками пергамента. Айра вытянула руки в стороны, растопырила пальцы и медленно двинулась к столу. Орлик вытащил из-за пазухи желтый камень и начал раскручивать его над головой на длинном шнурке. Рин закрыл глаза и присел. Он первым и подал голос:

— Почти чисто.

— Не согласен! — возмутился вельт. — Не был согласен на лестнице, не согласен и здесь. Здесь грязнее, чем в самом грязном трактире, в который меня забрасывала судьба…

— Чисто, — согласилась Айра. — Камрет все-таки добрался до манускриптов Ирунга и сжег их.

— Камрет? — шагнул к столу Орлик.

На выжженных до черноты клочьях пергамента лежал короткий жезл с ременной петлей. На деревяшке были вырезаны слова: «Веселой охоты».

— Его почерк, — прищурился Рин. — Узнаешь свой старый жезл?

— Нет моего жезла, — стиснула зубы Айра. — Им он нас и приманил. Им, пожалуй, и дорожку в Оветту торил. Силы в нем было немерено, и Камрет выжег его дотла. Перед нами одна видимость. Ничего нет. Смотри.

Она щелкнула пальцами, и тут же жезл рассыпался в прах, а вслед за тем оказалось, что прахом стали и куски пергамента, и пыль покрыла теперь уже все, включая и столик.

— Хорошую картинку слепил коротышка, — хмыкнул Рин. — А на ловушку поскупился или и в самом деле имеет на нас какой-то расчет? Но я все равно его достану!

— Вот где Камрет, выходит, прятался все эти годы, — задумалась Айра. — Я не о башне говорю, обо всем Скире. Пергаменты сожжены около десяти лет назад, пожалуй, сразу после смерти Ирунга. Хранились они вон в том сундуке, и, судя по всему, охранных заклинаний на них было наверчено более чем достаточно. Но Камрет преодолел их легко и сделал это уже давно. А жезл оставил, чтобы, не возвращаясь в башню, вызвать нас! Все просчитал! Чего он ждал столько лет?.. Слушайте! А если его уже нет в Оветте? Если он отказался от охоты? Предоставил дело нам? Вызвал нас не отсюда, а из ближайших окраинных земель, где сидит теперь и ждет, когда мы добудем для него демона! Не удивлюсь, если он и убил Ирунга!

— Да, — согласился Рин. — Когда имеешь дело с Камретом, лучше не удивляться. Но он здесь. Неужели ты думаешь, что он столько лет готовил представление, чтобы любовался им кто-то другой?

— Впрочем, я все же удивлена. — Айра прикрыла глаза. — Я всегда думала, что мудрее Ирунга нет никого. Не хотелось бы мне в нем разочаровываться даже через столько лет после его смерти.

— И что ты предлагаешь? — Орлик выудил из груды хлама ведро. — Нет, я был бы безмерно рад, если бы Камрет убрался куда подальше, даже если это испортит настроение Рину, у которого свои счеты к коротышке. Но что делать с пылью? Я вот предлагаю просто залить здесь все водой.

— Я предлагаю искать, — твердо сказала Айра. — Искать завещание или послание Ирунга! После визита Камрета оно может остаться только там, где нет никакой магии, никаких заклинаний.

— Все ясно! — вздохнул вельт. — Уборки способом поливания и выплескивания не выйдет. Опять будем все просеивать между пальцев… Прямо как подручные Дампа в этой самой Суйке!

— Айра! — бросился к старшей Рин.

— Все… — она тряхнула головой, оперлась о руку приятеля. — Уже прошло. Лопнуло мое зернышко. Быстро-то как! Нет уже нашего чиновника. Или мертв Синг, или при смерти. И кто ж его так… Кого же он увидел? Единый, благодать твоя, это же Зерта! А там, где Зерта, там и братец ее. Ну вот, Рин, охота и в самом деле получается веселой. Муженек мой в городе! Лек! А с ним и его свита. А значит, таиться от собственного сына и я не буду.

Глава четвертая
Храм

— Здесь все и произошло, — глухо выговорил Марик.

Рич потрясенно молчала. За стенами Храма отгорал день, все еще стояла жара, но спасительная прохлада камня вдруг показалась ей непереносимой стужей. Все, что случилось за прошедшие сутки, все, что еще в полдень давило на нее неподъемной тяжестью, теперь казалось уже не столь важным. Но даже и то, что она, как и Тир, узнала об истории собственного рождения, не поразило ее больше, чем то, что оставило после себя след в виде выжженного пятна и треснувшего камня. Главным был черный след, что появился семнадцать лет назад на плитах большого зала храма Мелаген, а все остальное годилось лишь для зимних разговоров у потрескивающего углями камина, даже если касалось близких и дорогих людей.

Рич нащупала на шее ожерелье матери, которое, как выяснилось, та собрала из камней, вырванных из собственного тела. Коснулась рукояти, как ей казалось, простецкого, пусть и пропитанного магией меча, который был принесен в Оветту из неведомого мира еще Сето. Поймала пальцами серебряный жезл, выплавленный Ирунгом из металла, что остался на камнях после исчезновения матери Тира. Почему Марик отдал его только теперь, задала Рич себе вопрос и сама же ответила на него: потому что не смогла бы жить с новым знанием так, как жила до сих пор. «А как ты будешь жить теперь?» — снова спросила себя Рич и не нашлась что ответить.

Марик и Насьта сидели на опустевшем после исчезновения Сади постаменте. Тир, согнувшись над черным пятном, ощупывал выбоину в камне.

Рич подняла глаза. Вон на тех балках ее мать девчонкой скрывалась от зорких глаз наставниц, что учили уму-разуму танских дочек в храме Мелаген. На этих же плитах она училась танцевать и здесь же исполнила последний танец. Здесь все началось, и здесь все закончилось.

Так все и было. Ничего не утаил Марик, все рассказал, что вызнал за долгие годы, что со слов самой Кессаа, что со слов Оры, что со слов Ирунга, который до последнего своего дня не оставлял вниманием дочь некогда ненавистной ему девчонки. Пытаясь избежать похоти тогдашнего конга — Димуинна Ойду, не зная ни имени собственной матери, ни имени отца, она доверилась седому воину баль, бывшему лишь немногим старше нынешнего Марика, и ударилась в бега, рассчитывая соединить судьбу с возлюбленным Леббом Рейду. Но судьба столкнула ее с сыновьями Ирунга, которые в короткой схватке нашли свою смерть. И полоса смертей продлилась до самого храма Сето, расположенного недалеко от Дешты, где Лебб Рейду предательски убил защитника Кессаа, но так и не стал ее мужем по обычаям сайдов. У того же храма нашли смерть и конг Димуинн, и тан Олли, и многие другие. А потом случилась битва у бальского храма Исс, где погиб отец Марика, где кровь потомков Мелаген сняла древнее заклятье, освободила и Суйку, и Суррару и положила начало еще более страшной войне, чем та, что велась до сих пор. Там Кессаа убила собственную мать. Убила, защищаясь, но заплатила за убийство страшными муками…

Рич прерывисто вздохнула. Несколько жизней сплелись в такой неразделимый клубок, что выдернуть отдельную, не тревожа остальных, было невозможно. Мэйла обучала Кессаа владению мечом, потом преследовала ее, потом охраняла в ту страшную ночь с горсткой сайдов храм Мелаген, а еще через годы стала наставницей дочери Кессаа.

Мать Тира сначала преследовала мать Рич, потом спасала ее, а затем здесь, на этом самом месте, сделала вместе с ней одно дело. Как перенесет парень историю собственной матери? Как будет жить с осознанием, что его отец едва не обратил в пепелище всю его нынешнюю родину? Как свыкнется с мыслью, что его мать была обречена его же отцом на смерть? А сама Рич?..

Как она будет смотреть на Лебба Рейду, когда тот в очередной раз появится во дворе заведения Марика и, высокомерно косясь на упражняющихся сыновей, даже не спросит о том, как поживает его дочь? А ведь как бы Рич ни фыркала на любое упоминание о собственном отце, именно его она жаждала видеть. Именно его похвала ей была нужна! Не ради ли отца она истязала себя воинскими упражнениями, чтобы доказать красавцу тану, что достойна называться его дочерью открыто, а не вполголоса с многозначительными усмешками! Может быть, ей следует поговорить с ним? Например, спросить о том, почему он взял ее мать силой, почему он так изменился, ведь не могла ее мать влюбиться в напыщенного и жестокого истукана? А сможет ли она спросить? А ну как выхватит меч или кинжал и убьет собственного отца так же, как он убил воина Зиди — защитника юной Кессаа? Или так, как убила Кессаа собственную мать?..

Рич вздрогнула и открыла глаза. Насьта вытащил тонкую дудочку и начал выдувать из нее легкую мелодию — наверное, ту же самую, которой он на этом самом месте удерживал на грани сущего мира окаменевшего Сади. Точно так же он заиграл на дудочке, когда голова Мэйлы упала на стол. Может быть, именно его мелодия не дала Ильке забиться в истерике, вывела из столбняка Маэля и Лиди. А через мгновение Марик содрал с балки навеса полотенце и накрыл сидящий труп вместе с головой. Но Рич успела разглядеть. Она успела разглядеть срез. Он не кровоточил. Кровь запеклась на нем. Он был прижжен, Рич даже показалось, что она слышит запах обожженной плоти. Запах живой обожженной плоти. И это было тем ужаснее, что обожженной плотью пахло от мертвой Мэйлы. Ее строгая наставница пришла за стол уже мертвой. Рич, конечно, помнила рассказы о мертвецах, что ходили по Суйке, словно живые, но никогда не думала, что это будет выглядеть именно так.

Насьта перестал играть только после того, как Ора увела Маэля и Лиди. Она хотела увести и Ильку, но та заупрямилась. Глаза девчонки потемнели, губы сжались. Она сидела возле Рич и не сводила взгляда с Тира. Не туманного влюбленного взгляда, каким обычно светилась младшая подружка Рич, а строгого и уверенного, словно говоря ему: «Я знаю, ты не подведешь меня».

Рич даже позавидовала тогда Ильке, точнее, загрустила, что ей не на кого посмотреть таким же взглядом. Не то чтобы она никогда не примеряла на себя в грезах Тира, но их почти равенство в возрасте и постоянная воинская близость в обучении в доме Марика сделали их не просто братом и сестрой, а почти близнецами. С таким же успехом Рич могла бы примерить на себя самого Марика. Вот уж кто казался ей истинным подобием достойного внимания мужчины, но и он был настолько родным для нее человеком, что никаких других чувств, кроме безусловного обожания и доверия, в ней даже не могло шевельнуться.

А вот Ильке не помешало, что Тир становился мужчиной У нее на глазах. Впрочем, и Тиру не помешал возраст возлюбленной — сам глаз с нее не сводил, хотя и держал себя с Илькой еще строже, чем с Рич. Но вольность-то — дело наживное, натешится и губами красавицы девчонки, и ее телом после свадьбы. Всего-то осталось: через день пройти Посвящение в воины на большой арене Скира. Тогда Тир получит право поступить на службу и завести собственную семью. Да и Ильке до семнадцатилетия, после которого принято принимать сватов, остался один год. Впрочем, с согласия родителей невесты, о нем можно и вовсе забыть! И появится еще один бравый воин в дружине Сната Геба. Тир, правда, рассчитывает остаться младшим наставником в школе Марика, но ведь неизвестно еще, как жизнь может обернуться?

Вот какие мысли вертелись в голове Рич, когда она сидела в двух локтях от обезглавленного тела Мэйлы и все пыталась понять, что за магия заставила мертвую воительницу дойти до стола и сесть на свободное место.

А потом во дворе заведения появился нынешний старшина стражи конга Картус, и началось долгое разбирательство. Была обыскана и опечатана комната Мэйлы, опрошены все, кто находился в доме, вызваны колдуны. Сам Бравус приплелся из храма Мелаген вместе с вечно погруженным в мрачные мысли дряхлым Вертусом. Жрец уже было начал увещевать разбирателей в том, что никакого особенного колдовства в предсмертии и смерти девицы Мэйлы применено не было, разве только раскаленный в очаге меч, но тут подал голос Вертус, и Бравус счел за лучшее замолчать. Никто лучше Вертуса не мог разобрать хитроумное колдовство, при том что сам наставник общей магии колдовать не любил и делал это редко и крайне неохотно. Вертус бестрепетно наклонился к трупу, понюхал срез, только что не лизнул его, затем поднял голову, зачем-то долго вглядывался в глаза несчастной, но подал голос, только чтобы остановить Бравуса:

— Магия огня наличествует. Хитрая и тонкая, но именно она. Рискну предположить, что речь идет о жидком огне, но приготовленном заранее и наведенном на жертву на расстоянии. Женщина была подчинена, затем неизвестный нам умелец умертвил ее дух, оставив тело на грани смерти, и набросил огненную удавку на горло. Она и подействовала… — Вертус на мгновение запнулся, но тут же уверенно продолжил: — Подействовала, едва несчастная попала в перекрестье взглядов. А сейчас мы проверим одно предположение.

Он поднял не успевшую окоченеть руку Мэйлы и заголил рукав. На смуглой коже красовались два штриха — двойная царапина. Не косой крест, нет. Уголок. Рич тут же схватилась за собственное запястье. Вздрогнул Марик. Выпучил глаза Насьта. Тяжело опустился на скамью старшина дружины.

— Одиннадцатая смерть, — вздохнул Картус, теребя обвислые седые усы. — Десять ветеранов умерли похожим образом. У кого была отсечена рука, у кого нога, но у каждого такая же отметка на руке! У некоторых были сожжены внутренности. Неизвестный маг ни разу не повторился! И всякий раз смерть случалась в людном месте. Не расползлись еще слухи по Скиру? Расползутся! Просто, когда отваливается, к примеру, нога и человек падает замертво, ущерб в глаза не бросается. И кровь не хлещет, и штаны не распадаются. Экий забавник отыскался в Скире!

— Еще будем ждать смертей? — поинтересовался Вертус.

— Вряд ли, — глухо пробормотал Картус.

Старый воин, бывший кормчий одной из самых больших галер, сменивший на посту старшего дружины Марика, стянул с головы колпак и вытер им пот со лба.

— Последняя она была, — пробормотал он. — Я всю неделю голову ломал, а потом, вчера еще, догадался. Все десятеро были во время войны в охране храма Мелаген. Ирунгу подчинялись. И Мэйла ими командовала, кстати. Сегодня хотел поговорить с ней, не успел. И у всех такая же отметка. Но, кроме этих одиннадцати, никто не выжил. Ирунг давно умер. Эх, никто его руки не рассматривал! Не было больше никого в храме в ту ночь…

— Было, — твердо сказал Марик и заголил руку.

— И я, — протянул Насьта.

— Та-ак, — озадаченно протянул Картус. — Это что же? Охрану к вам теперь приставлять?

— Для начала освободить от занятий в школе магии, — Удивляясь сама себе, брякнула Рич и тоже выставила перед собой руку. — Я, наверное, тоже в той войне в храме Мелаген отметилась?

— И я? — потянул рукав Тир.

— Четверо еще, что ли? — воскликнул Бравус.

— Правда, живые пока, — помрачнел старик Вертус. — Но отметка-то у вас чуть другая, да… И высечена иначе… О Марике Дари и ремини я и сам слышал, рассказывал мне кое-что старина Дамп за кружечкой теплого вина, а вот об этой парочке… Я уже давно понял: в нашей школе без златовласой сорвиголовы никакая пакость обойтись не может, и все-таки…

— Их матери были в храме, — проговорил Марик. — И обе остались там. Одна навечно, другая… другая исчезла.

— На этом следствие прерывается, — поднялся на ноги Картус. — Повелением конга все, связанное с храмом Мелаген, отнесено к тайным делам. И служба в большом зале храма Мелаген не ведется уже семнадцать лет неспроста. Не болтать попусту! Надеюсь, повторять мне это не придется? Марик, одолжи моим ребятам тележку, на которой возишь дрова, мы увезем тело. Охрану оставить?

— Охрану? — не понял баль и окинул взглядом двор.

С тревогой, приложив ладонь к губам, смотрела на него Ора, не отрывали от названого отца колючие взгляды Тир и Рич, хлопала мокрыми ресницами Илька, ковырял пальцем клапаны в дудке Насьта.

— И что она может, твоя охрана? — вздохнул Марик. — Вот был бы жив Ирунг!..

— Ну не только Ирунг владел тайнами магии! — выпятил живот Бравус. — По моему разумению, присутствующий здесь Вертус, которого подобрал к наставничеству еще сам Ирунг, нисколько не слабее покойного тана Стейча. Достойны уважения познания и умения наставника Лайриса, да и наставники Качис, Добириус, Туск — мастера в своих областях!

— Особенно Добириус! — хмыкнула Рич.

— Не оскверняй, дочь, уста свои хулой на старшего над тобой! — поднял руку Бравус.

— Не согласна, — надула губы девчонка, вспоминая наставника по боевой магии, который один принес школе больше урона, чем она со всеми шалостями. — Я преисполнена уважения к почтенному наставнику Вертусу, признаю знания наставника Лайриса, готова смириться с Качисом и Туском, хотя толку от них тут будет немного, но Добириус… Да он сожжет заведение Марика!

— Не твоего ума дело, неразумная! — побагровел Бравус. — А дело это — есть дело, в котором заинтересован сам конг!

— Твое почтение! — с печальной усмешкой остановил поток его негодования Вертус. — Я хотел бы объясниться. Как вы уже поняли, одному из наставников поочередно с другими придется нести дозор в этом гостеприимном доме. Несомненно, Картус согласует тонкости с самим конгом, но несомненно также и то, что с тех пор, как мы начали заниматься таинственными смертями, Снат Геба настоятельно потребовал, чтобы наставники школы магии, а при необходимости и старшие школяры не оставляли вниманием данные происшествия. И это при том, что до сего дня все происходящее оставалось в тайне! Так вот по поводу уважаемого наставника Добириуса, чей пыл порой опережает его возможности, а равно и любого другого мага, хоть наставника школы, хоть жреца одного из Храмов, или даже какого-нибудь неизвестного нам до сего дня искусника, я могу сказать только одно. Никто не справится с этим забавником на том поле, на котором он, очевидно, безмерно силен, то есть в магии! Убит или остановлен он может быть только обычным или специально подготовленным оружием, если только и в этом не окажется на голову сильнее противников. Опережая вопросы, скажу сразу: как готовить такое оружие и как его применять, я не знаю. Но сказанное мною мне самому очевидно точно так же, как и то, что и сегодня на камни Скира не прольется ни капли дождя! Поэтому не ждите от скирских колдунов чуда. Все, что они могут, умереть чуть позже обычного человека, что и позволит им рассмотреть забавника или его магию в действии.

— Как давно начались смерти? — подал голос баль.

— Третьего дня, — отозвался Картус, наблюдая с мрачным видом, как рослые стражники грузят на тележку тело Мэйлы, потом махнул рукой и зло сплюнул под ноги, поворачиваясь к воротам. — Ох, не нравится мне это дело! Когда армия хеннов стояла под стенами Скира, и то так не покалывало под лопаткой!

— Мы были тогда моложе, — негромко вымолвил Марик.

— Я пришлю первого наблюдателя, — степенно произнес Бравус и тоже направился к выходу со двора, но, обернувшись возле ворот, важно изрек: — Пойдем, наставник Вертус, нам нужно обсудить происшедшее!

— Кто он? — негромко окликнул Марик шагнувшего к воротам мага. — Кто он, этот забавник?

— Кто? — переспросил Вертус и хрипло рассмеялся. — Тебе ли, славный воин, задавать такие вопросы? Или это я совершал подвиги в осажденном Скире?

— Выходит, что следы ведут в осажденный Скир? — нахмурился баль.

— Ты видел следы? — удивился Вертус. — Поведай мне, воин, что бы ты сказал, если бы кто-то на твоих глазах сумел бы в тяжелом доспехе запрыгнуть да хоть на ограду твоего двора?

— Человек не способен на такой прыжок! — воскликнул Марик.

— Вот! — хмыкнул Вертус и пошел прочь, бормоча и приговаривая: — Человек не способен… Насчет доспеха я, конечно, несколько переиначил, и все же… Конечно, человек человеку не указ, и все-таки не встречал я пока…

Тогда, после ухода Бравуса и Вертуса, после того как удалился старшина конга и до заведения Марика перестал доноситься скрип колес тележки, на которой покинула свое последнее пристанище седая воительница Мэйла, во дворе повисла тишина.

Ора молча убрала со стола, потому как никому не шел кусок в горло, да и забыли все о еде. Пришедший к вечеру пузатый и несуразный дучь Качис, наставник целительства и травничества, не отказался от блюда тушеного мяса, но и его сопение и чавканье аппетита ни у кого не вызвали. Ночь прошла спокойно, незадачливый охранник сладко похрапывал на вынесенном на воздух топчане, а рано утром навалились новые заботы.

Сонного Качиса сменил серокожий наставник Туск, который, видно памятуя о своем хеннском происхождении, не преминул поклониться Тиру. Из чего Марик заключил, что Насьта не выдумал слухи об интересе хеннов к сыну последнего великого тана, но расспрашивать специалиста по оберегам и амулетам не стал.

Голод взял свое: завтрак прошел в молчании, разве только Илька решилась подойти к Тиру, молча сдвинула рукав на его руке и приложила к ранке листок дорожной травы. Парень глубоко вздохнул, и Марик вдруг подумал, что Тиру нелегко приходится сдерживать себя, ведь давно уже положил он глаз на свою почти сестру. И еще баль подумал о том, что, если бы много лет назад Ора не осталась ждать своего избранника у далекого дома на берегу прозрачной Ласки, кто его знает, остался бы он сам жив?

Утром Рич с молчаливого одобрения Марика не пошла в школу, а вместо этого вслед за Насьтой, устроившим показательную чистку всего имеющегося у него оружия, включая пересчет полнящих тул стрел, занялась старинным мечом собственной матери, притрагиваться к которому баль разрешал в редкие дни. Теперь ей разрешение не требовалось. Тир, как обычно, разровнял песок, подтянул навес над столом, подмел опавшие от жары листья одра, побрызгал на каменные плиты водой и тоже вытащил из оружейной простой хеннский меч, который вручил ему Марик еще лет пять назад. Так и вышло, что к полудню каждый из находящихся во дворе, кроме погруженных в хозяйственные заботы Оры и Ильки да перестукивающихся потешными деревяшками братьев, занимался оружием. Даже Туск и тот перестал перебирать многочисленные амулеты, которые свешивались с его серой шеи, и принялся надраивать куском войлока самый крупный из них.

— Ну воинство, что скажете насчет недолгой прогулки?

Баль поправил на плече диковинную глевию, которую Редко вытаскивал под лучи Аилле, погладил резную рукоять Драгоценного меча, выполненного лучшим мастером ремини, и дал знак Рич, Тиру и Насьте следовать за ним. Ора тревожно замерла, остановив жестом рванувшихся было за отцом братьев. Илька испуганно прижала к губам ладонь, но Марик только подмигнул дочери.

— Рано прощаться еще, рано! И ты, хенн, присматривай тут за слабыми да малыми!

Туск степенно кивнул, и небольшой отряд выбрался на прокаленную светилом пустынную улицу, чтобы через недолгое время распахнуть тяжелые двери главного зала храма Мелаген, к уборке которого Рич так и не успела приступить. Тут баль и начал долгий рассказ.

Ни слова не проронили ни Рич, ни Тир, пока текло неторопливое повествование, и, когда оно закончилось, повисла долгая пауза.

— И что я ему должен буду сказать? — наконец спросил Тир, который ощупал каждый изгиб черных камней над следом давнего колдовства.

— Ты говоришь о своем отце? — крякнул Насьта, отрывая от губ дудку.

— А что, друг ремини, твой отец тоже направляется в Скир? — нахмурился Тир.

— Нет, спасибо Единому! — сделал испуганное лицо Насьта. — Только ведь тут дело такое: я бы на разговор особо не рассчитывал. Вряд ли некогда великий тан сможет тайно пробраться в столицу, но если и проберется, так не разговоры с тобой разговаривать будет! А если и собирается поговорить, то не здесь. Будь я на его месте, огрел бы тебя по башке или, того лучше, подсыпал в еду зелье да увез туда, где тебя никто не найдет, а уж там и поговорить попытался бы. Вот такушки, приятель!

— Я не хочу себе такой судьбы, — отрезал Тир. — Хотя… посмотреть в глаза отцу не отказался бы.

— Судьба подобна клубку дорог, — вздохнул Марик. — Жизнь выталкивает нас на перекресток, а там уж… Сначала мы держимся за руку и идем вслед за нашими родителями или наставниками, но рано или поздно остаемся с дорогой один на один. Ненадолго. Ровно до того момента, когда не придется вести за собой жену и собственных отпрысков, катить перед собой в повозке занемогших родителей. Не важно, парень, какой судьбы ты для себя хочешь, важно, какую выберешь.

— Я уже выбрал! — отрезал Тир.

— А если твой отец встанет на твоем пути? — прищурился Марик. — Если пойти против него будет то же самое, что переступить через его труп?

— А он сможет переступить через мой труп? — побледнел юноша.

— Не знаю, — пожал плечами баль. — Как ты понял, однажды он был готов переступить через труп твоей матери.

— Я не такой! — повысил голос Тир.

— Возможно, что и он был не такой! — выпрямился Марик. — Когда-то была мать и у Лека, сына всесильного тана Каеса. И ее смерть вряд ли вызвала бы радость Лека, но так же, как и его отец, он не противился смерти твоей матери. Думаешь, он это сделал потому, что его сердце зачерствело или он был так уж плох? Я не был с ним знаком, но готов предположить, что страсть, которая овладела твоим отцом, не оставила места в его сердце для твоей матери, парень, да и для тебя в том числе.

— Мое сердце уже занято, — глухо проговорил Тир.

— Это ли теперь самое главное? — неожиданно для самой себя произнесла Рич.

Она смотрела на друга, нервно поглаживала серый, переданный ей Мариком жезл, теребила ожерелье из зеленоватых камней.

— А что главное? — поднял глаза Тир.

— Вот, — заголила рукав Рич. — Вот самое главное! Не думаю, что отметки расставляет неведомый нам забавник, но он ли это делает, или нас предупреждает кто-то из несчастных, расставшихся с жизнью, но не ушедших к престолу Единого, важно одно: нам грозит опасность! И для начала я хотела бы выяснить, как защититься от нее. Мне бы очень не хотелось, чтобы и моя голова упала на блюдо! Это… бессмысленная смерть.

— Самый лучший способ избавиться от страха — защищать от него других, — усмехнулся Насьта. — Разве ты не поняла? Древнее предсказание предрекло тебе спасение Скира! В этом нет никаких сомнений, ты похожа на свою мать, как сестра-близнец, к тому же обладаешь золотыми волосами, которыми она похвастаться не могла. Так что это мы должны выяснять у тебя, что нам следует делать!

— Но я не знаю! — растерялась Рич.

— Я постараюсь подсказать тебе, — раздался дрогнувший голос.

Глава пятая
Стрелка

Поиски ничего не дали. Ни с Айрой, когда она перед уходом в город оглядела все помещения, ни после, когда и Рин, и Орлик опустились на колени, словно искали в каменных щелях оброненный золотой. Напрасно Рин расставлял колдовские вешки, напрасно Орлик раскручивал свой магический камень, ощупывал каждую пядь кладки — никаких меток или тайников старого мага отыскать не удалось.

Наконец, когда, чихнув, наверное, в тысячный раз, вельт завопил, что облизал каждый камень и вдохнул всю местную пыль, Рин махнул рукой и разрешил ему залить башню водой.

Сначала вельт все-таки вытащил во двор все, кроме совсем уже неподъемных скамей и шкафов, что заняло никак не меньше четверти дня. По крайней мере светило, которое Айра называла ласково — Аилле, успело не только подняться над городом, но и проползти изрядную часть пути до вечернего утопления в волнах теплого моря. Но уж после Орлик с жаром принялся выплескивать на пыльные камни воду из деревянной кадушки, которую наполнял, накручивая ворот оказавшегося полноводным колодца.

Башня впитывала воду, как старый войлок. Открытые комнаты на нижних ярусах, в которых не нашлось ничего, кроме обветшалой мебели и толстого слоя все той же пыли, блаженно вдохнули морской ветер. Камин наконец-то избавился от застывшего пепла. Камни задышали свежестью, узорные переплеты окон обнаружили под клочьями паутины мозаику из цветного стекла, ступени витой лестницы уподобились уступам горного водопада, своды посветлели и даже как будто стали казаться выше и изящнее.

— Ты бы осторожнее был с колдовскими штучками, — посетовал Рин, заглянув в одну из ветхих корзин. — Я смотрю, пучки трав перепутались и искрошились.

— Весь этот хлам — в огонь, — кивнул Орлик в сторону уличной жаровни, над которой начинал попыхивать парком едва оббитый от нагара котел. — Травки пересушены и пусты, корни обратились в прах, настойки скисли. Все ценное я собрал вон в тех корзинках. Там кое-какие минералы, несколько бутылей вина, которое я без Айры не рискну пробовать, да разная утварь. Жаль, библиотеки у здешнего хозяина я не нашел, так что, думаю, приятель, нам досталась его запущенная мастерская или башня для тайных свиданий! Конечно, если к свиткам и книгам не приложил загребущей руки Камрет. Еще я хотел бы знать, куда ведет заложенный камнем ход из подземелья? Кстати, если бы не затворы на дверях, поспорил бы, что родственнички здешнего мага уже наведались в башню и вынесли все ценное. Смотри, сундук, в котором, по словам Айры, должны были храниться свитки, и то с дырой!

— Со странной дырой, — пробормотал Рин, разглядывая отверстие в резной крышке. — Интересно, какое оружие могло его оставить?

— А кто его знает? — пожал плечами великан. — Меня больше интересует другое: как Камрет, демон его раздери, пробрался в башню, не снимая печатей и наговоров? Или он горазд скакать из одних окраинных земель в другие, умудряясь прицеливаться точнее точного? И что он отсюда вынес? Или маг и в самом деле был беден, словно степняк в засуху? И не Камрет ли пробил эту дыру?

— Ничего не могу сказать насчет дыры. — Рин захлопнул крышку и уставился на узор. — А сундук старый.

— Рухлядь! — Орлик выплюнул сгусток пыли.

— Нет, прочный. — Олфейн провел пальцами по узору. — Здесь вырезана карта города. Смотри, нет ни слободок за городской стеной, ни нового дворца, что мы видели. А дыра была залита воском. Вот следы. Нет, Камрет тут ни при чем… Прибери-ка, друг, этот сундучок. Да и перекусить, думаю, пора. Вряд ли Айра вернется до темноты.

— С ней все в порядке? — сдвинул брови вельт.

— Пока да, — кивнул Рин и опустил деревянную лопатку в котел. — Она хотела наведаться в бывший трактир своего отца, а потом отправиться к Марику, что присматривал за ее парнем.

— Вот те на! — обескураженно сдвинул на затылок колпак великан. — Пошла в трактир и не взяла меня с собой?! У меня нет слов, которые я мог бы высказать по этому поводу в приличной компании! У меня вообще ничего нет. И не только утреннего добродушия. У меня и с посудой не густо, всего-то и имеется — пара оловянных блюд да десяток кубков, не считая вот этого котла, в котором до сего дня варили явно не вельтскую похлебку. А я хочу есть!

— Ты уж прости, друг, и я опять занялся не вельтской похлебкой, — хитро прищурился Рин. — Но в следующий раз…

— В следующий раз единственный поглотитель твоей стряпни будет уже числиться в списках погибших от истощения! — торжественно поклонился Орлик. — Ладно, мешай свое варево! Разборчивым едоком я становлюсь только на полный желудок, хотя, надо признаться, твоя стряпня в последние годы огорчает меня все реже.

— Всякий неумелый повар научился бы искусству приготовления пищи, если бы имел несчастье лицезреть твою недовольную ухмылку, да еще с такой высоты! — заметил Рин. — Ничего, вот найду себе девушку, поговорю с ее родителями, посватаюсь и забуду о существовании кухни.

— Найми лучше кухарку. — Орлик наклонился к ведру, плеснул пригоршню воды в лицо, прополоскал рот. — И кухню не забудешь, и жениться не придется! А если кухарка хороша… Хотя чего страшного в женитьбе? Никогда не понимал молодцов, которых даже разговоры о женитьбе доводили до дрожи.

— А сам почему никак не остепенишься? — улыбнулся Рин.

— Сам-то? — Вельт с хрустом расправил плечи, потянулся. — Сказал бы я тебе, что не нагулялся, но ты ж не поверишь. А я просто все никак не найду ту, которая мне нужна. Ты уж прости меня, но вот не могу удержать поганого языка за зубами: отчего у вас не срослось с Айрой?

— А разве у нас должно было срастись? — удивленно поднял брови Олфейн.

— Ну как же? — великан растерянно захлопал глазами. — Я, конечно, не мастер говорить на такие темы, но вы с ней для меня, считай, что единственная родня между мирами! Ты ж смотрел на нее как на богиню! Глаз не мог оторвать! Или насмотрелся уже?

— Интересно, — Рин присел на корточки и задумчиво погладил забитый в дворовую мостовую, отполированный веками камень. — Видишь, как получается? Я всего лишь не мог оторвать от Айры глаз, а ты уж прирастил меня к ней всеми прочими частями тела.

— Значит… — нахмурился Орлик.

— Не прирос, — развел руками Олфейн. — Да и не пробовал, честно сказать. А потом уж и не по мне оказалось то, что бушует у нее внутри. Нет, ты не думай, я готов был к ней прирасти. Если б она позволила, так и прирос и болтался бы теперь, как сорная ветка, привитая к плодоносящему стволу. Она просто-напросто сказала мне, когда я в очередной раз изображал умирающего от тоски: не стоит. Сказала много лет назад. Или ты думал, что мы делим с ней постель? Нет, приятель, на верхнем этаже нашего домика в столице у нас разные комнаты. А общий домик… Так надо было, чтобы никто не домогался нашей красавицы. Хотя она могла бы при желании одарить оплеухой любого. Или чем покрепче. Видишь, даже ты поверил в нашу близость, хотя мы не закатывали никакого празднества и уж точно не пытались тебя обмануть. — Рин присел на край колодца. — Она сказала: так надо. Сказала спокойно и убедительно, хотя правоту ее умом я понял недавно. Ее сердце занято, вельт. Не только сыном, но и еще чем-то. Как бы не прошлой любовью или ненавистью. Кто знает, во что обычно превращается прошлая любовь? Надеюсь, боги даруют удачу ей и ее сыну, но еще больше надеюсь, что тот, кто однажды станет для нее чем-то большим, чем ты или я, будет ее достоин. Она младше тебя, Орлик, и лишь немногим старше меня, но именно ее мудрость не раз спасала нас с тобой, и благодаря ее мудрости я остался тем, кто я есть, — а именно тоскливым типом, который изо всех сил старается сдерживать собственную тоску. Благодаря ей я не превратился во влюбленного дурака, а остался просто дураком. Я бы даже сказал, тоскливым дураком!

— О чем же ты тоскуешь теперь? — растерялся Орлик.

— Не знаю пока, — ответил Рин, поднялся, окинул цепким взглядом загроможденный скарбом двор, скользнул глазами по стенам, оглянулся на Молочные пики. — Хорошую башню отписал нашей девочке старый колдун. Если расставить насторожь по стенам двора, можно будет похлебать сытного варева, не вздрагивая на каждый шорох. А внутри башни несложно и недолгую осаду выдержать!

— Что-то я не понял! — насторожился вельт. — Мы охотиться сюда прибыли или в осаде сидеть?

— На то она и охота, — успокоил друга Рин. — Или мало мы улепетывали в свое время от намеченной нами дичи?

— Бывало, — хмыкнул Орлик. — Так ведь то от робости да неумения. Теперь все будет иначе!

— Ты так считаешь?

Рин выпрямился, расправил плечи и закрыл глаза, подставив лицо под лучи Аилле. Великан жадно втянул ароматный запах, поднимающийся из котла.

— Послушай, — заметил он. — А ведь я бы и вправду здесь задержался. Красивый город, море, вкусные овощи, не слишком просторная, но высокая и прочная башенка, тихая улочка, крепкая ограда, достаточно монет в кошельке. Может быть, как сладим нынешнее дело, я тут и останусь? В качестве сторожа негаданно накатившего на Айру имущества! А?

— Однажды ты говорил примерно то же, — пожал плечами Рин. — Тебе приглянулась мельница на высоком берегу реки. Или мельничиха. А потом, когда мы выкурили оборотня из прибрежного тростника, в деревне не осталось ни одного дома, только пепелища.

— Ну так то была едва ли не первая охота! — почесал затылок Орлик. — Согласись, что все прочие охоты обходились куда спокойнее. И то сказать, мы же не устраиваем облаву на нечисть так, как любит Камрет? Он ведь порой готов войну начать на половину какого-нибудь мира, чтобы только дичь упала в его ловушку, как созревшее яблочко! Это не охота, приятель, а забава, только забава — кровавая!

— Однако в столице именно Камрет слывет лучшим охотником, — задумчиво проговорил Олфейн. — И самым удачливым! Даже Айра согласна, что. порой только его уловки и помогают добраться до нечисти.

— Так ты уже не собираешься предъявить Камрету счет? — поднял брови вельт.

— Почему же? — погладил рукоять меча Рин. — Конечно, Камрет горазд приврать, я даже готов предположить, что он без достаточных оснований приписал себе участие в твоей судьбе, но мою мать убить мог только он. Я наводил справки, она была не из тех, кто боится выдернуть меч из ножен. А уж если выдергивала… Одно то, что она владела таким мечом, — Олфейн вытащил меч из ножен на палец, — говорит о многом. Вряд ли Камрет сумел бы поладить с ней в честной схватке. Хотя в деле-то я его не видел… И все-таки, думаю, он взял ее хитростью. Впрочем, какая разница? Он убил ее. И я должен ему отомстить. Но дело не только в мести. Камрета нужно остановить. Да, он один уничтожил больше пакости, чем десяток лучших охотников. Да, редкая охота обходится без жертв, такова уж природа нечисти, она прикрывается людьми, если не пожирает их напрямую. Но кто еще в столице, кроме Камрета, не чтит кодекс предсмертия?

— Кодекс предсмертия… — присел на ветхую скамью Орлик. — Это же неписаный закон!

— Однако действенный! — отрезал Рин. — Всякий нарушивший его исключается из цеха охотников. И исключенный становится кем-то вроде прокаженного. Ни в одной приличной гостинице он не получит места, никто не сядет с ним за один стол в хорошем трактире! К тому же списки кодекса существуют. Заметь!

— О списках кодекса не тебе мне говорить. — Великан запустил пятерню в бороду. — Я в жизни столько не вывел рун, чем когда его переписывал, да и ты не одно перо обломил! Не раз себя спрашивал: зачем старался? Не обязательно быть охотником, чтобы сбывать трофеи! А не вступишь в цех, так и исключать тебя не будут. Чем замечателен этот самый цех? Только тем, что всякий его участник должен вставать на защиту прочих охотников? Однако в столице и так безопасно — стражи не дремлют.

— Ты сам все знаешь. — Олфейн опустил голову. — Дело не в безопасности, хотя в самой столице охота редка. Дело в соблюдении кодекса. Ты его помнишь?

— Наизусть, — расправил широкие плечи Орлик. — Пришлось вызубрить. И то сказать, сколько мы оставались дикими охотниками? Больше десяти лет!

— И что нарушил Камрет? — прищурился Рин.

— Да все! — хмыкнул вельт. — Вот хоть это: «Охота — не забава». Или вот еще: «Всякое существо становится дичью охотника не по роду или племени своему, а по ужасам и бедам, им производимым. Не убивай понапрасну, поскольку что тогда отделит охотника от зверя, если первый признак зверя — напрасные смерти?»

— Все сложнее, — присел рядом с другом Рин. — Что такое напрасные смерти? С одной стороны, всякая смерть напрасна, с другой — припомни хотя бы одну нечисть, что убивает ради забавы? Зверь, каким бы он ни был, забавляется редко. Он питается. Жрет. Иногда обжирается. Для него смерти уж точно не напрасны! Или ты сдираешь шкуру с молодого кабанчика ради забавы? Просто каждый поступает в меру собственного естества. И охотник в том числе. А вот Камрет…

— …не признает никаких правил, — продолжил Орлик, прислушиваясь к скрипу скамьи. — Однако не это ли создало ему славу?

— Он настойчив и терпелив, — кивнул Рин. — Бессердечен и хитер. Мы никогда не сможем доказать, что он горазд устраивать массовые бойни и губительные войны, если будем бродить по оставшимся после Камрета пепелищам. Он редко проливает чужую кровь сам. Камрет сложнее, чем он может показаться. Он как жезл мага, стиснутый в кулаке. Знаешь, мои рассуждения о коротышке не удивили никого из старых охотников, а я разговаривал со многими. Они мало что знают о Камрете, он всегда охотился один, не любил хвастать трофеями, но все они помнят его флягу и короткий меч с самых юных лет. Он старше их всех! Кое-кто даже думает, что Камрет и есть никому не известный глава цеха. Его основатель!

— Подожди-ка, — Орлик осторожно привстал и пересел на трехногий табурет. — Так ведь у цеха нет никакого главы! Есть сход, есть смотрящий за порядком…

— Основатель цеха был! — поднял палец Олфейн. — Но о нем никто не помнит. Однако вернемся к коротышке. Так вот, Камрет всегда охотился один, но никто и не согласился бы стать его напарником. Некоторые даже обмолвились, что у Камрета когда-то в незапамятные времена случались напарники, но подозрительно быстро гибли.

— Зачем ему напарники из Заповедных земель, если он всегда разыщет парочку придурков на месте? — почесал затылок Орлик. — И мы с тобой тому примером.

— Не всегда, — не согласился Рин. — А моя мать? А ее брат или кем он там ей приходился? Кодекс предсмертия… Помнишь? «Не оказывай помощи охотнику, кроме как по его просьбе или при опасности его жизни».

— «Но если дичь его уходит от него, а ты не призван ему в помощь, не пресекай бегства дичи, потому как и бегство его дичи тоже входит в охоту его», — вспомнил Орлик. — Этот кодекс предсмертия настолько запутан и сложен, что взятье его помощью за ухо коротышку будет сложновато!

— Сначала разберемся с ним, а потом будем подыскивать основания! — Рин ударил кулаком по скамье, которая не преминула тут же развалиться на части.

— Спасибо, порадовал! — закатился в хохоте вельт. — Да будет эта неприятность самой крупной неприятностью, которую ты отыскал на свою задницу в этом прекрасном городе! Я не слишком нарушил кодекс тем, что не пришел на помощь?

— Основания найдутся! — отрезал, поднимаясь и отряхиваясь, Олфейн. — Да, с одной стороны, пока никто не доказал вины Камрета, мы не можем его убить и даже обязаны при соответствующей его просьбе помогать ему. С другой стороны, признано это другими охотниками или нет, если он поставил себя вне кодекса, значит, и мы ему уже не братья и не помощники!

— Оветта не просто одна из окраинных земель, — заметил, собрав бороду в пучок, Орлик. — Тут можно расставлять силки, не опасаясь наступить в чужую ловчую яму. Вряд ли сюда пробился кто-то еще, кроме Камрета и нас. И все-таки как же его зацепить с помощью кодекса? Может, этим? «Не будет охотой кара убийце, если преступление и природа его обычны для той страны, где он убивает»?.. Нет, не подойдет. Или вот еще: «Всякий охотник исполняет правила и законы страны пребывания в той же степени, в какой их исполняют и прочие жители, и должен быть готовым к тому, что и над ним может случиться суд, подобный суду над обычными людьми».

— Не это главные слова, — вздохнул Рин. — Главные слова те, что идут в самом начале: «Кодекс охотника есть кодекс предсмертия, потому как всякий охотник должен помнить, что смерть идет по его следам, дышит ему в спину и целует его пятки».

— И? — покосился на приятеля Орлик. — Я помню: «…целует его пятки, поэтому во всякий миг жизни будь готов к смерти». Слушай, я и сам не раз ошибался при переписывании, а что, если каждый переписчик добавлял что-то от себя? Как-то не очень ложатся в кодекс слова о… пятках! И что это значит: «будь готов к смерти»? И как к ней можно подготовиться? Ну представь себе, что я знаю день своей смерти. Что я могу сделать? Одеться в чистое? Раздать долги? Отпустить слуг и освободить рабов? Разделить имущество между детьми?.. Разделил бы, если б знал их по именам и имел имущество. Подать нищим? Это готовность к смерти? Или как там?..

— Как там… — как эхо повторил Рин, уставясь в точку перед собой. — Ты не понял главного, Орлик. Все это — полная ерунда. Никакого кодекса предсмертия нет. То, что ты учил, — забава для новичков, которыми и мы когда-то были. Главное — только эти слова: «Помни о смерти». Это важные слова! Хотя бы потому, что как никто не смертен, поскольку путь наш не оканчивается с гибелью тела, так никто и не избежал смерти, в каком бы обличье она ни пришла. И нас это касается тоже. Не только меня — ведь никто не доказал, что нефы бессмертны. Но и тебя, и Айры, пусть жизнь в столице и отодвинула вашу старость вдаль. Камрет забыл о том, что смерть идет за ним по пятам. Он ведет себя так, словно смерти нет вовсе. Значит, я буду его смертью. И насчет того, что следует одеться в чистое, — важно. Хорошие слова. Я на месте Камрета приоделся бы. И вспомнил бы о долгах — их у него накопилось предостаточно!

— Хотел бы заметить, — вельт хлопнул ладонями по коленям и поднялся, — что Камрет Камретом, но есть вещи и поважнее. Если ты забыл, так я напомню. Здесь, — великан повел вокруг себя рукой, — идет охота. Может быть, Камрет, и в самом деле, опять сплетает свою паутинку. Не удивлюсь даже, если нам назначена роль приманки в его снастях, но здесь идет охота! И зверь, на которого охотится Камрет, судя по тому, что рассказала Айра, может оказаться даже коротышке не по зубам. И победить его куда важнее, чем разобраться с Камретом! Давай, друг, закончим с главной охотой, а потом объявим охоту на коротышку.

— Зачем он охотится? — вдруг повернулся к приятелю Рин. — Зачем он сжигает добычу, если есть тысяча других способов обезопаситься от плененной нечисти? Да, он приносит иногда в лавки столицы разную мелочь, но главные трофеи, которыми любит прихвастнуть, не продает. Куда он их девает?

— Ну, — собрал бороду в кулак Орлик. — Девает куда-то. Продает где-то еще… Или складывает куда-нибудь на черный день!

— Обездвиженных демонов? — усмехнулся Рин. — Высушенных упырей?.. Да он давно уже должен был скупить половину столицы, а у него нет там даже дома!

— Или мы не знаем о его доме, — предположил вельт и вдруг замер.

— Что ты?.. — побледнел Олфейн.

— Да вот, — с трудом выдавил через посиневшие губы великан. — Мошка какая-то укусила… Похоже, я передумал оставаться здесь… Тут мошки больно жалят…

Рин выпрямился как пружина, слепил туманный комок и тут же отправил его к каменной ограде, в выщерблине которой мелькнула быстрая тень. Пятно льда еще только начало с треском расползаться по древним камням, а воин уже вырвал из шеи друга короткую тонкую стрелку и зажал рану крепкими пальцами.

— Держись, вельт! — прохрипел он чуть слышно. — Из такой ямы мне еще не приходилось тебя вытаскивать…

Глава шестая
Встреча

Он ждал ее возвращения, и все-таки появление Айры представлялось Марику почти невозможным. Баль даже ущипнул себя за запястье, как раз где-то в районе косого креста. Сколько раз он стоял на краю гибели, сколько раз видел отблеск смерти, но впервые явственно почувствовал, что все имеет начало и конец. Словно шел длинной дорогой, забрался на гору и увидел одновременно и далекую деревеньку, из которой начал путь, и чуть различимые силуэты то ли окраины города, то ли постоялого двора, где этот путь однажды закончит. Если, конечно, доберется до конца пути. Или — где смерть, там и конец?.. Что это вдруг он задумался о смерти? Неужели из-за того, что в дверях зала появилась Айра?

Наверное, почти так же он почувствовал бы себя, если бы это была Кессаа. Правда, Кессаа рассыпалась в прах, он сам вместе с Ирунгом и Насьтой ползал по камням и собирал ее пепел. У Насьты тогда тряслись руки, и Марик, не стесняясь, плакал, а Ирунг ворчал, что никогда еще ему не приходилось добавлять в колдовскую смесь слезы баль.

Никому не известно, что смешивал маг, только через год после той страшной ночи старый колдун наконец расплавил капли серебра, в которые превратилась оправа магического зеркала, и отлил короткий, неровный жезл, который цветом напоминал свинец. Отлил и передал его Марику, когда навещал золотоволосую девчонку в Гобенгене. Сказал только, что всему свое время, но жезл этот не совсем жезл, не для обычного он колдовства, да и много чего собралось в него вместе с каплями серебра.

Впрочем, Марик никогда не был докой в жезлах, да и вообще в колдовстве, хотя и змеились по его коже магические узоры, выколотые старым наставником Лирудом, хоть и чувствовал он, как сказал тот же Ирунг, больше любого храмового колдуна. Впрочем, что толку от того чувства? Ну страшным ему показался жезл, едва не выронил, когда в первый раз коснулся его, потом уж всегда через ткань хватался, а в первый раз словно обжегся. Да и то сказать, все-таки пепел Кессаа был в смеси! Знала бы Рич, отчего серебро стало серым, наверное, не прицепила бы резной стержень просто так на пояс, спрятала бы хоть в суму. Хотя разве есть тайник, в который можно укрыть хоть что-то на веки вечные? Не собственными ли глазами видел баль, как исчезла Айра, и — вот она. Стоит в дверях точно такая же, как и в ту давнюю ночь, прикусывает дрожащую губу, и Марику кажется, что словно не было долгих семнадцати лет и его ладони по-прежнему покрывает кровь, смешанная с пеплом Кессаа.

— Да, — повторила Айра. — Я постараюсь подсказать тебе.

Повторила для Рич, но глаз не отрывала от Тира. А когда он поднялся и медленно подошел к ней, оказавшись выше на голову, вовсе замерла, окаменела, только выставила вперед острый подбородок и смотрела, смотрела на молодого парня, не замечая, что слезы текут по ее щекам.

— Насьта! — раздраженно обернулся Марик. Но ремини уже и сам догадался, снова поднял дудку, пробежался пальцами по клапанам, и словно лесной ручей зазвенел в зале старого храма. Зажурчал переливами, а поверх его голоса запел лесной птах, а за ними зашуршал ветер, зашелестели листья, зацокала мелкая белка, запищала утренняя мошка. И из-за спины Айры появилась Ора, обняла за плечи сразу и ее, и Тира, прижала мать и сына друг к другу, сама прижалась к ним и негромко запела что-то на дучьском наречии, удивительно совпадая с мелодией Насьты. А затем в зал проскользнула Илька и закружилась в легком танце, словно опрокинутая корептская чашка с тонкой ножкой, да так, что узор на ее юбке обратился туманной радугой. И баль удивился еще раз, потому что ощущение небывалого счастья и предчувствие неминуемой беды совпали так, словно были выкроены по одним лекалам. Только Рич смотрела на все происходящее, сдвинув брови, будто пыталась разобраться с тем, что происходит на ее глазах.

— Я вернулась, — посмотрела на Марика Айра.

— Где пропадала? — почему-то осип баль.

— В разных краях, — вытерла она слезы.

— Отчего так долго не навещала нас? — попытался пошутить Марик.

— Легко свалиться в пропасть, — она кивнула на темное пятно на камне. — Выбраться трудно. Спасибо за сына, баль.

— Подожди благодарить. — Баль с усилием улыбнулся. — Вот послезавтра пройдет испытание у конга, значит — вырастили мужчину!

— Надеюсь, теперь молодых воинов не заставляют охотиться на людей? — взгляд Айры потемнел.

— Многое изменилось в Скире в лучшую сторону, — вздохнул Марик. — Правда, сам Скир словно на краю пропасти застыл. И мы вместе с ним… Потом будем разговаривать. Для начала неплохо было бы подкрепиться после долгой дороги!

— Ты тоже, что ль, путешествовал? — удивленно обернулась Ора, и тут уж засмеялись все, даже Тир скривил губы, и Насьта оборвал мелодию.

— Давно не виделись, хозяйка дома у реки, — ухмыльнулся ремини и сунул дудку за пазуху. — Пойдем, я покажу тебе, что за хоромы заполучил в Скире обычный баль. Будешь удивлена!

— Пойдем? — посмотрела Айра на сына, и тот наконец улыбнулся, зато улыбка исчезла с лица его матери. — Нет… Чуть позже… Кажется, спутники мои попали в какую-то передрягу. Я быстро! Тут рядом…

— Я с тобой! — прошептал Тир.

— И я! — неожиданно встряхнула короткой шевелюрой Рич.

— Насьта, — Марик нашел взглядом приятеля. — Двигайтесь к дому и посмотри пока за порядком в заведении. И это… — баль словно споткнулся о сдвинутые брови жены. — Ору слушайся, если что.

Мог ли еще юный Марик думать, пробираясь из заброшенной бальской деревни к селению ремини, что, когда он удвоит годы, за спиной вдруг окажется столько всего, что другому хватило бы и на десять жизней, а из сгустившегося впереди тумана вдруг начнут проступать контуры чего-то такого, чего не осилить и тысяче человек? Сколько еще судьба будет наматывать его на костяной кулак? Сколько будет испытывать на излом? Или нет конца испытаниям? И ему ли, имеющему семью, дом, троих детишек, да еще Тира и Рич, жаловаться на судьбу, если вот идет перед ним хрупкая и нисколько не постаревшая все та же девчонка Айра, которую он уже едва помнил, так коротко было их знакомство, но которая словно вернулась из бездны, и теперь бездна чувствовалась в каждом ее жесте, каждом движении.

Когда Марик узнал, куда они направляются, то предложил пробежаться. Но Айра качнула головой, словно говоря, что спешить не стоит, и баль вдруг почувствовал, что он снова не сам по себе, а в строю воинов, и старшая над ним опять девчонка, пусть и не Кессаа — Айра. Даже подумал, что не так уж он и постарел за прошедшие годы, если способен забивать голову всякими глупостями.

Айра шла быстро и неслышно — именно так, как умели ходить только лучшие из выпестованных Мариком учеников. И баль уверился, что мать Тира не возникла из небытия, а в самом деле добиралась до Скира издалека и с приключениями. Точно таким же шагом двигался следом Тир, которому предстояло через день первое испытание в жизни. Конечно, если оно не наступило уже сегодня. Почти парила над раскаленным камнем Рич, научить которую правильно двигаться Марик так и не смог, но только потому, что, если девчонка в чем-то упиралась и стояла на своем, почти всегда получалось, что именно она и оказывалась права. «Словно ровесники», — подумал о шествующей перед ним троице баль и вдруг заволновался: а как он сам-то будет выглядеть среди них, молодых и сильных?

— Расслабились! — с досадой обернулась перед каменной оградой Айра. — Насторожь не выставили!.. Рин! Орлик! Это я!..

Из-за стены раздался невнятный возглас, Айра толкнула кованую калитку, и Марик впервые оказался во дворе северной башни дома Стейча.

Мощенный камнем дворик, окружающий подножие башни, был завален хламом. У поилки прядали ушами крепкие лошадки, над уличным очагом исходил паром котел, а возле оголовка колодца полулежал воин. Одним взглядом Марик оценил и ширину его плеч, и упрямую линию подбородка, и скрытую в глазах боль, и искры седины в черных, коротко остриженных волосах. Тут же почувствовал и силу, смешанную с немощью, и несгибаемую волю, которая удерживала сознание в обессиленном теле.

— Рин! — воскликнула Айра, и баль в секунду понял, что человек этот очень дорог ей, но не так, как дорог, к примеру, Оре он сам.

— Все в порядке, — с трудом выговорил на сайдском наречии воин, словно хотел, чтобы все сказанное им было понятно каждому. — Со мной все в порядке… Орлика вытаскивал. Вот, — он повел подбородком в сторону лежащей под его рукой короткой стрелки. — Хороший яд. Очень хороший яд. Смертельный!..

— А Орлик? — вскинулась Айра.

— Здесь я! — раздалось добродушное гудение, и из ворот башни показался великан на голову выше Марика ростом. — Сейчас… Вот, питье принес Рину. Самое главное вельтское питье. Помогает и от мороза, и от качки, и при недостатке крови или сил! Ну-ка?..

Великан ловко опустился возле воина, ненароком бросил взгляд в сторону и, Марик готов был поклясться, тут же разглядел каждого из гостей. Смешанная с горечью ухмылка утонула в рыжей бороде, огромная ладонь подхватила голову Рина, а вторая выплеснула ему в рот какое-то питье.

— Уберите его! — закашлялся Олфейн. — Уберите! Он хочет моей смерти!.. Убийца-вельт! Ты не у Камрета отлил огненной водички?

— Тихо! — Айра уже сидела возле Рина и держала его за руки. — Тихо. Выкарабкайся сначала! Не иначе как из-за полога Орлика тащил, если так себя потратил? Давно уже так далеко не спускался ты, парень!

— Именно так, — прогудел великан и потер красную отметину на шее. — У меня до сих пор голова гудит. А ведь который раз уже мою смертушку отодвигает этот паренек! Целитель он, если кто не понял. — Вельт подмигнул Марику. — Только не всегда силы свои рассчитывает.

— Так это… — преодолел столбняк баль. — Может, Ору позвать?

— Не надо, — шагнула вперед Рич. — У меня все есть. По привычке сумку подхватила. Я в эту пору всякий раз в лекарскую иду.

— Тут не снадобья нужны, — поморщилась Айра, по лицу которой начинала разливаться бледность. — Тут кое-что другое. Если бы я тут была, когда приключилось все… Помогла бы вытащить Орлика, а целителя вытаскивать — просто силушкой не обойдешься!

— Так я и не собираюсь силушкой меряться. — Рич присела рядом, бросила быстрый взгляд на приподнявшего брови Рина и вдруг перехватила его ладони. — Хорошо делаешь… Айра, но не так. Не надо вливать в него силу, его вести надо. Силы и без того вокруг предостаточно, смотри, как вечерний Аилле печет. Его выводить надо!

Наклонилась, переплела пальцы и уставилась в глаза воина. И Рин вдруг обмяк, расслабился, перестал казаться вырубленным из камня, заморгал удивленно, особенно когда глаза его набухли слезами, а лекарка продолжала смотреть на нежданного подопечного, да только крепче сжимала руки и пришептывала что-то чуть слышно.

— Однако не выгорит у нас тут лекарское дело, Рин! — восхищенно прошептал Орлик. — Ты еще потягаешься, а я уж…

— Смотри-ка! — удивленно хмыкнула Айра, потянулась к стрелке и тут же помрачнела. — А ведь ты уже должен стоять у престола Единого, вельт. От этого яда противоядия нет. Неужели Синг похожее жало поймал?

— Выходит, что есть противоядие, — пожал плечами великан и поклонился Марику, затем Тиру. — Меня Орликом кличут, если что. Это вот Рин, что мне жизнь спас. Не в первый раз, кстати. Ну Айру вы уже знаете. Она у нас старшая.

— Похоже, что и у нас, — разомкнул губы Марик.

— Ты и есть бравый лесной житель Марик Дари из народа баль? — прищурился великан.

— Он самый, — вздохнул баль. — Правда, давно уже не лесной. А вот и часть моего семейства. Рич, дочка Кессаа. Тир…

— Это мой сын, Орлик, — глухо бросила Айра и с треском переломила стрелку.

— Бравый парень! — взъерошил бороду вельт. — Свиделись, значит? И что же теперь? Какие будут распоряжения?

— Уходим, — прошептала Айра. — Насторожь поставим и уходим. Если тут летает такое, оставлять без присмотра семью Марика никак нельзя.

— Охота начинается? — нахмурился Орлик.

— Пока что охота на нас, — отрезала старшая и посмотрела на Рич. — Как он?

— Спит, — коротко и почему-то тихо ответила девчонка. — Просто спит. Но… Он вроде бы… не человек?

— Человек, — выпрямилась Айра. — Особенный, не простой, но человек. Таких, как он, называют нефами. Всякий неф изначально чуть быстрее, ловчее, сильнее обычного человека. Живет… долго. Говорят, что это от примеси крови демона. Будто бы если человек смешает кровь с демоном и родится дитя, это дитя и будет нефом. И все его потомки на тысячи колен будут нефами, потому как, сколько ни разбавляй кровь демона, никогда не разбавишь ее без следа. Правда, там, где я пропадала, говорят, что и всякий демон в сущности тот же человек, потому как гадости в нем не меньше, чем в человеке. Но это не про нашего приятеля.

— И много… — Рич сдвинула брови. — Много таких, как он?

— Достаточно, — улыбнулась Айра. — Но простых людей больше. Намного. И среди них есть сильные, как Орлик.

— И сильные, как Айра, — хмыкнул вельт, но тут же стал серьезным. — Быть нефом нелегко. Они живут долго, но редко доживают до старости. Или вовсе не доживают.

— Почему? — спросил Тир.

— Так складывается судьба, — пожал плечами Орлик.

— Судьба у каждого своя, — повернулась к сыну Айра и тут же оглянулась на Рина. — Когда он встанет на ноги?

— Как выспится, — поднялась Рич.

— Он будет нам нужен, без нефа тяжело взять демона, — нахмурилась Айра и вдруг улыбнулась, взглянув на молчаливого, напряженного Тира. — А я ведь уже подумывала, чтобы махнуть рукой на все, да убраться отсюда подобру-поздорову вместе с сыном. Да вот не срослось. Нельзя пакость оставлять за спиной. Что скажешь, Тир?

— Хотел тебя с девчонкой одной познакомить, — через силу проговорил парень. — А то уж если тут такая охота начинается…

— Познакомишь, — грустно кивнула Айра. — Но танцует она хорошо, я это уже и так заметила. Что, Марик, приютишь на время? Тут хорошее место для обороны, но, сидя в крепости, не устроить удачной охоты.

— На кого будем охотиться? — прокашлялся баль. — Демон, говоришь?

— Дичь все та же, — отрезала старшая.

Сборы были недолгими. Орлик с помощью Тира взнуздал лошадей, Айра наложила чары на дверь башни и ограду. Марик, который пытался оживить найденную за башней повозку, только качал головой, наблюдая за действиями вновь обретенной старшей, зато Рич ходила за колдуньей как тень. Наконец на дверях башни был повешен затейливый замок, лошади готовы, а спящий Рин вместе с резным сундуком Ирунга и тюками шерсти перекочевал на повозку. Орлик, не обращая внимания на протесты Марика, решительно подхватил аппетитно пахнущий котел, и небольшой отряд двинулся к заведению баль.

Город удивил безлюдьем, хотя оказавшийся таким длинным день только заканчивался, и Аилле едва скрылся за городскими стенами. Тревога поселилась на улицах Скира, подумалось Марику. Неужели он раньше не замечал, что немноголюдные в жару улицы Скира вовсе пустеют к вечеру? Или надо ткнуть его лицом в то, что само бросается в глаза? А давно ли он был на рынке? Или предпочел не услышать слова Оры, что торговцы, покупатели, зеваки готовы в глотку друг другу вцепиться из-за косого взгляда? Нет, не правы те, кто надеется, что злость сама выветрится из сердец. Она может только накапливаться, если не давать ей выхода. И врачевать ее надо долго и непрерывно. Или кто-то подбрасывает дровишек в жаркое пламя?..

— Хвала богам! — бросилась ему на шею Ора в дверях заведения.

— Ну ладно, — постарался сделать грозный вид Марик. — Ты так меня скоро и с рынка встречать будешь?

— А давно ли ты ходил на рынок? — подняла брови жена.

— Так это… — почесал затылок Марик.

— Ты лучше гостей приглашай за стол, — улыбнулась Ора. — Сдается мне, что они все еще не передохнули с долгой дороги. И поторопись, муженек!

— Мама, — Рич окликнула Ору и тут же осеклась, покосилась на Айру, на Тира. — Посмотри. Я тут пробовала лечить…

— Куда торопиться-то? — с досадой развел руками Марик, недоуменно скорчил гримасу появившемуся в дверях Насьте. — Нам бы обговорить еще все!

— После обговорите! — отрезала Ора, с тревогой наклоняясь к Рину, но тут же успокоилась и улыбнулась. — Смотри-ка, какой красавчик!

— Ну уж и красавчик! — нахмурился Марик.

— До моего баль ему, конечно, далековато, — причмокнула Ора и тут же подмигнула Рич. — Но в Скире таких молодцов можно счесть на пальцах одной руки!

— Так ты и подсчитывала еще! — картинно возмутился Марик.

— Счет не вела, но глаз не отводила, — рассмеялась Ора, но тут же стала серьезной и перешла на шепот. — Снат Геба присылал гонца. С темнотой ждет тебя, Насьту, Рич, Тира и Айру со спутниками. Или со спутником! — Ора с уважением поклонилась Орлику. — Такой один за двоих сойдет! Проход через южный дозор. Картус там будет. Так что не медлите. И берегите себя! Ой, чувствую, что снова дело идет к войне!

— Это пока еще не война, Ора, — медленно проговорила Айра, явно разочарованная, что ей не удастся опять побыть с сыном наедине. — Это охота!

— На нас? — нахмурилась Ора, и Марик разом разглядел и чуть заметную сетку морщин возле глаз, и искры седины в волосах, и потемневшую кожу между ключиц. Заметил и почувствовал, как жалость, которая происходит от нежности и никак иначе, захлестывает его.

— Это уж как выйдет, — медленно отчеканила Айра.

Глава седьмая
Конг

День получился на редкость длинным. Рич даже начало казаться, что сползающий к морю Аилле зацепился за что-то в небе и замер над крышей дома Геба недвижимо. Айра, которая восхитила девчонку красотой и уверенностью, что звучала в ее голосе и светилась в глазах, не стала рассказывать о своих приключениях, а сама принялась расспрашивать Марика о скирских делах. Ора вместе с Илькой занималась в дальних комнатах чужеземцем. Рич отчего-то не стала им помогать, заскучала и, когда сумрак все-таки начал опускаться на улицы Скира, уже была уверена, что время точно остановилось и, чтобы стронуть его с места, чтобы пробраться, продраться через него, надобно выхватывать меч и размахивать им перед собой. Или даже плыть в этом времени, а оно будет рваться и беззвучно смыкаться после каждого гребка.

Рич стояла под одром, гладила его кору, вспоминала россказни Насьты о том, сколько диковинной золотой воды пришлось вылить в корни привезенного когда-то из-под Сеторских гор саженца, и никак не могла заставить вечер обратиться ночью. Ей казалось, что нужно спешить. С другой стороны, а чего она ждала от встречи со Снатом Геба? И отчего не удивилась столь лестному приглашению?

— Ну? — коснулся ее плеча Марик. — Прогладишь нежную кору насквозь. Пора идти. Темнеет. Снат Геба неспроста позвал нас так поздно. Думаю, не следует трубить на весь город о внимании конга к нашим персонам. К счастью, улицы Скира теперь пустеют к вечеру. Пока пустеют…

Сумрачные улицы и вправду словно вымерли, глухие заборы походили на ограждения безмолвных пропастей. Даже собаки не лаяли в сгущающейся тьме, только где-то в отдалении всхлипывали хеннские дудки. До самого дворца конга спутники не встретили ни души. Разве только еще у ворот заведения Марика Рич, к собственной досаде, заметила щуплую фигуру Жорда Олли. Завидев предмет своего обожания, паренек расправил плечи, выпятил грудь и махнул рукавом по щекам, на которых, Рич готова была поклясться, сумрак скрывал полоски высохших слез.

— Иди отсюда! — приказала она парню. — Иди, пока тебя не хватились дома. И перестань волочиться за мной!

Жорд горестно вздохнул, опустил плечи и шагнул в темноту.

— Удивительно, — усмехнулась Айра через минуту. — Удивительно, что у Рич всего лишь один воздыхатель! Хотя этот стоит нескольких и теперь тащится позади в ста шагах.

— Однако ты в темноте научилась видеть или слышишь хорошо? — удивился Насьта. — Паренек-то тихо крадется! Я и то бы не расслышал, если бы ты не сказала…

— В темноте, не в темноте, а иногда и смотреть не надо, чтобы понять, — отозвалась Айра. — Я вот думаю, если бы Рич отпустила волосы, да вместо охотничьего костюма нырнула в легкое платье, так у твоих ворот, Марик, не один бы мальчишка топтался, а целая дружина!

— Если всех счесть, кто столбняком у этих ворот переболел, не одна дружина сложится, — не согласился баль. — Это сейчас тут временное затишье. Жара! Конец лета! Но уже послезавтра повалит народ, праздник все-таки. Думаю, что Жорду недолго осталось страдать от неразделенной любви в одиночестве. Но мы-то эту историю наизусть знаем! Многих Рич отправила восвояси и сделала это, как водится, с выдумкой. На некоторых, пожалуй, икота нападает теперь при одном только упоминании ее имени! А вот самым стойким оказался самый, как она говорит, противный. Или самый талантливый?.. В магическом смысле! Паренек-то неплохой вроде? Просился с год назад ко мне в ученики, но слабоват оказался. Рассеянный очень. Такой заметит, что с ним противник рубится, когда руки лишится!

— Нет у него никаких особых талантов, — покосившись на улыбающегося Тира, раздраженно бросила Рич. — Ну может, и есть кое-что, но Жорд не из первых учеников. Однако устойчив к чужой магии. Обычные магические шутки на него не действуют. А чего покрепче я не применяла, пожалела дурачка. Да и тот же Вертус говорил, что устойчивость к магии чаше всего является обратной стороной глупости и слабоумия. Так что неважный из Жорда Олли жених. Вдобавок он еще и трусоват.

— Трус, который пересиливает трусость ради того, чтобы быть рядом с избранницей, заслуживает не меньшего уважения, чем завзятый смельчак, — хмыкнул Орлик. — К тому же порой трусостью маскируется осторожность! А что касается слабоумия… многие мои знакомые селянки радовались бы слабоумному муженьку, особенно если бы он был кроток, предан и богат.

— Да! — крякнул Марик. — В чем-чем, а в бедности дом Олли не упрекнешь! По слухам, дед Жорда, Касс Олли, был самым богатым таном, кстати, и самым хитрым. Хитрость, отмечу, от смерти его не спасла, но дочка Касса — мать Жорда, как говорят, унаследовала от папеньки не только богатства!

— И вряд ли хоть что-то передала Жорду! — отрезала Рич. — Кроме богатства, разумеется, на которое и без меня найдется куча соискательниц. Ион может тащиться за мной сколь угодно долго, да хоть пока не собьет ноги, только толку от его преследования все равно не будет!

— Эй, дочка! — удивился Марик. — Разве кто-то говорил о толке? Еще вчера тебя не задевали подобные шуточки! Что переменилось?

— Ничего! — стиснула зубы Рич.

— Вот и хорошо, — примирительно заметила Айра. — Не будем больше разбирать твоих воздыхателей, тем более что их еще будет немало. Вот уже и сластолюбец Орлик начал расправлять бороду. Да и внук Касса Олли, дорогая Рич, отстал. Верно, и в самом деле отправился к своей богатой маменьке. К тому же в свете факелов у дворца я вижу не только стражников, но и пузатого старичка с длинными усами, который таращится во тьму. Уж не знаю, кого он выглядывает, а мальчишку вряд ли пропустит во дворец.

— Картус ждет нас! — успокоился Марик. — О чем будем говорить с конгом, Айра?

— Слушать будем, — задумалась о чем-то колдунья. — Слушать и смотреть.

Жорд Олли не слишком занимал Рич, хотя поначалу и досаждал ей. Со временем она научилась не замечать парня, вела себя так, словно его вовсе не существовало, тем более что он и в самом деле не причинял ей особого беспокойства, ограничивался преданными взглядами, разве только иногда тащился в отдалении за девчонкой по улицам города или подпирал спиной ворота заведения Марика. Куда сильнее ее задевали шуточки соучеников, с которым она, впрочем, легко справилась, увеличив, как обычно, количество недругов. Так что, когда Рич узнала, что безнадежно влюбленный в нее отпрыск дома Олли в свое время проявил недюжинное упорство, чтобы попасть в один учебный зал со старшими ребятами, среди которых держалась особняком самая красивая девчонка если не всей Оветты, то всего Скира, это ее нисколько не тронуло. Разве только недовольная гримаса всякий раз кривила ее губы, когда Жорд попадался ей на глаза. Ничем она не могла объяснить свою брезгливость, но паренек был неприятен ей сам по себе, и был бы неприятен, даже если бы и вовсе не обращал на нее внимания, хотя прочие ее недолгие поклонники не вызывали у нее ничего, кроме задорной усмешки. И эта непонятная брезгливость, которая происходила, как решила Рич, от страдальческого выражения влажных глаз Жорда, не позволяла ей относиться к младшему Олли хотя бы с холодным снисхождением. Нет, она оценила стойкость несчастного к магическим шуткам, которые выдавливали из Жорда Олли только непонимающие улыбки, но постепенно почти забыла о его существовании, как забывает о летящих с ветром морских брызгах бывалый моряк.

Теперь же все изменилось! Не только появление тайского сыночка, но даже и разговоры о нем вдруг начали выводить Рич из равновесия! И вот, прислушиваясь к собственному негодованию и пытаясь разобраться, как же она могла позволить противному слюнтяю довести ее до раздражения, Рич вдруг поняла, что дело вовсе не в нем, не в страдающем от неразделенного обожания мальчишке, а в ней самой. Словно что-то хрустнуло у нее в груди, сдвинулось не по вине Жорда и не в связи с ним, а само по себе! И пусть теперь ей дышится легче, пусть громче стучит сердце и замирает что-то в животе, но именно вот это новое, незнакомое ей состояние не только служит причиной ее злости, но и пугает ее.

— Но отчего? — прошептала она чуть слышно и недоуменно оглянулась.

Великан Орлик подмигнул ей и добродушно хмыкнул в бороду. Айра со вздохом закусила губу. Тир задумчиво почесал нос. Насьта шутливо сдвинул брови и расправил плечи.

Марик беспомощно развел руками. Только Картус не заметил ее замешательства. Он прищурился, приподнимая лампу над головой, вгляделся в остановившуюся возле караула шестерку, молодцевато расправил усы и возвысил голос:

— Я, конечно, должен был бы предложить вам оставить оружие в караулке, но… — Картус оборвал фразу на середине и продолжил совсем уж будничным тоном: — Но конг сказал, что вы все равно его не оставите. Так что придется ограничиться легкой дворцовой печатью на каждых ножнах. Выдернуть меч она не помешает, но шуму поднимет столько, что вся стража сбежится. Конг ждет вас в зале совета — Марик дорогу знает. Беседу вести с почтением. Все понятно?

— Надеюсь, что конг тоже опечатает свой меч? — невинно поинтересовался Насьта.

— Не надейся! — строго заметил баль, останавливая побежавшие по лицам улыбки.

Внутри дворец конга отличался и от храма Мелаген, и от дома Рейду, и уж тем более от тесных и холодных залов Гобенгена. Рич не уставала крутить головой, хотя ей уже приходилось бывать внутри огромного здания. Но тогда только-только настилались перекрытия второго этажа, в коридорах стояла пыль, резчики звенели молотками, а жилистые хенны таскали корзины с камнем. Теперь же ее поразили тишина и высота коридоров и залов. Повсюду горели лампы, но свет, который позволял разобрать тонкую резьбу на каменных стенах, сводов не достигал вовсе.

— Эй! — тихо прошептала Рич, потому как небольшой отряд двигался бесшумно, но ее голос растворился в темноте, не отражаясь.

— Здесь совсем, что ли, нет охраны? — удивился Орлик.

— Есть, — отозвался Марик, который уверенно вел отряд из коридора в коридор. — Охрана, потайные ловушки, двери, которые возникают в монолитных стенах, стены, которые обрушиваются с потолка или поднимаются с пола и перегораживают коридоры. Пусть тебя не обманывают, воин, мраморные ступени и резные колонны. Это крепость, равной которой я не знаю. Придумал ее и начал строить еще маг Ирунг, а уж зачем она нужна… Даже и не буду угадывать.

— Магия, — прошептала Айра. — Все пропитано магией. Здание словно настроено на какой-то звук, отзвук, образ… У меня словно иглы гуляют по коже. Ирунг мог сотворить нечто подобное. И придумать мог. Но он давно уже мертв. Или есть такие умельцы в Скире, что способны претворять замыслы умерших магов?

— Есть, — кивнул Марик. — К примеру, наставник Вертус… Но мы уже пришли, друзья.

Баль остановился у высоких дверей, обернулся, окинул придирчивым взглядом спутников и толкнул створки. Конг ждал их.

Снат Геба был уже стар. Вряд ли он превосходил годами Дампа, но тот был бодр и шустр, а конг напоминал старое дерево. Именно дерево, мощную кору которого бороздили складки, а сучья изогнулись в память о пережитых бурях. Нет ничего загадочнее лесного исполина. Тысячу лет еще может простоять древесный старожил, а может подуть ветер, и выяснится, что под мощной корой осталась только древесная труха.

В одно мгновение все это пронеслось в голове Рич, и вместе с разочарованием в груди затеплилась жалость к усталому человеку. Конг сидел в огромном резном кресле, наверное, на троне, почти вжавшись в его угол. Черная ткань платья скрывала очертания тела, поэтому все, что смогла разглядеть Рич, была сухая, лысая, покрытая пятнами старческая кожа головы, замершие на скамеечке у кресла дорогие остроносые сапоги да тонкие пальцы, унизанные перстнями и вцепившиеся в подлокотник. Лампы, укрепленные вокруг кресла на столбах, делали его морщины еще глубже, складки на лице — еще резче.

— Приветствую тебя, конг, — сказал Марик и опустился на одно колено.

Его примеру последовали спутники. Рич тоже склонила голову и только тогда разглядела и резной пол в центре огромного зала, стены которого таяли в темноте, и высокие стулья по бокам от кресла конга, и знакомые лица. Злое — отца, внимательное — родного дяди, Хорма Рейду, напряженное — старика Дампа, холодное — главы совета танов Гармата Ойду, отца ее соученика Рейла.

— Мы пришли, конг, — выпрямился Марик и представил спутников: — Рич, дочь Лебба Рейду и Кессаа Креча. Тир, сын Айры. Насьта — ремини, бывший воин твоей тысячи. Я — из ее же рядов. Айра, некогда дворцовая колдунья конга. Орлик — воин, ее спутник.

— А второй ее спутник?

Голос конга прозвучал глухо, но он, к удивлению Рич, не был слабым.

— Он будет в порядке только завтра, конг, — ответила Айра. — Нам уже пришлось пережить нападение.

— Об этом после, — шевельнул пальцами Геба. — Я хочу представить вам моих… помощников. Даже если вы уже знакомы. Старший тан Рейду здесь, потому что он ведает заботами города и, может быть, станет моим преемником. Да, всему приходит конец, и не бывает клинков, которые можно затачивать бесконечно. Вот Гармат Ойду — это клинок, который еще точить не переточить. Он представляет здесь все двенадцать домов Скира. В том числе и мой дом, и дом Рейду, и дом Креча, — конг вперил взгляд в Рич. — Брат Лебба Рейду — Хорм — моя правая рука. Такую правую руку я желал бы любому конгу, кто бы им ни стал. Старина Дамп — один из тех воинов, которым я доверяю больше, чем себе. Вот так. Всего четверо. И я — первый или пятый, как угодно. И вас — шестеро пока.

— Ты позвал нас проститься? — подал голос Марик.

— Узнаю, — с кашлем рассмеялся Снат. — Узнаю непочтительность моего бывшего дружинного старшины. Старина Картус куда осторожнее! Ну да ладно, надеюсь, я не должен объяснять, что приходят времена, когда воины моей тысячи не могут считаться бывшими?

— Что за времена? — спросил баль. — Неужели войска хеннов снова стоят под стенами Скира?

— Живут, — подал голос Хорм. — Они живут под стенами Скира.

Он был словно уменьшенной копией брата. И то, что в облике Лебба было величием, блеском и важностью, у его брата оборачивалось достоинством, подтянутостью и открытостью. Только злобы, которая царила на лице Лебба, в глазах Хорма не чувствовалось вовсе.

— Не спеши, правая рука, — скривил губы Лебб Рейду, неприязненно осматривая гостей. — Хенны и вправду стали головной болью Скира, особенно в последние лет этак пять. Хотя разве не на их жилах Скир вытянут из пучины бедствия? Знаю, знаю, они или их отцы туда его и загнали… Но вот уже несколько месяцев, как хенны притихли. Теперь нет более спокойных жителей Скира, чем они!

— Это меня и настораживает, — нервно заметил Хорм.

— Такова твоя служба — быть настороже, — хмыкнул Снат и нашел взглядом Тира. — Что скажешь, паренек? Семнадцать лет твоей жизни никто не тыкал тебе, что ты сын великого тана!

— Мало кто знал об этом, конг, — сказал Тир.

— По слухам, в окрестностях Скира появился твой отец, — взгляд Геба стал жестким, — об этом могут узнать многие, и я хотел бы услышать твои слова.

— Пока мне нечего сказать тебе, конг, — расправил плечи Тир. — Послезавтра испытание молодых воинов. Если я пройду его и заслужу место в твоей дружине, это ли не будет ответом?

— Увидим. — Снат задумался и обратился к Марику: — Незадолго до собственной смерти Ирунг сказал мне: когда вернется она, — конг ткнул пальцем в сторону Айры, — старому Скиру настанет конец.

— Как он обозначил свое предсказание? — напряглась Айра. — Это будет совпадением или я стану причиной гибели Скира?

— Успокойся, — конг почти обмяк, безвольно махнул рукой. — Успокойся, девочка, хотя я ожидал увидеть зрелую женщину, кого-то вроде… Мэйлы, да не будет ее путь к престолу Единого слишком долгим. Я знаю, что ты сотворила в храме Мелаген, многое знаю из того, что произошло до удаpa священным кинжалом, и даже не прошу тебя вернуть наконечник в священное костяное корье сайдов.

— Кинжала больше нет, конг, — ответила Айра.

— Нет, значит, нет, — согласился Снат, прикрывая глаза и продолжая разговор, словно никого рядом с ним не было: — Главное сокровище Скира — не дворцы и не клинки, а земля под нами, да ноги, которые ходят по этой земле.

— По ней теперь ходят все кто попало! — почти прошипел Гармат Ойду.

— Да? — словно очнулся Снат. — И все-таки я не говорю о гибели Скира. Я говорю о конце Скира. Старого Скира. Всякий конец — это ведь и начало тоже. Во всяком случае, хочется в это верить даже мне, едва живому старику. Но Ирунг так и сказал: когда вернется она, — конг снова ткнул пальцем в сторону Айры, — Скиру, который мы знаем, придет конец. И вот я смотрю на девчонку, которая, как мне доложили, нисколько не состарилась за семнадцать лет отсутствия, и спрашиваю: что нас ждет?

— Война! — прорычал Гармат Ойду.

— Ее спрашиваю, — тихо, но властно оборвал тана Снат.

— Не знаю, — ответила Айра.

— Неужели? — поднял брови конг. — Зачем же ты тогда вернулась? Ради того, чтобы встретиться с сыном? Так это надо было сделать раньше, теперь кое-что изменилось. Он уже не дитя. Вряд ли он выйдет в ближайшие дни из этого здания! Ну разве только в день испытаний!

Тир подобрался, Айра оглянулась, тревожно посмотрела на сына, на мгновение прикрыла глаза.

— А разве охотник, который идет на дикого зверя, знает, чем обернется схватка? Хвастается будущей шкурой? Особенно если зверь таков, что может перекусить этому охотнику хребет даже не в битве, а закрывая пасть после зевка? Или конг забыл, чем многие сотни лет была Суйка? Так ведь она может случиться в любом месте. Даже здесь! Меня не было семнадцать лет, но не потому, что я путешествовала по дальним странам, теша любопытство и утоляя праздность. Семнадцать лет я билась всем телом о запертые двери, которые распахнулись вот только, и распахнулись не по моей воле! Что ж, теперь я здесь и никуда не денусь, пока зверь не будет выявлен и уничтожен. Разве не об этом тебе говорил Ирунг?

— Ирунга нет, — заметил Снат и добавил после долгой паузы: — А зверь есть. Или, как говорит маг Вертус, Забавник. И он входит в силу. Он убивает моих воинов! Понимаешь?! — почти закричал конг. — Семнадцать лет мы поднимали Скир из руин, но, как известно, морским ветром надышаться невозможно! — Геба прикрыл глаза и восстановил дыхание. — Ладно. Я понял. Тебе не будут препятствовать. Я настаиваю, чтобы ты переговорила с Хормом, рассказала ему все, что я должен знать, или даже больше. Он поможет тебе всем, чем возможно. Но твой сын останется здесь.

— Нет! — вскрикнула Айра.

— Он останется здесь, — спокойно повторил конг. — С ним ничего не случится. И уж тем более ничего не случится в этих стенах. Завтра у него будет возможность поупражняться в боевом искусстве. Я даже прикажу выделить ему кое-какие доспехи. А послезавтра он будет защищать свою и твою честь на испытании и, возможно, станет воином моей дружины. Он сможет сам определять свою судьбу. Все-таки он мужчина! Так позволь ему доказать, что он не баба! — рявкнул Снат Геба и подмигнул сузившей глаза Рич.

— Но… — нахмурилась Айра.

— Дело ведь не только в звере, демоне, или кто там властвовал в Суйке и кто, как говорил Ирунг, скрывается в ком-то из нынешних семнадцатилетних, — холодно оборвал колдунью конг. — Хотя кое-кто из моих прошлых советников предлагал вырезать целое поколение сайдов. Поверь мне, все еще сложнее. И самая большая сложность исходит теперь не от Забавника. В Скире много иноземцев. Очень много. На десяток сайдов уж точно придется пяток пришлых. И это если не считать рабов. Когда-то я думал, что Скир переварит эту напасть, которая и вправду не только почти убила нас, но и вытащила из разорения, но оказался недальновиден. Хеннов уцелело не так много, к тому же никогда они не оседали в лесу и в горах, но Скир словно пришелся им по душе. Настолько по душе, что многие из них добровольно остались здесь влачить не самую легкую долю. Остались даже после того, как порвали жилы и истерзали тела в нелегком труде, после того как отработали вольную и могли вернуться в степь. Тогда мне говорили, что хенн, который был рабом, не может вернуться в степь. Я поверил. Я думал, что хенны станут новой кровью сайдов, а они остались хеннами. Селились вместе, говорили на своем языке, поклонялись своим богам и плодились, плодились, плодились. На десяток сайдов приходится теперь пять пришлых, но из этих пяти человек двое-трое — молодые крепкие серокожие мужчины!

— И что это значит? — спросил Марик.

— Может быть, ничего, — подал голос Дамп. — У меня в Айсиле с хеннами все в порядке. Правда, хеннов там сейчас не так много, но они смирны.

— Хенны смирны, как никогда, но, судя по всему, не безмятежны! — повысил голос Снат. — Охраняют свои поселки день и ночь. Никогда не идут на стычки со стражниками, но уж точно не спускают с них глаз. Доходят слухи, что молодые хенны полюбили схватки на палках.

— На палках… — задумался баль.

— Что нисколько не противоречит запрету хеннам иметь оружие, — заметил конг.

— Но оружием может быть и палка, и топор, и коса, и заступ! — вставил Лебб.

— И камень, и веревка, и даже вино, если выпить его слишком много! — продолжил Хорм. — Я все еще надеюсь, что обойдется! Молодые хенны трудятся на полях, выходят в море, как бывалые рыбаки, торгуют, говорят с сайдами на сайдском языке!

— Репты, корепты, дучь, прочие поселенцы уже несколько месяцев, как покидают Скир, — холодно заметил Лебб Рейду. — Конечно, можно не думать об этом, но доходят сведения, что их почти вовсе не осталось в слободках, а на их месте живут хенны.

— Но почему… — растерянно начал Марик.

— Куда смотрел конг, ты хочешь сказать? — усмехнулся Снат. — А много ли увидел мой бывший старшина? Или ты не живешь в Скире? Да, в Скире хеннов не много, они все за стеной. А теперь я скажу вам то, о чем знать больше никому не следует. Вчера в ящик для прошений и доносов был подброшен хеннский ярлык. Так вот, он подписан великим таном Леком. И содержит требование отпустить его сына Тира, сына великого хана с магическими отметками на плечах, за Борскую стену.

— Зачем мне за Борскую стену? — не понял Тир.

— За Борскую стену! — раздраженно повторил Снат Геба. — И если я этого не сделаю, то все хенны поднимутся, соберут скарб, скот и уйдут из Скира!

— Так и пусть бы шли, — пожал плечами Марик и тут же поперхнулся.

— Пусть бы! — почти прокричал конг. — Но они никуда не собираются уходить! И если есть кто-то, кто может поднять тысячи человек, кто может приказать тысячам человек, не имея над ними вроде бы никакой власти, тогда кто мешает приказать им штурмовать Скир? И почему в этом наглом требовании не было ни срока, ничего?

— А если это глупая шутка? — спросил баль.

— Я был бы счастлив, — буркнул Снат и с трудом выпрямил спину. — На этом пока разговор закончим. Будем жить, как жили. Я буду сидеть в этом кресле. Марик будет учить танских сынков мастерству мечников. Айра будет охотиться на Забавника или зверя, как там его?.. Хотелось бы, чтобы у нас тут не случилось второй Суйки! Твой сын, Айра, пусть сам определяет свою судьбу. Но здесь, — Снат Геба постучал себя по груди, — здесь неспокойно. Понятно?

Никто не произнес ни слова. Конг обвел взглядом каждого и откинулся назад.

— А сейчас приглашаю пройти в малый зал, там вас покормят, потом вам придется переговорить с Хормом. После разговора никого, кроме Тира, я не задержу.

— Конг, — Айра обернулась к Орлику, ухватила его за локоть. — Могу я попросить тебя, чтобы мой друг был рядом с сыном? Мой друг — хороший воин и наставник! Тир должен готовиться к испытанию!

— Пусть, — кивнул Снат. — Мы все должны быть готовы. Конечно, если уже не поздно.

Конг махнул рукой, и братья Рейду, старик Дамп и Гармат Ойду поднялись со своих мест и скрылись во тьме.

На свою дочь Лебб Рейду так и не взглянул.

Глава восьмая
Хлопоты

Рич проснулась от шума за стеной. Маленькая комната, в которой ничего не было, кроме узкого топчана и сундука с парой смен белья, вдруг показалось ей чужой. Рич поднялась, плеснула в лицо и на грудь воды, накинула платье, вышла во двор и, едва увидев Ору, вместе с Айрой укладывающую на крытую повозку узлы, все вспомнила.

Вчера, после разговора со Снатом Геба, во время которого друзья стояли посредине плохо освещенного зала перед сидящими на возвышении конгом и его советниками, Хорм Рейду отвел приглашенных в трапезную, где их угостили простым, но сытным ужином. Марик еще сокрушался, что Ора обидится, если он с доброй компанией вернется домой и объявит хозяйке, что места в животах у них уже не осталось.

Хорм сел рядом с Айрой, положил себе на блюдо той же еды и между делом расспросил колдунью о самом главном. Рич вглядывалась в усталое лицо помощника конга и думала, что, верно, именно в младшем брате Лебба Рейду сохранилось то, что напрочь исчезло в ее отце и что заставило однажды ее мать бросить Скир и удариться в бега, чтобы соединиться с возлюбленным. Хорм внимательно слушал рассказ Айры, задавал точные вопросы, обрывал ненужные рассуждения и не позволял ни собственному, ни чьему-то иному любопытству уйти от главного, от того, что нависло над Скиром.

Так Рич и не узнала, где пропадала Айра последние семнадцать лет, разве только поняла, что было это не за Сеторскими и не за Корептскими горами, а где-то еще дальше, так далеко, что даже освещает те страны не Аилле, а совсем другое светило. Зато стало ясно как день, что прошлая беда, пожиравшая Оветту, была остановлена именно ее матерью и Айрой. Это они той ночью в храме Мелаген рассекли связь, соединяющую демона Суйки и демона страны Айсил, что долгие годы истязал другую страну и был уничтожен ценою жизни огромного города. На этом месте рассказа Хорм помрачнел, особенно когда узнал, что охотник, бросивший в прошлую ловушку тысячи и тысячи жизней, обосновался в Скире.

С тем же выражением лица, потирая дрожащими пальцами острый подбородок, Хорм выслушал предположения Айры о том, как будет проходить охота на демона, стал еще мрачнее и усмехнулся только на вопрос самой Рич: зачем ее-то позвали в гости? Айра сообщила кое-что полезное, Марик подтвердил верность правителю, Тир попал вместе с Орликом под защиту конга и его дворца, даже Насьта узнал, что бывших воинов избранной тысячи конга не бывает, а она-то зачем была нужна?

— Нужна, — коротко ответил Хорм и, поколебавшись, добавил: — Ирунг в свое время так прожужжал всем уши о твоем предназначении, племянница, что сомневающихся в том вовсе не осталось. Но большинство посвященных в твою тайну думает, что ты будешь не мечом, разящим демона, а в лучшем случае блестящим камешком на его рукояти. Что касается сегодняшнего разговора, конг так и сказал, когда называл твое имя, «и девчонку позовите, хоть глаз отдохнет». Так что радуйся, что тебя не попросили станцевать перед собственным папенькой и его правителем без одежды! Мать твоя как раз, по слухам, подобного не избежала!

Рич вспыхнула, едва не наговорила дерзостей, но странная боль в глазах Хорма остановила. Потом Айра попрощалась с Тиром, хлопнула по плечу добродушного здоровяка Орлика, и Марик повел уменьшившийся отряд к выходу.

— Так и есть, — пробормотала Айра, которая вдруг показалась Рич постаревшей на несколько лет, — так и есть. Хорм обмолвился, но я не сразу поняла. Так и есть. Весь этот лабиринт, весь дворец построен с одной целью, чтобы внутри него не действовала чужая магия. Точнее, чтобы никакая магия не действовала. И чтобы никто, наполненный чужой сущностью, не мог ступить под его своды. Интересно, интересно… Чего же ты так боялся, Ирунг, если решился на возведение такого дворца? И насколько ты был уверен в успехе? И что тут от Ирунга, и что от Вертуса?

— Марик! — раздался крик, когда отряд уже почти подошел к выходу из дворца. — Марик, сын Лиди из рода Дари! — лицо догнавшего друзей Хорма было серо и перекошено болью.

— Что случилось? — побледнела Айра.

Бежавшие за помощником конга стражники выстроились в узком коридоре.

— С твоим сыном ничего, — отдышался Хорм. — В стенах дворца ничего не может случиться. Ничего, связанного с магией… Картус. Картус не дошел до дома. Развалился на части. Руки, ноги, голова — всё в стороны. И метка. Та же метка на запястье! Марик, сын Лиди из рода Дари! Передаю тебе повеление конга! Ты вновь назначен старшиной дружины и будешь им, пока бедствие, клубящееся над Скиром, не развеется!

— Слышу и повинуюсь, — прошептал баль.

— Однако! — озабоченно начал Насьта.

— Насьта — сын Уски из народа ремини! — повысил голос Хорм. — Передаю тебе повеление конга! Ты назначен помощником старшины дружины и будешь им, пока бедствие, клубящееся над Скиром, не развеется!

— Над всей Оветтой! — шевельнул побледневшими губами Насьта. — Только потому — слышу и повинуюсь.

— Над всей Оветтой, — кивнул Хорм и вытер трясущейся рукой пот со лба. — Но послезавтрашние испытания не отменяются. Сейчас конг ждет вас двоих. Айру и Рич домой проводят стражники. И вот еще. Завтра из порта уходит галера конга.

— В Гобенген? — нахмурился Марик.

— Да. — Хорм наконец отдышался. — На ней оставлено место и для твоей семьи, Марик. В Гобенгене ей будут предоставлены покои в домр конга. Моя семья отбывает тоже.

И многие другие семьи. А послезавтра галеры пойдут и в Репту. Возьмут многих. Прежде всего детей, женщин, стариков. Конг серьезно отнесся к словам Айры насчет новой Суйки! Семьи воинов будут спасены в любом случае! Пока не нужно говорить об этом, не стоит возбуждать страхи, но дружинники тана должны сражаться, не оборачиваясь! И не криви губы, Марик. Я не излишне словоохотлив. Стражи конга умеют молчать, они лучшие!

— Время покажет, — хмуро заметил баль.

День, зацепив изрядную часть ночи, тем и закончился. Стражники довели Айру и Рич до заведения Марика, где их уже ждала Ора, которая сразу все поняла. Услышав о повелении конга, она прислонилась к столбу и прикрыла глаза, чтобы сдержать слезы, но стояла так недолго. Тут же начались хлопоты, а поскольку стражники остались в заведении до утра, заспанный наставник Туск был отправлен восвояси. Не спавшая, как и мать, Илька начала носиться по двору с выпученными глазами, собирать самое нужное, потому как много добра с собой не возьмешь, да переносить все остальное в кладовую, что запиралась на тяжелый замок. В хлопоты включилась и Рич, но, хоть и выполняла все указания Оры, сама словно стояла в стороне. Стояла и думала, думала, взращивая внутри себя непростое решение, которое только и могло помочь ей избежать посуленной роли блестящего камешка на рукояти смертоносного меча. Ночь уже перевалила за середину, когда Ора отправила Ильку и Рич спать. Девчонки начали протестовать, но Айра, не отстававшая в хлопотах от давней подруги, добавила в голос металлических ноток, которых было невозможно ослушаться.

Уже утром Рич подумала, что, наверное, уснула еще до того, как добралась до постели.

— Все, — наконец вздохнула Ора, прихватывая бечеву на углу тента затейливым узлом. — Не дуй губы, дочка, хорошо, что ты выспалась. И я успела вздремнуть. Уснуть, правда, не получилось. Ничего, до Гобенгена высплюсь, тем более конец лета — два месяца море будет спокойным. Может быть, еще и вернуться успеем. У конга, говорят, специальные голубятни есть и в Скире, и в Гобенгене… для хороших вестей. Помоги собрать стол, нужно позавтракать да отправляться. Прощаться здесь будем. Порт окружен стражей, провожающих туда не пустят. Или теперь Марик опять самый главный стражник?

— Не спеши, — остановила подругу Айра. — Я-то в любом случае до порта тебя провожу, мне в портовый трактир заглянуть надо, есть дела. А Марик появится, не может не появиться. Давай-ка лучше поднимай мальчишек, надо бы накормить их успеть. Сейчас уже и Рин с Илькой с рынка вернутся. Все будем в сборе. Стражников-то я еще поутру отпустила.

— А это что? — не поняла Рич, в голове которой набатом прозвенело — «Рин».

Под одром у ворот стояла еще одна повозка, только побольше да попроще. Тента на ней не было, гору скарба укрывала обычная мешковина. Да запряжена в нее была не крепкая конгская лошадка, а кобылка, на которой Айра приехала в город. Впрочем, лошадки Рина и Орлика шуршали сеном поблизости и тоже были навьючены здоровенными тюками.

— И вы здесь не останетесь, — вздохнула Ора. — За полночь уж Насьта еще одну повозку пригнал, передал, что Марик велел все закрыть, запереть и уходить в башню Ирунга. Тебе, Айре и Рину. Там надежней будет. Подальше от танских дворцов, да и от ворот. Поближе к горам… Если уж на то пошло, оборонить башню куда легче. На повозке, считай, весь арсенал Марика. Айра вот говорит, что больше такой напасти, как с Орликом случилось, не повторится.

— Не должно, — кивнула Айра, на лицо которой тоже легли усталость и тревога. — Только ведь мы в башне отсиживаться тоже не собираемся.

— А то я не знаю? — грустно усмехнулась Ора и отправилась за Лиди и Маэлем.

— Ну? — пристально посмотрела на девчонку Айра. — Стол накрыт, сейчас Марик прискачет, а там и Илька с провожатым вернется со свежими овощами, а ты все еще в простеньком застиранном платье? Ты только не обижайся на меня, я ведь после того, что твоей мамке выпало, пылинки с тебя сдувать готова. Пожалуй, соглашусь, что ты и в дерюжке любой красавице дорожку перебежишь, и все-таки… Вот посмотри хоть на Ору: половину ночи глаз не смыкала, а выглядит так, словно не в Гобенген собралась, а сватов ждет. Понимаешь меня? Ну не скрипи зубами, не скрипи! Вот ведь повезло девчонке, даже злость твоя словно свет Аилле!.. И еще. Не оставляй меч Сето без присмотра. Меч Кессаа. Да и жезл Ирунга, хотя уж никак он на жезл не похож. Не жезл, а словно слиток грязного горячего серебра, демон его разберет, что это…

Когда Рич вышла из своей комнаты во второй раз, чтобы пристроить и собственный узелок на подводу, все уже сидели за столом, в том числе и Марик, и Рин. Последний тут же уставился на девчонку. У ворот позвякивали секирами полдюжины стражников, которых Ора явно не обделила горячими пирожками с мясом. Марик как будто растерянно шевелил в блюде куском лепешки и то и дело посматривал на Ору. Та часто моргала и старалась удержать на лице улыбку. Баль гладил жену по руке и переводил взгляд на сыновей, что дружно опустошали собственные тарелки, да на Ильку, которая вовсе не ела.

— Так будет лучше, — старалась успокоить его Айра.

— Понимаю, — бормотал Марик. — С Тиром, кстати, тоже все верно конг решил. В городе и в самом деле неспокойно. Или слишком спокойно, но именно это и настораживает. Хотя приготовления к празднику идут вовсю. Сначала будут состязания, потом ярмарка, угощения! На рынке сейчас, наверное, птицу расхватывают? Поползет скоро аппетитный запах над Скиром!

— Ну что ты, Марик? — стиснула крепкие пальцы мужа Ора. — Или это последний праздник? Поверь мне, еще не один фазан будет тобой разобран по косточкам!

— Я бы вовсе отказался от всех праздничных пирушек, лишь бы беда минула этот город! — покачал головой баль. Скир неспокоен, смерть Картуса скрыть не удалось. Гудит город… Ладно, может быть, еще обойдется. Хорошо хоть Тир и Орлик устроились лучше некуда. Орлик, похоже, с утра наелся наконец до отвала, но тут же принялся натаскивать парня. Я и рядом-то постоял всего ничего, а сразу понял: есть чему поучиться у твоего великана, есть. Ты не волнуйся. Дворец хорошо охраняется. И я уже дал команду. Стражники ищут и Лека, и свиту его, но если он в хеннских слободах, мы его пока не достанем.

— Он где-то здесь, — не согласилась Айра. — Но найти его будет непросто. Я вчера заглянула уже кое-куда, ищут его теперь не только стражники.

— Может быть, и найдут, — стиснул зубы Марик, но тут же улыбнулся, поймав взгляд Оры. — Зря сердце не тереби, жена! Дело непростое, конечно, но ни в какое сравнение не идет с тем, что тут было семнадцать лет назад.

— Хотелось бы верить, — прошептала Ора.

— Пап! Оставь нас здесь! Мы будем Рич помогать! — заныли как по команде Лиди и Маэль.

— Цыц! — стукнул ладонью по столу Марик. — Смотрите лучше на Ильку! А ей шестнадцать уже. Ни одной жалобы! Вы что, хотите мамку вообще без защиты оставить? А ну как враг до Гобенгена доберется, кто его будет в море с бастионов сбрасывать? Где ваши мечи? Положили в повозку?

Братья тут же притихли, Марик встал, погладил по голове Ильку, которая уже глотала слезы, повернулся к Оре.

— Пора. Я уж до порта провожу, а с остальными прощайтесь здесь.

Прощание было недолгим. Вскоре и братья, и Илька нырнули под полог. Ора вручила Рич связку ключей и полезла туда же. Девчонка сморщила лоб, но слезу удержала. Айра села на место возницы и подозвала Рич.

— Слушайся Рина, пока я не вернусь, дочка. Я чувствую, что гонора в тебе больше, чем во мне было, когда я в твоих годах бегала, но сейчас уже не до гонора. Хотела отправить тебя к Вертусу, порасспросить его об Ирунге, да, думаю, самой надо сходить, жаль времени маловато. Глубже прочих старик ваш мне показался, глубже. И в то же время словно начинки в нем какой-то нет. Но теперь не до него! Завтра будет трудный день, тот, о ком я уже намекала, Камрет, любит такие дни, когда народу собирается много. И если закрутится что не по нашей воле, трудно нам придется, так что надо иметь хоть какое укрытие! Я уже Рину все сказала, теперь… И щуриться перестань! Уж не знаю, что ты замыслила, вроде и слезы едва сдерживаешь, но какая-то каверза у тебя на лице почти рунами выписана! Надеюсь, глупости никакой не затеваешь? Отправите скарб в башню — сделайте из нее крепость! Чтобы ни одна стрелка, похожая на ту, что Орлика ужалила, не пролетела! Поняла?

Не успела ответить Рич, да и не привыкла она ничего объяснять заранее. Поднялись в седла стражники, тронул коня Марик, ударила поводьями лошадок Айра. Загремели, заскрипели колеса, и пополз возок по пустынной улочке в сторону порта, увозя в себе самое дорогое, что создал и сохранил в центре некогда чужой земли бывший лесной житель — баль Марик Дари. А там уже и Рин подхватил поводья лошадки Айры и выкатил на улицу второй возок, вернулся за остальными лошадками, и Рич ничего не осталось, как задвинуть на воротах тяжелый засов, разомкнуть тяжелые скобы замка, да замкнуть их уже на кольцах засова. Не слишком хитра запорка, а немудрящего жулика по-всякому отпугнет.

— Поправляй меня, когда я говорю неправильно, — обратился к девчонке Рин, когда они почти уже добрались до башни.

— Зачем тебе сайдский язык? — вспыхнула Рич, хотя и без того щеки у нее пылали огнем от самого заведения, сначала от холодного взгляда Айры, а потом словно сами собой. — Может, и жизни Скиру осталось несколько дней?

— А чтоб с тобой разговаривать, — прищурился воин, который вот только вчера еще лежал полумертвым на ложе Марика. — Вдруг ты откажешься учить мой язык? Ну или общий язык?

— Зачем же мне учить твой язык? — не поняла Рич. — И что еще за общий?

— Ну вот! — Рин завел повозку во двор башни, проверил замок на калитке, подмигнул девчонке. — Уже и отказалась. Общий язык — это тот язык, на котором говорят в Заповедных землях. Впрочем, там много языков, но один главный. В столице без знания общего языка никак нельзя, иначе толмача придется нанимать!

— Как туда попасть? — Рич оставила лошадей у коновязи и обернулась к Рину, который сдернул с повозки мешковину и подхватил одну из нагруженных на нее корзин. — Как попасть в эти Заповедные земли?

— Нелегко туда попасть. — Рин дышал ровно, но прошлая слабость еще давала о себе знать, струйка пота побежала по его виску. — Я расскажу тебе, но давай сначала разгрузим тележку, расседлаем лошадок да выполним то, о чем попросила Айра. Не смотри, что башня грозно выглядит, к ней еще руки приложить придется. День, конечно, длинный впереди, но и сделать нужно немало. Да и после полудня или ближе к вечеру мне нужно немного помахать мечом, иначе… так и останусь развалиной после вчерашнего. Спасибо тебе, кстати.

— Не за что! — гордо выпрямилась Рич.

— Ты бы помогла, вдвоем быстрее управимся, — подмигнул девчонке Рин и потащил корзину в башню.

Со скарбом закончили быстро. Рич уронила резной сундук, который Ора успела набить лекарственными снадобьями, но Рин подхватил его над дворовой мостовой и даже успел пошутить:

— Второй раз везем сундук, а ведь могли бы оставить его в башне, все одно вернулись обратно!

Рин уставилась на отверстие в крышке. Ора вновь замазала его воском, но на фоне темного, почти черного дерева оно стало еще заметнее. Что-то шевельнулось у девчонки в груди, но осталось непонятым, или другим голова занята была?

— Ора оставила нам пирожки. — Рин развернул ткань. — Вот легкое вино, перекусим и займемся башней. Опять же ворожбы придется немало раскинуть, а ты вроде в этом мастер? Жаль, пирожки уже остыли, хотелось поесть теплого.

Разогреешь? Вон очаг. А дров, — воин кивнул на груду хлама, сооруженную еще Орликом, — предостаточно.

— Почему я должна разогревать пирожки? — возмутилась Рич.

— Потому что я должен заняться лошадьми, — спокойно объяснил Рин. — После и до самого вечера нам будет не до них!

— Ладно, — буркнула Рич и, поглядывая, как Рин начинает расседлывать лошадок, слепила неловкое колдовство.

Первые полдюжины пирожков сожгла в уголь. В замешательстве девчонка поймала веселый взгляд воина, разозлилась еще сильнее и, прошипев все возможные ругательства, особенно смакуя те, которые запрещал ей произносить Марик, все-таки сладила с раздражением, постелила кусок холстины, достала очередные полдюжины пирожков и разогрела их как надо.

— Плохо, — с грустной улыбкой вздохнул Рин и, поймав недоуменный взгляд девчонки, объяснил: — Пирожки, благодарение Оре, замечательные, а твоими стараниями они сейчас пышут жаром, словно только что выпрыгнули из печи, но все плохо.

— Вино плохое? — не поняла Рич.

— Хорошее вино. — Рин приложился к кубку. — И колдовство твое хорошее, особенно когда ты владеешь собой, но колдовать было не нужно.

— Не нужно? — опять не поняла Рич.

— Конечно, не нужно! — примирительно улыбнулся Рин. — Колдовство — не баловство, оно должно использоваться только в крайнем случае! Оно как… любовь. Не для посторонних глаз. Как нагота. И в то же время колдовство — это твое нутро. Твой секрет. Твоя сила. Всего сказанного уже достаточно для того, чтобы не колдовать попусту, но и это не главное. Главное, что мы почти уже на охоте. Может быть, на войне. Когда маг колдует, он все рассказывает о себе — какие линии силы сплетает, какими узлами их вяжет, что может закрутить, что выпрямить. Ты сильна, но недостаточно хитра для скрытой магии. Пока недостаточно хитра. Если среди твоих соперников или даже врагов есть крепкий маг, а он есть, поверь мне, он тебя уже запомнил! Ты при колдовстве словно размахиваешь ночью на площади факелом и кричишь: «Вот я, я здесь, смотрите на меня, вот что я умею! Вот мои слабости! Вот мои тайны!» Разве это хорошо? Плохо! И еще одно. В каждый твой миг ты должна быть готова к колдовству врага, как воин должен быть готов к отражению удара, даже если он спит. Так вот, если бы я был твоим врагом и хотел бы тебя заворожить, лучшего мгновения, чем то, когда ты жгла пирожки, я бы не нашел.

— Ты будешь меня учить? — вспыхнула Рич.

— Конечно, нет! — рассмеялся Рин и потянулся за вторым пирожком. — Научить невозможно. Можно только научиться. Я сам рассчитываю научиться у тебя многому. Я учиться готов. А ты… это твое дело.

— Именно так — мое дело! — щеки Рич пылали, но сквозь негодование к ней наконец стало приходить спокойствие.

Она не могла объяснить, откуда оно берется, но спокойствие спасительной прохладой сначала коснулось ее лба, затем щек, плеч, скользнуло по груди и спине и наконец проникло в сердце.

— Это магия? — гневно спросила она Рина.

— Прорицание нежности, — он пожал плечами. — Я не пытался успокоить тебя.

— Но ты ворожил надо мной! — сдвинула брови Рич.

— Нет, — улыбнулся воин. — Прорицание нежности подобно доброму взгляду. Подобно спасительной тени в жаркий день. Оно не заставляет, не обманывает и не склоняет. Оно просто есть, и все. И как ты можешь отвести взгляд, как ты можешь не прятаться в тень, так ты можешь и отринуть прорицание нежности. Ты сама заворожила себя. Я бы даже сказал, что использовала мое прорицание нежности по собственному разумению. Без спроса, кстати!

— Да? — растерялась Рич. — Тогда я вот что тебе скажу! Если бы я была твоим врагом и хотела бы тебя заворожить, лучшего мгновения, чем то, когда ты… распылял это свое прорицание нежности, я бы не нашла!

— Я рад, что ты мне не враг, — заметил Рин. — Но еще более был бы рад, если бы ты всегда оставалась чуть спокойнее, чуть сдержаннее, чуть внимательнее. Ну или почти всегда.

— Сдержаннее? — стиснула зубы Рич. — Внимательнее? А ну-ка тащи обратно тот сундук с дырой!

— Хочешь уложить сюда детские игрушки? — спросил он через минуту.

— Игрушки?! — возмутилась Рич и безжалостно вытряхнула снадобья Айры на камень. — Просто раз уж ты напомнил мне о внимательности, почему бы и вправду не обратить внимание на очевидные вещи!

— Я обнюхал и облизал этот сундук пядь за пядью! — воскликнул Рин.

— Так, может быть, следовало его просто рассмотреть? — изобразила девчонка самую язвительную улыбку и сняла с пояса жезл Ирунга. — Смотри-ка!

— Стой! — закричал Рин, но было уже поздно. Странный серый жезл вошел в отверстие в сундуке так точно, словно оно было вырезано в его размер!

— Вот! — торжествующе выпрямилась Рич.

— Никогда! — воин вытянул руку, растопырил пальцы и помотал ими перед лицом Рич точно так же, как это частенько делал Марик. — Никогда ничего не делай, не подумав! А что, если бы это была ловушка? Или наоборот, важная магия, вся сила которой рассчитана на одно совпадение жезла и сундука?

— Какая магия? — не поняла Рич. — Не было в этом сундуке никакой магии! И в жезле Ирунга нет никакой магии! Это вообще, как мне кажется, никакой не жезл. Вроде и не пустой, и силы никакой не отдает. И принять ничего в себя не может. Я вижу!

— И что ты еще видишь?

Рин аккуратно выдернул из отверстия в сундуке жезл, сдвинув брови, осмотрел его, отдал Рич.

— Я уже говорила, — она расправила плечи, уставилась на Рина, не моргая. — Ты не совсем человек! Только никак не пойму, что это значит.

— Объяснения Айры оказались недостаточными? — удивился Рин.

— Так ты слышал? — она нахмурилась. — И все-таки я не спрашиваю, что значит быть нефом. Я спрашиваю, что значит быть не совсем человеком?

— Вот твой приятель, Тир… — начал Рин.

— Он не приятель мне! — перебила Рич.

— Больше чем приятель? — Рин напряг скулы.

— Он мне как брат, понял? — Девчонка приподнялась на носках, вытянулась.

Будь ее воля, выросла бы на голову, только чтобы смотреть на этого парня сверху вниз.

— Понял, — с облегчением кивнул Рин. — Так вот он не совсем сайд и, как я понял, не совсем хенн. Ты не спрашивала его, как это, быть не совсем сайдом и не совсем хенном?

— Не спрашивала! — Рич продолжала хмуриться. — И чего спрашивать? Какая разница, все одно это у него изнутри.

— Вот и у меня изнутри, — усмехнулся Рин и добавил шепотом: — Знаешь на что это похоже? На то, словно ты уродился на ладонь выше остальных. Или многих, хотя и это не обязательно. И вот ты идешь по какому-нибудь городу и смотришь на всех сверху вниз, потому что ты выше почти каждого. А если кто равен с тобой ростом, так он почти наверняка такой же, как и ты. Знаешь, многим такого чувства хватает для счастья. Но если приглядеться, да хоть так же, как ты пригляделась к сундуку, то можно увидеть, что среди тех, кто ниже тебя ростом, многие умнее, многие богаче, многие быстрее и сильнее тебя. А некоторые так красивы, что если бы ты был женщиной, то после встречи с ним должен был бы разбить в своем доме все зеркала. Так и я.

— Разбил дома все зеркала? — спросила Рич и улыбнулась почти примирительно, — А нефки красивые?

— Теперь мне уже кажется, что нет, — сдержал улыбку Рин. — Кстати, я слышал, что этот маленький воин, Насьта, не просто не совсем человек, он вовсе не человек. Вот надо бы с ним поговорить! Может быть, подскажет мне, как это — не быть человеком? А пока… Хочешь поговорить о том, как попасть в Заповедные земли? Расскажу. Но сразу замечу, сам я этого пока еще делать не могу. Учусь только. Айра меня учит.

Глава девятая
Костяное кольцо

Айра простилась с Орой и ее семейством в нижнем городе. Обнялась с подругой, которую не видела семнадцать лет и с которой вновь расставалась после недолгого свидания, взъерошила вихры мальчишкам, расцеловала Ильку. Ора сдерживала слезы, прислушивалась к голосу Марика, который поблизости распекал за что-то стражников, а Илька словно и не собиралась плакать. Окаменела девчонка, только кусала губы, да гладила тонкими пальцами рукоять легкого бальского меча. Айра поймала упрямый взгляд, подняла брови, оглянулась на Ору, но та уже отвернулась, подставляя раскрасневшееся лицо сквозняку, что гулял между прорехами в тенте повозки.

На том и расстались.

Мечи Айры не торчали из-за плеч, а лежали в суме, плечи скрывал серый платок, лицо — кружевная вязь, так что для случайного наблюдателя из повозки, ползущей к порту и притормозившей на узкой улочке, вылезла не молодая колдунья, а усталая селянка. Куда только делась ее усталость, когда, заплатив медяк стражнику, она побежала наверх по ступеням маяка. На верхней площадке Айра остановилась, медленно обошла фонарь, потрогала потускневшие бронзовые зеркала, осмотрелась.

Скир лежал у ее ног. Отсеченные крепостной стеной слободки таяли в утреннем мареве, но улицы, дома, гавань — были как на ладони. Мгновения Айра что-то выглядывала внизу, затем сбросила на камень суму, платок, сняла с пояса жезл и, стиснув его в ладонях, выставила руки перед собой. Раздался чуть слышный треск, на каменном набалдашнике повисла капля воды, тут же обратилась льдом, за ней побежала следующая, и вскоре в руках у колдуньи образовался искрящийся посох. Она подняла его над головой, зажмурилась и вдруг прошептала короткое слово, от которого сверкающий ледяной штырь исчез, развеялся, рассыпался искрами брызг — таких мелких, что, подними разморенный светилом стражник голову, разглядел бы у оголовка маяка радугу. Но стражник клевал носом, а Айра уже спускалась вниз по ступеням, вымолвив чуть слышно только одно:

— И ты уже здесь? За долгим дыханием прибыл?..

Нижнему городу безлюдные улицы и не снились. Какие бы беды ни нависали над Скиром, но конец лета есть конец лета. Время сбывать урожай и полнить запасы на зиму выгоняло на улицы и продавцов, и покупателей. И хотя до больших ярмарок еще следовало дожить, череда праздников наступала.

А первый из них — день доблести, в который испытывались молодые воины, почти уже наступил. Но какой же день доблести без запеченного с осенней ягодой фазана и цветочного вина, пусть даже на арене Скира будут биться за собственную честь не простолюдины, а танские сынки? Нет, надо было выбираться на улицу и ругаться с торговцами птицей, присматривать уголь для очага, да выбирать, чтобы меньше в нем было пыли. А еще покупать ягоду, интересоваться у молочника, откуда масло пришло в этот раз, — да мало ли было дел?

Хорошо хоть жара вдруг спала. Небо еще не потемнело, но с запада потянуло свежестью. Да так потянуло, что галера конга не сразу из гавани выбралась, убрала парус и пошла под углом к ветру, в Гобенген наверное. В Скире еще лето никак не отступит, а у северного берега, как обычно, и снег уже не в диковинку.

Кутаясь в платок и уворачиваясь от дородных горожанок с корзинами и пузатых горожан, что уравновешивали животы заброшенными за спину мешками, Айра подошла к трактиру. Толкнула скрипучую дверь и вновь оказалась под темными сводами, которые когда-то принадлежали ее отцу — Яригу. У стойки вытирал полотенцем пальцы ее названый брат, которого полгорода по привычке звало младшим Яригом, хотя куда ему было до усыновившего его старика.

Айру трактирщик встретил улыбкой, хотя еще вчера, когда она заглянула в трактир, с лица спал, поперхнулся глотком вина, даже локоть о дубовый стол расшиб. Однако теперь, когда его страхи, что сестрица востребует имущество папеньки, развеялись, радовался ее приходу искренне. Тем более одолжения большого она не попросила, так, лишь свести ее с нынешними властителями ночных улиц, охотниками за чужим добром, только не с грабителями и убийцами, а с теми, кто говорит мало, ходит неслышно, да видит многое.

Свести ее трактирщик свел, даже диковинный золотой за услугу получил, а пуще всего радовался тому, что расплачиваться за сводничество опять же ему не приходится. Названая сестрица мало что сама со всеми новыми знакомцами рассчитывалась, так и за то небогатое угощение, что на стол получала, медяки оставляла.

Радовался трактирщик, а в голове тревогу не отпускал. Семнадцать лет назад плохо приход Айры закончился — полгорода разрушено было, как трактирщик сам выжил, толком так и не понял. Хотя что теперь-то могло случиться? Войска чужого за городской стеной не было. Иноземцев расплодилось много, так и они в городе не часто гостили. Снат Геба стал стар, так при нем постоянно братья Рейду крутились, да и тан Ойду крепким был пока еще воином. Может, и не стоило ничего бояться?

Именно так размышлял лысоватый трактирщик, который много лет назад еще подростком помогал выбраться из Скира юной девчушке, будущей матери Рич. Хотя саму девчонку он так и не рассмотрел. Можно сказать, что совсем она на глаза ему не попалась. Потом до него слухи дошли, кого вывел из города хромой воин, что частенько заглядывал в трактир, чтобы опрокинуть кубок-другой хорошего вина.

Зажмурился трактирщик и вспомнил незабываемое: как вышел на арену тот самый пьяница, седой хромец, и убил великана хенна, одним ударом завоевав себе свободу. Что с ним потом-то стало? Разное говорили, но толком никто так и не разъяснил! Спросить бы хоть у кого? Может быть, Айра знает? Хотя откуда… Да и не до него ей сейчас, вчера только переговорила с десятком мерзавцев, а теперь и старых приняла, и новых приветила! За что она им серебро отсыпает? Вызнать бы!..

— Спросить чего хочешь? — прищурилась Айра, вглядываясь в выцветшие от плохого света глаза, когда все ее собеседники растворились в трактирном полумраке.

— Нет! — испуганно затряс головой трактирщик. — Зачем голову полнить? Шея будет уставать!

— Да, — согласилась Айра. — Шею нужно беречь. Так вот ради твоей шеи скажу тебе кое-что все-таки. Потому как хоть пустая голова шею не напрягает, но зато и поворачивает ее порой не туда. Если вдруг в твой трактир забредет коротышка ростом в три локтя, а особенно если у него будет с собой короткий широкий меч в ножнах — точно как заступ без рукояти, да фляга медная — беги! Если увидишь старика с искрами в левом глазу да с посохом — беги стремглав. Хотя вряд ли он тебе искрами светить станет. Разглядишь статного воина смеси корептских и хеннских кровей или кого из его свиты, а в свите у него сплошь бабы, да с мечами — прыгай в самый глубокий погреб и не дыши. А вот когда вдруг почувствуешь, что вокруг тебя происходит что-то непотребное, к примеру, мертвяки подниматься начнут на ноги или напасти какие небывалые навалятся, — лучше всего сразу бросайся на самый острый кухонный нож. Сердце вот здесь, кстати, — ткнула Айра младшего Ярига в грудь пальцем. — Но если что — имей в виду, за каждую новость, кроме последней, два золотых заплачу.

— А последняя новость почему в торг не идет? — прохрипел трактирщик, начиная сожалеть, что опять он не продал вовремя трактир, по весне надо было продавать, по весне! Перед путиной! Да и галера уже ушла из гавани. А следующая когда? В порт бежать надо!..

— Если последняя новость случится, значит, все прочие вести уже до меня дошли, — строго ответила Айра и вышла из трактира.

Она поднималась вверх по улице, что вела от маяка к заведению Марика, чтобы у храма Мелаген свернуть к башне, и пыталась думать о многом. О том, что никаких следов Камрета найти так и не удалось. О том, что, судя по осторожному колдовству на маяке и пойманным отзвукам чужой магии, где-то в городе появился или сам бывший правитель Суррары — Зах, или кто-то, способный с не меньшим искусством управляться с магией льда.

Конечно, и Рин был способен на многое, но след обнаруженного ею колдовства явно не принадлежал нефу. Никаких следов Лека или его свиты не было тоже, как не было даже отзвука пропавшего или, скорее всего, убитого Синга. Если старика удружили такой же стрелкой, как и Орлика, то вряд ли нашелся бы в Скире маг, что выдернул бы его из смертной тени. Хотя и тело колдуна как сквозь землю провалилось. И самое главное, что никаких следов Зверя или, как уже сама начала его называть Айра, Забавника она не обнаружила.

Зверя не обнаружила, а смертное облако, нависшее над Скиром, разглядела. И впервые с тех самых пор, как овладела магией льда, сама чуть не заледенела от ужаса. То, что по дороге от двух утесов в Проклятой пади до Скира казалось ей месивом, лоскутами теней, сумрачной взвесью, при взгляде с маяка внезапно предстало черной мглой, которая стояла над Скиром плотным, непроницаемым облаком, скрывая не только улицы и дома, но гавань, предгорья, слободки и даже пылающий над головой Аилле. Магия льда рассеялась, перед глазами колдуньи снова предстали знакомые улицы, но призрак непроглядной тьмы преследовал ее и в трактире, и теперь, когда она шла по улице, поглядывая по сторонам. И все-таки видела не это.

Айра даже остановилась и смахнула со лба пот. Все, что теснилось в голове, не могло заглушить того, что разрывало сердце. Тир, ее сын, опять был не с ней. А она ничем не могла ему помочь, не могла прикоснуться к нему, услышать его голос, посмотреть в его глаза, попытаться еще раз разглядеть в красивом молодом воине крохотное существо, которое оставила много лет назад в далеком доме у реки на руках у Оры!

Айра остановилась и зябко повела плечами. Или жара в самом деле начала отступать, или кто-то следил за ней едва ли не от трактира. Колдунья оглянулась и шагнула под своды храма Мелаген.

— Могла бы и раньше заявиться, — проворчал старик Вертус, когда она постучалась в его келью, но под густыми бровями мага блеснула усмешка.

— Ждал? — спросила Айра.

— Ждал, — кивнул маг и вздохнул. — Ирунг так и сказал: жди! А ведь не соврал. Обещал, что глаз отдохнет. Красавица, молвил! Точно так и есть!

— Передать что просил? — поклонилась Айра. — И будет ли мне дозволено расспросить кое о чем ученика Ирунга?

— Я не был учеником Ирунга, — проскрипел маг, но махнул жилистой ладонью в сторону мягкой скамьи. — Хотя сказать мне есть что. Но я не уверен, что скажу что-нибудь интересное. Ирунг ведь не собирался умирать. Стар стал — да, обрюзг — да, но силы в нем было еще немало. Магом он был знатным, хотя и первым погиб… от Забавника.

— От Забавника?! — вскочила на ноги Айра. — Еще восемь лет назад?

— Никому бы я не желал такой смерти. — Вертус расправил дрожащими пальцами бороду. — А на возраст Забавника не кивай. Может быть, ему и вправду теперь как твоему сыну по человеческому сроку, а тогда, считай, и вовсе лет восемь было. А уж кто бывает злее деток, должна знать, — никто! Самый возраст, чтобы забавляться! Конечно, если он силу свою почувствовал. Кто его знает, что он о себе понимает? Другой вопрос, почему он восемь лет после смерти Ирунга знать о себе не давал?

— Если Ирунга убил он… — Айра спрятала лицо в ладони, потерла глаза. — Он ведь мог сделать это неосознанно? Вдруг старик случайно до него добрался?.. Но и предыдущие сотни лет я бы не вычеркивала! Почему я должна думать, что демон Суйки на чистом пергаменте в чьей-то утробе строчку выводить начал? Что произошло с Ирунгом Стейча?

— Да как тебе сказать? — откашлялся Вертус и с гримасой приложил ладонь к груди. — То и произошло, что и со всеми прочими теперь. Не смог Забавник убить Ирунга сразу. Потом, может быть, по малолетству испугался и затаился на долгие годы. Или Ирунг больно силен оказался. Застыл старый маг. Вот как сидел в своем кресле здесь, в храме Мелаген, в этой самой келье, так и застыл. Только говорить мог, но ни рукой, ни ногой двинуть — никак. Даже конг приходил сюда проститься с магом. Здесь же и все распоряжения были сделаны: и насчет дворца конга, и насчет школы магов, и насчет северной башни, и насчет тебя, Айра. Все было здесь сказано. А уж когда сил у мага вовсе не осталось, он и вспыхнул. Пламенем занялся изнутри и обратился в пепел за мгновения. Конг, кстати, присутствовал. Тут же команду отдал строительство нового дворца ускорить. Ты ведь и сама поняла, зачем он?

— Думаешь, то, что ты по собственному разумению и наущению Ирунга вплел в каменные кружева, остановит Забавника? — спросила Айра. — Или это ловушка? Мне показалось, что половина барельефов и скульптур во дворце из Суйки?

— Не показалось, — снова потер ладонью между ключицами Вертус— Но ловушка не сладилась, потому как ловцов не нашлось. Пока не нашлось. Дворец конга, словно доспех — стрела его не пробьет, а от удара пикой или меча он защиту не даст. Понимаешь? Чтобы Забавник стал силен в его стенах — надобно ему в силу войти, явиться надо. Или забыла давние слова на стене храма: если хочешь убить Зверя, яви его!

— Те слова не мне были посланы! — отрезала Айра.

— Так и смерть Зверя не от твоей руки предсказана, — усмехнулся старик. — Хотя кто знает, что важнее: нанести смертельный удар или лезвие заточить?

— Так что мне делать? — нахмурилась колдунья. — Найти демона, насыпать ему соли на хвост, да бежать во дворец тана? Чтобы он явил себя на пороге? Что он забыл в этом дворце? Да он просто сровняет его с землей!

— А что собиралась, то и делай, — пожевал губу маг. — Дай-ка угадаю: демона искала уже?.. Ага. Искала. И не нашла!

— Не нашла, — кивнула Айра.

— Совсем ничего? — сдвинул брови Вертус.

— Главного не нашла, — пробормотала колдунья. — Большая часть его силы словно туман над городом клубится, словно рассыпалась она на песчинки и стоит степным смерчем над Скиром.

— Точно так, — кивнул маг. — Давно уже стоит, кстати. Это смертные тени несут в себе силу демона. Если отпустит он их, если соберет силу целиком, то прошлая Суйка покажется всем нам цветущим садиком!

— Еще есть искры, — продолжила Айра. — Тысячи искр. Они в людях. Во многих людях. В некоторых ярче, в некоторых тусклее. Здесь, кстати, в храме Мелаген их не много, но они самые яркие. Яркие, но одновременно темные, как ночь.

— И это есть, — согласился маг. — Это сущность демона. Его тело. Эти искры еще Ирунг разглядел. Даже пытался выковырнуть одно такое зернышко. Только не получилось ничего. Человек умер, а зернышко ускользнуло. Я-то к Ирунгу не сразу прибился, года за два, за три до его смерти, но кое-что вызнал. Он ведь сразу же, как вы с подружкой отсекли щупальце — или нить, не знаю, пуповину, демон ее задери, — сразу же искать демона начал. Догадался, что не мог тот бесследно исчезнуть. Всех ребятишек, что были зачаты и рождены в тот год, сосчитал. Списки, кстати, в башне твоей оставил. Ну что толку от тех списков, если все ребятишки здесь. Кроме одного, что был убит в младенчестве. Это, сразу скажу, секрет великий. Убийство-то под видом смерти от естественного недуга творилось. А потом уж я сам с помощью наставника Лайриса и наставника Туска научился видеть… зерна. Их ровно пятнадцать. И все они собраны в классе Рич. И все носители этих зерен отмечены магическим даром. Разной силы, правда. Но дар не от зерна происходит, наоборот. Это демон зерна свои раскладывает в лучшие сосуды. Знай, девка: когда эти зерна сольются в одно, тут демона и нужно брать. Главное, чтобы силу свою стянуть не успел!

— Подожди, маг, — Айра смахнула со лба пот. — Но искр — тысячи!

— То не искры, — Вертус снова потер грудь. — Точно понять не могу, но прочие искры — как что-то чужое. Мелкое и липкое. Думаю, шелуха от зерен. Дыхание демона. Его глаза, уши, нос. Его шерсть, чешуя, грязь из-под его ногтей — не знаю, поглоти меня бездна! Не будет зерен, все эти черные искры рассеются, как дым. Зерен же ровно пятнадцать. Больше я не увидел!

— А ядрышко? — наклонилась вперед Айра. — Я ведь пусть и не брала еще на клинок истинного демона, но знаю. Должно быть ядрышко. Должен в ком-то таиться дух демона! Его сущность! Один! Все прочие носители словно ларцы, один — он сам!

— Ирунг тоже так думал, но ядрышко разглядеть не сумел. Может быть, его вовсе нет? — Вертус засмеялся. — Или скрыт он где-нибудь в потайном месте?

— Нет, — Айра откинулась назад. — Не может того быть. Другой вопрос, что разглядеть его сложно, но моя ворожба должна была показать! Да ради этого только и ворожила! Ведь если раздавить ядрышко, так и все остальное прахом должно пойти, разве нет?

— Ты сама так решила или подсказал кто? — прищурился маг. — Когда селянин сорняк из земли тянет, старается, чтобы ни корешка не обломилось. А ты думаешь, раздавишь яблочко, и яблоньку победила? Не знаю. Явить надо демона. Ядрышко… А если одно из зерен и есть ядро? Может такое быть? Они же все разные, точно тебе говорю! А что, если ты не права? Что, если и дух демона, его, как ты говоришь, сущность, тоже в ларце лежит? Если он и не отмерял себе человеческий срок? Спрятался до времени и дремлет! Об этом подумала?

— Но как ты мог разглядеть? — Айра вскочила с места. Мне такую ворожбу пришлось затеять, чтобы хоть вполглаза примериться!

— Да уж заметил я твой ледяной факел, — пробормотал маг. — Или думаешь, слепые тут все? Разглядеть зерна несложно. Смотреть надо по-особому, да иметь кое-что. Вот, держи.

— Что это? — Айра взяла со стола кольцо.

— Колечко, выточенное из кости старшего брата Жорда Олли, — усмехнулся Вертус— Не родного, двоюродного, но тем не менее. Что? Не нравится? И мне не нравится, когда младенцев убивают, а матерям их говорят, что тех, к примеру, забрал какой-нибудь недуг. Ирунг думал, что в брате Жорда Олли, который сам на тот момент еще и на свет не появился, и таился дух демона. Уж не знаю, как заморочил голову сестрам, но прибыл в дом Олли, устроил там магический обряд. Даже хворь какую-то на сестер навел, лишь бы вопросов ему меньше задавали. Сестрица матушки Жорда Олли, мать того парня, так и скончалась. Мать Жорда Олли еле выкарабкалась — до сих пор добром Ирунга поминает. И невдомек ей, что он и убил ее сестру и племянника.

— И как же… — прошептала Айра.

— Никак, — прикрыл глаза Вертус— Едва младенец перестал дышать, зернышко взмыло вверх, растворилось, потекло в воздухе лоскутом мглы, да в людской в белобрысого ребятенка и вошло. Ну хвала богам, хватило Ирунгу ума не только разглядеть все это, но и смертоубийство не продолжать. Ну а колечко… Ирунг же в доме Олли весь пол линиями расчертил, а как лоскут по коридору поплыл, без всяких линий его углядел, и только потому, что мальчишку мертвого на руках нес. Вот так и появились два колечка. Наденешь, да смотри на каждого не в лоб, а насквозь. И зернышко увидишь не тут, — маг провел пальцами, на одном из которых Айра увидела похожее кольцо, по глазам, — а тут, — постучал он себе по затылку. — У этого непотребства, кстати, и еще одна сторона есть. Предостерегает оно.

— Не поняла…

— Предостерегает, — развел руками маг. — Вот, к примеру, иду я мимо нового дворца конга и чувствую тень на лице.

Отшатываюсь, а мгновением позже мимо камень пролетает. Со строительных лесов свалился. Так что точно предостерегает. Да не морщи ты носик свой славный. Ирунг, конечно, добрым дедушкой никогда не был, но он все делал для Скира. Двух сыновей потерял. Да и такой смертью умер, что… Разом за все расплатился.

— И кто они — эти пятнадцать? — спросила Айра.

— Вся компания, — наклонился вперед маг. — Все, кроме Рич и Жорда Олли, ну да тот-то младше прочих почти на два года…

— А белобрысый мальчишка? — Айра медленно надела кольцо на палец. — Ну тот, что в доме Олли…

— Тоже здесь, — кивнул Вертус— Из лучших школяров. Херг его зовут.

— А если, — Айра хрустнула пальцами. — Если всех убить. Убить, да так, чтобы ни зернышка не обронить!

— И где ж ты сито такое возьмешь? — помрачнел Вертус— А и было б такое сито? С кого начнешь? Или забыла про мглу невидимую над Скиром? Легко сказать… А как давить будешь? На одну ладонь ловить, другой хлопать станешь? Или думаешь, зря в пророчестве звучало, что демона явить сначала нужно?

— Но если узнать того, в ком дух демона, да спрятать его внутрь магической фигуры… — замялась Айра.

— Брось! — скривился Вертус— Я таких фигур не знаю. Когда-то Сето закляла и Суррару, и Суйку, и то власти над ними не получила. Отгородилась от них только. А цену того заклятия знаешь? Не понимаешь разве, что расплачиваться за то заклятье не только самой Сето пришлось, но и всей Оветте расплатиться пока не удалось? Вот так вот, девка. Я уж не говорю, что Ирунг о том думал. Тоже прикидывал, считал, выколдовывал что-то. Потом сказал, что никак без явления нечисти этой не обойдешься. Найдешь и раздавишь ядрышко, каждое зернышко, что в этих пятнадцати схоронены, — в рост пойдет! Убьешь одного — прочих получишь! Вот они сидят тут за стеной, пятнадцать ребятишек, почти уже взрослых. Как давить их будешь? По одному? Или скопом? А?.. Вот то-то! Ты лучше мне скажи про этого охотника что-нибудь. Про Камрета. Да не удивляйся, не удивляйся. Лебб Рейду у меня был с утра. Рассказал кое-что с твоих слов. Как он ловит демонов, этот Камрет?

— Как все ловят, — пожала плечами Айра. — Являет его и загоняет или заманивает в ловушку. Есть у него… что-то вроде сетки. Невидимая почти, стелет ее на пути демона и ждет. Как бы не само время замораживает! На прямую схватку с демоном мало кто способен. А там уж или убивает, или выжигает его. До угля почти. В комок спекает. Есть у него какое-то зелье.

— А ты собиралась взять истинного демона на клинок? — поднял брови Вертус.

— Клинки разные бывают, — пробормотала Айра.

— Это точно. — Колдун постучал пальцами по столу. — Как он являет демона? Как заставляет его зерна собрать, слиться в одно? Или все демоны разные?

— Все разные, — прошептала Айра. — В книгах написано, что все разные. Некоторые столетия меж людей живут, и никто и не догадывается об их сущности. И рассеиваться могут лишь немногие из них. Только те, что очень сильны, но недостаточно умелы, чтобы напрягать ткань мира без опаски разорвать ее. Потому и говорят о таких — Зверь, что в силе своей они подобны жестокому безумному зверю. А Камрет… Он делает так, чтобы пролилась большая кровь. Очень большая кровь. От крови демон дуреет. Или пьянеет, как угодно.

— Большая кровь, значит? — задумался Вертус— К примеру, столкнуть сайдов и хеннов. Тут малой кровью не обойдешься. Или затеять что-нибудь на завтрашнем празднике… Он сильный маг?

— Из лучших, — кивнула Айра.

— Будь завтра на холме, — попросил старик. — До начала действа. С утра пораньше. Осмотреться надо бы. Я не приду — староват стал, а наставники школы под предводительством Бравуса, который туп, как пук соломы, явятся. Еще и ребятишек с собой потащат — смотреть, чтобы среди публики никто не колдовал на удачу. Девчонку возьми. Я о Рич говорю. Есть в ней что-то… Нет, не лоскут тьмы, а светлая искра, радостная такая…

— Откуда ты сам-то взялся? — Айра пристально посмотрела в глаза старику, который вновь принялся тереть грудь. — И вроде лицо мне твое знакомо, и голос, а распознать никак не могу!

— Брось, — махнул рукой Вертус— С чего бы это тебе заглядываться на стариков? Ирунг меня отыскал в Деште. Сидел я себе на рынке, да врачевал мелкие болячки. Еще удивлялся старый колдун, что я собственную боль в груди вылечить не могу, но есть болезни, которые словно часть нас самих. Вырвешь ее из себя, а вместе с нею и жизнь.

— А кто учил тебя магии? — спросила Айра.

— Тех уже давно нет в живых, — пробормотал Вертус— А там, как знать — может, и родичи у нас с тобой общие сыскались бы. Не трать время, девка. Я свое пожил, недолго уж мне осталось, а тем, кому долго еще землю топтать, жизни такой, как у меня была, не посоветую. Ладно, не обо мне речь. Еще что сказать хочешь?

— Зах в городе, — выдохнула Айра.

— А этому-то что понадобилось?

— Думаю, то, что он пытался забрать у моего отца, — долгое дыхание Сурры.

— Ах, вот оно как, — Вертус прикрыл глаза. — Смотри-ка! Сколько у нас гостей! Кто ж их созвал-то? Неужели твой Камрет? А он веселый парень, веселый. Азартный поди? Кости на стол мечет, а в рукаве еще дюжина постукивает? Ну-ну, не перебрал бы…

Айра вышла из храма Мелаген в задумчивости и остановилась, чтобы глотнуть холодной воды.

Тень упала ей на лицо. Она вздрогнула и резко шагнула в сторону. Стрела фыркнула возле скулы и пронзила горло водовозу. Кряжистый сайд захрипел, выпучил глаза и повалился на мостовую, смешивая с кровью выплеснувшуюся из мехов воду. Завизжала какая-то торговка, но Айра уже была в стороне. Пробираясь через растущую толпу, она вглядывалась в лица людей, в окна домов, окружающих площадь, смотрела на крыши, но не видела стрелка. И не должна была. Айдаре, одной из служек Лека, не требовалась магия, чтобы выпустить стрелу.

Глава десятая
День доблести

К праздничному утру Марик не стоял бы уже на ногах, но за полночь его отыскал Хорм и отправил отдыхать. Баль отпустил до утра дозор, который сопровождал его в навалившихся хлопотах, послал Насьту к Айре, чтобы справиться о делах, пришел в караульную комнату и присел на топчан, надеясь обдумать, что он успел сделать, начиная со вчерашнего вечера, и чем следует заняться завтра. Но глаза открыл только утром от прикосновения и вкусного запаха.

— Ора?

Рядом сидел старина Дамп, поглядывал в узкое зарешеченное окно и потягивал из высокого кубка пиво. На неказистом столике стояло блюдо с печеным мясом.

— К твоему сожалению, нет, — спрятал усмешку в бороду воевода Суйки. — Впрочем, хорошие новости из голубятни конга есть. Море спокойное, ветер попутный, Гобенген близится.

— Хорошо. — Марик потянул через голову рубаху и наклонился к ведру с водой. — Но если уж ты заговорил о хороших новостях, значит, есть и плохие. Хотя что я гадаю? Если воевода Дамп не вернулся к благословенной стройке в град Айсил, следовательно, не все ладно в самом Скире.

— А ты узнал об этом только на днях? — поперхнулся пивом старик. — Брось, парень! Неужели я не могу себе позволить сесть на деревянную скамью на склоне холма, да поглазеть на арену — каких молодцов вырастили скирские матери?

— Можешь, — согласился баль, подхватывая брошенный ему кусок холстины. — Я и сам с удовольствием погляжу на молодцов, тем более что среди них будет пяток моих учеников.

— А вот и нет! — погрозил ему воевода. — Ты будешь смотреть на холм, на стены, на окна, чтобы никто не смог угрожать конгу. Или ты забыл, что бляхами воинов победителей будет награждать сам Снат Геба? Забыл, что он выйдет вручать меч?

— В день доблести не бывает победителей, потому как не бывает побежденных, — не согласился Марик. — Конечно, состязания год от года меняются, иногда кто-то оступается, но конг милостив! Редко кому приходится выходить на арену два года подряд. Конечно, как всегда, будет два-три участника из низов, которые захотят испытать судьбу и пробиться в дружину конга, но таким редко улыбается судьба. Будем честны — не улыбается никогда. Подготовиться к испытаниям самостоятельно непросто. Все прочие участники состязаний, так или иначе, испытания пройдут. Ты же понимаешь, старина, танским сыночкам нужно только обозначить почтение правителю да заслужить право считаться взрослым. Никто их не будет калечить.

— Не все среди испытуемых танские сыночки, — вздохнул Дамп и подвинул другу столик. — Или скажу по-другому: не все из них — сыночки скирских танов.

— Ты хочешь сказать… — Марик нахмурился. — Кто готовит обряд?

— Хорм Рейду. — Воевода отставил кубок и облизал губы. — Хотя он мне кажется человеком чести. Так что, если состязание будет в этом году труднее обычного, оно будет труднее для всех участников. Но даже в трудностях существуют различия. Насчет какой-нибудь каверзы ничего не слышал, но вот то, что против твоего приемного сына будут выставлены самые крепкие воины, не сомневайся. И они будут биться в полную силу.

— Значит, и Тир будет биться в полную силу, — уверенно сказал Марик.

— И прольет кровь, — заключил Дамп. — Ранит или убьет ветерана, воина одного из домов. Возбудит ненависть толпы. А пустить слух, что он отпрыск хеннского тана, не сложно. А там уж дело случая. Мало ли кто захочет выпустить отравленную стрелу? Ударить в спину ножом? Сбросить камень на голову с крыши дома?

— Кто тебе все это рассказал? — напрягся баль.

— Хорм. — Дамп тяжело поднялся. — Просил, чтобы ты был внимателен и чтобы предупредил Тира. Он не должен пролить чужой крови! И лучше бы он не переходил дорогу знатным претендентам. Не забудь, что пятым состязанием будут поединки между участниками. Пусть твой парень остережется. Я видел наставников сына Гармата Ойду — они мне показались разбойниками из непролазной чащобы. Разбойниками, которые орудуют мечами чаще, чем умываются! Награда победителю, кроме славы, бесценна — бальский меч реминьской работы. И молодой тан дома Ойду уже видит его на собственном поясе! Конг каждый год заказывает у коротышек отличный меч.

— Знаю, — буркнул Марик. — Насьта как раз и привез заказ в этом году. Только я не пойму, к чему ты клонишь? Ты не хочешь, чтобы Тир сражался за приз? Ему он нужнее прочих. И свой меч у него не из лучших, да и победитель станет не просто стражником конга, а попадет в его личную дюжину!

— Гармат Ойду не из тех, кто отказывается от намеченного, — заметил Дамп. — Тир может получить вечного врага! Да и ты вместе с ним.

— Вот что я тебе скажу, старый приятель, — Баль затянул перевязь. — Я благодарен тебе за предупреждение, но что касается вечного врага, он все же меньшее зло, чем трусость, как бы она ни маскировалась. Скажи мне, если бы в испытании участвовал я, ты бы стал меня увещевать этими же словами?

— Никогда, — улыбнулся Дамп. — Я уже стар, но не выжил из ума.

— Так вот — мой парень, — Марик подхватил глевию, — все равно что я двадцать лет назад! Только умнее меня, хитрее, быстрее и сильнее. Понимаешь?

— Да, — Дамп почесал затылок. — Соперникам Тира придется нелегко, но, как говорят, и сын Гармата в последние годы не терял зря времени. Я знаю, твой парень талантлив, но половину времени он помогал Оре по хозяйству, приводил вместе с тобой в порядок конюшню, а сын Гармата совершенствовал искусство боя с утра до вечера!

— Даже самый лучший клинок нельзя точить бесконечно, — отмахнулся баль.

— Я уже слышал эти слова! — повысил голос воевода. — Но ни один из клинков дома Ойду пока еще не сточен. К тому же этот «клинок» старше Тира на четыре года и выше его на голову!

— По большой мишени легче попасть, — отрезал Марик. — А когда я был в возрасте Тира, тех, кто был старше меня на четыре года, я называл старичками!

— Угу, — подбоченился Дамп. — А пинков от старичков никогда еще не получал?

Марик нашел Насьту у главных ворот. В город вливался поток селян, торговцев, зевак. Ржали лошади, галдела домашняя птица, визжала какая-то торговка, которую слишком рьяно обыскивал стражник. Маленький ремини на огромном коне, полученном от Хорма, казался крохотным верховым недоразумением, но за прошедший день стражники уже поняли, что помощник нового, а для ветеранов — старого дружинного старшины шутить не любит. Вот и теперь он распекал старшего дозора за давку и грязь у ворот.

— Что собираешься делать? — крикнул баль другу.

— Хорм приказал удвоить посты на всех воротах! — отозвался ремини чуть сорванным голосом и подхватил у водоноса кубок воды. — Однако хеннов нет. Стражники говорят, что обычно они идут на такие празднества толпами, а теперь никого. Словно выжидают!

— Чего выжидают? — не понял Марик.

— Не знаю, — пожал плечами Насьта. — Может быть, и в самом деле собрались покинуть Скир? Но вряд ли замышляют что-то хорошее. Ладно, подождем еще, состязания ведь начнутся в полдень?

— Да. — Баль взглянул на небо. — И, благодарение богам, они вновь выпадают на ясный день. Хотя я предпочел бы легкий дождичек. Не забудь, Хорм приказал расставить на крышах храмов лучших и проверенных лучников!

— Когда же я успею их проверить? — удивился Насьта. — И чего он боится? Я так понял, что, когда конг награждает победителей, он все равно прикрыт стражниками?

— Хорм обеспокоен, и я с ним согласен. — Марик с подозрением оглянулся. — Хотя если на конга покусится Забавник, не помогут и лучники. Я отправлюсь на холм уже теперь, буду следить за публикой, встану возле верхнего глашатая. Боюсь что-нибудь упустить. Вчера была новая смерть. Погиб водовоз у храма Мелаген. Обычная стрела. Но кто ее выпустил — неизвестно.

— Метили в Айру, — приблизившись, бросил Насьта. — И стрела оттуда же, откуда прилетала стрелка. От Лека. Вот такушки!

— Весь город перерыли, не можем найти! — скрипнул зубами баль.

— Айра сказала, что воровские кланы тоже ищут для нее хеннского тана и тоже безрезультатно! — заметил ремини.

— Как она? — спросил Марик. — Как ее больной друг, как Рич?

— Больной друг? — Насьта с улыбкой вытаращил глаза. — Я бы поостерегся с этим больным другом скрещивать что-нибудь, кроме кубка с вином. Вчера он гонял Рич по площадке перед башней до глубокой темноты! Девчонка была мокрой от пота, но как у нее горели глаза! Думаю, что и ты кое-чему научился бы у этого парня.

— Что же вы все последнее время попрекаете меня моим неумением? — сплюнул Марик. — Или хоть один мой ученик оказался слаб в мастерстве?

— Зах в городе, — совсем уж тихо прошептал Насьта. — Айра почувствовала его. Что-то будет на арене, баль, что-то будет. Поверь мне!.. Стражи много?

— Вся первая тысяча на арене и вокруг нее. Половина второй тысячи уже теперь на стенах и воротах Скира, скоро доберем ее до полной. И еще одна тысяча во дворце конга. Хорм сказал, что и все танские дружины в полной готовности!

— И десятки тысяч безоружных людей на холме, — сдвинул брови Насьта. — Айра тоже будет стоять у верхнего глашатая. Рин должен быть с нею, хотя я бы посоветовал ему не отходить от Рич. Она, кстати, собиралась пробраться поближе к Тиру. Приободрить хочет парня!

— Если кто и способен приободрить Тира, так это Илька, — усмехнулся Марик. — Присохла к сыну Айры, кипятком не отольешь! Да и Тир немеет, стоит девчонке только взглянуть на него. Но не позволяет себе ничего лишнего, иногда я сам удивляюсь его выдержке. И все-таки есть в нем что-то… страшное. Иногда я ловлю его взгляд, устремленный на фехтующих у нас во дворе, и ужасаюсь!

— Ты уже стал бояться взглядов? — не понял ремини.

— Друг Насьта! — Марик тяжело вздохнул. — Разве ты никогда не видел, как смотрит на добычу дикий зверь? Он еще даже не изготовился к прыжку, а кровь жертвы будто уже течет из его пасти!

Если что в городе и осталось прежним, так это арена. В незапамятные времена на месте Скира располагалась прикрытая отрогами Молочных пиков долина, посередине которой возвышался огромный холм. Со временем долина была застроена, исчезли пересекающие ее овраги и ручьи, да и сам город рушился и поднимался над развалинами не один раз, но холм где был, там и остался. Верно, кто-то из древних правителей Скира оценил его вогнутый северный склон и устроил у подножия холма площадку для состязаний и казней. И, может быть, прежде всего казней, а потом уже состязаний.

Постепенно северная сторона холма оделась каменными ступенями, на которых появились скамьи, а южная была срыта, освобождая место для очередного танского дворца, и обратилась крепостной стеной. С годами и вся арена стала напоминать крепость. С северной, северо-восточной и северо-западной стороны ее окружили храмы, обращенные портиками внутрь, вдоль подошвы холма на высоте пяти локтей в два яруса легли закрытые галереи для знати, холм прорезали потайные ходы. Были выстроены ворота и лестницы для горожан, появились даже площадки для черни на восточном и западном склонах. А на противоположной стороне от галерей все так же между ног каменного изваяния бога Сурры темнели изящной ковкой Ворота Справедливости.

— Ворота смерти! — прошептал Марик.

Он не был свидетелем, но знал, что на камнях арены был предан страшной смерти бальский мудрец и колдун Эмучи, который, кто знает, может быть, и до сих пор не добрался до престола Единого. Марик знал, что через эти ворота вышел на арену бальский воин Зиди, чтобы завоевать свободу. Здесь он пролил кровь огромного, доведенного хозяевами до неистовства хенна, а теперь другой баль должен был выпустить на арену другого хенна, который приходился ему приемным сыном.

— О чем задумался, сын Лиди из рода Дари? — услышал Марик голос Айры.

Она подошла и встала рядом.

— Где Рич? Где твой воин? — спросил баль, не сводя взгляда с пока еще пустой площади.

Слуги Хорма продолжали сколачивать помосты и готовить нужные для испытаний снаряды. Юные служки брызгали на камни воду, выметали из щелей мусор, обрывали с решеток плети высохшего на жаре плюща. Молодые воины ждали начала состязаний вместе с наставниками в одном из храмов.

— Что тут будет? — спросила Айра, словно не услышала Марика.

— Испытания, — объяснил тот. — Сначала испытания на меткость — по выбору воина: либо стрельба из лука, либо метание ножа или дротика. Затем испытания на силу и выносливость: борьба на руках с отобранными мастерами, самыми крепкими молодцами из дружины конга. Победить зрелого воина непросто, но проявить стойкость вполне возможно. Нужно выдержать определенное время, не выйдя из круга. Наконец, испытание духа. Видишь, колдуны возятся у западного портика? Худой рисе в балахоне, размалеванном дикими узорами, — наставник Лайрис. Кривоногий хенн с брюшком, что волочит мешок с амулетами, — наставник Туск. Коротышка, который все время приподнимается на носках, — наставник целительства Качис. Он из народа дучь. Следит за здоровьем испытуемых, хотя обычно ничего серьезного не происходит. А напыщенный горбоносый старикан — тот самый Добириус, которого не жалует Рич. Корепт. Ирунг подбирал колдунов, не думая о том, что за народ вырастил каждого из них. Говорят, что выбирал лучших. Ага, вот и Бравус пожаловал, наверное, будет олицетворять важность среди мудрости. Вот эти ребятки и будут устраивать испытания духа — обязательного владения колдовством от испытуемых не требуется, а вот смелость понадобится еще какая. Хотя не возбраняется и легкая магия, ведь нужно преодолеть магическое препятствие. Каждый год оно разное — или огонь, или вода, или камень, или ветер. Да мало ли что может прийти в голову колдунам? Важный конкурс. Если ты выдержал его, звание воина тебе обеспечено. Помню, как-то претендентам пришлось преодолевать ужас, даже некоторые стражники струхнули, а в первых рядах и на галереях кое-кого пришлось откачивать! Публика страсть как любит эти представления, хотя все они иллюзорны.

— Какие ты слова знаешь, Марик! — тревожно улыбнулась Айра.

— Четвертое испытание тоже не из простых, — вздохнул баль. — Каждый из претендентов должен сражаться боевым мечом с мастерами боя. Причем с такими мастерами, которые и сами не поранят противника, и не дадут поранить себя. Задача — разрубить или разломать, разбить деревянный щит на груди соперника. Вешается он обычно поверх доспеха, так что тут накладки редки. Оружие выдается похожее, чтобы уравнять шансы. Обычные сайдские прямые мечи длиной в полтора локтя. Чаще всего претендент проходит дальше, даже уступая мастеру. Конг сам принимает решение на своей галерее. Удар колокола — и ты проходишь, даже если мастер почти порубил тебя на куски. Главное — сберечь щиток! Но с опытными мастерами это дело непростое.

— И где же конг берет таких мастеров? — спросила Айра.

— Из наставников! Учителя должны присутствовать при испытании учеников. Заодно подтверждать собственное мастерство и право продолжать обучение молодых воинов! Каждый из претендентов сам выбирает себе противника, но не своего наставника. Если бы меня не сделали старшиной дружины, я бы сражался с кем-то из молодых ребят, кроме тех, кого обучил сам. Мне каждый год тут приходилось скрещивать меч с парой-другой претендентов. Никому, правда, у меня выиграть не удалось, но выбирали чаще всего меня: я никогда никого не калечил. А теперь у меня другие заботы. Но Хорм сказал, что выступить за Тира согласился Орлик.

— Орлик — хороший воин, — кивнула Айра. — А пятое испытание?

— Пятое испытание не обязательно, — пожал плечами Марик. — Прошедшие четыре состязания — уже победители. Но конг лично вручает бляху воина и подтверждает совершеннолетие только тем, кто выйдет на пятое состязание. А победитель пятого состязания получает право служить в дюжине конга и меч работы одного известного тебе кузнеца ремини.

— Не его ли работы твоя глевия и твой меч? — усмехнулась Айра.

— Его, — с улыбкой ответил баль. — Но в пятом состязании претендентам придется сражаться на деревянных мечах. Обычно бой продолжается, пока один из соперников не выбьет из рук другого меч, но случались и трагические исходы. Поэтому мало пройти четыре испытания, согласие на пятое должен дать глава дома — все-таки жизнь любого тайского наследника дорогого стоит. Так что обычно распорядитель подходит к претенденту, заносит над его головой церемониальный посох, тот оборачивается к наставнику, а затем к главе дома или опекуну и ждет. Если следует крик «да» — воин идет выбирать деревянный меч. Но чаще всего звучит «нет», и претендент, может быть с облегчением, получает бляху воина и числит себя взрослым. Публика, правда, обычно слегка расстраивается.

— А ворота? — кивнула Айра. — Ворота почему не закрыты?

— Это для «диких», — объяснил баль. — Так называют простолюдинов или тех вельможных сынков, что поступают вопреки воле родителей. Через те ворота может зайти даже раб. В ста шагах на площади под охраной стражников стоит шатер. Внутри — корзины. В них маски, простенькие сыромятные доспехи, балахоны, которые скрывают лицо и тело, и самое простое оружие. Натягивай маску и проходи испытание вместе со всеми. Не сможешь, выходишь через ворота, как и пришел, и никто не узнает тебя. Неудачливый вельможный сынок не будет опозорен или наказан, неудачливый раб не рассердит своего хозяина, неудачливый рыбак, к примеру, своего отца. Но победа сулит многое. Любой победитель из «диких» может получить место стражника, выходец из знати к тому же признается совершеннолетним, что позволит ему устроить судьбу по собственному разумению, а победителю-рабу — еще и приобрести свободу на деньги конга!

— И часто бывают «дикие»? — спросила Айра.

— Всегда, — ответил Марик. — Один-два человека, но они никогда не проходят дальше второго или третьего испытания. Порой их специально ставят в худшие условия. Но, кто бы ты ни был, после четвертого испытания маску придется снять или уйти без награды.

— Однажды почти так же через эти ворота вошел воин Зиди, — задумчиво произнесла Айра.

— Я знаю, — кивнул Марик, оглянулся на ступени, которые постепенно начали заполняться народом, и повторил вопрос: — Ты ничего не сказала о Рич и о Рине. Где они? И о чем ты думаешь?

— Они здесь. Рину я поручила ни на шаг не отходить от девчонки, а она решила пробиться к Тиру и пожелать ему удачи. — Колдунья вздохнула. — Положись на Рина, хотя я не уверена, что он справится с Рич, но он от нее не отойдет.

— Ничего, — сжал губы Марик. — Зато я с нею справлюсь! Вот доберусь только…

— Пятнадцать, — прошептала Айра.

— Что пятнадцать? — не понял баль.

— Смотри. — Колдунья отвернулась от арены. — Видишь молодых людей в желтых балахонах, что выстроились на верхнем ярусе?

— Конечно, — недоуменно поднял брови Марик. — Это же старшие школяры, соученики Рич. Они каждое состязание там стоят. Их Бравус привел. Они следят за тем, чтобы никто из публики не колдовал и не ворожил ни на кого из претендентов. Да я знаю многих, некоторые через год сами будут проходить испытания. Кое-кого уже по осени начну натаскивать с мечами. Вон Сайс Стейча. Рядом с ним стоит Рейл Ойду. Его старший брат, кстати, сегодня среди испытуемых. Вон болтают о чем-то Фарисса и Майка. Вон тот белоголовый паренек — Херг…

— Это тело демона, Марик, — прошептала Айра. — Пятнадцать зерен. Пятнадцать лепестков мрака. И кто из них ядрышко — я пока не знаю.

Глава одиннадцатая
Испытания

Всего лишь прошли ночь, день и еще одна ночь, а Тир стал для Орлика почти сыном. И выделенная им просторная комната на втором ярусе дворца конга, и внутренний дворик, который отыскался, что несказанно удивило Орлика, все на том же втором ярусе, вдруг показались великану родным домом. Или все дело было в том, что внешне паренек напоминал Орлику Айру, к которой воин относился с трепетом и почитанием. Он даже называть стал Тира племянником, сказал ему, что его мамаша самая прекрасная, самая добрая и самая мудрая женщина, которую он встречал, и вообще он считает ее родной сестрой, пусть даже не имеет в жилах ни капли родственной с ней крови. Тир не накинулся с расспросами на объявившегося «дядю», хотя то немногое, что рассказывал ему вельт о Заповедных землях, слушал с неослабевающим вниманием. Зато когда пришел черед подготовки к испытаниям, Орлик тут же понял, что въедливее и настырнее парня он не найдет, даже если перетряхнет всю Оветту.

Тир требовал объяснений каждому движению, что совершал наставник, каждому его жесту. Хотел понять, почему тот ударяет так, а не этак, почему переступает с ноги на ногу именно так, а не по-другому, куда он смотрит, что видит, как оценивает противника.

Напрасно Орлик пытался объяснить Тиру, что если у того испытания уже завтра, нельзя ни в коей мере ни переучиваться, ни пытаться запомнить что-то новое, тем более, как успел понять вельт, сын Айры подготовлен отлично и управляется с тем же мечом как умудренный сединами и украшенный шрамами ветеран. Но Тир снова и снова накидывался на «дядю» с вопросами.

Пришлось провести с пареньком нешуточный учебный бой. Да такой, что Тир не только забыл обо всех вопросах, но и сам Орлик взмок и в очередной раз пожалел, что не уделял последние несколько лет фехтованию достаточно времени! Впрочем, к вечеру и Тир валился с ног, но Орлик распластал парня на деревянном столе и тщательно промял, прощупал каждую мышцу на его теле, проверил все косточки. Затем вогнал в кожу терпкую мазь, отобрал из предложенных челядью конга блюда, которые не давали тяжести в ногах и пустоты в голове, и в очередной раз успокоил Тира, что он, вельт Орлик, объявит себя новым наставником парня и примет участие в обряде испытания молодых воинов. Тир начал засыпать и уже сквозь сон попытался ответить на вопрос воина, что за синеватые завитушки у него на лопатках и что за магия в них скрывается:

— Знаки это, дядя Орлик. Знаки принадлежности к роду великих танов. Они не нужны мне, дядя Орлик. Иногда мне кажется, что они жгут спину и даже сердце, словно хотят от меня чего-то. Но они… не смываются… Я пробовал…

Парень заснул, а Орлик еще долго рассматривал завитки и вспоминал далекое прошлое, когда он тоже числился учеником колдуна. Давнее учение завершилось без особого результата, но кое-что в голове осталось, и несколько нехитрых приемов клеймения новорожденных в том числе. Заклинания, конечно, казались простыми только на первый взгляд, но уж больно были выгодны!

Старик-наставник, который умер не своей смертью, вычерчивал ту или иную фигуру, ставил в центр будущую роженицу, прыгал и подвывал вокруг, а потом объявлял склонности нарождающегося чада и рассказывал, что за родимое пятно или еще какой важный знак должен оказаться на теле младенца. Излишне было говорить, что знак неизменно «оказывался» там, где надо, а танцы и линии как раз и служили его запечатлению.

Орлик не сомневался, что и знаки танства на лопатках Тира нанесены подобным способом. Другой вопрос, что еще до его рождения и запахов колдовства не осталось. Как тут разгадать, о чем должны были поведать таинственные завитки? Но все однажды сплетенное рано или поздно неминуемо должно было прозвучать, если только не найдется умелец, способный разомкнуть давнюю магию.

Утром Орлик провел с Тиром легкую разминку, вновь проследил, чтобы тот не слишком набил живот во время завтрака, от полуденного принятия пищи призвал отказаться вовсе, а когда нарочный принес доспехи, лично отобрал самые простые, надежные и легкие из них. К полудню вельт вместе с Тиром уже сидел в одной из комнат храма какого-то морского бога и прислушивался к шуму на склоне холма. Сначала с арены доносились гнусавые песнопения жрецов и рокот бубнов. Через слуховые окна темного помещения полз пряный дым ритуальных огней. Наконец засвистели сайдские дудки, ударил колокол, и распорядитель начал выкликать имена.

— Тир — сын Айры и Лека! — выкрикнул глашатай, и под оглушительный свист и улюлюканье многотысячной толпы Тир шагнул в светлый проем двери.

— Орлик, странствующий воин, наставник Тира! — услышал вельт и, наклонившись, чтобы не снести притолоку, последовал за своим подопечным.

Публика, увидев великана, ахнула и восторженно загудела.

— Динус — сын Гармата Ойду! — продолжил орать глашатай, а Орлик с интересом окинул взглядом величественное зрелище.

Прямо перед ним колыхалось море глаз. Сияли начищенные секиры стражи, гудели дудки, трещали колотушки, струился аромат неведомых кушаний и запах цветочного вина, и весь холм, начиная от нижних роскошных галерей и до самого оголовка, был подобен застывшей волне, взметнувшейся над гранитным заливом и замершей, прежде чем обрушиться на его твердь.

— Тамир — сын Венга Сольча! — продолжал глашатай.

Орлик нашел взглядом Тира. Тот стоял в ряду двух десятков парней и явно не мог тягаться ни с одним из них ни красотой доспеха, ни блеском клинка. Что касалось ширины плеч и стати, тут сын Айры не уступал почти никому, разве что рыжеволосый Динус, сын Гармата Ойду, был крупнее. Но этот переросток почти не уступал и самому Орлику, больше напоминая тертого здоровяка, чем молодого парня. Вельт покрутил головой, понял, что стоит в ряду таких же ветеранов, как и сам, удовлетворенно хмыкнул, подивившись разномастности оружия и боевых доспехов седых мастеров, и удовлетворенно присвистнул, увидев, что двое из стоявших невдалеке наставников могут потягаться с ним ростом.

Снова ударил колокол, и тут же заскрипели тяжелые ворота.

— До следующего удара колокола те смельчаки, что захотят испытать судьбу, смогут присоединиться — одни или с наставниками — к тем, кто испытывает сегодня свою доблесть согласно велению конга! — заорал глашатай, стоявший над галереями знати.

Орлик прищурился и покачал головой. Верхний кричалыцик помогал себе огромной витой раковиной, узкий конец которой прикладывал ко рту. Точно такой же кричальщик или глашатай замер в центре арены возле облаченного в сверкающий доспех и вооруженного церемониальным посохом Хорма Рейду. «Надолго ли хватит этих орунов?» — задумался вельт, но шум, побежавший по и так неистовствовавшим рядам, отвлек его. За спиной что-то происходило.

Вельт обернулся и увидел входивших в ворота людей. Пятеро из них были в закрывающих голову масках-колпаках с прорезями для глаз и балахонах из толстой ткани, оставляющих руки и ноги свободными, но скрывающих очертания тел. Впрочем, одному из ряженых нелепое платье было великовато. Он перехватил балахон на поясе бечевой, и все-таки тот опускался куда ниже колен. Публика встретила пятерку хохотом.

— Карнавал, что ли, какой? — удивился Орлик, но тут разглядел двоих, идущих следом.

Первой оказалась светловолосая или седая сухая женщина с жестким лицом, покрытым черной краской. Она была одета в свободное платье и несла на плече большой клееный лук и длинный несуразный меч. Стрел у нее не было. За ней шел Рин.

— Благодарение богам, друг, это ты! — вскричал Орлик на айском языке, едва понял, что в отличие от пятерки ряженых Рин вслед за женщиной подходит к шеренге наставников. — Ты как сюда попал?

— Лучше и не спрашивай, — пробормотал воин и начал с беспокойством осматриваться. — Одно скажу, добром это не кончится!

— Да уж, — покачал головой вельт. — Странная охота у нас выходит: вместо раскидывания приманки и сидения в засаде красуемся на арене. Еще немного, и будем извиваться под музыку, как пьяные девки в столичном трактире.

— Не самый плохой жребий, кстати… — начал Рин, но его слова заглушил очередной крик глашатая.

— Небывалое событие украсило наш праздник! Сразу пятеро неизвестных, которых мы для удобства пометим рунами счета, присоединились к отряду соискателей доблести! Поприветствуем и двух наставников, пусть мы и не знаем, кого они представляют из пятерки, — воительницу в маске, которая назвалась Дарой, и еще одного странствующего воина по имени Рин из рода Олфейнов! Все готово для начала праздника! Распорядитель состязаний сиятельный тан Хорм Рейду ждет удара колокола! Удачи соискателям!

— Ну парень, — вздохнул Орлик и помахал рукой обернувшемуся назад Тиру, — тебе удача не помешает!

— Не только ему, — мрачно заметил Рин, но его прервал удар колокола, и на арену вышла сотня стражей дома Рейду.

Снова вознеслись к белесому небу жертвенные дымы, загремели огромные барабаны, Хорм Рейду воздел руки к изваянию Сурры, — и арена запела!

Мгновения Орлик недоуменно хлопал глазами, потому как не мог разобрать слов, и только потом понял, что десятки тысяч людей, которые только что орали, свистели, стучали в трещотки, теперь просто пели что-то нечленораздельное! Они не выговаривали слова песни, которой вовсе не было, а в едином ритме выдыхали, набирали воздух и снова выдыхали. И на фоне слитного дыхания тысяч сотни выводили с закрытыми ртами какой-то немудрящий мотивчик.

— Неплохо, неплохо, — шепнул Рин на ухо вельту. — Действует не хуже дурманящей травы. А если учесть, что на всякую схватку, на всякий результат принимаются ставки, то… Мне нравятся эти люди, друг, они вкусно живут. Пока еще живут…

Наставников не допустили к претендентам. Орлик, Рин и полторы дюжины других попечителей были отведены к скамьям возле западного крыла арены, претенденты выстроились у восточного. Первое испытание началось без промедления. Шестеро стражников подняли и закрепили стоймя деревянный щит, на котором было укреплено соломенное чучело человека с раскинутыми в стороны руками, и отметили расстояния, с которых молодым воинам следовало проявлять меткость. Для броска ножа — десять шагов. Для метания дротика или копья — пятьдесят. Для стрельбы из лука — сто.

— Тамир, сын Венга Сольча! — закричал нижний глашатай, и под ободряющие крики зрителей к пирамидке с дротиками направился крепкий темноволосый паренек в кольчужной безрукавке.

— Легко, — скривил губы Орлик. — Промахнуться по стоящему во весь рост человеку с полусотни шагов? Дротиком или копьем? Ну если вообще никогда не держать его в руках…

— Не спеши, — покачал головой Рин. — Вспомни, на каждого смотрят тысячи глаз, оружие, пусть и обычное, но не свое, незнакомое для руки. Я бы и то вот так, не примерившись…

— Две попытки у каждого, — затаил дыхание вельт и покосился на соседку с зачерненным лицом.

Она смотрела прямо перед собой и, кажется, почти не моргала, только подносила время от времени к лицу черный платок. У висков, там, где кончалась краска, кожа была в мелких морщинках, чуть коричневатая, но сухая. Орлик расширил ноздри и поморщился: от незнакомки пахло какой-то пряностью. Точно так же пахли блюда в трактирах, если их хозяева хотели скрыть запах тухлятины. Но женщина не только ничего не ела, ее словно не занимало происходящее. Она будто смотрела в никуда и только поглаживала свободной от платка рукой навершие меча. Лук висел у нее на плече.

— Сняла бы хоть тетиву, — пробормотал Орлик, но тут же отвлекся.

— Смотри! — толкнул его локтем Рин.

Тамир уже выбрал дротик и теперь подбрасывал его в руке, словно размышляя, метнуть оружие или нет.

— Попадет! — решил Орлик.

— Не сразу, — решил Рин и почти угадал.

Парень попал в цель, но первый дротик только пронзил ногу чучелу. Зато второй вошел точно в центр фигуры.

— Есть! — провозгласил глашатай, и сидящий возле Рина толстяк торжествующе зарычал.

— Твой ученик? — спросил его Олфейн.

— Марика Дари, — расплылся в улыбке толстяк. — Но Марик пошел на повышение, поэтому парня вывел я. Это мой племянник. Хороший мальчишка. Но дротики не самая сильная его сторона. А твой кто?

— Один из «диких», — сдержанно ответил Рин и снова уставился на арену.

Претенденты выходили на позиции один за другим, и первое испытание не провалил никто, хотя один из «диких», тот, что был меньше ростом, чем остальные, и кого Хорм наградил руной «пять», изрядно повеселил публику. Он все-таки споткнулся, и первый его дротик не долетел до цели, звякнув о камень, зато второй пронзил чучелу руку. Тир точно положил оба дротика в шею чучела, но наибольший восторг вызвал сын Гармата Ойду. Он единственный воспользовался копьем и оба раза метнул его с такой силой, что оружие не только пронзило центр мишени, но и пробило насквозь деревянный щит. Двое «диких» — третий и четвертый — метнули в мишень ножи. Разглядеть утонувшее оружие в обратившейся в гигантского ежа мишени было нельзя, но уже то, что оно не упало на камни, значило достаточно. Только один претендент, «дикий» с руной «первый», взялся за лук. Он подергал тетиву, согнул его раз, другой, рассмотрел стрелы, выбрал две. Затем опустился на одно колено, положил на тетиву сразу две стрелы и обе загнал в голову мишени. Публика восторженно загудела, а Орлик покосился на чернолицую. Та не шелохнулась.

— Умелец, — заметил Рин.

— Фокусник, — покачал головой Орлик. — Зачем тратить две стрелы, когда можно обойтись одной? Но самое главное только начинается!

Перед вторым испытанием на арену вышли двадцать три крепких сайда. В отличие от претендентов, которым предстояло сражаться в том снаряжении, в котором они начали испытания, разве только скинув кольчуги, их противники были одеты в крепкие морские рубахи, затянутые на поясах кожаными ремнями. Воины явно знали толк в предстоящем деле, потому что смотрели на претендентов с улыбками.

— Тут главное не испугаться, — прошептал Орлик Рину. — Всякий вышедший на помост — уже считается прошедшим это испытание, но к пятому состязанию за меч будет допущен только тот, кто победит во всех состязаниях! Хорм меня вчера просветил на этот счет.

— Как же их победить? — нахмурился Рин. — Посмотри на этих здоровяков! Их же явно кормили досыта и только мясом! К тому же, если, как я понял, подножки и подсечки запрещены, а победитель должен, прикасаясь только к рукам, вынести или вытолкнуть побежденного с помоста, то насчет пятого состязания у меня возникают большие сомнения. Эти молодцы сейчас растопчут претендентов, как лошади цыплят! Ну разве кроме того здоровяка, сына Гармата. Вот кто получит драгоценный меч!

Здоровяка и в самом деле не удалось растоптать. Он вышел на помост первым, позволил ухватить себя за руки, сам перехватил за локти соперника, а потом просто развернулся вокруг себя, отпустил захват и его противник улетел обдирать колени о камень. Динус поднял над головой ручищи, и проорал что-то торжествующее, хотя вопли зрителей перекричать все же не смог.

Ударил колокол, на помост вышел следующий претендент, и началось неторопливое действо, в котором оказалось много толкания и пыхтения, но ничего похожего на первую схватку. И все же верх брали дружинные. Из трех схваток они уверенно выигрывали две, возможно, выиграли бы и больше, но зачастую удар колокола обрывал схватку, когда претендент уже едва держался на помосте. Изрядно повеселил публику все тот же балахонщик в маске с руной «пять». Соперник просто поднял его над помостом и понес к краю, но не смог сразу сбросить. Пятый ухватился за его локти, в нарушение правил даже пытался обнять противника ногами, вцепился в рукав зубами, но, хотя и с трудом, был оторван и отпущен с почетом и общим хохотом. Явно победили своих соперников только пятеро танских сыночков, в том числе и Тамир, Тир, которого публика определенно записала в свои любимчики, и двое «диких» — первый и второй. Тиру достался едва ли не самый крепкий противник, но парень кувырнулся назад и все-таки выкинул соперника на камни, направив его в полет над собой и не прикасаясь к сопернику ногами.

«Первый», скорее всего, просто оказался сильным парнем, потому что дружинный, вытолкнутый им с помоста, долго морщился и тер посиневшие в месте захвата руки. А «второму» повезло. Явно не отличаясь ни силой, ни богатырской статью, «дикий» ухватился за руки соперника и даже покорно позволил подтолкнуть себя к краю помоста, но в момент толчка изогнулся и рванулся в сторону, предоставив сопернику сделать пару непоправимых шагов туда, куда неминуемо должен был свалиться сам «второй».

— А вот этот паренек мне нравится! — рассмеялся Орлик, глядя, как «второй» машет руками, чтобы удержать равновесие на краю помоста.

— Этот паренек сильно рискует, — вздохнул Рин. — Я бы на месте его родителей всыпал бы ему розгами по мягкому месту!

— Подожди, — расправил бороду вельт. — А вдруг он пройдет испытания и заслужит право служить в тысяче конга? Кто из этих молодцов твой-то? Этот худенький или тот маленький, что приклеился к сопернику как пиявка? Кому услугу оказываешь?

— Как бы не себе самому. — Рин и не думал улыбаться. — И не услугу, а кое-что обратное.

Появление на арене колдунов вызвало дружный рев публики, который сменился уже привычным напевом. Стало понятно, что предстоит едва ли не главное развлечение. Колдуны подошли к претендентам, которых все еще было двадцать три, хотя после двух испытаний на последнюю схватку могли рассчитывать только восемь из них, но и для остальных оставалось еще два состязания, и каждый из двадцати трех не потерял надежду завершить их с честью.

— Магическое испытание должны пройти все, — заметил Орлик. — Если у кого-то не выйдет, правила жестки — сразу же за ворота. И не только тех, кто выступает в масках, но и танских сыночков. А «дикие» всегда ломаются на этом испытании. Противостоять магии чернь не учат.

— Ты уже словно снял маски и обнаружил под ними чернь, — покачал головой Рин. — Что делают колдуны?

— Проверяют, нет ли у кого из воинов защитных амулетов или заклинаний, вшитых в одежду, нанесенных на тело, вплетенных в волосы, — пожал плечами вельт. — Твой-то не обвешан побрякушками?

— Отдал, — Рин похлопал по сумке, висевшей на боку. — А что эти колдуны еще могут разглядеть?

— Да демон их разберет, — выпятил губу Орлик. — Хорм сказал, что наводят на каждого легкое колдовство и смотрят, препятствует ему что-нибудь или нет. Ну что-то вроде легкой головной боли. На мгновение! Они даже не прикасаются к претендентам, и так все видят. Раньше этим занимался маг Вертус, а теперь, как говорят, одряхлел. И заправляет обрядом вон тот сухощавый приятель, его имя Лайрис. Не знаю, что они приготовили на этот раз, но если ты видишь круг, отмеченный полосой серого порошка, — вон там, да, — то внутри него не просто кучка камней, а точно двадцать три. Каждый из претендентов должен будет войти в круг и вынести один камень. Двадцать шагов поперек. Значит, каждому придется пройти десять шагов с одной стороны, наклониться, взять камень и выйти с другой стороны. Или с той же. Или достать камень любым другим способом, исключая пики, жерди, стрелы, веревки — да все, кроме собственного тела и головы.

— Или того, что в голове должно быть, — уточнил Рин. — И в чем же сложность?

— Хорм сказал, что в прошлом году по границам круга встал столб ледяной воды, — ухмыльнулся вельт. — Претендентам пришлось плыть к центру круга. Некоторых поднимало вверх, кое-кто даже расшибся, падая на камни. Многие нахлебались воды.

— Но ведь вода была иллюзорна? — нахмурился Рин.

— Да, — Орлик кивнул. — Хорм так и сказал. Вода была иллюзорна, и все претенденты знали об этом. Только дышать даже в иллюзорной воде оказалось очень сложно. Тут надо быть магом высшего уровня. Я даже не уверен, что Айра бы справилась. Посмотри на холм. Видишь, сколько тысяч глаз? Они смотрят на воду, и верят в нее, и делают ее не иллюзорной, а самой настоящей, пусть даже колдунам по силам прекратить иллюзию в одно мгновение!

— Чем же порадуют колдуны публику в этом году? — задумался Рин. — И зачем им факелы?

Четверо колдунов — Лайрис, Туск, Качис, Добириус — поклонились Бравусу, поклонились Хорму и подошли с факелами к пылающей чаше возле алтаря бога Сурры. Факелы вспыхнули, и четверка двинулась к магическому кругу. Вокруг на расстоянии двух десятков шагов от границы круга встали стражники, в руках у которых сияли серебряные ведра. Под грохот барабанов колдуны вошли в круг и опустили факелы к кучке камней. Затрещало пламя, и камни запылали, словно были вылеплены из древесной пыли. Колдуны развернулись и разошлись в стороны. Едва каблук последнего покинул пределы круга, за их спинами встала ревущая стена. Публика охнула, и над ареной впервые повисла тишина.

— Однако даже здесь печет! — удивленно пробормотал Рин, прикрывая лицо рукой. — Нет, я понимаю, что пламя не настоящее, но в непременных ожогах — уверен. Тут есть лекари?

— Найдутся, — с тревогой пробормотал Орлик. — Признаюсь, я не слишком поверил Хорму насчет прошлогоднего столба воды, но теперь думаю, что тем ребятам повезло больше. Тут умением плавать не обойдешься!

— Третье испытание! — заорал глашатай. — Тот, кто не готов его пройти, может покинуть арену уже теперь!

— Неужели кто-то решится войти в пламя? — прошептал Рин.

— Тир сказал, что они с Мариком занимались какими-то заговорами, — пробормотал Орлик. — Говорил, что каждый воин конга должен знать простенькое заклинание от испуга, боли, морока, смерти. Но я не расспрашивал его.

— Сомневаюсь, что тут можно обойтись простеньким заклинанием, — покачал головой Олфейн.

— Увидим! — постарался улыбнуться вельт и огляделся.

Сидевшие поблизости наставники замерли. На лицах многих из них был написан ужас. Только женщина с черным лицом смотрела на огонь, не мигая.

— Смотри! — протянул руку Орлик.

Двое «диких», что отметились метанием ножей, опустив головы, вышли через ворота. За ними последовали четверо танских сыночков, затем еще двое. В строю осталось пятнадцать человек, но некоторые из них явно чувствовали себя неуверенно. Публика засвистела, но не слишком громко, жар чувствовался даже на нижних ярусах холма.

— Есть ли желающие начать состязание? — снова подал голос глашатай.

И тогда руку поднял Тир.

— Он сошел с ума, — пробормотал Рин.

— Или как раз умен, — запустил пятерню в бороду Орлик.

— Тир, сын Айры и Лека! — проревел глашатай. Вельт метнул взгляд вправо и заметил: глаза женщины с черным лицом сузились!

Тир миновал стражников с ведрами, подошел к пламени. Опустился на колени и соединил перед грудью кулаки, развернув их ладонями наружу. Зашевелил губами.

— Он что, не чувствует жара? — не понял Орлик.

— Читает заклинание отрицания, — прошептал Рин.

— Какого отрицания?! — занервничал вельт.

— Откуда я знаю! — Олфейн смахнул пот со лба. — Я его наставник или ты?

И тут Тир поднялся и шагнул в пламя. Холм замер. Потекли тягучие мгновения. Орлик почему-то встал со скамьи, сел, снова встал, взъерошивая бороду, и готов уже был сам нырнуть в огонь, когда наконец из пламени показался его подопечный. Бешеный рев из тысяч восторженных глоток едва не оглушил вельта. Тир поднял над головой камень и опустил его на гранитную плиту.

— Тамир, сын Венга Сольча! — заорал глашатай. Темноволосый паренек подошел к пламени, стирая с лица пот. Он последовал примеру Тира, только не стал опускаться на колени. Сомкнул кулаки и стал выкрикивать заклинание так громко, что Орлик разобрал даже отдельные слова, затем шагнул в пламя, но шагнул быстро и вышел быстрее, чем это сделал Тир, почти бегом. Рукава его рубахи дымились, из глотки доносился сип. Сразу два ближайших стражника опрокинули на бедолагу ведра, торопливо заковылял к пареньку и колдун Качис, но Тамир уже поднялся и бросил на плиту свой камень.

— Енни! Воспитанник дома Магду!

Действо продолжилось. Раскрыв рот, Орлик смотрел за тем, как молодые сайды один за другим проходили через огонь, и с удивлением понимал, что танские сыновья, кажущиеся даже в доспехах изнеженными парнями, были готовыми к серьезному испытанию! Впрочем, разве Марик не говорил, что сегодня будут сражаться и его воспитанники? Значит, не только Тир и Тамир прошли его школу?

И все-таки смогли не все. Еще один претендент отправился к воротам, подойдя к пламени вплотную, а двое выскочили из огня, сделав только один шаг. Не использовали заклинаний или какого-либо явного колдовства тоже двое: Динус и «дикий», которого все называли «пятым». Динус с ревом влетел в пламя и с таким же ревом выскочил, выхватив у ближайшего стражника ведро воды. Судя по отборной ругани, обгорел он больше других. А «пятый» подбежал трусцой к стене пламени, трусцой забежал в огонь и так же выбежал. Наставник Лайрис даже еще раз подошел к претенденту, чтобы проверить наличие защитных амулетов.

Удивил «первый». Он подошел к пламени, раскинул руки в стороны, наклонил голову вперед и, наверное, что-то шептал неразличимое под маской. Затем сомкнул руки перед собой и снова резко развел их в стороны. И камень — пылающий камень! — сам вылетел из пламени, упал на гранитную плиту и зашипел там. Свист понесся над холмом, но тан Хорм подошел к плите, шевельнул тлеющий камень носком сапога и кивнул глашатаю.

Остался один претендент. Худощавый «дикий» с руной «два». Он словно медлил. Подошел к пламени, шагнул в одну сторону, в другую, присел, словно пытался что-то рассмотреть под ревущей обжигающей стеной, а когда свист и рев толпы заглушили даже треск огня, махнул рукой, и пламя исчезло!

Уронил ведро стражник. Вскочил со скамьи Лайрис. Двинулся к месту испытаний Хорм, но второй уже шел по исходящему дымом кругу, остановился у груды камней, наклонился, потрогал один, другой, выбрал и пошел обратно. Добрался до гранитной плиты, бросил камень и только тогда обернулся и махнул рукой, после чего над кругом снова встала стена огня. Только тогда Орлик понял, что все это время над ареной стояла мертвая тишина, потому что холм взревел.

Ударил колокол, и сквозь рев толпы пробился голос глашатая:

— Четвертое испытание! Их осталось двенадцать.

Глава двенадцатая
Двенадцать

Перерыв был недолгим. Поднявшись с места, Рин помахал руками, расправил плечи, осмотрелся и понял, что не только претендентов стало меньше, но и часть наставников покинула арену. Круг состязающихся сужался. Пламя погасло. Колдуны заметали покрытый пеплом круг. Качис возился с лицом подвывающего Динуса, умащивая его мазями. Служки возвращали на место помост, на котором должны были пройти последние испытания. В этот раз помост стал чуть больше. Стражи притащили тележку, нагруженную мечами, и корзину деревянных щитков.

— Ну что? — Орлик повернулся к Рину. — Готов скрестить одну из тех полос дрянного железа с такой же полосой железа кого-то из претендентов?

— Не с кем-то одним, а с большинством из них, — пожал плечами Олфейн. — Насколько я понял, со своим подопечным я сражаться не могу, Тир меня не выберет, а остальные… Оглянись, вельт. Из оставшихся наставников я внешне самый хрупкий и неопасный. Ну не считая чернолицую, но кто ее вызовет? Публика может счесть такой выбор позорным! Думаешь, кто-то рискнет вызвать тебя? Тогда сделай доброе лицо.

— Хорм сказал, что важно обойтись без кровопролития, — задумался Орлик. — Значит, надо только обороняться. Надеюсь, их мечи хоть отбалансированы?

— А ты хотел бы обнажить свой? — без улыбки посмотрел на друга Рин. — Ни тебе, ни мне не нужно привлекать слишком много внимания. Хотя тут уже не спрячешься. Как думаешь, где Айра?

— Где-то там, — кивнул на холм вельт. — И Марик там. И Насьта. Кому из них ты спровадил Рич? О чем задумался, парень?

— Зачем все это? — обвел взглядом арену Рин. — Зачем нужно представление? Что это даст молодым воинам?

— Это все для них, — снова кивнул на холм Орлик. — Публика жаждет зрелищ! Или ты никогда не бывал на казнях в окраинных землях? Зеваки выползают из-под земли, как черви в дождь! Хотя мне все это тоже не слишком нравится. Вельты много не говорят. Знаю, знаю, ты меня считаешь болтуном! Успокойся, я сам себя считаю болтуном, а вельты обычно молчат. Но на этот случай поговорка у вельтов есть. Они говорят так: храбрость и мужество, проявленные под взглядами других, раздели на два.

— После будем делить, — хмуро заметил Рин. — На два, на десять — все равно. Или займемся наконец охотой? Как думаешь? Камрет тоже где-то там? Среди этих людей?

— Это мы спросим у него, — сдвинул брови Орлик. — Перед тем как…

Удар колокола прервал вельта. И снова подал голос глашатай:

— Динус, сын Гармата Ойду, выбирает противника!

Здоровяк, которого только что избавлял от боли в обожженном лице Качис, угрожающе рыкнул и двинулся к скамье, на которой сидели наставники.

— Если это молодой парень, — с кривой усмешкой заметил Рин, — тогда я почти подросток.

Динус шел, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и на ходу расстегивал перевязь. Болтающийся на ней дорогой меч чиркал ножнами по камням и позвякивал. Подойдя к скамье, Динус бросил свой меч через голову не шелохнувшейся женщины с зачерненным лицом.

— Не люблю, когда так обращаются с оружием, — поморщился Орлик и начал подниматься. — Не волнуйся, Рин. Мальчишка будет сражаться со мной. Его наставники тыкали в меня пальцами едва ли не с начала состязаний.

— Не покалечь мальчика, дяденька вельт, — громко попросил Олфейн друга на сайдском языке и оглянулся.

Сразу трое воинов, сидевших на второй скамье, кривили рты в их сторону. Один был подобен Димусу и, как и тот, не уступал ростом Орлику. Еще один был гораздо ниже ростом первого, зато превосходил того шириной плеч. Третий, что сжимал коленями длинную глевию и поймал перевязь Динуса, был худ и жилист. Рину даже показалось, что и кольчуга его была наброшена на голое тело.

— Самому бы не покалечиться, — пробормотал Орлик, кивнул ткнувшему в него пальцем Динусу, сбросил на руки Рину пояс с мечом и ножами и пошел к тележке с «железными полосами».

— Убивать, — услышал Рин и повернулся к по-прежнему неподвижно сидевшей соседке. — Убивать, — сухим, клокочущим голосом повторила она, отняла от лица платок и медленно повернулась к Рину. — Таких, как этот воин, — ее палец вытянулся в сторону Динуса, — нужно убивать. Они — грязь! Внутри грязь. И снаружи оставляют грязь. Надо убивать!..

Она согнула палец так, словно втянула коготь под кожу. Опустила руку и снова превратилась в безмолвное изваяние. Рин невольно передернул плечами и стал скручивать ремень Орлика. Вельту, который один за другим брал в руки мечи из тележки, тем временем служки прилаживали на грудь деревянный щиток. Динус стоял тут же, осматривая самый длинный из оказавшихся в повозке клинков, и словно примерял его к противнику.

— Димус, сын Гармата Ойду, против Орлика, наставника Тира, сына Айры и Лека! — выкрикнул глашатай.

— Сын Лека и Айры! Так правильно! — прошипела соседка Рина, но он уже не отрывал взгляд от помоста.

С ударом колокола схватка началась!

Деревянные щиты легли квадратом со стороной шагов в сорок. Хватало простора, и чтобы сойтись с обнаженными клинками, и чтобы уклониться от боя, и побегать от противника, но когда на доски ступили Орлик и Динус, не только Рину, но, наверное, и всему холму квадратик показался тесным. Меч Динуса был длиннее меча вельта на пару ладоней, но он управлялся с ним, как с игрушкой. Покачал его на кулаке, положив серединой лезвия на большой палец, подбросил несколько раз вверх, подхватывая за рукоять. Потом нанес несколько ударов, со свистом разрезая воздух, пока наконец не обратил меч в сверкающее марево, вращая им вокруг себя, над головой, за спиной, заставляя зрителей изойти в крике.

Орлик стоял неподвижно у противоположного угла и даже не пытался нападать. Стоял и ждал, когда Динусу надоест забавляться. Расправлял пятерней рыжую бороду, выковыривал концом клинка сучок из доски, подтягивал бечеву портов. На нем не было никаких доспехов, кроме жилета из толстой кожи, на котором висел теперь деревянный щиток. Зато на голове Динуса сиял рептский шлем с переносицей, с его плеч спускалась слегка подкопченная кольчуга, которая угрожающе жужжала, когда богатырские плечи танского сыночка перемещали вокруг его тела стальной сверкающий веер.

Наконец вельту надоело представление Динуса, и он вовсе присел на корточки, намереваясь то ли передохнуть, то ли облегчиться на глазах целого города. Здоровяк выпучил глаза, взревел, выпрямился и затопал к вельту, чтобы раскроить наглецу голову, а уж потом разрубить и его щиток. Привычное уханье на холме утихло, Динус взметнул над головой противника меч, но Орлика не достал, только раскрошил доски в том месте, где только что сидел вельт. А тот сделал с непостижимой для огромного тела ловкостью кувырок вперед и, перед тем как подняться на ноги, успел отвесить Динусу пинка, от которого парень не только вылетел с площадки, но и потерял меч и шлем, сплющив последний собственным брюхом в лепешку.

Холм зашелся в хохоте, но даже тысячи хохочущих глоток не смогли заглушить рев ненависти, который издал Динус, особенно после того как попытался надеть на голову сплющенную жестянку. Он подхватил меч и снова побежал на Орлика с явным желанием умножить того на два! Вельт отбил первый удар Динуса в сторону, а вторым движением выбил у того из рук меч. Сын Гармата Ойду взвыл, схватился за запястье и побежал за мечом почти на четвереньках.

Снова увесистый клинок взлетел над головой Орлика, снова раздался лязг, и снова меч Динуса загремел по камням. Колокол конга молчал. Молчал, когда меч падал на камни, молчал, когда с помоста сваливался сам претендент. Наконец Орлику надоело представление. Он вовсе отбросил свой меч, а когда под изумленное гудение холма уже не прекращавший выть Динус попытался проткнуть ему живот, поймал того за запястье, шагнул в сторону, сорвал с груди переростка щиток и разбил о его же затылок.

К счастью для сына Ойду, удар колокола все же прозвучал. К его же несчастью, схватку со странствующим воином видел почти весь Скир.

— Динус, сын Гармата Ойду… — глашатай запнулся и под хохот холма продолжил: —…не проиграл схватку. Он продержался до удара колокола и будет допущен к пятому испытанию.

— Вот, — Орлик распустил завязки и протянул щиток Рину. — Не думаю, что тебе удастся отказаться от танцев на досках.

— Ты был безжалостен, — улыбнулся Рин. — Хотя и слишком терпелив.

— Ничего, у парня крепкая голова, даже шишки не случится, — поморщился вельт. — А совести и не было никогда. Он пытался убить меня!

— К счастью, ему этого не удалось сделать? — Рин толкнул друга в плечо. — Или как?

— Или как?! — возмутился Орлик. — Да у меня совсем другие планы! Я, кстати, еще и не обедал!

— Тир, сын Айры и Лека! — разнеслось над холмом. Тир стоял около скамей наставников около минуты.

Оставил Орлику меч, сузил глаза, наткнувшись на холодный взгляд женщины с зачерненным лицом, покачал головой, глядя в полные ненависти глаза наставников Динуса, потом сделал шаг назад, поклонился всем сразу и произнес:

— Сочту за честь, если кто-то из присутствующих здесь наставников боевых искусств удостоит меня сегодня схваткой по правилам Дня доблести Скира.

— Хенны не склоняют головы перед инородцами! — прошипела женщина, но ее перебил здоровяк-наставник Динуса:

— Я готов свернуть башку поганому хенну!

Тир потемнел лицом, но не ответил, пошел выбирать меч. Когда, ожидая удара колокола, он встал напротив здоровяка в углу помоста, Рин только покачал головой. Чему бы ни обучал Динуса наставник, каким бы мастером он ни был, рядом с Тиром он выглядел великаном. Превосходя соперника ростом на голову, он даже внешне напоминал не человека, а огромный глиняный кувшин, который отрастил себе руки и ноги, покрылся кирасой, как коростой, и выбрался на арену.

— Такому достаточно просто сесть на человека, чтобы он умер, — процедил сквозь зубы Олфейн. — Или наступить ему на ногу, чтобы оставить калекой на всю жизнь.

— Я выглядел бы так же, — заметил Орлик. — Если бы не ограничивал себя в еде.

— Ты ограничиваешь себя в еде?! — поднял брови Рин. — Что же, выходит, Ора меня обманула, что тот котел с похлебкой, который я варил у башни, ты смолотил за один присест, да еще в один рот?

— Да что там было похлебки? — скривился Орлик. — Я и расплескал, пока нес…

— Тир, сын Айры и Лека, против мастера боя и наставника дома Ойду Рангла из Дешты! — протрубил глашатай.

Если Рангл из Дешты чему и обучал Динуса, то уж явно не мастерству фехтования, хотя меч так и порхал у него в руках, но ничего похожего на сверкающие стальные веера ученика он и не думал предъявлять. Скорее всего, он решил порубить Тира вместе с его щитком на мелкие кусочки и приступил к этому делу с немалым усердием. Воины сшиблись в центре помоста, Орлик даже приподнялся, чтобы разглядеть, чья берет, но разобрать хоть что-то в мельтешении клинков не смог.

— Демон раздери эти состязания! — прорычал вельт. — Неужели нельзя сражаться помедленнее? Ничего ж не понять!

— Громила теснит Тира, — заметил Рин, отчего Орлик недовольно запыхтел.

Схватка и в самом деле начала смещаться к краю помоста, пока наконец Тир не оказался на камнях. Он сделал шаг назад, поклонился Ранглу и пошел к скамье, на которой сидели претенденты.

— Куда? — заорал громила и тут только заметил, что вместо щитка на его груди болтаются жалкие щепки.

В бешенстве здоровяк швырнул в Тира меч, но тот наклонился, и звон упавшего на камни клинка слился с ударом колокола.

— Тир, сын Айры и Лека, победил мастера боя и наставника дома Ойду Рангла из Дешты! — прокричал глашатай. — Следующим сражается Тамир, сын Венга Сольча!

Крепкий черноволосый паренек подошел к скамье, окинул взглядом наставников, взглянул на своего дядю, кивнул ему и склонил голову перед Рином.

— Мне кажется, что ты мастер меча, незнакомый воин, — проговорил парень. — Не согласишься ли преподать мне урок?

— И поучиться у тебя, Тамир, — поднялся Олфейн. — Что ж, Орлик, держи мой меч. Придется и мне потрудиться. Странная охота у нас в этот раз!

— Вот уж не думал, что мне придется стать на этой охоте оруженосцем! — проворчал вельт.

Рину пришлось выходить на помост не один раз, а все семь. Схватка с Тамиром настолько заворожила прочих наставников, что все, кроме чернолицей, встали с мест. Рин фехтовал с уважением к противнику. Он не выбивал у него из рук меч, хотя явно мог сделать это не раз. Он не пытался разрубить его щиток, зато усердно защищал свой и делал это ловко и красиво, остановившись только тогда, когда прозвенел колокол. Раскланявшись с Тамиром, Рин отправился на место, но уже следующий претендент снова подошел именно к нему. Так и пошло.

Семь схваток совершенно не утомили Олфейна, хотя двоим претендентам, видимо, тоже воспитанникам Марика — Айлу из дома Нуча и Лону из дома Сальди, — удалось отщепить по клинышку от его щитка. И даже стражники не смогли сдержать смех, когда Рин пытался приложить отсеченную щепу на место. Олфейн готов был вовсе не покидать помост, но, когда в строю остались только трое «диких», Хорм подошел к ним, показал на Тира и решительно помотал стиснутым кулаком.

— Хватит, — пояснил Орлик. — Впрочем, теперь ты и так будешь первым парнем в городе. Что ты там говорил насчет выбора девушки для долгой жизни? Готовься. Чувствую, что сегодняшнее состязание покажется тебе легкой прогулкой. Я даже подарю тебе колокольчик, чтобы ты вовремя прекращал схватки! Демон меня раздери, так на этом холме почти нет баб! Столько стараний, и все зря! Устал? Отчего Хорм освободил тебя от схваток?

— Не устал, — оглянулся Рин. — Хотя с удовольствием пересел бы в тенек. Все дело в том, что Хорм не знает, кто из трех «диких» — мой подопечный, так что сражаться будет с ними кто-то из оставшихся наставников. Может быть, ты?

— Может быть, — почесал бороду вельт. — С «пятым» бы я потолкался. Чтобы посмеяться!

Но выходить на помост выпало не Орлику. «Пятый» три раза прошелся вдоль скамьи с наставниками, пока выбрал толстяка — дядю Тамира из дома Сольча. Холм довольно загудел и не обманулся в ожиданиях. Толстяк оказался ловок, и «пятый» почти сразу прекратил попытки разрубить его щиток. Вместо этого он начал убегать от противника, благо толстяк был не слишком быстр, а помост довольно просторен. Так под громовой хохот «пятый» и добегал до самого удара колокола.

После него наставника выбирал «первый». Он подошел к скамье и посмотрел на чернолицую, которая шевельнулась, наверное, во второй или третий раз за все время состязаний. Она обернулась и ткнула сухим пальцем в невысокого гиганта с огромными руками. Именно этот наставник Динуса не жалел грязных ругательств для каждого претендента, исключая своего подопечного.

— Ты! — вытянул руку со сжатым кулаком в его сторону «первый».

— Не сомневайся! — оскалился тот.

— Убей его, — посоветовал жилистый и показал желтые зубы повернувшейся к нему чернолицей.

Когда рукастый вышел на помост, у Орлика даже заболела голова, настолько чудовищно выглядели огромные плечи и руки на теле пусть крепкого, но невысокого человека. Для того чтобы коснуться пола, ему не требовалось нагибаться. Наверное, в детстве уродец служил объектом насмешек, но теперь вряд ли кто-нибудь решился бы смеяться над ним.

Не решился и «первый». Он поднял меч над головой, направив его острием вперед, и медленно пошел вдоль края помоста. Рукастый, который замер в центре, ожидая удара колокола, воткнул меч в доски и потянул через голову грубую рубаху. Когда она отлетела в сторону, холм затаил дыхание. Со стороны показалось, что этого великана, исполина, громаду просто закопали по пояс в землю, а потом устроили вокруг его туловища помост, и огромный воин теперь топчется в невидимой яме, поворачиваясь вслед за самонадеянным наглецом. Рукастый набросил на шею щиток и снова взялся за меч. Ох, хотел бы Орлик посмотреть на того молодца, кто бы рискнул побороться с ним на руках!

Ударил колокол, и «первый» сделал стремительное движение. Рукастый поднял меч, но «первый» уже вновь шел по краю помоста, а по предплечью его противника поползли капли крови. Рукастый захохотал, слизнул кровь и внезапно ударил сам. Меч просвистел в ладони от живота «первого», тот даже изогнулся, чтобы не попасть под клинок, но успел и сам взмахнуть мечом, и вторая рука его противника окрасилась кровью.

— «Первый» очень быстр, очень! — пробормотал Орлик. — Не быстрее нефа, но из тех, кого я знаю, только Айра могла бы с ним сравниться. Этого парня учили не один год, и как бы не с колыбели!

— Только не фехтованию, — заметил Рин и покосился на чернолицую. — Его учили убивать.

— Так и этого краба тоже не косички заплетать учили, — нахмурился вельт.

Схватка между тем продолжалась. Середина помоста уже была заляпана кровью, и рукастый, который понял, что он может потерять не только лицо, но и победу, рванулся на противника. Если бы ему удалось схватить «первого», вряд ли бы он отпустил того, не переломив ему хребет. Но «первый» снова удивил арену Скира. Он согнулся, приник к доскам помоста, словно собирался кувырнуться вперед, как это сделал Орлик в схватке с Динусом, но вместо этого взвился вверх и встал на ноги за спиной рукастого. Удар рукоятью меча по затылку последовал немедленно и был такой силы, что Орлику послышался хруст ломающейся кости. Рукастый захрипел и повалился на спину.

— Готов! — крикнул «первый» в сторону чернолицей и раздробил щиток на груди рукастого каблуком.

Только тогда прогремел колокол, словно звонарь и сам засмотрелся на странную схватку.

— Мертв, — прошептал Орлик.

— Вот бы на этом и остановиться! — процедил сквозь зубы Рин.

Наставник Качис уже спешил к помосту, с которого стражники стаскивали безжизненное тело рукастого, а нижний глашатай снова поднес ко рту раковину. И к скамье наставников пошел «второй».

— Я! — в остервенении зарычал жилистый и, отбросив глевию, рванулся к тележке с мечами.

— Стой! — вскочил на ноги Рин, но «второй» остановил его раскрытой ладонью, а потом бросил на колени Орлика закутанный в ткань меч.

— Ну точно оруженосец, — сплюнул вельт.

— Не вздумай! — крикнул Рин.

Обернулся только жилистый. «Второй» прилаживал на груди щиток.

— Не вздумай! — повторил Рин. — Убью!

— Попробуй! — зло оскалился жилистый.

— Неизвестный с руной «два» против Ларса Тора, наставника Динуса Ойду, — лучшего фехтовальщика Дешты! — выкрикнул глашатай.

И ударил колокол.

«Второй» выбрал самый тонкий и легкий меч. Короткие мгновения он потратил, чтобы ощутить его в руке, и, когда ударил колокол, занял место на краю помоста. Жилистый ступил на доски уже после удара и в те десять шагов, что он проделал от тележки до помоста, изменился и показался Орлику совсем другим человеком. Плечи его опустились, колени согнулись, спина выгнулась, короткая кольчужка натянулась на животе. Он все еще был тем же жилистым, но уже двигался как дикий зверь. И даже меч в его руке словно ожил и задрожал, как жало змеи.

— Фехтования не получится, — покачал головой Орлик.

— Вот и посмотрим, — вымолвил чужим голосом Рин. — Посмотрим, чья школа лучше. Школа Марика или какой-то Ларе Тор из неведомой Дешты.

— Что-то я не понял тебя, дружище? — встревожился Орлик, но Рин уже поднялся и медленно двинулся к помосту.

Жилистый взмахнул пару раз мечом, словно пробуя, с каким звуком рассекается воздух, и двинулся навстречу «второму», который казался в два раза ниже и меньше, чем его противник. «Второй» согнул левую ногу, правую поставил на носок и развернул ее в сторону, выставил вперед левую руку, поднял меч над головой, направив его острием в сторону противника, и замер. Жилистый продолжал двигаться вперед. Переваливался с ноги на ногу, перетекал с доски на доску, переливался мышцами, и щиток, который постукивал о его грудь, напоминал задвижку на окошке городского привратника.

Наконец до «второго» осталось четыре шага, и жилистый тоже замер. Замер на согнутых ногах, ухватившись за меч двумя руками, направив его на соперника. Над ареной повисла тишина.

— Может быть, обойдется? — прошептал Орлик, когда у него затекла вытянутая шея. — Сейчас уж и колокол должен ударить?

Замер на полпути к помосту Рин, почти вплотную подошел Хорм с двумя стражниками и глашатаем, приблизился наставник Качис. Мгновения текли медленно и тягуче. И тут жилистый не выдержал. Он стремительно шагнул вперед и опустил меч. Орлик вздрогнул. Ему показалось, что случилось непоправимое — в таких схватках не бывает больше одного удара, но взгляд запаздывал, так же как запаздывал звук, или и взгляд и слух вельта вдруг замедлились и стали столь же тягучими. Раздался треск балахона, «второй» шагнул в сторону, но и он тоже явно запаздывал, так быстр был жилистый. К тому же «второй» зачем-то стал поворачиваться, а меч жилистого уже шел к доскам помоста, но «второй» продолжал поворачиваться, и меч жилистого, почти облизав его тело, вошел в доски.

Сердце Орлика ударило и замерло. Или промежутки между ударами стали слишком длинны? Вельт не понял, кто победил, слишком кратким был миг схватки. Кто-то из двоих должен был упасть. Но никто падать не собирался. «Второй», стоя спиной к противнику, начал вновь медленно сгибать ноги, а жилистый бросил меч, мазнул ладонями по голенищам сапог и с трудом выпрямился. Складка на его животе окрасилась кровью, лицо исказила гримаса, но сила все еще жила в могучем теле, и он прыгнул, вытянувшись змеей, а вместо жала в руке у него блеснул кривой нож. И все совпало — треск разлетающегося щитка, звук входящего в жилистую грудь клинка, звяканье отлетевшего в сторону ножа, выкрик Рина, удар колокола и следующий удар сердца Орлика.

— Четвертое состязание закончено! — заорал глашатай, и холм с радостным гудением ожил.

— Что? Что ты закричал? — попытался переорать шум Орлик, когда Рин вернулся на скамью.

— А ты не понял?

Губы Рина тряслись, лицо покрывали капли пота.

Глава тринадцатая
Восемь

Рукастого и жилистого унесли. Помост не разбирали. С него смыли кровь и оставили сохнуть, пока успокоится беснующийся холм, пока приведут себя в порядок претенденты, которых все еще было двенадцать, хотя к последнему состязанию могли быть допущены не все из них.

— Я бы вот так все и оставил, — сказал Орлик. — Что еще можно выяснить? Есть двенадцать молодцов, достигших совершеннолетия и достойных службы в тысяче конга. Ну восемь из них, что прошли пламя, явно чуть достойнее. Зачем им еще рубиться друг с другом на деревяшках? Ради хорошего меча? Ну мечи бывают разные. Если на кону такой, как у Марика, можно и порубиться, тем более ведь не сталь придется скрещивать! Но место в дюжине конга? Что оно дает?

— Почет, уважение, деньги. — Рин пожал плечами. — Знаешь, мне по душе, когда что-то в жизни зависит от меча, но чаще всего от него зависит не многое. Вот как раз тогда и становятся важными должность или место. И место в дюжине конга — не худшее из них! Хотя признаюсь тебе, мечтаю отыскать такие окраинные земли, где можно жить, не заботясь о наличии клинка и не опасаясь встретить на дороге вельможу или мытаря. Ладно, вон уже Хорм возвращается с галереи конга. Наверное, получил указания и наградные бляхи, которые будут выданы тем, кто откажется от пятого состязания.

— Бляхи, конечно, неплохо, — вздохнул вельт. — А бывают такие состязания, где раздают не указания и бляхи, а сытно кормят? Я с удовольствием бы выиграл пяток таких турниров!.. Ого! А нас вместо угощения собираются опять строить вряд…

Двенадцать претендентов поднялись на край помоста. Наставники встали поодаль. Хорм подозвал глашатая, тот поднял раковину, и шум на холме стал стихать.

— Поверь мне, если там, — продолжая сжимать переданные ему мечи, Орлик мотнул головой в сторону холма, — если там делались ставки, то на последней схватке кто-то сорвал большой куш. И не удивлюсь, если это был Камрет. Надеюсь, Айра присматривала за публикой? Кстати! А почему я все еще оруженосец?..

— Жители Скира! — заорал глашатай. — В этом году отбор на состязаниях Дня доблести был строгим. Но и испытания были самыми сложными. И двенадцать молодцов выдержали основные из них! Каждый получает бляху воина конга и признание его совершеннолетия независимо от возраста! Затем мы определим тех, кто продолжит состязание за главную награду. Однако в этом году впервые в строю те, кого мы называем «дикими»! Согласно повелению конга, любой из них примет его дар или продолжит состязание, только если останется без маски!

— Маски!.. — донеслось с холма.

— Динус, сын Гармата Ойду, признается воином конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?

Недовольное гудение понеслось над рядами.

— Нет возражений! — подал голос наставник Рангл.

— Нет возражений! — закричал глашатай с балкончика над галереями.

Динус, вымазанный лечебными снадобьями, хмуро кивнул и сделал шаг назад.

— Тамир, сын Венга Сольча, признается воином конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?

— Есть возражения! — громко отозвался дядя парня. Тамир опустил голову…

Трое «диких» стояли в конце строя сразу за Тиром. Сначала маленький «пятый», скорее всего одуревший от того, что он все еще жив. Затем неподвижный «первый». За ним в держащемся только на поясе, забрызганном кровью жилистого балахоне — «второй».

Маски все еще закрывали их лица, но все, кто заполнил холм, вглядывались именно в них. Даже за колоннадой галерей, которые закрывала легкая прозрачная ткань, неясно проглядывали фигуры любопытствующих вельмож.

Церемония между тем продолжалась. Хорм вешал на шею очередному воину бляху, глашатай объявлял его имя и, если тот входил в восьмерку прошедших через пламя, спрашивал разрешения на участие в пятом состязании. Никто не соглашался. Верно, отпугивала перекошенная физиономия Динуса, который в бешенстве вращал глазами, да страшная неподвижность первого «дикого». Впрочем, безмолвный «второй», который сумел убить лучшего фехтовальщика Дешты, пусть даже тот сам нарушил правила схватки, выхватив нож, смущал претендентов не меньше. Когда Хорм дошел до Тира, разрешение получил только Динус, сын Гармата Ойду.

— Тир, сын Айры и Лека, признается воином конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?

— Нет возражений! — рявкнул Орлик.

— Нет возражений! — заорал после недолгой паузы первый глашатай.

Затем Хорм подошел к «пятому» и приказал снять ему маску. Тот замешкался, зачем-то стал распускать завязки балахона, едва не упал, но под хохот холма все-таки стянул маску, и Орлик вытаращил глаза, потому что перед ним появилось чумазое и перепуганное лицо Жорда Олли.

— Жорд из дома Олли! — торжественно объявил глашатай. — Конг зачисляет тебя в число воинов своей тысячи, признает твое совершеннолетие и благодарит тебя!

— Разрази меня гром! — прошептал вельт. — Это ж тот самый доходяга, что не отстает от Рич! Пятнадцатилетний недоросль! Единый всеблагой, везение, которое ты посылаешь некоторым из своих сыновей, воистину не имеет предела! По всему выходит, что Рич должна быть где-то поблизости. Или мальчишка решил подобраться к ее сердцу с подветренной стороны? Кстати, что будем делать, если тот, что с руной «один», — Камрет?

— Высоковат слишком, — напряженно прошептал Рин.

— Маска? — Хорм обратился к «первому».

Тот сдернул ее одним движением. Голова претендента была гладко выбрита. Кожа оставалась серой даже под яркими лучами Аилле.

— Кто ты? — спросил Хорм, морщась, как от зубной боли.

— Маес — свободный хенн! — на ломаном сайдском произнес воин.

— И ты собираешься биться за право войти в дюжину конга? — задал вопрос Хорм.

— Я хочу получить меч! — бесстрастно произнес хенн.

— Не многовато ли? — обернулся с кислой физиономией к Орлику дядя Тамира. — Я восхищаюсь приемным сыном Марика Дари, но не многовато ли хеннов для пятого состязания?

— В самый раз, — отрезал вельт. — Кстати, почему все танские сыночки, кроме Динуса, отказались от пятого состязания? Или боятся верзилы?

— Есть чего бояться! — буркнул толстяк, кивнув на претендента. — Но дело даже не в нем. Гармат Ойду страшен. А чем он страшен, расспрашивай кого-нибудь еще.

— Маес, хенн, допускается к пятому состязанию! — в занимающемся гуле холма прокричал глашатай. — Есть возражения наставников или родных?

— Нет, — громко сказала чернолицая, вытащила из рукава платок, приложила его к лицу и после короткой паузы повторила: — Нет возражений!

«Второй» остался один. Арена молчала. Хорм, который подошел было к «дикому», наклонил голову, прислушался к тихому слову, выругался и побежал к галерее конга. И каждый его шаг словно запечатлевал тишину. Вбивал ее в камни. Возвращался младший тан дома Рейду шагом. Подошел ко «второму», прошептал что-то глашатаю, заставив того раскрыть от изумления рот, и «второй» стянул с лица маску.

— Рич, дочь Лебба Рейду и Кессаа Креча, признается совершеннолетней, получает право службы при дворе конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?

— Нет! — с досадой выкрикнул Рин и добавил, повернувшись к онемевшему Орлику: — Скажи еще, что ты раньше не догадался?

— Нет возражений! — закричал глашатай с балкона.

— А я-то думал, что такая, как Айра, появляется одна в тысячу лет, — качал головой Орлик. — Нет, парень, если ты и эту девчонку упустишь, тогда я тебе не друг буду вовсе. Скажи, разве можно дружить с недоумком?

— Оставь, вельт, я же дружу с одним таким, — пробурчал Рин и покосился на оставшихся поблизости наставников — чернолицую и здоровяка Рагла. — Почему у нее черное лицо?

— Я несведущ в местных преданиях. — Орлик почесал бороду. — Но вряд ли что-то особенное. Если исключить желание скрыть лицо, к примеру, по причине нехорошей славы или уродства, исключить какие-то лечебные маски, да-да, некоторые красавицы любят вымазать лицо в грязи, тогда остается самое простое — ночь или смерть.

— Не понял? — нахмурился Рин.

— Да просто же! — отмахнулся вельт. — Или ее время — ночь. Или она как-то посвящена ночи. Или умер кто-то из близких, и она в трауре. Или кто-то из близких умирает, скоро умрет. Или она собирается кого-нибудь убить.

— Убить? — напрягся Олфейн.

— Успокойся, — махнул рукой великан. — Вокруг помоста более сотни стражников. Вторая сотня на холме. Арена оцеплена еще и снаружи. На крышах храмов — лучники. У нее, правда, тоже есть лук, но нет стрел. Но главное, даже если не дорога собственная жизнь, кого тут убивать? Конг, конечно, наблюдает за состязаниями с галереи, но его не видно за тканью! Да и брось ты меня расспрашивать о том, о чем я не знаю! Не забывай, я не хенн, а вельт. Спроси у меня что-нибудь о вельтах!

— В другой раз, — пообещал Рин.

— В другой так в другой, — зевнул Орлик. — Кстати, что ты можешь сказать о ее мече?

— Был когда-то в моих руках подобный, — задумался Рин. — Эсток. Седельный… Зачем она его с собой таскает? Хотя я смотрю, он опечатан?

— Да, — согласился Орлик. — Меч опечатан — зашнурован и залит сургучом. Но он легкий. Или деревянный, или меча нет вовсе. Одна видимость. Для куражу.

— Для куражу достаточно было бы черного лица, — усмехнулся Рин. — А почему ты решил, что меч легкий?

— Эх, не привык ты раздевать селянок глазами, — хмыкнул вельт. — Меч она несла на ремне? На ремне, брошенном через плечо. Будь он на поясе, чертил бы по камням в двух шагах позади меченосицы. Но ремень не врезался в плечо!

— А если у нее плечи вроде твоих? — поинтересовался Рин.

— Скажи еще, что у меня черное лицо, — хмыкнул вельт, но тут же посерьезнел. — Что будем делать дальше?

— Ты о жребии? — спросил Рин.

— Да, — кивнул Орлик и обернулся к претендентам. Тир, Рич и Маес сидели по углам помоста. Динус, раздевшись по пояс, плескался у ведра воды.

— Они разберутся, — пожал плечами Рин. — Или я чего-то не понял и они не выросли как брат и сестра в доме у приемного отца, который отличный мастер меча? Я рад, что жребий свел Тира и Рич.

— А потом? — не унимался вельт.

— Маес или Динус? — прищурился Рин. — Скорее Маес. Но вот что противопоставит ему Тир, я не знаю.

— Значит, все-таки Тир? — удивился Орлик.

— Понимаешь, — Рин наклонился к вельту. — Ты, как оруженосец, должен знать. У Рич уже есть хороший меч! Зачем ей еще один? Да и какого демона ей нужна служба с одиннадцатью матерыми мужиками из дюжины конга?

Первыми на помост вышли Маес и Динус. Холм шумел с ленцой: состязания затянулись, публика устала, хотя по рядам и продолжали ходить начетчики и, наверное, делались ставки. Воины получили шлемы с бармицами и легкие длинные кольчуги. Вооружиться пришлось деревянными мечами, правда, они были вырезаны из хорошей древесины и пропитаны смолой.

— Бой продолжается с удара колокола и до следующего удара, — объяснил Хорм. — Побеждает тот, кто побеждает. Проигрывает тот, кто пропускает удары, падает или отступает с помоста, теряет оружие, и оно улетает на камни. Если один из соперников сдастся либо не сможет продолжать схватку, победа достается противной стороне. Если колокол звучит раньше, победителя определяет конг. Ясно? Победители двух пар будут сражаться за меч между собой.

— А если противник гибнет? — бесстрастно спросил Маес.

— Тогда я буду очень огорчен! — повысил голос Хорм. — Сражайтесь и помните не только о доблести, но и о чести. Никто не должен продолжать схватку после удара колокола или окрика глашатая! Отдыхайте. Осталось недолго!

Вблизи деревянные мечи почти ничем не отличались от настоящих. Только при столкновении издавали не звон или скрежет, а стук. Именно его услышали друзья, когда Маес и Динус вышли на помост и их мечи скрестились. Динус стал осторожнее, больше не закручивал веера и не рвался на противника с открытой грудью. Зато Маес стал беспечнее. Отбивая удары Динуса, он трудился едва ли не вполруки. Сына Гармата, который превосходил противника ростом на голову, а весом раза в два, безволие хенна словно взбадривало, вскоре и зрители стали поддерживать здоровяка. И он снова и снова бросался вперед, стараясь достать серого парня, который отбивался, уходил от ударов, но не нападал сам.

— Заманивает, — прищурился Орлик.

— Неужели? — удивился Рин. — А по-моему, смеется, открывается. Воин половчее давно бы уже поразил серого несколько раз! Зачем заманивать, если Динус сам фехтует грязно? Тир давно бы уже его достал! Думаю, что и серый!

— Неужели куплен Гарматом Ойду? — нахмурился Орлик и посмотрел на Рангла.

Последний наставник Динуса злорадно ухмылялся.

— У него нет меча, — задумался Рин. — У этого Рангла нет меча. Чему он учил Динуса?

— Посмотри на его кулаки, — прошептал вельт.

— Да, — протянул Рин. — Сгибать и разгибать ручки с такими кулаками все равно что поднимать железные чушки. Только если Рангл обучал Динуса кулачному бою, его наука на этом помосте не ко двору.

— Да, — с сомнением полюбовался на свой кулак Орлик. — На кулачный бой с этим бочонком я бы не вышел. Добровольно не вышел бы.

— Но этот хенн вышел, — задумался Рин. — И вышел добровольно.

На этих словах Динус все-таки достал серого. Тот отбил очередной удар, но не успел отступить назад, и Динус ткнул мечом в живот противнику. Серый выронил меч, согнулся и свалился с края помоста. Динус взревел и запрыгал, потрясая кулаками.

— Подставился, — разочарованно заметил Олфейн. — Начал сгибаться еще до удара. Сомневаюсь даже в том, что он потерял дыхание и получил серьезную рану. Да и кольчуга на нем. А публика ликует, плевать, что победитель напоминает кусок свежего дерьма, зато он победил ненавистного хенна! Орлик, чем дальше, тем мне все меньше нравятся эти состязания!

Когда Маеса привели в чувство и усадили на место, холм притих. Вряд ли многие горожане знали, кто такой Тир и кто такая Рич, тем более почти никто не ведал, что они с раннего детства рубились на деревянных мечах и боролись на куче песка, но симпатии публики снискали и он, и она. Тир уже потому, что ни в одном из состязаний ни на пядь не уступил собственной чести, а Рич просто поразила зевак. Из «диких» никому не удавалось пробиться до пятого состязания, а уж девчонки не участвовали в подобных состязаниях никогда. И вот названые брат и сестра встали друг против друга на углах помоста. Марик, если он смотрел на своих учеников с холма, должен был бы гордиться таким исходом.

Колокол ударил, и схватка началась.

Наверное, баль не учил своих подопечных такому фехтованию, в котором цель достигается только на сотый или на тысячный удар или не достигается вовсе. То, чему учил Марик, Рич показала в схватке с жилистым, победив его с первого удара. Но у баль не всегда хватало пригляда за неугомонными приемышами, и они сами придумали себе игру, в которой как раз и занимали многострадальные деревянные мечи. Они именно фехтовали! Стремительно, быстро, напористо, так, что движения сливались в месиво, только звенели кольчуги, и раздавался стук, непрерывный стук — меч о меч, меч о меч! Именно меч каждого противника и был целью, именно его искал клинок, и только выбитое оружие и становилось победой одного из соперников.

— Играют, — под радостный гул холма расплылся в улыбке Орлик. — Дурачатся, но дурачатся мастерски! Смотри, как публика радуется! Поверь мне, парень, этих бы молодцов нарядить поярче, да вооружить блестящими мечами — какие бы я собрал деньги на ярмарках в Заповедных землях!

— Да, — кивнул Рин. — Представлениями ты еще не занимался. Дай-ка вспомню!.. Трактир у тебя был? Был. Лавка по торговле древностями была? Была. Лекарская?.. Была! Даже горшечная мастерская была! И где все?

— Ну вот, — надул губы вельт. — Уж и помечтать нельзя! Но победит Тир, точно говорю.

— Почему? — не понял Олфейн.

— Рич дурачится, играет, а Тир напряжен, как пружина. И приглядись: переводит ее удары наружу. Когда удар идет наружу, меч легче выбить, — хлопнул себя по коленям Орлик. — Да мой парень давно бы Рич без меча оставил, он кисть боится ей вывихнуть. А теперь…

И Тир словно услышал слова вельта, потому что в следующее мгновение деревянный меч Рич загремел по камням. И тогда оба противника, будто выигрыш должен был быть разделен на двоих, остановились и поклонились друг другу.

— Вот так бы всегда! — поднялся Орлик. — Нет, я понимаю, что не я учил Тира, а Марик, понимаю, что мамкина кровь кипит в его жилах, но что-то — крошечку, пустячок — и я в него вложил! А девка-то покрепче орешек! Могла ведь и справиться с сыном Айры. Просто не знаю, что и сказать. Мудра! Ты, конечно, не упусти ее, Рин, но непросто тебе с нею придется, ой непросто! А ты как думал? Это тебе не селянок по трактирам тискать! Молчу, молчу! Это не к тебе упрек, не к тебе. Ладно. Пойду. Надо размять паренька, а то ему еще с этим увальнем меч скрещивать…

Рин с улыбкой смотрел на Рич и чувствовал странную гордость, которая поднималась из груди и отдавала жаром в голову, захлестывала щеки и заставляла гореть уши. Смотрел, как она по-приятельски, но все-таки утомленно улыбалась Тиру, как пошла поднимать упавший меч, который, конечно же, бросила, не поддавшись Тиру, а и в самом деле проиграла в привычной забаве. Слушал, как беснуется холм, который если и не принял еще Тира и Рич за своих, но явно ими заинтересовался. А потом Тир обернулся с гримасой боли, и только тогда Рин понял, что за движение сделал Ранга, сидевший на дальнем конце скамьи. Он метнул нож.

Нож со спины вошел в левое плечо Тира.

— Не выдергивай! — закричал Рин.

Орлик, успевший сделать пару шагов к помосту, обернулся с перекошенным от ярости лицом. Рич метнулась к названому брату. Ранга встал и начал поднимать руки, показывая, что все, у него больше нет оружия! Стражники сделали первые шаги к негодяю. И тут взревел ожидающий последней схватки Динус. Сын Гармата, стоявший неподалеку, изогнулся, выпрямился, и Ранга, которого уже схватили стражники, пошатнулся. Брошенный Динусом нож вошел его наставнику в гортань. Ранга выпучил глаза, зажал рану ладонью, хотел что-то сказать, но захрипел и упал. И все замерли, кроме Рина, который уже подбегал к Тиру, и чернолицей, которая не повела даже бровью, только платок снова мелькнул у ее лица.

— Тихо! — прошептал Рин, подхватывая Тира. — Ты как, парень?

— Ерунда, — поморщился Тир. — Это ведь нож? Посмотри сам! Кольчугу пробил, конечно, но, насколько я чувствую, вошел в мышцы. Ни кости, ни легкого не задел. Боль есть, но терпимая. Думаю, что смогу сражаться.

— Так ты — герой! — постарался улыбнуться Рин и медленно приподнял парня.

Нож и в самом деле перерубил пяток колец кольчуги и вошел в бок Тиру. Пядью левее, и он вообще бы пролетел под рукой.

— Рич, Орлик! — крикнул Рин.

— Здесь я, — прогудел над ухом вельт.

— Приготовьтесь, — Рин вытащил из сумки холщовый сверток. — Я выдерну нож, а вы быстро снимайте кольчугу. Потерпишь, Тир?

— Давай! — парень с усилием сел.

— Быстро! — рявкнул Рин.

Кровь хлестнула из раны, но и кольчуга тут же поползла вверх, и Рин зажал рану ладонью. Лицо Тира побледнело, он стиснул зубы, но глаз не закрыл.

— Что тут? — показалось над плечом Рич встревоженное лицо Качиса.

— Все в порядке, — прошептал Рин. — Мы справимся. Рич, положи ладонь сюда! Давай, красавица, помогай! Орлик, подними нож. Дай его сюда. Осторожно! Поднеси к моему лицу!

— Наставник Динуса мертв, — вымолвил побледневший Хорм. — Сын Гармата сам убил его!

— И правильно сделал! — скривил губы Рин. — Зачем нужен такой учитель? Не может попасть с десятка шагов в сердце. Зато ученик что надо! С двадцати шагов перебил сонную артерию! Или Рангл обучал Динуса все-таки кулачному бою?

— Тир! — подбежала к сыну Айра, сжала ладонями его лицо.

— Помощь моя нужна? — выпятил губы наставник Качис.

— Мне нужно знать, будет последняя схватка или нет, — мрачно произнес Хорм. — Холм заполнен народом. Тянуть нельзя. Или придется награждать Динуса.

— Схватка будет! — сказал Тир.

— Не будет схватки! — отрезала Айра.

— Будет! — повысил голос Тир.

— Тан, — Рин моргнул, стряхивая с ресниц пот. — Немного времени. Чуть-чуть! Пара мгновений… Я целитель!

— Хорошо, — сказал Хорм и махнул рукой. Над ареной понеслась гулкая барабанная дробь.

— Помощь моя… — снова начал Качис.

— Конечно, нужна! — с досадой воскликнул Орлик. — Нужно вскипятить меру воды, принести чистую ткань и бутыль хорошего крепкого вина. Чтобы рану промыть! И кубки, кубки не забудь, — закричал он наставнику вслед.

— Ну что? — тревожно спросила Айра.

— Ничего страшного, — устало выдохнул Рин. — Орлик! Да положи ты нож, пока не выколол мне глаз! Клади руки на мои запястья. Вот! Помогай! Айра, помнишь заклинание, которое выжигает яд?

— Яд? — побледнела колдунья.

— Яд слабый. — Рич подняла нож, понюхала его. — Да и не яд это вовсе. Смола красавки. Даже не снадобье. Нож словно воткнули в ствол дерева, но не очистили. Обычное средство от бессонницы. Вот если смешать его с…

— Понятно, — прошептал Рин. — Для Тира сейчас ядом будет именно средство от бессонницы. Айра, рану я уже убрал. Орлик поможет влить в парня силы, но что-то обязательно попало в кровь. Выжигай, иначе Тир и в самом деле не сможет сражаться!

— Сможет, — пробормотал Орлик. — Но проиграет.

— Никогда! — твердо сказал Тир.

— Вы что, не понимаете? — в отчаянии воскликнула Айра. — Они хотят, чтобы Тир проиграл схватку!

— Понимаем, — кивнул Рин. — А он победит. Ну? Давай, Айра! Орлик, достань-ка из свертка пластинку сушеного меда с травами. Конечно, это не твой ужасный напиток, но бодрость вернет еще вернее!

Айра уже колдовала. Она положила на грудь сына руки и начала бормотать заклинания. На лбу парня выступил пот, руки его задрожали, глаза закрылись, лицо покраснело.

— Ого! — удивился Орлик. — Да у него жар!

— Это не жар, — прошептал Рин. — Это пекло! Но так даже лучше, мало ли что я мог не унюхать. Айра, умерь пыл!

— Все, — прошептала колдунья. — Давай быстрее, Рин. Надо заканчивать здесь. У нас беда.

— Какая беда? — напряглась Рич.

— После, — мотнула головой Айра. — Тир приходит в себя. Все потом. Надо закончить здесь.

— Ну что там? — вновь появилось лицо Хорма. — Конг хотел бы увидеть финальную схватку.

— Увидит, — твердо сказал Рин.

— Я готов, — прошептал Тир.

Когда Тир вышел на помост, колени его чуть подрагивали. Но не от слабости, а от сухого душистого меда, пары глотков легкого вина, что притащил Качис, и ворожбы друзей. Все вместе вернуло ему силы, но вернуло их быстро и скопом. Кровь словно забурлила в жилах, и теперь Тиру приходилось сдерживать самого себя. Перед схваткой его осмотрел Качис, ощупал исчезнувшую рану, поднял брови, покосился на Рина и зацокал языком. В ответ языком начал цокать Орлик, чем вынудил Качиса убраться подобру-поздорову. Затем кольчуга вернулась на место, а деревянный меч вновь оказался в руке сына Айры и Лека. Холм встретил Тира дружным ревом.

Динус напал первым. Он обрушил на Тира град ударов, каждый из которых тот отбил, шаг за шагом отступая назад. Сын Гармата Ойду отскочил, присмотрелся к противнику, к радости публики, играючи перебросил меч из руки в руку и снова пошел вперед. Так и пошло: Динус нападал. Тир отбивался, но не пытался напасть сам. Симпатии холма явно начали переходить на сторону Динуса. Айра, которая присела между Орликом и Рином, напряглась как тетива, но Олфейн поймал ее за руку.

— Все налаживается, мальчишка с каждым ударом все тверже держит меч.

— Почему он медлит? — стиснула она зубы.

— Разное может быть, — пожал плечами Рин. — Не знаю, что ему прошептал Хорм перед схваткой. Вряд ли предложил проиграть, потому как тогда Тир не кивнул бы тану. Скорее всего, потребовал аккуратности. За занавеской не только конг, но и отец здоровяка.

— Именно так, — прогудел Орлик. — А Гармат Ойду явно не последний человек в городе.

— Что же теперь, облизывать его сынка? — возмутилась Айра. — Я стояла в средних рядах, и то разглядела, что он мерзавец! Готова биться об заклад, что ранение Тира было задумано заранее! Наверное, пообещали этому Ранглу солидный куш да легкое наказание. А если бы Рина не было здесь?

— Тир все равно бы победил, — уверенно сказал Олфейн. — Даже одной рукой. Не сомневаюсь. Кстати, — он не отрывал взгляда от помоста. — Марик знает, что учудила его названая дочка?

— С твоей помощью? — нервно хмыкнула Айра. — Точно не знает, но определенно кое-что заподозрил. Только его нет на арене, и Насьты нет. Им пока не до схватки! Да что же он делает?

Видно, и Динус почувствовал, что Тир отбивается от него все увереннее и увереннее. Он сблизился с сыном Айры, а когда мечи скрестились на уровне лиц, ударил того кулаком. Рангл или рукастый, но кто-то все-таки обучал Динуса кулачному бою. Рину показалось, что и сквозь рев холма он услышал звук удара. Даже стражники Хорма шагнули к скамье, так резво вскочили с мест Рин, Орлик и Айра.

Тир упал. Меч остался у него в руке, но сам Тир распластался на досках. Динус торжествующе взревел и поспешил ударить соперника ногой в живот. Холм охнул и замолчал. Сын Айры отлетел еще на пару шагов, согнулся от боли, но именно боль вернула его в сознание. Следующий удар сапога принял на себя деревянный клинок. Тир встал на колено, отбил размашистый удар Гармата, снова поднял меч и снова отбил, шагнул в сторону, отразил новый выпад и, когда Динус с ревом попробовал добить наглеца, вдруг присел, пропустил размашистый удар противника над головой и добавил тому ускорения плоской стороной клинка.

Динус кубарем скатился с помоста, и тут же прогремел удар колокола. Тир поклонился холму, галереям и под оглушительный гам, придерживая руку у живота, пошел к середине помоста.

— Тир! — попыталась перекричать рев публики Айра. Обезумевший Динус летел на него, размахивая мечом.

— Я не понял! — вскричал Орлик. — Этот увалень получил вторую попытку?

Вторая попытка оказалась скоротечнее первой. Тир отразил серию ожесточенных выпадов обезумевшего тайского сынка, выбил из его руки меч, отбросил в сторону свой клинок, поймал на предплечья пару ударов Динуса и с разворотом снизу и вверх нашел подбородок негодяя. Лязгнули зубы, и ученик трех неудачливых наставников грохнулся на помост, как отгнившая от столба воротина. Холм зашелся в крике.

— Просто праздник! — восторженно прошептал Орлик. — Айра! Я бы гордился таким сыном!

Колдунья не ответила. Она смотрела на склонившего голову перед беснующимся холмом сына и кусала губы.

Церемония не заставила себя ждать. Динуса оттащили в сторону, где им начал заниматься уже запыхавшийся Качис. Тир, Рич и Маес встали посередине помоста. Две сотни стражей выстроились над галереями, обернувшись сверкающими секирами к беснующейся публике. Сотня окружила помост. Сотня выстроила живой, непроницаемый ни для стрелы, ни для ножа коридор от галерей к строю победителей. Тан Хорм Рейду подошел к Тиру и лично помог снять победителю кольчугу. Ткань на галерее дрогнула, и в сопровождении десятка танов оттуда показался конг. В руках он нес сверкающий меч.

— О какой беде ты говорила, Айра? — спросил Рин, ощущая, как нехорошее предчувствие начинает засасывать сердце.

— Илька… — начала Айра, и в это мгновение Маес бросился с ножом на Хорма.

Первый удар пришелся в плечо, а Тир перехватил следующий замах. Стражники рванулись к центру помоста, строй нарушился, живой коридор разорвался, и в то же мгновение раздался шелест стрелы. Она вошла конгу в глаз, и брызги крови тут же омыли идущих вслед за Снатом Геба угрюмых Лебба Рейду, Гармата Ойду, еще каких-то вельмож. Молчаливая чернолицая, которая вытянула стрелу из-под сорванного с меча навершия, отбросила лук и вогнала себе нож в горло.

— Началось! — прошептал Орлик, глядя, как стражники тащат к ногам Лебба Рейду истерзанное тело Маеса. — Что еще случилось, Айра?

— Илька похищена, — хрипло ответила она, не сводя взгляда с чернолицей и бледнея еще больше.

Глава четырнадцатая
Беда

Состязания только начинались, когда к Марику подбежал посыльный. Что-то было у него в лице, отчего у баль перехватило дыхание. Посыльный протянул обрывок пергамента, который заставил забиться сердце, а потом обрушил его в пропасть. Но сын лесов позволил себе только сдвинуть брови. Он отпустил воина, оглянулся, натянуто улыбнулся стоявшей неподалеку Айре и быстрым шагом отправился к ведущей на галереи лестнице, на которой сияли кирасами не менее полусотни стражников. У входа в ложу конга стояли два великана из его личной дюжины. Марик узнал одного из них, поморщился, вспоминая имя, но в голове набатом гудело только одно слово — «беда».

Стражники скрестили секиры.

— Срочно, — отрывисто бросил Марик. — Срочные новости о Леке! Плохие новости. Скажите конгу, что мне нужно переговорить с ним один на один.

Стражник задумался на мгновение, кивнул и исчез за занавесью. Конг вышел почти сразу. За ним следовал Дамп. Марик опустился на колено, но Снат Геба негромко приказал ему подняться.

— Говори, старшина, — опираясь рукой о стену, разрешил конг.

— Моего дома и моей школы больше нет, — произнес Марик. — Пожар. На твой дом, конг, он не перекинулся — сейчас безветрие, но от моего дома остались одни угли. На воротах стража нашла записку. Это была записка от моей жены, в которой она просит простить ее. Она отпустила с галеры мою дочь. Отпустила потому, что у нее… любовь с Тиром, сыном Лека и Айры. Но ниже слов моей жены была сделана приписка. Вот она.

Марик развернул пергамент и прочитал:

— «Твоя дочь у меня. Ты получишь ее обратно в день похорон Сната Геба. Приведешь моего сына на площадь. Жди подробных указаний. Когда получишь дочь, беги из города. Скир доживает последние дни. Лек».

— Разве конг мертв? — удивился Дамп.

— Чего хочет мой старшина? — хмуро остановил старого приятеля Снат Геба. — Мне кажется, что до похорон конга еще есть время!

— Я хочу спасти город и дочь, — ответил Марик.

— Конечно, — с кривой усмешкой кивнул Снат. — Зачем спасать конга, если уже назначены похороны?

— Конг! — повысил голос Марик. Стражники шагнули вперед.

— Тихо! — поднял руку Снат и обернулся к Дампу. — Он сможет что-нибудь сделать, старина?

— Вряд ли, — скрипнул зубами старик. — Стражники перерыли уже весь город. Разве только что-нибудь свеженькое появилось после пожара. Но Тира отдавать Марику нельзя. Даже если Лек получит сына, это никак не утолит его жажду мести. Если только устроить ловушку…

— Демон вас всех раздери! — с гримасой боли схватился за виски конг. — Сидим на узком куске земли и не можем отыскать врага, который смеется над нами! Тира ты не получишь, старшина. И не смотри на меня так. Да, среди танов есть некоторые, которые предпочли бы прирезать парня, но, пока я жив, этого не случится. Не сомневайся! И не кусай губы — ты не баба. Вот что, — конг обернулся к Дампу. — Ты можешь побыть старшиной дружины пару дней?

— Но не больше! — шутливо надул губы старик.

— Вот и хорошо. — Геба вовсе прислонился к стене, постарался успокоить дыхание, потер грудь. — А ведь Лек не так уж неправ: сдавать я стал. Так ты и не рассказал мне, старина, как сохранить бодрость в твои годы. Ладно, принимай дружину. От Марика пока толка не будет. Считай его своим помощником. Так что приступай, старый корень, к службе, нечего пялиться на молодых воинов! Я так и передам Леббу и Гармату, что в нашем войске снова перестановка. А ты, — конг сделал шаг вперед и ударил Марика в плечо, — соберись! Возьми полсотни стражей, кого посчитаешь нужным, и поищи дочку. И не только ее. Помнишь войну с хеннами? Сделай так, чтобы я гордился тобой так же, как и тогда! Понял?

— Да, мой конг! — упал на колено Марик.

— Мой дом — твой дом, баль, — твердо произнес Дамп.

— И не забывай о Забавнике. — Геба шагнул к занавеси, но обернулся. — О нем ничего не слышно второй день. Знаешь, я думаю, что он тоже… любуется молодыми героями. Если бы еще знать, как отыскать его среди тысяч горожан! Но он еще даст о себе знать, я чувствую!

— Смотри! — Марик протянул пергамент Айре и, пока она читала, крикнул ей на ухо, морщась от стоявшего вокруг гама: — Я забираю Насьту, отряд стражников и начинаю искать! Но в хеннские слободы не пойду. Думаю, что Лек в городе. Половина стражи конга теперь на стенах и на воротах, мышь не выпустят за стену, да и есть свои люди в хеннских поселках. Там не все так просто, но главное, что удалось вызнать, старейшины запретили хеннам заходить в город. Говорят, что смерть скоро опустится на улицы селения нечестивых и очистит Скир, как зимний шторм очищает прибрежные камни от раковин и тины. Насчет смерти я не уверен, но плевать на такие слухи не стоит. Тут, на арене, все скоро закончится, но как бы ни завершилось, вытащи Тира! Не для того, чтобы торговать им. Тир в опасности и во дворце конга. Думаю, что кое-кто не прочь избавиться от него.

— И куда тогда? — нахмурилась Айра.

— Не знаю, — вздохнул Марик. — Моего дома больше нет. Башня… Там слишком опасно. Туда мы пойдем, если город и вправду захватят хенны. Дамп предложил свой дом. Но я не думаю, что в эту ночь нам удастся передохнуть.

— Вот, — Айра протянула темную крупинку. — Раздавишь, и я найду тебя, где бы ты ни был.

— Послушай! — Баль повернулся к арене. — Видишь вот того скромнягу в балахоне с руной «два»? Когда состязания закончатся, передай ему от меня привет. Неплохо бы с приветом отослать и полсотни розог, но вряд ли получится. Я, конечно, могу ошибаться, но никто, кроме Рич, так не движется.

— Брось! — подняла брови Айра.

— Ты сказала, чтобы Рин не отходил от нее? — горько усмехнулся Марик. — Так и он там! Возле Орлика. Или думаешь, что он решил поболтать с другом? Я надеюсь на тебя, Айра. И еще. Скажи Тиру об Ильке. Он должен знать.

Баль крепко сжал плечи колдуньи и побежал между рядами к выходу.

Дамп нашел Марика, когда Аилле отсчитал половину небосвода от зенита до горизонта. Баль с мрачной физиономией правил коня по Храмовой улице, Насьта, который скакал рядом, не выпускал из руки лук, стражники держались за командиром.

— Десять? — нахмурился Дамп, подняв руку. — Где остальные? Ты взял полсотни!

— Оставил на воротах, — пробурчал Марик. — На главных и западных. Сейчас хлынет народ с арены, они помогут.

— Отпускай и этих, — приказал Дамп. — Во дворец их! И срочно!

— Отправляйтесь! — обернулся баль, проводил взглядом ускакавших всадников и снова уставился на старика. — Что случилось, приятель?

— Беда не ходит одна, — прошептал тот. — Снат Геба убит!

— Как?! — вскричал Марик.

— Тихо! — скривился Дамп. — Конечно, к вечеру о том узнает весь город, но не будем торопить слухи. Не уследили, — старик поморщился как от зубной боли, высморкался. — Лек все рассчитал правильно. Послал обученного воина на арену. В балахоне. Да так, чтобы выйти на пятое состязание, но не выиграть. Ему было лет тридцать с чем-то, ветеран, умелец, но у этих серых кто ж разберет, сколько кому лет — сухой, подвижный. Состязание выиграл твой Тир, и выиграл красиво, Снат должен был наградить всех четверых — и Тира, и эту безумную девчонку — Рич, и Динуса, и хенна. Ничто не должно было случиться! Сотня стражников прикрывала конга со всех сторон. Двое лучших воинов из дюжины конга были рядом с ним, они бы не дали хенну напасть. Но тот рассчитал правильно. Стражники, как обычно, встали стеной, но когда конг вышел из галереи… Хенн напал на Хорма. Ударил его ножом в спину — убил бы, да Тир не сплоховал, перехватил второй удар, а там уж стражи зарубили серого. Но строй сломался. Стражники стали прикрывать конга со стороны помоста, а она… Там, на арене, сидела, как изваяние с луком. Лицо зачернено… Тул у нее отобрали на входе, но ее меч… Он был полым! Жестяной обманкой! Она свернула навершие и выхватила стрелу за миг! Айра узнала ее потом. Это была Айдара, лучница из свиты Лека. Когда строй сломался, она выпустила стрелу. Попала, как на охоте, в глаз. Конг умер мгновенно. А лучница воткнула себе под скулу нож.

— Как Хорм? — осипшим голосом прошептал Марик.

— Жив, — кивнул Дамп. — Легкое было пробито, но этот паренек, Рин, вытащил его. Однако есть еще кое-что. Она, эта сайдка, была черна не просто так. Она была заражена корчей. И этот идиот Качис заорал об этом, едва подошел рассмотреть труп. Она просто закрасила язвы. Замазала их черной глиной, смешанной с жиром. Она пришла умирать, Марик!

— Что же теперь делать? — прошептал баль. — Ты слышишь, Насьта?

— Корча лечится, — поскреб затылок ремини. — Но спешить надо! Болезнь скорая, два дня, и человека, считай, нет. Заразная, опять же. Точно лечится, но я не знаю, какие травы следует использовать.

— Айра знает. — Дамп ущипнул себя за нос, зажмурился и спрятал лицо в рукав. — Сказала, что отец ее перенес корчу. Так что она теперь там. И Рин с ней, и Орлик, и Рич, и Тир… пока.

— Что горожане? — спросил Марик.

— Горожане? — Дамп с тревогой осмотрелся. — Разошлись горожане. Надеюсь, никто не разглядел, что конг убит, он едва успел выйти из галереи. Но нападение на Хорма видели все! Что ты о горожанах? О себе подумай! Лебб ненавидит тебя! А после того, как твой паренек вытряс часть дерьма из сынка Гармата, так и тан Ойду — твой враг. Смертельный враг! Если бы не твоя дочь, я бы приказал тебе собирать друзей и уходить из Скира куда подальше!

— Если бы не моя дочь… — покачал головой Марик. — Ты, наверное, забыл о Забавнике, старина? Так что мои друзья не уйдут из города. А я буду искать дочь. Знать бы еще где, голову уже сломал! Только что толку? Пока ни следов, ни отзвуков, ничего!

— Лебб объявил стражникам награду за голову Лека в тысячу золотых, — сказал Дамп. — Тира не выпустят с арены. Отведут во дворец. Или будут торговаться им, или убьют. Хотя меч вручили. Лебб и вручил.

— Он станет конгом? — нахмурился баль.

— Скорее всего, — пожал плечами Дамп. — Соберут совет еще сегодня. Я бы сказал, что конгом может стать и Гармат Ойду, но сынок его жульничал на арене. Все это видели, может быть, не все поняли замысел, но славы его отцу произошедшее не добавило. Однако сейчас им не до этого. Почти все таны были на галерее, на многих попала кровь Сната, а стрела была явно отравленная. Так что вельможи ждут, когда Айра их обработает снадобьями. Она их прямо там и готовит. Шатер для этого поставили на арене. И я бы там был, не поднимись до этого на холм! Качис обещал отдать Айре все запасы нужной травы, но хватит их, по ее словам, на сотню-другую человек. Если напасть эта прилипнет к людям, Айра ничего сделать не сможет. А травку эту собирать… К Деште надо скакать, в бальские леса. Да и муравьиный мед нужен, с ним лечение еще вернее пошло бы, а его на весь Скир всего-то мера наберется.

— Вот почему хенны не идут в город, — помрачнел Марик.

— Скорее всего, — кивнул Дамп. — А конг… Если все обойдется, обряд пройдет завтра. На рыночной площади. Погребальный костер и все прочее. Если бы погиб простой тан, тот же Хорм, обряд проходил бы на рассвете, но тело конга должно быть сожжено в полдень. Не советую тебе появляться во время обряда. И вот что… Ты, парень, и ремини больше не служите конгу. Лебб приказал вас отпустить. Подожди, еще и обвинения услышишь в ротозействе. Если, конечно, Хорм за тебя не вступится. Отдайте мне бляхи конга, ребятки.

— Что же нам делать? — опустил руки Марик.

— Дочь свою ищи! — рявкнул Дамп. — И мерзавца этого, что собственных баб на смерть шлет!

— А как же Рич, Тир, Рин, Орлик, Айра? — спросил баль.

— Айра обещала научить Качиса готовить зелье. Освободится и друзей в беде не оставит, — сказал Дамп. — Да и Лебб, хоть и мерзавец, но тан не из последних — умен, уже отправил отряды по городу по всем лавкам, в Скочу, в Омасс, в Борку, в Дешту. Сейчас пойдут глашатаи по городу. Всем, кто не на службе, повеление конга сидеть по домам, кипятить воду. Потом храмовые маги начнут обходить жилища. На этот вечер службы во всех храмах отменены! Я насчет гостеприимства слово назад не возьму, но Айра сказала, чтобы ты пока шел в портовый трактир. Она собирается послать туда Рина с вестью. Давай, парень. Не тяни, но девку твою, кроме тебя, никто не спасет! И вот, — старик снял с седла и бросил Марику звякнувшую суму. — Возьми!

— Что это? — не понял баль.

— То, без чего не обойдешься, — ухмыльнулся Дамп. — Я, конечно, не конг, но пока еще воевода и все еще тысячник. Черную тысячу тоже пока никто не распускал, хотя вся она уже давно наливается вином, сидит по домам, да блестит лысинами. Тут бляхи дружинных. Считай, что я тебя нанимаю. Правда, дружок, огорчу сразу, жалованья большого не обещаю. Ладно, боги захотят, проживем еще немного, а не захотят, давай уж так, чтобы у престола Единого морды друг от друга не воротить. Удачи!

Дамп хотел еще что-то сказать, но махнул рукой, развернул коня и направил его к дворцу конга.

— Ну вот, — Марик помолчал, провожая взглядом старика, открыл мешок, достал бронзовую бляху, бросил одну Насьте, другую надел на себя. — Уже второй раз за день службу меняем, будет ли толк?

— Не будет толка, значит, и нас не будет, — Пробормотал ремини.

— Ну умереть мы всегда успеем, — попытался улыбнуться баль. — Вот вернется Ора, не увидит возле меня Ильки, точно смерть моя настанет.

— В трактир, — тронул коня Насьта. — Поспешим!

Горожане бежали по улицам. У них были посеревшие, испуганные лица, и слова «смерть», «конг», «Лебб», «хенны», «корча» передавались из уст в уста. Горожане бежали по улицам, мечтая добраться до собственных жилищ, словно только там должны были отступить все беды, достаточно запереть двери, накрыться темной тканью и переждать, стараясь не вдыхать глубже положенного.

Скрипели ворота, гремели засовы, стучали ставни на окнах. Город погружался в бездну ужаса, и цокот копыт лошадей Марика и Насьты, которые торопились в сторону порта, заставлял многих вскрикивать от страха. Баль прислушивался к крикам мужчин и рыданию женщин и скрипел зубами от негодования. У трактира, который с любой улочки, как к нему ни подъезжай, казался обычной закопченной харчевней, уже стояла лошадь, и белобрысый парень, который присматривал за ней, с удовольствием принял уздцы еще двух. Медяки исчезли в его ладонях так быстро, что в другое время Марик бы выпучил глаза, но теперь времени не было.

Трактир пасынка Ярига славился тем, что там находили работу и пристанище далеко не самые законопослушные дети Скира. Хотя по разговорам, именно в этом трактире и его ближних окрестностях горожанам и их имуществу ничего не угрожало ни днем, ни ночью.

Трактирщик стоял, как обычно, у огромной бочки с цветочным вином, по залу и коридорам заведения носились служки, хотя народу было немного, но Марик знал, что большинство посетителей трактира предпочитали предаваться трапезе и беседам в отдельных каморках, поэтому пошел сразу к стойке.

Молодой Яриг, который, впрочем, был ровесником Марика, расплылся в улыбке, хотя тут же сложил брови домиком и поинтересовался, какие еще пакости случились в Скире и не пора ли бежать из города куда глаза глядят, или все-таки стоит пока немного обождать?

— Воду кипяти, — устало вымолвил баль. — Да посматривай на посетителей. Корча может появиться в городе. Впрочем, сейчас глашатаи пойдут по улицам, так что в ближайшие дни о клиентах и не думай. Про конга знаешь?

— Так это… — Яриг сдвинул брови, поскреб ногтем лысину. — Убили его. Но кто — непонятно. То ли баба какая-то, то ли пасынок твой, Марик. Не понял пока. Если баба, так я всегда говорил, с бабами связываться себе дороже. Кстати, Айра-то появится? А то паренек от нее пришел, а самой…

— Слушай, — баль сгреб трактирщика за воротник и подтянул к себе. — Я знаю, что ты слухи со всей Оветты в своем трактире собираешь. Хоть один раз побудь сам источником, да не вранья, а правды! Конга убили лазутчики Лека! А мой пасынок победил в состязании, и меч ему вручил Лебб Рейду, который, скорее всего, конгом и станет. Понял?

— Как не понять! — захрипел трактирщик и, упав животом на стойку, с облегчением распустил шнуровку ворота. — Я, конечно, больше слушаю, чем говорю, но в этот раз скажу, уж не обижайся, баль. Ты ведь каждого вот так за грудки не встряхнешь, а слушок по городу ползет отчего-то всякий раз быстрее и пешего, и конного. Плохой слушок! Правды в нем ни на грош — это всякому понятно, да только кому теперь правда нужна? Теперь нужны кровь, боль, да не свои, а чужие! Страх только кровью да болью смывается. Или думаешь, толпа будет разбираться, который из хеннов конга убил? Всех порешит! И хеннов, и баль, и ремини. — Трактирщик зыркнул в сторону Насьты. — Конечно, если конг всю стражу на улицы не выгонит, да если корча народец не подкосит. Ты и это на уме держи, парень!

— Все держу на уме, — пробормотал Марик. — Когда Айра придет, не знаю, но придет. Но мне тут рассиживаться некогда. Говоришь, человек от Айры пришел? Я к нему.

— Пришел, пришел, человек, — закивал трактирщик. — Только мутный какой-то. Как ни приглядывался к нему, приглядеться не смог! У меня тут редко мутные бывают, этот как раз такой. Ты бы забрал его отсюда, Марик, не по себе мне, когда мутные в заведение заходят.

— Где он? — выпрямился баль.

— Там, — махнул рукой Яриг. — По коридору последняя дверь. Из той комнатушки и выход отдельный есть. Я сейчас отправлю парнишку своего, что у вас лошадей принял, прямо туда. Да, со всеми тремя лошадками. Ты присмотрись к посыльному-то, Марик, а я чуть позже и перекусить что-нибудь вам заброшу.

В комнатушке сидел Рин. Он и вправду был мутным, а когда обернулся на скрип двери и вскочил, Марик с облегчением выдохнул:

— Тир!

— Он самый, — подтвердил Насьта. — Кто личину-то ладил?

— Рич, — прошептал парень. — Думаю, что смогли бы и Айра, и Рин, да и Орлик не простой воин, но Рич сладила быстрее, чем остальные успели договориться.

— Рин, значит, теперь Тиром представляется? — вздохнул Марик, обняв пасынка. — Как выпутываться-то будет?

— Выпутается, — Тир опустился на место. — Айра сказала, выпутается. Что с Илькой?

— Пока не знаю, — напряг скулы Марик.

— Надо идти! — Тир вскочил с места, ухватился за рукоять нового меча, вытащил его на ладонь из ножен, вогнал обратно.

— Сейчас пойдем, — кивнул баль. — Только сообразим куда. И перекусить надо, а то, боюсь, дальше жарче станет. И рот открыть некогда будет!

— И меч-то прибрал бы пока, — причмокнул губами Насьта, начиная рыться в суме. — Больно приметная штучка. Старый-то куда дел?

— Рин взял, — ответил Тир. — На его меч чары не ложатся. Да и нельзя его из ножен вынимать, сказал.

— Понятно, — кивнул Насьта. — Вот держи. Подарок от кузнеца. Кожаный чехольчик на ножны, да колпачок на рукоять со шнуром. Не смотри, что потертый, специально из такой кожи пошит. Нечего глаза горожанам блеском мозолить.

— Отец, — Тир хрустнул пальцами, — Марик. Люди на улице… все твердят, что я убил конга!

— А ты не слушай, — перекатил желваки на скулах баль. — Точнее, так: слушай, но не заслушивайся.

— Чего он хочет? — не сводил с него взгляда Тир. — Чего хочет… Лек?

— Тебя, — твердо сказал Марик. — Но не как сына, а власти, которую, думаю, надеется вернуть через тебя. Помнишь свои отметины на плечах? Помнишь, как ты крутился у зеркала с начищенным медным блюдом? Для хеннов твои завитки много значат.

— Орлик сказал… — Тир опустился на скамью, оперся на руки, спрятал лицо в ладонях. — Орлик сказал, что это обычная ворожба. Отметины поставлены не богами, а колдунами. Он сказал, что их можно убрать.

— Сейчас и займемся, — нахмурился Марик.

— Нет! — вскочил на ноги Тир. — Надо спасти Ильку!

— К пожарищу надо идти теперь, — предложил Насьта. — А потом к башне, где, как я понял, умелица Лека Орлика подстрелила. Вестей нужно от Лека ждать, не посыльного же он подошлет!

— Войду? — Дверь скрипнула, и в комнатушке показалась голова трактирщика. — Я это… — молодой Яриг бросил на пол тугой узел, поставил на стол суму, зашелестел вытертым куском пергамента. — Харчи сразу в подсумок сложил, думаю, что потчеваться тут вы не будете, время не то. Да и мои посетители уж разбежались. Закрываюсь я пока… Или совсем, как боги решат. Тут Айра золотом рассыпалась, с уважаемыми людьми говорила, а помочь они ей не смогли. Не нашли тех, о ком речь шла. Так вот, чтоб зряшную плату не брать, списочек тут составили. Держи, Марик. Они же весь город перевернули. Искали и этого хеннского правителя, и коротышку Камрета какого-то, так вот тут указаны те дома, в которые им попасть не получилось. Ты прикинь, Марик, может быть, пригодится.

— Спасибо, — кивнул баль, — А не многовато ли нам еды ты навертел?

— Так испортится же, — пожал плечами трактирщик, — Мне даже с прислугой всего наготовленного не съесть. А это не еда, — он пнул ногой узел. — Тут барахло всякое, от отца еще осталось. Ну случаи ведь разные бывают? Он же меня как на улице подобрал, так и учил все время — говорил, что у хорошего норного зверя не только десять отнорков имеется, но и шкурка, чтобы в упор не разглядели. Тут плащи, да подшлемники закрытые. Настоящие, с клеймением конга, за большие деньги когда-то у стражи купленные! А бляхи у вас и так есть. Парню-то, да и вам лица по-любому прятать надо, а теперь, если уж корча…

— Спасибо, Яриг, — сказал Марик. — Ответь вот еще что. Ты сказал, что мутные у вас редко бывают, но ведь бывают?

— Бывают, — кивнул трактирщик. — Ну тут все по-разному. Вот лет восемь назад мне один постоялец представился мутным, а потом оказалось, что голова у меня с похмелья разламывалась. Постоялец-то чистым как стеклышко вышел! А вот с неделю назад был мутный старик. Такой мутный, что я так и не смог его разглядеть. Высокий, повыше тебя, Марик, и древний — как только дух наружу не выскользнет. А больше не разглядел — мутный. Помню, что выспрашивал он насчет недорогого жилья, да не через просительную конга, а так, понеприметнее. Но он никак не подходил к тем, кого Айра искала! Да и расплатился, и домик прикупил, я сейчас спрошу у парня своего, где домик-то. Он его вместе с узелком туда и отправил.

— Айре рассказал о нем? — спросил Марик.

— Зачем? — не понял Яриг. — Я тут ребяток посылал к нему после. Серьезных ребяток. Так они так и доложили: живет себе, ковыляет по новой халупе. Поклон от него еще передали. А зачем Айре-то говорить? Мало ли чего почудиться может! Вот мне тут с неделю назад стеклянная змея почудилась! Ну точно, как на рынке стеклодувы продают, только большая, чуть ли не в десять локтей длиной. Меня аж мороз пробрал, а глаза протер — ничего нет. Не, я пока своими руками не пощупаю…

— Пошли, — поднялся баль.

Глава пятнадцатая
Тупик

— Ты точно уверена, что болезнь обойдет знать стороной? — в который раз спросил у Айры перепуганный Качис.

— Отстань! Сколько можно? — Она с раздражением отбросила в сторону деревянную лопатку, которой размешивала варево в большом котле, вытерла рукавом пот со лба, оглянулась.

Четыре сотни стражников — все, кто охранял арену со стороны Ворот справедливости, кто находился на арене, когда был убит конг, кто пропускал «диких» со стороны рыночной площади и дозором стоял у корзины с балахонами, — все они теперь сидели, лежали на досках, на которых еще недавно бились претенденты за право стать стражниками конга. Служки, что помогали на арене, работали и теперь: кипятили на кострах воду, которую доставали из колодца в одном из храмов, добавляли под присмотром Орлика в котлы горькую кору речной ивы и заливали кипятком и камни арены, и внутренние помещения галерей, и даже нижние ряды скамей. Над ареной стоял пар, пахло горечью, золой, но не гнилью.

Айра обернулась к воротам — у костра, на котором были сожжены трупы Айдары и хенна и где теперь пылала обрызганная кровью Сната Геба одежда, был поднят шатер. Еще недавно у его полога толпились главы самых могущественных семей Скира, и колдунья осматривала их одного за другим, поила горьким зельем и с некоторым злорадством замечала страх, искажающий надменные лица. Теперь там сидели Рич и Рин. Правда, десяток стражников, приставленных к сыну Айры самим Леббом Рейду, видели перед собой Тира. И Рич, которая сидела рядом с Рином, закрыв глаза, настойчиво укрепляла их заблуждение.

— Айра! — Хорм Рейду все еще не покинул арену и, морщась от боли в едва затянувшейся ране, бродил между страдающих от безделья стражников. — Зачем обижаешь Качиса? Отошел от тебя с таким лицом, что впору вытирать ему нос. Он делает все, что может! Да и признаки волнистой корчи тоже заметил первым.

— Я уже поблагодарила его, — кивнула Айра. — Но объяснять в десятый раз, что знать Скира пока вне опасности, не могу! И кстати, теперь я должна заниматься охотой, а не вываривать зелье от корчи.

— Ты думаешь, что Забавник снова даст знать о себе? — спросил Хорм.

— А ты думаешь, что он покинул Скир? — усмехнулась Айра. — Да эти смерти — его пища! Если половина Скира поляжет от волнистой корчи, а другая половина схлестнется с хеннами, крови прольется столько, что Забавник опьянеет от обжорства! Тогда ему уж точно не придется убивать самому. Мы все сделаем за него сами! А он легко вынырнет из небытия, и никто не сможет его остановить.

— Вынырнет из небытия… — пробормотал Хорм. — «Хочешь убить Зверя, яви его». Уничтожить Скир или убить половину его жителей — значит явить Зверя? Что это, Айра? — Хорм повел рукой вокруг себя. — Это и есть твоя охота?

— Это не моя охота! — отрезала колдунья. — Но скрывать не буду: тот, кого я ищу, кого называю Камрет, охотится именно так. Он не убивает комара, пока тот зудит над ухом, а прихлопывает его, когда тот насосется крови, да так, что не может взлететь!

— Насосется чужой крови, — прошептал Хорм. — Или выпьет всю кровь… И он мог сделать так, чтобы Лек всплыл из небытия, взял власть над хеннами и…

— Лек всплыл, да, — Айра посмотрела в глаза тана. — Хенны не заходят в город, чего-то ждут. Наверное, слушаются каких-то указаний. Конг убит. В городе может начаться корча или еще что похуже! Я не знаю, кто все это затеял, но уверена, что Камрет потирает ручки!

— Что может быть хуже корчи? — с посеревшим лицом вымолвил Хорм.

— Для меня — потеря сына, которого я не видела семнадцать лет, — ответила Айра. — А для Скира… многое. Ну к примеру, если дома Рейду и Ойду не сговорятся о том, кто будет следующим конгом, и устроят резню.

— Они уже сговорились! — воскликнул Хорм.

— Понятно, брат конга, — постаралась улыбнуться Айра. — Только я не заметила сговорчивости на лице Гармата Ойду! Когда я осматривала его самого и его сынка, мне все время казалось, что кто-то из них сейчас перегрызет мне глотку! А теперь скажи, тан, что должно случиться, чтобы место конга занял Гармат Ойду? Обиженный Гармат Ойду! Сын Димуинна Ойду, которого убила мать Кессаа — бабушка Рич! Сын Димуинна Ойду, который ненавидел Седда Креча, ставшего конгом после его смерти! Дедушку Рич! Гармат Ойду, сын которого, Динус, опозорил его имя, жульничал вот тут на арене не так давно. Или его отец ничего не знал?

— Ты разговариваешь неуважительно! — нахмурился Хорм.

— Мой сын в опасности, — покачала головой Айра. — Мои друзья в опасности. Но в еще большей опасности весь город, и ты, Хорм, в том числе. А вот когда опасность развеется, я уйду из Скира, и уйду, скорее всего, навсегда. Неужели ты думаешь, что я оставлю здесь своих друзей? Сказал бы ты об этом тем, кто хочет причинить им зло! У меня есть дом на тихой улочке шумного города очень далеко отсюда, а свою горсть серебра я всегда смогу заработать и более спокойным ремеслом. Они тоже не пропадут!

— Да, — задумчиво кивнул Хорм. — С твоими способностями… Ты умница. Но еще больше меня удивил твой друг Рин. Он мог бы грести золото пригоршнями!

— Не мог бы, — не согласилась Айра. — После того как он вытащил тебя, тан, ему придется приходить в себя не один день. А иногда случалось так, что его самого приходилось вытаскивать. Даром ничего не дается.

— А я уж думал, что Единый отмерил кому-то из щедрот своих полной горстью, — вздохнул Хорм. — Зато несчастья раздаются даром… Или все несчастья тоже неслучайны? Что делать дальше? Воины устали. Я понимаю, что у нас пока нет столько зелья, чтобы спасти сотни людей…

— Мы уже спасли всю знать Скира и четырех наставников школы магии, всех, кроме Качиса, да еще Рина, который вытащил тебя, Хорм, — ответила Айра. — Они уже ушли. Да и остальные, считай, здоровы. Прошло достаточно времени, гниль из носа и ушей не потекла, кожа не воспалилась, значит — обошлось. Можно было бы даже не заливать камни, зараза не живет без человеческого мяса долго.

— Как избежать погибели городу? — спросил Хорм.

— Болезнь страшна, — заговорила Айра. — Редко кто живет дольше недели, если больного не лечить. Сначала течет гной. Потом гной с кровью. На второй день появляются бугры на лице, на третий день — на всем теле. Потом они начинают лопаться, и человек заживо сгнивает. Мясо слезает с костей кусками. Если начать человека лечить на третий день, он умрет в половине случаев. На четвертый — выживет один из десяти, но будет обезображен шрамами. Но если принять зелье до того, как потек гной, болезнь не наступит вовсе.

— А если напоить всех жителей Скира? — воскликнул Хорм. — Напоить зельем! Сколько ты давала танам? По кубку? Вот вернутся гонцы, привезут нужные корни, траву, Качис наготовит целебного отвара. Ведь ты его научила уже?

— Научила, — усмехнулась Айра. — Но мое зелье не спасет от недуга, который придет завтра. Болезнь надо убить в теле, тогда она уже не будет иметь власти над человеком, а если он просто напьется зелья, то получит лишь расстройство. Так что таны, спасенные от возможной заразы, не должны обниматься с больными корчей! По крайней мере те из них, в ком болезнь не была убита. Те, кто не был заражен, когда пил зелье. Если воины пойдут по домам больных, они должны пить зелье, не переставая. Хотя бы по десятку кубков от рассвета до заката Аилле! Качис выварит столько?

Тан Рейду стоял, прикрыв глаза.

— Послушай, Хорм, — Айра коснулась его плеча. — Я не хочу оставлять Тира. Марик сказал, что ему грозит опасность!

— Подожди! — Хорм словно не услышал ее последних слов. — Подожди! У этой… Айдары. У нее ведь только начало вздуваться лицо?

— Поэтому я и не узнала ее сразу, — кивнула Айра.

— Значит, она была больна второй день. — Хорм потер виски ладонями. — Но тот, от кого она заразилась? Он ведь мог уже умереть? Как они донесли заразу до Скира? И что они будут делать теперь? Выпустят на улицы еще одного чернолицего?

— Вряд ли. — Айра задумалась. — Есть и другие способы заставить Скир корчиться от боли. Представь, что Качис не подбежал первым к трупу лучницы и не закричал о корче. Уже теперь твои стражники, Хорм, кашляли бы гноем, а к вечеру недуг охватил бы половину войска. Завтра — половину города. Этого не случилось, к счастью. Но я бы не рассчитывала, что обойдется. Там, на холме, продавали еду и питье? В воде зараза может продержаться то же время. Если напитки были заражены, ясно будет уже к ночи. Но если нет… Вот что! Как я могла забыть! — глаза Айры вспыхнули. — Ищите птицу!

— Что значит, ищите птицу? — не понял Хорм.

— Птица, которая клевала плоть умершего от корчи, несет заразу в себе. Она не болеет сама, но зараза в ее крови. Только птица. Ни собака, ни свинья, ни коза — никто не будет разносчиком заразы, разве только та же собака укусит кого-то сразу после страшной трапезы. А птица заразу сохраняет. Отец мой говорил, что она может тлеть в птице месяцами! Когда корча ходила по корептским горам, первым делом сжигали всю птицу!

— Так и нам следует поступить? — побледнел Хорм. — А не поздно? Еще вчера все рынки были заполнены птицей! Каждая семья приобрела фазана, чтобы отпраздновать День доблести! Уже поздно, Айра?!

— Это ключ к врагу! — отчетливо и раздельно произнесла колдунья. — Смотрите писцовые книги, ищите, кто привозил в город фазанов в клетках, к кому приехал, убыл ли? Ищите и проверяйте всех! Смотрите тех, кто покупал птицу. У зараженной птицы гребешок становится не красным, а почти синим. Ищите птицу, и вы найдете Лека!

— Я передам все Леббу! — сипло произнес Хорм. — Что собираешься делать сама?

— Ухожу. — Айра двинула к огню выскочивший уголек. — Больше зелье готовить не из чего. А будет из чего — Качис не растеряется. Хоть и похож на пук соломы настоятель целительства, но кое-что умеет… Хорм! — Айра выпрямилась, уперлась взглядом в глаза тана. — Мой воин спас тебе жизнь. Позволь забрать Тира.

— Я не пойду против воли конга, — поджал губы Хорм. — Но тебя, твоего великана и Рич отпускаю. Лебб сказал, чтобы Тир содержался во дворце один. Не волнуйся, с ним ничего не случится!

— Это твои слова? — сдвинула брови Айра.

— Нет, — опустил взгляд Хорм. — Это слова Лебба.

— Ты сам не веришь им, почему я должна верить?..

Рин был спокоен. Не потому, что думал, будто с легкостью выпутается из переделки, прикрываясь личиной Тира. Как раз от того облика, что наколдовала Рич, исходила основная угроза. Лебб Рейду лично приставил к Тиру стражников, и пальцы на их секирах были не на шутку напряжены.

Рин был спокоен, потому что внезапно понял, что все это время, пока Рич участвовала в состязаниях, рисковала жизнью, он сам чувствовал себя как приговоренный к казни! В каждое мгновение он готов был на сумасшествие — срываться с места, выхватывать из ножен меч, сражаться с сотней противников, лишь бы отвести угрозу от своенравного существа с коротко остриженными светлыми волосами, которое не так давно само выводило его из полусонья.

Нет, Рич не спасала его во дворе башни, он отлежался бы и сам. Но она не просто вытащила его из пропасти, она прикоснулась к нему. Дотронулась до его рук и задела что-то внутри, отчего это что-то зашевелилось, забилось, бросило его в жар и пронзило насквозь. Вот и теперь она сидела рядом, не говоря ни слова, учила Рина удерживать вылепленный ею образ, а он с трудом сохранял спокойствие, словно не оттоптал по свету уже больше тридцати лет, а только-только почувствовал запах женщины и углядел округлости стройного силуэта.

Айра поняла его состояние раньше других. Взглянула на девчонку, которая помогала Качису разбирать снадобья и осматривать стражников, до которых только начало доходить, что смерть конга может быть не просто бедой, а началом беды еще большей, перевела взгляд на Рина и нашла в себе силы улыбнуться, а потом сказала напрямую:

— Помоги спасти Тира. Ты можешь. Я знаю. Орлик умеет лепить куклы. Дойдешь до дворца под личиной Тира, а там выпутаешься. Ты быстр. Ни я, ни Орлик не уйдем от стражи. Ты — уйдешь. Главное, не следует заходить во дворец, даже моей магии не хватит, чтобы пересилить то, что вплетено в камень нового дворца.

— Зачем же пересиливать? — переспросила Рич, которая подошла к Айре с корзиной очищенных корней. — И кому не следует заходить во дворец?

Айра объяснила. Рич застыла на мгновение, потом посмотрела Рину в глаза. Точно так же, как и тогда, когда объявила ему на краю рыночной площади, что собирается закутать лицо платком, войти в шатер, подойти к корзине, натянуть балахон и участвовать в состязаниях Дня доблести. Правда, теперь в ее глазах была не только твердость, но и что-то еще.

— Не нужно пересиливать, — проговорила она чуть слышно. — Нужно вплести. Я помню, как сплетены заклинания дворца, и смогу вплести. Это не так сложно. Главное — удержать образ, когда переступишь порог, потом все придет само собой.

— Зачем ему переступать порог? — не поняла Айра.

— Если он скроется у входа во дворец, его будут искать, — ответила Рич. — И нас будут искать. Нужно выждать. Немного, но выждать.

— Она права, — кивнул Рин. — А ты сможешь?

— Не могла бы — не говорила! — гордо выпрямилась дочь Кессаа.

Орлик возился вместе с Тиром у костра. Тела Айдары и Маеса уже истлели, и теперь в костер летела выпачканная в крови одежда. Айра подумала, взглянула на галерею, где все еще прятались перепуганные таны, подошла к Хорму, и вскоре служки притащили походный шатер, чтобы скирская знать могла омыть тела, не раздражаясь посторонними взглядами.

Шатер ставили Рин, Орлик и Тир, который то и дело косился на стражников, не спускающих с него глаз. Служки забили между камнями арены колья и натянули растяжки, троица взялась устанавливать центральный шест. Когда друзья выбрались из-за полога, Айра с разочарованием махнула рукой: Орлик чихал от пыли, Тир грустно улыбался, а Рин озадаченно почесывал подбородок.

— Ну как? — спросила стоявшая рядом Рич.

— Никак! — раздраженно бросила Айра. — Что я еще должна придумать, чтобы скрыть от соглядатаев и Рина, и Тира? Как еще мы отвлечем стражу? Орлик не сможет вылепить куклу Тира на виду у стражников! На это потребуется время!

— Подожди, — Рич коснулась ее запястья. — Посмотри на пояс Тира.

— И что? — Айра нахмурилась. — Два меча! Новый меч Тира и… меч Рина. Думаешь, если он замотан тряпьем, я его не узнаю? Какого демона Рин отдал Тиру меч? Рин никому не отдает свой меч! Подожди-ка!.. На поясе Рина… тоже меч Рина?! Это обманка?

— Я не смогла повесить чары на меч Рина, — пояснила Рич, наклонившись к самому уху Айры. — И весьма удивлена этим. Хотела бы я посмотреть на его клинок. А вот представить старый меч Тира новым смогла без труда. И вылепить образ меча Рина из нового меча Тира тоже. О лицах и одежде говорить не буду, смотри сама. Но мне удалось еще кое-что! Я сплела Рину голос твоего сына. Но… только на один день. Больше не смогла!

— Не верю! — окаменела Айра. — Как?! Как ты смогла? Кто тебя научил?

— Думаю, что моя мать, — вздохнула Рич. — Только надо поскорее отправить отсюда настоящего Тира. Я не могу долго удерживать одновременно двоих.

Тир ушел вместе с колдунами школы сразу после того, как арену с облегчением покинули таны, которые шарахались от зараженных, как им думалось, стражников, да и от самой Айры так, словно корча уже давно разгуливала по Скиру. Лебб Рейду тут же вскочил на поданного ему коня и умчался вместе с отрядом стражи ко дворцу конга. Гармат Ойду успел облить Айру презрением, а упершись глазами в Орлика, еще и постоял несколько мгновений, словно запоминал обидчика на всю жизнь. Тир не был удостоен даже взгляда, зато шипение Динуса разнеслось на всю арену. «Убью!» — повторил он несколько раз, словно и сам не был уверен в сказанном. Рин в образе Тира даже не повернул к нему головы. Стражники, сидевшие тут же, неодобрительно покачали головами и позволили себе проводить сына Гармата смешками, когда тот побежал к воротам.

Впрочем, и колдуны покинули арену едва ли не бегом. Наставник Лайрис еще сохранял видимость важности, а Добириус и Туск подхватили полы балахонов и бойко застучали подбитыми бронзой каблуками по брусчатке рыночной площади.

Вот тогда Рич и села рядом с Рином и начала учить его удерживать непростое плетение.

Когда к стражникам направился Хорм, Рин взглянул на Рич. Наверное, он сказал бы ей что-нибудь, но стража стояла за спиной, да и Рич разрумянилась, но не повернула головы.

— Пора! — крикнул Хорм, и стражники дружно звякнули секирами. — Зачем тебе второй меч, парень?

— Второй меч? — Рин даже осекся, так странно прозвучал голос Тира в его устах. — Это первый меч. К новому еще надо привыкнуть. Тот, что я получил на арене, пригодится, когда я и вправду стану одним из двенадцати. Или новый конг не нанимает на службу тех, кому обещано место другим конгом?

— Увидим, — мрачно бросил Хорм. — Иди за мной, парень. Лошади нам не понадобятся, до дворца отсюда не будет и половины лиги. И не делай глупостей.

— Где я буду жить? — спросил Рин. — И долго ли мне гостить во дворце?

— Дворец большой, — ответил Хорм. — А срок будет зависеть от многого, в том числе и от твоего отца.

Стражники ударили каблуками и выстроились вокруг Рина. Он обернулся. Айра и Рич смотрели в его сторону, Орлик, сбросив рубаху, разминал огромные ручищи.

— Хороший воин! — поцокал языком Хорм. — Такого молодца надо брать в дюжину конга без всяких состязаний!

— В дюжине и вправду самые сильные воины Скира? — спросил Рин.

— Не сомневайся, парень, — кивнул Хорм и двинулся к воротам, бросив через плечо: — Только не думай, что ты уже встал вровень с ними. Тебе еще расти и расти!

— А удастся ли вырасти? — поинтересовался Рин. — Беда идет на Скир.

— Молись, чтобы она не накрыла дворец конга, — посоветовал Хорм. — Иначе ты задержишься там надолго. Я бы сказал, что до старости, но до старости еще надо дожить.

Больше младший тан Рейду не произнес ни слова до самого дворца. Довел Рина до широких ступеней, кряхтя и потирая недавнюю рану, подошел к дозору на воротах, махнул рукой страже и, когда Рин поднялся по ступеням, негромко буркнул только одно:

— Не хочу тебе зла, парень.

По коридорам дворца Рина вели все те же стражники. Пятеро впереди, пятеро сзади. День клонился к вечеру, кое-где горели лампы, накапливающаяся в лабиринтах здания мгла пока еще таилась по углам. Лучи Аилле падали из узких окон, которые прорезали причудливые барельефы, сияли в фонарях многочисленных залов, обрушивались водопадами света во внутренних двориках и на открытых галереях.

Рин сначала попытался запоминать дорогу, потом махнул рукой и решил, что куда ни выбирайся из запутанного дворца, все равно окажешься в Скире. Да и само здание, несмотря на длину коридоров, не превышало размерами средний замок. Оно нависало над мостовой на три десятка локтей и занимало ровно один квартал города длиной по каждой из улиц в четыре сотни шагов.

«Осталось выяснить, — подумал Рин, когда ему пришлось спускаться по узкой лестнице, — на сколько локтей здание уходит в глубь скирской земли». Перед последним коридором стражники, шедшие впереди, разошлись в стороны, и Рину пришлось возглавить процессию. Он почувствовал, что шаги за спиной стали иными, обернулся и понял, что пятерых стражников сменили пять незнакомцев, одетых в серые балахоны. На мгновение ему показалось, что под капюшоном мелькнуло серое лицо, но остановиться не удалось.

— Иди вперед, — послышался грубый голос за спиной. Рин положил руку на рукоять меча, и сзади донесся смешок.

— Оружие здесь не поможет. Его даже не станут у тебя отбирать.

Коридор вновь обратился лестницей, которая продолжала уходить вниз. Иногда она поворачивала, но всякий раз спускалась ниже и ниже. Барельефы давно исчезли, теперь стены были набраны из грубо отесанных камней, которые отбрасывали в свете редких ламп резкие тени. Затем исчезла и кладка, и Рин продолжал идти по коридору, вырезанному в сплошной скале. Наконец шаги за спиной затихли. Впереди мерцала последняя лампа. Рин медленно повернулся. Он не видел конвоиров, но чувствовал, что они недалеко. Прислушался. Ни шелеста одежды, ни скрипа взводимой пружины самострела — ничего не было слышно.

— Как насчет ужина? — бросил Рин слова в пустоту.

— Никак, — донеслось в ответ.

Что-то щелкнуло, где-то в отдалении зашуршал песок, скрипнул камень о камень, словно по пологому склону горы двинулась огромная глыба, неимоверная тяжесть ухнула, громыхнула, и Рина обдало пылью. Лампа погасла.

Рин откашлялся, нащупал крюк, на котором висела лампа, вытащил из сумы полоску коры, прошептал заклинание и зажег фитиль. Пламя высветило неровные стены. Рин развернулся и двинулся обратно.

Он прошел три десятка шагов. Обратной дороги не было. Коридор упирался в тупик.

Глава шестнадцатая
Вести

На улицах Скира горели костры. Они пылали на каждом перекрестке. Испуганные стражники озирались в наползающем сумраке, но великана воина с двумя спутницами, кутающимися в платки, не останавливали. Последние жители Скира с выражением ужаса на лицах все еще торопились в свои жилища.

— Ну что, — мрачно спросил Орлик, — придет эта поганая болезнь в Скир?

— Она уже здесь! — твердо сказала Айра.

Впереди слышался какой-то шум. Спутники приблизились и разглядели очертания женщины, бьющейся о землю. Рядом стояли трое стражников с выставленными вперед секирами. В костре проглядывали очертания пылающей человеческой фигуры. Тут же стоял наставник Добириус. Худое лицо его было покрыто копотью, усы обвисли, в колпаке выжжена дыра. Увидев Айру, он вздрогнул, но успокоился, едва она открыла лицо.

— Что тут происходит, маг? — напряженно спросила колдунья.

— Корча! — замахал руками, словно крыльями, Добириус— Жена этого бедняги прибежала в лекарскую, сказала, что у мужа хлынул из ушей, носа, рта — гной! Вертус завизжал, затопал ногами, закричал, чтобы больше не пускали в храм никого, и послал меня сюда! Она, — наставник ткнул пальцем в сторону несчастной, — потащилась за мной следом. Лепетала о чем-то всю дорогу. А ее муж тем временем выбрался на улицу! Кричал, что не хочет заразить детей. Сказано же было — сидеть по домам! Глашатаи обошли весь город!

— Дальше! — потребовала Айра.

— Что дальше? — скривился маг. — Ему же говорили: вернись в дом! Я даже произнес заклинание пламени! — наставник схватился за прожженный колпак. — Но он ничего не хотел слышать. И, — Добириус замялся, — напоролся на секиры. Да, можно так сказать!

— Сколько у тебя детей? — повернулась Айра женщине.

— Трое! — прошептала та, задыхаясь.

— Так что ты делаешь здесь, если они там? — почти зарычала Айра.

— А что я могу сделать? — едва прохрипела женщина.

— Орлик! Дай свою фляжку!

Великан сделал шаг, и глиняный сосуд оказался у колдуньи в руках.

— Слышишь? — она ударила женщину по плечу. — Здесь лекарство! Если ты дашь его детям, все обойдется. Выпей сама и дай детям! Подели на равные части. И еще, срочно вскипяти воду и залей кипятком все, к чему прикасался сегодня твой муж! Все, что можешь, — сожги! Поняла?

— Да! — закивала несчастная.

— Но сначала скажи мне, как он заболел? Женщина посмотрела на костер, и слезы снова хлынули из ее глаз.

— Подумай о детях! — повысила голос Айра.

— Я не знаю, — зарыдала та.

Волосы ее сбились в ком, щеки и лоб покрывала грязь, смешанная со слезами, и в свете костра лицо казалось красным.

— Что было особенного сегодня? — не отставала Айра.

— Ничего не было! — всхлипнула женщина. — Сегодня же праздник! Муж был на арене, но ушел раньше. Заглянул на рынок, принес фазана, приготовил его… Никто лучше его не готовил праздничного фазана! Вечером мы должны были сесть за стол. Но ему стало плохо… Гной потек по его лицу, и я побежала в храм Мелаген!

— Где он купил птицу? — спросила Айра.

— Не знаю! — женщина едва говорила, губы не слушались ее. — Обычно он берет птицу у дуча Армика. Его лавка на восточной стороне рынка. В Сытном переулке… У него еще голова гуся торчит из стены над дверью!

— Вот! — Айра сунула женщине в руку фляжку. — Беги домой! И не выходите на улицу, что бы ни случилось.

Несчастная не пошла, не побежала — поползла к дому. Айра мрачно посмотрела на Добириуса. У мага тряслись руки.

— Где остальные наставники?

— Качис варит зелье, — прохрипел маг. — Там… В кладовой храма нашлись еще нужные вещества. Туск куда-то пропал. Он хенн — наверное, опасается за свою жизнь. Лайрис со стражниками ходит по городу. Его Вертус… отдал Хорму. Он занимается кострами. Бравус убежал — скорее всего, заперся в своем доме и трясется от страха!

— Вертус что делает? — не отставала Айра.

— Ничего не делает! — почти взвизгнул Добириус— Сидит в своей каморке! Охраняет спокойный сон переростков. Закрыл пятнадцать дармоедов в учебной комнате и следит, чтобы никто из них не убежал!

— Он мудрый наставник, — прошептала Айра и повернулась к спутникам. — Пошли. Нам нужно спешить!

— Куда мы теперь? — спросила Рич, когда они отошли от костра. Ее бил озноб.

— Ты что? — удивилась Айра.

— С Рином не все хорошо! — проговорила девчонка, едва сдерживая слезы.

— У него зерно! — не поверила Айра. — Если бы случилось хоть что-то, я почувствовала бы!

— Я знаю, но… — Рич шмыгнула носом. — У него там не все хорошо!

— Поверь мне, девочка, — Айра вздохнула. — Легче голыми руками раздавить кусок гранита, чем хотя бы поцарапать Рина Олфейна! Он выпутается. Ведь так, Орлик?

— Так, — со вздохом пробормотал великан и спросил: — Старшая, там, во фляжке, ведь была простая вода? Ну с листком лимонника, но…

— Конечно, — кивнула колдунья. — Обычная вода. Ты же знаешь, что фляжку зелья мне удалось налить только Тиру, после Хорм и Качис глаз не спускали с котла. Но если она не успела заразиться, если дети не успели заразиться, простая вода поможет им успокоиться. К тому же как бы мы узнали, где подхватил заразу ее муж? Ты сам-то хоть понял, друг Орлик, что значат ее слова?! Ведь сегодня тысячи фазанов нашли смерть на кухнях сайдов! Да, приятель, в твоей фляжке была простая вода, но больше от нас никто не получит даже воды! Послушай, Орлик, я не встречала человека добрее, чем ты. Но теперь забудь о доброте. И если на дороге будет валяться раненый ребенок, тебе придется перешагнуть через него! Выгони жалость из своего сердца, иначе она разорвет тебя и остановить смерть будет некому!

— Куда мы идем? — спросила Рич. — В башню? Или на пожарище дома Марика?

— Я собиралась заглянуть к Вертусу, — прикусила губу Айра. — Но теперь важнее прогуляться к этому торговцу птицей. Так что сна этой ночью не обещаю. Но на этот случай у Орлика есть еще одна фляжка, и ее содержимое сродни колдовству перепуганного Добириуса — она наполняет глотку пламенем. Запивать, правда, уже нечем, но теперь и самая крепкая настойка будет казаться обычной водой. Идем к рынку, это недалеко, но в противоположную сторону от башни. Надеюсь, наши лошадки не слишком сильно заскучали без нас?

Марик долго ходил по еще дымящемуся пепелищу. Ворота были сорваны с петель и валялись тут же. Стол и скамьи разнесены в щепы. Вместо длинного просторного дома стояли обугленные стены с закопченными проемами окон. На бывшей кухне чернели стопки глиняных мисок. Повядшими от жара листьями шелестел одр. Пахло гарью. Косые лучи уходящего за горизонт Аилле окрашивали стену дворца Сната Геба в красный цвет. Марик сглотнул и вздрогнул. Показалось, что он чувствует вкус крови на языке. «Ерунда, — успокоил себя баль. — Ведь Тир заставил нас с Насьтой выпить снадобье!»

— У тебя на языке вкус чужой смерти, — горько произнес Насьта, ощупывая кору. — Дерево умирает. Вот такушки, дорогой друг.

— Я думаю о дочери, — сквозь зубы процедил Марик.

— Надо спешить! — нервно воскликнул Тир, замерший у ворот.

Лицо его, как и лица друзей, прикрывал платок, но уже по глазам было видно — он снова стал Тиром.

— В какую сторону подадимся теперь? — поднял глаза Марик. — Здесь вестей от Лека нет.

— Ты хочешь сказать, нет вестей от моего отца? — напрягся Тир. — Тан Хорм Рейду говорил со мной так, словно на мне лежит вина за то, что творит мой отец! А как будут говорить со мной хенны? Обвинят в том, что у меня не серая кожа?

— Я сказал то, что сказал, — отрезал баль. — И я не тан Рейду. И у твоего отца тоже не серая кожа. Он наполовину корепт. Успокойся. Не следует утолять собственную боль, пытаясь причинить боль другим. Однако нам есть куда спешить. Весть может быть оставлена у башни!

— Вряд ли. — Насьта направился к лошади. — Если Лек все продумал, он не обошелся без соглядатаев. Рин в облике Тира теперь в руках конга. Убеги он от стражи, сейчас бы по всему городу носились дозоры. А коли он в руках конга, тогда и вести от Лека должны поступать к конгу.

— А конг вряд ли будет делиться вестями с нами. — Марик запрыгнул в седло. — Что ж, у нас остается Дамп, будем рассчитывать на его помощь. А пока скачем к башне! Темнеет уже!

Мрак опускался на Скир, как темный полог на окошко рыночного кукольника. Улицы словно вымерли, и мысль, что вскоре улицы города и в самом деле могут оказаться пусты, заставила Марика заскрипеть зубами.

На повороте к храму Мелаген пятеро стражников сбрасывали с подводы дрова. Марик узнал одного, придержал лошадь, поздоровался. Высокий воин с рябым лицом кисло улыбнулся и тут же пожаловался баль, что выспаться сегодня им уже не придется — Дамп приставил к ним трясущегося от страха колдуна Лайриса, который указывает, где разжигать костры. Воин вытащил из рукава фляжку, глотнул пару раз и поведал, понизив голос, что уже не меньше десятка горожан с явными признаками корчи были заколоты стражниками, но что творится в домах, только богам известно. Кое-где слышится вой, а где-то и сами горожане палят костры. А что они там жгут на них, кто ж теперь разберет? И чего ждать теперь? Ходит слух, что новая война с хеннами грядет, так откуда возьмутся хенны? А если о тех серых речь, что за стеной в слободках прижились, так выжечь их надо было уже давно вместе с их домами!

Марик слушал рассеянно, кивал, затем вскочил в седло, махнул рукой друзьям и вновь направил лошадь в сторону башни. Стражники и костры стали попадаться все чаще. И на узкой улочке в полусотне шагов от негаданного приобретения Айры тоже горел костер.

Дом Стейча напротив казался мертвой громадой. Ни проблеска света не мелькнуло в провалах окон. Стражники, стоявшие у костра, хмуро проводили троицу взглядами. Марик подъехал к воротам, всмотрелся в темноту поверх невысокой стены. Далеко впереди на верхушках Молочных пиков гасли последние проблески Аилле. Во дворе пофыркивали лошади. Черной кучей темнела гора хлама, вынесенного Орликом из башни.

— Да, — заметил Насьта. — Достаточно дровишек, чтобы сжечь наши трупы. Как мы попадем внутрь? Уж не знаю, что тут навертел приятель Айры, но у меня пальцы покалывает от одного вида этого заборчика. Да и что нам делать там?

— Здесь ничего нет! — спрыгнувший с лошади Тир ощупал дверь в стене, трещины в старой кладке. — Никаких вестей!

— Я вижу, — хмуро заметил Марик. — Куда теперь? Он выдернул из-за пазухи листок пергамента.

— Пойти по этому списку, что составил трактирщик для Айры? Но в нем только танские дома да городская тюрьма! К кому из танов явимся в первую очередь? Или отправимся сразу во дворец конга? На новоселье к Леббу Рейду!

— Эй! — один из стражников отошел от костра и звякнул секирой по камню. — Дозорные! У вас знак тысячи Дампа, но нет ли среди вас некоей Айры или Марика, который с утра вроде был старшиной дружины, а теперь опять неизвестно кто?

— Айры среди нас нет! — обиделся Насьта. — Или стражники Скира уже не в состоянии по силуэту отличить бабу от мужика? А Марик — вот он!

— А ну-ка! — крикнул стражник и свистнул приятелю, который подбежал к всадникам с факелом. — Открой лицо, Марик.

— Ты, что ли, Сатт Болтун? — Баль опустил платок.

— Точно Марик! — удовлетворенно хмыкнул стражник. — Смотри-ка! И погоняло мое помнишь. А то ведь я уж думал трубить тревогу в рожок! Хотя оно понятно, раз уж Дамп пока в старшинах, почему бы по городу не разъезжать его дозорам? Жалко, что Дамп не тан, я бы сам попросился в его дом.

— Так попросись, — посоветовал баль.

— А! — махнул рукой воин. — Теперь уже проситься поздно. Плохие дела, Марик. Враг вроде бы где-то там за стеной, а боимся мы чего-то, что скрывается на собственных улицах. И знаешь, есть чего бояться! Корча корчей, а мы тут с приятелями едва не обделались по другой причине. Тут недавно проползла стеклянная змея! Светло еще было, так бы и вовсе ее не разглядели. Вначале словно заблестело что-то, а потом силуэт и обрисовался! Она тут как раз у ворот замерла, кольцами собралась, вынюхивала что-то. А холодом как от нее шибало!.. Нас просто столбняк охватил! Шевельнуться не могли. Уж не конец ли самого Скира по его улицам ползает?

— Брось, Сатт, — устало вздохнул Марик. — Конец не ползает, он приходит. А как придет, ты уж его не заметишь… Как думаешь, многие ли разглядели те стрелы, что пронзили их сердца?

— А кто ж их знает? — Сатт сдвинул шлем на затылок. — Разве их о том спросишь?

— У меня-то что хотел спросить? — усмехнулся баль. — Я, конечно, не Айра, но так понял, что и ко мне интерес имеется?

— Да ну, какой у меня интерес? — махнул рукой Сатт. — У меня интерес домой пораньше попасть, да о детишках справиться. Успел наказать, чтобы и носа наружу не высовывали, а там уж как боги решат. Вот ты говоришь, что мы бабу от мужика отличить не можем, а вышло так, что и не можем. Давеча шел мимо стражник, с лицами, как у вас, только плащ и доспех дружинный. И бляхи нет. Я и спросил его, мол, кто такой, куда? А он снимает платок с лица, и я вижу, что это баба. Красивая, хотя годков-то ей уже много, годы-то не скроешь. Ну баб-то среди дружинных не водится. Хотя кто знает? Я слышал, нынче девчонка на арене бедовая объявилась! Может, и пойдут теперь бабы и в стражу, да только нет их там пока. Ну я беру секиру на изготовку, а она только мечом вжикнула, и моя секира так и улетела к забору! Тут мои ребятки на нее кинулись, да толку-то? Легче было дюжину хеннов-мечников покрошить! Стоим мы, значит, ждем, когда баба эта макушки нам снесет, а она и говорит, мол, рубить никого не буду — сами помрете, не от корчи или от хеннского клинка, так от страха. А пока запомните, придут сюда воин Марик или колдунья Айра, передайте им, чтобы послезавтра, когда на площади будут жечь тело прошлого конга, привели парня туда же! Там и мена будет: девка на парня. Парень должен быть одет как обычный стражник, лицо завязано, как и у всех стражников. А коли стражники или соглядатаи какие за тем парнем увяжутся, так девчонку прямо там, на площади, на куски и порежут! Провожатый с парнем должен быть один — сама Айра! Остальное на месте. Ты все понял или как? — Сатт виновато нахмурился. — Она, стерва, пять раз меня заставила повторить, пока я не выучил! Что делать-то будешь?

— Посмотрим, — медленно проговорил Марик. — А ты, Сатт, по старой дружбе не говори никому о том, что услышал. И приятелям своим внуши. А то ведь нехорошо будет, если прочие дружки твои узнают, что одна баба трех воинов обезоружила!

— Куда теперь? — спросил Насьта, когда спутники отдалились от незадачливых дозорных. — Пойдем по твоему списку дома проверять или найдем этого… как его… мутного старика, что у младшего Ярига останавливался?

Марик оглянулся. В бледном свете высыпавших на небо звезд лицо Тира казалось белым, как снег.

— На рыночную площадь пойдем, — сказал баль. — Сейчас пойдем. Там раздавлю зерно. Надо найти Айру. Чувствую, что прежде, чем мечом махать, подумать надо. Там и решим, что делать. Слышишь, парень?

Тир словно очнулся и вздрогнул.

— Можешь не сомневаться, я детьми не торгую. А ты мне сын, понял?

— Понял, — кивнул Тир.

— Что же тогда киснешь?

— Если что с Илькой — мне не жить, — пробормотал сын Айры и Лека.

Глава семнадцатая
Камень вокруг

Рин осмотрел лампу, прикинул, надолго ли хватит запаса масла, сел на скрещенные ноги и задул огонек. Кромешная тьма сомкнулась над заточенным в каменной тверди человеком. Или нефом?.. И какая разница?

Рин вспомнил, как в первый год жизни в столице, куда их троица попала не сразу — года два скитались неведомыми мирами, хлебнули разного, — он столкнулся в окраинном кабаке со стариком со спутанными седыми волосами, в драном халате, надетом на голое тело. Старик был нефом — Рин уже научился чувствовать это, — но он был стариком, что не умещалось у тогда еще юного Олфейна в голове. Впрочем, тогда он был проще и обо всем, что не мог понять, спрашивал. Так и сделал. Подошел, поздоровался и спросил в лоб:

— Разве нефы стареют?

— Бывает, — ответил тот после долгой паузы, во время которой успел окинуть Рина взглядом, глотнуть сладкого дурманящего дыма из тростинки, опущенной в круглый сосуд, и красного напитка из прозрачного кубка. — К примеру, какой-нибудь неф, а проще говоря, полукровка наследит где-нибудь на окраинных землях. Родится маленький неф или нефка. Если не попадет в беду, проживет долгую жизнь, но все равно состарится и умрет. Глядя на остальных. Потому что так принято.

— Но ведь эта история не про тебя, уважаемый? — спросил Рин и положил на стойку перед трактирщиком серебряный — за старика.

Так тоже было принято. Если бы старик положил рядом собственную монету, Рин забрал бы свою и удалился, но старик не отказался от разговора. Он кивнул трактирщику, развернулся к стойке спиной и еще раз осмотрел Рина.

— У тебя не стальной лепесток в чехле, — заключил он наконец. — И даже не черный с огнем меч. У тебя кое-что другое. Ты хорошо спрятал свой ножик, но у меня глаз тонкий. Я смотрю.

— Я не понимаю, — пожал плечами Рин.

— Я смотрю, — повторил старик. — Ты охотишься, кто-то торгует. Кто-то ворует… Да, нефам свойственны все человеческие пороки. Кто-то служит, что тоже является пороком.

Своеобразным пороком. А я смотрю. И вижу. И те, кто не видит, те платят мне за то, чтобы я смотрел и за них.

— И что же ты видишь? — спросил Рин и положил на стойку еще один серебряный.

— Я стою дороже, — произнес старик, но тут же поднял руку, останавливая Рина, который хотел встать. — Но с тобой поговорю без денег. Забери вторую монету.

Рин опустил монету в свой не слишком толстый кошелек, подумал и прошептал негромко:

— Я буду рад поговорить с тобой, уважаемый, но я не нуждаюсь в милостыне.

— Ошибаешься! — рассмеялся старик. — Нуждаешься. И в милостыне и в милости. Каждый нуждается. Вопрос только в том, просишь ли ты о ней или нет. Ты не просишь, хотя и это ерунда. Главное — ноготок, что у тебя на поясе. Не дергайся, никто, кроме меня, не рассмотрит его. Хотя тебе следовало бы таскать с собой второй меч, иначе рано или поздно придется обнажить тот, который никто не должен видеть. Кроме меня, конечно, — снова забулькал старческим смехом неф.

— Что же тут смешного? — не понял Рин.

— Все уморительно, — вытер слезы старик. — Подумай сам, меч, который столь ценен, что ни один неф не рискнет таскать его открыто, болтается на поясе зеленого мальчишки! Ты бы еще, парень, повесил на шею алмаз размером с кулак! Как думаешь, долго ли шнурок натирал бы тебе шею?

— Алмазом не сражаются, — отрезал Рин. — Для чего нужен меч, если его нельзя носить на поясе?

— Чтобы убивать, — наклонился вперед старик, и Рин вдруг понял, что его спутанные волосы чисты, а в старческом теле, которое он видел через прорехи халата, нет ни капли немощи.

— А ты ведь тоже мог бы видеть! — Неф погрозил Рину пальцем. — У тебя хороший взгляд, парень! Хочешь, я научу тебя простенькому колдовству, которое позволит смотреть внутрь? Я иногда балуюсь такими вещами! К примеру, рассматриваю женщин на улице, которые и не подозревают, что в моих глазах они обнажены. Вижу то, что происходит за стенами жилищ… Нет, я понимаю, ты не забыл о том, что такое честь, но так ведь и мечом можно сразить злодея, а можно зарубить невинного. Каждый сам выбирает! Я вот позволяю себе шалости…

— Почему ты говоришь со мной? — спросил Рин.

— Говорю? — старик задумался. — Потому что когда-то у твоего меча была простая деревянная рукоять и он висел на поясе девчушки, к которой я был неравнодушен. Нет, между нами ничего не было, я только смотрел на нее. Но она не такая, чтобы отдать свой меч кому бы то ни было, к тому же ты похож на нее лицом. Значит, ее уже нет, а ты ее сын.

— Ты же сказал, что неф не рискнет носить на поясе такой меч? — воскликнул Рин. — Кто же тогда мог бы рискнуть? И почему не боялась носить этот меч она?

— Она была особенная, — старик прикрыл глаза, вспоминая. — Я не назову ни одного нефа или человека, который мог бы одолеть ее в открытом бою. Думаю, что она была полукровкой в полном смысле этого слова. Тот, кто обрюхатил твою бабку, парень, возможно, носил такие мечи, как в твоих ножнах, по одному на каждом пальце. Впрочем, зачем гадать? Ты уже понял ответ? Тот, у кого коготь как твой меч, в таком мече не нуждается. Тот, кто полагается на свой клинок, вряд ли рискнет разозлить того, у кого такие коготки. Но есть еще одно, парень! Достать такой коготок очень сложно. На это способны немногие охотники. Пожалуй, я сочту их всех на пальцах одной руки, но даже они будут иметь один шанс из тысячи остаться в живых. А уж добыть коготок — дели еще на десять! Знаешь, почему? Потому что та порода демонов, которую зовут «зверь» и которая владеет подобным украшением, выпускает коготки только в полной силе! И нужно не просто поразить его в полной силе, но еще до смертельного удара, который я не могу себе представить даже в пьяном сне, отрубить противнику пальчик с ноготком. Именно так! Но даже если все сладилось, имей в виду, что коготки у твоего противника будут раз в десять меньше твоего меча!

— Откуда же взяла этот коготок моя мать? — не понял Рин.

— Не знаю, — старик снова прильнул к тростинке. — Может быть, его подарил ей дедушка? Или бабушка?..

— Что же я должен был сделать? — надул губы Рин. — Утопить этот меч на дне моря? Залить его свинцом и бросить за борт?

— Хорошая мысль, кстати! — оживился неф. — Именно так и следовало тебе поступить! Правда, я бы еще смешал щебень с обожженной известью, да вылепил бы вокруг этого меча валун! А уж тогда отправился бы в море. Да поглубже нашел бы место, поглубже!

— А если я так не поступил… — начал Рин.

— Тогда ты или дурак, или сумасшедший, — пожал плечами старик. — Это ведь не одно и то же, парень. Хотя остается еще одна ипостась — гордый дурак или гордый сумасшедший. Тут уж расхождений немного!

— Я ни тот и ни другой, — покачал головой Рин. — И все-таки что-то не сходится! Представь себе, что моя мать и вправду была убита. Представь себе, что это сделал… охотник.

— Я не знаю таких охотников, — хмыкнул неф. — Но если кто-то смог это сделать в честном бою, тогда… он и сам мог бы носить этот меч.

— Но он попытался его именно залить свинцом! — воскликнул Рин.

— Значит, он боялся этого меча, — развел руками старик.

— Боялся меча? — не понял Рин. — Знаешь, о всякий клинок можно порезаться или уколоться, но что-то из тех мечников, которые ходят по столице, я ни одного не видел с искаженным от ужаса лицом!

— Точно так, — хохотнул неф. — А теперь представь себе неуязвимого воина, которого не берет ни один клинок, ни одно острие, но может убить меч, что висит у него на поясе! Как думаешь, он и дальше будет стучать по его бедру или отправится на дно моря?

— Не знаю, — задумался Рин. — Он не показался мне неуязвимым.

— Он был нефом? — спросил старик.

— Не знаю, — пожал плечами Рин. — Когда я его видел, я ничего не знал о нефах или полукровках. Теперь мне кажется, что он неф. Но он… тоже не молод. Может быть, он сам узнал, что он неф, когда уже был в преклонных годах?

— Хочешь легких объяснений? — помрачнел старик. — Их не бывает. Но я скажу тебе кое-что. Неф почти не стареет. Или не стареет долго. Неф быстрее обычного человека, неф сильнее обычного человека. Если неф владеет магией, она дается ему легче, чем человеку. Но неф — слуга своей плоти. Это не так плохо, поскольку человек — раб своей плоти, хотя бы до того момента, когда она будет изношена, испорчена и отдана тлену. А неф — слуга. Если же ты хочешь стать господином своей плоти, тебе придется испить и напиток старости, и напиток смерти. Вкус у них отвратительный, но оторваться от чаш невозможно! А отрываться нужно, потому что, когда кончится твоя старость и твоя смерть, тебе придется пить чужую или кануть в бездну.

— Тебе удалось оторваться? — напряженно прошептал Рин.

— Да, — лениво кивнул неф. — Но вкус до сих пор стоит у меня на губах. И бездна сияет в двух шагах!

— Зачем это было нужно?

— Непознанное сулит невозможное, — захихикал старик, потом наклонился к Рину и прошептал: — Скажи, тот, кто убил твою мать, он… Ты смотрел ему на руки?

— Да, — замешкался Рин.

— У него все пальцы на месте? — сдвинул брови старик.

— Кажется… — Рин задумался. — Кажется, но я не уверен. Я не приглядывался. Понимаешь, он маленького роста, да и пальцы… Я не могу сказать точно.

— Ты должен видеть все, — откинулся назад старик. — Но не пытайся выпучивать глаза. И не пытайся рассмотреть пальцы убийцы твоей матери. Иначе он убьет и тебя. А сейчас идем. Я научу тебя кое-чему. И не спрашивай почему, хотя я отвечу, да. Ведь ты мог быть моим сыном, парень, демон тебя раздери, если бы твоя мать была хоть немного добрее. Или ты думаешь, ради кого я когда-то попытался стать кем-то большим, чем неф?.. С чего начнем? Хочешь научиться видеть в кромешной тьме?..

Так что же все-таки изменилось? Рин вынырнул из воспоминаний, прислушался. Звуков не было, разве только собственное дыхание шелестело в ушах, да биение сердца отсчитывало долгую жизнь нефа. Долгую ли? И как он будет жить, если своенравную девчонку с короткими волосами настигнет беда?

Рин открыл глаза и легким усилием, без заклинаний и амулетов, заставил себя видеть в темноте. Здесь, глубоко под дворцом конга, было сухо и прохладно, хотя не чувствовалось сквозняков. Рин поморщился и вспомнил, что, когда его еще вели сюда и он прислушивался к каждому звуку, чтобы не допустить, к примеру, щелчка самострела за спиной или резкого взмаха метальщика ножа, сквозняка тоже не было. Значит, тупик? Камень окружал его со всех сторон, кроме одной, в которой темнел проход. Потолок не был сводчатым, неведомые камнерезы вырубили коридор почти квадратным — шириной в четыре локтя, высотой в пять. В таком проходе не замахнешься мечом, не ударишь сплеча. Зато самострелу не помешает ничего, а ударившаяся о камень короткая стрела вполне может отлететь в глаз, и защиту от нее уже не успеет поставить даже неф.

Рин встал, ощупал блок, перегородивший дорогу, попытался увидеть сквозь камень, но его толщина была не меньше двух локтей. Сколько подобных ловушек они прошли? Не меньше десятка. Были и скрытые тонкими плитами ямы, и настороженные самострелы. И три такие же перегородки. Убивать его явно не хотели. Тогда отчего придавили проход такой тяжестью? Подобные перегородки перезаряжаются непросто! И рассчитано точно, никакой магии, только хитрость и мастерство строителей. Отчего он не спросил у Айры, что раньше стояло на этом месте, до того как конг по наущению Ирунга затеял строительство? Нет, что-то тут не сходилось. Если его оставили на смерть, почему не убили сразу? Почему хотя бы не попытались убить? Если его хотели сохранить под замком, зачем обрекли на медленную смерть? Где-то далеко за блоком послышался едва слышный шорох. Потом что-то ухнуло, и скалу сотряс тяжелый удар. «Еще два», — с усмешкой прошептал Рин и дождался. Едва слышно упали еще два блока.

— Ну вот, — голос Рина прозвучал, подобно плеску тонкого весла посредине безбрежного океана. — От тебя отгородились, как от страшного демона. Но не убили. Или решили убить медленно. Настолько медленно, чтобы Айра не всполошилась из-за твоей смерти. Выходит, те, кто отправил тебя сюда, знали о зерне, способном передать весть? Но ведь я могу раздавить его немедленно.

Рин нащупал песчинку, вшитую в воротник, но не стал крошить ее пальцами. Айре теперь было не до него. Да и что она сможет сделать? Отправиться на штурм дворца конга? Но после, после он будет ей нужен. Его меч будет ей нужен. Значит, он должен оставаться живым, кто бы его сюда ни загнал. Демона можно поразить только его мечом. Точнее, именно его мечом это можно будет сделать наверняка, хотя пока еще он не поразил ни одного демона. И вот он замурован в скале вместе с мечом. Так может быть, все это проделки Забавника?..

Рин поднял погашенную лампу, обнажил оставленный ему Тиром меч и медленно двинулся вперед. Его окружала кромешная мгла, но он видел каждую трещину в камне, хотя и не смог бы определить, к примеру, цвет попадающихся под ногами кусков скалы — все вокруг казалось серым. Колдовство зоркого старика было действенным и безвредным, даже голова не болела после него, как наутро после охотничьих заклинаний Орлика. Но у колдовства старика было еще одно достоинство — он словно видел не глазами, а всем телом, поэтому пусть и не отчетливо, но в голове отпечатывался не только проход вперед, но и коридор, остающийся за спиной.

Пройдя около двух сотен шагов, Рин добрался до поворота. Коридор вилял вправо и плавно уходил вниз. Рин ощупал стены, но вокруг по-прежнему был монолит, если и не на всю плоть каменного основания Скира, то на много локтей. Угол коридора на повороте был сбит на высоте колена, верно, камнерезы выволакивали на тележках вырубаемую породу. Впрочем, колея, выдолбленная в скале, как и пол коридора, была занесена пылью, и на ней виднелись следы. Кто-то прошел в одну сторону, а затем вернулся, обратные следы перекрывали те, что вели вниз. До поворота следов не было, но там не было и пыли, словно дворцовые уборщики отмерили собственную ответственность за подземелья дворца именно до этого поворота.

Рин опустился на колени и осмотрел следы, даже зажег лампу и разглядел их в подробностях. Неизвестный был обут в мягкие, но не стоптанные сапоги. На отпечатках выделялись каблуки, подрезанные изнутри зубчиками. Тот, кто прогуливался забытым коридором до Рина, был ниже его на голову, но не коротышкой. Он шагал не спеша, но уверенно и спокойно, почти не разводя носки в стороны. Шел не шагом охотника и не шагом воина, но не волочил ноги и точно ничего не боялся.

— Что ж, — пробормотал Олфейн. — Вряд ли ты, незнакомец, прогулялся сюда просто так. Точно что-то оставил мне в подарок. Тем более что обратные следы не так отчетливы и глубоки, как следы туда. Что ж, надеюсь, это будет не смертельная ловушка.

Коридор сделал еще не менее десятка поворотов, уходя все глубже и глубже в каменные потроха Скира, пока наконец Рин не остановился у тяжелой двери, склепанной из толстых полос бронзы. Стальной засов был открыт. Рин прислушался, поводил руками над поверхностью металла, прошептал простенькое заклинание. И с самой дверью, и с тем, что за ней, все было чисто. Рин выставил вперед меч Тира и надавил на зеленоватую дверную рукоять. Дверь вздрогнула и плавно пошла внутрь. Рин выждал несколько мгновений и шагнул через порог.

В лицо дохнуло свежим воздухом, в котором тем не менее чувствовался всепроникающий запах тлена, словно на подоконнике приоткрытого окна лежала убитая и разложившаяся птица.

Рин оказался в узком и длинном зале. Потолок уходил вверх чуть ли не на пару десятков локтей и там закруглялся куполом, в самой высокой части которого выделялись узкие отверстия, откуда, вероятно, и поступал воздух. По стенам темнели бронзовые двери с забранными решетками оконцами. У ближнего конца зала стояли две скамьи и пара странных кресел, усыпанных шипами и крючьями. Тут же лежала темная колода и валялась истлевшая корзина. В дальнем конце зала темнели столы и что-то, напоминающее высокий шкаф.

Рин подошел к одной из дверей и заглянул через решетку. В крохотном склепе или келье, размером пять на пять локтей, не было ни топчана, ни стола, ни скамьи, ни пука соломы, ни уж тем более окна — ничего, и высохший труп узника лежал на голом камне свернутым в комок, словно человек перед смертью пытался сохранить хотя бы иллюзию тепла. В следующей келье было то же самое. И в следующей.

Рин подошел к столу. На его краю стоял кувшин с водой, тут же была пристроена корзинка, наполненная свертками и крынками. А на покрытой пылью поверхности стола знакомым почерком, наверное, просто пальцем были выведены три слова: «Отдыхай, Рин Олфейн».

Глава восемнадцатая
Долгое дыхание

В Сытном переулке, который, как и добрый десяток похожих улочек, начинался от рыночной площади и упирался в Портовую улицу, спускающуюся от дома Стейча к маяку и гавани, горело сразу два костра — на выходе к площади и на перекрестке. Легкий ветерок, ползущий со стороны гавани, нес ароматы копченой рыбы, горячего хлеба с ближней Пекарской улицы, но все перебивал запах птицы, который не то что не вызывал аппетита, как раз наоборот, лишал всяческого желания перекусить праздничным фазаном.

Увидев Айру со спутниками, стражники схватились за секиры, но один из них узнал колдунью и целительницу, что осматривала дружинных на арене, и троица была пропущена через дозор с почетом.

Лавки и дома были заперты. Ни проблеска не проглядывало через закрытые ставни, хотя где-то недалеко, может быть, на площади, слышались крики и тяжелые удары, словно кто-то бил бревном в тяжелые ворота, раздавался детский плач и чей-то вой — женщины или обезумевшего мужчины, — определить было невозможно. Приглушенный плач раздавался и из-за двери, которая венчала собой короткую, в три ступени, лестницу — как раз под грубо вырезанной из дерева головой гусака.

Айра прищурилась, осматривая дверь, затем шагнула в сторону и подошла к воротам, ведущим в крохотный дворик. Орлик понял намек и громыхнул сапогом по мореным доскам, выждал и ударил еще раз.

— Чего надо? — раздался хриплый окрик, и детский плач оборвался.

— Открывай, Армик! — приказала Айра. — Милостью богов я колдунья конга! За птицей пришла!

— Как они так живут? — поморщился Орлик. — Вонь же невыносимая! И как его не прибили соседи?

— Тут все торгуют птицей на День доблести, — объяснила Рич. — Всей вони-то на неделю. Обычно птицу, что не продалась, забивают и коптят. Тогда здесь, наоборот, такой запах, что слюни текут у половины города! Но Армик и вправду самый ушлый торговец. У него за домом огромный сарай, так там, говорят, птица ждет своей участи, как пчелы в ульях ждут лучей Аилле! Клети стоят друг на друге под потолок!

— И верхние гадят на головы нижним! — сплюнул Орлик.

— Ну? — раздался грубый и как будто пьяный голос сразу за воротами. — Что за колдунья конга? И какого? Того, что помер недавно? Или нового? Тысяча демонов вам в глотку! Что это он, на ночь глядя собрался отведать птицы?

— Не твоего ума дело, Армик, — ответила Айра. — Открывай, не то придется вышибить ворота.

— Так вышиби! — зло загоготал за воротами торговец. — А я посмотрю!

— Пьяный, — определила Рич.

Айра посмотрела на Орлика и показала на ворота. Вельт кивнул, сдвинул меч с бока за спину, качнул ворота раз, другой, потом уперся в почерневшие брусья воротин плечом и с рывком надавил на обе створки сразу. Раздался треск, что-то лопнуло, ворота заскрипели и разошлись в стороны.

— Демон меня раздери! — с трудом вымолвил и в самом деле мертвецки пьяный торговец, пытаясь подняться с земли.

— Сиди! — рявкнула на него Айра, подхватила из-под ног щепу, отскочившую от служившего засовом бревнышка, заставила ее вспыхнуть и внимательно пригляделась к опухшей роже. — Рич, осмотри дом, только ничего не касайся! И найди какую-нибудь лампу. Орлик, займись этой дрянью. Помнишь, ты как-то вытрезвлял одного охотника хитрым заклинанием? Сделай, чтобы торговец мог говорить со мной. А я проверю сарай.

— Сделать-то я сделаю. — Орлик почесал бороду. — Но пить он больше не сможет, да и взвоет сейчас. У него ж голова будет раскалываться!

— Айра! — Рич вылетела из домика стрелой. — Айра! Там его жена и дети. Забились в комнатке. У жены уже гной бежит по лицу, а три крохи облепили ее и сидят в углу живой кучей!

— Не было сегодня торговли, — прогундосил Армик. — Какая это торговля? И половину птицы не продал… И что мне теперь с ней делать? Продавать? Или кормить ее до следующего Дня доблести?..

— Орлик, — Айра с трудом сдержалась, чтобы не опалить пьяному торговцу рожу, — как хочешь, но он должен внятно шевелить языком!

Сарай не был заперт. Айра толкнула ворота и тут же зажала нос. Ее и Рич окутала волна смрада. В темноте раздалось тревожное квохтанье. Фазанов была не одна сотня. Многие из них уже не подавали признаков жизни. Клетки стояли одна над другой, и запертые в них птицы даже не могли развернуться, стиснутые боками сородичей. Айра поднесла факел к одной из клеток и покачала головой.

Вздутые гребешки отливали синевой, глаза были налиты кровью.

— Как их заражают? — ужаснулась Рич.

— Не знаю, — прошептала Айра. — Может быть, рубят на куски труп умершего от волнистой корчи и скармливают птице. Может быть, рубят в корм птицу, зараженную чуть раньше. Отец говорил, что зараза будет сохраняться столько, каков срок жизни такого фазана. Тут они дохнут от вони и тесноты.

— Эй! Что тут? — раздался знакомый голос.

За спиной спутниц фыркнула лошадь, и на землю сполз злой и уставший старик Дамп.

— И здесь ты? — кивнул он Айре, поморщился от вони и обернулся, ожидая объяснений. — Я на площади был, стражники прибежали, сказали, что какой-то великан сломал ворота честного торговца! Ну великана-то я сразу узнал…

— Что же они не подошли сразу к нам? — спросила Айра.

— Узнал тебя один из парней, — объяснил старик. — Ты теперь для скирских стражников что-то вроде всесильной ворожеи, спасительницы от корчи! Эх, не те уже у меня силенки, на ходу засыпаю! Что здесь?

— Корча, — коротко ответила Айра. — Часть здесь, но большая часть, думаю, разошлась по домам сайдов. Могли заболеть все, кто разделывал птицу. Если хоть капля ее крови попадет в ранку, в ссадину, в нос, рот, глаза!.. Что теперь в городе?

— Плохо в городе, — засопел Дамп. — Таны попрятались по домам. Только стражники на улицах, да братья Рейду мечутся, поддерживают порядок. Больных уже за тысячу, а что творится за закрытыми воротами, только богам известно. Но с десяток домов уже горит. Глашатаи ходят по улицам, но услышат ли их… Что ж делать-то?

— Эту птицу сжечь! — отрезала Айра. — Вместе с сараем! И проверить остальных торговцев: синие гребешки фазанов — верная примета!

— Сушь стоит, — задумался Дамп. — Как бы не полыхнуло по всему городу…

— Тогда запереть, заколотить сараи! — повысила голос Айра. — А еще лучше, перетаскивать клети на площадь благо она рядом, — и жечь там! Если набрасывать сверху ткань и жечь с тканью, риск заразиться уменьшится. Да и нет, что ли, уже запаса зелья? Напоить им полсотни стражников, пусть работают!

— Зелье разобрали таны, — сплюнул Дамп. — Ладно. Решим что-нибудь. Качис еще развел варево, прикажу ему перебраться сюда. Сейчас проверим остальных птичников. Что сама-то собираешься делать? Теперь не до охоты тебе? Я видел Марика — мечется по городу, ищет!

— И я ищу, — мрачно заметила Айра. — Пока ищу того, кто затеял корчу, потому что беда грозит и городу, и моему сыну. Надо узнать, кто поставлял птицу.

— Айра! — донесся до колдуньи рык Орлика. — Готов уже твой птичник!

Армик стоял на трясущихся ногах, размазывал по лицу сопли и слюни и с ужасом смотрел на закрытую дверь дома.

— Слушай меня! — жестко потребовала колдунья и щелкнула перед носом птичника пальцами, осыпав его снопом искр. — Твоя жена больна корчей. Рядом с ней твои дети, о которых ты забыл. Может быть, они обречены, может быть, спасутся. Вино еще есть?

— Есть… — пустил пузыри изо рта Армик.

— Срочно, отбирай детей и каждого облей вином. Облей вином! Понял? И каждого запри в отдельную комнату! Если гной не пойдет до утра — спас. Только уж и сам не забудь умыться, пить-то теперь все равно не сможешь. Стой! — рявкнула Айра на птичника, заковылявшего к дому. — Кто поставлял птицу?

— Вок, — прохрипел Армик. — Вок хенн. Одноногий Вок. Он всем поставлял… У него целый двор у западных ворот. На отшибе.

— Я знаю Вока, — вмешался Дамп. — Редкий хенн, что прижился внутри стены. Пятый двор по западной улице от привратной башни. Птицей давно занимается, но вони у него такой нет. Случалось, он и ко мне птицу поставлял в Айсил. Только, думаю, сбежал он давно. Отправлю сейчас туда крепких ребят.

— Послушай, — Айра повернулась к старику, положила ладонь ему на грудь. — Послушай, дружище. Не посылай никого. Я пойду, Орлик, Рич — больше никого не надо. Тишина нужна. Там может оказаться дочь Марика. Если с ней что случится, я себе этого не прощу.

— Ладно, — закряхтел Дамп после паузы. — Одного стражника все-таки возьми. Мне от него толку не будет — он из новеньких. А если помощь понадобится, пошлешь его ко мне. У него ноги быстрые, а хватка, что и бывалый воин позавидует. Нынче только сам в этом убедился. Еще на арене. Да и по городу с ним пройти будет легче, я ему ярлык дозорного дам. Эй, Жорд!

— Здесь я, — прозвучал тонкий голос, и от ворот шагнул невысокий парень в доспехах не по росту.

— Жорд Олли! — с досадой поморщилась Рич.

— Ага! — расплылся в улыбке ее соученик. Из дома донесся истошный вой Армика.

Улица у западной башни была темна. Костер горел только у проездных ворот, там же толпилось не менее двух десятков стражников, кирасы и секиры поблескивали отраженным звездным светом и по гребню городской стены. Один из стражников шагнул было к маленькому отряду, но Жорд Олли, который всю дорогу болтал без умолку, неся совершенную чепуху, тут же побежал навстречу дозорному, размахивая ярлыком, и вернулся преисполненный важности, сообщив, что разрешение на проход получено.

— Одно радует, — ехидно заметила Рич, — если Жорд подхватит корчу, мы заметим это сразу.

— Это почему же?. — не понял Орлик, который то и дело начинал заговаривать о хорошем ужине.

— Гребешок посинеет! — поджала губы девчонка.

— Он же в шлеме, — вздохнул Орлик. — Впрочем, одно знаю точно: даже голод не заставит меня в ближайшие дни отведать жареной птицы.

— Подождите! — возмутился Жорд. — У меня же нет гребешка!

— Не зарекайся, Орлик, — откликнулась Айра. — Жареная птица, если она прожарена хорошо, не вредна. Опасной будет хозяйка, что ее разделала.

— И все-таки, — не унимался вельт, — если птица была больна, значит, она клевала труп умершего от корчи. А я люблю бульончик из желудочков! Получается, что и я сам поедаю то, что клевала птица!

— Тьфу на тебя! — поморщилась колдунья. — Ты ж сам не прочь постоять у котла? Думаешь, птичьи желудки бросают в бульон со всем тем, что птица наклевала перед разделкой?

— Разве нет? — скорчил гримасу Орлик. — Выходит тот трактирщик, у которого я обнаружил червя в бульоне, меня обманул? Да я…

— Подождите! — обиженно заныл Жорд, стаскивая с головы шлем, — У меня нет никакого гребешка!

— Тихо! — оборвала его Айра. — Вот пятый двор. И здесь вонь! Но пахнет иначе. Ну-ка, знаток трактиров, чем пахнет?

— Перекаленным маслом, что остается после прожаривания овощей, — тут же ответил Орлик. — Ты никогда не заходила на кухню?

— Тихо! — снова прошипела Айра. — Ты знаешь, дорогой вельт, как горит прокаленное масло? Всем беречься!..

Орлик снес добротные ворота одним ударом и тут же ойкнул, схватившись за грудь, шагнул дальше, но быстрая тень изогнулась, чтобы добить великана. Айра рванула с пояса посох, но в то же мгновение звездное небо осветилось зигзагом молнии, и грохот лишил на время колдунью слуха.

— Рич! — закричала Айра, не слыша собственного голоса и пытаясь поднять вельта. — Посмотри, что с Орликом! Жорд! Не стой столбом, видишь, Рич не в себе? Дай ей пощечину!

Дочь Кессаа стояла неподвижно, словно молния ударила не в убийцу, а в нее. Орлик закряхтел и попытался сесть. Один нож торчал у него из груди, второй из плеча.

— Рина бы сюда! — застонала Айра.

— Как он? — почти одновременно с вскриком Жорда и звуком падения тела возле Орлика появилась побледневшая Рич. — Сейчас все поправим… Нож не дошел до сердца. Орлик! Слышишь меня?

— Есть хочу, — шевельнул серыми губами великан.

— Нож явно не был рассчитан на бычью тушу! — заметила Рич, берясь за рукоять.

— Зато бычья туша должна была рассчитывать на кирасу или хотя бы на хорошую кольчугу! — процедила сквозь зубы Айра. — Справишься?

— Не сомневайся! — ответила дочь Кессаа. — Готов?

— Нет… — только и успел простонать Орлик, как нож покинул его тело.

— Со вторым ножом чуть позже, — прошептала Рич, зажимая рану. — Представляешь, Айра, этот недоросток из дома Олли посмел ударить меня по щеке!

— Она мне зуб выбила! — заныл, копошась под воротами, Жорд, но Айра была уже возле неизвестного.

— Ноя?

Перед ней лежала женщина. Полы темного халата были распахнуты, и под ними блестели кольчуга и пояс, увешанный ножами. Половина лица метательницы была синей, и синева уходила по левому плечу под ворот. Волосы на половине головы были выжжены. Айра поморщилась от запаха обожженной плоти.

— Ноя, где Илька?

Правый глаз несчастной дрогнул и полузакрылся. Изо рта послышался хрип.

— Сдохни… — услышала Айра почти шелест и стиснула кулаки.

Ноя дернулась и застыла. Айра поднялась на ноги, оглянулась. В звездном полумраке и отсветах воткнутого в землю факела темнел обычный деревенский дом, в глубине двора были распахнуты вторые ворота, за которыми сотнями лежали тушки убитых птиц. В воздухе стоял запах масла. Айра вздохнула в ужасе и двинулась вперед. Там, среди мертвых птиц ей почудился труп человека. Так оно и было. Обезображенный и почти разодранный птицами, издающий зловоние, в центре двора лежал человек.

— Деревянная нога, — с облегчением выдохнула Айра.

— Что тут? — спросила, подойдя, Рич.

— Одноногий Вок, — ответила колдунья. — А там еще одна прислужница моего бывшего муженька. Имя ей — Ноя… Демон ее раздери! Однажды она сказала мне, что «не дело женщины задумываться». Вот и закончилась… Как Орлик?

— Живой, — сдвинула брови Рич. — Есть хочет.

— Значит, точно живой. — Айра двинулась обратно. — Что ты сотворила?

— Не знаю, — призналась Рич. — Даже не знаю, смогу ли повторить. Я не сплетала ничего, просто метка начала саднить перед тем, как Орлик сломал ворота, — девчонка остановилась у факела, сдвинула рукав и показала вспухший косой крест. — А потом пальцы будто сами сплелись…

— Сплелись они у тебя как надо, — вздохнула Айра. — Жаль, конечно, что Ноя ничего не успела рассказать. Хотя вряд ли бы мы выдавили из нее хоть слово, но ей бы хватило сноровки порезать троих из четверых. Да и всех четверых, впрочем, — добавила она, глядя на ковыляющего к ним Жорда.

— Зуб мне выбила! — прошепелявил парень, держась за щеку.

— Терпи, приятель, — ответила Айра. — А ты как думал? Девушки, они все такие, чуть что… Орлик, ты как?

— Нормально, — проворчал сидевший на снесенной воротине вельт, зажимая раны. — Пронесло в этот раз, но без Рина мне прогуливаться как-то не по себе. Хотя если меня каждый раз будет лечить эта красавица, то раз в неделю я согласился бы слегка почиркать свою бычью тушку ножом! Я так понял, что эта ловкая девица собиралась устроить тут небольшой костерчик?.. Что там насчет ужина?

— Подожди немного, — отмахнулась Айра. — Жорд, охраняй Орлика! Рич, осмотрим дом. Только не сплетай пальцы без нужды, тут все просто пропитано маслом.

Марик успел вовремя. Точнее, ему показалось, что успел. На рыночной площади возле огромного костра Дамп сказал ему, куда отправилась Айра, и троица ударила лошадей. Стражники у западных ворот сгрудились в кучу у костра, выставив секиры. Старший дозорный крикнул Марику, что не так давно над западной улицей при ясном небе разразилась гроза, а потом холод прокатился по улице, даже секиры заиндевели! Троица двинулась было вдоль темной улицы, но лошади встали и не пошли дальше. Марик сорвал притороченную к седлу глевию и спрыгнул с коня.

Под ногами захрустел лед. Потянул меч из ножен Тир. Наложил стрелу на тетиву Насьта. А в сотне шагов впереди неподвижно застыли фигуры.

— Идем, — шагнул вперед Марик, но спутники шли за ним недолго.

Сначала в недоумении остановился Насьта. Затем сдавленно выругался Тир и замер, словно ударился о невидимую стену. Марик пошел дальше, чувствуя, как лед хрустит не только у него под ногами, но и в суставах. Он остановился в двух шагах позади Айры, но не потому, что не мог идти, а потому что в ушах прозвучал ее короткое и жесткое — «стой»!

Рядом с Айрой застыл Орлик, сомкнувший руки на груди. Возле него вполголоса скулил о чем-то странно знакомый невысокий стражник. Тут же, явно недовольная, переминалась с ноги на ногу Рич. И только Айра стояла неподвижно, стиснув в руке каменный жезл.

Перед ней в двух десятках шагов замер высокий худой старик. А между ним и Айрой застыла огромная стеклянная змея. «Ледяная змея», — поправил себя Марик, завороженно глядя на искры, осыпающие чешую, и сияющие во мгле полупрозрачные клыки.

— Чего ты хочешь, Зах? — медленно, словно через силу, проговорила Айра, и в ответ ей донесся глухой голос старика:

— Долгое дыхание. Долгое дыхание Сурры, дочь Варуха. Я служил Сурре, а не твой отец! Он был на посылках у него. И он завладел долгим дыханием самовольно! А мне достались только его крохи!

— Но это не помешало тебе дожить до сего дня! — вымолвила Айра.

— Не тебе считать мои годы, выскочка, — проговорил старик. — Только я достоин быть наследником Сурры! Во мне течет больше его крови, чем в тебе!

— Ты убил моего отца, — будто безучастно сказала Айра. — Убил своего брата.

— Нет братьев среди обладающих силой! — прозвучал ответ. — К тому же отпустила своего отца именно ты. Тогда меня не оказалось рядом, теперь же я здесь. Тебе не уйти, и твои друзья тебе не помогут!

— Посмотрим… — хмыкнула Рич, но Айра остановила ее движением руки.

— Не помогут, — рассмеялся старик, опустил руки, и змея расправила одно из колец толстого тела.

Холодом обдало лицо Марика, иней выступил на плечах Орлика, Рич, на голове стражника.

— Стой, — почти жалобно попросила Айра. — Скажи сначала, что тут происходит. Скажи, какая судьба ждет Скир?

— Твой Скир ожидает бездна, — оскалился старик. — И она уже разверзлась! Будь ты умнее, не откликнулась бы на зов демона. Демону нельзя верить хотя бы потому, что он не считает ни тебя, ни кого бы то ни было ровней себе.

— Но ты откликнулся тоже? — сказала Айра. — Или нет?

— Я пришел, чтобы урвать крохи с его стола, — поднял брови старик. — Пришел взять то, что мне было обещано, то, что сначала твой отец, а потом и ты украли у меня! Заберу и уйду. А вас оставлю на корм демону. Он прожорлив!

— Я бы хотела увидеться с ним, — сказала Айра.

— Увидишься, — кивнул старик. — Никто не избежит с ним встречи. Даже те, кто сейчас истекает гноем и молит о смерти. Все они останутся во власти демона, как остались там те, кто нес свои мертвые тела в сторону Суйки. Уже много лет нет пути из Оветты к престолу Единого. Мертвая плоть не только гниет в земле, не только развеивается с прахом — дух умерших, разорванный в клочья, витает над Скиром!

— Я вижу, — прошептала Айра. — И все-таки я хотела бы увидеть демона до того, как он распахнет бездну под моим городом.

— Ищи его во дворце конга! — повысил голос старик. — И учись видеть! Он ходил и ходит по городу открыто, но паутина его начинается в хваленом дворце конга. Там он поет свои песни, там он находит верных слуг. Ищи его там, дурочка! Отправишься, едва оттаешь от поцелуя моего зверя. Так и быть, я отберу у тебя долгое дыхание, не отнимая жизни. Мне и самому любопытно, чем закончится твоя песня.

— Ты не все знаешь, — прошептала Айра.

— Лишние знания — лишние беды, — протянул старик и щелкнул пальцами.

И снова Рич дернулась, и снова Айра остановила ее движением руки. Змея шевельнулась, опустила голову и двинулась к колдунье. Марик, чувствуя, как начинает обжигать тело нанесенная на него старым колдуном Лирудом магическая татуировка, уже начал поднимать глевию, когда увидел лед на конце жезла Айры. Он рос стремительно, и треск, который сопровождал его рост, был громче шороха ледяных чешуи. Старик недоуменно поднял брови, вытянул перед собой руки, но все было тщетно. Посох Айры коснулся заледеневшей брусчатки западной улицы, змея ускорилась, стала тонкой, обратилась сверкающей плетью и вместе со льдом, сковавшим улицу, втянулась в камень.

— И эта история завершилась, — сказала Айра, возвращая жезл на пояс— Ты не все знал, Зах. Я была в доме Сурры. В настоящем доме Сурры! И наследовала его силу. Ты слышишь меня?

Старик слышал ее. Только не мог двинуться с места, хотя и силился что-то сказать, а может быть, просто открывал рот, чтобы вдохнуть воздух. Жизнь уходила из зажившегося тела стремительно. Проваливались щеки и глаза, опускались плечи, горбилась спина, пока все существо по имени Зах, сын Сурры, не свалилось на оттаявшую землю грудой обтянутых кожей костей.

— Что дальше? — спросил Марик и решил про себя: «Позже скажу о требовании Лека, позже».

— Идем в храм Мелаген, — ответила Айра и устало улыбнулась, когда подошедший Тир обнял ее.

— Что с Рином? — спросил баль.

— Пока все в порядке, — ответила Айра, бросив быстрый взгляд на сдвинувшую брови Рич. — Но поспать нам, боюсь, этой ночью не удастся. Впрочем, у Орлика есть еще целая фляжка бодрящего напитка. Хотя самого вельта я бы отправила в башню. В ближайшую неделю он нам будет плохим помощником.

— Готов поспорить! — прогудел с кислой гримасой Орлик. — Рин выберется и тут же приведет меня в порядок. А еще лучше меня в порядок привел бы запеченный на вертеле поросенок! Или котел наваристой похлебки. Или краюха хлеба и копченый окорок… Да и не помешал бы кувшин вина!

— Никакой еды! — проворчал подошедший Насьта. — Чего-чего, а есть мне пока совсем не хочется. Мертвечиной пахнет в Скире. И созревшей, и той, которая на подходе… А колдун-то был сильный! Я и пошевелится не смог! Трое под его магию не попали, как мне показалось. Не считая тебя, Айра, — Рич, Марик и вот этот малый. Ну секрет Марика мне уже давно известен. Умолчим, правда, когда я о нем узнал, а вот Рич и паренек удивили.

— Талант у меня, — прошепелявил Жорд. — Магия на меня не действует. Чувствую ее, но она на меня не действует. Будто вокруг дождь, а я сухой стою, как под крышей из стекла! Щекотно, и все. На меня другое действует… Вот она мне зуб выбила!

— Вот и вся любовь, — процедила сквозь зубы Рич. — Давно надо было выбить.

— Что там? — кивнул Марик на двор.

— Ничего уже, — ответила Айра. — Дом брошен. Днем еще брошен. Там Ноя, служка Лека, она должна была сжечь дом. Мы нашли комнату, в которой держали Ильку. На стене была написано одно слово. Кровью написано, баль.

— Что за слово? — хрипло спросил Марик.

— Туск, — прошептала колдунья. — Нужно отправить Орлика в башню, Марик. Верхом обернешься быстро. Потом возвращайся к храму, там и встретимся. Поговорим с Вертусом о Туске.

Глава девятнадцатая
В западне

Зажженная лампа сразу сгустила тьму. Рин некоторое время смотрел на язычок пламени, потом закрыл глаза и, не глядя, задул огонь. Время тянулось медленно.

Осмотрев поочередно все кельи, которые ему казались скорее склепами, он задвинул внутренний засов на входе в зал, покопался в корзине и перекусил кислым сыром с хлебом, запивая нехитрую пищу водой. Прикинул, что еды ему хватит на пару недель, а если считать каждую крошку, то и на месяц, и лег спать.

Проспал Рин недолго, но достаточно, чтобы голова стала ясной, а из тела исчез даже намек на усталость. Открыл глаза и снова увидел серые бесцветные стены — тайное зрение не исчезло. Поэтому зажег лампу и задул ее, предварительно закрыв глаза.

Когда Рин открыл их снова, вокруг была уже привычная тьма. Он поднялся, прислушиваясь и принюхиваясь к своему обиталищу, выделяя запах тлена и гари от потухшей лампы. Свежий воздух поступал, но его было мало. Рин поднял голову. В куполе бледнели два крохотных пятнышка в десятке локтей друг от друга. Одно из них — в середине купола, другое чуть в стороне. Свет мог быть дневным или вечерним, но скорее всего света не было вовсе. Может быть, где-то там, наверху, в полусотне локтей или выше, в безлюдном коридоре горел факел и проходившие по коридору люди принимали отверстия в полу за дыры для стока грязной воды?

Рин снова заставил себя видеть, опустился на колени и просеял между пальцев одну за другой две кучки пыли. Пыль была смешана с семенами скирской сосны и пухом северного клена. В одной из кучек Рин нашел медную скирскую монетку, в другой — кусочек блестящей нити длиной в ширину пальца. Прежде чем спрятать находку в кошель, Рин покатал ее между пальцами, пригляделся — шерстяная нить была сплетена с металлической.

— Ты слышишь? — шелестом спустился из отверстия голос Камрета.

— Да, — ответил Рин.

— Раздумываешь, как добраться до меня? — отразился от пола смешок.

— Подумываю, — согласился Рин.

— Не выйдет, — рассмеялся Камрет. — Ты даже не смог обмануть меня. Хотя та девчонка, что прятала тебя, и в самом деле самородок! Ладно, я не стану раскрывать твоей тайны. Пусть скирские олухи думают, что захватили сына великого тана. Главное, что до меня ты не доберешься. Даже если пробьешь гранитные плиты головой, — захлебнешься песком, который заполнил проходы. А вверх здесь — полсотни локтей скалы, и отверстия узки, голова и то не пролезет. Да и непросто будет даже допрыгнуть до потолка — как-никак еще двадцать локтей. Зато можно будет сбрасывать еду. Или лить воду, если ты захочешь напиться. Так что не ограничивай себя в еде, еще сброшу… может быть. А пройти отсюда напрямую в Заповедные или Окраинные земли не сможет даже Айра. Силушки не хватит! Ты ведь, насколько я понимаю, сам не слишком овладел этим ремеслом? Ну конечно, Айра внутри себя носит осколок бездны, считай — постоянно приоткрытую дверь, а тебе все приходится брать старанием и прилежанием. Только в подручные годишься! Так и прислуживаешь ей? Который год уже? Она хоть под юбку себе забраться дала? Неужели нет? — закатился в хохоте Камрет.

— Заткнись, — процедил Рин.

— Говори громче, — продолжал хохотать Камрет. — Тут высоковато, а я уже не молод, слух слабеет. Я кстати, частенько наблюдал за вами, смеялся над вашими охотами! Порой специально подбрасывал силушки вашей дичи. Так приятно было посмотреть, как мелькают ваши пятки! Но пуще всего забавлялся, когда Айра учила ходить тебя из мира в мир! Помнишь, как ты отправил через бездну свои сапоги? Представляешь, как они появились где-нибудь на рыночной площади? Вот ведь повезло кому-то! Ну да, это ведь не живое существо отправить. Умение нужно и сила!

— У тебя силы, я смотрю, в достатке, — мрачно заметил Рин.

— Хватает, — согласился Камрет. — А скоро еще прибавится. А не хватит, зачерпну где-нибудь. С этим у толкового мага, даже у обычного охотника, затруднений быть не может. Нет, если бы тебя учил я, глядишь, и выучил бы чему-нибудь! Это тебе не камешки из мира в мир перебрасывать. Ты ведь помнишь, с чего начинал и на чем так и застрял?.. Нет, все-таки смешно с сапогами вышло! Чего мне стоило удержаться — не подщелкнуть тебе пальцами и не отправить вслед за сапогами. Только без портов. Ты и представить себе не можешь! Да, хлопоты — хлопотами, а радости ваша компашка принесла мне немало…

— Я передам Айре и Орлику, — пообещал Рин.

— Уж передай, если выберешься! — снова принялся хохотать Камрет. — Я, правда, думаю, что увидишься ты с ними только у престола Единого, но загадывать не буду. Ты попыхти там, попыхти, может, что-нибудь и придумаешь. Могу даже совет дать! На будущее, если научишься сам по мирам скакать, так перво-наперво не забывай, что у юного бродильца, поначалу особенно, ни одно заклинание под крышей не схватывается. А уж тем более тут, где эти поганые ремини своими деревьями так ткань сущего упрочили, что продираться чуть ли не с кровью приходится! Или мало твоя хваленая Айра головой стучалась? Да и теперь бы не пробилась, если бы я позабавиться не захотел! Да что там говорить, мне и самому пришлось непросто, когда выбирался из Оветты только затем, чтобы попасть внутрь башни поганого хитреца Ирунга, оставить вам манок и выбраться обратно. Уникальный жезл пришлось сжечь дотла! Тот самый, что подарила мне Айра в Айсе. Помнишь?.. А ведь башня — не подземелье: вот они звезды, в окошках! Хотя что я тебе объясняю? Ты ж тут у меня навсегда!

— Зачем? — спросил Рин. — Зачем я тебе здесь? Ты мог просто убить меня.

— Как тебе сказать? — Рин услышал уже почти забытое кряхтенье коротышки. — Я ж готовился к этому разговору. Я ко всему готовлюсь… Сначала я хотел ответить, что мне, как и любому тщеславцу, нужна публика, а потом понял, что не нужна. Давай подумаем вместе? В самом деле, зачем? Неужели я воспылал к тебе родственными чувствами? Ну то есть вспомнил, как рассказывал тебе сказки у камина? Или преисполнился чувства вины? Все-таки лишил тебя мамочки? Да что там говорить, лишил тебя родного городка! Сколько жителей спалил… Страшно подумать! А может быть, все еще проще? Ну к примеру, у меня никогда не было домашнего любимца. Ну там — кошака или пса… Даже лошадки ведь не было! А тут сразу целый неф! Как думаешь?

— Тебе нужен мой меч, — сказал Рин.

— Меч? — удивился Камрет. — Брось! Он уже был у меня в руках. К несчастью, его не удалось отправить на морское дно. Ну что ж, ничто не предопределено, как известно. Кроме твоей судьбы, парень. Даже если тебя здесь найдут, вытащить тебя из этой ямки будет непросто!.. Нет, меч мне не нужен. Наоборот. Он может испортить мне всю охоту! Демон мне нужен живым! В прошлый раз я все рассчитал, вот только поторопился и не углядел в пепле, оставшемся от твоей мамочки, брошки с желчью демона. Вещь немногим дешевле твоего меча, парень. В прошлый раз вы мне испортили охоту, но это не повторится. Этого демона я возьму живьем!

— Зачем он тебе живьем? — спросил Рин.

— Он такой… забавный! — рассмеялся Камрет. — Да ладно, не бери в голову, я просто хочу продать его подороже. Знаешь, когда на каждую добычу тратишь столько лет, поневоле станешь задирать цену!

— Что-то давно никто не видел тебя ни в одной лавке с добычей, — усмехнулся Рин.

— Ну у лавочников просто не бывает таких сумм, — вздохнул Камрет. — К тому же лавочник всегда сбивает цену и все одно перепродает с десятикратной прибылью. Считай, что я обхожусь без посредника.

— Значит, ты не хочешь, чтобы я испортил тебе охоту, — предположил Рин. — Боишься, что попорчу своим мечом шкурку твоей добыче. А зачем тебе Айра? Орлик? Зачем тебе Лек? Чего ты добиваешься?

— Я охочусь, — объяснил Камрет. — Охочусь! И на демона, которого тут, во дворце конга, величают Забавником. И на Айру. И на Орлика. На последних, впрочем, ради забавы. А Лек, Зах — это все мусор. Древесные жуки, брошенные в муравейник! Они увеличивают панику, разнообразят игру и, кстати, тоже забавляют меня! Чем больше они уничтожат муравьев, тем больше те выделят муравьиной кислоты, тем труднее будет, скажем так, Забавнику, скрываться от меня. Послушай! А может быть, это я — Забавник, а не он?

— Значит, ты его все еще не нашел, — понял Рин.

— Пока не нашел, — согласился Камрет. — Хотя уже почти взял за горло. За одно из горл… Вот только не выбрал, за какое брать. Думаю, что долго он не сможет упираться — кровушки пролилось уже немало, так что явится еще во всей красе! Понимаешь, я не могу добывать демона частями. Он мне нужен целиком. Или ты забыл Айсу? Все повторится, парень. Или почти все. То есть с лучшим для меня исходом.

— Ты хочешь уничтожить город? — повысил голос Рин. — А если и это не поможет? Будешь выжигать всю Оветту?

— Поможет?.. — кашлянул Камрет. — Мне нет пока дела до Оветты, но если я не уничтожу город, этот демон уничтожит ее непременно! Я, дорогой мой, не чистоплюй какой-нибудь. Я делаю свое дело. И делаю его хорошо, поверь мне! А вы вечно путаетесь у меня под ногами.

— И мать моя путалась? — спросил Рин.

— Брось, — хмыкнул Камрет. — Давно пора уже забыть о ней. Да, она была хорошей воительницей, может быть, лучшей. Тебе до нее — как искре в холодном костре до местного светила. Но, кроме всего того, о чем я тебе сказал в прошлый раз, добавлю еще одно. У меня к ней был старый счет. Большой счет. Такой большой, что, если даже я и убью тебя, она все равно останется мне должна. Признаюсь еще кое в чем: она не узнала меня тогда. Если бы узнала, я бы вряд ли смог убить ее! Скажу тебе больше, парень: ты меня тоже не узнал!

— Ты хорошо устроился! — крикнул Рин. — Живешь во дворце конга. Наверное, занижаешь там важный пост? Или ты сам — конг?

— Нет, — захихикал Камрет. — Не скажу. Знаешь, почему? Ну вспоминай! Я же показывал тебе секрет выигрыша. Ты должен был запомнить!

— Я плохой ученик, — признался Рин.

— Запомни, парень, — с укоризной заметил Камрет. — Запомни навсегда: никогда не полагайся на случай! Бросай только подготовленные кости. И удача тебя не покинет!

— Где же мне взять кости, чтобы подготовить их? — спросил Рин.

— Поздно! — ответил Камрет. — У тебя их нет, и взять их неоткуда. Ты уже их бросил.

— И что теперь будет? — крикнул Рин. — Что будет, когда ты закончишь охоту? Что будет со мной?

— Не знаю, — сверху раздался грохот, и пятна света одно за другим исчезли. — Не скучай тут, — донеслось глухо. — У меня немало дел, приходится в меру сил содействовать властям. А что касается тебя… Может быть, я тебя съем! Я слышал, что неф вкуснее обычного человека. Да ты уж слишком не расстраивайся! Значит, я не буду морить тебя голодом…

— Интересное предложение, — снова крикнул Рин. — Очень интересное! Особенно, если ты будешь есть меня живьем! Как насчет возможности встать поперек глотки?..

Сверху не донеслось ни звука.

Рин поднялся, сдвинул две скамьи, снова зажег лампу и снова вернул тьму. Лег и закрыл глаза.

Иногда он лежал так подолгу, не засыпая, обдумывая что-нибудь, хотя и не мог сказать с уверенностью, не продолжалось ли обдумывание и во сне. Но именно так ему удавал ось вернуться в собственное прошлое и вспомнить все, что он уже почти забыл, в подробностях…

Первый год они прожили в столице почти безвылазно. Заработанного в скитаниях по окраинным землям золота хватало на еду и на дешевый номер в почти приличной гостинице, до покупки собственного дома оставалось еще пять лет охоты. В цех охотников друзья приняты еще не были, поэтому и Орлик, и Рин зубрили Кодекс предсмертия.

— Зачем вам это надо? — хмуро спросила Айра, изучив испещренные неровными знаками пергаментные листки.

— Нас примут в цех охотников, — объяснил Рин.

— И дадут такие стальные бляхи, которые можно носить на груди, — добавил Орлик.

— Точно, — согласился Рин. — И еще охотник из цеха имеет преимущества при сдаче добычи в лавке.

— И льготу по налогам за проживание в столице! — вспомнил вельт.

— Но главное в другом! — наморщил лоб Рин. — Тот, кто нарушает Кодекс предсмертия, объявляется вне закона.

— И? — спросила Айра.

— И его можно убить, — неуверенно продолжил Рин.

— Ерунда, — усмехнулась колдунья. — Цех уже не имеет той силы, которая когда-то у него была. Самое большее, на что вы можете рассчитывать: после драки в каком-нибудь трактире вас не сразу потащат в темницу, а предварительно сообщат об этом в цех. Только вот вопрос: кому сообщат? Вечно пьяному цеховому мастеру, который только на днях занимал у тебя, Орлик, серебряный на месяц? Надеюсь, ты уже простился со своим серебряным? Или старшему лавочнику, который не прочь обдурить любого из нас при сдаче добычи? Хотите, открою один секрет? Цеха охотников нет!

— А бляхи? — не понял Орлик.

— Бляхи есть, а цеха нет, — развела руками Айра. — Преимущества при сдаче товара в лавку есть, не спорю. Сдать свой товар без очереди по согласованной цене. Давно ты видел хоть в одной лавке очередь? Или хоть раз сдал товар, не согласовывая с лавочником цену? Хотя что же я вру: бывала цена без согласования. Это когда лавочник ее диктует, а ты чешешь бороду!

— Так это… — запустил пятерню в бороду Орлик.

— Теперь о льготах по налогам, — наморщила лоб Айра. — Если ты не член цеха, то налог за тебя платит держатель гостиницы. Так?

— Так, — нехотя согласился Рин.

— Вступив в цех, ты будешь сам являться в мытарскую и исправно вносить небольшой, но постоянный сбор? — продолжала пытать друзей Айра.

— Небольшой сбор, — проворчал вельт.

— Но что для члена цеха, что для какого-нибудь заезжего дурачка гостиница стоит одинаково? — не отставала колдунья.

— Ну одинаково, — окончательно скис Орлик.

— Значит, все, что ты заплатишь в виде дополнительного налога, это никакой не налог, а вечная и непогашаемая стоимость твоей вожделенной бляхи! — постучала по лбу Орлика Айра. — И твоей тоже! — повернулась она к Рину.

— Ну допустим, — неуверенно проворчал тот. — Но есть же и другая польза!

— Какая? — подняла брови колдунья.

— Охотничье братство? — предположил Рин.

— Не знаю, что такое охотничье братство! — отрезала Айра. — Охотничью пьянку — знаю. Охотничью драку представляю. Остро и в красках представляю охотничьи разговоры и похвальбу, а братство — это что-то непонятное. Что же касается нарушения Кодекса предсмертия, тут есть второй секрет. Кодекса предсмертия нет!

— Как?! — не понял Орлик и потряс пергаментом. — А это что такое?

— Тебе цеховой мастер дал эти листки? — спросила Айра. — Не отвечай. Судя по тому свитку на столе, ты должен переписать их два раза или больше. Желательно без ошибок. Ну можно немного и ошибиться, даже дописать что-то от себя. Признайся, хотелось что-нибудь подправить?

— Ну… — замялся вельт.

— Бросьте это дело, — улыбнулась колдунья. — Лучше откройте уши и слушайте. Откройте глаза и смотрите. Учитесь и запоминайте. Мне не очень нравится столица Заповедных земель, но жить нам придется здесь.

— Нет, я не понял, — потряс листками Орлик. — А как же это?

— Там есть умные слова, — Айра взяла листки из его рук. — Вот хорошо: «Помни о смерти, потому что смерть — как завершение счета: сколько насчитал, столько и будет». Или вот еще: «Из всех судивших никто не избежал суда, и среди несудивших нет неподсудных». А вот это подходит для того, чтобы разобраться с Камретом: «Не превращай охоту в забаву, потому как всякая забава может обернуться против забавника». Или это: «Не убивай иначе как во имя сохранения жизни и помни, что сотня облагодетельствованных не перетянут на чашах весов одного неправедно истерзанного».

— Да, — проворчал Рин. — Хорошее чтение на ночь. Так ты с чем не согласна, Айра? Все одно — польза.

— А! — махнула рукой Айра. — Лучше бы вышли во двор гостиницы да помахали мечами. Попрактиковались бы в магии! Кончатся деньги, что делать будете? Жир растрясать?

— Учить будем! — упрямо взмахнул листками Орлик…

Именно о Кодексе предсмертия и спросил Рин зоркого старика, с которым встречался изредка за кубком легкого вина.

— Ты молод, — протянул старик, расправляя пальцами седые космы.

— И что? — не понял Рин. — Это меняет написанные на пергаменте слова?

— Это меняет твой взгляд, — пояснил старик. — Все меняет твой взгляд. То, как ты воспитан, кем был твой отец, чему тебя учили и чем тебя пичкали за столом. Чему учат и чем пичкают теперь. Знаешь, я встречал парней, которые всю свою жизнь спорили с родителями, но, когда они вырастали, они становились именно такими, какими хотели их видеть родители! А бывали случаи, когда примерные сынки и дочки обращались в мерзких убийц! По-разному случается, по-разному.

— О чем ты? Я спросил о том, стоит ли вступать в цех охотников! Нужно ли учить Кодекс предсмертия?

— Все равно, — усмехнулся старик.

— Не понял, — нахмурился Рин.

— Все равно. Закон внутри тебя. Так же, как и беззаконие внутри тебя. А эти пергаментные лоскутки… Это проба. Знаешь, как бывает: вот приходишь в хороший трактир, и хозяин тащит тебе корзинку, а в ней стоят полые тростинки, забитые с одного конца. И в каждой — глоток вина. Ровно один глоток. И шишка плюща — пососать, чтобы вкус перебить. И вот ты пробуешь и знаешь, что заплатишь только за то, что выберешь, а остальное — бесплатно. И если не выберешь ничего, ничего не заплатишь. Так и этот Кодекс предсмертия… Просто тростинки, заткнутые с одной стороны. Но отличие есть — заплатить придется, даже если ничего не выберешь.

— Туманно, — надул губы Рин. — Посоветуй, чем мне заняться. На охоту не скоро пойдем, старшая наша вся в хлопотах. Учит языки, бродит по городу, заводит знакомства.

— Старшая ваша — умница! — Старик поцокал языком. — И здесь была. Со мной говорила. Все пытается вызнать, как пробиться в дальние окраинные земли. Сын там у нее.

— И ты дал ей совет?

— Совет?.. Кто я такой, чтобы советовать тем, кто — пусть он или она и не неф — любому нефу даст сто очков вперед? Потому что здесь, — старик потер себя по груди, — у них горит пламя! Но сказал кое-что и тебе скажу. Слушай, парень, да не оттопыривай уши, а то весь кабак уши оттопырит. Вот ты силен в магии?

— Нет, — пожал плечами Рин. — Айра говорит, что способный, но где мне учиться? Она занята, а с приятелем Орликом мы уж давно всем, что знали, обменялись.

— Ну ведь есть что-то, что ты умеешь лучше других? — не отставал старик.

— Исцелять могу, — опустил глаза Рин. — Нелегко дается, сам себя умаляю порой, но вытаскивать из-за грани людей приходилось.

— Вот! — поднял палец неф. — А как ты это делаешь, задумывался?

— Делаю как-то… — пожал плечами Рин. — Орлик сказал, что я лечу дух и даю силу, а тело уж само поправляется. А я и не знаю.

— А ты узнай, — посоветовал старик. — Прочувствуй. Попробуй что-то изменить. Попробуй сделать так, чтобы твое целительство не умаляло тебя. Разбери все по оттенкам да по ощущениям. Сложи, разбери и опять сложи. А ты думаешь, как я учился смотреть? Так и учился. А с малолетства о другом мечтал: хотел научиться видеть, есть ли у купца под полой кошелек, да сколько в нем золотых. Думал, в том счастье и есть.

— И что же я узнаю, если разберу, сложу и опять сложу? — не понял Рин. — Что разбирай, что складывай — как был целителем, так и останусь!

— Не спеши! — погрозил ему старик. — Это уж как разбирать. Но поверь мне, парень. Можно разобрать дом и собрать дом. А можно и что-то другое. Конечно, всегда может получиться, что ты соберешь сарай, а может, и башню!

— Зачем мне башня? — не понял Рин.

— С башни далеко видно, — рассмеялся неф и постучал его пальцем по лбу. — Дальше, чем с высоты в четыре с половиной локтя…

— Башня… — пробормотал Рин в кромешной тьме и слепил простенькое заклинание — прикинул, сколько в его заточении дерева, сколько истлевших уже мертвецов, сколько бронзы, железа, крови, впитавшейся в камень. Крови было очень много, она пропитала камень на много локтей в глубь тверди и темной тучей повисла вверху, словно именно над головой Олфейна много веков располагалась бойня, на которой умерщвляли людей.

Рин смахнул с лица липкий пот, отдышался и слепил еще одно заклинание — определил, где теперь Аилле, в какой стороне плещется гавань, попытался рассмотреть стражников поблизости и вдали.

Уже отзвучавший голос Камрета предстал тонкой нитью, и Рин, обернувшись муравьем, пополз по этой нити вверх, оставаясь в то же время лежать на лавке. Протиснулся через щель под накрывшей отверстие каменной плитой, понял, что оказался в длинном и узком дворике, украшенном резными скамьями и засохшими деревьями. Стены дворика уходили высоко вверх и делали его похожим на колодец. Дно его засыпала пожухлая листва, которая перекрывала тропку, ведущую от одной рассохшейся двери к другой. Рин обернулся мотыльком и полетел вверх…

— Это все сон, — сказал он, ни на мгновение не переставая чувствовать спиной лавку, а ноздрями запах тлена и пыли. — Это все сон, — повторил он через какое-то время, затем поднялся и начал осматриваться.

Глава двадцатая
Ночь

От зелья Орлика у Рич сначала перехватило дух, а потом зашумело в голове. Встряхнув головой, она смогла сделать вид, что ничего не произошло, а вот бедолага Жорд стал беспричинно похохатывать и даже попытался петь какие-то мерзкие песни, пока Айра не щелкнула его по шлему. После этого новоиспеченный стражник конга опять отдался жалостливому бормотанию про выбитый зуб.

Ночь перевалила за середину, но на улицах пылали костры, и Рич начало казаться, что ночь в Скире была всегда. А если и не была, то теперь уже точно завесила город пологом навечно. Стражники у костров казались испуганными, но их испуг был застывшим, словно они родились с такими лицами и с такими же лицами уйдут из жизни.

Все чаще в кострах угадывались обгорающие трупы, над домами несся детский и женский плач, поднимался дым, и если бы Скир не был каменным, наверное, уже пылал бы весь город.

Лицо Тира мрачнело с каждым пройденным костром, черты Айры заострились, и только Жорд продолжал бормотать, словно разум покинул парня, а мир сузился до размеров щербины в его зубах. Еще у западной башни Айра вывела из столбняка старшего дозорного и отправила его с десятком стражников жечь дом Вока. Пожилой седоусый сайд даже не попытался выяснить, почему незнакомка распоряжается скирской стражей. Видно, что-то было в лице Айры, заставляя подчиняться ей, не раздумывая. Там же Марик и Насьта подняли на лошадь охающего Орлика и помчались с ним в башню.

На рыночной площади возле Ворот Справедливости, за которыми тонула во мраке арена, дорогу спутникам преградила стража — мимо проскакал конг, и Рич с удивлением выхватила взглядом гордый профиль отца. Лебб Рейду торопился со свитой куда-то к гавани, оттуда же раздавались истошные крики, и клубы дыма туманили звездное небо. В свите Рич узнала вымазанного в саже, уставшего Хорма и Лайриса, который все еще щеголял в разрисованном узорами балахоне, но восседал на лошади, словно отправлялся на собственную казнь. Глаза его блестели, а руки дрожали.

— Склады купцов горят, — объяснил подошедший Дамп. — Может быть, просто так, а может быть, и нет. Вроде бы жгли домик, в котором умылись гноем сразу с десяток бедных горожан. Да-да, Лебб Рейду приказал убивать каждого, кто плюется гноем, — мол, нечего ждать, когда он заразит еще с десяток бедолаг. Так вот, жгли домик, а вместе с ним запылали амбары. Тут же забегали купцы с подрядчиками, кое-кто из пожара так и пожаловал на костер. А там уж повыползли из трущоб нищие и воры, налетели на дымящееся добро!

— Многовато дыма для амбаров, — заметила Айра. — А там что?

Она показала на отблески пламени и дым, клубящийся со стороны Молочных пиков.

— Гармат старается, — развел руками Дамп. — Под вечер в суматохе заключенные перебили охрану и зажгли тюрьму.

Потом ушли все в те же трущобы. Кто их знает, может быть, именно они теперь уже и в гавани промышляют? Лебб-то отчего туда поскакал? Галеры надо уберечь — есть желающие покинуть Скир. А Гармат Ойду жжет трущобы. Все его стражники там.

— Вместе с людьми? — процедила сквозь зубы Айра.

— Да там в гное каждый второй! — воскликнул Дамп и махнул рукой. — Вроде бы каждый второй… Да что я говорю, Гармат Ойду словно в зверя обратился. Вы уж не попадайтесь у него на пути!

— А это что? — показала Айра на помост, вокруг которого суетились с десяток мастеровых с пилами и топорами. — Казнить кого собираетесь?

— Кого уж теперь казнить? — высморкался в рукав Дамп, поднял голову, и Рич заметила, что лицо старика мокро от слез. — Мы и так уж все почти казнены. Непонятно только, за чьи проступки маемся. Это погребальный костер. Сната Геба завтра в полдень будут сжигать, хотя вряд ли много соберется народу. Лебб приказал на каждой улице стоять и рубить всех, у кого хоть капля гноя на лице! Пропал Скир! Но есть еще кое-что. Корча страшна — сожженных уже за тысячу, из тех, что попрятались, думаю, больных тоже немало. Хотя сам был свидетелем: некоторые из захворавших, чтобы спасти близких, сами на костер шли, сами себя жизни лишали! И еще кое-что: за стеной плохо!

— Что там? — не поняла Айра.

— Совсем плохо, — снова махнул рукой Дамп и сел на приготовленную для костра колоду. — Стражники со стен говорят, что появились хеннские шаманы, разводят костры, чертят что-то на земле, танцуют. Горят дома застенных сайдов, да прочих поселенцев, только хеннские слободки целы. Слух идет, что в них тысячи воинов скопились! Откуда только взялись, но и оружие нашли, и лестницы навязали. Собираются идти на Скир за своим новым таном. О твоем сыне речь, Айра, о твоем!

Айра скрипнула зубами, но не оглянулась на Тира, который стоял у нее за спиной с перемотанным платком лицом.

— А ты все охотишься? — упавшим голосом прошептал Дамп.

— Нет, — покачала головой Айра. — Это пока не моя охота, старик. Прости, но я спешу.

У храма Мелаген горели четыре костра, и стражников было не меньше полусотни. Перед спутниками опустились секиры, но Жорд все-таки вытащил ярлык, и дозоры расступились.

— Словно конга охраняют, а не старого мага с учениками, — проворчала Айра и поспешила внутрь. — Эх, Марика еще нет!

— Каморка Туска в левом крыле. Вход снаружи, из сада! — крикнула Рич, и ее сапоги застучали по запутанным переходам.

Где-то за спиной заныл не слишком разворотливый Жорд Олли, наконец-то забывший про свой зуб, но и его нытье становилось с каждым мгновением все тише. Рич на ходу обнажила меч, оглянулась и в свете храмовых ламп увидела, что лоб Тира покрыт бисеринками пота и кожа на его лбу стала серой, словно он на ходу из полукровки превращался в чистокровного хенна.

— Стойте! — зарычала Айра, когда они выбежали в храмовый сад.

Рич остановилась. Встал рядом Тир, нервно сжимая еще не попробовавший крови реминьский меч. Где-то позади шаркал ногами Жорд.

— Тихо! — потребовала Айра и опустилась на колени. Поперек засыпанной белым песком дорожки, между склонившими гибкие ветви храмовыми ветлами была натянута белая нить.

— Тихо! — повторила Айра и развела руки в стороны. — И заткните кто-нибудь несносного Олли!

Жорд мгновенно перестал ныть. Колдунья осторожно поддела нить пальцами, потянула ее на себя, встала, сделала один шаг назад, другой, вышептала короткое заклинание и рванула руки в стороны. В то же мгновение перед ней встала стена пламени! Жорд с визгом повалился ничком, Рич выставила перед собой руки.

— Послушай, — посмотрела на нее Айра. — С этим талантливым нытиком все понятно, у Марика вся кожа рисунками бальского колдуна покрыта, но почему на тебя не подействовала магия Заха?

— Есть маленький секретик, — прошептала Рич и шагнула вперед. — Дальше путь свободен, да и эта насторожь была слеплена на скорую руку — для страха и волдырей, не больше!

— Ну смотри, девка, — покачала головой Айра.

Кельи, пристроенные к левому крылу храма, венчались обширным навесом, под которым стояли кресла и низкие столы, удобные, чтобы положить ноги или поставить кувшины с вином. Тут же была устроена жаровня, и теперь все говорило о том, что либо она пыхнула жаром, либо кто-то из колдунов упражнялся в метании огненных шаров по стенам и деревянным колоннам. Последние были закопчены, а кресла и столы переломаны и обуглены. Точно так же была изломана и обуглена одна из двух выходивших под навес дверей. Две масляные лампы под потолком рождали языки копоти. На полу под навесом валялись четыре тела, три из которых, издающие запах обожженной плоти, были одеты в плащи и доспехи стражи конга. Четвертый труп показался Айре знакомым. Тир перевернул нескладную фигуру на спину и сорвал с головы обгоревший колпак.

— Добириус! — прошептала Рич.

В груди наставника торчала короткая и тонкая стрелка, ключица и плечо его были рассечены ударом меча.

— Умирает! — коротко бросил Тир.

Рич упала на колени, схватила наставника за виски и зажмурила глаза. Добириус захрипел, закашлялся и, выпустив струйку крови изо рта, прошептал:

— Ты смеялась, девочка, а я все-таки что-то могу!

— Что тут было? — спросила Айра.

— Вертус послал сюда, — прошептал наставник и едва не захлебнулся кровью. — Надо было отыскать Туска. Нужна помощь. Он мастер по амулетам. А тут… — Добириус булькнул кровью, вымазав руки Рич, но продолжал говорить: — А тут хенны! Серые в доспехах конга. Я убил троих, но девка… вот… — он скосил глаза на стрелку. — Их еще не меньше десятка. Туск с ними. Они ушли через сад…

— А пленница? — почти закричал Тир. — Пленница с ними была?

— Не знаю, — глаза Добириуса закатывались. — Мешок был. Большой мешок…

— Куда они пошли? — повысила голос Айра. — Куда они пошли? Ты слышал?

— Б… — попытался сказать наставник, но кровь запузырилась у него в ноздрях.

— Больно? — не поняла Айра. — Большой? Наставник мотнул головой и умер.

— Не удержала, — горько прошептала Рич, отпустив колдуна.

— Я бы не смогла и этого, — ответила Айра, поднялась, посмотрела на Жорда, который согнулся в приступе рвоты у опаленного цветочного куста, перевернула ногой одного из хеннов.

— Все крепкие воины, — процедил Тир. — Как тот, на арене. Маес. Человек без имени по-хеннски.

— Смотри, каких слуг тебе готовят, — вздохнула Айра. — Кто тут жил, Рич?

— Туск и Лайрис, — ответила девчонка. — Впрочем, я сюда не наведывалась. Но судя по хеннским коврам, это комната Туска. Качис и Добириус жили в другом крыле. Их покои возле комнаты Вертуса.

— Ничего не вижу! — вымолвила с досадой Айра. — Никаких знаков! Да и комната маленькая. Вряд ли Ильке удалось бы здесь уединиться. Значит, они ходят в одежде стражников конга. И у них, как у прочих, перемотаны лица. И уж точно есть нужный ярлык!

— Завтра я пойду на площадь, — твердо сказал Тир.

— Мы все туда пойдем, — отрезала Айра. — Но до утра есть время, а до завтрашнего полудня его еще больше! Где же Марик?.. Ну-ка, сынок, выбей эту дверь!

— Это жилище Лайриса! — недоуменно подняла брови Рич, но Тир уже снес хлипкую преграду ударом сапога.

Комната была пуста. В углу стоял топчан. Рядом валялся кувшин. Но и топчан, и кувшин, и пол, и затянутые паутиной ниши в стене — все покрывала толстым слоем пыль.

— Он здесь не жил, — задумалась колдунья. — Идем к Вертусу.

Пол и стены всего восточного крыла были исчерчены линиями. Рич даже замедлила шаги, разбирая хитросплетения неизвестного рисовальщика. Над крестами и окружностями начинало щипать глаза, между пальцев проскакивали искры, волоски на руках вставали дыбом. Сила таилась в рисунках немалая, но задействована она пока не была. Вертус сидел в гостином зале школы, за столом, где чаще всего восседал Бравус. Проход дальше охранял десяток стражников, которые явно были перепуганы не меньше, чем стражники на улице, и готовились задорого отдать свою жизнь.

— Не спишь, маг? — спросила Айра, заходя в зал. — А это опять я.

— Я свое выспал, — прошептал старик, окидывая тяжелым взглядом гостей. — Смотри-ка, и ученички мои с тобой? Переучивать не приходится?

— Добириус мертв, — не ответила на его вопрос Айра. — Зачем посылал его к Туску?

— Мертв, выходит… — мрачно пробормотал Вертус— Ну да ты меня не удивила. Другим удивила. Ты изменилась, девка. Где силушки-то прикупила? Ярче гореть, чем вот эта негодница, — он кивнул на Рич, — не стала, но пылаешь, как звезда. Правда, холодная звезда!

— И холодные звезды горячи, — отрезала колдунья. — Время уходит, маг. От кого ты отгородился линиями? А не боишься, что враг тараном разобьет стены твоего логова? Кого ты сберегаешь здесь?

— Детей, — медленно проговорил Вертус, и Рич почувствовала, насколько он стар. Ей даже показалось, что за то время, пока она училась в школе, маг стал много старше, на ее глазах превратился из крепкого старика в дряхлого старикашку, а теперь он вовсе едва сидел за столом.

— Детей, — повторил Вертус, вытянул по столу тонкие руки, растопырил пальцы. — Пятнадцать человек. Пальцев не хватит, чтобы счесть… Ты, я смотрю, не бережешь своих? Таскаешь за собой двоих… да нет, сразу троих! А ведь они еще растут. В двадцать пять лет человек перестает расти. Значит, до двадцати пяти лет его можно считать ребенком, а уж когда он вырастет, начинается увядание. Немедленное увядание. И длится оно порой сотни лет. Тысячи лет. Но, как ни растягивай время, рано или поздно увядание заканчивается, потому что нечему становится увядать. Лепестки отлетают…

— Ты бредишь? — не поняла Айра.

— Еще жизнь сокращает огонь, — продолжал тянуть слова Вертус— Того, в чьей груди огонь, он сжигает. У тебя в груди огонь, Айра, но в тебе есть и лед. Лед — это хорошо. Он не даст огню испепелить тебя.

— Вертус! — повысила голос Айра.

— А уж если кто-то или что-то сосет из тебя силы, так готовься, — прикрыл глаза маг. — Готовься, что он высосет тебя до дна. За амулетами я послал Добириуса. За амулетами. Туск пропал куда-то, но у него было много… амулетов. Хороших амулетов. Туск был хорошим магом. Мелким, но старательным. Знал мало, но в совершенстве. Мне нужны амулеты. Пятнадцать хороших амулетов. Лишними не будут, я должен сохранить зерна… Не дать им прорасти! Слишком много крови пролито…

— Ты говоришь, что Туск — был? — не поняла Айра.

— Был, — кивнул Вертус— Не одна ты раздаешь зерна вести. Я тоже кое-что умею. И о смерти Добириуса знал раньше, чем ты вошла в эту комнату. И о смерти Туска… Его убили. Недавно убили. Качис еще живой, но глупый. Он служит конгу. Варит ему зелье. По твоему рецепту, Айра. И Лайрис еще живой. Самый знающий из четырех наставников школы, и самый глупый. Зато старательный!.. Он в городе, жжет костры. Тоже служит конгу. Все кому-то служат, Айра, кроме тебя и твоих друзей. Но Лайриса я могу и проглядеть. Он трус. Всего боится. Осторожный!.. Но будь я риссом, и я бы боялся. Было время, только за отблеск искр в левом глазу протыкали мечом. Лайриса плохо видно. Он, как Марик, опекун вот этих смышленышей, весь покрыт магией — не разглядишь, что под ней. Правда, у Лайриса магия на одежде…

— А кому ты служишь, маг? — прямо спросила Айра.

— Кому… — повторил Вертус и вдруг стал тем самым крепким и внимательным стариком. — Себе, конечно. Как и все. Но еще тем пятнадцати детям, что заперты теперь в учебной комнате. Помнишь мои слова? Я говорил с ними, поэтому они сидят и молчат. Они знают, что в них. Они знают об охоте.

— А если бы ты знал то, о чем пока еще не знаешь? — сузила взгляд Айра. — Если бы ты знал, кто из них…

— Тогда бы я охранял только одного, — произнес маг. — Или всех. Но его особенно тщательно.

— Что ж, — задумалась колдунья. — Я еще вернусь и попытаюсь присмотреться к твоим подопечным. Конечно, если никто не доберется до них раньше меня. А пока меня больше беспокоит судьба одной юной девчонки, что еще недавно была в каморке Туска. Ответь мне, почему Лайрис не жил в своей комнате и где был убит Туск?

— Лайрис еще не стар, — усмехнулся Вертус— Почему бы ему не ночевать на ложе, согретом дородной сайдкой? Он давно в Скире, Ирунг отыскал этого рисса примерно в одно время со мной, но нанял раньше. Так что я бы присмотрелся к скирским мальчишкам, возможно, кое-кто из них уже сверкает колдовскими искрами в глазах!

— Скирских мальчишек может уже не остаться! — повысила голос Айра. — Где погиб Туск?

— Не знаю, — пожал плечами Вертус— Я бы, пожалуй, ответил тебе, но та магия, которой я окружил моих подопечных, не дает мне приглядеться.

— Как могли тебе помочь амулеты Туска? — подала голос Рич.

— Оголите запястья, — попросил маг.

Рич сдвинула рукав на локоть. Загремел кольчугой Тир. Оголила руку Айра.

— Косой крест, — покачал головой Вертус— У каждого из вас косой крест. Неужели вы думаете, что это метка врага? А отчего он зудит? Отчего он покраснел, словно кто-то раз за разом обводит его острием ножа? Вот ваши амулеты. Откуда они взялись, я не знаю. Кто их нанес, не знаю. Может быть, некто сильный, что ушел из этого мира, но не добрался до престола Единого, дает о себе знать?

— Мама!.. — прошептала Рич.

— У меня нет такого амулета, — эхом откликнулся Вертус— У меня другая отметина. Именно метка. Две линии, соединившиеся в угол. Именно такая же метка была на каждом, кого убил Забавник. И именно такая же метка теперь на запястье каждого из пятнадцати, которых я пытаюсь уберечь. И поэтому мне нужны амулеты. Эти уже едва действуют!

Маг поднял руки, рукава его балахона упали, и друзья увидели на обтянутых кожей костях браслеты, кольца и разноцветные шнуры.

— Подожди. — Айра вытерла дрожащей рукой лоб. — Но этот Забавник. Он вроде бы перестал убивать?..

— Да, — опустил руки старик. — Он пока не убивает. Наверное, занят другими делами. Я даже иногда подумываю: может быть, он вовсе не из этих пятнадцати?

— Подождите! — возмутился Жорд и с засученными рукавами шагнул вперед. — Почему у меня нет никаких отметин?

— На тебя не действует магия! — оборвала его Айра и снова повернулась к Вертусу. — Помоги мне. Где бы мог спрятаться Туск, если бы был жив?

— Здесь, — пожал плечами Вертус— Но здесь его нет. У него нет друзей в городе, ведь он был хенном. А знакомые — только ученики и наставники. Лайрис, где бы он ни обитал, ни с кем не водил дружбу. Качис всегда на виду. Добириус тоже. Бравус был слишком важной птицей, чтобы принимать у себя Туска.

— Был?.. — не поняла Айра.

— Он мертв, — вздохнул Вертус.

— И ты не сообщил об этом стражникам? — подняла брови колдунья.

— Какое мне дело до старого бездарного мага, похожего на глупого напыщенного фазана? — скривил губы Вертус— Скир проваливается сквозь землю! В этом городе только этой ночью уже умерли сотни людей и еще тысячи помечены смертью, которой им никак не избежать! Плевать на Бравуса!

— Бравус, — задумалась Айра. — Бравус… Добириус успел сказать «Б». Где он жил?!

Глава двадцать первая
Осада

Орлик держался молодцом. Не вываливался из седла, правил лошадью и даже нашел в себе силы помахать рукой, когда дозорный костра у дома Стейча — знакомый Марика — с недоумением заметил, что один из спутников баль увеличился и ростом, и весом в полтора раза. Марик отшутился, что им удалось сытно поужинать, а его приятель успел добежать до стола раньше других. Стражники загоготали, но в их хохоте сквозил ужас — отовсюду тянуло гарью, отдаленно слышались крики, и даже в этом уголке Скира спокойствию явно наступал конец — в лиге от дома Стейча и его северной башни, в которую направлялись друзья, вздымались языки пламени.

— Что там? — торопливо спросил Марик у дозорного.

— Не знаю, — поежился стражник. — Там тюрьма, трущобы. Беднота живет. Или жила… Но тут был молодой Ойду — Динус. В новой кирасе, хотя и с побитой мордой. И как будто пьяный. Хвалился, что в той стороне тысяча его отца — Гармата Ойду — начинает очищать Скир от всякого дерьма. Говорил, что заразу надо выжигать. Сомневаюсь, что он имел в виду себя.

— Да, — кивнул баль. — Было бы странно, если бы, глядя на папашу, он проникся благочестием и добротой.

— Он спрашивал и о тебе, — понизил голос дозорный. — Искал северную башню Стейча. Я сказал ему, что вы отбыли по делам. Он, кстати, интересовался, есть ли среди твоих спутников или домочадцев великан по имени Орлик и твой приемный сын — Тир?

— Да, — поморщился Марик. — Великана спрятать трудно. Давай считать, что его тут и не было.

— Считать-то можно, — ухмыльнулся дозорный, — но мне переходить дорогу тану Ойду не хотелось бы. Да и кроме меня здесь еще двое. Им языки не обрежешь. Так что ты, Марик, не задерживался бы здесь.

— Знал бы ты, Сатт, как легко обрезать три языка, не болтал бы лишнего, — с болью проговорил баль и развернул лошадь.

— Что будем делать? — напряженно спросил Насьта, прислушиваясь к шуму, раздающемуся со стороны трущоб.

— Орлика надо оставить здесь, — скрипнул зубами Марик. — Поспешим! Ты как, воин?

— Ничего, — поморщился вельт. — Махать руками тяжело, а дышать можно. И есть, кстати, тоже. Да успокойся, друг. Башня крепкая, устоит и от десятка негодяев, и от сотни. А уж если бросить сверху что-нибудь тяжелое, да попасть, так и вовсе без штурма обойдется.

— Тогда не будем медлить! — Марик стиснул от нетерпения кулаки. — Орлик, быстрее открывай ворота, тут столько магии наверчено, что у меня зубы болеть начинают только от вида этих замков!

— Понятно! — кивнул вельт, сползая с коня. — Рин у нас умелец на всякие самоплетки. Тут ведь как, привычное заклинание или насторожь хороший маг легко снимет, а вот то, что на ходу придумано, лучше и не пытаться. Правда, если хорошо знать Рина, то…

Орлик улыбнулся начинающему закипать Марику и толкнул ворота.

— Как вы, мои хорошие? — побрел великан к оставленным еще днем у поилки лошадям, но Насьта вскочил на седло ногами, прислушался и тут же въехал во двор вслед за Орликом и Мариком.

— Ворота закрывай! — заорал он баль. — Может быть, отряд всадников и не сюда скачет, но от хорошей стрелы никакая насторожь не убережет! Орлик, бросай лошадок! В башню!..

— Всех демонов в глотку этому городу! — зарычал через мгновение Марик на темной лестнице. — Зажгите хотя бы огонь!

— Подожди, — тяжело дыша проскрипел Орлик. — Не стоит дразнить охотников. А ведь прав оказался Рин! Вот какая охота у нас случилась! Сами прячемся! Не волнуйся, Марик, дверь сделана в этой башне на зависть. Мало того что, считай, не она пристроена к башне, а башня построена вокруг нее, так ведь еще и склепана на совесть, да не в один слой. Толщина металла в ладонь! А засовы? Из каждого можно выковать по десятку мечей! А посмотри на этот проход! Посмотри на проем в стене! Ты видел такое? Он же забран такими же листами! А костыли видишь? Видишь, как все укреплено? Это же монолит! В такую дверь если хороший таран ударит, так сдвинет ее вместе с башней, не иначе! Обожди немного, не волнуйся. Если Илька в доме Туска, Айра вытащит ее!

— Шум какой-то, — прислушался Марик и с тревогой крикнул ремини: — Лошади… Что там, Насьта?

— Плохо там, друг, — с болью отозвался сверху ремини. — Всадники переговорили со стражей, взглянули через ограду и…

— Что — и?! — заорал баль.

— Перестреляли лошадок наших, — глухо ответил Насьта. — Всех шестерых. Одна еще бьется в судорогах. Не надо было ворота закрывать, лучше бы ушли лошадки… Послали они гонца, а сами ждут у ворот.

— Ну вот, — похолодел Марик. — Теперь точно вся надежда на Айру!

— Айра справится, — прошептал Орлик. — Не сомневайся. Иди наверх, я здесь побуду. Я таких дверей еще не видел! Думаю, что за такой дверью мы можем даже выспаться. Да и толщина стен тут… Слушай! Из того камня, что пошел на эту башню, можно было бы выстроить замок. Точно тебе говорю! Я тут побуду еще. Правда, перекусить надо, а то без еды я не воин, а еду я опустил в подвальчик, в прохладу.

— Какой ты теперь воин… — скрипнул зубами баль.

— Потом судить будешь, — вздохнул вельт. — Я тебе, воин, советы давать не хочу, а кое-что скажу все-таки. Бойницы у башни узкие — и голова не пролезет, так что вся битва на стрелах будет. При такой толщине стен особенно с луком не поиграешь, но бойниц зато много. Да и скошены они вниз, думаю, что до самой подошвы почти прострелить дворик удастся. Хотя стеклышки жалко, выбить придется стеклышки в окнах. А стрелы есть, да. Я не одну корзинку со стрелами видел, что из твоего дома сюда перевезли. Этот Динус Ойду — редкая мерзость, папочка его не лучше. Думаю, его надо сначала снять, если появится, а там уж видно будет, кто полезет.

— Если убьешь сына тана, весь его дом будет биться, пока не снесет башню вместе с нами! — мрачно заметил Марик.

— Ну смотри сам, — поскучнел Орлик. — Одно сделать нужно точно — груду хлама у ворот зажечь. А не то обложат ею башню, да пропекут насквозь!

— Ладно! — задумался баль. — Держись, великан…

— …за окорок! — продолжил вельт и хрипло рассмеялся.

В тусклом свете звезд и бледных отсветах костра улица у основания башни казалась темно-серой, уходя под оградами в непроглядную черноту. У калитки крутилось с десяток всадников, один из которых время от времени пытался подобраться к ограде, но тут же раздавался треск, от ограды к смельчаку тянулись голубоватые штрихи-молнии, и всадник шарахался в сторону. Лошади лежали у поилки неподвижными тушами, только у одной подрагивали ноги, да темнела куча барахла, вынесенного на улицу из башни Орликом.

— Вот ведь звери! — пробормотал баль, и Насьта тут же дернул его за руку в сторону.

Зазвенело разбитое стекло, и на пол упала стрела.

— Тут свечи есть, — заметил ремини. — Наверное, годовой запас Оры? Надо занять с десяток. Поставим в бойницах, пусть ребятки пока постреляют на огоньки. Наши стрелы, конечно, тоже не пропадут, но каждая стрелка, что прилетит оттуда, туда вернется с приветом!

— Надежда только на тебя, — мрачно заметил Марик. — Луки еще есть, но стрелок из меня не слишком хороший. Орлик просил зажечь вон ту груду хлама, а не то ею нас обложат, да пропекут. Хотя пропекать такую громаду придется неделю!

— Разве у нас есть неделя? — нахмурился Насьта. — Слушай, я собирался отправляться домой через пару дней! Да и не нужно нам пропекаться, дыма хватит, чтобы задохнуться. А кучу зажечь надо. Опять же неплохо было бы подсветить дворик!

— Так что? — Марик осторожно подошел к бойнице. — Истратим пару стрелок с паклей?

— Парой стрелок тут не обойдешься, — задумался ремини. — Полить-то кучу нечем, а так стрелы метать, пока займется да разгорится, эти удальцы затушить успеют. Эх, сюда бы Айру! Пальцами бы щелкнула — и куча запылала, и конники бы вместе с конями своими обделались! Ладно, придется вспомнить, чему учил меня старый маг ремини, когда хотел сделать своим преемником. Хорошо хоть, он не увидит моего колдовства. Ты чего встал, баль? Такушки толку не будет! А ну-ка, тащи сюда стрелы, дротики, да все, что можно с толком бросить вниз! И не жмись, чую я, что этот запас тебе уже не пригодится, да и…

— Да и?.. — мрачно продолжил Марик.

— Да и соберешь ты на поле битвы отличного оружия не один воз! И посмотри, что там по другим сторонам нашего замка, да свечи, свечи не забудь!..

Придерживая рану на груди рукой, Орлик медленно спустился в подвал, вытащил из сумы кресало, клок пакли, нащупал и сдернул со стены покрытый пылью факел, вышиб из камня искру, раздул язычок огня и осветил округлое помещение, в центр которого серыми ступенями выползала лестница.

— Отличная башня! — поцокал языком великан, погладив огромные валуны, заложенные в ее основание. — Стены толщиной в пять-шесть локтей! Немного дров — и в мороз не промерзнет! Такую же хочу. И чтоб на высоком месте, но внизу чтоб текла река. А мимо шла дорога. И чтобы мост был через реку. А у моста трактир. А за рекой деревенька! И девки чтоб работали в поле…

Продолжая бормотать, но выговаривая слова все тише и тише, прислушиваясь к тому, что происходит наверху, вельт присел у выстроившихся вдоль стены корзин, вытащил из одной бутыль вина, из другой сухую лепешку, из деревянного ларя — копченый окорок. Бутыль мгновенно полегчала на пару кубков, а окорок и лепешка соединились в огромной ручище и тоже начали частями перемещаться в объемистый живот великана. Немного погодя Орлик с сожалением осмотрел обглоданную кость и отбросил ее в сторону.

— Вот и хорошо, — пробормотал он вполголоса и добавил после недолгого раздумья: — Теперь можно было бы и поужинать, но не до того. Ладно, голод придется перетерпеть. Но потом уж нагоню, если жив буду… Так. Что же дальше? Где же этот загадочный сундучок?

Погремев сложенным в мешки кухонным скарбом Оры, морщась от боли в груди, Орлик отыскал сундук Ирунга, причмокнул губами, подивившись еще раз на искусную резьбу, и принялся набивать его едой, не забывая кое-что из найденного отправлять в рот и сокрушаться: все, что не съест, — пропадет ведь!

Наконец сундук был заполнен едой и перевязан бечевой. Подумав, Орлик стянул той же бечевой два пузатых меха с вином, еще раз припал к кувшину и только после этого снова снял со стены факел. Возле заложенного камнем прохода, который вельту удалось рассмотреть еще пару дней назад, тоже нашлось гнездо для факела. Орлик ощупал прямоугольник кладки, поковырял пальцем швы и снова поцокал языком.

— Плохая работа. Раствор слабый. Вряд ли тут, но проверить надо. Ты, вельт, не сдавайся. Ты же не мальчишка? И не болван какой-нибудь. Должен быть ход в дом Стейча.

Ведь не через улицу же пешочком добирался до своей башни маг? Ход должен быть. Не лаз, не отнорок какой-нибудь, а ход. Думай, Орлик, думай! Думай и долби…

Орлик вздохнул, покачал головой, прижал руку к больному месту, отошел на шаг, заранее скорчил страдальческую гримасу и ударил в кладку плечом.

С обратной стороны башня была огорожена высокой стеной. Правда, двор там был чуть больше, но и он стараниями Орлика был пуст и чист. За стеной темнели крыши каких-то домишек, которые продолжались на восток вплоть до серых стен городской тюрьмы. Тюрьмы теперь видно не было, а над трущобами поднимались языки пламени, доносился треск пылающего дерева и истошные крики, словно не одного человека, а сразу сотню разделывали заживо. С юга и севера башню Ирунга окружали узкие улочки, за которыми стояли усадьбы зажиточных горожан. Теперь они были мертвы. Ни искры не вспыхивало в темных окнах.

— Ну? — окликнул приятеля Насьта. — Мне нужен свет. Зажигай свечи! Потом переставим их на пол. Да надо бы разложить стрелы и дротики возле бойниц. И выбери лук, да натяни на него тетиву! Может быть, рядом со мной ты никакой не лучник, но в скирской дружине все одно был бы одним из лучших!

— Там внизу… — Марик попытался подобрать слова. — Не только воины из дома Ойду. Многих я знаю. Я узнаю голоса! Многие из них относились ко мне как к отцу, когда я был старшиной дружины.

— Так поговори с ними! — раздраженно закричал Насьта. — Такушки и такушки, мне нужно дочку спасать, пошлите подальше своего тана и пропустите меня через двор! Получится?

— Нет, — покачал головой баль.

— Тогда займись делом! — рявкнул Насьта. — Время уходит! У меня в туле за сотню стрел, из них пара десятков бесценных, но и они сгодятся на крайний случай. У тебя три корзины плохеньких стрелок, с них и начнем. Пора проредить гвардию сайдов! Или ты забыл правило наемника?

Встал под гербом тана, принимай на себя все его мерзости, как будто они были сотворены тобой, потому как все одно вымажешься с ног до головы!

— Я не был наемником! — повысил голос Марик.

— А кем же ты был? — удивился ремини. — Тебе повезло, что Скир эти годы ни с кем не воевал! А если бы сайды снова разошлись с баль или с дучь? Если бы пошли завоевывать реминьские леса? Очнись, парень!

— Ага, — зло поморщился Марик и бросился к корзине с утварью. — Парень… Все еще парень, хотя уж отмотал почти четыре десятка лет!

— Детский возраст, — усмехнулся Насьта в темноте. — Свет будет или нет?

Когда свечи запылали, Марик подхватил корзину со стрелами и невольно рассмеялся. Лицо Насьты, исчертившего черными линиями плиты у окончания лестницы, тоже было черно.

— Вот она, привычка почесывать нос, щипать себя за уши, за щеки и подбородок! — похлопал по плечу приятеля Марик. — Ты черен, как эта ночь!

— Это хорошо, — задумчиво проворчал ремини. — Советую последовать моему примеру, а то ведь твоя бледная рожа сияет во мраке, как звезда. Хороший лучник не промахнется! Если уж они в узкие бойницы не промахиваются…

Очередная стрела влетела в башню и задрожала, воткнувшись в деревянную балку.

— Крыша деревянная, — заметил Марик.

— Вот, — удовлетворенно кивнул Насьта. — Ты уже начал думать о важном. Крыша деревянная только отчасти. Сверху крыта сланцем. Но балки и стропила — деревянные, да. И я вот пытаюсь сделать так, чтобы загорелась не крыша, а та куча барахла!

— Насьта! — медленно проговорил Марик, выглянув в бойницу. — Поспеши. Прибыли воины Ойду. Я вижу факельщиков и лучников. У них с собой бревно. Наша калитка не выстоит долго.

— Много их там? — спросил, поднимая руки, ремини.

— За сотню, — ответил Марик.

— Не жалеет Ойду своих воинов, — с укоризной покачал головой Насьта и хлопнул в ладоши.

В то же мгновение тяжелый удар донесся со двора и торжествующие крики возвестили, что ограда преодолена.

— Снимай свечи с бойниц, баль, — слегка утомленно произнес ремини. — Постреляем немного. Подумать только, сколько крови собирается пролить тан, чтобы замазать красным позор сыночка! Так ведь все одно не замажет!

— Не горит, — напряженно прошептал Марик. — Куча не горит!

— Так это магия ремини, — пожал плечами Насьта. — Я разве не говорил, что многие реминьские наговоры действуют не сразу? Нет, брат, мало заворожить кучу дров, ее еще надо и полить!

— Чем ты собираешься ее поливать? — почти закричал баль.

— Кровью, дорогой, — ответил Насьта и, подхватив лук, почти не глядя, выпустил стрелу.

И пламя взвилось до уровня бойниц.

Когда Орлик все-таки разбил кладку, и он сам, и все корзины с едой и утварью, да и сундук Ирунга с двумя мехами вина были покрыты пылью. Наконец по стене пошли трещины, и она упала в темное отверстие хода. В лицо Орлику потянуло сыростью.

— Ага! — пробормотал вельт, снимая со стены факел. — И перегородка слабенькая, и раствор плохой, но сделана она была с умом — заложена в пазы, да еще скреплена металлическими штырями. А для чего? Чтобы не ходить этой дорогой? Зачем же выдолблен ход? Нет, дорогой маг Ирунг, ты, конечно, слыл хитрецом, но не мог же ты быть хитрее Орлика!

Ход был узким и низким. В какой-то момент великан даже согнулся пополам, сдирая паутину со стен подземелья и поминая всех известных ему богов, но на сотом шаге ход закончился ямой. Вельт нащупал камешек и бросил его вниз. Плеск воды раздался на счет три.

— Ага! — задумался Орлик и снял с пояса моток бечевы. Петля легла на рукоять факела, вельт поморщился и бросил факел вниз. Где-то внизу блеснул отраженный свет, огонь охватил деревяшку, пополз по бечеве, вскоре она лопнула, и факел полетел вниз, чтобы через мгновение зашипеть в воде.

— Вот так, — огорченно прошептал Орлик.

Дыра не была колодцем, несмотря на то что внизу блестела вода. Она была именно дырой, расщелиной, промоиной, шириной в большей своей части не более половины локтя, даже ведро не опустишь. Орлик поднял руку и нащупал вверху над дырой расщелину, забитую перемешанным с землей мусором. Неизвестный строитель начал долбить ход, дошел до слабого фунта и решил не продолжать.

— Как же ты все-таки пробирался в эту башню? — спросил Орлик давно умершего мага и начал пятиться.

— Полсотни уже! — вытер пот со лба Насьта. — Полсотни, если не больше! Тебе не кажется, что ты уже не вернешься в дружину конга?

Марик промолчал. Лук в его руке дрожал. За бойницами башни пылал костер, а между ним и основанием башни лежали трупы сайдов. Остервеневший сын Гармата Ойду — Динус, который все это время гнал воинов на штурм, одумался только тогда, когда потерял половину своей сотни. В отличие от стражников закованный в сталь с головы до ног, он и теперь что-то орал спрятавшимся за стеной воинам.

— Вразумит кто-нибудь бесноватого или нет? — задумался Насьта.

— Гармат приводил его ко мне в заведение три года назад, — мрачно заметил Марик. — Ему уже было восемнадцать. Я отговорился тогда, что принимаю только детей. Да и Лебб Рейду выручил. Его парни у меня занимались, пришлось просить, чтобы он утихомирил Гармата Ойду. Но злобу его папочка затаил. А сам Динус… Ты понимаешь, у него в глазах стояло желание убивать. Убивать и мучить.

— Знаешь, — Насьта задумчиво перебирал стрелы в туле. — Отец мне всегда говорил так: не лезь, сын, туда, куда не надо. Но если влез, сделай так, чтобы не пожалеть о том, чего не сделал. Так вот что я тебе скажу, дорогой баль. Я, конечно, не бог. И даже не маг, и не правитель какой-нибудь. Опять же не судья и не начетчик. Но отказаться от возможности уменьшить количество мерзости на этой земле не могу.

— Ты настолько меток, чтобы твоя стрела не просто попала в прорезь его шлема, но и подлетела к нему снизу? — усмехнулся Марик. — Ты видишь, какой козырек он пристроил себе на голову? Да на нем железа больше, чем может утянуть на подводе лошадь!

— Нет, баль, — покачал головой Насьта. — Мои стрелы не летают кругами и не виляют в воздухе. Но стрелы у меня тоже разные. Помнишь? Не пожалею одну для такого случая!

Ремини поднял руку и вытянул из тула стрелу с черным древком. Вместо наконечника она заканчивалась длинной и острой иглой.

— Игла юррга! — прошептал Марик.

— Она самая, — кивнул ремини. — Игла ядовитого зверя, выведенного риссами. Если ты помнишь, Снат Геба приказал сжечь все туши убитых юрргов, чтобы и капли яда не осталось в Скире. Да и храмы риссов были вычищены от этой пакости самими риссами — еще бы, зверьков-то человечиной кормили! А я вот свои стрелки сберег.

— Я бы удивился, если бы ты их выбросил, — согласился Марик. — Они нам не так легко дались.

— К тому же на них не осталось яда, — кивнул Насьта. — Но кирасы они пробивают неплохо. Конечно, если Динус Ойду не напялил на себя сразу три штуки. Вот сейчас мы это и проверим.

Маленький ремини медленно подошел к бойнице, так же медленно приладил стрелу, словно ему и не требовался миг, чтобы отправить ее в цель, натянул тетиву до румяной щеки и — фрррр! — отпустил. Истошный крик Динуса, который только что бился в истерике, проклиная нерасторопных воинов, оборвался, и в окрестностях башни повисла тишина. Только уголь потрескивал в прогорающем костре у ворот, да стонали немногие раненые среди сраженных стрелами стражников.

— Может, и обойдется? — выпятил губы Насьта. — Ребятки уберутся по своим делам, все-таки корча в городе, да и не все трущобы сожжены. А мы вылезем из башни, переоденемся и прикинемся честными стражниками.

— А такие бывают? — озабоченно спросил Марик, выглядывая в бойницу.

Динус лежал посередине улицы. Стрела пробила кирасу и до половины вошла в грудь младшего Ойду.

— Сразу трое будет, — заявил Насьта. — Ты, я и Орлик.

— Мы и так в одежде дозорных Дампа, — заметил Марик. — Да и непросто будет переодеть что тебя, что Орлика. Вот ведь повезло великану! Подранили, конечно, но, верно, уже и перекусить успел, и отоспаться. А повезет еще больше, так и смерть во сне встретит!

— Подожди! — Насьта снова занялся своим тулом. — И мы еще перекусим и отоспимся, а повезет, так и к Единому во сне отправимся. Нужно немного выждать! С этим делом спешить не следует. Я о смерти говорю.

— Нет у нас времени, Насьта, — с тревогой пробормотал Марик, выглядывая наружу. — И места у нас нет, где мы сможем передохнуть или поесть. Слышишь шум? Прибыл отец Динуса. И воины с ним. Со щитами и факелами. Эх! Рва вокруг этой башни нет! Сколько у тебя еще стрел?

— Не очень много, — прошептал Насьта. — Но уполовинить дружину дома Ойду мы сможем.

— Не надо! — закашлялся на ступенях лестницы вымазанный в пыли и паутине Орлик. — Не надо уполовинивать. Или не теперь. Займемся лучше Илькой. Я нашел ход!

Глава двадцать вторая
Зерта

— Город катится в пропасть, — прошептала Рич, когда отряд Айры снова оказался на улице.

Тьма по-прежнему стояла над Скиром, хотя затянувшаяся ночь должна была уже близиться к утру, но город окутывался дымом, и дымным становилось небо, словно над Скиром собирались облака. Все так же горели костры, так же у них стояли стражники, но их лица тоже словно были затянуты дымом, они уже не поднимали секиры навстречу каждому идущему по улице, а смотрели куда-то в сторону, и запах, поднимающийся из пламени, был сладким и страшным.

— Скоро утро, — потерла ладонями глаза Айра.

— Марика нет, — оглянулся Тир, и вслед за ним оглянулись Айра и Рич, и даже Жорд Олли, который тащился позади всех с лицом мученика, оглянулся тоже.

Восточная часть города не была видна, но на стеклах танских домов чудились отблески пламени, и звуки, которые неслись с востока, казались звуками битвы.

— Орлик в порядке, значит, и Марик цел, — отрезала Айра. — Орлика я чувствую.

— А что с Рином? — посмотрела на колдунью Рич.

— Не знаю, — нахмурилась Айра. — Точно могу сказать, что он не мертв, но он словно во мгле. В тумане. В глубоком подземелье… Еле чувствую его.

— Куда мы идем? — простонал Жорд Олли, пытаясь растереть ладонями слипающиеся глаза.

— Эх, парень, — вздохнула Айра. — К твоему таланту бы да силу и ум Тира или красоту Рич, был бы ты завидным женихом! Бравым воином!

— Отлично! — скривилась Рич. — У меня, выходит, кроме красоты, ничего больше нет?

— А я уже воин! — выпятил грудь Жорд. — Или я не прошел испытание?

— Испытания не заканчиваются никогда! — отрезала Айра. — Хотя как ты набрался смелости, я так и не поняла.

— Не набирался я смелости, — надул губы Жорд. — Так вышло. Куда было деваться? Меня только в балахоне бы и пропустили на арену. Я думал в уголок куда-нибудь прошмыгнуть…

— А прошмыгнул в воины конга. — Айра покосилась на Рич, но та только стиснула губы.

— Дом Бравуса там, — протянул руку Тир. — Видишь костры? За последним из них, сразу за домом Сольча улица Лавочников. Третий дом — Бравуса. Я как-то отвозил ему вместе с Рич какие-то снадобья.

— Знаю я этот квартал. — Айра задумалась. — Дома стоят плотно, но стены на задних дворах не слишком высокие. С соседней улицы и пойдем. Лавочники сейчас носа из дома не покажут, даже если у них заборы будут жечь!

— А если… — Тир запнулся. — Если и там никого нет?

— Лебб! — произнесла Рич.

Айра остановилась. По Торговой улице от южной башни двигалась кавалькада. Впереди с факелами скакали несколько стражников, за ними лучники, а следом ехал и новый конг.

— Стяните платки с лиц, — скомандовала Айра. — Все, кроме Тира.

— Я спрячу его, — быстро сказала Рич. — Ненадолго, но спрячу. Сдергивай платок, Тир, нечего раздражать конга!

— Стоять! — раздался голос Хорма.

Факельщики остановились напротив четверки, лучники ощетинились стрелами, Лебб Рейду скорчил недовольную гримасу и подъехал к Айре так, что морда лошади замерла в локте от ее лица. Хорм Рейду держался за спиной брата.

— Что скажешь, колдунья? — даже не посмотрев на дочь, словно через силу процедил конг.

— Стражи стало меньше, — проговорила Айра. — Плача и криков тоже стало меньше. Костры прогорают. Пожаров не так много, как думалось.

— Скир — каменный город, — горько усмехнулся Лебб, бросил быстрый взгляд на восток и поправился: — Теперь будет каменным. Половина стражи на стенах. Неспокойно в слободках. Плача и криков и вправду стало меньше, потому что быстрые — и плач, и крик — выплеснулись, а долгие, что на годы, — копятся. Те, кто заболел первым, уже истлели на кострах, а остальные глотают свой гной за закрытыми дверями. И это, может быть, не так уж плохо. Как твоя охота, колдунья? Забавник дает о себе знать?

— Думаю, что он забавляется бедой, что свалилась на твой город, конг, — сказала Айра. — Но он никуда не делся, и если он станет тем, кем может, вся беда, что истязает город, покажется нам всем детскими шалостями!

— Мой город уже и от шалостей истекает кровью! — отчеканил Лебб и добавил, наклонившись вперед: — Я не отдам тебе сына. Но я знаю, чего от тебя хочет хеннский выродок, твой бывший муженек! Кстати, ведь у хеннов не бывает бывших муженьков? И жены бывают только настоящие или мертвые. Ведь так? Завтра, точнее, уже сегодня в полдень будь на церемонии сжигания тела Сната Геба. Наряди кого-нибудь Тиром, да хоть вот этого молодца, — ткнул пальцем конг в сторону застывшего сына Айры. — А я приставлю к тебе десяток лучников.

— И это поможет? — спросила Айра.

— Боги помогут, — выпрямился Лебб. — Если захотят. Но если бы я отдал тебе сына, кто бы мог поручиться, что лучники не получат приказ пронзить стрелами именно его?

— А они будут знать, что мой воин, — Айра кивнула на сына, — что он не Тир?

— Девку мою береги! — усмехнулся Лебб и ударил лошадь.

Хорм тронул коня чуть позже, и Айра успела рассмотреть и черные круги под глазами младшего Рейду, и щетину, покрывающую его лицо.

— Спасите, боги, от помощи, которую нет сил отринуть, — пробормотала Айра.

Не меньше полусотни стражников проскакали вслед за конгом. Колдунья проводила их взглядом и посмотрела на Рич.

— Что ворожила с такой натугой?

— Рот залепила этому недоноску. — Девчонка смахнула пот со лба и показала на онемевшего Жорда. — Говорливый больно. Поддается он, оказывается, магии. Только тяжело. Не знаю, как дотянулась до его воли, словно сквозь темень пробивалась какую.

— Сейчас кругом темень, — подал голос Тир. — Время идет, поспешим.

— Что? — залепетал недовольный Жорд. — Что с моим ртом?! Я словно клея напился! Уф!.. Чуть не задохнулся! Почему никто не сказал конгу? Вот же Тир! Или это не тот Тир? Почему никто не сказал конгу?

— А ведь помнит о тебе отец, — задумчиво посмотрела на Рич колдунья.

— Мой тоже обо мне помнит! — скрипнул зубами Тир и вдвинул меч в ножны.

Дом Бравуса был выше окружающих домов лавочников на этаж, но более не отличался от них ничем и, наверное, был покрашен такой же краской. Да и деревянный забор на его задах ничем не отличался от изгородей у прочих домов. Четверка подобралась к владениям главы школы магии через двор или уже мертвого, или трясущегося от страха гончара. Жорду было строго-настрого приказано прикусить язык, в подтверждение чего Айра ткнула ему под нос кулак, жалея, что не может показать кулак Орлика.

— Ловушка, — сказала колдунья перед забором.

Земля во дворе дома горшечника была засыпана черепками и отжигом. Набежавший ветер растащил пласты дыма над городом, и звезды осветили крохотный дворик, в котором остановилась четверка. На мгновение Рич показалось, что все произошедшее с ней в последние дни — страшный сон, и вот это стояние во дворе бедного горшечника — тоже страшный сон, и ловушка за забором — конечно же страшный сон, хотя бы потому, что дом пах смертью, но продолжал жить. Кто-то оставался в доме. Кто-то, кто ждал гостей.

— Жорд, — повернулась к молодому парню Айра. — У тебя есть оружие?

— Конечно! — выпятил грудь тот. — Я… взял меч с арены. Он там все равно был не нужен. Сейчас покажу. Правда, он без ножен!

— Ну конечно, — кивнула Айра. — Или я не слышала, как он стучал по твоему бедру? Только ты пристроил его не на ту сторону. И вставил за пояс так, что, будь он остер, ты уже давно бы порезал себе бок или еще что похуже. Доставай-ка клинок, доставай!

Жорд запыхтел, распустил пояс, да так, что едва успел подхватить штаны, уронил меч на землю, завозился со шнуровкой и только затем гордо поднял клинок.

— Матушка обещала подарить мне отличный меч! — торжественно объявил он. — Но и этот неплох.

— Не кричи, — попросила Айра. — А то вылепленный мною купол тишины сорвет, как парус ураганом с сайдской лодки. Тебе, Жорд, поручается самое главное: ты охраняешь нас сзади. Если вдруг из дома выберется кто-то больной корчей, не подпускай его к забору, а пойдет по нашим следам шайка разбойников, поруби их с той же смелостью, которую ты проявил на арене. Если ты не устоишь, мы все погибнем. Понимаешь?

— Понимаю, — голос парня задрожал.

— Но ничего такого случиться не должно, — успокоила его колдунья. — А вот если все будет тихо с твоей стороны, я отдам тебе лучший меч из тех, что мы отберем у врага.

— У врага? — Жорд опасливо покосился на забор. — Тут же Бравус живет! Разве он враг?

— Он не враг, — поморщилась Айра, — но к нему могли прийти плохие гости.

— Понятно, — сдвинул брови Жорд. — В таком случае зря он открыл им дверь!

— Ты даже не представляешь, как ты прав! — кивнула Айра и начал а ощупывать забор. — Ну вот, — кивнула она через мгновение, сдвинув пару досок. — Во дворе горшечника ни травинки, но есть кривенькие плошки, явно вылепленные детскими ручками. А у Бравуса точно имеется огородик. Не могло не быть лаза!

— Не знаю, жив ли горшечник, но дети его уж больно тихи, — вздохнула Рич.

— Будь и ты тихим, парень. — Айра посмотрела на Жорда. — Остальные — за мной, но ни на полшага не пытаться меня опередить!

Колдунья придержала рукой мечи и нырнула в лаз. Тир и Рич последовали за ней. Двор Бравуса был замощен камнем, но от его угла и до соседнего дома в самом деле тянулись грядки с зеленью и ягодные кусты.

— Хорошее соседство для маленьких горшечников, — прошелестела Рич. — Насторожь тянулась поверху забора. А что там впереди?

— Еще одна линия, — прошептала Айра. — И насторожи на всех дверях и окнах. Но внутри магии нет. Выходит, что у Лека есть колдуны. Или это Туск начертил, пока еще был жив?

— Нет, — задумалась Рич. — Я знаю, как колдовал Туск. Не его рука. Но там, в доме, есть его колдовство. Не опасное, но есть.

— В самом деле? — с интересом взглянула на девчонку Айра и сняла с пояса жезл. — Тогда пойдем.

— Ты не собираешься обнажить мечи? — не поняла Рич.

— Судя по всему, коридоры в доме узкие, — вздохнула колдунья. — Не размахнешься. Но на ваши мечи я рассчитываю, особенно после той круговерти, что вы устроили на арене. И все-таки я пойду первой.

— Через линии? — покосилась Рич на закрытые ставни дома.

— Они все равно ждут. — Айра облизала губы и повернулась к Тиру, который медленно вытягивал из ножен сверкающий клинок. — Потом будешь рвать себя на части, сын, сейчас тебе нужен холод в сердце.

Линия словно лопнула под ногами. Рич даже вздрогнула. Ей почудилось, что в доме, который нависал над ней двумя этажами, прозвенел колокольчик. Неосязаемый колокольчик забился в ушах невидимого хозяина. Такая же линия тянулась поперек входа, но дверь была приоткрыта, и через щель падала полоска слабого света.

— Ильки тут нет, — прошептала Айра, обернувшись. — И Лека тут нет. Я бы почувствовала. Они уже ушли. Линии натянуты снаружи. Но внутри нас ждут.

— Зачем бегать с места на место? — не поняла Рич. — Отчего они не остановятся где-то?

— Думаю, что где-то они уже остановились, — медленно выговорила Айра и сделала шаг к двери. — И не бегали они с места на место. Они искали дом, в котором можно встретить меня. Именно меня, чтобы Тир остался один. И Ильку для этого таскают за собой, чтобы приманить нас. В доме Вока слишком воняло птицей. У Туска все испортил Добириус. Остается дом Бравуса — дом глупого напыщенного толстяка, который спрятался в нем, едва на Скир навалилась корча. Эх, сюда бы Насьту!

Айра толкнула дверь и перешагнула порог. Прихожей в доме не было. Сразу от порогу начинался обширный зал с высоким потолком. На стенах, украшенных барельефами, помаргивали бледные масляные лампы. Пол застилали ковры, но они были грязны и сбиты. У самой двери в луже крови валялось тело пожилой женщины. От плеча до середины живота в ее теле зияла смертельная рана. В воздухе стоял запах гнили.

— Рубанули сплеча, — прошептала Айра. — Думаю, что работа Зии. Есть такая умелица у Лека. У нее один из мечей кривой. Дорогу прямому мечу преградила бы притолока… Что там? — показала она на двери по левую руку.

— Кухня, — хрипло произнес Тир. — Кухня и комната прислуги. Это — кухарка. Больше у Бравуса слуг не было. Сам Бравус жил на втором этаже, но мы с Рич не поднимались туда.

— А вот нам придется, — тихо сказала Айра и медленно пошла к лестнице.

Жезл в ее руке начал понемногу нарастать льдом. Ступени, вырезанные из черного дерева, задрожали под осторожными шагами, но не издали ни звука. И точно так же беззвучно, словно всякий звук был заморожен сверкающим посохом, вслед за Айрой последовали Тир и Рич.

Наверху пахло гнилью еще сильнее. На последних ступенях валялась половина человека — голова, туловище с руками, в одной из которых была зажата пестрая сума. Начиная с пояса, человека не было. Вместо ног издавали зловоние кости, покрытые клочьями гнилого мяса.

— Туск… — побледнела Рич.

— Тихо! — подняла руку Айра, присев над телом наставника. — Не двигаться.

Она не услышала ничего, но странная тревога охватила ее сердце, перед ней был просторный зал. На полу валялись еще четыре полусгнившие фигуры. В дальнем конце зала в кресле, больше напоминающем трон, сидело обмякшее тело Бравуса.

— Магия! — прошипела из-за спины Айры Рич. — Я тоже не чувствую никого живого, но не потому что не вижу, а словно не могу разглядеть. И воняет тут к тому же!

— Не поднимать головы, — тихо произнесла Айра. — У Бравуса стрелка в горле. Но я не вижу, где она могла спрятаться!

— Кто она? — глухо спросил с лестницы Тир.

— Твоя тетка, — ответила Айра и осторожно сделала шаг вперед. — Зерта. Сестра Лека. Странно. Не то странно, что я ее не вижу. Странно, если он оставил именно ее. Хотя с Зией было бы справиться еще труднее.

Комната была почти пуста. Струили слабый свет лампы. Лежали волнами содранные со стен ковры и занавеси. Справа и слева от мертвого Бравуса темнели двери, но за ними ничего не было. Айра знала это совершенно точно, и все-таки тревога не покидала ее.

— Что там? — не унималась Рич.

— Не высовываться! — повторила колдунья и сделала еще пару шагов.

Трое мертвецов были, скорее всего, молодыми хеннами, подобными Маесу, но четвертый чересчур грузен. Айра сделала еще один шаг, и улыбка скривила ее губы. На покрытом тленом лице неизвестного сохранились клочья рыжей бороды.

— Зеес! — воскликнула колдунья. — Дружинный Лека. Давно не виделись с ним, давно. Да у него и меч неплохой! Как раз для бедного Жорда Олли.

— Разве он бедный… — начала было Рич, и тут Айра почувствовала тень на лице.

Она рванулась в сторону, ощутила близкий выдох и шелест смертоносной стрелки возле щеки и метнула в мертвого Бравуса ледяную молнию прежде, чем стрелка задрожала, вонзившись в резные перила лестницы.

— Вот ты где пряталась, родственница, — протянула Айра, сбросив на пол тушу старшего наставника.

Ледяные иглы пронзили грудь сестры Лека, но она и без того доживала последние мгновения. Живот и ноги ее были поражены гнилью, а только что сброшенный с нее старик явно причинял ей своим весом невыносимые муки. Она хрипела, но смотрела на Айру гордо. Светлые волосы слиплись от пота. Тонкие корептские ноздри раздувались от ярости. Рука с зажатой в ней тонкой трубкой бессильно обвисла. На шее блестели собранные из амулетов бусы.

— Вот почему я не разглядела тебя сразу, — поняла Айра. — Туск постарался.

— Да, — прохрипела воительница, которая в давнее знакомство с нею Айры была почти девчонкой. — Туск знал толк в амулетах. В колдунах он не разбирался. Этот Бравус и вправду был увальнем, но заклинание могильного тлена вызубрил назубок. Тут нам не повезло…

— Вам и не должно было повезти, — склонила голову Айра. — Не по зубам вам этот город. Зачем вам Тир?

— У него отметки великого тана, — с трудом выдавила из себя Зерта. — И он станет великим таном, едва попробует крови, попробует власти. Или ты думаешь, что завитки на его плечах просто узоры? Это следы магии хеннов, безмозглая сайдка! Они уже теперь жгут его плечи! И эту боль можно будет утолить только кровью! Чужой кровью!..

— У него будет возможность утолить жажду. — Айра наклонилась к лицу Зерты. — Где Лек? На что он рассчитывает? Где девчонка? Мне нужна дочь Марика!

— В полдень, — прохрипела Зерта. — В полдень ты получишь девчонку в обмен на Тира! А где Лек, я тебе не скажу. И не только потому, чтобы не перебегать брату дорогу. Я не знаю, где он. Тот, кто нас вел, не говорил, где мы найдем убежище…

— Кто вас вел? — еще ближе наклонилась Айра.

— Он не показывал лица. — Зерта попробовала рассмеяться. — Он слишком мудр для этого. Он даже смог сговориться с Леком, а это непросто. После той войны мой братец стал немного… не в себе. Но этот неизвестный еще страшнее, чем Лек. Это он придумал корчу. Это он помог пробраться нам в город. Это он научил сражаться два десятка молодых хеннов так, как не может сражаться ни один сайд.

— Их уже меньше двух десятков, — заметила Айра.

— Их будет столько, сколько надо… — Зерта закрыла глаза и тяжело задышала. — За стенами Скира целое войско! Скоро башни рухнут и хенны войдут в город. Снат Геба был настолько глуп, что позволил врагу пустить корни в сердце Скира!

— А не глуп ли Лек? — продолжала шептать Айра. — Неужели он не чувствует, что сам лишь средство для воплощения чужих замыслов? Рич! Быстро ко мне! Помоги удержать ее! Тир, проверь остальные комнаты!

— Лек не глуп. — Зерта открыла глаза, едва пальцы Рич коснулись ее висков. — Он безумен. Именно это и нужно. Только безумный может справиться с безумием, которое нависло над твоим городом, Айра! А править тем, что настанет после окончания безумия, будет твой сын. Позже… А этому неизвестному не нужен Скир. Хотя мне кажется, что он ходит в советниках чуть ли не у самого конга. Он охотится тут на какого-то зверя. Кстати, он просил описать себя, если ты будешь его искать. Да, он знаком с тобой. Он просил сказать тебе, что порой он бывает очень низкого роста и у него всегда с собой меч, похожий на лопату, и фляга с жидким огнем. Почему он был уверен, что я буду говорить с тобой? Неужели ты так хороша? Зия очень ждет встречи с тобой!

— Где мне искать девчонку? — прошипела Айра.

— Завтра на площади, — растянула губы в улыбке Зерта и добавила, кашляя: — Не знаю, испробовал ли уже Лек ее плоти, но плеть ложится на ее белую спину с таким звуком…

Айра взмахнула посохом, и ледяные иглы почти разорвали Зерту, вышли из глаз, из ушей, изо рта. Рич с испугом посмотрела на окровавленные ладони.

— Она все равно бы ничего не сказала, — процедила Айра и обернулась.

Тир стоял за ее спиной. Его лицо было белым.

— Там никого нет! — раздался на лестнице встревоженный голос Жорда. — У вас тут пахнет кладбищем! О!.. Тьфу! Бравус выкапывал мертвецов и развлекался с ними?.. Сумка Туска?.. Я нацеплю на себя немного амулетов?.. А могу я взять вот этот меч?.. Что случилось? Вы оплакиваете старину Бравуса?..

— Что будем делать? — спросила Рич.

— Ждать, — ответила Айра. — Правда, я бы не хотела провести остаток времени здесь.

— Я знаю, куда пойти, — выпрямилась Рич. — Есть хорошее место. Тут недалеко. Дом Седда Креча. Я знакома с привратником.

— Жорд, — глаза Айры скользнули по искаженному болью лицу Тира. — Возьми этот меч. И сумку с амулетами. Отнеси ее Вертусу, они ему нужны. И еще. Побудь пока там. Если Марик где-то и будет искать нас, только в храме Мелаген. Передай ему, где мы.

Глава двадцать третья
Преодоление

Время по-прежнему текло медленно. Рин еще раз обследовал кельи, простучал стены. Пытался смотреть сквозь них, но заброшенная тюрьма была выдолблена в сплошной скале. Затем попробовал выломать двери камер, но они были забиты в скалу намертво. Пришлось доставать из ножен меч.

Рин распустил шнуровку на рукояти, потянул меч на себя и, как всегда, почувствовал тепло клинка. Даже в кромешной темноте он не был серым, как все вокруг, а виделся в естественном свете — лепестком желтоватой кости, обрамленным черной каймой. На мгновение Рин представил, что за ручища могла бы иметь на пальце такой ноготок, вздрогнул от холода, поползшего вдоль спины, и рассмеялся собственному испугу.

Меч перерубал бронзовые петли играючи. Казалось, что изрядная толщина клинка должна была неминуемо заклинить его, но металл словно распадался от прикосновения кости. Рин даже подошел к стене и попытался рубануть камень. Пыль и щебень брызнули в стороны, на стене образовалась борозда глубиной в толщину пальца, но клинок нагрелся так, что Рин отдернул руку, прикоснувшись к нему.

— Не буду, — пересиливая боль, он погладил кость. — Не буду.

— Добываешь бронзу? — донесся голос сверху. — Пожалей меч. Он не для грязной работы.

— Я уже понял, — проворчал Рин. — А бронза ценится, кстати. Вот выберусь отсюда, попробую продать.

— Выберись, — захихикал Камрет.

— Я даже поспал чуть-чуть, — крикнул Рин. — Тут уютно! Ты-то где пропадал?

— Заботы! — заскрипел коротышка. — Ты же знаешь, я всегда при деле. К тому же я на охоте!

— А как обходишься без игры? — спросил Олфейн. — Ты же всегда любил бросить кости!

— С кем тут играть? — хмыкнул Камрет. — К тому же зачем мелочиться? Если уж бросать кости, то сразу много. Тысячи костей! Десятки тысяч! Правда, они пока что покрыты плотью…

— Тут, кстати, тоже много костей! — сказал Рин. — Не подскажешь, что за местечко?

— Да уж и скрывать нечего, — зевнул наверху Камрет. — Тут, до того как Ирунг начинал строить дворец конгу, было несколько усадеб всякой мелкоты и домик самого Ирунга. Вот от его домика темница и осталась. А ты думал, что старый маг был добряком? Думаю, что, когда он засыпал ход в темницу, часть узников была еще жива!

— А ты как докопался сюда? — поинтересовался Рин.

— Камень тут хороший, — объяснил Камрет. — Никакая магия его не берет. Кровью пропитан, что там, внизу, что здесь. Наверное, Ирунгов палач как раз тут и упражнялся. Я даже огородил это место — так оно мне понравилось. Да так огородил, что и старик Вертус, Ирунга заменивший, его не заметил. Хотя он и не ходил на стройку, все на пергаментах вырисовывал — что да куда. А я искал место, куда определить самых неуемных дружков. Тут хоть обколдуйся, все равно наружу ничего не выйдет!

— Однако сам подколдовываешь? — выкрикнул Рин. — Я смотрю, через одну из дыр ветерком дует. Или у тебя там окно открыто?

— Бери выше, — засмеялся Камрет. — У меня тут крыши вовсе нет. Но подколдовываю, да. Сам по себе ветерок в дыру не задует! Или ты хочешь, чтобы я дал задохнуться старинному приятелю?

— Думаю, что именно это ты мне и готовишь, — признался Олфейн.

— Может быть, — пробормотал Камрет. — Я еще не решил. Есть еще мысль залить тебя водой. Или жидким дерьмом, смотря по настроению.

— Лучше водой, — попросил Рин. — Хоть поплаваю. Что касается дерьма, то при всем признании твоих способностей моя казнь затянется.

— Ты даже не представляешь, насколько заблуждаешься, — захихикал Камрет. — Ну ладно, пока я тебя оставлю. Охота идет, надо присматривать!

— Ты бы не закрывал отверстия! — закричал Рин. — Я бы подышал пока? Тут воняет, как в могиле. А то ведь задохнусь! А какое, в самом деле, удовольствие, если не наблюдать за муками?

— Ты становишься взрослым, Рин Олфейн, — хмыкнул Камрет, и сверху чуть слышно донеслись шаги. — Не скучай!

— Спасибо, коротышка! — крикнул Рин и стал ворочать бронзовые полотна.

Когда из дверей и дверных рам получилась корявая башня, Рин еле стоял на ногах. Однако он забрался по ней на самый верх и почти дотронулся до низкой части купола. Конструкция подрагивала, но стояла крепко, скрученная по углам железными прутьями, вырубленными из смотровых окошек в дверях. Рин удовлетворенно слез с получившейся вышки и отправился к наскоро оборудованному лежбищу. Там он, не жалея воды, промыл руки и поел, после чего потратил некоторое время на то, чтобы заживить ссадины и отдохнуть.

Сон его был коротким и темным. Кошмары топтались где-то рядом, но через очерченный им же самим во сне круг не прорвались. Поднявшись, Рин выпил вина и надолго задумался. Сначала он обдумывал то, что собирался совершить, и пытался оценить пределы своих возможностей. Затем его мысли переметнулись на то, что им движет, кроме необходимости быть в нужное время рядом с Айрой и Орликом и жгучего желания хотя бы взглянуть в глаза негодницы Рич и даже, если боги будут милостивы, вдохнуть запах ее волос.

Потратив некоторое время, Рин уверился, что в нем нет ненависти, потому как тот огонь, что горел в его сердце, мог быть чем угодно — негодованием, гневом, но не ненавистью и злобой. Поняв это, Олфейн выдохнул с облегчением, потому что, отыскав в себе хоть крупицу мерзости, он бы потратил долгое время на ее выжигание и мог не успеть к сроку. Он ясно осознавал, что не годится на роль доброго храмовника и заботливого лекаря, но тяжести в его груди не было, хотя боли хватало с избытком. Завершив с самопознанием, Рин задумался о дальнейших шагах, представил все, что ему предстояло совершить до утра, поднялся и приступил к делу.

Сначала он еще раз осмотрел две кучки мусора, образовавшиеся на полу под отверстиями, и выбрал то, через которое с ним говорил Камрет. Оно было ближе к центру, и чуть больше. Рин сдвинул мусор в сторону, вынул из ножен меч, отданный ему Тиром, и выдолбил в полу ямку, которую тут же заровнял пылью, отметив оторванной от скамьи планкой.

Затем Рин взял все тот же меч Тира и, избегая углов и скрещиваний, начал чертить линии. Он ставил меч возле отмеченного центра и проскребал канавку почти до стены, плавно загибал линию и возвращался к центру. Постепенно на полу заброшенной тюрьмы образовался цветок. Увидев его, Айра, пожалуй, не похвалила бы ровность линий, но еще скорее обругала бы Рина за упрямство и невнимательность — линии должны быть собраны на предмете, находящемся в центре рисунка, а не непонятно где вверху. Конечно, если Рин не собирается отправить в какие-нибудь окраинные земли пролетающую над рисунком птицу, тем более что не бывает птиц с размахом крыльев в десятки локтей.

Закончив с руганью по поводу неправильного или даже глупого выбора цели, Айра тут же потребовала бы, чтобы прежде, чем тренироваться на камнях, Рин непременно отправил по адресу что-то более легкое — ветку, ворох листьев или шишку. Рин, конечно же, не преминул бы заметить, что если то место, куда он собирается позабрасывать камешки, благодаря каким-то чудесам вдруг станет многолюдным, то ветка или ворох листьев, появившиеся из воздуха, только увеличат количество любопытных, и уже шишки там не понадобятся, поскольку для их получения вполне будет достаточно нескольких мелких камней.

Однако Айра обязательно спросила бы, к какой из звезд привязал свой рисунок Рин, потому как точкой опоры для перемещения из одного мира в другой должна быть точка на небосводе, так как любая звезда есть олицетворение всех окраинных земель, окружающих земли Заповедные.

На этом месте Рин должен был бы почесать затылок и развести недоуменно руками, но Айра бы и тут не угомонилась. Наконец, и это было бы самым бесславным завершением очередной попытки обучения Рина самостоятельному перемещению из одного мира в другой, она бы безапелляционно заметила, что такой громадный рисунок не наполнит силой даже целая дружина изощренных магов, а следовательно, сила Рина рассеется и на пролетающую птичку подействует настолько крохотная ее часть, что она не отправит в окраинные земли даже ее перышка.

Рин, конечно же, возмутился бы и с немалой ехидцей заметил, что сама Айра не только не рисует никаких цветочков, но даже не шепчет никаких заклинаний. А между тем с той или иной степенью легкости перемещается из одних окраинных земель в другие, да не одна, а с целым отрядом. Потому как если Рин тянет на рослого и крепкого воина, так Орлик тянет на троих, то есть на отдельный полноценный дозор, а уж если учесть тот запас провианта, что он тащит всякий раз с собой…

Вспомнив Орлика, Олфейн невольно улыбнулся, хотя, завершая последний лепесток, вновь вспотел, а когда очищал бороздки от пыли, еще и вымазался в грязи. Но вода пока имелась. Рин снова вымыл руки и снова постарался очистить голову и сердце.

Теперь предстояла самая неприятная и самая важная часть работы. Сверху по-прежнему тянуло ветерком, но запах тлена пересиливал все, и именно тленом теперь предстояло заняться Рину Олфейну, нефу, охотнику на нечисть, магу-самоучке, которого угораздило попасть в глубокую яму, глубже которой он даже не мог себе представить.

Рин закрыл глаза. Все-таки учиться у Айры не получалось. Не то чтобы она неохотно делилась знаниями или отказывала в совете, нет. Но попытки разобраться с тем, что она умела, наталкивали Рина на необходимость прислушаться к ее голосу и смотреть ей в глаза. И Олфейн всякий раз боялся увидеть в ее глазах обиду на то, что он не был достаточно настойчив, чтобы примирить ее с ее бедой, не попытался добрым словом и прикосновением размягчить если не ее тело, то хотя бы сердце. И все-таки он заглядывал в глаза сайдской колдуньи и всякий раз сталкивался с худшим, нежели с обидой, — с болью, которая никогда не была связана именно с ним, а просто туманом стояла в ее глазах. Туманом, который мешал ей увидеть и Рина, и Орлика, боготворящего «ледяную» старшую, а порой и ту нечисть, охотиться на которую они отправлялись неразлучной троицей.

Так что все чаще и чаще Рин отправлялся к зоркому старику, чтобы угостить его вином и поговорить с ним о чем-то важном, да и научиться магии, крохи которой старик то отцеживал по одной, то высыпал на ладони Рина целой пригоршней.

— Магия подобна книгам, — повторял он раз за разом, и Олфейн уже не пытался поправить старика, говоря, что есть книги о магии, а есть книги о разной ерунде. — Магия подобна книгам, — говорил старик. — И учиться магии нужно так же, как учатся чтению. Сначала нужно выучить знаки, которыми написаны книги. Какими бы эти знаки ни были. Руны, буквы, линии, завитушки, рисунки, точки — все годится. Но дальше я бы остерег тебя от заучивания первых попавшихся под руку свитков. Нет, парень, некоторые поступают именно так, и они даже добиваются кое-чего, но такой путь подобен изготовлению золотых побрякушек. Зайди на большом рынке в ряды ювелиров! Посмотри, у одного мастера лежит перстенек и у другого. Брось их на чашки весов — ни один не перевесит другой, расплавь их в тигле да вылей в форму — получишь два одинаковых кирпичика. Но один стоит в десять, сто раз дороже другого. Почему? Посмотри, и все поймешь. Дешевый или отливается в форме, как сотни его собратьев, или лепится по лекалам. А тот, что дороже… Он как песня. Кто-то поет, а кто-то мастерит чудесные вещи, строит удивительные дворцы, колдует! Нет, я вовсе не против того, чтобы ты заучил какие-нибудь забавные или полезные заклинания, но сразу после заучивания ты должен разобрать их на буковки, на крючочки. Разобрать и снова собрать. Изменить, еще раз изменить, попробовать так и этак, перевернуть с ног на голову и снова попробовать, посмотреть, что за что цепляется, как и на что влияет! Демон тебя раздери, парень, разве есть что-нибудь интереснее узнавания и постижения? Ну разве только узнавание и постижение какой-нибудь юной красавицы, но так и это магия! Или нет? Слушай, может быть, я уже и забыл все?..

Да, так оно и было. Ох, и натворил же Рин дел, переиначивая те заклинания, что выуживал из старых свитков или вымучивал у Айры! Пока прикупили домик на окраине, четыре раза пришлось гостиницу менять, один раз так вообще чуть не спалил ее Олфейн вместе с постояльцами и хозяином.

Айра сначала ругалась с молодым напарником, а потом сняла гостиницу у заросшего бурьяном пустыря и выгоняла Рина упражняться с магией туда. Через год пустырь покрылся пеплом, забыв не только о сорняках, но и о любой траве, а потом чего только на нем не выросло. Орлик все ждал, что мертвецы из могил полезут. Кладбище там, как оказалось, какое-то было. Уже ни камней, ни ритуальных колод не осталось, а все никто не решался построиться на древних костях. Рину они тогда не помешали. Или наоборот, помогли прочувствовать иную сторону магии?..

Олфейн вздохнул. В его подземелье по-прежнему было темно, но он чувствовал, что там, наверху, пока еще черное небо начало светлеть. Времени оставалось все меньше.

Он поднялся, взял корзину и пошел к самой дальней келье. Мертвец, который лежал в ней, уже высох так, что нельзя было определить ни его возраст, ни племя. Глубоко вдохнув, Рин наклонился, поднял странно легкие руки, которые выскочили из рукавов полуистлевшей рубахи. Положил в корзину голову. Аккуратно сложил пополам и засунул туда же остальное, затем вернулся к центру рисунка, куда предусмотрительно притащил скамью.

Больше сегодня прием пищи Рину не грозил. Пришептывая песню о погребении и посмертной милости, обращаясь к Единому и богам Врат посмертия и суда, он аккуратно освободил полуистлевшее тело от одежды и положил его так, чтобы живот был в центре рисунка, руки и голова раскинулись на три соседних лепестка, а ноги — на два противоположных. Встряхнул и подергал рубаху, отбросил ее в сторону — она расползалась в руках на части, — а порты оставил, связав две штанины вместе.

От рук невыносимо пахло тленом, но Рин встал и пошел за следующим трупом. Закончил он, когда, по его расчетам, диск Аилле показался над Молочными пиками. Собранная из одежды покойников веревка с добавкой собственной рубахи, портов и плаща вышла на шесть десятков локтей с запасом, который пошел на крепкий узел на выгнутой из железных прутов трехрогой кошке. Трупы, которые из-за тленности и худобы едва поднялись над центром рисунка на полтора локтя, образовали руками, ногами и смеющимися головами страшный цветок. Оставшийся в тонких портах и сапогах, свернув кольчугу, Рин надел перевязь, повесил через плечо суму и вымыл лицо и руки.

— Эй! — донеслось сверху. — Ты жив еще, малыш Олфейн? Все в темноте сидишь?

— Пока жив, — бодрым голосом отозвался Рин. — А в темноте глаза отдыхают! Да и давно мечтал выспаться, только не думал, что высплюсь у тебя в гостях, Камрет!

— Вот и хорошо, — хихикнул коротышка. — Правда, ты уж не обессудь. Возможно, скоро я захочу с тобой позабавиться! А может быть, и вовсе забуду о тебе. Но до полудня можешь спать. Аилле поднялся над горами! Скир просыпается, смотрит в зеркало и трясется от ужаса! Эх, об одном жалею, парень, что не увидишь ты моей охоты!

— Все в твоих силах! — крикнул Рин. — Подними ловушки, выгреби песок, и я с удовольствием полюбуюсь Аилле и подивлюсь твоей охотничьей удаче!

— А-а-а-а! — закатился в хохоте Камрет. — А ты, малыш, явно избавился от вечного недовольства! Знаешь, что я больше всего люблю?

— Наверное, свежей человечинки к обеду? — предположил Рин.

— Ну нет, — хмыкнул Камрет. — Человечинки лучше на ужин, обед располагает к сладостям. Больше всего я люблю обрезать роды. Вот убью девчонку, от которой у тебя замирает сердце, сразу три рода оборвется — и род Сурры, и род Сади, и род Сето. Хотя нет, Сади пока не найден, если он жив, конечно. А Сурра обильно семя разбросал, обильно. Но Заха уже, как я понимаю, нет, кто там остался?.. Да, Айра и Тир! Вот и весь Сурра!.. Эх, не смогу пресечь род Дари! Туточки только он сам да Илька, если она доживет, конечно, до вечера. А разыскивать его женушку времени нет, да и охоты. Но зато прикончу род Олли, и кое-какие прочие танские династии укоротятся. До Орлика доберусь, да мало ли ниточек еще можно оборвать? Эх, парень! Времени у меня маловато, а то спустил бы к тебе всех твоих убогих друзей, да посмотрел, как через неделю-другую вы будете рвать друг другу зубами глотки!

— Ты изменился, Камрет, — негромко проговорил Рин.

— Не нравлюсь? — притворно обиделся коротышка. — Так вот что я тебе скажу, таким я и был всегда. Когда маленьким и горбатым, когда большим, когда очень большим, но всегда одинаковым. Просто ты плохо видишь! Но я добрый. Вот закончу охоту и попробую заглянуть сюда. Только ради тебя. Вечерком, прежде чем позабавиться с тобой, побуду немного толстеньким пузатым старичком. Хорошо?

— Уж постарайся! — крикнул Рин, но ответа не последовало.

Олфейн еще долго стоял, всматриваясь в бледное пятнышко света над головой. Потом выпил вина, взял меч и, надрезав основание ладони, пустил струйку крови в кувшин. Затем покрыл кровью клинок. Холодный ветер подул сначала из одного угла подземелья, потом из второго. Мурашки побежали по спине Рина Олфейна, поднялись по шее, по вискам и стянули кожу на затылке.

— Единый всеблагой, — прошептал он, — помоги мне! — И начал повторять без остановки: — Помоги мне, помоги мне, помоги мне… — пока ставил кувшин возле выложенного из мертвечины цветка, пока прилаживал на пояс страшную веревку, пока стоял под отверстием, выглядывая в точке небосвода искру дневной звезды, и пальцы мертвецов словно щекотали его почти голые ноги.

Звезда появилась, и, выкрикнув нужные слова, Рин вонзил в центр цветка окровавленный меч! Задрожали ноги мертвецов, сомкнулись сухие пальцы, распахнулись проваленные рты, моля об утолении жажды, и струя вина, смешанного с кровью, хлынула на подрагивающий клинок.

Серое зрение исчезло, тьма сомкнулась, но тут же вспыхнуло, как прокаленное масло, вино, разбегаясь по линиям, вырезанным в полу. И вслед за ним вспыхнули уже начинающие обретать плоть мертвецы, засветился пропитанный кровью пол, и оплыл, капая расплавленным металлом, меч, а в ушах застыл истошный крик, словно вековые муки можно было выразить в одном звуке. И Рин, зажимая уши, покатился под гнилую скамью, уже не чувствуя, что весь дворец конга качается и шевелится и что воздух дрожит, занимаясь вихрями точно так же, как он дрожит, когда Айра обращается к бездне, живущей внутри нее, чтобы пройти из одной окраинной земли в другую.

Когда Олфейн открыл глаза, все закончилось. Подземелья больше не было. Теперь он просто сидел в глубокой яме.

Вырезанный в камне купол исчез вместе с огромным куском скалы. Стены ямы были гладкими, словно вышли из-под рук искусного камнереза, и повторяли форму цветка. Пол бывшего подземелья покрывал слой пепла.

Рин чихнул раз, другой и полез на бронзовую вышку. Оказавшись наверху, он снял с пояса веревку, забросил ее за край ямы, подергал, убедился, что крюки уцепились за тяжелую скамью, повис над образовавшейся пропастью, толкнул ногой вышку, отчего та упала и разлетелась надверные полотна, и только после этого выбрался наружу. Над Скиром поднимался утренний Аилле. Рин проверил собственный меч, посмотрел на вымазанные пеплом тонкие порты, представил, как в одной из окраинных земель вдруг появился огромный камень, вырезанный в форме цветка с углублением с одной стороны и двумя отверстиями в нем, и не удержал улыбку.

Глава двадцать четвертая
Корни и цветы

— Не надо! — закашлялся на ступенях лестницы вымазанный в пыли и паутине Орлик. — Не надо уполовинивать. Или не теперь. Займемся лучше Илькой. Я нашел ход!

— Хорошие новости? — крикнул Насьта, выпустил стрелу, кивнул в ответ на крик боли и тут же покачал головой. — Как твои раны, великан?

От тяжелого удара внизу загремела дверь.

— Болят, — кивнул Орлик. — Но терпеть можно. А доберусь до Рина, так и вовсе молодцом стану!

— Подрастешь или как? — спросил Насьта, снова натянул тетиву и тут же с досадой покачал головой. — Щитами накрылись!

Основание башни снова потряс удар.

— Вот так они борются с корчей! — раздраженно заметил Марик. — А ведь ты прав, Насьта, кто его знает, не оказался бы с оказией и я среди таких старателей. Орлик, Рин семейный или одинокий?

— Одинокий! — ответил вельт, вздрогнув от очередного удара. — Я, кстати, тоже. И подрастать уже не буду, и так все притолоки лбом пересчитываю. А ты чего спрашиваешь?

— Да так, — пожал плечами Марик, повернув к нему бледное лицо. — Девчонка-то моя поплыла. Как посмотрит на вашего Рина, так лицо пятнами идет и руки дрожат.

— Да-а? — с завистью протянул Орлик. — Когда девки на меня смотрят, если и дрожат, то от страха.

— А есть чего бояться? — поднял брови Насьта. — Знаешь, мне одна балька… Да-да! — огрызнулся он в ответ на укоризненный взгляд Марика. — Именно одна балька сказала, что всякий мужик, ну хоть баль, хоть сайд, хоть ремини, ну словно коробка с подарком, кувшин с яблоком внутри, пирожок с начинкой!

— Пирожок? — заинтересовался баль.

— Ну да! — воскликнул Насьта. — Ведь оно как: всякая баба может оценить мужика по росту, по ширине, по стати, по мозгам!

— Пироги с мозгами, — понял Марик.

— Да нет! — поморщился ремини, снова выпустил стрелу и снова скривил губы. — Корень она узреть не может, пока дело до горячего не дойдет! А знаешь, как бывает? Дерево вот растет на болоте, ствол у него — не обхватишь, ветви — что крыша, высокое — если залезешь, устанешь падать, а корня нет! Ну есть, конечно, но все равно что нет. Ерунда, а не корень. А вот есть куст такой, ядовитой ягодой плодоносит. Ерунда, а не куст, но уж корешок у него что твоя нога, Орлик! Лихоманкой кличут, кстати. От тех ягод, что на кусту, расстройство случается.

— Ты, выходит, — нахмурился Марик, — у нас за лихоманку?

— Да не о том я! — сплюнул Насьта. — Я о бабах! Она же, когда тянет тебя из земли, не знает, какой у тебя корень. Вот сидит она, смотрит на Орлика и трясется от страха. А вытянет его из земли, а там ничего страшного!

— Показать? — сдвинул брови вельт.

— Я не из пугливых! — гордо выпрямился ремини. — У меня вот все по-другому! Бабы, когда я с ними беседу завожу, тоже трясутся, но от смеха. Потом, конечно уже не смеются, а как расставаться — в слезы!

— Нет, — покачал головой Марик. — Ты уж договаривай, ты лихоманка или это… ну, болотное!

В это мгновение Насьта шагнул в сторону, и в бойницу с шипеньем влетела и воткнулась в балку потолка обмотанная паклей пылающая стрела. Штурмующие радостно завопили, языки пламени начали лизать потолок, горящие капли упали на пол.

— Подожди! — остановил Марик Насьту, решившего сбить пламя плащом, и повернулся к Орлику. — Я плохо расслышал, ты что-то говорил о тайном ходе?

— Точно так, — кивнул вельт. — И кажется мне, что надо поторопиться. Эти ребятки, — он кивнул на бойницу, — и без нас тут позабавятся, а вот Айре помощь понадобится в любом случае!

— Пошли. — Баль отбросил лук. — Эх, брат Насьта, что-то мне подсказывает, что придется возвращаться Оре из Гобенгена не в Скир, а в Репту, да отбывать на дальнюю речку, где проживает мой знакомый ремини.

— Ремини разные бывают! — заметил Насьта. — Этот, о котором ты говоришь, заслуживает доверия или как?

— Пока вроде не подводил, — усмехнулся Марик, спускаясь вслед за друзьями вниз.

Удар пришелся по двери в тот самый момент, когда Орлик остановился возле нее. Гул прошел по всей башне, Насьта с гримасой зажал уши, тут же что-то загремело снаружи, и двор огласился воплями и стонами.

— Уронили, — с удовлетворением потер руки Орлик. — Бревно уронили. На ноги! Простенькое заклинание — горячим оно им показалось!

— А это что? — Марик пнул ногой перевязанный бечевой сундук. — И где твой ход? Если он и есть, разве он не в подвале? И зачем ты запалил масляные лампы?

— Отвечаю по частям, — вздохнул Орлик. — В сундуке еда, поскольку еда — самое главное лекарство и главная принадлежность любого воина! Как и вино, что плещется у меня на плечах в этих влажных мехах.

— Я-то думал, что главное нечто другое. — Баль погладил древко глевии, коснулся меча, висевшего на поясе. — Хотя меч ведь у тебя тоже есть, пусть он и похож ножнами на здоровенный кухонный нож!

— Ну так по привычкам и клинок, — подмигнул Насьте великан. — Что касается хода, то в подвале он тоже есть, но никуда толком не ведет. Не додолблен!

— Будем додалбливать? — нахмурился Марик и посмотрел наверх.

Над лестницей начинал клубиться дым, потянуло гарью, к воплям штурмующих добавился треск на верхних ярусах башни.

— Зачем же? — удивился Орлик. — Выход здесь!

— Я знаю, — кивнул баль, ткнул пальцем на дверь, которая нисколько не пострадала от напора штурмующих, и с грустью объяснил: — Но там головорезы из дома Ойду!

— Я сам туда не хочу! — удивился вельт. — Или ты думаешь, что я зажег лампы, чтобы облегчить задачу воинству этого самого Гармата Ойду? Ты не поверишь, ход именно здесь! Приглядись! Ничего не видишь?

— Вижу много отличной бронзы, которая использована Ирунгом Стейча слишком расточительно! — раздраженно заявил Марик.

— На первый взгляд! — поднял палец Орлик и обернулся к Насьте, который уже начал крутить головой и с беспокойством прислушивался к воплям за дверью. — А ты?

— Через крышу полезут! — уверенно сказал ремини. — Тушить надо было стрелу! Дверь не пробьют, сделано на совесть. Сожгут крышу, бросят веревки или лестницы приставят и заберутся внутрь. Пусть и не раньше, чем завтра к вечеру. Тут и найдут наши печеные тушки. Останется только посолить! Где там ход с недодолбленной дырой? Я из вас самый маленький, надеюсь…

— Вот! — повысил голос Орлик. — Смотрите сюда! Видите? Эти полосы бронзы справа и слева видите? Они костылями забиты в кладку! Только слева костыли плотно прилегают к полосам, а справа…

— И справа плотно, — сплюнул Марик. — Куда уж плотнее?

— Да они вовсе приварены к листам! — пригляделся Насьта.

— В том-то и дело, — заметил вельт, наклонился, повернул костыль у пола, повернул под притолокой и осторожно повел влево только что казавшийся цельным и проклепанным лист бронзы.

— Единый всеблагой! — разинул рот Насьта. — Сюда бы моего папеньку, чтобы подивился!

— В другой раз, — бросил Марик, ударил по плечу ойкнувшего Орлика, подхватил лампу и шагнул в открывшийся за неприметной дверью ход.

— Шесть локтей стены. — Насьта тоже поднял лампу. — И в самом деле, зачем столько? Да тут конуру для привратника можно было бы соорудить! Узковато только.

— Дальше шире пойдет, — проворчал Орлик и протиснулся в узкий ход вместе с сундуком.

Дверь клацнула и встала на место. Проклиная тесноту, вельт снова повернул костыли, постучал для верности по двери и подмигнул Насьте, который снова начал улыбаться.

— А ты уже решил могильную играть! Подожди пока, братец. Я у тебя дудку видел, и у меня есть. Ну вот как, скажи, отправляться к престолу Единого, не подудев друг другу? А вдруг он там нас играть вместе заставит? Надо ж сыграться!

— Не тяните! — донесся снизу голос Марика, и новый удар бревна заставил Орлика притиснуть сундук животом к стене и скрестить пальцы.

Бревно снова загремело о камень, и двор башни во второй раз огласился воплями боли.

— Не бери, хозяйка, сковороду без прихватки, ушей не хватит боль снимать! — подмигнул вельт сам себе и пошел вниз.

За годы, прошедшие после смерти мага, ходом явно никто не пользовался. Шедший первым Марик поминал демонов, смахивая паутину и чихая от пыли. Насьта прислушивался к шуму над головой, который из-за глубины хода был почти неразличим. Орлик втягивал аппетитный запах копченостей, пробивающийся из-под крышки сундука, и подумывал, что явно наступило время завтрака, или ужина, или чего там еще, и вообще пора бы было перекусить. Только в самом начале пути великан на мгновение отвлекся от сладких мыслей, когда Марик громыхнул чем-то жестяным, и вслед за тем в стене хода обнаружилось окно, крюк с ведром и цепью и плеск воды в колодце.

— Вот потому и недодолбили, — изрек вельт.

Насьта с недоумением оглянулся, ну тут же продолжил прислушиваться. Ход был широким и высоким, даже Орлику не пришлось нагибаться. В стенах таились ниши, в которых стояли деревянные скамьи, чтобы маг мог отдохнуть по дороге, а над ними торчали лампы. Орлик даже перехватил сундук и встряхнул одну из них. Лампа оказалась заправлена маслом.

— Вот так и надо! — восхищенно проворчал вельт. — Скамеечки, лампы, потайные ходы, собственная башенка через дорогу от дома! Не помешал бы и сундук со звонкой монетой. Вот если еще и женушка этого мага ничего не знала про тайный ход и башню, тогда мне ничего не остается, как причислить этого самого Ирунга к числу наимудрейших мужей из тех, что осчастливили своим посещением окраинные земли!

— Женушка Ирунга умерла раньше него, хотя и была младше своего мужа, — откликнулся осторожно идущий впереди Марик. — И домов у Ирунга было несколько. Я точно знаю про еще один, который был на том самом месте, где построен теперь дворец конга. Только мне непонятно, Орлик, тебе-то зачем кроме дома еще и башня через дорогу с потайным ходом?

— Ну как же? — удивился вельт. — А куда я приведу какую-нибудь красавицу, если дома меня будет ждать злая и отвратительная жена?

— Так у тебя все-таки есть жена? — удивился Насьта.

— Пока нет! — испугался Орлик.

— Тогда зачем тебе жениться на злой и отвратительной женщине? — спросил ремини.

— Кстати, да, Орлик, — остановился Марик. — Зачем тебе такая жена? Ищи такую, как у меня! И башню не придется строить, и тайный ход копать. Кучу денег сбережешь.

— Ага, — хмыкнул вельт. — Правильно говоришь! Так ведь и жена подобна растению с неизвестным корнем. Или, говоря точнее, с неизвестными цветочками! Ни один демон не скажет, что распустится на ее веточках. Да и веточки, что вроде были мягки и нежны, мгновенно могут покрыться колючками!

— А ты поливай ее щедро, от мороза укрывай, да от жарких лучей, опыляй чаще и никому это дело не доверяй! — обернулся Насьта. — Тогда и распустится что надо, и созреет что хочешь!

— А еще вернее, присмотрись к кусту, от которого саженец будешь отщипывать! — добавил Марик, начиная подниматься по лестнице. — А ну-ка, вельт, иди сюда! Ты у нас мастер по тайным ходам и башням?

Ступени заканчивались стеной. Она была сложена из неровных камней и явно устроена не так давно, хотя пауки успели и ее затянуть своими сетями.

— Вот что мне всегда было непонятно, так это чем в таких местах питаются пауки! — недоуменно проворчал Насьта. — Я еще могу понять паутину в лесу, там мошкары — тучи! Но здесь? Даже я слишком крупный для этой паутины, чего уж говорить об Орлике.

— Ты знаешь, ремини, — Марик говорил медленно, но его голос подрагивал, — последнее время мне все больше кажется, что, пока мы смахиваем и сечем вот такую паутину, мы запутываемся в другой, которая покрывает весь город. Не знаю, куда теперь бежать, но если я буду медлить, боюсь, огромный паук подползет к моей дочери и высосет из нее жизнь.

— Ну что там, Орлик? — забеспокоился Насьта, которому вельт вручил неподъемный сундук с едой. — Ты уже нашел потайные ручки, петли, защелки? Как нам пройти дальше?

— Нашел, — буркнул тот, снова прижал ладонь к ране, отошел на шаг и ударился в стенку всем телом.

Стена с грохотом обрушилась, а когда пыль рассеялась, друзья увидели украшенный шкурами, оружием и доспехами огромный зал. Чуть в стороне, под висевшими на цепях лампами, стоял накрытый стол, возле которого сидела седая сайдка в дорогих одеждах. Она повернула голову, посмотрела на троицу и произнесла достаточно громко, чтобы друзья услышали каждое слово:

— Добро пожаловать в дом Стейча. Я племянница Ирунга. Незадолго до смерти он сказал мне, что однажды из старого камина могут выйти люди, которых я должна встретить со всей учтивостью и отправить к Вертусу в храм Мелаген, потому как только Вертус сможет помочь им, если они не могут помочь себе сами. Прошу вас подкрепиться! Скоро утро, а судя по шуму, что доносится от северной башни, вряд ли вы имели возможность даже поужинать.

— Кто как! — буркнул Насьта, Орлик расплылся в улыбке, но и того и другого оборвал Марик:

— Благодарю тебя, госпожа Стейча, но у нас совсем нет времени! Не дашь ли нам кого-нибудь из слуг, чтобы проводил в храм Мелаген самым коротким путем? Сады дома Стейча заканчиваются у ограды храма, и нам бы не хотелось ненароком затоптать чудесные растения, что украшают этот дом!

— Кто учил тебе изъясняться? — прошипел Насьта. — Я хотел бы поступить к нему учеником!

— Я позову слугу, — кивнула женщина. — И попрошу оказать мне маленькую услугу. Возьмите еду с собой и передайте корзинку с едой для моего сына — Сайса Стейча! Он вместе с четырнадцатью школярами остается в храме под присмотром наставника Вертуса. Я нисколько не оспариваю желание Вертуса обезопасить своих воспитанников от ужасной болезни, но мой сын привык к домашней пище.

— Госпожа Стейча, — Орлик прокашлялся и покрепче перехватил сундук. — Мы все отнесем, сколько бы еды твои слуги ни положили в корзины. Но прежде чем ты наполнишь хоть одну из них, позволю себе спросить: ты и вправду думаешь, что твой благородный сын будет в одиночестве хрустеть хлебцами и упиваться легким вином и печеным мясом поросенка, поджаренного с орехами и чесноком, а четырнадцать его соучеников будут смотреть на него и глотать слюни? Или ты передашь ему плотное одеяло, чтобы он мог накрыться?

— А тебя где обучали манерам, великан? — вытаращил глаза Насьта.

— Не слишком-то учтиво, — прошипел Марик.

— Но не менее изящно, — парировал Орлик.

Глава двадцать пятая
Дом Креча

Все годы после войны с хеннами за домом Седда Креча следил его последний слуга — Раик. Когда-то он был молодым и шустрым, но время превратило Раика в седого старика, что не мешало ему управляться с огромным зданием в одиночку. Почти все помещения большого и прочного особняка были закрыты на крепкие замки, и свободными оставались только кухня, гостиная, комната самого слуги, да кладовая, в которой стояло множество сундуков.

Вот как раз их содержанием и занимался большую часть дня Раик. Вытряхивал и перекладывал душистыми травами одежду, отыскивал и уничтожал следы патины и ржавчины на оружии и посуде, проверял и пересчитывал имущество. В огромных свитках было указано все, что оставил после смерти гордый тан, и Раик неустанно сверял должное и имеющееся. Там же где-то были указаны и родственные связи Седда Креча. Предпоследнему конгу так и не довелось заполучить хоть какого-то наследника кроме своенравной внучки, о существовании которой он так и не узнал. Зато о ней знал Раик.

Снат Геба неспроста оставил старика надзирать за имуществом конга, пусть даже из всего имущества у Седда Креча и остался только дом в столице, да полуразрушенный замок в лесу за Боркой. Раик слыл среди танской челяди Скира честнейшим слугой, о чем частенько напоминали нерадивым прислужникам во многих танских домах, но честность его все же имела некоторую поддержку.

Небольшое содержание выплачивал Райку сам конг. И пусть от выделяемых денег оставалась едва треть, так как большая часть уходила на поддержание в порядке кровли дома, на замазывание щелей и трещин, а также на прокорм семейства воронов, гнездившихся в запущенном саду возле дома Креча, — оставшееся позволяло Райку не только не сидеть голодным, но и откладывать гроши на крохотный домик в какой-нибудь деревеньке близ Скира.

Раз или два в год Раик открывал замки и вымывал полы и стены в остальных комнатах, не уделяя внимания разве только подвалам, потому как не очень хотел срывать танские печати с них, что неминуемо вынудило бы его заводить новые свитки и составлять новые списки богатств дома Креча. Возможно, что где-то в подвалах дома стояли сундуки и с более ценным содержимым, чем старая одежда и посуда, но Раик даже не задумывался об этом.

Он мечтал о том дне, когда ворота дома Креча откроются и в них войдет новый тан с молодой женой — Рич. Нет, Рич и так частенько забегала в гости к седому старику с крючковатым носом. Зря, что ли, он угощал ее сладостями, когда им случалось столкнуться на рынке или у заведения Марика. Но ведь другого способа войти во владение домом, как выйти замуж за какого-нибудь младшего сына одного из танов, готового ради будущей жены сменить родовое имя на Креча, вроде и вовсе не было?

Да, было о чем подумать старому слуге. Он даже завел свиток, в который стал заносить имена всех молодых танских отпрысков, и частенько засиживался над этим списком допоздна.

Вот и вчерашним вечером мысли Раика витали где-то возле будущей счастливой жизни, в которой дом раскроет все двери, а в его коридорах и на лестницах будут звучать не только голоса хозяев, но и голоса многочисленных детей.

А что, если счастливое будущее не так уж и далеко? Что там случилось на арене? О чем говорили бабки, проходившие с корзинами по улице? Неужели правда, что внучка Седда Креча чуть ли не победила в состязаниях молодых воинов, то есть получила бляху воина? Выходит, она могла явиться в свой дом и без замужества?

Раик так разволновался, что собирался уж выйти из дома, чтобы расспросить слуг из соседних домов, но потом началось страшное: зажглись костры, глашатаи на улицах закричали об ужасной болезни. Так что Раик запер ворота во двор усадьбы и лег спать, забыв подумать даже о том, что, если верны и прочие разговоры и Сната Геба больше нет, кто же будет платить Райку за содержание дома? Проснуться ему пришлось под утро.

Сначала он услышал стук в ворота, но решил не открывать, потому как не открывал ночью никому и никогда, и уж тем более не собирался греметь замками в такое страшное время. Стук прекратился, но ненадолго, чтобы возобновиться уже у дверей дома. Когда же знакомый голос пообещал Райку серьезные неприятности и выломанную дверь, старик обеспокоился всерьез, предполагая, что спокойное течение его жизни нарушено раз и навсегда. Он накинул на плечи шерстяное одеяло и выглянул через окошко комнатки привратника. В свете звезд ворота оказались распахнутыми, словно кованые створки и не соединяла прочная цепь, а на ступенях у дверей дома стояли трое в плащах стражи.

— Рич? — с потаенной радостью окликнул неизвестных старик, рассмотрев стройную фигурку.

Девчонка отозвалась, и вскоре Раик уже открывал дверь и разглядывал нежданных гостей. Двоих из них старик знал: саму Рич и высокого парня с корептским разрезом глаз. Раик часто встречал его на рынке вместе с матерью — Орой, которая никогда не отказывала старику во врачевании его больной спины и ноющих при непогоде коленей.

Тем большим было его удивление, когда он услышал, что Тир обращается как к матери к незнакомке, которая на вид вряд ли превосходила возрастом самого Тира больше чем на десять лет. Все трое были одеты в плащи и шлемы стражников, но на этом сходство и заканчивалось. Рич, с гордостью показавшая Райку бляху конга, как обычно, щеголяла в бальских портах и рубахе, разве только опоясалась еще и каким-то старым мечом, да повесила на пояс то ли жезл, то ли потускневший оловянный пест для толчения угля. Тир имел кроме всего прочего еще простенькую кольчугу и тщательно упрятанный в потертый кожаный чехол меч. Зато незнакомка, которая в отличие от коротких золотых волос Рич носила роскошную темную гриву и щеголяла в одежде состоятельного дучского торговца, имела сразу два меча. Они торчали у нее над плечами, и даже плащ был прихвачен бечевой поверх их гард.

— Айра, — представилась она с легким поклоном, словно Раик был не слугой, а дальним родственником самого Седда Креча.

Раик закашлялся, запинаясь, назвал свое имя, зачем-то поклонился в пояс и наконец пошаркал на кухню, чтобы развести огонь и приготовить что-нибудь для нежданных гостей, да заодно поразмыслить, хорошие ли перемены ожидают дом Креча и отчего у него потемнело в глазах от одного взгляда этой самой Айры.

— Хороший старик, — между тем заметила колдунья и одобрительно кивнула, глядя, как Рич раскатывает на полу огромный ковер, — Утро наступает, надо поспать. В полдень нам придется тяжело.

— Если удастся уснуть, — кивнула Рич и отправилась на кухню, выпросить у Раика одеяла и что-нибудь вроде черствых лепешек и кувшинчика легкого вина.

— Я пойду завтра сам, — твердо сказал Тир.

— Уже сегодня, — потемнела лицом Айра и добавила: — Рич — умница. Она может накинуть маску на кого угодно.

— Нет, — упрямо мотнул головой Тир и повторил: — Я пойду сам. Только Рин сложен почти как я, а его пока нет, да и вспомни линии у дома Бравуса. Я ведь немного понимаю в магии, их ведь не школяр какой-нибудь выводил. Да, Рич — умелица, такая же, как и ты, но если… Лек захочет проверить, я иду к нему или не я, он сделает это легко. Боюсь, что любой, кроме меня, тут же будет убит.

— О чем говорим? — спросила Рич, выставив перед собой блюдо высушенных с медом яблок.

— Тир собирается завтра идти к Леку, — медленно произнесла Айра.

— Понятно. — Рич громыхнула блюдом о низенький столик. — Но ведь мы будем рядом? Да и стражи полная площадь! Лебб обещал лучников. Вряд ли Лек затеет что-нибудь на самой площади. Скорее, снова передаст весть идти куда-нибудь. Но и этого будет мало, ему ведь нужно вывести Тира из города. А сделать это невозможно.

— Невозможно спрятаться в городе, а ему это до сих пор удавалось! — отрезала Айра. — Эх, как бы мне сейчас пригодился Рин!

— Как он? — дрогнувшим голосом спросила Рич.

— Пока жив, — коротко бросила Айра и отвернулась.

— Ты… — Рич коснулась рукой плеча колдуньи, посмотрела на Тира.

Он кивнул и отошел к дверям.

— Спрашивай, — Айра смотрела девчонке прямо в глаза.

— Рин… он, — замялась та.

— Он неф, — сказала Айра. — Впрочем, какая разница, кто он? В отличие от того же Насьты, в отличие от ремини, с нефом можно создать семью и даже нарожать от него детей. Я бы сказала так: Рин — обычный человек с каплей крови демона в жилах.

— Я не об этом спрашиваю, — поморщилась Рич.

— Да уж поняла, — усмехнулась Айра. — Он одно время был увлечен мной. Я оценила его мужество, красоту — хотя что для мужчины красота?.. Оценила его силу, но… он для меня всегда был как ребенок. Как тот же Жорд Олли для тебя. Правда, Рин выше ростом и далеко не глуп. Но дело даже не в этом. Я не позволила его увлечению стать чем-то большим. Мы были всегда… как ты и Тир, хотя я и была его старше. А теперь мы уже словно ровесники.

— Но почему? — не поняла Рич. — Ведь он такой…

— Он обыкновенный, — покачала головой Айра. — И ты обыкновенная. И я. И он это понимает.

— Я опять не об этом. — Рич снова замялась. — Вы так долго были рядом… Понимаешь… Вот если рядом растут два дерева и их стволы касаются, они рано или поздно прорастают друг в друга! Почему у вас этого не случилось?

— Мое сердце занято, — горько произнесла колдунья.

— Кем? — не поняла Рич.

— Его отцом, — почти прошептала Айра.

— Но ведь он… — ужаснулась Рич.

— Ты не поняла. — Айра посмотрела ей в глаза, отчего холод пронзил девчонку до костей. — Любви нет, но она не ушла. Она стала ненавистью. И она по-прежнему занимает мое сердце. Или все, что там осталось. Поэтому мое сердце пока занято.

— А… потом? — спросила Рич.

— Доживем до «потом», тогда и поговорим, — устало улыбнулась Айра. — Но Рина уже не будет в моем сердце никогда, так же как в твоем не будет Тира. Ведь ты понимаешь, о чем я? Но не считай меня ледышкой, ведь у меня есть сын. И дальше я не могу загадывать. А теперь надо поспать.

— К нам гости, — обернулся от двери Тир. — Жорд ведет кого-то.

Гостями оказались вконец измученный Орлик, которым тотчас же занялась Рич, Марик, Насьта и трясущийся от страха молодой Яриг. Он тут же отвел Айру в сторону и, размахивая руками, поведал ей что-то, после чего был отправлен вместе с Жордом в помощь к Райку. Айра уже собиралась переговорить с баль, но в двери снова раздался стук. На ступенях загремели секиры, Айра подошла к двери, Тир скрылся в кухне, но в дом вошел только Дамп.

Старик стянул с головы шлем, и Айра похолодела, столь близко подошел тысячник Сната Геба к собственному пределу. Щеки и глаза его провалились, словно он уже лежал на смертном ложе. Седая борода спуталась. Руки дрожали, и только глаза смотрели твердо.

— Устал, — проскрипел Дамп и опустился на скамью. — Я правильно понимаю, что тут секретов ни от кого ни у кого нет?

— Вот, — Орлик протянул ему фляжку. — Пара глотков не помешает. Но еще через день и ночь придется выспаться или свалиться с коня.

— Давай! — махнул рукой старик. — Надеюсь, я не вырасту с тебя?

Он выдернул пробку, глотнул и с выдохом вытер лицо рукавом.

— Держи, малыш, — вернул он фляжку великану. — Спасибо, и не смотри на меня так. Поживи с мое, приходилось глотать кое-что и покрепче!

— Как ты нас нашел? — спросила Айра.

— А где мне еще искать внучку Седда Креча и ее друзей? — поднял брови Дамп, потом махнул рукой и признался: — Вертус обеспокоен. Просил у Лебба Рейду сотню стражников, но конг дал ему только полсотни. Я их отвел туда, наткнулся на сопливого Жорда, выслушал его жалобы на выбитый зуб, переговорил с Вертусом и отправился сюда. Лека так и не нашли?

— Нет, — стиснула зубы Айра. — Завтра идем на площадь.

— Завтра мы все будем там, — проворчал Дамп. — Да что там завтра, светает уже. Будем, будем. Если доживем, так и будем. Ты хозяйничала в доме Бравуса? Ладно, не говори ничего, знаю. Жорд разболтал. Навешивал на себя амулеты из сумки Туска, пока Вертус не отобрал у него большую часть.

— Что в городе? — спросила Айра.

— Плохо, — пробормотал старик, потом поднял глаза и посмотрел в упор на колдунью. — Ты сына-то своего не прячь. Думаешь, я не догадался, что он здесь? Хотя опять вру. Не догадался. И об этом Жорд разболтал. Теперь ведь и не заберу его у тебя, рот ему, что ли, заклеивать? Держи уж недоросля при себе. Кого отправила во дворец конга? Рина, наверное? Ну этот не пропадет, нутром чую. Да и не должно ничего приключиться, Хорм им занимается, а Хорм — тан с честью. Правда, в последнее время трясет его чего-то.

— Теперь всех трясет, — заметил Марик.

— А меня чего-то нет! — хмыкнул Дамп и вытянул перед собой руки, но тут же схватился за сердце. — А внутри постукивает что-то, бьется о ребра. Хорошо хоть конг не потрох какой-нибудь, а воин. Не знаю уж, что там за Леббом из прошлого тянется, не мое дело, а по-нынешнему лучше него и нет никого. Он ведь не прячется в доме Рейду. Считай, со смерти Сната Геба седла не покидал! Немножко осталось. Продержаться надо полдня или чуть дольше, а там все должно наладиться. Налаживается вроде. Вот только Лека никак не отыщем!

— Отыщется, — ответила Айра.

— Отыщется, — согласился Дамп. — Но странно мне что-то.

— Ты сейчас об убитых хеннах в плащах и шлемах стражи в доме Бравуса? — усмехнулась Айра.

— Плащи да шлемы найти — дело не хитрое, — отмахнулся Дамп. — Да и бляхи можно выправить, кто их ночью будет скрести, проверять — из меди они или из олова крашеного. Я и так и этак прикидывал: только в одном случае они неуловимыми могли быть — если ярлык дозора у них!

— И кто же его выдал? — сузила взгляд Айра.

— Не знаю. — Воевода опустил голову. — Но узнаю, развязка-то уже близко, веревочка почти распуталась, сматывать скоро.

— Гармат Ойду? — спросила Айра.

— Нет, вряд ли, — отмахнулся старик. — Он же дурень. Я бы даже сказал, что сумасшедший. Лебб только что зубы у себя во рту не крошит, когда слышит о нем! Корча-то хоть и забрызгала всех дрянью, но на убыль пошла. Всю стражу подняли, всех стариков, даже рыбацкие цеха на улицу выгнали. Почти каждый дом проверили. Ребята мои едва на ногах стоят. Ну без крови, понятно, не обошлось. Потеряли, думаю, тысяч пять народу, да еще столько же отыщем, когда вонь пойдет оттуда, куда они позабивались. Но из этих десяти тысяч сайдов тысяч шесть или больше на Гармате! Он бедноту пожег вместе с их домами. От дома Стейча и до предгорий. Вместе с тюрьмой! Пожег, а теперь слюной брызжет, ревет, как раненый зверь. Правильно сына-мерзавца ему подстрелили, да не одного, а почти с сотней стражников! Не говори мне ничего, Айра, но четыре его сотни стоят у башни Ирунга, ждут, когда она прогорит да остынет. Еще сотня мечется по городу. Сказать, кого они ищут?

— Не надо, Дамп, — проскрипел Марик.

— Думай, девка, — проворчал воевода. — Хенны за стеной вроде бы угомонились, но пляски эти для них так просто не пройдут! И для вас ваши пляски так просто не пройдут. Но я от своих слов не отказываюсь: закончится все — или у себя спрячу, или выведу из города. А вот если хенны в слободках хоть немного умнее собственных лошадей, то и они уже должны двигаться прочь из Скира! Все-таки их там не так много, чтобы штурмовать город. Конечно, если они вовсе ума не лишились!

— Вести от Забавника есть? — спросила Айра.

— Ты и об охоте не забыла? — удивился старик. — Есть вести, как же! Вот они!

Дамп обнажил руку и показал вспухший уголок.

— Вот, любуюсь да думаю, что у меня в первую очередь отвалится, рука или нога?

— Брось, — поморщилась Айра. — У Вертуса на руке такая же метка!

— Я не Вертус, — отрезал Дамп. — Хотя повесил мне старый колдун на грудь шнурок с отворотом, повесил. Может быть, потопчу еще скирский камень. Только ведь и мои ребятки через одного с меткой ходят! Но я сюда не слезы пришел лить, а с делом. Знаю, пойдешь завтра на площадь. Мои ребятки там тоже будут, где мне их поставить? Я, конечно, защиту от Гармата не обещаю, но прикрыть, если что, смогу.

— Со стороны арены поставь, — попросила Айра.

— Так это самая пустая часть площади! — не понял старик. — Там ни улочек, ничего! Вряд ли там будет встреча.

— Поставь со стороны арены, — повторила Айра.

— Ну как скажешь, — вздохнул старик и поднялся. — Если что, так вспоминайте хорошее, а то я начал жизнь свою теребить, так одна мерзость в голову лезет.

Старик еще раз махнул рукой и скрылся за дверью. Тут же заскрипели ворота, и раздался цокот копыт.

— Не понял насчет арены, — признался Марик.

— Подожди, — прошептала колдунья. — Встанем перед полуднем и перекинемся парой слов. Хотя насчет арены скажу сразу — весточку младший Яриг принес. Видели лихие ребятки хеннов в плащах стражи, и видели их на арене. Но не вчера днем, а вчера вечером. Там все будет, Марик. Как — не знаю, но там! А сейчас закрываем двери, перекусим, чем нас порадует смотритель этого дома, и спать! Все остальное — после!

Смотритель порадовал их пареным зерном с мясом и вином. Айра пошутила, что птицу есть бы не смогла, а остальные ели молча, подхватывая простую, но сытную пищу с широкого противня тонкими сухими лепешками. Только Орлик посетовал, что целый, плотно набитый сундук с едой вместе с какими-то корзинами от дома Стейча ему пришлось оставить у Вертуса, чтобы подкормить уже измучившихся под водительством старика школяров. Раик, который оживал на глазах, только покачивал головой, да ковылял от одного гостя к другому, чтобы долить в кубки вина. Наконец противень опустел, Орлик разочарованно облизал пальцы, и спутники стали укладываться прямо на ковер.

Сон сморил сразу почти всех. Захрапел, сладко причмокивая, великан. Забылась тревожным сном Рич, положив под голову суму с лекарскими снадобьями. Засопел с куском лепешки за щекой Жорд. Тут же свернулся в комок младший Яриг, даже во сне сохранив ужас на полном лице. Закрыл глаза Насьта. Раик проверил дверь, довольно кивнул и отправился в кладовую, где скоро заскрипели крышки сундуков и что-то зазвенело.

Не уснули Марик, Тир и Айра. Они сидели друг против друга, молчали и думали об одном и том же. А когда первые лучи Аилле проникли в окна, раздался гул и грохот, и все трое в тревоге встали. Но никто из их друзей не проснулся.

Глава двадцать шестая
Утро

Двери двора оказались заперты, но заперты не только для Рина. Еще не осела взметнувшаяся в воздух пыль, а с внешней стороны — или из внутренней, если считать дворик Камрета улицей, — вскоре начали требовательно стучать сразу в обе двери. Рин заглянул в тонущий в сумраке провал, в котором ему не так давно сулили закончить жизнь, и отцепил от скамьи крюк. Стены дворика были высоки, но другого способа выбраться из западни он не видел.

Рин полез наверх по одной из разорвавших кладку трещин. Поднялся на десяток локтей, пока разрыв шириной в ладонь не ушел в угол, вскарабкался еще на столько же по выступам в кладке, снял с плеча смотанную веревку и попытался забросить ее на гребень стены. Сделать это, держась за полуразрушенный барельеф одной рукой и упираясь о выщерблины в стене носками сапог, было непросто, но после десятка попыток Олфейну и это удалось.

Оставшееся расстояние он преодолел, подтягиваясь на руках и упираясь в стену ногами. Связанная из тлена веревка начала растягиваться и потрескивать, но до кромки стены ее прочности хватило. Едва Рин успел перебросить через стену тело и подтянуть вверх спасшую его ветхую лестницу, как двери внизу затрещали и бывший дворик огласили крики стражи. Рин отдышался, дождался, когда шум утихнет, и глянул вниз. Несколько стражников стояли на краю провала и с опаской смотрели в его тьму. Рин приподнялся на руках и осмотрелся.

Он лежал за невысоким, не выше локтя, зубчатым каменным барьером, который увенчивал ограждение внутреннего дворика. Его стены, одну из которых он только что преодолел, поднимались над кровлей дворца конга на полдюжины локтей, но и остальная крыша огромного здания не отличалась плавностью линий. Громада дома правителей Скира щедро щетинилась причудливыми кровлями и башенками, которые, впрочем, торчали больше по ее внешнему периметру. В средней части дворца возвышались только такие же бастионы, как и тот, на котором оказался Рин. Их было четыре. Среди обычных крыш виднелись провалы и ущелья внутренних двориков. Кое-где мелькали силуэты стражи, поэтому Рин понял, что прогуляться по крышам во весь рост ему не удастся, и потянулся к крюку, застрявшему между зубцов.

Аилле только поднялся над Молочными пиками, и его косые лучи слепили Олфейна даже через висевшие над восточной частью Скира клубы дыма. Ветер нес запахи паленого мяса. Рин сглотнул, выждал несколько мгновений и пополз по гребню стены, чтобы спрыгнуть с бастиона с теневой стороны. Он высмотрел охранника, который стоял на таком же укреплении в сотне локтей к западу, снял меч с пояса и приладил его в петлях перевязи на спине, там же закрепил крюк и веревку, сумку с притороченным тяжелым свертком, дождался, когда сонный скирский стражник отвернется, и перебросил тело через зубцы стены. Упасть на руки и на ноги удалось бесшумно, плиты сланца были толсты, но Рин не стал замирать в спасительной тени, а тут же переполз вниз по скату, скрывшись от случайного взгляда в ложбине между двумя кровлями.

Желоб был забит пылью и мусором. Рин подивился, откуда на крыше дворца может оказаться просоленная рыбья чешуя, но, поразмыслив, отнес ее появление на счет стараний скучающей стражи. Ближайший же дождь должен был очистить серые скаты и вернуть им черный со стальным отливом цвет. Желоб заканчивался вертикальным колодцем размером два на два локтя, но Рин не решился спускаться здесь: в полумраке, как ему показалось, маячил силуэт стражника.

Он перебрался на противоположный желоб и пополз дальше, подумывая о том, что выбираться в город в грязном и разодранном на коленях нижнем белье не стоит. Подходящий спуск отыскался только в сотне локтей к северу от первого колодца. Стражник, который охранял очередной бастион, не стоял, а сидел, прислонившись спиной к каменным зубцам, и, судя по движениям головы и рук, то и дело прикладывался к кувшину или меху с чем-то жидким.

Рин заглянул в косое, обмазанное смолой, рассохшееся окно, устроенное между сланцевых плит, разглядел там что-то похожее на развешанное на бечеве белье, поблагодарил удачу за безалаберность скирской стражи и, морщась от поднимающейся вони, скользнул в отверстие, которое было расположено в десятке локтей от окна. Стены грязного колодца были гладкими, но едва различимых швов кладки хватало, чтобы бесшумно спускаться, упираясь в них ногами.

В колодец выходило сразу две двери. Верхнюю Рин пропустил. Она была деревянной, но за ней слышались шаги. Зато нижняя оказалось обычной решеткой и закрывалась на задвижку. За дверью начинался короткий коридор, который тонул в полумраке. Тут же выяснилась и причина запаха — на дне колодца лежали два камня, между которыми темнело отверстие явно не только для отвода дождевых вод.

Задержав дыхание, Рин открыл решетку и подумал, что во время дождей запах слабеет, но справлять нужду под струей грязной воды — удовольствие не из приятных. Конечно, если не придет в голову заодно и помыться, когда осенние дожди очистят дворцовую кровлю. Впрочем, разводы на полу, свидетельствующие об обильных потоках воды, навели Рина на еще одну мысль. Он толкнул боковую дверь, что не доходила до пола на ладонь, и оказался в помывочной. Откуда-то сверху струился слабый свет, но тут же стояла лампа, которая с готовностью затеплилась от поднесенного огонька. Пол покрывали деревянные решетки, вдоль стены выстроилось с десяток лоханей. В одной из них стояло зеркальце холодной воды, а в нише, которую можно было бы счесть и камином, высился пустой котел на треноге. На железных, забитых углем решетках темнела кучка пепла. Рин тут же присыпал им веревку и железные крючья. На полках лежали стянутые бечевой пучки соломы и стояли бутыли то ли с маслом, то ли с травяным настоем. Рин капнул зелья на ладонь, принюхался и решительно сбросил перевязь с плеч. Вряд ли стражники собирались мыться столь ранним утром, тем более в такие страшные для Скира времена. Да и не наблюдалось тут ни запаса дров, ни старательных служек с ведрами воды. Поэтому, отгоняя тревожные мысли о Рич и друзьях, Рин принялся судорожно втирать в голову и тело мыльный раствор и размышлять, натягивать ли на себя грязное белье или отправиться по коридорам дворца нагишом?

Воды хватило ровно на то, чтобы чуть-чуть ополоснуться. Рин снял ладонью с тела капли, собрал в комок белье и накинул на голое плечо перевязь и суму. Надевать грязное не хотелось. Он снова выбрался в коридор и, прислушиваясь к отдаленным крикам и шуму, проверил все двери, выходившие в коридор. Все, кроме двери в помывочную, оказались заперты. Ту, что темнела промасленным деревом в конце коридора, Рин пока оставил в покое и занялся тремя другими.

Первая поддалась напору с легким треском подгнившего дерева и привела в комнатушку, посередине которой возвышался колодец. На потрескавшейся от времени и сырости деревянной колоде с трехрогим колесом темнела цепь с жестяным ведром. Тут же стояли пустые лохани, корзины со щепой и корой, высились поленницы дров. Рин заглянул в темную глубину, бросил туда завиток коры, услышал далекий всплеск и решил, что более тщательную помывку придется отложить.

В следующей комнате стояли опять же пустые лохани, чаны, лежали деревянные лопатки, ребристые доски, тазы со спекшимся белым составом, седлали друг друга темные от сырости скамьи. Каменные стены постирочной были покрыты плесенью и грибком. Рин бросил на пол ненужное белье и двинулся к последней комнате. Именно в ней в падающем сверху дневном свете на провисшей бечеве висело пропахшее плесенью белье, застиранные и не единожды зачиненные порты и рубахи. Подивившись на устроенное прямо под веревками на двух сдвинутых скамьях лежбище, Рин отобрал то, что не расползалось от ветхости прямо в руках, и с облегчением надел на себя и порты, и рубаху, пожалев лишь о том, что ни плаща, ни какого-нибудь немудрящего доспеха в грязном углу дворца конга отыскать не удалось. Скользнула по плечам кольчуга, тяжеля плечи. Занял место на поясе меч. Теперь нужно было выбираться наружу.

Подойдя к последней двери, Рин прислушался. Можно было бы сплести заклинание и увериться в том, есть ли стражники в следующем коридоре, но здание само словно дышало магией. Здесь, за пределами обрушенного дворика, ее плетение казалось настолько плотным, что вплести в него еще одну или две пряди Вину показалось невозможным. Хотя Рич удалось даже это, причем не на месте, а издали, да еще и по памяти.

Вспомнив о колдовстве девчонки, Рин неуверенно потрогал лицо и подумал, что чувствует магию Рич, но определить, как он теперь выглядит — как Рин Олфейн или как Тир, — не может. Однако, как бы он ни выглядел, его место было возле Айры. «Возле Айры и Рич», — подумал Рин, представляя лицо девчонки. В глубине коридора послышался шорох, какая-то возня и кашель, который вскоре сменился легким храпом.

Рин надавил на дверь, но она лишь скрипнула. Тогда он решительно постучал. Храп прекратился, раздался звук протяжного зевка, а вслед за ним и недовольный голос невыспавшегося стражника.

— Харк! Ты, что ль? Опять спал? Нет, я точно разорю твое логово! Ты там один или с прачкой? Слушай, тебя ж на башню отправили! Или ты с крыши в нужник провалился?

Рин крикнул в ответ что-то невнятное.

— Эй! — раздасадованно заорал стражник. — А что ты там жуешь, старый козел? Забыл, что ты мне должен десять монет? Ты ж только вчера бил себя кулаком в грудь, что спустил жалованье без остатка? А ну показывай, что ты там жуешь, скотина!

В коридоре послышались быстрые шаги, загремели ключи, заскрежетал засов, и дверь распахнулась. Дородный стражник еще щурил маленькие глазки, привыкая к сумраку, когда удар под срез кирасы заставил его с лязганьем согнуться, а удар в челюсть лишил чувств.

Рин подхватил тяжелое тело и потащил его в сушилку. Вскоре, лишенный доспехов и секиры, раздетый до белья и прочно прикрученный к скамье рыжий детина блаженно похрапывал. Рин поправил мешочек с дурманной травой, засунутый под голову стражника, и вышел в коридор, закрыв за собой прочную дверь на засов и на замок. Ключи, обмотав их тряпками, он убрал в суму. Ближайшие полсотни локтей коридора — ровно до следующей двери — он мог пройти, никого не опасаясь.

Когда Айра, Орлик и Рин впервые пробились в Заповедные земли, Олфейн не мог надивиться на колдунью, которая в каждой деревушке по дороге к столице вела себя так, словно в этой деревне выросла и подноготная каждого из ее жителей ей не только известна, но неинтересна и скучна. Нет, ей, конечно, пришлось нарисовать у себя на лице пару шрамов, чтобы отбить охоту к знакомству любителям, падким на женскую красоту, но всякий раз оказывалось, что никто просто и не замечает Айру! Рин даже потребовал объяснений, какую магию она применяет и как умеет оставаться незаметной, если даже не знает толком общего языка?

— Какая магия? — удивилась в ответ колдунья. — Или ты забыл о запрете на свободную магию в этих краях? Или думаешь, что я тайком от своих друзей получила ярлык на колдовство?

— Не думаю, — повысил голос Рин. — Но ты настолько красива, что даже нарисованные тобой шрамы не могут скрыть твое очарование. И тем не менее остаешься незаметной! Мы же с Орликом в любом трактире чувствуем себя как на рыночной площади в костюмах шутов!

— Я заметила, — спрятала улыбку Айра.

— А мне привычно быть на виду, — зевнул великан. — Конечно, если бы я превратился в карлика, наподобие Камрета, может быть, мне и удалось остаться незаметным, но пять локтей роста да два локтя в плечах так просто не спрячешь!

— И не нужно прятать, — усмехнулась Айра. — Поступайте как я. Впрочем, скрывать не буду, без магии и я не обошлась, но главное не в ней.

— А в чем? — почти хором воскликнули Рин и Орлик. — Шрамы нужно на рожах нарисовать?

— Что ты делаешь, когда собираешься хорошенько перекусить? — спросила Айра Орлика.

— Перекусываю, — пожал плечами вельт. — Потом подзываю поваренка или стряпуху и перекусываю еще раз. Потом еще раз. Потом заказываю похлебку…

— Нет, — покачала головой Айра. — Ты не перекусываешь, Орлик. Ты глазеешь по сторонам. Ты осматриваешь каждую женщину в трактире, да и на дороге, чего скрывать. И смотришь на нее так, словно не только раздеваешь донага, но и ставишь в самые неприличные позы. Думаю, если бы не твой рост, не из одного трактира ты бы вышел с побитой физиономией. Да что я говорю, мало ли нам приходилось отмахиваться от рассерженных крестьян и охотников? А сколько раз ушлые стрелки пытались пощекотать тебя стрелами? Рин, сколько раз ты залечивал приятеля?

— Я не подсчитывал, — хмыкнул Олфейн.

— Вот, — укоризненно кивнула Айра. — Но и это еще не все. Тебя же, дорогой друг вельт, интересуют не только женщины?

— То есть как? — едва не подавился куском копченой оленины Орлик.

— Успокойся, — улыбнулась колдунья. — Никто не заподозрит тебя в постыдных слабостях. Хотя все относительно: в окраинных землях, как ты помнишь, кое-какие нравы нам были в диковинку. Но дело не в нравах! Ты же сразу прикидываешь, кто из посетителей трактира воин, кто монах, кто разбойник. Смотришь на лица, корчишь гримасы, иногда даже рычишь вполголоса, словно пес над костью!

— Словно вельт над миской похлебки! — засмеялся Рин.

— А сам-то? — Айра развернулась от обескураженного Орлика к Олфейну. — Я удивляюсь, как оружие, которое ты высматриваешь, само из ножен не выдвигается у наших случайных встречных!

— Оружие не оружие, а шея у Рина, когда он видит какой-нибудь затейливый меч или жезл мага, точно удлиняется на ладонь, — оживился потупившийся было вельт. — А когда ты, парень, прислушиваешься к чужим разговорам, то уши у тебя начинают шевелиться, как у лесного осла!

— А ты, Аира, значит, никуда не смотришь, ничего не слушаешь? — растерялся Рин. — В каждом трактире, даже здесь, в Заповедных землях, могут оказаться и охотники до чужого добра, и соглядатаи разбойников, и странствующие колдуны, и вольные мытари, и селяне, что ищут управы на всякую нечисть! Или я должен пропускать мимо ушей потребность богатого купца в хорошей охране?

— Ты все должен видеть и слышать, — улыбнулась колдунья. — Видеть и слышать, но не выпучивать глаза и не шевелить ушами. Но главное ведь даже не в этом. Да, ты сам должен быть незаметным, но и незаметные не должны ускользать от твоего взгляда! Никто не убережется от любопытства, но когда я следила за вами, я, дорогие мои, увидела, что как раз те, кто должны были заслуживать внимания, вашего внимания и не удостоились. Да хоть в последнем трактире. Помните старика за столом у выхода, который старательно рубил пареные корни, чтобы съесть их?

— А чего было на него внимание обращать? — нахмурился Орлик. — Ну сидит старик беззубый, ест самое дешевое блюдо, да еще рубит его тупым ножом, чтобы не подавиться.

— Нож был острым, — покачала головой Айра. — Да еще и из дорогой стали, с искрой. Ты же не на сталь смотрел, а на рукоять, что замасленной кожей была обтянута. И старик был не беззубым, просто зубы его были зачернены, и рот он широко не открывал. И ел он не дешевый корень, а корешок утиного глаза, от которого бодрость пробирает дней на пять — как раз отсюда до столицы добраться. А дорогие сапоги под драным плащом ты заметил? А то, что морщины на его лице подкрашены варом были, углядел? А то, что сутулая спина его странно, выпрямлялась, когда он через стол за кубком тянулся, в глаза не бросилось?

— Так это… — растерянно почесал затылок Орлик. — Зачем мне было его рассматривать? Он-то сам ни на кого не смотрел! Сидел себе, корень рубил, он еще не сразу у него перерубался…

— В том-то и дело, — кивнула Айра. — Старик этот был занят. Никого вроде бы не видел, ни на кого не смотрел. Резал себе корешок, да в рот отправлял. Наклонялся иногда, когда корешок вроде бы перерубаться у него не хотел. А сам наблюдал. Не вполглаза, не в четверть, а самым уголком наблюдал за толстым купцом, что караван кож в столицу везет. Помнишь, ты еще к нему наниматься пробовал?

— Помню. — Вельт запустил пятерню в бороду. — Мы ж с Рином к нему подошли, но он даже разговаривать не захотел, сказал, что есть у него охрана и он ею доволен. А что это была за охрана? Пятеро увальней с пиками! Я бы любого из них об колено сломал, да хоть и всех сразу!

— Не сомневаюсь, — вздохнула Айра. — Правда, надеюсь, что ломал бы ты их на живот, а не на спину, чтобы им переломанными не остаться. Только не те пятеро были главной охраной купца, а тот старичок, что беззубым прикидывался. Или ты и вправду поверил, что купец приживальщика с собой везет и таким добрым оказался, что выделил ему самого крепкого коня?

— Но ведь… — совсем растерялся Орлик.

— Так что же делать? — спросил Рин.

— Мы в трактир зачем заезжали? — спросила Айра.

— Перекусить, — грустно отозвался вельт.

— Так и перекусывайте! — воскликнула колдунья. — Все внимание направляйте на блюдо, что вам принес трактирщик. Ешьте. Смакуйте, только не чавкайте громко. Идете к роднику за водой, так и идите за водой! Едете в столицу, так и правьте туда не только конем, но и головой. Тот, кто занят, никого не видит, и его никто не видит.

— Но как же ты тогда разглядела, что старик этот с черными зубами не старик вовсе? — воскликнул Олфейн.

— Да вот, разглядела, — усмехнулась Айра. — Не смотрела, а видела. Не прислушивалась, а слышала. Хотя и без магии не обошлось.

— Вот! — обрадовался Рин. — Не могло не быть секрета! Как околдовывала? И почему я не почувствовал ничего?

— Почувствовал, — коротко бросила Айра.

— Как же? — не понял Рин.

— Ты сколько раз на меня посмотрел в трактире? — прищурилась Айра. — Ты же глаз с меня обычно не сводишь. Платье на груди и на бедрах, наверное, до дыр проглядел! И ты, Орлик, и ты! А уж если я с лошадки слезу, да пойду куда — к роднику, в лесок, за холмик, — вы же с Орликом так на меня пялитесь, что спину печет. А как заедем в трактир или на постоялый двор, словно забываете обо мне. Ничего в голову не приходит?

— Оно так, конечно, — закряхтел вельт, — и посмотреть на тебя, Айра, в радость, глаз отдыхает, плоть бурлит. Только ведь мы договаривались без сговора не ворожить друг на друга!

— А я на себя ворожила, — подмигнула колдунья покрасневшему Рину. — На себя наговор вешала. Да не вешала, а так, чуть подмешивала, словно дымком окуривала. Есть такой наговор. Он словно вуаль поверх лица ложится.

— И как же он выщелкивает? — не понял Орлик и в недоумении посмотрел на Рина. — И почему же эта магия в глаза не бросается? Здесь же в трактирах через одного смотрители княжеские бродят, что колдунов без ярлыков, гадальщиц, да лекарей высматривают!

— Магия лика? — догадался Олфейн.

— Она самая, — кивнула Айра. — Легкая и разрешенная. Тут же каждая девица простенькие наговоры знает — прыщик удалить, брови зачернить, родинку спрятать, кожу освежить. Приворот сделать — можно и под плеть смотрителя попасть, а личико поправить, если чужую личину на лицо не тянешь, хоть обворожись!

— И что же ты поправляешь? — спросил Рин.

— Огонь свой прячу. Блеск убираю из глаз, румянец стираю, скуку на лицо леплю. Заразную и липкую скуку, от которой зубы сводит. Вся моя магия на лице моем и лицом моим заканчивается. Но как тебя, Орлик, огнем обжигает от ладной селянки, как тебе, Рин, ладони печет от хорошего меча, так и скука моя ваш рот зевотой корчит, да веки смежит. Только ведь я не кладу на вас наговор, вы его на себя сами тянете. Простенькое заклинание, кстати, на щелчок на лицо ложится, хотите, научу? А остальное откуда знаю?

Так не просто я начинала, девчонкой неразумной воровством промышляла. А в том деле быстро учишься, потому как тот, кто к наукам не способен, голову набекрень носит…

Рин почти добрался до выхода из дворца. Миновал пять дозоров, пробрался через три двора, на балконах которых стояли по два-три стражника. Прошел несколько ловушек, чувствуя, что тяжеленные камни могут упасть ему на голову и смять в лепешку, когда вдруг ощутил запах смерти.

Запах этот струился под потолком и был не только ощущаемым ароматом сжигаемого трупа, но и предчувствием беды, тем более страшной, что беда эта отдельной струей выделялась на фоне общего несчастья и безысходности.

Рин остановился и после мгновенного раздумья повернул по узкому коридорчику в сторону запаха. Коридор вскоре раздался, обратившись небольшим залом, освещенным падающим через потолочное окно светом. В зале стояли два высоких стражника, вооруженные не секирами, что уже стало привычно глазу, а мечами. И оба напали на Олфейна в тот самый миг, когда он попытался пройти мимо, как проходил мимо всех попавшихся по дороге дозоров.

Рин ушел от первых ударов, метнулся в сторону, чтобы не отбиваться сразу от двух противников, и через мгновение с удивлением понял, что с трудом сдерживает яростный напор незнакомцев. Каждый из них был на полголовы выше Олфейна, но в движениях верзил не оказалось и тени медлительности. Они не слишком разнообразили атаку, не пытались перещеголять приблизившегося к ним наглеца в воинском мастерстве, они хотели его убить и пытались убить быстро и молча.

«Эх, плохая сталь идет на оружие стражи!» — подумал Рин, потому что секира, что была у него в руках, пришла в негодность для заточки или шлифовки уже через несколько мгновений, в то время как клинки его противников словно вовсе не касались лезвиями железа. Мигом позже Рин уперся спиной в стену и почувствовал, что может и проиграть схватку! Он не уступил бы молчаливым молодцам и с секирой, хотя и не слишком жаловал подобное оружие, но, оказавшись у стены, потерял все возможное преимущество. «Однако, если эти воины из дюжины конга, — мелькнула в голове мысль, — то Тир мог попасть в хорошую компанию». Выхвати он меч, скрытый под плащом, схватка закончилась бы через миг, но что-то останавливало Олфейна, словно к его мечу был привязан громкий колокольчик.

Они нападали на него по очереди. Удары, которые Рин просто отбивал, принимая их то на окованное железом древко, то на уже покрытое зарубками лезвие секиры, сыпались на него, как лопасти ветряка. И в тот самый момент, когда Рин должен был принять очередной удар, он все-таки напал сам, но напал не на того воина, что вздымал над ним меч, а на того, что готовился ударить из-за его спины. Он метнул секиру мимо первого во второго и тут же стал уходить от удара сверкающего клинка, поворачиваясь вокруг себя и готовясь принять разящий удар на сомнительный наруч, но меч двигался слишком быстро. Нога словно прилипла к каменным плитам, а клинок уже сверкнул лучом Аилле, и Рин сделал то, о чем частенько говорил Орлик, но чего никогда не доводилось видеть самому Олфейну.

Он отбил меч пустой рукой. Рискуя потерять руку или остающуюся под ударом ногу, Рин ударил по мечу воина кулаком. Ударил так, словно его противник размахивал не мечом, а деревянной лопаткой для размешивания варева. Ударил кулаком в пустоту, в пространство перед раскрывшимся стальным веером и попал точно в лезвие. Глаза воина округлились, но потерять равновесие он не успел, Рин уже ловил его гортань на собственный локоть и загонял туда же кинжал, сорванный с пояса того же самого молодца. Второй же задыхался в обнимку с секирой, вскрывшей ему шею.

Когда Рин снимал с пояса воина ножны меча, тот еще был жив. Он смотрел на Рина с пробивающимся сквозь боль и отчаяние интересом и словно только теперь хотел спросить у него имя. Рин покачал головой и подошел к бронзовому зеркалу, висевшему на стене. На него все еще смотрел Тир.

— Отлично, Рич! — восхитился Олфейн и толкнул тяжелую дверь.

За ней оказалась лестница. Она завилась полукружием вверх и вывела его к балкончику, затянутому дымом. Во дворе горел погребальный костер. Возле объятого пламенем тела стояли двенадцать седых воинов. Хорм Рейду в черном балахоне ходил вокруг огня и брызгал из серебряной чаши металлической метелкой попеременно то на сжигаемое тело, то на молчаливые фигуры. Капли, попадающие на тело, вспыхивали с сухим треском. Капли, попадающие на воинов, застывали на их доспехах, словно роса. Рин узнал Лебба Рейду и Гармата Ойду. В руке у последнего была стрела Насьты.

— Вот, — зычно произнес Гармат, потрясая стрелой, когда пламя вовсе скрыло силуэт сжигаемого. — Этой стрелой был убит мой сын — наследник дома Ойду! В башне Ирунга мы никого не нашли, но тот же лучник лишил жизни еще полсотни воинов Скира. Этот лучник известен тебе, мой конг! Он числился в тысяче старой развалины Дампа, да и сейчас где-то в городе. Это выродок ремини по имени Насьта!

— Ты сможешь задержать его, где бы ни увидел, — медленно проговорил Лебб Рейду. — Народ Скира, тан Ойду, скорбит о твоем сыне вместе с тобой.

— Он был вместе с любимчиком Сната Геба — Мариком! — зарычал Гармат.

— Ты сможешь задержать Марика Дари везде, где бы ты его ни увидел, — так же медленно и спокойно произнес Лебб Рейду. — Народ Скира, тан Ойду, скорбит о твоем сыне вместе с тобой.

— Народ Скира как раз теперь глотает гной и умирает от страха! — почти закричал Гармат. — А мой второй сын вместе с наследником дома Стейча сидит в храме под водительством полоумного и безродного старика Вертуса! И твои стражи, конг, стерегут его!

— Они его охраняют, тан Ойду! — ответил Лебб.

— Так же хорошо, как дворец конга? — повысил голос Гармат. — Однако, твой брат, конг, до сих пор не представил нам сына безумного хеннского тана! Где он? Почему мы не можем казнить его? Или с детьми врагов поступают как-то иначе? И что за грохот раздавался этим утром? Почему по стенам дворца пошли трещины? Кто достраивал дворец после Ирунга? Тот же Вертус? Может быть, дозор у храма Мелаген лучше поручить моим воинам?

— Ты слишком многих потерял у северной башни Стейча, — холодно ответил Лебб Рейду. — Оставь охрану храма старику Дампу. Он пока не лишился ни одного воина. И не отвлекай моего брата от похоронного обряда, разве дань траура главы двенадцати домов Скира отдают не твоему сыну, тан Ойду? В полдень мы простимся со Снатом Геба, который правил Скиром четыре срока, а потом займемся всем остальным. И сыном Лека в том числе! А трещины в стенах дворца пусть тебя не пугают. В дворике Хорма рухнуло древнее подземелье, которое осталось там со времен Ирунга и не относится к постройке дворца.

— Весь Скир рушится! — заорал Гармат, переломил стрелу, бросил ее в огонь и ринулся прочь.

— Достойнейшие таны, — ударил причудливым костяным копьем о землю Лебб Рейду. — Тан дома Ойду поглощен горем, постигшим его семью. Отправляйтесь к своим воинам. Мы должны быть готовы к прощанию с прежним конгом.

Таны двинулись к выходу. Хорм Рейду остановился, скинул с головы капюшон балахона и выплеснул остатки масла в огонь. Языки пламени с треском взлетели едва ли не до балкончика.

— Гармат отравился кровью, пролитой на улицах сайдской бедноты, — с дрожью проговорил Хорм.

— Он был отравлен и раньше, — не согласился Лебб. — До меня доходят слухи о каком-то советнике! Кто звенит над ухом у тана Ойду? Кто лишает его разума?

— Я не могу ответить, — пролепетал Хорм.

— Где Тир, сын Лека? — повысил голос конг.

— Он или погиб в провале, — Хорм нервно вытер пот со лба, — или где-то во дворце. Наружу ему не выйти!

— Ищи его! — прошипел конг. — Забирай себе колдунов — Лайриса, Качиса, бери лучших воинов! Возьми полсотни храмовых магов, обойди все храмы, вытащи всех, кто забился в их щели. Пусть колдуют, рисуют свою галиматью, но отыщут мне Тира! И сам ищи! Забирай мою дюжину, мне хватит воинов нашего дома, бери всех, но повторяю: найди Тира! И разберись с хеннами. Не с теми, что танцуют под стенами Скира, до них черед дойдет, а с теми, что были найдены в одежде стражи. Разберись!

— Я все сделаю, Лебб! — склонил голову Хорм, но его брат уже уходил от костра.

— Лайрис! — истошным голосом заорал Хорм. — Качис!

Рин отшатнулся от балкона и тут же почувствовал нестерпимое жжение на запястье левой руки. Он сдвинул рукав и обнаружил ссадину в виде косого креста.

Глава двадцать седьмая
Вкус крови

Айра открыла глаза от натужного сопения Орлика. Вельт ползал на коленях по полу гостиной дома Креча и, закусив губу, вычерчивал странный рисунок. Из кухни доносились сытные ароматы, тут же сидел Тир и водил по лезвию клинка куском ветоши.

— Будем ждать полудня? — хмуро спросил Марик.

— Нет, — поднялась Айра. — Где Рич?

— Пошла умыться, — угрюмо буркнул баль.

На кухне суетились сразу трое — Жорд, младший Яриг и Раик. Жорд что-то чистил огромным ножом, а старик недовольно хмурился, потому что главенство над большим котлом захватил Яриг и именно он опускал туда нарезанные Жордом овощи. Айра кивнула всем троим, толкнула низкую дверь и оказалась в саду. Рич нашлась в зарослях можжевельника. На деревянной скамье стояла лохань с водой, в которой плавал медный ковш, на ветвях висели полосы холста. Девчонка задумчиво ерошила волосы.

— Уже пожалела, что остригла косу? — поинтересовалась Айра, стягивая рубаху.

— Наверное. — Рич открыла суму, что висела у нее на поясе, вытащила тяжелую золотую косу. — Хотя нет. Волосы вырастут, если не слетят с плеч вместе с головой. Просто… жалею, что Рин не видел моей косы.

— Увидит еще, — буркнула Айра и протянула девчонке ковш. — Полей мне.

Она расставила ноги, согнулась, как любили это делать по утрам Орлик и Рин, и приняла на голую гибкую спину струи не успевшей остыть за ночь воды. Омыла руки, крепкую грудь, шею, лицо. Выпрямилась и насухо, до красноты обтерлась тканью.

— Красивая ты, — наклонила голову Рич. — В глазах у тебя годы, как долгая дорога, а тело у тебя, как у девчонки! Неужели нет никого, кто может заставить тебя разрумяниться?

— Я пойду с Тиром, — коротко бросила Айра. — Вот там и посмотрим насчет «разрумяниться». Только ты накинь мне на Тира какую-нибудь личину. Да так, чтобы я сдернуть ее могла легко. Хорошо?

— Марика вылепить? — спросила Рич.

— Нет, — Айра задумалась, потянула на голову рубаху. — Лучше Рина. Марику пока не стоит отсвечивать бальской физиономией на улицах Скира. Я даже думаю, что и Оре с детьми не стоит задерживаться в Гобенгене. Яриг вчера ведь сказал, что рептские корабли ходят на север? Надо бы ей уходить в Репту, а то и в Сетору к ремини. Переждать надо. И не из-за того, что теперь над Скиром клубится, а из-за того, что после тлеть будет.

— И ты можешь говорить с Орой? — удивилась Рич.

— Говорить нет, а передать все, что ей нужно делать, смогу. Я дала ей зерно вести. Марик знает.

— Так чего же ты ждешь?

— Подожди. — Айра спрятала в глазах боль. — Надо разобраться… с Илькой. И не смотри на меня так. Жив твой Рин.

— Разве он мой? — надула губы Рич.

— Ну уж не мой — это точно, — вздохнула колдунья. — Что там Орлик вычерчивает на полу?

— Сказал, что борется с голодом, — пожала плечами Рич. — Атак, на взгляд если, словно извлекать что-то хочет.

— Извлекать?!

— Рисунок у него словно наизнанку вывернут, — пожала плечами Рич. — Я таких и не видела никогда. Хотя похожие были. Лайрис учил нас, как расколдовать, к примеру, яблоко — если в нем яд или наговор какой. Похожий рисунок. Правда, то яблоко, что мы расколдовывали, так никто и не решился надкусить!

— Даже Жорд Олли? — удивилась Айра. — Вот уж кому все равно, кто и что над ним наколдовывает! Ты вот это видела? — она показала запястье. — Видишь косой крест?

— У меня такой же знак, — показала Рич. — И он, как у тебя, набух и покраснел. Орлик тоже жаловался с утра.

— Так ты вовсе не ложилась, — поняла Айра. — И есть не будешь?

— Кусок в горло не пойдет, — прошептала девчонка.

— И у меня, — согласилась колдунья и потерла метку. — Зудит… Но этому зуду я радуюсь.

— Кто это делает?

— Не знаю. — Айра подставила лицо под лучи Аилле. — Если бы ты могла представить, девочка, что за тени теперь вьются над Скиром! Ирунг, Тини — твоя бабка, Эмучи — колдун баль, равных которому не было и не будет скорее всего, Лируд — учитель Эмучи и Марика. Наконец, твоя мать — Кессаа! Да и был такой воин — Зиди, который, думаю, зажег бы и меня. Твою мать он уж точно зажег. Только она не сразу это поняла. Поздно поняла.

— Поэтому Лебб Рейду ненавидел ее, — тихо произнесла Рич.

— Лебб Рейду — великий тан, — пожала плечами Айра. — Марик рассказал мне, что, когда ему довелось сражаться в его сотне при обороне Скомы, твой отец показал себя бесстрашным воином. Но бесстрашный воин иногда бывает слишком крепок. Крепок, как высохший древесный великан: против любой бури устоит, а против урагана — нет. Потому что гнуться не умеет. А твоя мать была как ураган.

— А я вот не хотела бы, чтобы Рин гнулся, — вдруг сказала Рич.

— А ты разве ураган? — удивилась Айра.

— Ага, — кивнула девчонка и улыбнулась. — Но маленький. Этот. Как его?.. Смерч! Так Ора говорила.

— Смерч он выдержит, — ответила ей Айра улыбкой.

— Рассказывай, — сказала она же чуть позже Орлику, который сидел уже на лавке и вытирал ладони ветошью, что отобрал у Тира.

— А чего рассказывать, — пробурчал вельт. — Это ты должна рассказывать. Куда уж мне с такой колдуньей тягаться. Помнишь, как ребятенок твой на свет появился?

Айра нахмурилась, посмотрела на Тира. Он тоже поднял глаза.

— Помню, — ответила она через мгновение.

— И что почувствовала? — прищурился Орлик.

— То, что чувствует любая мать, — проговорила медленно колдунья. — Усталость. Боль. Радость. Счастье.

— Понятно, — кивнул вельт. — Все бабы так чувствуют. Хотя если вспомнить, что удавалось из тебя о твоем прошлом выудить, несладко тебе тогда пришлось, и колдуны возле тебя были не из добряков.

— Это были хеннские шаманы! — повысила голос Айра.

— А как они колдовали над твоим сыном? — поскреб подбородок Орлик. — Ведь колдовали? Когда он еще в животе твоем ножками стучал, колдовали? Или ты думаешь, как метки у него на плечах появились? У отца-то его были метки?

— На плечах не было, — резко бросила колдунья. — У него ошейник был, как и у меня. Видишь след? Свой-то я вырвала. Да и его освободила. Может быть, зря… Хеннские шаманы над каждым танским ребенком колдуют, только метки очень редко проявляются, в несколько поколений — раз. Но мне все равно, что у него за метки!

— А мне нет! — строго заметил Орлик и перевел взгляд на Марика. — И хеннам, что гоняют лошадей по степи, тоже не все равно. И сайдам не все равно. И Леку, отцу Тира, не все равно! Он ведь ради этих меток здесь, не ради сына! И тебе не все равно, Айра. Ты присмотрись к сыну-то! Сотри негу материнскую из глаз, присмотрись. Рич! И ты присмотрись, или мне кажется, что ты насквозь всякого видишь? Или глаз затерся, пока рядом с парнем росла? Насьта, Марик! Глаза откройте! Или только я вижу то, что вижу?.. Нет, все-таки неплох был тот колдун, что учил меня, жаль, плохо он кончил. Эх, скольких мы с ним новорожденных приняли! Любое родимое пятно могли на заказ вылепить! Старик говаривал, что и склонности навести можно. Младенец, пока он в чреве, как кусочек войлока — все впитывает! Так вот у твоего парня, Айра, не завитки на лопатках. Зерна в нем!

Тир поднялся с места, отбросил на ковер меч, выпрямился, перевел взгляд с Орлика на мать. Бледность накатила на его щеки, скулы пошли красными пятнами.

— Подожди. — Айра опустилась на скамью. — Не вижу я никаких зерен. Зерна бы давно разглядела. Да и как не разглядеть? Сама светилась от счастья, загибалась от тревоги и боли, да ребеночек мой пылал, что твой факел ночью!

— Так он и теперь пылает, — пробормотал Орлик и добавил громким шепотом: — Только в огне этом черные языки проглядывают. Оттого и огонь его не столь ярок теперь, как ты ждала, Айра. Или ты без тревоги на сына смотришь? Думаешь, я боязнь за ребенка с тревогой о нем самом спутаю? Он ведь теперь к Леку вместе с тобой пойдет. Присмотрись!

— Ну? — дрогнул голос Тира. — Что вы видите во мне?

— Жажду, — испуганно прошептала Рич. — Ох, и повезло тебе, братишка, что ты Динусу кровь не пустил.

— Подождите. — Айра побледнела, обхватила плечи руками, прикрыла глаза. — Подождите. Орлик. — Она посмотрела на вельта. — Что скажешь мне?

— Печальную новость я тебе скажу, Айра, — недовольно пробурчал вельт. — Напрасно Раик суетится на кухне, да еще вместе с Жордом и младшим Яригом, который, судя по запахам, горазд состряпать что-нибудь вкусненькое. Не будет у нас времени на обед.

— Ну уж если ты так сказал, значит, точно не будет, — кивнула Айра.

— Что мне делать, мать? — повернулся к ней Тир.

— Слушайся Орлика, — попросила колдунья. — Понимаешь, порой важнее не сила, не умения, а сердце. Чем оно больше, тем лучше. Я и теперь разглядеть не могу, что вплели в твою плоть шаманы. А вот что будет с тобой, вижу сейчас ясно: стоит тебе пролить хотя бы каплю чужой крови, захочется пролить две капли. Будет две капли — не устоишь перед глотком. Глотнешь — захочешь напиться. Напьешься — умыться! Умоешься — дышать кровью станешь, пока дыхание твое не остановится… Слушай Орлика, у него большое сердце!

— Силенка тоже пока есть, — проворчал вельт и подозвал Рич. — А ну-ка, девка, взгляни, что я тут нарисовал, а то случай-то уж больно необычный! Был бы Рин, он бы тут же мне все растолковал. Но мне кажется, что и ты не менее расторопна!

— Все чужое вытянуть хочешь? — прищурилась Рич.

— Так точно, — кивнул Орлик. — Все, что подброшено, все тайное — все прочь. Все, что нажито, останется. Все, что без магии пришло, без тайны, при нем будет, а уж что со светом его будет, только ему самому известно. Хотя мне кажется, что еще ярче пылать он станет!

— А силенок-то хватит? — вздохнула Рич. — Как силу будешь вливать в линии?

— Не буду я ничего вливать, — отмахнулся вельт. — Это когда младенца метишь, вливать надо. Грязное дело — порой приходилось зверька какого замучить или собственную кровушку за монету пустить, а тут только держать надо. Вот по этим уголкам встать и держать. Да не руками, а головой. Словно веревку, которую парус из рук рвет. Понятно? Силенок хватит, времени бы хватило.

— Может получиться, — повернулась к Айре Рич. — Если, конечно, Тир сумеет вытерпеть. Есть в нем темная нить, но сплетена со светлыми, да еще завязана на тысячу узлов. Ее вырвать не удастся, выжигать придется, а это боль!

— Вытерплю, — отрезал Тир. — Когда яд выжигали, вытерпел!

— Я помогу, — встала Айра.

— Нет, — покачала головой Рич. — Я помогу. Тебе еще привыкнуть к сыну надо, а я его знаю, как брата-близнеца. Ты уголок свой держи!

— Поспешим, — засуетился Орлик. — Ты, паренек, раздевайся по пояс. И оружие, оружие тоже оставляй! А вы вставайте сюда. Марик, Насьта, Айра, я… еще один человечек нужен! Пятый угол пуст. Рич поможет Тиру. Жорд! Яриг!

— Обед? — высунулся из кухни Жорд Олли.

— Пока нет, — вздохнул Орлик, перебросил взгляд с Жорда на Ярига, обратно, почесал лоб. — Похоже, Яриг подойдет лучше. Хватка-то есть у трактирщика, впрочем, какой трактирщик без хватки? А ты, Жорд, иди, помогай Райку, я тебя разглядеть не могу, вот уж правда, магия не действует… Хотя какой из меня маг? А ну-ка встали на углы!

— Подожди! — попросила Айра, подошла к сыну, провела ладонью по крепкой спине, нащупала извивы, впечатавшиеся в кожу, словно два больших рыбацких крюка.

— А что делать-то? — озабоченно пискнул Яриг.

— Сюда, — ткнул пальцем в кривой круг Орлик и повторил нетерпеливо: — Сюда вставай, Тир. А ты, Рич, сюда. Только круг не пересекай! Упритесь ладонями друг в друга. Ты же, Яриг, стой на своем углу и слушай, что тебе говорят! Эх, помню, как-то прознал один купец, что родимое пятно у его сына на плече и страсть к оружию не от богов, а от старика колдуна и его помощника-переростка, так заставил нас парня расколдовывать. Сам же встал рядом с сыном, чтобы его удержать да подбодрить. Ну мы это все дело закрутили, а когда сына-то еще через будущую роженицу околдовывали, пять кошаков порешили! Это ж дело непростое — страсть какую в человека вживить. Так вот этого купца прямо всего кровью кошачьей да потрохами облепило! Откуда только что взялось!

— Орлик! — крикнула Айра. — Не тяни. Скоро поддень!

— Не тяну я! — огрызнулся вельт. — Вы сейчас тянуть будете. Что бы ни случилось — тяните. А что тянуть, сами почувствуете. Если кого страх за живот ухватит — глаза закройте, но терпите, иначе парню нелегко придется, а так-то он только чуток покорчится…

— Орлик! — еще громче крикнула Айра.

— Ну начали, — буркнул вельт, выудил из-за ворота вельтский талисман, прижал его к губам, вернул на место и зашептал непонятную скороговорку.

Свет, который уже вовсю лился через окна дома Креча, вдруг померк. В лицо Айры ударил ветер, она попыталась смотреть на сына, который и сам не сводил с нее глаз через плечо Рич, но ветер словно усилился, и Айра против воли закрыла глаза, отмечая, что голос Орлика становится все громче и громче. А потом ее потащило куда-то вперед, и Айра едва удержалась на месте и тут же испугалась, выдержит ли Яриг. В лицо плеснуло чем-то мокрым, в ноздри ударила невыносимая вонь. Но ветер не позволял открыть глаза, и только стон, протяжный стон сына, не давал ей самой упасть на колени, свернуться клубком, подтянуть колени к животу, чтобы переждать, забыться, словно она через восемнадцать лет должна заново родить все того же сына. И она стояла и стояла, хотя давно должна была бы упасть, пока не услышала почти рычанье Рич, грохот падающего тела и ошарашенный рык Орлика:

— Все, раздери меня на части! Это ж кто бы мог подумать?!

Гостиная дома Креча была залита кровью. Кровь стояла лужами на полу, стекала по стенам, капала с потолка, пропитала ковры, занавеси и вымазала с головы до ног всех участников обряда. Посередине невидимого круга стоял, пошатываясь, Тир. Рядом с ним сидела на полу, растерянно хлопая глазами, Рич. Недоуменно оглядывали себя Насьта и Марик. Охал, лежа на боку, Яриг. Орлик поднял его за шиворот и поставил на ноги.

— Вот такушки, — сказал Насьта, смахивая с лица кровь, которая словно хранилась много лет в закрытой бутыли и теперь издала разом всю накопленную вонь разложения и смерти. — Как я догадался бросить лук и тул со стрелами в кухне?

— Тир! — вскрикнула Айра, не решаясь сойти с места.

— Это не моя кровь, мама, — хрипло прошептал Тир.

— Это не его кровь. — Рич с трудом поднялась, скользя мокрыми сапогами по полу.

— Все! — начал отплевываться Орлик. — Все, жареный демон мне в блюдо! Чтобы я еще раз взялся расплетать чужое колдовство? И не смотрите на меня так. Линии накорябать, не мной придуманные, дело нехитрое, сила-то от вас шла! Особенно вы трое расстарались — Марик, Айра и Насьта. А мы вот с Яригом чуть не сплоховали! Однако откуда ж у хеннских шаманов столько кошаков? Тут же не одна тысяча кончину свою нашла!

— Это не кошачья кровь, — .прошептала Айра, бережно смахивая кровь со спины сына. — Это кровь людей. Кровь сотен людей!..

На лопатках Тира больше не было завитков. Только желтоватые синяки остались на их месте.

— А линии я бы вернула, — заметила, отплевываясь, Рич. — Да хоть углем бы нарисовала. Или охрой. Пусть будут!

— Ты как? — Айра вгляделась в блеснувшие глаза сына.

— Словно камень свалился с груди, — выдохнул он. — Камень, проросший и в голову, и в руки, и в ноги, и в сердце. Вышел вместе с корнями… Спасибо, Орлик. Спасибо, Рич! Я чуть рассудок не потерял от боли.

— Ничего, — с трудом сдержала приступ рвоты девчонка. — Держался ты молодцом.

— Спасибо, мама, — чуть слышно проговорил Тир.

— Быстро! — словно очнулся Марик. — Время уходит! Быстро-быстро умыться и прополоскать одежду. В мокром пойдем. Орлик, Насьта — за водой! Раик, где у тебя ведра, лохани? Жорд — помогать!

— Что тут у вас? — послышался голос старика.

Он остановился на пороге гостиной, с тревогой огляделся, поймал каплю крови, капнувшую на лысину с потолка, и недоуменно посмотрел на Рич.

— Поранился, что ли, кто?

Невольный взрыв хохота заставил слугу удивиться еще больше. Он почесал затылок, поморщился и повернулся к Орлику, который казался ему самым главным после Рич.

— Прибраться бы тут!

— Жорд Олли и младший Яриг, — великан подхватил за шиворот все еще не пришедшего в себя трактирщика и хорошенько встряхнул, — в твоем распоряжении, дорогой!

— Хорошо, — согласился старик и снова потер лысину. — Тогда — вода в котлах и теплая и холодная, а стирать ничего не надо — вон за той дверью сундуки, а в них чего только нет: и доспех, и белье, и одежда, и оружие! Люди из дома Креча уж второй десяток лет под конгом. Все там, кроме меня, а дружинное имущество все здесь — в целости и сохранности.

Глава двадцать восьмая
Полдень

Город словно затаил дыхание. Аилле замер в зените, но камни мостовых, оград и стены домов казались странно холодными, хотя в воздухе стояла духота. Улицы были безлюдны. Слабый ветер влек по ним пепел, ноздри забивал запах жженой плоти, и тлеющие костры не скрывали источник запаха. Стражников не было, вместо них у кострищ и подвод с дровами копались люди, одетые в серые мешковатые балахоны с прорезями для глаз.

— По полсотни человек выделили таны от каждого дома, — устало заметил старик Дамп, встретив Айру и Тира, выглядевшего как Рин, на Кожевенной улице, которая выходила на рыночную площадь с запада. — Шесть сотен балахонников! Но и лавочникам наряд спустили. Теперь их сынки, те, кого корча не коснулась, разбирают сгоревшие дома, растаскивают на бревна, ломают заборы. Однако хороший конг из Лебба Рейду получится. С ног валится, но держится! Только его стараниями корча приостановилась! Конечно, оно еще неясно, как обернется, но запрет выходить жителям на улицу подействовал. И теперь дозоры не дремлют! Тот, кто заразился, умрет, остальные еще поживут. Вечером начнется очередной обход домов, увидим, что и как.

— А там что? — мотнула головой Айра в сторону восточной части города. — Там тоже все ладно?

— Не ладно там, — опустил голову старик. — Конечно, многим удалось спастись, но тысячи людей погибли. Больных там было мало — не каждому по карману было прикупить фазана на праздник. Гармат Ойду словно озверел. Он, конечно, никогда добреньким не слыл, но все, что устроил со своим сынком на арене, а особенно ночью — все это не похоже на него. Словно опоили его какой-то дрянью. Он ведь знает, чья стрела погубила Динуса. Берегись, девка! Марика и Насьту остереги! Сната Геба нет, некому будет прикрыть их. Я тут сам едва держусь. А Леббу Рейду не до того, да и никогда он баль не жаловал!

— Все новости? — медленно проговорила Айра.

Площадь, которая открылась перед ней, заполняли отряды стражи, но знати видно пока не было. Разведенные еще ночью костры продолжали пылать, но языки пламени таяли в слепивших глаза лучах Аилле. Не было огня только в середине площади. На высокой поленнице дров, завернутое в промасленную ткань, лежало тело Сната Геба. Там же суетились все те же балахоники и Качис с Лайрисом.

— Вот и колдуны при деле, — вздохнул Дамп. — Качис все вываривает зелье, где только находит сырье. Видишь котел над одним из костров? Если так пойдет, уже к вечеру начнет поить людей. Уснул прямо с лопаткой в руке, в угли упал, рожу опалил, еле успели вытащить. Так он очухался, побежал еще за каким-то сырьем в храм, притащил оттуда сумку амулетов, да сказал, что дар это от Вертуса и что надо, мол, передать амулеты лично Леббу Рейду, не то беда может приключиться! Да еще чтобы не через Хорма, а лично в руки! Так я и передал. Ночью еще передал. На руки нацепил конгу! Я бы на месте конга наградил бы этого Качиса. Да и рисе — трудяга. Сначала костры разводил, все вымерял, чтобы равномерно охватить весь город, а там уж и в дома ходил к больным, куда я и стражников не мог загнать, и на посылках у Хорма Рейду потрудился. Жмуриться забывает, глаз-то рисскими искрами так и сыплет, ребятки мои даже шарахаться от него начали. Хотя чего его бояться? Он ведь, может, последний остался из рисских магов! Да тоже едва на ногах держится!

— Дамп! — Айра сделала шаг вперед. — Я не об этом. Что с моим заложником? Что за хенны были в одежде стражи? Что с хеннами за стеной? И ты обещал помочь мне!

— Твой приятель за Тира будет? — Старик потер мешки под глазами. — Кто ж тогда во дворце конга? Ну да ладно, не мое дело. Сберечь решила сына? Совсем уже запутала меня со своим колдовством. Ты не обижайся, девка, но помочь будет непросто. Если, конечно, вот сейчас на тебя свалятся те самые хенны во главе с Леком, я тут же ребяток своих в горячку брошу, но уйти с площади не смогу. Всего ничего осталось, и ладонь Аилле по небу не проползет, как явятся главы танских родов. Так уж дай и мне проститься со старым другом, а там я опять к храму отправлюсь, Вертуса с птенцами его стеречь. Я ведь не спрашиваю, когда ты начнешь свою охоту — до охоты ли тебе теперь? А Тир или кто там был за него… — старик вздохнул, хлопнул ладонями по бокам. — Пропал тот парень. Точно не знаю, но рухнуло там что-то — подземелье какое-то обвалилось. А может, крыша упала. Но грохот стоял такой, что на полгорода слышно было. Уж поверь мне, красавица, заварушка эта рассосется, я и медного грошика за тех каменщиков, что рухнувшие стенки клали, не дам. Однако и мертвым твоего парня тоже никто не видел, а Хорм Рейду так вообще кричит на каждом углу, что сын Лека спрятан в надежном месте. И хенны за стеной опять танцуют. Я бы на месте этих сумасшедших собирал вещички, да отправлялся к Борке — может, кто и успеет выбраться. А остальные кровью умоются, это уж точно! Или я уже говорил тебе об этом?.. А вот уж о хеннах, ряженных под стражников, ничего не скажу, только слухи одни!

— Я и слухам буду рада, — упорствовала Айра.

— Ну что ж, — Дамп снова хлопнул себя по коленям. — Тогда слушай. Ходит слух, что есть такие хенны! И вроде никто их не видел, каждый лишь слух передает, но уж больно ладно складывается. Получается, что еще лет так пять или восемь назад какой-то тан стал собирать хеннских подростков, посулив сделать их стражниками. Сам этот тан не показывался в слободках, а ездили его нарочные, но лиц их тоже никто не запомнил. И бабы среди них были! Помнишь ту, что Сната подстрелила? А этого Маеса помнишь? Ну того, который ударил ножом Хорма Рейду?

— Маес по-хеннски значит — «без имени», — проговорила Айра.

— Безымянный, выходит? — потер глаза Дамп. — Так вот их, этих безымянных, по слухам, около сотни. Ну или поменьше — сама понимаешь, как улов у рыбака растет. И учила их бою какая-то баба, что сражается лучше любого воина!

— Та, что стреляла в конга, никогда не была хороша в близком бою, — заметила колдунья.

— Не та, так другая, — вздохнул воевода. — Другой вопрос, зачем это нужно тану, кто бы он ни был? Про хеннов ведь как говорят: «Нет человека честнее хенна, но ты не верь ни единому его слову, если не из его племени, пусть даже он клянется детьми и родителями». Ты для хенна словно скот, ржавая кухонная утварь, мусор под ногами. У хеннов свои боги, свои шаманы, свои вожди. Наши жрецы говорят, что Единый — один бог над всеми богами и над всякой тварью, но мне кажется, что и Единый у хеннов какой-то особенный.

— Снат Геба думал об этом, когда давал волю хеннам? — спросила Айра.

— Снат теперь перед Единым ответ держать будет, — вздохнул Дамп. — И у Сната были разные советчики, а у тех — свои советчики. Я не ведаю, кто тот сумасшедший тан, но все говорят, что и у него был советчик.

— Маленький, с широким мечом и флягой? — нахмурилась Айра.

— Откуда я знаю? — хмыкнул Дамп. — Высоки стены танских подворий, а слуги у некоторых так вышколены, что собственной тени страшатся. Я тана этого не знаю. А знал бы, рубанул его наискосок от ключицы к печени, а там уж и вы рубите меня как хотите! Что делать-то собираешься, девка?

— Ничего пока, — вымученно улыбнулась Айра. — Жду сигнала. Пойду я, дружище, а то ведь и не подойдет ко мне гонец.

— Ну храни тебя Сади, Сето и Сурра все скопом и по отдельности, — махнул рукой старик и заковылял к кострам.

— Рин жив? — спросил Тир, когда воевода отошел на десяток шагов.

— Жив, — кивнула Айра. — Но что с ним, я не знаю. Одно только могу сказать: он горазд на выдумки, но в разрушении зданий замечен пока не был. Ты сам-то как дышишь?

— Легко, — ответил, подумав, Тир. — Но часто. Марик будет недоволен. Я не могу сохранить спокойствие перед схваткой.

— И он бы не сохранил, попади Ора в беду, — сказала Айра.

— Ты думаешь, что встреча будет на арене? — кивнул Тир на Ворота Справедливости.

— Думаю, что да, — ответила колдунья, прищурившись. — Нужно только дождаться нарочного. Там много пустых храмов, обширные подземелья. Лучшего места для долгого разговора не найти. Но обиталище Лека не здесь. Ночами арену проверяет стража. Надеюсь, что Марик, Насьта, Рич и Орлик пробрались на галерею конга, оттуда можно видеть всю арену. Если нас поведут в храмы, они пойдут за нами. Подожди, что там на вратах?

Тир пригляделся, побледнел и едва не уронил секиру. К кованой решетке ворот была привязана черная коса.

— Идем! — дернула сына за руку Айра.

Арена оставалась пуста. Ни одного человека не было на ступенях холма, ни одного человека не было в портиках храмов. Чуть подрагивали от ветерка занавеси на галереях. За спиной послышался цокот копыт. Айра оглянулась. Со стороны дворца конга к рыночной площади приближалась кавалькада всадников.

— Пошли! — решительно сказала Айра и тронула створку ворот.

Тир шагнул вслед за ней внутрь, сорвал с решетки косу и сунул ее за пазуху.

— После! После! — поторопила сына колдунья, но тут же осеклась, увидев побледневшие губы и сдвинутые брови.

— Куда идти? — спросил он негромко.

— Вперед, — ответила Айра и двинулась к центру арены. Она увидела Лека через два десятка шагов. И замерла.

— А ведь ты нисколько не изменилась! — заявил удивленно последний великий тан.

Лек сидел в кресле, взятом, наверное, в одном из храмов. Рядом с ним на камнях арены лежала Илька. Одежда ее была изодрана, руки, ноги, спину покрывали кровоподтеки и полосы от ударов бичом. Волосы были коротко острижены и торчали клоками, словно были вымазаны в крови.

Айра бросила взгляд на Тира, который в мгновение остался без личины Рина на лице. Он был бледен, но недвижим. Только похрустывали пальцы, лежавшие на рукояти меча. Звякнувшая о камень секира валялась у ног.

Над Илькой стояла Зия. Она постарела, но старость лишь прошелестела по ее лицу: волосы стали отливать серебром, кожа стала суше, обнажив скулы, провалив щеки и глаза, заострив подбородок. Но пришло к ней больше, чем ушло. Ее глаза уже не пылали ненавистью, они были безжизненны и спокойны, однако их спокойствие не предвещало ничего хорошего. Теперь перед Айрой стояла воительница, способная наводить ужас на противника.

С другой стороны кресла стоял, дрожа всем телом, Синг. Лицо его оказалось разбито, ноздри вырваны, одного уха не было вовсе. Он опирался на кривой посох, и Айра тут же поняла, что линия, очертившая круг в центре арены, сотворена Сингом и что не только стражники Скира не видят и не слышат происходящее на арене, но и ее друзья. «Если можете сотворить простое колдовство и сложное, выбирайте простое, — повторял ученикам, среди которых была и юная Айра, некогда всесильный Арух, а за ним уже и его слуга Синг. — Не старайтесь удивить противника или поразить его собственным мастерством. Магия должна действовать, а не сиять! И помните: лучшая магия та, которой не чувствует ваша жертва, а самая лучшая та, о которой не узнает никто и никогда. Но если вы не можете быть незаметными — будьте простыми». Что могло быть проще обычного круга с заклинанием отражения внутрь и наружу? Ничего, особенно если учесть, что маг, создавший эту «забаву для школяров», оставался внутри круга. Но именно такое решение и сулило выигрыш Леку. Ни крики, ни блики от лучей Аилле на доспехах — ничто не могло подсказать друзьям Айры возможность скорой развязки. Все звуки, отсветы дневного света, да и сами фигуры противников оставались внутри круга. Более того, магия такой обманки, пусть и выстраивалась много часов, сохраняла именно тот образ арены, который был на момент начала колдовства, а значит, она загораживала Ворота Справедливости, и с галереи конга нельзя было рассмотреть, как на арену вошли Айра и Тир. Для Марика их на арене не было!

А если бы и были? Кроме безжизненной Ильки, самого Лека, Зии и Синга по внутренней стороне круга стояли еще три десятка воинов — хеннов без имени, и их обнаженные клинки были способны охладить любой пыл, и даже пыл неопытного мага, который не знает, что обычная магия внутри такого круга невозможна.

— Не вздумай бросить что-нибудь за границу круга, — предупредил Айру Лек. — Отрежу ту руку, которой будешь бросать. Хотя есть и другая идея. Зия, подними-ка эту падаль!

Воительница наклонилась, ухватила Ильку за волосы и рывком поставила на ноги. Девчонка чуть слышно застонала, и Айра с облегчением выдохнула. Дочь Марика была жива и даже не покалечена, хотя ее лицо покрывали синяки, а губы и нос опухли.

— Это мой сын? — скривил губы Лек, взглянув на Тира. — Да, он явно попал не в те руки. Но ничего, мы с ним поладим. Ведь ты же не хочешь, мальчик, чтобы твоя девчонка лишилась из-за тебя или твоей мамочки руки или ноги?

— Не хочу, — прохрипел Тир.

— Вот и славно, — улыбнулся Лек. — Тогда разденься по пояс. Мне нужно кое-что сверить! Выйди в центр круга и разденься.

Лек тоже почти не изменился, разве что волосы его не только побелели, но и поредели, да глубокие складки легли от носа к уголкам рта. Плечи бывшего великого тана были по-прежнему широки, а голос спокоен.

— На что ты рассчитываешь? — спросила Айра, пока ее сын стягивал через голову легкую кольчугу, выданную слугой дома Креча, да распускал ворот рубахи. — Город наводнен стражей. Хеннов, что танцуют за его стенами, не хватит даже для победы в чистом поле, не то что для штурма!

— Город обречен, — с деланой печалью вздохнул Лек. — Или ты думаешь, что корча уже прошла? Надеешься, что достаточно тех усилий, что предпринял новый конг? Может быть, может быть… Но я скажу тебе кое-что. Мне не нужен Скир. Мне нужен мой сын. Мой сын, который станет таном Великой Степи. Я всего лишь помогу ему. А город — город потонет в крови. И не хенны будут тому причиной. Эти хенны, что танцуют у стены, будут штурмовать ее для вида. Для того чтобы я вышел со своим отрядом через другие ворота. А потом они бросят Скир и проводят меня до степи. И никто не погонится за нами. Знаешь почему? Потому что сайды будут резать друг друга!

— Тебе кто-то пообещал это? — сложила губы в улыбку Айра.

Тир стоял в одних портах и сапогах, оставив на себе только пояс с реминьским мечом. Лек щелкнул пальцами, и трясущийся от страха Синг засеменил к сыну Айры. Опасливо косясь на меч Тира, он обошел его вокруг, дотронулся дрожащей рукой до плеча, поднялся на носки, разглядывая выведенные охрой над лопаткой завитки.

— Тир, урожденный сын Айры, что воспитывался в доме Марика и Оры, — проскрипел колдун. — Знаки на месте. Но с синяками. Наверное, пытались вывести их.

— А ведь не по зубам тебе оказалась магия лучших хеннских шаманов! — засмеялся Лек.

— Ты говоришь о тех шаманах, которых сам и убил? — подняла брови Айра. — Скольких людей принесли в жертву в тот день, когда они ворожили на твоего сына? Скольких убили, чтобы заразить твоего сына жаждой крови? Или ты забыл об обруче, что сковывал твою шею? Такой судьбы хочешь сыну?

— Никто не свободен, — сузил глаза Лек. — Вся разница в том, что у тебя много господ, а у твоего сына только одна госпожа — его судьба.

— Так это судьба пообещала тебе устроить резню в Скире? — наклонила голову Айра.

— Позволь мне убить ее, — прошипела Зия.

— Не спеши, — скрипнул зубами Лек в сторону воительницы и снова постарался улыбнуться. — Послушай меня, Айра. Если ты помнишь, когда-то я спас тебя от смерти. Потом случалось разное, но все-таки я тебя не убил, так что некоторым образом ты осталась мне должна. Конечно, я мог бы взять в счет долга сына, но ведь он и так принадлежит мне. Не хочешь ли рассчитаться со мной?

— Разве есть хоть что-то, чем вот здесь, в центре хитроумного колдовства твоего старого слуги, я могла бы распоряжаться по своей воле? — удивилась Айра.

— Есть! — с готовностью кивнул Лек. — Твоя жизнь. Твоя смерть принадлежит мне, а жизнь — тебе. Отдай ее мне, вернись в мой шатер. Ты стала еще прекраснее, верно, нашла снадобье, которое сохраняет молодость?

— Хочешь, чтобы я поделилась с тобой чудесным средством? — поняла Айра. — А тебе не будет страшно ложиться рядом со мной? Я ведь могу и ужалить!

— Пока твой сын со мной, не можешь, — засмеялся Лек.

— А ты бы спросил его самого, — предложила Айра.

— Зачем мне его спрашивать? — пожал плечами Лек. — Я и так все вижу. Сейчас он пылает ненавистью. Он видит истерзанную девчонку и хочет наказать ее обидчиков. Что ж, дорогой мой, послушай, что я скажу. Никто не избежал пылкой влюбленности в единственную из женщин, хотя и нет никого, у кого рано или поздно не открылись бы глаза, что женщин множество. Впрочем, не буду скрывать, некоторые из них весьма милы, и твоя девчонка не потерялась бы среди них, пусть даже она и не столь восхитительна, как твоя мать. Но как бесполезная шерсть становится полезным войлоком от ударов, так и женщина начинает служить мужчине после хорошей и неоднократной порки. Если бы ты знал, как она рычала и извивалась, пока мне удалось исторгнуть из ее глаз слезы. Не думаю, что я уже достиг желаемого, но дальше над нею тебе придется трудиться уже самому. И не жги меня глазами, я не касался ее лона! Неужели ты думаешь, что я могу лишить своего сына радости первенства? Она девственница, да, хотя для сайдов это не так уж и свойственно в ее возрасте. А теперь надень доспех и обнажи меч, я хочу посмотреть, насколько ты готов быть воином! Я хочу, чтобы ты пролил кровь!

— Мама? — обернулся Тир.

— Делай, как он говорит, — прошептала Айра и сказала уже громче для Лека: — Я знаю, чего ты хочешь. Я разобрала ворожбу шаманов. Ты хочешь, чтобы он жаждал крови? А не боишься, что он не насытится, пока не убьет тебя самого?

— Боюсь, — кивнул Лек. — Но что мой страх по сравнению с той жаждой, что меня мучит? Обнажи меч, мой сын! Убей этого мерзкого сайдского колдуна!

— О мой тан! — в ужасе упал на колени Синг.

— Убей его! — повторил Лек.

— Я не палач, — негромко вымолвил Тир.

— Мальчишка, — рассмеялся Лек. — На пути от воина к богу никому не удалось избежать должности палача. Маес!

— Я здесь, мой тан, — шагнул вперед один из стражей.

— Убей, — коротко бросил Лек.

Молнией взметнулся кривой меч, и начавшийся было визг колдуна оборвался. Его голова упала на камень. Туда же повалился и труп Синга.

— Все заканчивается когда-нибудь, — прошептала побелевшими губами Айра, поняв, что, кто бы ни выстраивал магию круга, завершение колдовства было в руках ее бывшего мужа.

— Несомненно, — ответил Лек и щелкнул пальцами. Еще четверо стражей обнажили мечи и шагнули к колдунье. Клинки замерли в паре ладоней от ее груди.

— Боишься? — выпрямилась дочь Ярига.

— Боюсь, что помешаешь представлению, — хмыкнул Лек. — Мне нужно, чтобы паренек пролил кровь. Тебе или его воспитателям удалось вдолбить ему в голову какие-то глупости о чести, так что придется идти обычным путем. А ты можешь помешать. Что ж, мой мальчик. Сейчас тебе придется защищать свою жизнь. Даже две жизни, потому как твой приз в руках Зии. Если ты проиграешь, так и девчонка мне не будет нужна. Я даже не позарюсь на ее девственность, зачем мне бродяжка в синяках? А вот если сумеешь победить, получишь ее немедленно! И сможешь даже съесть ее! Маес!

Хенн, зарубивший Синга, явно готовился вместе с тем воином, что вонзил нож в Хорма Рейду. Он двигался похоже и был, несомненно, так же опасен. Айра с досадой поморщилась, когда Тир неловко потащил меч из ножен, когда пошатнулся, сгибая колени: все-таки утреннее колдовство не прошло для него бесследно. Но затем она постаралась успокоиться. Главная схватка была впереди, а то, как победила своего соперника на арене Рич, которая занималась долгие годы вместе с Тиром, оставляло весомую надежду на успех последнего. Мельтешение мечей, которым занимался ее сын с названой сестрой почти на том же самом месте, сейчас было не нужно.

Он словно услышал ее. Только не поднял меч над головой, как сделала в своей схватке Рич, а вынес его вперед. Положил клинком на запястье левой руки, слегка согнул правую и замер. Хенн, медленно переступавший мелким шагом по кругу, тоже остановился. Поднял меч и крадучись двинулся в обратную сторону. Тир медленно поворачивался за ним, переступая левой ногой.

— Полдень! — прошипел Лек. — Уже полдень! Дым поднимается над телом Сната Геба. Хенны пошли на штурм… У нас не слишком много времени!

Маес напал мгновенно, но Тир не стал принимать на клинок взметнувшуюся стальную молнию. Выворачиваясь влево, он упал на правое колено. Хенн замер и повалился в противоположную сторону. Из рассеченной на его груди кольчуги толчком плеснулась кровь.

— Нравится? — потер руки Лек. — Бодрит! Лучше вина бодрит! Распробуешь еще вкус чужой смерти, распробуешь! А хороший меч тебе вручил новый конг. И попал он в твердые руки! Зия, отдай ему девку! Что скажешь, Айра? Неплохо подготовлен будущий тан?

— Кто тебе помогал в Скире? — повторила вопрос колдунья.

Тир, едва успевший вернуть меч в ножны, поймал почти бесчувственную Ильку, прижал ее к себе, обернулся к матери.

— Отойди в сторону, сын, — попросила она.

— Идешь со мной? — улыбнулся Лек, и его улыбка слилась с шелестом меча, который Зия вынула из ножен. Воины, наставившие на Айру клинки, сделали шаг назад.

— Кто тебе помогал в Скире? — повысила голос Айра.

— Значит, не идешь, — кивнул Лек и рассмеялся уже в голос. — Вот ведь доходяга… А ведь он предупреждал меня, что именно об этом ты и спросишь! Даже если я буду резать тебя на части, спросишь именно об этом. Он непрост. Я мог бы, наверное, ненавидеть его, но он не здешний. Он издалека. Убогий старикашка, который умудряется приказывать даже скирским танам! Он двигает их, словно фигурки по игровому полю! Он охотник, Айра. Кстати, он сказал, что ты тоже охотишься. На кого ты охотишься, Айра?

— Разреши ей поохотиться на меня! — громко сказала Зия. — Когда-то я скрещивала с ней меч, хочу вспомнить молодость. Это было бы интересно, тем более что у нее клинки Чаи! Посмотрим, чего стоит далекая южная сталь против лучшей хеннской!

Зия бросилась на Айру мгновенно. Та едва успела поднять руки к плечам, чтобы выдернуть пару кривых клинков, как уже пришлось уходить от разящего удара. От второго удара Айра уйти не успевала, и ее сталь встретилась со сталью воительницы Лека. Зазвенел, разрезанный на части, серебристый клинок. Упала на колени, пытаясь зажать вскрытую грудь, Зия. В руках у Айры искрились всполохами пламени два изогнутых языка тьмы.

— Мне пришлось перековать мечи Чаи, — сказала она глухо. — Но ножны я оставила прежние. Они мне были дороги как память!

— Убить! — в бешенстве заорал Лек, но хенны не успели двинуться с места.

Смерть подобралась к ним сзади. Марик, Рич, Насьта, Орлик с ходу сразили по два противника и в секунды закончили с остальными. Марик бросился к Ильке. Лек, не вставая с кресла, только шипел, открывая рот.

— Как вам удалось понять? — в изнеможении опустила руки Айра.

— Всё Рич! — развел руками Орлик и убрал в ножны фальшион, тоже похожий на смешанный с пламенем осколок ночи. — Мы уж заждались, но она заметила, что ветерок несет пепел по арене, а в большом круге пепел словно пропадает. Молодец девка! Тут же вылепила внешний круг, так что, считай, со схватки Тира с очередным безымянным у тебя было на четыре слушателя и зрителя больше! Мы бы и дольше постояли, все надеялись, что сболтнет твой бывший, кто ему помогал, но уж потом…

— Что теперь? — спросил Марик, прижимая к себе дочь и вытирая рукавом слезы, не замечая, что царапает кольчугой лицо в кровь. — Надо бы сообщить Оре!

— Я уже передала ей, чтобы она уходила в Репту с первым же кораблем, — кивнула Айра, не сводя взгляда с окаменевшего Лека. — Об Ильке не сказала ничего. Если бы твоя дочь погибла, это никак бы не изменило ее планов.

— Эй! — удивленно заорал от Ворот Справедливости Насьта. — Такушки теперь я окончательно уверился, что этот город сошел с ума! Стражники на площади рубят друг друга!

С площади и в самом деле доносились крики и лязг оружия.

— Надо идти в храм, — твердо сказала Айра.

— Сначала я убью его! — потянул меч из ножен Тир.

— Нет! — закричала Айра и добавила уже тише: — От этой тяжести, сын, я тебя избавлю.

Она медленно опустила жезл. Ледяное копье, пробившее грудь Лека, накренилось и уперлось в камень. Кровь великого тана смешивалась с талой водой.

— Теперь твое сердце свободно? — прошептала, подойдя к Айре, Рич.

Глава двадцать девятая
Долгоживущий

Тир нес Ильку на руках. Она обняла его за шею и то ли шептала ему что-то всю дорогу на ухо, то ли просто плакала. Друзья вышли из Ворот Справедливости, ужаснулись сече, которая шла в центре рыночной площади, вокруг огромного костра, на котором пылало тело Сната Геба, и тут же повернули на Кожевенную улицу. Несколько воинов, увидев незнакомцев, ринулись с занесенными секирами за ними, но Насьта одному за другим прострелил ноги первым пятерым, и остальные отстали, кроме невысокого стражника, который размахивал руками и что-то истошно вопил.

— Жорд! — скривилась Рич.

— Стойте! — закричал, запыхавшийся молодой Олли. — Я уж думал, что не найду вас!

— Останавливаться не будем, — отрезала Айра. — Обходим арену и идем мимо дворца конга к храму! Лучше объясни, что творится на площади?

— Не знаю, — хватая ртом воздух, признался Жорд. — Я вас искал! Прибираться остался Яриг, а я отпросился у Райка на площадь. Да что там, сбежал я на самом деле! Даже меч забыл взять. Хорм сказал, что не видел никого из вас. Злился он! Словно чувствовал. А потом прибыли таны двенадцати домов и воеводы-тысячники от тех домов, где нет танов…

— Что чувствовал Хорм? — оборвала его колдунья.

— Что не заладится дело! — замахал руками Жорд. — Он в последние годы всегда распорядителем на похоронах был. Матушка говорила, что, когда Ирунг умер, вместо старшего жреца все такие обряды помощник конга стал проводить.

Хорм только начал брызгать масло, а тут гонец! Хенны пошли на штурм на главные ворота! Лебб взял стражников Дампа. Сколько там у него было воинов, не знаю, своих подобрал и помчался к воротам. Хорм встал на его место, а маслом занялся Качис. Ему просто сунули в руки сосуд, и все. А когда огонь добрался до тела… Жорд остановился, задыхаясь.

— Дальше! — потребовала Айра, подняв руку. — Что было дальше?

— Огонь вспыхнул так, что рожи всем танам опалило! — Парень закашлялся и выплюнул комок слюны, смешанной с пылью. — У Качиса даже халат загорелся! А наставник Лайрис, он чуть дальше стоял, завыл от страха, упал на четвереньки и пополз прочь. И было чего испугаться: все прочие костры поднялись столбами огня, словно в них кувшины с маслом полопались! И полосы пламени по площади побежали! От костра к костру, от костра к костру!..

— И что? — Айра встряхнула Жорда за плечи. — Потом что?

— Потом страшное было! — прошептал, вращая глазами, тот. — У тысячника моего дома… у тысячника дома Олли голова отвалилась!

— Как отвалилась?! — не поняла Айра.

— Упала, — хрипло завыл Жорд. — Упала и покатилась! В мою сторону покатилась… Я чуть не обделался! И у тана Венга из дома Сольча голова отвалилась. Сын его чуть разума не лишился, пока его стражи Ойду не зарубили. Визжал, как девчонка!

— Вот и Забавник вновь объявился! — прошептал Марик. — Кто он?

— Не знаю! — крикнула Айра и хлестнула пару раз по щекам обмякшего Жорда. — Олли! Рассказывай по порядку!

— Почти все таны развалились на части, — прохрипел парень. — У тысячника Стейча руки выпали из доспеха. Головы отвалились у троих или у четверых. А тан дома Сольча вообще пополам переломился!

— Все погибли? — рявкнула Айра.

— Нет, — прошептал Жорд. — Те, у кого были амулеты, остались… Двое. Хорм Рейду и Гармат Ойду. Амулеты загорелись на их теле, но они остались живы. У Хорма запылали браслеты на руках, а у тана Ойду вспыхнул камень на груди. Хорм катался по площади, пока кто-то из стражи не плеснул водой ему на руки. А Гармат Ойду погасил, свой камень рукой. Прижал его к груди, и все. А потом началась резня!..

— Почему? — не поняла Айра.

— Гармат Ойду попытался убить Хорма, — размазал выступившие слезы по щекам Жорд. — Вытащил меч и пошел на него! Орал, что если бы Скиром правил один дом, а не двенадцать, город не превратился бы в хеннскую помойку. Что всех хеннов нужно было вырезать еще семнадцать лет назад… Глаза у него покраснели. Вместе со зрачками покраснели!.. Он обезумел! Стражники Хорма встали перед своим таном, Гармат зарубил одного, второй скрестил с его мечом секиру. Тут же подскочили стражи из дома Ойду, и… началась сеча.

— Хорм Ойду жив? — нахмурилась колдунья.

— Не знаю, — растерянно затряс головой Жорд. — Они все обезумели! Готовы были зарубить каждого…

— Быстрее! — повернулась Айра к друзьям. — Если дом Ойду поднял меч на дом Рейду и если Лебб Рейду еще жив, то скоро ручьи крови, которые потекли по улицам Скира, превратятся в реки! Тир, ты не устал?

— Нет, — твердо сказал ее сын. — Что это?

— Охота, — покачала головой Айра. — Самый удачливый охотник Заповедных земель хочет явить демона. Для этого он льет кровь. Много крови. Но я все еще не вижу демона! Порой мне кажется, что огромная змея свернулась кольцами и душит меня, но головы у нее вовсе нет.

— Кто же охотник? — спросила Рич. — Кто этот мерзкий умелец?

— Скорее всего, он сам придет к нам, — твердо сказала Айра.

Храм окружали стражники Дампа, но самого старика среди них не было. Бляхи черной тысячи и ярлык Жорда Олли сделали свое дело — друзей пропустили внутрь. Стражники стояли и в коридорах.

— Две сотни, — прикинул Марик. — Вряд ли они устоят, если воины Гармата Ойду захотят добраться до его наследника.

— Они скорее захотят добраться до тебя или до Насьты, — покачала головой Айра. — Тир! Идите с Рич в лекарскую, приведите в порядок Ильку. Надеюсь, там есть теплая вода. Жорд, помоги им! Эх, Рина бы сюда… Орлик, Насьта, мы с Мариком зайдем к Вертусу. Тут все полы исчерчены знаками, я не смогу накинуть заклинание тишины. Посмотрите, чтобы под дверями никто не подслушивал и чтобы никто не мешал нам!

— Мне подслушивать можно! — тут же объяснил вельт Насьте.

Вертус полулежал в мягком кресле. Рукава балахона сбились, и руки мага, усыпанные браслетами и цветными шнурами, чуть заметно подрагивали. Длинные пальцы обвивали синеватые вены. Седая борода свалялась в козий хвост. На широкой скамье напротив наставника общей магии сидели наставники Лайрис и Качис. Их одежда была грязна и покрыта пятнами копоти. Лайрис испуганно ежился и потирал покрытое кровоподтеками лицо. Качис тер по коленям стиснутыми кулаками, зубы его выстукивали дробь.

— Идите к ученикам, — чуть слышно пробормотал Вертус— Да приведите себя в порядок, переоденьтесь. Наставник служит своему делу не только в учебной комнате, но и в любой момент собственной жизни. Будьте достойны славного заведения, которое затеял еще Ирунг!

— Мы пришли, — сказала Айра, едва двери за наставниками закрылись.

— Я знаю, — кивнул Вертус и медленно повернул голову. — Садитесь. Садитесь напротив. Ведь вы пришли поговорить?

— Еще есть время на разговоры? — нахмурилась Айра, но на скамью села.

— Есть немного, — снова прикрыл глаза маг. — Спрашивайте.

— Чего ты ждешь? — спросила Айра.

— Конца, — чуть слышно ответил Вертус.

— Смерти? — не поняла колдунья.

— Конца, — не согласился маг. — Я уже знаю, что такое смерть, осталось узнать, что такое конец. Конец Скира уже близок, мой конец еще ближе., Сната Геба уже нет. Нет Ирунга. А мы так славно когда-то сиживали с ним за кубком цветочного вина…

— И он ничего не говорил тебе? — Айра переплела пальцы. — Город валится в бездну, маг. Я пока не нашла ни демона, ни охотника, но по улицам течет кровь, и ее будет все больше! Неужели маг ничего не говорил тебе? Как отыскать демона? Почему он не отыскал его сам, если уж выяснил, в ком лежат зерна Зверя? Что ему помешало?

— Помешало что-то, — пожал плечами Вертус— Какая разница? Город уже в бездне, Айра.

— Тогда отчего ты пытаешься уберечь пятнадцать молодых людей? — не поняла колдунья. — Почему не бросишь их? Что тебя удерживает?

— Многое, — пробормотал маг.

— Назови хоть что-нибудь!

— Хорошо, — наставник закрыл глаза и несколько мгновений тяжело дышал. — Хорошо. Я скажу. Скажу теперь, потому что после сказать будет некому. Там, среди этих пятнадцати — мой ребенок.

— Подожди! — оторопела Айра. — Кто из них?

— Я не знаю, — мрачно сказал Вертус.

— Но… — Айра в замешательстве переглянулась с Мариком. — Тогда ты должен спасти всех!

— А я что делаю? — обессиленно прошептал маг. — Впрочем, какая разница, что я делаю, спасти все равно не удастся…

— Подожди! — Айра вскочила с места. — Но если нам удастся явить демона, тогда зерна покинут носителей! И кто бы то ни был, мы или этот охотник, кто бы ни сделал это, он освободит всех пятнадцать. И твоего ребенка тоже!

— Ты не понимаешь! — Вертус обернулся, выпрямился и с усилием произнес, почти закричал: — Ты не понимаешь… Тот, кто носит главное зерно, он и есть мой ребенок. Он!

— Стой! — Айра медленно опустилась на скамью, распустила шнуровку на воротнике рубахи. — Стой, Вертус… Я не слишком хорошо разбираюсь в демонах. Не настолько хорошо, чтобы понять тебя. Но кое-что я знаю. Когда демон разбрасывает собственную сущность в других людях, он не убивает их, он прячется в них! Почему ты решил, что именно твой ребенок должен был заполучить главное зерно?

— Он и есть зерно! — громко и отчетливо произнес старик и бессильно откинулся назад.

— Не понимаю, — призналась Айра.

— Я чувствовал его долгие-долгие годы. — Вертус закрыл глаза сухими пальцами. — Но он был словно младенец у материнской груди. Ничего не понимал. Или почти ничего… Забавлялся, играл с теми игрушками, что посылали ему. Хотя и давал своей матери много больше, чем получал от нее. А потом, когда его оторвали от этой груди, он исчез. Словно растворился! А когда он стал взрослым или почти взрослым, я уже не смог узнать его… Почему ты спрашиваешь меня, Айра? — Маг отнял ладони от лица. — Или не ты оторвала его от матери?

— Стойте, — замахал руками Марик. — Я всего лишь баль. Я не так давно из леса выбрался, чуть меньше двадцати лет назад, поэтому говорите медленно и с паузами. Я тоже не понимаю!

— Я вспомнила, где видела тебя, — прошептала Айра, глядя старику в глаза. — Ты — Сади?

— Сади?! — пролепетал Марик, но тут же захлопнул рот и вытаращил глаза.

— Меня звали Вертусом, — губы старика затряслись. — А Сето назвала меня Сади. Она думала, что все в ее власти. Она думала, что способна повелевать людьми, словно они фигурки для затейливой игры. А потом у нее появилась подруга. Или игрушка, такая же, как и я. Но в этой игрушке таилось страшное… Я спал с ней. Я не мог ей отказать. Она была красива. Она была бесконечно красива. Невероятно красива! Ей даже не пришлось околдовывать меня. Я сам околдовался. Я не понимал, о чем она говорит. Она бормотала что-то о том, что если бы она была мужчиной, а я женщиной, то получился бы неф, а так получится демон. Самый настоящий огненный демон… Я смеялся. Но мы не ссорились. Я просто стал ей неинтересен. И она выгнала меня. А потом попыталась убить… И меня, и самодовольную Сето, и властного Сурру. Общими усилиями мы прорвались в Оветту. В последний момент, когда врата готовы были захлопнуться, она не стала убивать нас, хотя могла… Вместо испепеляющего огня она бросила в меня огненный комок, внутри которого таился зачатый ею и мной ребенок. Он поселился внутри меня, точно так, как если бы я был женщиной. Отличие только в том, что он сам был как язык огня. Пока он был мал, он не мог создавать себе тело. А когда стал расти, его уже некому было научить, а она не захотела… Нужно было унести его подальше, оборвать нить, связывающую его с матерью, подобрать младенца, вселить его в ребенка… Знаешь же, в деревнях бывают больные дети. Может быть, он прожил бы жизнь, как простой человек, но я испугался. Когда мои спутники предложили мне запечатать проход, я испугался. Я испугался огненной нити, которую никто не видел кроме меня, но которая соединяла ребенка с его матерью. Я испугался неизвестности, что таилась в колеблющемся язычке пламени. И я оставил его возле утесов. Укутал его собственной тенью и бросил возле этих поганых утесов! Я бросил своего ребенка!..

— И получилась Суйка, — пробормотала онемевшими губами Айра.

— Не сразу. — Вертус опустил голову. — Он плакал в одиночестве. Я слышал его голос, но ни разу не подошел к нему. А его мать и не думала растить его. Она только разжигала в нем голод. Ее больше устраивало безмозглое существо! А я бежал, бежал как можно дальше, пока не оказался в Гобенгене.

— А потом Варух, позже взявший имя Ярига, мой отец, убил тебя, — прошептала Айра.

— Его послал Сурра, — вздохнул Вертус— Он что-то почувствовал, Он всегда видел больше других, понимал больше других, но никакая мудрость не обещает всесилия. Я сговорился с Сето задолго до покушения на меня. Поэтому убийство не удалось, вместо этого погиб сам Сурра. Ты думаешь, что я не узнал его долгое дыхание? Или ты думаешь, я не узнал собственную кровь в Рич, а до этого в Кессаа, которая танцевала для меня в этом храме, а еще до этого в Тини?.. Видишь, как бывает. Оказывается, можно считаться мертвым и при этом стать основоположником славного рода!

— Мелаген, дочка Исс, внучка Сето и Сурры, воспользовалась твоим семенем, — качнулась на скамье Айра.

— Этот демон — он в родстве с Рич! — прошептал старик. — А через нее и с тобой, Айра! Возможно, он даже чувствует это родство. Я рассчитывал на это, приглядывался к девчонке, но у нее плохие отношения со всеми пятнадцатью! И что мне было делать? Да, Айра, я знаю, что такое смерть. Не так легко убить мага, если его тень спрятана отдельно от его тела. Я знал, что Варух собирается убить меня. Я был готов. Но я не учел, что в нем кровь Сурры. Он оказался слишком быстр. Приготовленное заклинание каменного панциря не сломало его нож, а заключило в панцирь меня. И в нем я провел долгие-долгие-долгие годы…

— А теперь… — начала Айра.

— А теперь я старею, — покачал головой Вертус— Стремительно и неотвратимо. Моя тень, которая все еще остается вне меня, высасывает из меня жизнь. Думаю, что именно она спасает моего ребенка от искушения кровью, но именно из-за нее я и не могу рассмотреть главное зерно! Моя тень клочьями рассеяна по всем пятнадцати. Я даже скажу больше, она убивает меня, выпивает меня по капле. Но она убьет меня сразу, стоит ей только вернуться обратно ко мне!

— Так вот что останавливает тебя, — медленно произнес Марик. — Ты отодвигаешь собственную смерть?

— Ты ведь отец, Марик, — пробормотал Вертус— Почему ты отказываешь мне в любви к моему ребенку?

— Твой ребенок — это ужас Суйки! — воскликнул баль.

— Ерунда! — улыбнулся маг. — Суйка для него не существует. Много ли ты помнишь снов, баль, что снились тебе, когда ты был в утробе матери? Мой ребенок родился в тот миг, когда Кессаа восстановила зеркало, через которое проходила его пуповина, и Айра перерубила ее! Он обычный ребенок. Разве только чуть талантливее других детей. Но его зерно нельзя убрать! В нем он весь. Оставшись без тела или нахлебавшись крови, он соберет остальные зерна, и тогда Суйка станет явью! Если бы не этот ваш охотник, ничего бы не случилось. Мой сын стал бы взрослым, прожил бы долгую жизнь и однажды отправился бы смертной тенью к престолу Единого. Моя тень не дала бы ему возможности разглядеть самого себя!

— Но охотник здесь, — нахмурилась Айра. — И не в моих силах остановить его. Кровь льется и будет литься. Когда-нибудь ты не выдержишь. Уже скоро не выдержишь… Тогда твоя тень рассеется и демон освободится?

— Неминуемо, — кивнул старик. — Слишком много крови и боли вокруг.

— Так, может быть, стоило бы освободить его уже теперь? — поднялась Айра. — Пока он еще не нахлебался крови? Пока еще он может услышать твои слова? А то ведь доберется до него охотник!

— А вы разве не охотники? — вскричал Вертус и тут же закашлялся, схватился за грудь. — Твой отец нанес мне глубокую рану. Я так и не смог ее залечить.

— Мы охотники, — кивнула Айра. — Но мы могли бы выпустить демона. Выпустить, пока он слаб. Мы ходим по окраинным землям, таким как Оветта, таким как Айса. В миры, где живут демоны, нам хода нет. Но мы знаем пути, которыми не можем пройти и которые открыты для таких, как он.

— Ничего не выйдет, — замотал головой старик. — Боюсь, что, едва зерна соединятся, мой ребенок изменится непоправимо.

— А как быть с этим? — задрал рукав Марик. — Как быть с этим?

Он ткнул пальцем в косой крест.

— Кто оберегает нас? Кто молит о помощи? Что за черные тучи невидимо стоят над Скиром? Как отпустить несчастных, не нашедших дороги к престолу Единого? Сколько их еще должно собраться, чтобы вся эта земля стала Суйкой?

Старик промолчал.

— Вертус, — Айра говорила медленно, — Сади. Все движется к развязке. Нельзя плыть по течению. Нужно грести, пусть даже это ускорит конец. Что тебе говорил Ирунг?

— Он сказал, что, когда ребенок станет взрослым, его можно будет отыскать, причинив ему боль, — прошептал старик. — Он сказал, что придумал, как вернуть ему ту боль, что он причинил другим. Ничтожную часть боли. Этого должно хватить…

— И как же это сделать? — спросил Марик.

— Это вы должны знать, — пожал плечами маг и кивнул на стол. — Подсказку колдун вам оставил.

На столе стоял сундук Ирунга Стейча.

— Айра! — вбежавший в комнату Жорд тяжело дышал, — Воины Гармата Ойду штурмуют храм!..

Глава тридцатая
Кодекс предсмертия

Все повторялось.

Айра закрыла глаза и вспомнила давнюю ночь. Она снова оказалась в том же самом месте. Она чувствовала, что день начинает клониться к вечеру. Она не видела неба, но ей казалось, что над Скиром сгустились тучи, и Аилле не может пробить их своими лучами.

Ворота храма пока держались, но гулкие удары в них сотрясали все здание. Сходство с ночью усилилось оттого, что забранные тяжелыми железными ставнями и закрытые войлоком окна большого зала не пропускали ни лучика света.

— Это конец, — омертвевшими губами пролепетал Хорм Рейду, который привел в храм третью сотню воинов и старика Дампа с перевязанной рукой. Четверо самых рослых стражников в глухих шлемах следовали за ними неотступно.

— Какой же это конец? — не согласился Орлик. — Ворота крепкие. Стены у храма толстые и окна узкие, даже если и разобьешь ставни, только копье бросишь или стрелу выпустишь, а в этом коридоре и вовсе окон нет до главного зала! Сколько с той стороны?

— Около тысячи воинов, — лязгнул зубами Хорм. — И Гармат Ойду с ними. Разум покинул этого тана!

— А где Лебб Рейду? — спросил Марик.

— На стенах Скира, — со стоном отозвался Дамп. — Отбивает атаки хеннов. Лебб послал меня справиться, что случилось на площади, но по всему городу мечутся дозоры Ойду, пришлось помахать мечами. Если бы не мои молодцы, — Дамп кивнул на четверку, — не выбрался бы. А хенны словно сошли с ума. Забрасывают городской ров собственными телами.

— Значит, нечего беспокоиться, — прогудел Орлик. — Кончатся у хеннов тела, Лебб Рейду освободится и разберется с озверевшим таном Ойду. Он же всех своих стражников привел к храму?.. Да если даже и не разберется с ним конг. Коридор узкий, десять локтей, но длинный. С ходу его взять не удастся, мы набросали на пол скамей и столов. Тех, кто держал лук в руках, у тебя, тан, из трех сотен — полсотни человек, луки и стрелы в храме нашлись. Убирай из тысячи Ойду сотни две или три. Остальных можно будет взять на секиры. К тому же с нами колдуны!

— Непросто будет колдовать в этом здании, — проворчала Айра, рассматривая сундук Ирунга. — Вертус и стены и пол расчертил своими знаками. Тут колдовать — все равно что стрелы выпускать из обычного лука, но стрелы весом с тебя, вельт!

— Не, — протянул Орлик. — Не выйдет ничего. Из обычного лука — не выйдет.

— Точно не выйдет, — согласился Насьта. — Да ты не волнуйся, приятель, и пробовать не будем! А ну как получится? Точно ворота упадут!

— Пошли, — бросила Айра, окинув взглядов стражников, приготовившихся к схватке. — Пошли, нам следует поторопиться. Орлик, бери сундук.

— Эх, — поморщился Хорм. — Не лучшее время ты выбрала для своей охоты, колдунья!

— Время вовсе истекает, — ответила ему Айра. — Или ты хочешь, чтобы мы и тут бросились друг на друга с обнаженными клинками, как это сделали стражи Скира на рыночной площади? Ставьте своих воинов в строй и приходите в зал. Надо заканчивать сумасшествие! Забавы можно прекратить только тогда, когда будет остановлен Забавник!

— Как, как ты его остановишь?! — заорал Хорм Рейду, но Айра его уже не слушала.

Она вошла в главный зал храма с дрожью. Горели все лампы и факелы. Пахло пылью и смолой. На расстеленных вдоль стен циновках сидели пятнадцать перепуганных соучеников Рич, которые казались в огромном помещении маленькими и жалкими. Вертус, который с трудом добрел до зала, сидел на бывшем пьедестале Сади и сжимал в костлявых руках посох. Правее замерли фигуры перепуганных Качиса и Лайриса. У дальней стены, положив ладони на рукоять древнего меча, стояла напряженная Рич. В углу рядом, скашивая взгляд на девчонку, замер с разинутым ртом Жорд Олли. За ним, подобрав под себя ноги, сидела Илька. Она была одета в чистое, лицо ее покрывали целебные мази, волосы были вымыты и приглажены, но все еще заплывшие глаза ни на мгновение не отрывались от Тира. Он стоял рядом и держал ее за руку. Айра оглянулась на Марика. Тот смотрел на дочь с болью.

— Вот, — громыхнул на пол сундук Ирунга Орлик. — Что дальше? Ворота, конечно, крепкие, но…

— Они долго не продержатся! — заявил, остановившись в дверях, Хорм Рейду.

— Пустите-ка старика, — пробурчал Дамп и подмигнул стражникам. — А ну, ребятки, не все вам младшего тана Рейду пасти, принесите-ка мне скамеечку, а то колени мои рассыплются, как гнилые уключины.

Скамейка появилась тут же, да не одна. Звякнул ножнами об пол Хорм, садясь в правом углу. Пробрался поближе к Вертусу и Дамп. Стражники встали у воеводы и тана за спиной. Марик подошел к Рич. И наступила тишина.

— Притихли, что ли? — проворчал Дамп, но удары в ворота тут же возобновились.

— Чего собрались-то? — подал голос Хорм.

— Один из нас… — Айра потерла виски, оглянулась. — Орлик. Рано ты поставил сундук. Ну-ка, возьми его, да обойди всех. Школяры и воины, маги и мои друзья, мне нужно к вам приглядеться. Здесь вам не угрожает магия, которая сегодня вселила ужас во многих, кто оказался на рыночной площади, и которая лишила разума тана дома Ойду и его стражников. Почтенный Вертус нанес столько знаков на пол и стены, что всякая ворожба рассеется.

— Никакая магия не могла лишить моего отца разума! — вскочил с места Рейл Ойду.

— Возможно, что магия тут ни при чем, — позволила себе усмехнуться Айра. — Тогда ворота храма ломаются для того, чтобы семья Ойду воссоединилась. Пусть так. Но пока самый здравомыслящий из танов эти ворота не сломал и не порубил воинов конга, давайте поговорим и посмотрим друг на друга. Мне нужны ваши амулеты. Потом, когда все закончится, вы их сможете забрать. Орлик!

Великан подхватил сундук и подошел к Жорду.

— Давай, малыш.

Олли захлопал глазами и сбросил с каждой руки по десятку браслетов. Среди молчаливых школяров побежали смешки. Орлик встряхнул сундук и укоризненно покачал головой. Жорд распустил ворот и снял с шеи связку ожерелий. Орлик не уходил. В сундук отправились три плетеных пояса. Орлик стоял на месте и двинулся дальше только тогда, когда Жорд сбросил сапоги и стряхнул с лодыжек еще пару десятков браслетов. Огромный зал огласился сдержанным хохотом. Илька только помотала головой. Тир опустил в сундук браслет. Вертус отложил посох и вытянул тонкие руки. Амулеты сами сползли с них. Качис и Лайрис добавили к содержимому сундука еще по десятку браслетов, заставив Орлика обернуться к Аире.

— Сдается мне, что уважаемых наставников раздевать надо. Их балахоны сами по себе как амулеты!

Качис гневно сдвинул брови, а Лайрис начал распускать ворот рубахи, но Айра тут же подняла руки.

— Раздеваться не будем, избавьте нас от этого удовольствия!

— Хорм Рейду? — Орлик поднес сундук к скамье.

— Вот, — тан стряхнул с запястий закопченные браслеты. — Обгорели, правда, немного. Зато не перепутаю с чужими!

Стражники тана остались недвижимы. Дамп опустил на браслеты шнуровку с желтыми камнями.

— Каменная смола, — объяснил он Орлику.

— Да-да, — прогудел великан. — Плавали.

Загремели браслеты школяров. Бросил связку серебряных запястных колец Рейл Ойду. Снял с пальца золотое кольцо и перевязал его шнуром, выдернутым из воротника рубахи, Сайс Стейча. Вытащила из-под копны рыжих волос деревянный кулон на каменной цепочке Фарисса. Извлекла из-под манжетов грубого платья полоски пергамента маленькая черноволосая Майка. Стянул с шеи толстый разноцветный шнур белоголовый лобастый Херг. Помотал головой Марик. Пожал плечами и положил в сундук дудку Насьта.

— Закрой, — сказала Рич, когда Орлик остановился напротив нее.

Великан поставил сундук, выудил из-за пазухи желтый камень на разноцветном шнуре, подмигнул ремини, добавил свою дудку и захлопнул сундук. Рич сняла с шеи ожерелье из зеленоватых камней и повесила его на рукоять меча.

— У меня ничего нет, — подняла руки Айра. — Что ж. Вижу всех, кроме Марика, Качиса и Лайриса. Нет-нет, раздеваться не будем, а уж с Марика, чтобы его раздеть, так и вовсе пришлось бы снять кожу.

— Замерзну, — усмехнулся баль.

— Что дальше? — подал голос Хорм. — Начнем охоту? Или лучше еще посмеемся? Может быть, бросим жребий?

— Вертус? — повернулась к старому магу Айра. — Может быть, ты заберешь свою тень?

Старик мотнул головой.

— Хочу посмотреть, — прохрипел он. — Я привык смотреть. Отсюда вот. Тут и останусь, скорее всего. Потом… тень сдержит его. Немного сдержит.

— Айра, — подала голос Рич. — Я, кажется, догадалась. Девчонка присела возле сундука, подняла и снова опустила крышку.

— Я догадалась, — повторила она громче.

— Что делать-то будем? — закашлялся Дамп. — Ты бы поторопилась, девка, ворота-то трещат уже.

— Среди нас демон Суйки! — размеренно проговорила Айра, подняла руку и выхватила из ножен один меч из пары.

Изогнулась черная с пламенем молния. Дрогнули лампы от общего выдоха. Колыхнулась тьма. Грохнулся в обморок Лайрис.

— Половина тех, кто сейчас находится между нами, — несут в себе его зерна, — продолжила Айра. — Недавно они узнали об этом. Но один из вас несет в себе его сердце. Знает ли он об этом — мне неведомо. Если знает — может быть, мы доживаем последние мгновения. Если не знает, у нас есть возможность решить дело миром.

— С демоном Суйки?! — застучал зубами Хорм и закричал, срываясь на визг: — Ты даже с Гарматом Ойду не сможешь договориться!

— Как мы узнаем, кто он? — звонко спросила Фарисса. — Это кто-то из нас?

— Иначе зачем нас держат здесь который день? — пробурчал Херг.

— Это он устроил все, что творится в городе? — крикнула Майка.

— Если кто и демон, так это Рич! — ткнул в девчонку пальцем Рейл Ойду.

— Если Рич и демон, то маленький, — пробурчал Орлик. — Зато я большой!

— Как мы узнаем? — повторил вопрос Сайс Стейча. — Ты будешь колдовать? Верните нам амулеты!

— Это демон резал на части воинов конга? — испуганно прошептал Жорд Олли.

— Девка! — подал голос Дамп. — Как ты точишь этот меч? Он словно кусок тьмы! Тыкаешь его в ночное небо?

— Тихо! — покачала головой Айра и сняла с пояса жезл. — Каждый из вас… из нас скрывает что-то. Здесь и сейчас я потребую, чтобы каждый сказал сам то, что может нам помочь. Если мы не узнаем демона, тогда придется поступить иначе…

Айра посмотрела на Рич.

— Я догадалась, — повторила девчонка.

— Чуть позже, — вздохнула колдунья и выставила перед собой руку с жезлом.

Побежали по камню капли льда, превращаясь в ледяной посох. Зашипела под ногами колдуньи пузырями вода, покрылась льдом, и, взламывая лед, из-под него выползла ледяная змея. Двинулась к старику Дампу, заставив того испуганно поджать ноги. Поползла вдоль стены, поблескивая чешуйками. Остановилась у младшего Ойду.

— Ничего не знаю, — испуганно зашептал Рейл. — Ну пакостил иногда, но не больше других!

Снова засверкали чешуйки по камню, искрясь отражениями светильников, дробя на осколки испуганные лица. Начал икать Сайс Стейча. Закашлялся Херг. Взвизгнула Майка. Посерело лицо Фариссы. Попятился к стене Насьта.

— Прелюбодействовал! — с виноватым видом кивнул Орлик.

— Брысь! — с отвращением щелкнул пальцами Вертус— Брысь, магия Сурры!

— Ничего не знаю! — пискнул Качис.

— Ой! — выдохнул Лайрис и снова уронил голову.

— Что? — почти по-змеиному прошипел Хорм.

Завертел головой, привстал со скамьи, снова сел. Оглянулся на стражу, с ненавистью уставился на Айру. Змея приподнялась и зашипела, замерев на уровне лица тана.

— Говори, — сказала Айра.

— Гармат Ойду тоже его слушал! — заорал тан, раздирая ногтями горло, словно невидимая рука душила его. — Я не сам! Меня заставили… И Гармата заставили! И теперь он не сам долбится в дверь храма. Он, этот Забавник, он страшный! Он способен заставить любого!..

— Говори! — громче потребовала Айра.

— Пришел лет восемь назад — прошептал, потирая шею, Хорм. — Маленький. Старый. С флягой и мечом лопатой. Попросился ко мне советником. Я не смог отказать. Он всегда так просит, что не можешь отказать.

— Камрет, — скрипнула зубами Айра. — Где он?

— Не знаю! — вытаращил глаза Хорм. — Как-то искали его с Гарматом, перевернули чуть не весь дворец, но не нашли, хотя вроде бы только что здесь был. Он страшен. Захочет, ты потеряешь дыхание. Захочет, у тебя отвалится голова. Захочет, ты выдернешь меч из ножен и пойдешь рубить собственного брата! Я видел страшное. Видел, как умирал Ирунг! Гармат жаловался мне, когда еще не потерял разум, что карлик разводил огонь у него в голове. Говорил, что советник приставил к нему каких-то разбойников, забрал у него старшего сына в обучение и заставляет его набирать войско. Да! То самое, что теперь штурмует храм! Он душил меня… Он заставил меня набрать мальчишек из хеннов и учить их бою. Прислал какую-то бабу… Они жили в моем доме! Я ничего не мог сделать… А потом оказалось, что это воины Лека. Советник сказал, что они заберут Тира и уйдут. Но вот же Тир! У них ничего не вышло? Что вы хотите от меня?

— А твой брат? — прошипел разъяренный Дамп. — Он устоял?

— Зачем советнику мой брат? — удивился Хорм. — Я был помощником конга, а не мой брат! Гармат Ойду был старшим совета, а не мой брат. Лебб Рейду слишком гордый. Я не знаю, приходил ли к нему советник. Гордость моего брата выше ростом, чем он сам. Из него получился бы хороший конг, если что-нибудь останется от Скира…

— Когда ты видел… советника последний раз? — спросила Айра.

— Ночью, — снова затрясся Хорм. — Он приходил ночью. Спрашивал, верно ли Качис варит зелье? Верно ли Лайрис разжигает костры? Это советник нарисовал на пергаменте, как делать костры! Требовал, что нужно вымерять все до локтя! Наставник Лайрис с ног сбился, чтобы все сделать, как надо…

— Выходит, что Забавник — советник? — задумалась Айра.

Змея зашипела, изогнулась плетью и исчезла в посохе колдуньи. Хорм опустил голову.

— Ворота едва держатся, тан! — крикнул в дверях молодой воин.

— Это все ложь! — крикнул в тишине Рейл Ойду.

— Если все было так, — медленно протянул Сайс Стейча, — тогда ты не мог этого не знать.

— Я знал! — закричал Рейл. — Отец говорил, что у него раскалывается голова, говорил, что набирает стражей, чтобы сберечь Скир, не дать его превратить в хеннскую помойку!

— Хитро, — проговорил Марик. — Хитро задумано. Убить всех глав скирских домов и оставить только двоих — Лебба Рейду и Гармата Ойду. Да еще устроить так, чтобы они резали друг друга, пока не останется никого. Добавить сюда корчу, хеннов — и Скира почти нет.

— Тан Рейду, — хрипло приказал Дамп. — Как тысячник конга говорю: отправляйся в коридор, встань в строй возле воинов Скира и не пускай сюда врага. Все, что смоется кровью, уйдет в землю. И забирай моих молодцов. Одного оставь, Что-то ноги не слушаются… Меч еще удержу, а стоять сам не смогу.

— Иди, Хорм, — кивнула Айра. — Не мне судить тебя.

— Ну, — воевода медленно проводил взглядом ковыляющего к выходу тана. — Кого будем искать — демона или этого советника-забавника?

— Демона, — твердо сказала Айра. — Найдем демона — Камрет тут же появится. Из-под земли вылезет. Не все сходится, правда. Обычно он паутину свою распускает, а теперь я ее не чувствую. С другой стороны, может быть, мы теперь вместо его паутины? Рич, о чем ты там догадалась?

— Вот, — девчонка сорвала с пояса жезл, опустилась на колени, вставила его в отверстие в крышке сундука. — Вот! Он же подходит к отверстию? А отверстие пробито в резьбе, а на резьбе — Скир, и отверстие попадает прямо на храм Мелаген.

— Ну мы в нем и находимся… — нахмурилась Айра.

— Это наш сундук! — проворчал Сайс Стейча. — У моей матери два таких сундука в спальне. На внутренней стороне крышки — вырезан план храма! Только те сундуки не испорчены.

— А этот испорчен, — сказала Рич. — И вот, что я вижу? Девчонка открыла сундук и показала на конец жезла.

— Он выходит точно в центре зала!

Взгляды всех устремились к черному пятну и разбитой кладке.

— Единый всеблагой!.. — прошептал Дамп.

— Давай, — кивнула Айра.

Рич вытащила жезл, смахнула с рукояти меча ожерелье, торопливо сунула в него голову и подошла к пятну.

— А что будет-то? — заинтересовалась Фарисса.

— Будет больно, — ответила Айра. — Демону будет больно. Вернется кроха той боли, что он причинил жертвам своим, но ее хватит.

В коридоре раздался грохот, крики, фыркнули луки, закричали раненые и умирающие, зазвенела сталь.

— Закройте дверь! — выкрикнул Дамп. — Шевелись, девка!

Загремел засов на тяжелой двери. Орлик и Насьта встали возле Айры. Тир шагнул вперед, загораживая Ильку. Дамп поднялся на дрожащих ногах. Шагнул вперед стражник, подхватив старика под локоть. Рич опустилась на колени у отверстия, и Айра невольно зажмурилась. На мгновение ей показалось, что годы и в самом деле повернули вспять и в центре зала присела не неугомонная девчонка Рич, а танцовщица Кессаа, и через какой-то миг она обратится в пепел, а сама Айра полетит в непроглядную пропасть!

Рич вставила жезл в отверстие, покрутила его, пока он не вошел на место. Пошевелила серый стержень, подумала, прислушалась к чему-то, вытянула на длину пальца из ножен серый меч и надрезала основание ладони. Замерла с вытянутой рукой, ожидая, когда ранка наполнится кровью, окинула взглядом побледневшие лица и покрыла кровью металл.

— А может быть, ну его? — проскрипел с сомнением Дамп и тут же замолчал.

Серый жезл оплыл, словно растаял. Зашипела сверкнувшая серебром лужица и обратилась черным зеркалом. Мелькнул в отблеске алый цвет, и побежали в стороны трещины, словно морозный узор на стекле в танском доме. Языки пламени призраками замелькали то там, то тут.

— Ну, — шепотом засвистела Айра. — Ну?!

— Смотрите! — выдавил через силу Тир.

Вертус умирал. Летели на пол клочья седых волос, опускались плечи, проваливались щеки и глаза — точно так, как это было днем раньше с некогда всесильным Захом. Вертус умирал, но его почти мертвые глаза смотрели мимо Тира и испуганной Ильки в угол зала, где крупной дрожью исходил маленький Жорд Олли.

И Айре все сразу стало ясно. И невосприимчивость младшего тана Олли к магии. И странная невидимость закутанного в тень Сади зерна, которое скорее было черным сполохом. И тяга паренька к Рич. И его постоянный, необъяснимый, граничащий с отчаянием страх. И судьба Херга, отвлекшего Ирунга от скрывшейся в животе младшей дочери Касса Олли метки.

— Что с тобой, парень? — вскрикнул Марик.

— Тер-плю! — все еще своим голосом ответил Жорд и тут же сломался.

Запрокинул голову, завыл, пошел пеной, вытаращил глаза, захрипел! И за ним захрипели пятнадцать школяров, отдавая зерна демону, вливая в него силу, открывая ему глаза.

Ткань Оветты затрещала, как ветхая тряпка. И где-то далеко, на голом холме Айсил, которому уже никогда не было суждено стать городом, вспыхнули огнем линии, некогда вычерченные Сето, и рухнул холм внутрь самого себя, и ударила волна, смыла последние преграды, и заревели на месте пади и всей Суйки водовороты и течения…

— Все, — устало сказал Камрет.

Он стянул через голову балахон Лайриса, уменьшился ростом, закинул на плечо флягу, шевельнул меч в ножнах, звучно высморкался, подошел к Айре и погрозил ей пальцем.

— А амулеты-то ты зря собрала. Только мне все дело облегчила. Ирунг тут такое намутил, что эта боль любые амулеты пробила бы. И поспешила зря. Ну что это? — поморщился коротышка, кивнув на взбугрившегося в углу клубком конечностей и вывернутых жил урода. — Голодный он еще. Голодный, хотя подкормить я его успел. Не веришь? Посмотри!

Коротышка шагнул к двери, выхватил из ножен широкий меч, рассек засов, толкнул створки, повернул застывшую колдунью.

— Видишь, что пришлось делать? Ну зачем же такая спешка?

Коридор был заполнен кусками человеческого мяса.

— Да, — сокрушенно вздохнул колдун. — Почти полтысячи жизней. Только здесь полтысячи… И вас это не минует, — сузил он глаза. — Только позже. Я уже как-то говорил: люблю публику. А красиво я научился управляться с этим? — Камрет тряхнул флягу. — Да, она самая. Кровь демона! А ты думала, что горючка какая-нибудь? Что из ботвы и репы с медом настаивается, да выпаривается потом? Нет, девочка, нет! Кровь! Мало уже осталось, но теперь снова наполню. Это же просто! Потратил с умом кубок — влил десять. Правда, чуть позже! Показать как? Ну девка, кого тебе не жалко? Только не ври, у меня змеи ледяной нет, мне нечем душить! А? Ну ладно!

Камрет обернулся, вытянул губы хоботком, дунул, и окаменевший Качис разделился на две части. Упал, рассеченный пополам.

— Подозревал! — сплюнул Камрет, пнув ссохшийся труп Вертуса. — Но не сумел добраться до старика. Смотри, как ссохся за семнадцать-то лет! Нет, людишки не всякую тяжесть могут тащить, не всякую. Но все равно забавно, все равно. Давно так не бывало, чтобы столько публики…

Камрет побрел в угол. Хмыкнул, проходя мимо Тира и Ильки, подмигнул окаменевшему Марику.

— Дочь твою не трогал. Этот безмозглый Лек сам все придумал. Но так вышло еще забавней!.. Ну и что? — остановился он напротив Рич. — В чем же твое предназначение? Я убил демона, а не ты! Я — лучший охотник!.. Вот такое ремесло, — пробормотал колдун, остановившись у тела того, кто недавно был Жордом Олли.

Откупорил флягу, облил ужасную плоть темной жидкостью, щелкнул кресалом. Отошел полюбоваться пламенем, обернулся к Айре.

— Привычка. Я ведь и как ты могу. — Камрет шевельнул пальцами, и языки огня поползли по трупам Вертуса и Качиса. — Но дело в привычке. Надо зажигать кресалом демона, значит, буду зажигать кресалом. Главное — процедура. Вот что хочешь меняй, а процедуру не трогай. А вот подойти к процедуре с выдумкой — милое дело! Вот ты, девка, — Камрет снова повернулся к Айре, — все высмотрела, обо всем догадалась, а наступила опять в ту же лужу! Знаешь, почему? Не скумекала, что лужа может на потолке оказаться! Да… Я ради такой охоты и на потолке готов паутинку расстелить! Растянуть от одной балки до другой. Эх, девка, чаще смотри в небо! Только я в этот раз не буду сетку свою сматывать. Так лучше. Постойте пока. Она сама скоро растает. А потом у вас отвалятся руки. Или ноги. У кого как. Забавно же! Эх, нет тут Рина. Жаль! Думаю, сбежал он. Значит, чутье у парня есть. Но мы с ним свидимся еще.

Камрет остановился посреди зала, поковырял носком сапога застывшее серое зеркало, оглянулся. Все, кто был в зале, словно обратились в кукол, хотя искры, мелькающие в глазах, напоминали о еще не ушедшей из них жизни.

— Вот, — протянул Камрет, вытащил из сумы мешок и закинул в него ком обожженной плоти, в который превратился Жорд Олли. — А ведь и вправду что-то страшное могло приключиться, не окажись я здесь. Вся Оветта обратилась бы в кладбище! Эти демоны такие неуправляемые — просто звери! Он ведь тут же забыл бы, что такое быть Жордом Олли. Точно говорю! А?.. Что глазами сверкаешь? Орлик, старый друг! Ну говори!

Камрет подошел к вельту, мазнул по его рту ладонью. Орлик с трудом разомкнул губы и просипел:

— Чтоб ты сдох, мусорная тварь!

— Это вряд ли, — покачал головой Камрет. — Но ты же еще что-то хотел спросить?

— Кодекс предсмертия! — просипел Орлик.

— А что там с кодексом? — улыбнулся Камрет. — Да ты не знаешь! Это же я ведь когда-то составлял его!

— Какая статья главная? — продолжал сипеть Орлик. — «Помни о смерти» или «смерть за смерть»?

— Дурак, — рассмеялся Камрет, забрасывая за спину флягу. — «Делай что хочешь, и будь что будет»!

— Нет такой статьи, — просипел Орлик. — Я учил!

— Вот мой кодекс! — ударил себя кулаком по лбу Камрет. — А вот твой, болван! — треснул Орлика в грудь. — И учить ничего не надо. Прислушался, и действуй.

— Точно так, — услышал Камрет над ухом знакомый голос.

Коротышка мгновенно развернулся, ударил стражника локтем, тот полетел в угол зала, но паутина, что свисала с потолка, уже была в руке Рич, которая держала ее крепко и раскручивала, раскручивала только ей видимый вихрь.

И задергались, зашевелились обреченные к смерти. Орлик рубанул по руке, потянувшейся к мечу-лопате. Тир отсек вторую руку. Завизжал коротышка, забил ногами, вытаращил глаза, увидев скользнувшую к нему ледяную змею, изогнулся и впился зубами в сморщенную плоть демона. пожирая ее и вздрагивая от вонзающихся в спину стрел Насьты.

— Стойте! — зарычал в углу стражник, пытаясь освободиться от липкой паутины. — Стойте! Пусть явится!

Черным вихрем заполнился коридор. Пепельный туман заклубился у пола. Рассыпались сухим песком куски мяса за стенами зала. Затрещала кровля, поднялась пыль, и звездное холодное небо вспыхнуло вверху, потому как исчезла крыша храма, словно ее и не было. Снова навалилось что-то тягучее и непереносимое на каждого. Душное, как пепел. Вонючее и сырое, как болото. И тут же начало расти, набухать, увеличиваться отвратительное чудовище. Завизжала в ужасе Илька, но еще громче закричал стражник со знакомым голосом:

— Фляга!

Вспыхнул меч Сето и разрубил помятый сосуд. И Айра обошлась без кресала, подожгла выплеснувшееся из него. А когда огонь охватил чудище, когда языки пламени взметнулись в небо, когда поднялся над Скиром истошный вой, выбрался из угла зала Рин Олфейн и вонзил в ревущую обезумевшую тушу желтый, похожий на огромный ноготь меч.

И все закончилось.

— Как ты догадался, что Лайрис — Камрет? — спросила Айра, когда друзья выбрались из разрушенного храма.

— Сначала нашел нитку, — пожал плечами Рин, обнимая прижавшуюся к нему Рич. — Яркую нитку, только у Лайриса был такой балахон. Подумал. Поговорил с Камретом через дырку в темнице. Опять подумал. Каблуки разглядел, когда Лайрис обморок изображал. Знакомые каблуки, с зубчиками. Но решил не спешить. Сетку-то я давно припас. Помнишь, ходил в Айсу? Не один ведь ходил, со старичком-смотрящим. Обнюхали мы то место у башни, где Камрет в прошлый раз охотился, кое-что поняли. Старичок и сетку мне помог сплести. Я ей вместо пояса подпоясывался. Хотел сразу на колдуна накинуть, но уж здесь, в зале, увидел, что у Лайриса нет одного ногтя. Пришлось ждать, когда Камрет явится в полной силе. Это ведь его были тысячи искр! Все его, кроме пятнадцати! Вот уж никогда бы не подумал, что сказки мне у камина рассказывал голодный демон… А уж кем он мне приходился, и гадать не буду. Однако же я чуть не сплоховал: сетка-то меня прикрыла от магии коротышки, но как он меня ударил, она с его же сеткой и слиплась, еле выпутался. Спасибо Рич — пальчиками такую магию распустила!

— Спасибо Кессаа, — прошептала девчонка. — Спасибо маме! Спасибо ей за ее науку и ее ожерелье. Знали бы вы, каково было мне сдержаться и не шелохнуться, когда он стоял напротив и хвастался, какой он охотник!

— Да, — заметил Марик. — Расскажи мне кто раньше, что ты способна сдерживаться, ни за что бы не поверил! Ну и как вам охота?

— Не очень, — прогудел Орлик. — Кто ж так охотится? Развоплотили добычу без остатка! Нет бы дать прогореть, да в суму, да в хорошую лавку!

— Небо чистое, — прошептала Рич.

— Чистое? — ежась от хлынувшего дождя, пробормотал Орлик. — Тучи!

— Разве ж это тучи? — засмеялась Рич и задрала рукав. — Метки больше нет!

— Да, — проскрипел старик Дамп. — Метки и в самом деле нет. И половины Скира нет.

— Половина Скира еще есть! — раздался голос, и из тьмы вышел, ведя под уздцы лошадь, Лебб Рейду. Скользнул глазами по усталым лицам, высмотрел профиль Рич, вздохнул, посмотрел на развалины. — Кто будет рассказывать?

— Я расскажу, — закряхтел Дамп. — Но сначала выпью. Мне приятель Орлик такую фляжечку подарил! Просто с жидким пламенем. Эй! Ученички-школяры! Ага, все пятнадцать? По трое, в пять рядов, за мной во дворец конга! Есть, пить, спать, мыться и учиться держать язык за зубами!..

— Что дальше? — спросил Марик, обнимая Ильку и Тира.

— Я — домой, — заявил Насьта.

— Не выйдет, — покачал головой баль. — Сначала в Репту, надо Ору встречать. Или ты хочешь, чтобы я один за Ильку отдувался? Отвечал, куда она делась?

— Отец! — засмущалась девчонка.

— Возвращаться иногда не забывай! — погрозил ей пальцем Марик.

— Ты возьмешь меня с собой? — повернулась к Айре Илька.

— А он? — Айра с грустью посмотрела на улыбающегося Тира.

— Я ему не возьму! — погрозил кулачищем парню Орлик. — И на тебя кулаков хватит! — получил свое предупреждение Рин Олфейн.

— Со своим нефом я сама справлюсь, — прошептала Рич.

Эпилог

Благословенна была земля Айсил. Пики Северной гривы защищали ее от холодных ветров Северного моря, пики Западной гривы — от ураганов, идущих со стороны Западного океана. Зима в Айсил оставалась из года в год мягкой, а лето — теплым и влажным. На просторах страны текли полноводные реки, росли леса и поднимались густые травы. Народ в Айсил был добродушным, потому как богатства земли и гор добывались не чрезмерным трудом, а от возможных врагов страну защищали колдуны.

Они не вмешивались в жизнь простых людей, но и не позволяли врагам переступить через границу Айсил, которая проходила там, где ныне раскинулась Темная пуща. Колдуны жили в неприступных замках, которые строили на каменных холмах. По слухам, им подчинялся даже камень, поэтому и холмы эти вырастали прямо из земли.

Один из таких холмов располагался у прекрасного озера Каисс. Река Ис разрезала его, гремя в глубоком ущелье, и впадала в озеро. На вершине холма стояли башня и замок, на его склонах лежала деревенька, в которой жили слуги великого колдуна. Колдун обитал в замке, а работал в башне. И звали его Сурра. И правил он последние десять лет не только своим холмом, но и всей страной Айсил.

Однако слухи слухами, а колдунов в Айсил было не очень много, а уж великих — тех, кто мог бы повелевать водой, воздухом, огнем и землей, — так и вовсе всего лишь несколько человек. Жили они мирно, и власть, что была у них, не обращали друг против друга, так как сила, которой обладали колдуны, могла уничтожить любого, отошедшего от правил, принятых между ними.

Старший из них определялся на общих сборах по его предполагаемой мудрости, чтобы править Айсил осторожно и терпеливо. Каждый из колдунов был кем-то вроде нынешних князей. И их родословные точно так же уходили в глубь веков, вот только сила их складывалась не из силы их дружин и блеска золота в сундуках, а из силы магии и колдовского умения. И действовало между ними соглашение, что магию против обычных селян применять не следует. Оброком население страны не отягощалось, жили простолюдины счастливо, хотя и возникали порой некоторые беспорядки, а то и бунты среди тех, кто не желал подчиняться колдунам.

Однажды один из таких бунтов произошел в землях Сето, дочери бывшей правительницы Айсил, которую после ее смерти и сменил Сурра. Вот и отправился Сурра к замку Сето, потому как дошли до него известия, что немало крови пролилось на землях его предшественницы.

Он помнил Сето юной девчонкой, закутанной по поводу смерти матери в черные ткани. В замке Сето стояли величественные ворота. Когда-то через них открывались проходы в другой мир, и мать Сето — а до нее и ее древние предки — отправляла страждущих навстречу новой жизни. А проще говоря, избавлялась от людей беспокойных, неуправляемых, склонных к насилию и злу или просто желающих обходиться без благодетельства и колдовского начала. Правда, то ли ткань мира упрочилась за столетия, то ли ворота, построенные древними магами, обветшали, но уже много-много лет не удавалось ими воспользоваться.

У этих ворот Сурра и нашел Сето. Она повзрослела и оказалась красавицей. Глаза ее горели если не ненавистью, то раздражением. Рядом с ней стоял юноша привлекательной наружности. Ученик, как понял Сурра. Появление колдуна Сето восприняла как оскорбление, вмешательство в ее дела. На вопросы, что произошло в ее землях, она без всякой учтивости заметила, что нашла среди крестьян парня с задатками мага и взялась его воспитывать. «Сади», — представила она юношу. Однако его родители оказались против. Они подбили односельчан и отправились к замку Сето, чтобы потребовать возвращения юноши, и были столь настойчивы, что их пришлось наказать.

Сурра не стал спрашивать, как наказала их Сето. Он знал, что она лучше всего владеет магией огня, и уже видел выжженную землю вокруг тропы, ведущей к замку. Сурра перевел взгляд на юношу. Он сразу почувствовал немалую силу в этом парне, но, к собственному огорчению, не увидел в его глазах печали по поводу гибели родных. Впрочем, там было столько обожания, направленного на Сето, что для печали места уже не оставалось.

— К какой же магии склонен твой ученик? — примирительным тоном спросил Сурра, потому что и его не могла оставить равнодушным красота Сето.

— К магии тени, — ответила Сето, и Сурра не нашелся, о чем спросить еще, потому что не был искусен в этой магии, которая ютилась где-то в неясных зазорах между магией земли, воздуха, огня и воды.

Он огляделся, заметил следы ремонта на древних вратах, еще раз посмотрел на выпрямившуюся гордую Сето и сказал примирительно, но твердо:

— Поверь мне, что никакая сила мага не спасет тебя, если ты обратишь ее на простых людей. Это все равно, что сжигать собственные руки и ноги.

— Я бы не сожалела о столь неумелых руках и грязных ногах, — ответила Сето твердо. — К тому же мои руки и ноги при мне.

— Совет не одобрит твоих действий, — вздохнул Сурра. — К тому же волнения среди селян ширятся. Никому не нужны несчастья, особенно если их причиной окажутся ошибочные шаги одного из нас.

— Ты хотел сказать, неразумные шаги? — нахмурилась Сето.

— То, что я хотел сказать, я сказал, — покачал головой Сурра и направился к выходу из замка Сето. — Ты — не твоя мать, помни.

— И ты не моя мать! — крикнула Сето вслед колдуну.

Нерадостным был путь Сурры домой, хоть и недалеко высился его замок. Земли вокруг казались ему заброшенными, деревни — обезлюдевшими, а редкие крестьяне — злыми и молчаливыми.

Прошло несколько лет. На границах Айсил скопились дикие воинственные племена, и Сурре пришлось провести немало времени, чтобы оградить страну от любителей легкой наживы и беспричинного кровопролития. Затем внезапно погиб один из великих магов, потом другой. Всякий раз виновным оказывался обычный селянин, который тут же оканчивал жизнь самоубийством. Сурра пытался устроить дознание, но мертвые тела, по словам свидетелей, тут же занимались пламенем и выгорали дотла.

В то же время среди селян понемногу начинались волнения, потому как в деревнях пошли болезни, не знакомые ранее, а случаи возгорания начали распространяться с пугающей быстротой.

Сурра собрал совет магов. Они казались злыми и испуганными. Выяснилось, что в действительности ситуация еще хуже. Селяне в открытую бунтовали против хозяев, только что не штурмовали замки. Кое-кто даже начал поговаривать, что Сурра слишком увлекся границей Айсил и лучше было бы открыть ее, чтобы кочевники прошлись по стране, да наконец показали бы, что такое жестокость и насилие и кого надо благодарить за столетия сытой и безмятежной жизни. Другие требовали жестокого наказания возмутителей спокойствия собственными силами и расследования странных смертей, а особенно гибели нескольких магов.

Среди пришедших на совет Сето не было. Наконец кто-то осторожно напомнил, что именно Сето лучше других владеет магией огня.

— Ее магия другая, — не согласился один из старых магов. — То, что происходит в Айсил теперь, — нечто новое. Нам это незнакомо. Пламя, которое пожирает тела, не похоже на пламя костра. Это пламя пожирает дух человека, оно выжигает его изнутри.

— Но если это пламя иное, то не следует ли предположить, что и его творец прибыл к нам извне? — спросил другой маг.

— Врата, — пробормотал Сурра, понимая, что он, конечно же, упустил нечто важное. — Я отправляюсь к Сето.

— Не ты, — оборвал его старый маг. — К девчонке пойдут другие. Теперь все должна решать общая мудрость. Мудрость и сила, которая сложится из силы многих, пусть даже каждый из них в отдельности и слабее Сето. Ты больше не старший среди нас, Сурра.

Сурра отказался выступать вместе со всеми против Сето. Во-первых, он помнил, какой красавицей она стала, и не мог думать о ней с холодом, хотя лед и был главной его силой. Во-вторых, он всегда пытался разобраться во всем, а что происходило с Сето, было пока еще ему неясно. В-третьих, сама мать Сето просила покровительствовать его дочери, да и загадка врат не давала Сурре покоя. Он сразу же отправился к девчонке.

За прошедшие годы она стала еще прекраснее. Сурра даже забыл слова, что хотел сказать, когда увидел Сето перед собой. Сади рядом с ней не было. Ворота за ее спиной казались новыми, но Сурра ясно видел, что они все еще не действуют.

— Не присматривайся, — усмехнулась Сето, — мне так и не удалось их запустить. Они закрыты не с этой стороны, а с той. Не знаю, будь я посильнее, может быть, и пробилась бы, но зачем биться о стену, не зная, что с той стороны?

— Чтобы узнать, — произнес после долгой паузы Сурра. — Совет винит во всех несчастьях, что обрушились на Айсил, тебя.

Сето промолчала. Она смотрела на Сурру, но ему казалось, что она смотрит сквозь него.

— Я больше не глава совета, — сказал Сурра. — Я пришел предупредить тебя. Совет хочет разобраться с тобой.

— Что ж, — наконец вымолвила Сето. — Тогда мне не придется уничтожать этих глупцов по одному. Пусть соберутся в кучу, меньше будет хлопот.

— Ты лжешь, — покачал головой Сурра. — Те раны, что нанесены Айсил, сделаны не твоим мечом.

— У меня тоже есть меч, — прошептала Сето и извлекла из ножен серый клинок. — И он тоже кое-что может. Но соглашусь, он пока что никому не нанес ни одной раны. Однако что заставляет тебя думать, что у меня не может быть нескольких мечей?

— Бойся меча, который тяжелее, чем сможет поднять твоя рука, — произнес Сурра.

— Я ничего не боюсь! — засмеялась Сето. — А что, если я вижу будущее, Сурра? А что, если я знаю, что мне некого бояться? Разве только пламени? Но я и сама — пламя!

— Пламя бывает разным, — ответил Сурра. — Не всегда оно трепещет в очаге.

— Да, порой оно сжигает ряды врагов, — расправила плечи Сето.

— И способно перекинуться на твой собственный дом! — добавил Сурра. — Чего ты добиваешься, Сето?

— Того места, которого я заслуживаю, — прищурила глаза Сето. — Власти, которой я хочу. Силы, которой нет предела. И ничто не остановит меня!

— Ты уверена? — нахмурился Сурра. — Магия — это сила и мудрость. Тот, кто торопится к вершине, порой оставляет поклажу у подножия. Кто ему подскажет, что на вершине дует ледяной ветер и ему не обойтись без теплых вещей и пищи? Кто ему подскажет, что одно не может обойтись без другого? Ты хочешь силы. Почему ты не упоминаешь о мудрости, которой могла похвастаться твоя мать?

— Потому что ей не хватило мудрости понять, что, отдавая жизнь и силу дочери, она сокращает собственную жизнь! — выкрикнула Сето.

— Ну еще не хватало ее обвинить в этом, — покачал головой Сурра. — Клянусь тебе, Сето, если ты не остановишься, я убью тебя, чего бы это мне ни стоило.

— Ты уйдешь отсюда живым только потому, что моя мать заклинала меня прислушиваться к тебе, Сурра, — ответила Сето. — Но я могу поклясться тебе только в одном — что убью тебя сама в честной схватке.

Сурра вернулся в свой замок, где продолжил занятия по овладению тайнами воды. Вскоре его слуги донесли, что все силы совета и все маги были уничтожены у замка Сето. А еще через полгода поздней ночью у его дверей показался Сади.

— Сето зовет тебя, — сказал он.

— Что ей нужно? — спросил Сурра.

— Гная… — Сади запнулся. — Она стала слишком сильна. Сето не справляется с ней.

— Кто такая Гная? — не понял Сурра.

— Гостья, — ответил Сади, стирая со лба пот. — Гостья с той стороны. Она верно служила Сето, но теперь… но скоро перестанет ей подчиняться.

— Значит, врата все-таки удалось запустить? — воскликнул Сурра.

— Сето требуется твоя помощь. — Сади шагнул в тень.

— Я приду, — сказал Сурра после недолгого раздумья. — Подожди меня у входа, мне нужно закрыть мой дом.

Сади ударил Сурру в спину в тот самый момент, когда дорога привела того к цели и Сето показалась в воротах замка. Превозмогая боль, Сурра отшвырнул в сторону Сади и тут же метнул в Сето заклинание ледяной молнии. Уже теряя сознание, Сурра понял, что пламя охватывает его со всех сторон.

Он пришел в себя в покоях Сето. Она перевязывала ему обожженные руки, хотя и на ее одежде виднелась кровь.

— Я все равно убью тебя, — сказала она ему без улыбки, и только поэтому он не пустил в ход мгновенно сплетенное заклинание. — Обязательно убью, потому что нам всегда будет тесно рядом. Кто-то из нас должен погибнуть или уступить место другому.

— Чтобы не делиться властью? — усмехнулся Сурра.

— Чтобы спать спокойно, — ответила Сето.

— До недавних пор ты не лишала меня спокойствия, — ответил Сурра.

— Лжешь, — безучастно ответила колдунья. — С первого твоего взгляда возле ворот я ощутила твою похоть и вожделение.

— Осталось только научиться отличать похоть и вожделение от восхищения и желания, — заметил Сурра и тяжело сел на ложе. — Тогда что тебе нужно от меня и почему ты не убила меня у ворот? Я ведь не успел причинить тебе серьезный урон.

— Я была готова к твоему колдовству, — согласилась Сето. — И не собиралась тебя убивать, потому что теперь мы можем выжить только вместе. Но я не была готова к тому, что тебя попытается убить Сади. Он выбрал именно тот миг, когда ты увидел меня, вряд ли в другой момент ты дал бы ему подобраться слишком близко.

— Так ты… — начал Сурра.

— Он теперь не со мной, — ответила Сето.

— А с кем же?

И она рассказала.

Она мечтала стать сильнее, чем ее собственная мать. Она собирала силу по крупицам. Она искала знание там, где его отчаялись отыскать все прочие. Не было книги, которую она не изучила бы до последней строчки. Она могла многое, пусть даже все маги, все члены совета все еще считали ее нагловатой девчонкой. Она знала, что рано или поздно покажет свою силу. И только врата, умершие сотни лет назад, не подчинялись ей.

Сила еще оставалась в зачарованных камнях, но ее не хватало, чтобы пробить ткань окружающего бытия. И Сето решила извлечь силу из камня, чтобы воспользоваться ею по своему разумению. Она не вполне понимала, что делает. Порой ей казалось, что она превзойдет в магии собственную мать, порой думала, что отправится путешествовать по иным мирам.

У нее ничего не получалось, пока ее собственный слуга и ученик — Сади — не подсказал ей, что, прежде чем вытягивать силу из тени камня, следует излечить его тень, а значит, восстановить его плоть. Оказалось, что парень наделен необычным талантом видеть в полумраке и полутонах скрытые нити и направления силы.

Сето взялась за его обучение, пользуясь его же способностями. Постепенно ей удалось собрать некоторое количество мрака, что был растворен в древних камнях. Она раскатала его, словно расплавленное стекло, заключила в раму и обнаружила, что получила зеркало. Надеясь увидеть в этом зеркале новое знание или хотя бы разглядеть блеск иных миров, Сето поняла, что пусть неясно, пусть обрывисто, но различает нечто, напоминающее отражение будущего. А потом, забравшись в зеркало особенно глубоко, едва не окунувшись в бездну, зажгла магическое пламя, чтобы разглядеть достигнутые просторы, и увидела девушку.

Та заговорила с ней, с легкостью проникая в ее мысли, мгновенно овладела ее языком. Она сказала, что владеет некоторыми навыками магии огня и могла бы обучить ее им. И еще она сказала, что устала, хочет есть и задыхается в этом странном месте, куда попала неведомо как. Она назвалась Гнаей. Сето прощупала незнакомку и почувствовала, что та и в самом деле слаба, но что-то испугало ее. Хотя бы то, что окружающий Гнаю мир показался ей слишком страшным, чтобы в нем мог выжить человек, и она вынырнула из него в ужасе. К счастью, в непознанное она проникала лишь взором.

— Ты слишком глубоко нырнула в тень, — предостерег ее Сади, но Сето оборвала своего бывшего слугу.

Он стремительно овладевал знаниями, но вряд ли когда-нибудь был способен сравняться с ней силой. Она так и не смогла вырваться в иные миры, ее зеркало не стало ни вратами, ни дверью, только окном в неведомое. И всякий раз, когда Сето всматривалась в это окно, ей казалось, что она слышит голос той девчонки, что призывает ее. Но однажды она откликнулась. И…

— И… — напрягся Сурра.

—.. протянула руку и вытащила незнакомку сюда, на каменный пол этой самой комнаты.

— Ты сумела пробить выход в иные миры? — спросил Сурра.

— Не я, — покачала головой Сето. — Я только бросила нить, наметила путь, откликнулась. Наверное, согласилась. Ответила утвердительно на безмолвный вопрос. Решила, что смогу справиться с ней, если даже и не смогу ничему научиться у нее. Мне было любопытно, демон меня раздери!

— Демон тебя раздери… — саркастически повторил Сурра. — Или мать не предупреждала тебя, что, нарушая границы тьмы, всякий должен помнить, что открывает собственные границы, а не вторгается в чужие? Силы захотелось?

— Да, камень на твою голову! — стиснула зубы Сето. — Силы! И я почувствовала, что девчонка может дать мне силу. Она вывалилась на пол моей гостиной, как ободранный горной колючкой слизняк. Сади едва сумел привести ее в чувство, а потом еще полгода выхаживал ее. Она не то что говорить, она ела с трудом! А потом…

— А потом раздосадованные долгим отсутствием Сади его односельчане пришли к замку, — продолжил Сурра.

— Они стали мне угрожать! — воскликнула Сето. — Эти жалкие людишки стали мне угрожать! Обещались, кстати, пожаловаться ледяному магу, чей замок стоит на берегу Каиссы. Я позвала Сади, чтобы он показался им в окно, а он привел едва ковыляющую Гнаю. Она даже не сплела пальцы, только посмотрела на негодяев, которых было не менее трех десятков, и дунула в их сторону.

— И они погибли, — кивнул Сурра.

— Они обратились в пепел почти мгновенно, — прошептала Сето.

— И Гная взяла над тобой вверх, — усмехнулся Сурра.

— Нет, — скривила губы Сето, — она и теперь пока еще не может взять надо мной вверх. Она действительно пошла на поправку, отправляла Сади за какими-то травами, даже пыталась обучать меня каким-то правилам магии. Правда, я не могла ничему научиться. Порой мне казалось, что она учит меня дышать под водой, забывая, что у нее есть жабры, а у меня нет. А потом я узнала об этих смертях. Гибли те, кто так или иначе недоброжелательно отзывался обо мне. Я приперла Сади к стене, и он сознался, что Гная может убить каждого. Нужно только увидеть его. И тогда этот несчастный сгорит заживо. Сразу или чуть позднее. Когда Гнае захочется есть.

— Так она — демон? — нахмурился Сурра.

— Я не знаю, что такое демон, — сказала Сето. — В Айсил нет демонов, нет книг о демонах, нет умельцев, знающих о демонах. Все, связанное с демонами, было подвергнуто запрету в далеком прошлом.

— Примерно тогда, когда строились врата в твоем замке, — кивнул Сурра.

— Если не раньше, — вскочила на ноги Сето. — Но она точно не человек. Она может есть человеческую пишу, но насыщается только тогда, когда сжигает кого-нибудь!

— Ее можно убить? — спросил Сурра.

— Не знаю, — пожала плечами Сето. — Но ее труднее убить, чем даже тебя, Сурра. Я пыталась это сделать, но у меня ничего не вышло. В пламени она чувствует себя, как ты чувствуешь себя в воде. Когда мой стражник отсек ей голову, она растеклась лужей пламени, проникла сквозь камни пола в людскую и вселилась в тело моей прачки.

— Вселилась в тело?. — не понял Сурра.

— Восемь человек погибли в огне! — выкрикнула Сето. — Девятой была моя прачка. Она вышла на крыльцо дома обожженным трупом, но, отойдя на сотню шагов, уже была Гнаей, хотя обожженная кожа прачки развевалась на ее плечах!

— Почему же она не расправилась с тобой? — спросил Сурра.

— Вот! — выкрикнула Сето и взмахнула небольшим зеркальцем. — Я вспомнила ее приход в тонкостях! Я сплела по памяти ту самую тропку, по которой она ворвалась сюда, и готова была накинуть на ее горло. Но теперь я уже не уверена, что у меня получится. Она становится сильнее с каждым мгновением. С каждой смертью!

— Отчего же ты не схитрила? — спросил Сурра. — Отчего не накинула на нее свою плетенку, пока она еще была слаба? Я так понимаю, что девять смертей твоих слуг тоже добавили ей силы?

— Я была слишком уязвлена, — прошептала Сето. — Сади изменил мне с ней. Я хотела ее уничтожить и думала, что мне удастся это сделать.

— Выходит, он был еще и твоим любовником, — вздохнул Сурра.

— И весьма неплохим, — скривила губы Сето. — Он валялся у меня в ногах, уверял, что она зачаровала, совратила его, но я вышвырнула его на улицу.

— Значит, убить меня его послала Гная? — задумался Сурра.

— Вряд ли она думала, что Сади сможет убить тебя, — покачала головой Сето. — Ты единственный остался жив из великих магов кроме меня. Она — пламя, ты — лед. Значит, твоя магия наиболее опасна для нее. Скорее всего, она предполагала, что мы убьем друг друга. Ведь я тоже пламя. Сади должен был всего лишь ослабить тебя, потому что пока еще ты сильнее меня. Да, я это понимаю и из-за этого ненавижу тебя! — скрипнула зубами Сето. — Что ты теперь собираешься делать?

— Во-первых, не забывать, что ты все-таки собираешься меня убить, — заметил Сурра. — Во-вторых, не забывать, что ты сделала с моей страной и с магами Айсил. В-третьих, вернуться домой. Я сильнее всего в собственном замке, там я практически неуязвим.

— Забудь пока о собственном замке, — прошептала Сето. — Выгляни в окно.

Сурра опустил ноги на пол и подошел к окну. Все пространство, окружающее замок Сето, было словно присыпано пеплом. Языки пламени пробегали вокруг, выжигая редкие деревья. В отдалении догорали деревенские дома, поднимались клубы дыма над перелеском.

— И так во все стороны, — ответила Сето. — Те пределы, что я выстроила, едва держатся. Мне кажется, что они до сих пор стоят только потому, что Гная не налегла на них со всей силой. Она не женщина, Сурра. Она демон. Она — Зверь! Я не слишком часто задумывалась о воздаянии и справедливости, Сурра, но теперь я постоянно думаю, как Единый позволил, чтобы такая погань появилась в нашем мире? Думаю, что нам не справиться с ней и вдвоем. Я колдовала на призыв к членам совета, но они все мертвы, уверяю тебя.

Сурра молчал. За стенами чужого ему замка стояла еще более чужая сила. Настолько чужая, что он не знал, как к ней подступиться. Настолько мощная, что он чувствовал себя песчинкой перед накатывающей на него бурей.

— Ты погубила Айсил, — мрачно сказал Сурра. — Единый создал наш мир, но храмы в его честь служат для благодарностей в его адрес, а не для просьб. Строитель строит дом, но отвечают за него жильцы. Ты красивая женщина, Сето, но твоя злость и дурь привели к тому, что мир, в котором мы могли жить долгие годы в спокойствии и благоденствии, сгорает в пламени. Ты мерзость и дрянь, Сето, слышишь?

Глаза молодой колдуньи сузились, но она не произнесла ни слова.

— Это я тебе говорю не просто так, — продолжал Сурра. — Я собираюсь убить тебя, и мне будет легче, если ты будешь пытаться сделать то же самое. Совесть не будет мучить. Рано или поздно, но это должно случиться. Запомни мои слова, а пока прикажи всем слугам и стражникам, что у тебя остались и которые теперь, наверное, страдают недержанием и столбняком, наполнить водой все емкости, что у тебя есть. И покажи, где у тебя колодцы! И срочно заставь выдолбить еще несколько. Я покажу, где проходят подземные потоки. А сейчас бери свое зеркало и пошли к воротам. Я должен разобраться в том плетении, которое ты собрала.

Сурра сверкнул зелеными искрами в левом глазу и пошел вниз по лестнице.

Пламя стояло вокруг день и ночь, но настоящая осада началась через три месяца. За ночь до нее в ворота забарабанил Сади. Он был едва жив. Его тело покрывали ожоги, одежда превратилась в лохмотья. Сурра не хотел его пускать, но Сето открыла ворота.

— Гная прогнала меня, — просипел несчастный. — Она воистину превратилась в Зверя. Наверное, захотела, чтобы я увидел, как вы умрете.

— Мы не собираемся умирать, — ответил Сурра. — Или ты не понял этого, когда ударил меня в спину?

— Вы не понимаете. — Сади жадно отпил из ведра. — Айсил больше нет. Он выжжен от Северной гривы до Западной гривы и до южных песков. Она открыла проходы через ловушки в Темной пуще, попутно спалив ее под корень, запустила в Айсил орды кочевников и сожгла их живьем. Десятки тысяч! Теперь она сильна как никогда!

— А чем же она собирается питаться, когда сожжет весь мир? — усмехнулся Сурра.

— Будет сидеть среди пепла и стонать, пока не найдется добренькая дурочка, — захихикал Сади, посмотрев в сторону Сето.

Та только стиснула рукоять меча и в ярости закусила губу.

— Не зли ее, — посоветовал Сурра. — Легкой смерти все равно не получишь, мы собираемся драться. И тебе придется драться тоже. Несмотря на раны, сила в тебе все-таки есть. Идем.

Рано утром над стенами замка Сето поднялись языки пламени, и между зубцами надвратной башни появилась изящная фигурка мерцающей огнем женщины.

— Учись, Сето! — донесся сквозь рев пламени веселый голос— Смотри, что такое магия огня!

Сурра метнул ледяные иглы, но они с шипением растаяли, не долетев до цели. А затем стены начали оседать. Они не трескались от жара, они медленно таяли, словно были вырезаны из масла и опущены на горячую сковороду.

Сурра, Сади и Сето стояли у врат, которые были восстановлены ледяными вставками, и смотрели, как рушатся последние магические преграды.

— Она не подойдет к нам сама, — прошептала Сето. — Она пришлет пламя. Мы не сможем вышвырнуть ее из Айсил, а если и сможем, то не сможем запечатать проход.

— К тому же что мы будем делать, даже если совершим невозможное? — поморщился Сади. — Медленно спекаться на раскаленных камнях?

Сурра молчал. Он и сам видел, что та сила, с которой он решился схватиться, неподвластна ему. Его ловушка не действовала, потому что его противница уничтожала его на расстоянии, и он не мог не только добраться до нее, но даже рассмотреть, хотя и чувствовал, что сама она смотрит на него из каждого языка пламени.

— Скоро загорятся мои волосы, — прошептала Сето, прикрывая лицо ладонью.

— Жрица огня жалуется на жар? — усмехнулся Сади.

— Скоро, — прошептал Сурра, поднимая голову вверх. Ледяные пластины на колоннах врат еще держались, хотя уже начали набухать каплями воды. Пламя ревело в десяти шагах.

— Что ж, — прошептал Сурра и набросил заклинание тропы на всех троих. — Впервые я колдую, не представляя, куда приведет меня мое колдовство. Положимся на чутье и на память древних камней.

— Мы можем вывалиться неизвестно куда! — воскликнул Сади.

— Вряд ли может что-нибудь оказаться хуже этой жаровни, — отрезал Сурра.

— У нас не хватит сил оживить врата! — покачала головой Сето.

— Зато у нее много сил! — махнул рукой в сторону стены пламени Сурра. — Ну красавица? Ты готова снять последние барьеры вместе со мной? Ну на счет три!

И ревущие языки пламени ринулись на троицу.