Зинка Чаплыгина оборвала куст малины у Маньки Бабановой. Манька обнаружила потраву вечером и всю ночь не спала, ворочалась, смаковала проклятья бесстыжей соседке, оттачивала выражения, в которых она завтра смешает с землей Чаплыгинский род.
Еще куры не слетели с насестей, а уж Манька, немытая, нечесанная влезла на прошлогоднюю навозную кучу, стала глядеть через забор, ждать пробуждения соседки. Нечего терпеть до вечера. Пусть с утра все узнают, какие такие Чаплыгины, что за змеища живет на деревне.
А Зинка заспалась. Битый час торчала над забором Манька, покуда дождалась выхода соседки. За это время накипело у нее на сердце и она перемахнула через забор на чаплыгинский двор, заблажила на весь конец, призывая в свидетели честных людей, святых угодников, депутатку Фроську.
- Шалава! Подлое отродье! - орала Манька на ошалевшую Зинку. - Распротакина ты дочь, растудыкина ты внучка! Ты, что же это, сучка, тля безмозглая, делаешь? Ты зачем, чапельник тебе туды в энто, по чужим задам шастаешь, чужую малину обираешь? А? Лахудра! Халда! Лярва! Стерва!
- А ты видала, ты видала?! - взвизгнула Зинка, разобравшись что к чему. - Аль со свечкой стояла?! Сама ты лярва, и сестры твои - лярвы, и мать твоя, покойница - царство ей небесное курва порядочная была. Все вы одним миром мазаны: чуть что, не разобравшись, народ хаять.
- Ах, ты так. Люди добрые! - заверещала Манька, обратясь к улице. - Сама-ворюга из ворюг, весь род от веку чужим наживается, так она еще маманю покойницу приплела. А это, что?!
Манька рванулась к крыльцу, подхватила резиновые сапоги, стоявшие на ступеньках, затрясла ими над головой:
- Люди добрые! Смотрите, люди добрые! Фроська, смотри! Сапоги-то - сорок третий номер. А у кого еще из баб такие копыта? Нетути! Зинкины это сапоги. И на задах такие же следы. А на подошвах, глянь-кось, земля-то нашенская, черная, от пруда.
Люди добрые подходили, смотрели. Подошел дед Молчун, вынул из фроськиных рук сапог, поковырял кривым пальцем прилипшую под каблуком землю.
- Точно,- просипел, - черная, с бабановского огороду.
- Ага, - взревела Манька, наступая на Зинку. - Что, спряталась? Думала и не дознаются люди добрые? У, проклятая, у - арестантская харя!
Тут Зинка заскочила в сенцы, выхватила из угла обливное ведро.
- На!- сыпанула малину по ступенькам. - Нужна она мне, как телеге кардан. Набрала-то - литру, а крику. Подавись ты ей, жадюга несчастная!
- Литру? - не поверила ушам Манька. - Да там на кусту-то, ведро было. Корней Михалыч, люди добрые, утаила она, утаила!
Учитель Корней Михайлович только бровями пошевелил и пошел к школе.
- Утаила,- передразнила Маньку Зинка. - Было бы с чего. У такой хозяйки, как ты, не то что малина расти - куры скоро нестись перестанут.
- Это я плохая хозяйка? - заерепенилась Манька.
- Ты, - подтвердила Зинка.
- Это я-то?
- Ты-то.
- Я?
- Ты, ты, - не унималась Зинка.
Несколько долгих секунд не могла Манька сообразить, что ответить. Потом догадалась, закрыла рот, помолчала, улыбнулась и выпалила:
- Ну и пусть. А у тебя мужик - пьяница.
- Только-то, - пропела Зинка. - Эка невидаль. Зато со мной спит. А твой с тобой от разу до разу, по престольным праздникам. То-то ты чужим мужикам проходу не даешь. Уродина плоскозадая. Ни кожи, ни ролей - одни рогожи, а все как путная - туда же!
Ахнула Манька, кинулась к Зинке, сволокнула ее с крыльца. Зинка вцепилась Маньке в волосы, и пошла кутерьма. Фроська рвет к себе Зинку, дед Молчун бросил костыль, тянет Маньку. А с другой стороны улицы кричат:
- Эй, мужики! Бабы дерутся - вали глядеть!
Выскочил из дома Зинкин муж Родька, бросился разнимать. Разозлилась Зинка, что не дают потрепать Маньку, подняла дедов костыль, хрястнула между глаз мужа. Побежал Родька к колодцу кровь замывать.
Этим бы делу и кончиться. Да не тут-то было. На следующий день вернулся из райцентра Манькин муж Колька. Встретила Манька его чин чином, покормила, а потом давай ныть:
- Ездишь, валандаешься, где не попадя, кобель нечесанный. Я уж для тебя и не хороша стала? Кого себе на стороне завел? Кто она? Отвечай сей час, морда неумытая.
- Что ты, Маня, что ты, - опешил Колька. - Аль белены наелась. С чего ревновать-то вздумала?
- С чего, с чего... А с того, - заплакала Манька. - Что я - скотина бесчувственная? Ничего не понимаю? Ты почему это, дьявол гладкий, от законной жены нос воротишь? Ты почему к ней не ластишься? Почему в месяц по разу со мной спишь?
И пошла Манька и поехала.
- Да уймись ты, - отбрыкивался Колька. - Работа у меня какая - сама знаешь, сутками за баранкой. Устаю я, или не понимаешь.
- Я понимаю, я все понимаю,- стояла на своем Манька. - Бабу ты завел на стороне - вот что. Вся деревня говорит. Людям в глаза глядеть совестно.
- Да кто говорит? Что ты выдумываешь?
- Все говорят,- отвечала Манька. - Зинка Чаплыгина на все село раззвонила,- призналась она и завыла в голос: - Коленька Милый! Не кидай меня, родненький. Ну чем я хуже другой-то?.. Хочешь, мотоцикл "Урал" тебе купим?!
Покатилась Колькина жизнь - хоть лезь в петлю. Он только через порог, а в доме вой, слезы. Ночью тоже нет покоя. Стонет по ночам супруга, не спит, зажигает свет, ищет на теле у сонного мужа синяки. Месяц терпел Колька - не вытерпел.
После очередного скандала, в сердцах, взобрался он на навозную кучу, перепрыгнул через забор. Смотрит, под амбарушкой сидит Родька, что-то по-слесарному тюкает. Кинулся к нему Колька, схватил за грудки.
- Ты свою крысу, Зинаиду свою,- сказал, - приструнь. А не приструнешь - смотри. Так отвалтужу - ни фаса, ни профиля не будет.
- Трехнулся что ли, Николай, - удивился сосед. - Ты это к чему? Что моя Зинка тебе сделала?
- А то и сделала, что невесть чего по деревне несет. Бабу моюв соломенные вдовы записала, меня бабником объявила.
Родька в тот раз был под хмельком, заупрямился:
- Это дело ваше, - сказал, - семейное. А бабу мою не тронь. У нее глаз - алмаз: зазря ничего не скажет. Управляйтесь сами.
Обиделся Колька на Родьку, занесло его.
- Сволочь ты, Родион, сволочь, - жарко прошептал сквозь зубы. - Точно говорят: яблоко от яблони... Все вы, Чаплыгины - сволочи, недобитки. Пожалел тогда мой батяня твоего папаню, недокулачил, а зря...
Родька в тот раз был выпивши. Схватил он вилы от стены, стебанул Кольку в пах.
Колька выжил. Родьку судили, дали сколько положено. Бедный Колька, бедный Родька, бедные Манька и Зинка. Бедные мы бедные.