По дружбе мне вы, господа,

При случае посильно, иногда

И деятельно помогали;

Сегодня, милые, нельзя ли

Воображению дать смелый вам полет?

Парите вверх и вниз спускайтесь произвольно,

Чтоб большинство людей осталось мной

довольно,

Которое живет и жить дает.

Дом зрелища устроен пребогатый,

И бревяной накат, и пол дощатый,

И всё по зву: один свисток —

Храм взыдет до небес, раскинется лесок.

Лишь то беда: ума нам где добиться?

Смотрите вы на брови знатоков,

Они, и всякий кто́ каков,

Чему-нибудь хотели б удивиться;

А я испуган, стал в тупик;

Не то чтобы у нас к хорошему привыкли,

Да начитались столько книг!

Всю подноготную проникли!

Увы!

И слушают, и ловят всё так жадно!

Чтоб были вещи им новы,

И складно для ума, и для души отрадно.

Люблю толпящийся народ

Я, при раздаче лож и кресел;

Кому терпенье – труден вход,

Тот получил себе – и весел,

Но вот ему возврата нет!

Стеной густеют непроломной,

Толпа растет, и рокот громный,

И голоса: билет! билет!

Как будто их рождает преисподня.

А это чудо кто творит? – Поэт!

Нельзя ли, милый друг, сегодня?

О, не тревожь, не мучь сует картиной.

Задерни, скрой от глаз народ,

Толпу, которая пестреющей пучиной

С собой противувольно нас влечет.

Туда веди, где под небес равниной

Поэту радость чистая цветет;

Где дружба и любовь его к покою

Обвеют, освежат божественной рукою.

Ах! часто, что отраду в душу льет,

Что робко нам уста пролепетали,

Мечты неспелые… и вот

Их крылья бурного мгновения умчали.

Едва искупленных трудами многих лет,

Их в полноте красы увидит свет.

Обманчив блеск: он не продлится;

Но истинный потомству сохранится.

Потомству? да; и слышно только то,

Что духом все парят к потомкам отдаленным;

Неужто, наконец, никто

Не порадеет современным?

Неужто холодом мертвит, как чародей,

Присутствие порядочных людей!

Кто бредит лаврами на сцене и в печати,

Кому ниспосланы кисть, лира иль резец

Изгибы обнажать сердец,

Тот поробеет ли? – Толпа ему и кстати;

Желает он побольше круг,

Чтоб действовать на многих вдруг.

Скорей Фантазию, глас скорби безотрадной,

Движенье, пыл страстей, весь хор ее нарядный

К себе зовите на чердак.

Дурачеству оставьте дверцу,

Не настежь, вполовину, так,

Чтоб всякому пришло по сердцу.

Побольше действия! – Что зрителей мани́т?

Им видеть хочется, – ну живо

Представить им дела на вид!

Как хочешь, жар души излей красноречиво;

Иной уловкою успех себе упрочь;

Побольше действия, сплетений и развитий!

Лишь силой можно силу превозмочь,

Число людей – числом событий.

Где приключений тьма – никто не перечтет,

На каждого по нескольку придется;

Народ доволен разойдется,

И всякий что-нибудь с собою понесет.

Слияние частей измучит вас смертельно;

Давайте нам подробности отдельно.

Что целое? какая прибыль вам?

И ваше целое вниманье в ком пробудит?

Его расхитят по долям,

И публика по мелочи осудит.

Ах! это ли иметь художнику в виду!

Обречь себя в веках укорам и стыду! —

Не чувствует, как душу мне терзает.

Размыслите вы сами наперед:

Кто сильно потрясти людей желает,

Способнее оружье изберет;

Но время ваши призраки развеять,

О, гордые искатели молвы!

Опомнитесь! – кому творите вы?

Влечется к нам иной, чтоб скуку порассеять,

И скука вместе с ним ввалилась – дремлет он;

Другой явился отягчен

Парами пенистых бокалов;

Иной небрежный ловит стих, —

Сотрудник глупых он журналов.

На святочные игры их

Чистейшее желанье окриляет,

Невежество им зренье затемняет,

И на устах бездушия печать;

Красавицы под бременем уборов

Тишком желают расточать

Обман улыбки, негу взоров.

Что возмечтали вы на вашей высоте?

Смотрите им в лицо! – вот те

Окременевшие толпы́ живым утёсом;

Здесь озираются во мраке подлецы,

Чтоб слово подстеречь и погубить доносом;

Там мыслят дань обресть картежные ловцы;

Тот буйно ночь провесть в объятиях

бесчестных;

И для кого хотите вы, слепцы,

Вымучивать внушенье Муз прелестных!

Побольше пестроты, побольше новизны, —

Вот правило, и непреложно.

Легко мы всем изумлены,

Но угодить на нас не можно.

Что? гордости порыв утих?

Рассудок превозмог…

Нет! нет! – негодованье.

Поди, ищи услужников других.

Тебе ль отдам святейшее стяжанье,

Свободу, в жертву прихотей твоих?

Чем ра́вны небожителям Поэты?

Что силой неудержною влечет

К их жребию сердца́ и всех обеты,

Стихии все во власть им предает?

Не сладкозвучие ль? – которое теснится

Из их груди, вливает ту любовь,

И к ним она отзывная стремится

И в них восторг рождает вновь и вновь.

Когда природой равнодушно

Крутится длинновьющаяся прядь,

Кому она так делится послушно?

Когда созданья все, слаба их мысль обнять,

Одни другим звучат противугласно,

Кто съединяет их в приятный слуху гром

Так величаво! так прекрасно!

И кто виновник их потом

Спокойного и пышного теченья?

Кто стройно размеряет их движенья,

И бури, вопли, крик страстей

Меняет вдруг на дивные аккорды?

Кем славны имена и памятники тверды?

Превыше всех земных и суетных честей,

Из бренных листвиев кто чудно соплетает

С веками более нетленно и свежей

То знаменье величия мужей,

Которым он их чёла украшает?

Пред чьей возлюбленной весна не увядает?

Цветы роскошные родит пред нею перст

Того, кто спутник ей отрад любви стезею;

По смерти им Олимп отверст,

И невечернею венчается зарею

Кто не коснел в бездействии немом,

Но в гимн единый слил красу небес с землею.

Ты постигаешь ли умом

Создавшего миры и лета?

Его престол – душа Поэта.