Весь июнь солнце жарило так, как будто перепутало широту, решило, что под ним Африка, а не Сибирь. Угасшаая вера в светлое будущее возрождалась только в выходной, когда мы выбирались на пляж.
На пляже было многолюдно. Приходилось располагаться по родственному, бок о бок с незнакомыми людьми. Рядом с нами улеглись две девушки. Практически голые. Кроме крошечных трусиков-стрингов на их телах не было ничего.
Что в стране который год демократия — знают все. Liberte, egalite, fraternite! Но ведь Сибирь! Глушь! Дикость! Где мы, и где цивилизация! Хоть и всучили нам свободу, но сибиряки пользоваться ею не спешили и упорно свои половые признаки прятали под купальники. Поэтому появление девушек ню вызвало оживление среди мужской части отдыхающих. К ним тут же стали подходить мужчины с целью познакомиться, но красавицы цену себе знали, в знакомстве всем отказывали и, как сказочная Ассоль, смотрели в сторону моря в ожидании более достойных.
И достойные появились. Послышался звук мотора и к берегу, распугивая купающихся, на скорости подлетел большой красивый катер. На палубе под нарядным бело-синим тентом в шезлонгах расположилась компания мужчин.
На мелководье катер притормозил, с него спустились два парня и побежали в сторону пляжного кафе. Не заметить демократично обнаженных красавиц они не могли. Уговорили девочек парни, лишь кивнув в сторону катера. Скоренько подхватив свои пожитки, красавицы переместились на плавсредство. Взревев и подняв волну, корабль унесся туда, где вода на горизонте сливалась с небом.
Ту девочку я заметила, когда выходила на берег после купания. Уж очень она выделялась среди благополучной праздной толпы. Она была странно и нелепо одета. Когда-то в пионерлагере мы в последний вечер смены устраивали импровизированный спектакль, костюмы к нему делали из чего придется на скорую руку, на живульку. Вот на девочке было надето что-то похожее, сшитое из чего попало и на живульку. Юбка — неумело и грубо перешитая из драных, заношенных джинсов, майка или топ — из серой от грязи тюлевой капроновой занавески. Под тюлью виден был такой же грязный и рваный бюстгальтер.
При всей чудовищности надетых на нее тряпок девочка была очень красива. А что это девочка, ребенок тринадцати-четырнадцати лет, а не взрослая девушка, я не сомневалась. Она стояла по щиколотку в воде, с завистью глядя на резвящуюся на мелководье малышню.
Девочку кто-то окликнул и она пошла на зов. Позвал ее полный мужчина, лет сорока на вид. Он развалился на широком покрывале и лениво жевал, потаскивая что-то из груды продуктов, вываленной рядом с ним. Девочка опустилась перед ним на колени, неестественно выгнувшись, как это делают стрипизерши у шеста, лицом изображая гримасу деланной страсти и стала игриво водить пальчиком по груди и животу мужчины. И лишь тогда до меня дошло, как и для чего этот замурзанный ребенок оказался на пляже, среди сытых и безмятежных в своей сытости людей, на чужом для нее празднике жизни.
Видимо, чувства, переполнявшие меня, отразились на моем лице, потому что муж, проследив направление моего взгляда, сказал:
- Да, я тоже обратил внимание на эту парочку.
Я вскинулась:
- Она же ребенок совсем! Ей и пятнадцати нет! Надо милицию позвать!
Но муж осадил меня:
- Не смеши. Какая на фиг милиция? На трассе таких знаешь сколько стоит? Еще моложе есть. Думаешь, милиция не знает? Знает, не сомневайся. Системный кризис. Не дай бог жить в эпоху перемен — это как раз то самое. Кругом бардак.
Я не могла смириться с таким положением:
- Ну так же нельзя, надо же что-то делать!
- Что? Мужик скотина, это ясно. Убивать таких мало. Да только что ему предъявишь, что фруктами на пляже девушку угощал? Она же не кричит, не сопротивляется, а наоборот, улыбается во весь рот.
Настроение было испорчено. Я уже не могла наблюдать за маневрами парусников на горизонте и за полетом чаек, а все косилась исподтишка на странную парочку. Видела, как, возбудившись, повел мужик с оттопытенными под свисавшим животом штанами девочку куда-то в сторону автомобильной парковки, как, вернувшись через время, пошел купаться, а девочка, оставшись одна, накинулась с жадностью на разложенные на покрывале продукты и толкала в рот еду едва ли не двумя руками, торопясь, глотая куски почти непрожеваными...
Со стороны моря, нарастая, послышался звук мотора и к берегу подлетел уже знакомый катер. Веселье на палубе было в самом разгаре. Девченки по прежнему голышом сидели на коленях у мужчин и громко хохотали. Те же два парня побежали рысью в кафе.
Вдруг мужик, что был с девочкой-беспризорницей, сорвался с места и с диким ревом кинулся к катеру. Он взлетел по лестнице на палубу с прытью, какую от него трудно было ожидать и, подлетев к одной из парочек, схватил девушку за руку. И в ту же секунду оказался за бортом. Отплевавшись от воды, он опять ринулся на абордаж. И, получив пинок в лицо, снова полетел в воду.
Весь пляж наблюдал за этой дикой сценой.
Женщина, загоравшая неподалеку, сказала, обращаясь к нам:
- Похоже, дочка его, что ли...
Но мы с мужем разговор не поддержали. Какая разница, дочка, внучка, Жучка...
Случайно я бросила взгляд на берег и увидела, как девочка-бродяжка открыла портмоне толстяка, вытащила оттуда деньги и, бросив кошелек на подстилку, мелкими шагами, пятясь, стала отходить. Метров через пять сорвалась и убежала.
А морская битва тем временем продолжалась. Девушка на палубе кричала и ожесточенно жестикулировала, объясняя что-то мужчинам, но ее никто не слушал. Мужик, выныривая в очередной раз из воды, кричал и матерился. Тарахтел на холостых оборотах мотор. Орала музыка.
Прибежали с сумками интенданты, притопили напоследок толстяка, поднялись на палубу, и катер, сорвавшись, унесся в море.
Измордованный мужик выбрался на берег, отплевываясь и размазывая по лицу кровь. Подхватил свои пожитки, даже не заметив отсутствия спутницы, и уковылял в сторону парковки.
Вечером, дома, уложив спать детей, мы сидели с мужем у телевизора. Не отрывая взгляда от экрана, муж произнес задумчиво:
- Все-таки хорошо, что у нас с тобой пацаны...