- Ой, а самое сильное впечатление - это татарские женщины! Витек, я пока в дом к одному мужику местному не попал, даже и не догадывался, что это просто другой мир! На первый взгляд показалось, что все, как у нас: на улице - малолетки с голым пузом тусуются, в ресторане гостиничном – жрицы любви дым от сигареты весь вечер разглядывают, на работе - тетки толстожопые в брюках с озабоченным видом бегают. Ничем вроде женщины от наших не отличаются. Но это только на первый взгляд!
Вован пожизненный друг моего мужа. Он любит вспоминать, как дрались они с Витей в яслях из-за горшка. У одного был горшок с нарисованным сбоку цветочком, на другом был запечатлен медведь. Девчачий, с цветочком, трехлетних мужчин оскорблял, поэтому они правдами и неправдами умыкали друг у друга горшок с медведем. Иногда страсти кипели до мордобойного градуса. В конце концов, победила дружба.
После яслей был общий детский сад, потом общая школа, жили друзья в одном дворе, так что стали за жизнь почти кровно близкими друг другу.
Воспоминаниями про горшки Витин друг развлекал меня практически при каждой встрече. Я вначале удивлялась настойчивым повторениям не особо интересной истории, на слабоумного Вован не походил, склерозу проявляться было рановато. Потом поняла – он таким способом нас ранжировал, себя и меня. Давал мне понять, кто главный в Витиной жизни, я, без году неделя появившаяся на горизонте мужа, или он, Вован.
Я Вована недолюбливала. Я выбрала себе в мужья интеллигентного, деликатного Витю. Бесплатное приложение в виде шумного и беспардонного Вована меня мало радовало.
Но приходилось терпеть. Муж Вована обожал! Да и терпеть, если честно, приходилось не так уж часто. Вован, как комета в слои земной атмосферы, врывался в нашу мирную жизнь редко, но шумно и ярко, всегда неожиданно, без предварительного звонка.
В течение последнего года жил Вован по какой-то служебной надобности в Казани. Теперь вот вернулся и наносил визиты своим многочисленным друзьям. Пришло «счастье» и в наш дом. Настал момент испытания моего терпения.
Мужчины общались за пивом, а я сидела в углу дивана, одним глазом и ухом следила за телевизором, другой сенсорной парой - за «долгожданным» гостем.
Вован хлебнул пива, послушал, как жидкость гулко булькнула в объемную утробу, кивнул удовлетворенно, продолжил прерванный рассказ:
- Ты понимаешь, нормальная семья, современная. Он по нашей специфике, она администратор в городской филармонии. Красивая, холеная женщина. Никакого там, понимаешь ты, шариата, никаких шальваров и хиджабов, никакой чадры. Но так она у него вышколена! Он в комнату входит - она встает. Подносит все ему - с поклоном! Подала - в жизни не сядет, пока он не разрешит! Где-то ступить впереди мужика - ни боже мой! Только после него. Спрашиваю, а если припозднился, или сильно «усталый» вернулся, то бывает скалкой по лысине? А он, хозяин-то, удивляется. Мол, ты что такое плетешь? Витек, ты прикинь, не бывает у них такого! И пьяного, и любого встретит его жена, обиходит, обласкает. Веришь, чуть не до утра мы у него дома гудели, а она всю ночь нам прислуживала. И все с поклоном, все с улыбочкой. Ну, ты понимаешь, жизнь у мужика?! А я все думал, че они, татары, важные все такие, степенные? Теперь понял. Потому что им их женщины с утра до ночи и с ночи до утра уважение оказывают. Просто за то, что он мужик. Ты понял, а?! Я че надумал! Как только со своей в очередной раз поцапаюсь, сразу ее в отставку! Надоела! На фиг! И на татарке женюсь! А?!
Вован звонко шлепнул себя по толстой коленке, радостно заржал, вертя головой, приглашая и меня порадоваться замечательной перспективе, открывавшейся перед ним.
Набрался уже! Не соображает, что мы по разные стороны баррикады. Я-то всяко с его женой солидарна, которая его пьяного, по слухам, воспитывает путем рукоприкладства. По мне, так мало она этим методом пользуется. Надо бы чаще и эффективней.
Ишь, сибарит! Татарку ему подавай, чтоб стояла в его присутствии и кланялась!
Что-то верится мне в его россказни с трудом. Хоть и мусульманка, а вряд ли женщина современная, самодостаточная раболепствовать будет.
Вон, Роза Акзамовна, соседка моя, даром, что восточная женщина, мужчин своих гоняла, только шум стоял. Конечно, чужая семья всегда тайна за семью печатями. Но мне казалось, о семье Секаевых я знаю все. Так уж как-то получалось.
Спросил бы кто, каким боком они тебе, Секаевы? Я бы и задумалась, что ответить. Да никаким. Соседи. Но сказала б так, и соврала. Соседей много, а Секаевы одни. Особенные. Из-за Артура, конечно.
Что б я была когда в него влюблена - нет! Не влюблена. Восхищена. Когда любовь, то хоть тайная, хоть маленькая, но надежда на взаимность. Я ж не то что не надеялась, я просто понимала - это невозможно. Как скакун и верблюдица. Как голубь и ворона.
И не сказать, что я какая-то убогая. Нет. Нормальная, среднестатистическая. В отдельные моменты даже привлекательная. Артур просто парень звездный.
Я как-то пыталась найти какого-нибудь актера, чтобы с Артуром можно было сравнить. Не нашла. Ни у нас, ни в Голливуде. Нет таких. Красавец Артур редкий. Редчайший.
Мы вообще-то живем в соседних подъездах, но на одном этаже, через стенку. Тоненькую. И вентиляционная шахта на кухне и в санузле общая. И балконы рядом.
На этом балконе я Артурчиком первый раз и восхитилась. Уже давно. Мне было двенадцать лет, ему пятнадцать. Мы переехали в новую квартиру. Я вышла на балкон, посмотрела вниз, потом по сторонам. На соседнем балконе увидела Артура. И восхитилась. На всю жизнь.
Потому-то все перипетии семьи Секаевых всегда волновали меня, привлекали мое пристальное внимание. Потому и замирала я на кухне, выключив воду и все электроприборы, лишь только слышала пронзительный, как у электродрели, голос Розы Акзамовны за тонкой кухонной стеной.
Я знаю прекрасно, что подслушивать нехорошо. Стыдно подслушивать. Но ссоры Секаевых подслушивала все свое зрелое детство. Стыдясь и казнясь - подслушивала.
Потом я окончила медицинский институт и стала частым гостем в семье Секаевых. Роза Акзамовна страдала гипертонией, случались у нее кризы, довольно тяжелые. Гумар Халилович звонил мне, шептал в трубку, задыхаясь:
- Светочка, скорее! Розочке плохо!
И я неслась в соседний подъезд с коробкой «неотложки» под мышкой.
Родители Артура были верующими людьми, ездили иногда на другой конец города в мечеть, соблюдали мусульманские праздники. Но что-то я не замечала, чтобы Роза Акзамовна вставала в присутствии Гумара. Как-то больше походило, что все у них наоборот. Вставал и кланялся Гумар. Не натурально, конечно. Атмосфера просто такая была у них в семье.
Маму Артурчика я, вообще говоря, не любила. Каждый раз, собираясь бежать сбивать у нее давление, я занималась аутотренингом, напоминала себе клятву Гиппократа, велевшую врачу быть милосердным и оказывать посильную помощь всем страждущим, и правым, и виноватым.
Шумная, истеричная, меркантильная, неискренняя…. Много еще есть эпитетов негативного плана, которые бы по отношению к Розе Акзамовне не являлись преувеличением.
А уж как она ломала своих мужиков, мужа и сына! Через колено ломала! Даже наблюдать за этим со стороны было неуютно. Могу представить, как чувствовали себя ее родные, подвергаясь прессингу.
После того, как она грубо и бесцеремонно вмешалась в жизнь сына, я вообще пребывала в уверенности, что она урод, ошибка природы. Бывает, по какой-то причине родятся люди с серьезными повреждениями тела. Шестой палец, «заячья губа», «волчья пасть», аплазия, то есть неразвитие какой-то конечности…
Роза Акзамовна, похоже, тоже появилась на свет с аплазией того места, которым люди любят, жалеют, сопереживают. Должен быть в организме участок, который отвечает именно за эти функции. Вот у Розы Акзамовны он отсутствовал. С рождения. Потому что пройтись по любви единственного сына бульдозером мог только человек, искренне не понимающий, что он делает.
С девочками у Артура проблем никогда, конечно, не возникало. Ему и напрягаться не приходилось. Самые красивые, самые умные, самые состоятельные, короче, любые самые-самые, наперебой предлагали себя Артуру.
Он периодически выбирал одну из них, обычно красоты неземной, какое-то время девочка ходила в соседний подъезд с высоко поднятым подбородком. Но скоро подбородок поднимала другая, а у предыдущей распухало от слез красивое лицо, и она понуро сидела на лавочке у подъезда, поджидая ветреного Артура для прощальных разборок.
Так было, пока не появилась Лиза. Я к тому времени уже бегала в семью Секаевых со своим тонометром, поэтому имела возможность наблюдать развитие событий не только издалека, но и с близкого расстояния.
Вначале вид новой пассии Артура вызвал у меня сильное недоумение. Она очень отличалась от своих предшественниц. Высокая, худенькая, с минимально выраженными женскими достоинствами, с гладко зачесанными назад длинными волосами над высоким, выпуклым лбом, в очках, постоянно съезжающих по ровнехонькому, тоненькому носику.
Но недоумение прошло, стоило только заглянуть в Лизины широко распахнутые бирюзовые глаза, беззащитные в своей бирюзовости и распахнутости, услышать ее тихий голос и глянуть на фарфоровые, с длинными, ломкими пальчиками нервные руки. Лиза являлась именно той женщиной, рядом с которой мужчина чувствовал себя Мужчиной. За это и выбрал ее Артур среди множества красавиц, умниц и богачек.
Любовь у них была какая-то киношная, несовременная, нереальная в своей красивости. На несколько метров вокруг этой парочки распространялась аура любви, так, что, когда они шли через двор, взявшись за руки, девчонки переставали прыгать через резиночку, мальчишки останавливали свой нескончаемый бег, доминошники забывали «козла» и «рыбу», а тетки у подъездов - мировые и дворовые проблемы. Все смотрели им вслед и становились мечтательно-задумчивыми.
Роза Акзамовна против Лизы ничего не имела. Артуру давно пора пришла жениться. Лизин папа был известным человеком в городе. Просчитывающая все на много ходов вперед Роза Акзамовна, наверное, уже не раз прикинула, как с выгодой для себя можно использовать возможности и связи будущего родственника. То есть Лиза была выгодной партией. О свадьбе говорили, как о решенном деле.
Тут-то у Лизы и случился припадок. Эпилептический. С судорогами, с потерей сознания, с пеной у рта и непроизвольным мочеиспусканием. Прямо в квартире у Секаевых. На глазах у всех членов семьи.
Я узнала о происшествии вечером того же дня. После обеда позвонила Роза Акзамовна и, ничего не объясняя, попросила принести «Справочник невропатолога».
Меня просьба не смутила. Как раз накануне Роза Акзамовна расспрашивала меня о последствиях инсульта. Я подумала, что интерес к специальной литературе на ту же тему.
Вечером на кухне Роза Акзамовна стала громко кричать. Я давным-давно не грешила подслушиванием. Но в тот вечер замерла, пытаясь разобрать слова, доносившиеся из вентиляционной шахты. Ничего не разобрала. Холодильник мирно урчал, создавая неблагоприятный для подслушивания фон. А, главное, за столом пил чай сын. Он посмотрел на меня с удивлением, когда я вдруг застыла в позе гончей перед гоном. Мне стало стыдно.
Но, все равно, любопытно. Обычно, когда Роза Акзамовна вопила, ей никто не возражал. В тот вечер отчетливо слышался мужской голос, после которого Роза Акзамовна верещала с еще большим жаром.
А потом позвонил Гумар Халилович и шепотом прокричал: «Розочке плохо!» Торопливо поднимаясь по лестнице, я столкнулась с бежавшим вниз Артуром. На мое: «Привет! Что с матерью?», он бросил с сердцем: «Злобой своей захлебнулась!»
Я удивилась. Артур свою ядовитую гремучую маму любил, по поводу ее болячек всегда волновался. Мне стало ясно, что ссорился с матерью именно он.
А уж подробности с комментариями я услышала от самой Розы Акзамовны.
Во время совместного семейного обеда Лиза вдруг как-то странно стала себя вести, испуганно втягивать носом воздух, как бы принюхиваясь, озираться, а потом завалилась, потеряв сознание. Потянула на себя скатерть со всей сервировкой, уронила стул, разбила о плиту в кровь голову, страшно выгибалась, скрипела зубами, в конце приступа обмочилась.
Когда приступ закончился, то Лиза долго еще была невменяема. В конце концов пришла в себя, рассказала, что у нее с детства эпилепсия, но припадки случаются крайне редко. Один раз в несколько лет. Ей даже противорецидивное лечение не назначали.
Подавленный Артур увез Лизу домой, а деятельная Роза Акзамовна взяла у меня «Справочник невропатолога» и внимательно изучила все, что было написано под заголовком «Эпилепсия».
Усвоив прочитанное, позвонила родителям Лизы и выступила в смысле «нам вашей Ульянки не надоть». В это время вернулся Артур и услышал маму, негодующую по поводу попыток подсунуть «бракованную» Лизу. Услышал и озверел.
Тут-то у них и начался крик, подслушать который мне помешало присутствие сына.
Аргументы каждый выдвигал свои. Роза Акзамовна - «о тебе же, глупом, пекусь», Артур - «это все не твое дело, разберусь без тебя».
В результате расхождения жизненных позиций припадок начался у Розы Акзамовны. Гипертонический. Позвали меня. Вначале использовали в качестве терапевта, потом попытались использовать в качестве третейского судьи. Но я, как пойманный разведчик, стиснула зубы и свое мнение по спорному вопросу оставила при себе, за зубами.
Несколько дней Лиза у Секаевых не появлялась. Наконец, пришла. Бледненькая и несчастная. Я возилась на балконе с цветами, и видела, как они с Артуром шли через двор, опустив головы и плечи, но, как обычно, взявшись за руки.
Они зашли к Секаевым, а через какое-то время Артур выскочил из подъезда радостный и возбужденный и убежал.
Минут через пять после него из подъезда вышла Лиза. Мне стало страшно за нее. Она ничего не видела вокруг, брела, оступаясь и спотыкаясь, как слепой или очень пьяный человек.
Лишь только Лиза скрылась из виду, прибежал почти вприпрыжку Артур с двумя бутылками «Шампанского» в руках…
С тех пор Лиза появляться в нашем дворе перестала.
Возвращая мне «Справочник невропатолога», Роза Акзамовна сказала:
- Ты извини, я там кое что красным подчеркнула. Давала читать этой красавице. А потом объяснила, как это аморально, свои проблемы делать проблемами любящего тебя человека. Сказала ей, если она любит Артура и желает ему счастья, то пусть исчезнет с его глаз навсегда. А то он вбил себе в голову, что любит, и жить без нее не сможет. Чушь все это! Еще как сможет! И прекрасно будет жить! Уж я об этом позабочусь!
Я потом заглянула в пресловутый справочник. Красным была подчеркнута информация об утяжелении течения с возрастом, о возможной деградации личности в тяжелых случаях. Фраза о том, что не исключается роль наследственности в возникновении заболевания, была подчеркнута двумя чертами и отмечена восклицательным знаком.
С тех пор я стала частенько встречать Артура навеселе. Вначале одного. А потом, все чаще и чаще, с девушками «легкого поведения».
Иногда он приводил домой сразу двух или трех проституток. Музыка гремела за стеной до утра. Утром Артур просил мать сварить кофе. Когда Роза Акзамовна заносила кофе в комнату сына, вся веселая компания находилась обычно в постели, мягко говоря, в неглиже.
Роза Акзамовна жаловалась мне:
- Совсем стыд потерял!
Однако терпела. И кофе в постель голым проституткам носила.
Трудно сказать, почему. С ее-то задатками ведьмы! Может быть, потому, что Артур разбогател, и на порядок возросшее благосостояние семьи целиком зависело от него. К деньгам Роза Акзамовна всегда испытывала самые нежные чувства. А может быть, все-таки винила себя за Лизу? Трудно сказать.
Но вот почему так вызывающе вел себя обычно не склонный к эпатажам Артур, я не сомневалась. Он матери мстил. Заглушать свою боль он мог не так демонстративно.
Длилась такая «разлюли малина» очень долго. Потом Артурчик потихоньку угомонился. Потом женился.
Звали жену Анжелика. Была та красива, как античная богиня. Томные глаза пугливой серны сводили с ума всех мужчин. Но чувство восторга имело место до тех пор, пока Анжела не открывала рот. Есть подозрение, что серое вещество в коре головного мозга у нее отсутствовало совершенно, потому и возможности понять, что выгодней, выигрышней для имиджа ей находиться с закрытым ртом, у нее, бедняжечки, не было. Эллочка Людоедка рядом с Анжелой выглядела бы интеллектуалкой. Стерва и истеричка молодая жена Артура была под стать свекрови. Привычный крик на секаевской кухне скоро превратился из соло Розы Акзамовны в ее же дуэт с невесткой.
Я, горюя по Лизе, думала о Розе Акзамовне: «Так ей, змее, и надо!»
Вскорости Анжела родила Артуру сына, и молодые отселились в отдельную квартиру на соседней улице.
Моя жизнь шла чередом, я родила еще одного сына, дважды меняла место работы. Но за Секаевыми присматривала. И как врач, и как женщина, однажды и навсегда восхитившаяся Секаевым - младшим, а теперь уже средним.
В их семье перемен было мало. Гипертония у шестидесятилетней Розы Акзамовны стала злее, она перенесла инсульт, ходила теперь медленно и еле заметно приволакивала ногу.
Артурчика я видела часто. Каждый день он приезжал к маме обедать и ужинать. Иногда, столкнувшись нос к носу, мы болтали с ним за жизнь.
Однажды в моей квартире раздался телефонный звонок:
- Свет, это Артур. Ты очень занята?
Даже если бы у меня стояло на очереди сто пять неотложных дел, я бы все равно сказала то, что сказала:
- Нет, я свободна.
- Ты не могла бы подарить мне пару часов?
Он еще спрашивает! Да хоть пару дней. А еще лучше - пару лет. Я ответила:
- Конечно. А что случилось?
Артур хмыкнул как-то многозначительно:
- Да уж случилось. Событие из серии «нарочно не придумаешь». Короче, надо мать одеть так, чтобы Наоми Кэмпбелл с ней рядом отдыхала. У нее со вкусом, сама знаешь, напряженно. С Анжелкой у них опять бои до первой крови. Так что выручай. Определяйся по времени, и я повожу вас по магазинам.
Через полчаса я, очень польщенная оказанным доверием, взобралась на высокое сидение блестящего, просторного джипа, покосилась на руки Артура, спокойно и уверенно лежащие на руле технического чуда. Квинтэссенция женского счастья: каждый день видеть рядом с собой красивые, сильные мужские руки на руле красивого и сильного автомобиля!
Роза Акзамовна сидела сзади молча, вид имела несколько придурковатый. В магазинах вела себя непривычно тихо, покорно мерила все, что просили, не вредничая, крутилась и вертелась, демонстрируя нам с Артуром достоинства и недостатки очередного туалета.
Выбор остановили на строгом брючном костюме темно-лилового цвета с белоснежным воздушным жабо у ворота и запястий. Потратив еще уйму времени на выбор обуви, вернулись домой.
Событие, к которому мы совместными усилиями готовили Розу Акзамовну, было, действительно, как выразился Артур, из серии «нарочно не придумаешь». Собирали мы ее на свидание!
Оказывается, была у Розы Акзамовны, той самой Розы Акзамовны, которой я в свое время поставила диагноз - приговор аплазии того места, которым любят, сорок с лишним лет назад любовь. Сумасшедшая!
Почему влюбленные расстались - неизвестно. Как-то там фигурировала родительская воля. Артур, рассказывая мне всю эту эпопею, коснулся причин расставания вскользь, а я уточнять не стала.
Но расстались. И вот накануне наших совместных поездок по магазинам пришла Секаевым телеграмма. Возлюбленный Розы Акзамовны сообщал, что намерен быть в нашем городе проездом, и в назначенный час в такой-то гостинице будет ждать ее в ресторане.
По прочтении телеграммы Гумар Халилович стал нервничать и курить, Роза Акзамовна плакать, Артур, человек практичный, прикидывать, во что мать одеть и обуть, чтобы она хотя бы отдаленно напоминала себя саму сорокалетней давности. Прикинул. Понял, что не во что. И позвонил мне.
На следующий день я со своего балкона, а нервный, плавающий в облаке сигаретного дыма Гумар Халилович со своего, наблюдали, как нарядная Роза Акзамовна, посверкивая коллекционными бриллиантами, бесцеремонно снятыми Артуром с Анжелки, садилась в машину сына.
Когда машина скрылась за домом, я обернулась к соседнему балкону. Мы встретились с Гумаром Халиловичем глазами. Он суетливо и жалко замахал на меня руками и, как обычно, шепотом прокричал:
- Светочка, я тебя умоляю!..
Я смущенно и виновато отвела глаза.
Вернулись Роза Акзамовна и Артур очень поздно. Артур почти сразу позвонил мне.
- Свет, можно я зайду? Отчитаюсь или поделюсь. Сам не знаю, что. Короче, распирает меня. А?
Я покосилась на недовольно насупившегося Витю, но ответила:
- Приходи.
Мы сидели с Артуром у меня на кухне, курили. Говорил Артур. Я слушала.
О том, что у многих людей существует проблема отсутствия слушателей, я прекрасно знала. Но почему-то никогда не думала, что эта проблема распространяется на таких баловней судьбы, как Артур.
Если родился красивым,
Значит, будешь век счастливым!
По всему выходило, что распространяется.
Я Артура слушала. И он говорил, говорил, говорил…
- Я пока мать вез, все боялся, чтобы ее «кондратий» не хватил. Сидит, волнуется, то бледная, то красная. Однако довез. В «Империал». Ты была там хоть раз? Нет? Там номеров дешевле, чем за двести пятьдесят баксов в сутки, нет. Но это к слову. Зашли мы в ресторан. Сидит дедок. Упакован тоже не на одну сотню «зеленых». Мать увидел, как ломанется к ней! Обнялись они, долго так стояли, обнявшись. Я ждал, ждал, пока мать меня представит. Не дождался. Она, похоже, обо мне и позабыла. Смотрит на деда этого, голову запрокинула, и про остеохондроз свой шейный забыла, глаза сияют, как у девочки. И он с нее глаз не сводит. Сели, за руки держатся, все что-то говорят друг другу. И счастливые такие оба! Я вначале сел неподалеку, наблюдал за ними. Но как-то неловко было. Мать она мне все-таки. А я вроде как подглядываю. Ушел в холл, там ждал. Все журналы, что там на столике были выложены, перечитал, подремал. Наконец, вышли они. Тут уж мать нас познакомила. Дед внимательно так в глаза мне заглянул, кивнул одобрительно. Понравился я ему, похоже. Рукопожатие у него крепкое такое, чувствуется, силенка есть у мужика. И выдает он мне, дед этот энергичный: «Я, Артур, сам хочу тебе все сказать. Розе трудно будет говорить об этом. Жизнь я прожил на Севере. Последние десять лет - в нефтяном бизнесе. Денег столько, что не знаю, куда их тратить. Семьи нет, и никогда не было. Потому что всю жизнь помнил твою мать. Недавно начались у меня серьезные проблемы со здоровьем. Врачи запретили работать. Еду на Кипр, на ПМЖ. Недвижимость какую-никакую я там несколько лет назад прикупил по случаю. Вот прошу твою мать поехать со мной. Я со своими деньгами могу купить любую фотомодель. Или несколько фотомоделей. Но кроме нее, кроме Розы, никто мне не нужен. Оказывается, и она меня помнила всегда. Так что хоть последние свои годы проживем счастливыми. Она попросила день на раздумье. Я даю три дня. Так что знай. И, пожалуйста, как мужик мужика прошу тебя, расскажи все сам отцу. Я хотел сам поговорить с ним, но Роза не разрешила, жалеет его, Гумара. Поговори! Ее береги, не волнуй зря». Он так говорит, а мать стоит рядом и плачет. Ну, а я, весь офонаревший, выслушал его, сгреб мать под мышку и домой. Едим, молчим. Она о своем. Я о своем. Думаю, как же мать, свою боль в сердце столько лет имея, могла так тогда…. Со мной…. С Лизой… Она клялась, божилась, что Лиза сама… Я не верю. Мать руку приложила. Я Лизу долго искал. Ее родители твердили: «Уехала, адрес запретила давать». Я не верил. Все искал. Не нашел. Анжелка чужая. Живу с ней из-за сына. Надо мне снова Лизу искать. Я даже придумал, как. Через врачей, через невропатологов. Ведь кто-то же ее лечит! Пусть через десять лет, но я ее найду. Обязательно найду! И в другом городе найду, и в другой стране, и на другой планете!
Роза Акзамовна ехать на Кипр отказалась. Наверное, Гумар Халилович, столько лет дрожавший за ее здоровье, ухаживавший за ней, больной, сносивший покорно все ее капризы и фокусы тоже что-то значил для нее. Может быть, его она тоже любила? Кто мне докажет, что нельзя одновременно любить двух мужчин? Я вот, например, Витю своего очень люблю. И параллельно Артурчиком восхищаюсь. Одно не исключает другое.
Короче, не объясняя своего решения, Роза Акзамовна оставила все, как есть.
Через месяц после описанных событий на электронный почтовый ящик Артура пришло сообщение, что возлюбленный его матери после обширного инфаркта миокарда скончался, но успел до смерти отписать все свое немалое состояние Розе Акзамовне. О чем и извещал ее заморский душеприказчик возлюбленного.
Розу Акзамовну после полученного известия свалил очередной инсульт, тяжелее прежнего. Она долго оставалась беспомощной. Но все же выкарабкалась. Как раз к тому времени, когда надо было вступать в права наследования завещанным имуществом.
И вот тут Роза Акзамовна изумила меня на всю катушку! Да и не меня одну. Она половину того, что досталось ей от любимого, передарила детским домам и православным соборам города!
Алчная, меркантильная, завистливая Роза Акзамовна!! Раздарила большущие деньги!! Просто так!! Неизвестно кому!!
Я отказывалась что либо понимать.
После всего пережитого Роза Акзамовна как-то враз состарилась, притихла, почти не выходила на улицу. Концерты за кухонной стеной прекратились. Только редкое побрякивание посуды говорило о том, что жильцы в соседней квартире еще живы.
Но каждое воскресенье, рано утром, она стала куда-то ходить. Однажды я увидела, куда.
Она ходила к близлежащей церкви. Шла вдоль высокой церковной ограды и раздавала бандитского вида запитым попрошайкам милостыню. Потом вставала у ворот, не заходя вовнутрь ограды. Запрокинув голову, стояла, глядела на купол колокольни и слушала колокольный звон.
О чем думала она? О своем любимом, с которым у нее были разные Боги, но общая любовь? Или о жизни, которая неизвестно для чего дается нам? Этого я не знаю.
А через год случилось страшное с Артуром. В него стреляли. В подъезде. Он убежал. Уже забежал в квартиру и захлопнул дверь. Дверь оказалась слабой защитой. Одна пуля его достала. Попала в живот и на излете ушибла позвоночник.
Артур остался жить. Выше пояса. Все, что находилось ниже, существовало лишь потому, что имело общую с живым верхом кровеносную систему. По инерции. Но совершенно не работало. Не двигалось, не болело, не чувствовало…
Я расплакалась, когда первый раз увидела Артура в инвалидной коляске. Это было так ужасно! По-прежнему невозможно красивый Артур, только побледневший и похудевший - и инвалидная коляска. А как же тогда - «родился красивым - будешь счастливым»?!
Бизнес, из-за которого стал инвалидом, Артур недоброжелателям не отдал. После возвращения из больницы снова стал ездить каждое утро на работу. Только теперь в коляске и в сопровождении охранника. А жил он у родителей. У Анжелы во время его отсутствия случилась страстная любовь с охранником, которого Артур нанял для жены и сына, пока велось расследование покушения. Артур по возвращении Анжелиной любви препятствовать не стал, она сама быстро скончалась. Анжела просила Артура вернуться к ней, но он не вернулся.
Недалеко от нашего дома располагался чахлый сквер, плавно переходящий в пустырь, а затем в овраг. Неуютный сквер облюбовали окрестные собачники. Четвероногие друзья человека изгадили следами своего присутствия все дорожки, поэтому обычных гуляющих там почти не было.
Вот в этот самый пустынный сквер и стали вывозить Артура перед сном на прогулки. Я смотрела вслед молодому, рослому охраннику, с сонным видом толкавшему впереди себя коляску с Артуром, и сердце мое сжималось от сочувствия.
Но однажды я увидела, что коляску с Артуром толкает не скучающий охранник. Что-то знакомое показалось мне в высокой, худенькой женской фигурке. Лиза?! Лиза. Это была она.
Лиза что-то говорила и улыбалась, сзади наклоняясь к плечу Артура, из-за спины заглядывая ему в лицо. И Артур улыбался. Впервые после трагедии. А над их головами переливалось перламутром голубое сияющее облако, уходящее своим краем в бездонное небо…
- Свет, ты нам свежего чаю не заваришь?
Муж смотрел на меня с удивлением и немного с укором. Наверное, ему пришлось повторить свою просьбу несколько раз, прежде чем я очнулась.
Что поделаешь! Водится за мной этот грешок, рассеянная я.
Мысли у меня просто такие, с большим размахом крыльев. Как у орлана - белоголова.
Вот и о Секаевых стала думать, начав с женского вопроса в национальном преломлении, а закончила размышлениями о бессмертии настоящей любви.
Я поставила чашки с чаем на поднос, вошла с подносом в комнату.
Не удержалась, съязвила:
- Вам просто с поклоном или желательно еще и с реверансом, как приятнее?
Муж взял поднос из моих рук, притянул меня к себе за плечи, поцеловал в щеку.
- Дурочка ты моя, обиделась! Мы же с Вованом так, потрепаться, языки почесать! Нет, я тебя ни на кого не меняю. При свидетеле заявляю. Ни на татарку, ни на француженку, ни на зулуску. Никто мне вместо тебя не нужен.
Я сидела рядом с Витей. Моя голова лежала на его плече. Под ухом Витино сердце бодро выстукивало синусовый ритм. Мои волосы щекотно шевелились от его дыхания.
Я сидела и думала: «Хорошо, когда все хорошо!»