ПАРИЖ, ИЮЛЬ 1848
Мне снился восторженный сон: Гас вечер на небе багровом,
И в воздухе грохот и стон Носились в величьи суровом.
Вся улица кровью полна, Весь город в смятеньи от страха -
И вон уж позорно видна На площади черная плаха.
Под ядрами рушится дом, Визжит и взвивается пламя -
И веет во пламени том Кровавое красное знамя.
Работают дружно штыки, Гремят вдалеке барабаны -
И ломятся массой полки К завалам в народные станы.
А там уж последний упал - Конец благородной надежде;
Но кто-то над павшими встал В сияющей белой одежде:
Над облаком дыма, во мгле, Стоял он на той баррикаде
С терновым венком на челе И с мукой предсмертной во взгляде.
Он руки свои простирал, Гвоздями пробитые руки,
И лик его кроткий дышал Блаженством божественной муки.
Ветвь мира для мира всего Держал он средь павшего стана,
И в правом боку у него Сочилася новая рана.
Но тихо народ умирал, Лобзая священные раны, -
А вечер во мраке вставал, И били вдали барабаны...
1860
Подвиг французских революционных борцов, павших на
парижских баррикадах в 1848 г., освящается в стихотворении фигурой Христа.
Существует предположение, что стихотворение Крестовского оказало известное
влияние на фигуру Христа в поэме А. Блока "Двенадцать". Ст. 18 печатается с
исправлением, сделанным Крестовским в экземпляре, который он подарил
художнику М. О. Микешину (Библиотека Пушкинского дома). В хрестоматии
"Русские поэты в биографиях и образцах", составленной Н. В. Гербелем (СПб.,
1873), напечатана другая редакция стихотворения под заглавием "Последняя
баррикада", но восходит ли она к авторскому тексту - неизвестно.
