В истории России было немало знаменательных исторических событий — освобождение от монгольского ига, смуты во времена Бориса Годунова, крестьянские восстания, нашествие Наполеона… Отечественная война 1812 года — событие особенное. В нем проявилось единение российского общества, рождение его гражданственности, духовное согласие. «Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных, // Сердца их мщеньем зажжены», — восклицал юный Александр Пушкин, свидетель общего патриотического порыва.
Гражданский повыв, единение прежде всего выразила отечественная поэзия. Это знаменитый «Гимн лироэпический на прогнание французов из Отечества» В.А. Державина, памятный «Певец во стане русских воинов» В.А. Жуковского, «Русская песня» А.А. Дельвига, очень знакомые басни И.А. Крылова, стихи М.Ю. Лермонтова. Каждый из Писателей внес свою лепту в освещение этого судьбоносного исторического события. У Пушкина был свой взгляд на личность, не отрешенную от истории. Он уже проявился в его лицейской лирике, в частности, в стихотворениях «Наполеон на Эльбе (1815)» и «На возвращение Государя Императора из Парижа в 1815 году». Стихотворения отличались от обычных обезличенных одических дифирамбов того времени. Наполеон на Эльбе у Пушкина — герой размышляющий, противоречивый, «мятежной думы полн». Поэт предсказывает знаменитые наполеоновские «100 дней», неминуемый конец тирана-хищника:
И Галлия тебя, о хищник, осенила;
Побегли с трепетом законные цари.
Но зришь ли? Гаснет день, мгновенно тьма сокрыла
Лицо пылающей зари.
Стихотворение «На возвращение государя Императора…» постоянно перекликается с предыдущим. Там в духе Оссиана — «Один во тьме ночной над дикою скалою…». Здесь: «С небесной высоты, при звуке стройных лир, // На землю мрачную нисходит светлый мир». Там — «Но туча грозная нависла над Москвою, // И грянул мести гром!..». Здесь: «Бежит… и мести гром слетел ему вослед; // И с трона гордый пал… и вновь восстал… и нет!» В то же время стихотворение в честь АлександраI, сынов Бородина, «кульмских героев» раздвигает границы классической оды. Мифологическое сопоставление Наполеона и АлександраI дано Пушкиным в стихотворении «Недвижный страж дремал на царственном пороге…» (1824), где главные герои — «Владыка севера» и «Владыка запада», в которых легко угадываются АлександрI и Наполеон. Первый — в зените своей славы: «От Тибровых валов до Вислы и Невы, // От сарскосельских лип до башен Гибралтара <…> // Все пало — под ярем склонились все главы». Второй — в разных обликах: «Мятежной вольности наследник и убийца, // Сей хладный кровопийца…» и «Во цвете здравия, и мужества, и мощи…».
Избранный поэтом жанр баллады с древним колоритом («один в своем чертоге», «тихую неволю в дар несли») позволял выразить оппозицию Восток—Запад с главным мотивом — «свобода—самовластие». В балладе уже рождаются стихи, которые будут необходимы в новом противостоянии Запад—Восток: «Давно ли ветхая Европа свирепела?», «…и где же вы, зиждители свободы? // Ну что ж? витийствуйте…» В стихотворении «О чем шумите вы, народные витии?», «Иль нам с Европой спорить ново?». И, наконец, хрестоматийные строки в «Евгении Онегине»:
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
«Война и мир» Л.Н. Толстого — одно из главных произведений русской литературы XIX века, воскрешающих уже многим поколениям дыхание 12-го года. В «Войне и мире» «поэзия романиста» (Толстой) обнаруживается в удивительной цельности исторических сцен и картин нравов, в нераздельности трагедийных и лирических мотивов, строго эпического повествования и полных гнева, иронии авторских комментариев и так называемых философских отступлений. «Какая громада, и какая стройность! — восклицал Н.Н. Страхов по поводу выхода последних томов «Войны и мира». — Ничего подобного не представляет нм ни одна литература. Тысячи лиц, тысячи сцен, всевозможные сферы государственной и частной жизни, история, война, все ужасы, какие есть на земле, все моменты человеческой жизни, от крика новорожденного ребенка до последней вспышки чувства умирающего старика, все радости и горести, доступные человеку, всевозможные душевные настроения, от ощущений вора, укравшего червонцы у своего товарища, до высочайших движений героизма и дум внутреннего просветления, — все есть в этой картине. А между тем ни одна фигура не заслоняет другой, ни одна сцена, ни одно впечатление не мешает другим сценам и впечатлениям, все на месте, все ясно, все раздельно и все гармонирует между собой и с целым».
Характер времени складывается из образа мыслей и поведения обыкновенных людей и государственных лиц. Жизнь одного человека в соприкосновении с другими может быть показательна для эпохи в целом. Каждая пора, описанная Толстым, имеет свой характер времени. 1805 год — разобщение сословий, «отчужденность», как комментирует писатель первые части своего произведения, «высшего круга от других сословий», что выражается в «царствовавшей» в светском кругу философии, в сословных привычках, в замене русского языка французским. «И этот характер, — заключает Толстой, — я старался, сколько умел, выразить» («Несколько слов по поводу книги “Война и мир”». Князь Василий говорил «на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды». Князь Андрей произносит имя Кутузова как француз, «ударяя на последнем слоге». И граф Ростов в день именин дочери и жены говорил «иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке».
12-й год исцелил многих от французомании, даже в светских гостиных.
Жизненная философия Толстого основывалась на признании величайшей ответственности человека за содеянное, доброе или злое, нравственное или безнравственное. В период работы над «Войной и миром» Толстой резко критиковал тех, кто, по его словам, «впадал» в «фатализм восточных», имея в виду оправдания произвола, «совокупных преступлений», насилия. Толстой писал: «В чем состоит фатализм восточных? Не в признании закона необходимости, но в рассуждении о том, что если все предопределено, то и жизнь моя предопределена свыше, и я не должен действовать. Это рассуждение не есть вывод разума, а подделка под характер народа. Ибо если бы возможно было такое рассуждение, то жизнь народа прекратилась бы; а мы видим, что восточные народы живут и действуют. Рассуждение это есть только оправдание известных поступков. Рассуждение это само в себе точно так же несправедливо (в другую крайность), как и рассуждение западных народов о свободе произвола, не ограниченного временем». Герои «Войны и мира» свободны от фатализма «восточных» или «западных». Они живут на земле, в своей сфере интересов; они знают цену жизни, свое человеческое право и свою человеческую обязанность.
Это особенно, по Толстому, сказалось во время Отечественной войны 1812 года. «Начиная от Смоленска, — пишет Толстой, — во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать».
В патриотическом движении участвует вся нация: армия, партизаны, гражданское население. Патриотический подвиг способен совершить каждый, которому дороги судьбы России: смоленский купец, поджигающий свою лавку, княжна Марья и г-жа Баздеева, не желающие жить под началом французов и покидающие свои насиженные места, мужик, не дающий сена неприятельской армии, граф Мамонов, жертвующий полк для народного ополчения, князь Голицин, переучивающийся с французского на русский. Многие эпизодические лица, безымянные герои создают нужный автору широкий фон, изображающий общее патриотическое воодушевление. Салон Анны Шерер со своими интригами еще жив, но его роль неприметна.
В произведении показано столкновение двух разных укладов жизни — русского и иноземного, не связанного с национальными конями. Наполеон огнем и мечом пытается всюду утвердить сой порядок, свой строй. Французский драгун, взятый в плен эскадроном Денисов перед Аустерлицким сражением, «то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал своею солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш ариергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас», — заключает Толстой. После оставления русскими Москвы потрясенный Пьер «бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок». Работая над последними частями «Войны и мира», Толстой еще раз обнажит свою мысль: Пьер видит «несомненные признаки разрушения того французского порядка, который владел им. Этот порядок мог погубить его и чуть не погубил его». «Картина нравов», какой бы она колоритной ни была, не замыкается пределами одного сословия, одной касты. Война и мир — спор о будущем русской нации, России, спор о сущности национального характера, носителями которого является герои толстовского творения.
Любопытно суждение одного немецкого автора в его брошюре о русском солдате (1813): «Русские — это подвижная огненная машина, которую можно уничтожить, но нелегко победить. Им все равно, с какой стороны на них нападают, будь то с тыла, с фронта или с флангов. Они остаются стоять и до приказа командира не отступают. Если при том или командует рассудительный, отважный, решительный и опытный командир, то они часто одерживают победу. Русские войска воодушевляет христианский фанатизм, и они смело идут на неминуемую гибель. Каждый солдат верит, что от своей смерти он не убежит и, уже, если такова судьба, она найдет его повсюду. Эта вера сильно укрепляет его мужество и смелость, с такой русской армией искусный предводитель может свершить почти невозможное».
Не только солдаты. На Бородинском поле погибло 206 офицеров русской армии (всего их было 3952), почти треть была ранена и контужена. Гусар А.Я. Рашевский получил 5 сабельных ран, 7 ран от пики, но после лечения вновь воевал с французами (по материалам «Информнауки»).
Пьер Безухов у Толстого «понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти».
Поведение главных героев «Войны и мира», их богатая внутренняя жизнь соотнесены с изображением событий народного, национального значения, что чаще всего присуще жанру эпопеи. История души каждого из них, проникновение в загадки войны и мира проистекают от реального столкновения героя с жизнью, с социальными и философскими проблемами. Князю Андрею после Аустерлица надо было еще пройти через спор с Пьером о мужике, о необходимости реформы крестьянского быта, надо было пережить истребляющий огонь Бородинского сражения, преодолеть страз смерти после своего ранения, чтобы он смог прийти от эгоистического восприятия жизни к альтруизму, чтобы он смог уловить душевные импульсы других людей, чтобы совершенное добро не имело привкуса зла. «И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаяние. Он теперь в первый раз понял всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею».
В то же время «Война и мир» — призыв к миру. Война сравнивается с кровавой бойней. «В медленно расходившемся пороховом дыму по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, — в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами». «Страшный вид поля сражения» произвел «неожиданное впечатление» даже на Наполеона.
Пьер Безухов видит уничтоженную батарею Раевского. «Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого». Точка зрения героев все время смещается, видоизменяется. Не «игра», затеянная Наполеоном, не красивое зрелище, как показалось Безухову, а самое страшное, невиданное, ужасное. «Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» — думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения». Описание Бородинского сражения завершается главой от автора, показывающей весь трагизм происшедшего. То, что видел в начале сражения Пьер Безухов, обернулось страшной картиной жертв войны. «Над всем полем, прежде столь весело-красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма, и пахло странной кислотой селитры и крови».
Картина Бородинского сражения дана в равных цветах спектра: от радужного до мрачного. Толстой намечал изобразить разные фазы сражения: «Пьер видит: 1) оживление, потом 2) твердость, потом 3) усталость, потом 4) омерзение и 5) отчаяние». Сцены, показывающие Пьера на батарее Раевского, полк князя Андрея в засаде, соответствуют намеченным фазам.
«Устали. Только Кутузов не устал. Он осаживает немца Вольцогена», — писал в планах Толстой. И этот замысел воплощен в романе. Кутузов отвечает Наполеону со всей твердость и силой русских. «…То, что казал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека». Возникают как будто две противоположные истины: отчаяние, ужас и твердость, уверенность. Однако вспомним: князь Андрей, беседуя с Пьером, призывает к настоящей войне против Наполеона, чтобы не было войны, этого «самого гадкого дела в жизни». Мысль о мире в условиях войны выражена реально и точно. Пьер Безухов в ходе Бородинского сражения познает то, что князь Андрей уже познал под Шенграбеном и Аустерлицем.
Бородинское сражение проходит так, как предсказывает Болконский. Все решил дух войска. Даже неожиданное суматошливое столкновение Пьера с французским офицером, их взаимный страх были предугаданы Болконским: «Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того или другого».
Главный герой, связанный с Бородинским сражением, конечно, Михаил Кутузов, главнокомандующий русской армией. Пушкин в стихотворении «Перед гробницею святой…» передал свое восхищение подвигом полководца:
В твоем гробу восторг живет!
Он русский глас нам издает;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал — и спас…
Из писем М.И. Кутузова того времени: «Я, слава Богу, здоров, мой друг, и не побит, а выиграл баталию над Бонопартием» (29 августа 1822 г., жене Екатерине Ильинишне); «Теперь, мои друзья, мы прикрываем дороги к Тле и Калуге, так что вы находитесь в полнейшей безопасности. Неприятель действительно взял направление на Коломну, но это было только до того момента, покудова он не знал нашего направления. В настоящий момент мы знаем, что он находится напротив нас, и судите по этому, что он не может удерживать за собою дорог на Рязань, на Владимир или на Ярославль, так как вы не можете не знать, мои дорогие друзья, что война требует того, чтобы армии видели друг друга и соприкасались. Я баталию выиграл прежде Москвы, но надобно сберегать армию, и она целехонька Скоро все наши армии, то есть Тормазов, Чичагов, Витхенштейн и еще другие, станут действовать к одной цели, и Наполеон долго в Москве не пробудет. Боже вас всех благослови» (15 сентября 1812 г., дочери Прасковье Михайловне).
Многие современники упрекали Кутузова в медлительности, хитрости, интригах. Толстой рисует Кутузова, стоящего над «толпой»: «Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его». «Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся со смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сражения не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти».
Каждое значительное историческое событие имеет большое значение для судеб героев «Войны и мира». Писатель же имеет дело с героями, их особенным миром. Каждый герой своим путем ищет истину. «Для чего же оторванные руки, убитые люди?» — вопрос, возникший в Тильзите у Николая Ростова, получает ответ в разговоре Андрея Болконского и Пьера накануне Бородина. «Ослепительная сторона романа, — писал П.В. Анненков, — именно и заключается в естественности и простоте, с какими он низводит мировые события и крупные явления общественной жизни до уровня и горизонта зрения всякого выбранного им свидетеля. Великолепная картина Тильзитского свидания, например, вращается у него, как на природной оси своей, около юнкера или корнета, графа Ростова, ощущения которого по этому поводу составляют как бы продолжение самой сцены и необходимый к ней комментарий».
Изображение войны, движение масс, поиски ответа на загадки о границах власти, свободы человеческой деятельности, почему, под влиянием чего «люли убивают друг друга, толкали Толстого к различным теориям, определенным и противоречивым логическим положениям. Человек может быть спасителем или разрушителем. Таков Долохов с резкими переходами от одного чувства к другому, противоположному. Таков Николай ростов с его «чувством войны» при виде неприятеля: один человек в полку, другой — дома, в семье. Таков Тихон Шербатый, внешне неказистый мужичок, самый полезный человек в партизанском отряде.
Многие герои романа, включая главных (князь Андрей, Пьер, Наташа, Кутузов), освещены светом и войны и мира. То это герой сугубо мирный в военной обстановке (Пьер, Наташа), то военный (Кутузов, Долохов), приходящий к идее мира. Не раздвоение личности, а единство ее выражения, целеустремленность прозрения, обладание ею как некой равнодействующей величиной, связанной с идеей мира.
Не война во имя войны, не сражение во имя сражения. Бородино — уроки человеческой истории в ее различных появлениях.