рассказ
Наверное, во всем была виновата та белая собака, на которую чуть не наступила Даша, заходя однажды в вагон поезда. Собака лежала прямо у двери, и Даше пришлось перешагнуть через нее по пути к свободному месту напротив. Белая шерсть псины была грязной, лапы отчаянно вытянуты под каблуки пассажиров, а в глазах Даша увидела боль и одиночество.
Невыносимо тяжелый, пустой и холодный вечер пятницы опускался ей на плечи, принося с собой тоску и назойливую мигрень…
Это случилось в начале сентября. Первый после летнего отпуска рабочий день обернулся голодом, усталостью и головной болью. Даша стояла на ступеньках эскалатора, поднимавшего ее к выходу из метро, и рассеянно рассматривала рекламные щиты на противоположной стороне тоннеля.
Вдруг, опустив взгляд, она замерла. На соседнем эскалаторе, двигавшемся ей навстречу, Даша увидела молодого человека. Лет двадцать восемь на вид, среднего роста, со вкусом одетый, аккуратно подстриженный, в изящных очках с круглыми стеклами в тонкой серебристой оправе, он, казалось, выглядел вполне обыкновенно, но что-то в нем поразило Дашу. Что именно? В тот момент она не смогла этого понять и лишь позже, спустя несколько дней, осознала: взгляд, взгляд незнакомца, направленный, казалось, сквозь людей, сквозь стены, сквозь время, взгляд, в котором Даша прочла силу и беспомощность, веру и разочарование, жажду любви и усталость.
С тех пор несколько раз в неделю по дороге домой, поднимаясь по эскалатору к выходу из метро, она видела его. Но он ни разу не посмотрел на нее.
Так прошло почти три месяца. А потом Даша вдруг почувствовала, что ее жизнь остановилась. Нет, красивые позолоченные часики с темным циферблатом и тонкими стрелочками у нее на руке по-прежнему исправно отсчитывали секунды, минуты и часы, только Даша вдруг поняла, что она ходит кругами, и путь ее бесконечен, и с каждым новым кругом она все больше и больше слабеет.
Как всегда по субботам, Даша вышла из дома в половине одиннадцатого – прогуляться по городу, а затем заехать к отцу, чтобы приготовить ему что-нибудь поесть и пообедать вместе с ним.
Остановившись перед витриной, Даша разглядывала свитер крупной вязки темно-красного цвета. Посмотрев на ценник, она вздохнула, перевела взгляд на свое отражение в стекле и, поправив прическу, пошла дальше.
Город уже давно проснулся, наполнился шумом автомобильных моторов, прогуливавшимися от магазина к магазину людьми, выпускавшими в морозный воздух прозрачные облачка пара изо рта и ноздрей, запахом жареного мяса из закусочных. Приближались новогодние праздники, и рекламные растяжки над проезжей частью желали горожанам любви и счастья в новом году.
Пробежав глазами афишу кинотеатров на тумбе у троллейбусной остановки, Даша зашла в книжный магазин. Слегка задев полную крашеную блондинку в мехах, презрительно на нее покосившуюся, она протиснулась к полкам с современными писателями. Взяв первую попавшуюся книжку в мягкой обложке, Даша полистала ее; взгляд зацепился за фразу: “Однажды утром я проснулась от чувства того, что стала внучкой своей души…”. Это была “Звездная мантия” Павича.
В сумочке зазвонил сотовый телефон. Взглянув на дисплей, высветивший номер, Даша поморщилась. “Когда же он наконец от меня отстанет?” – с досадой подумала Даша и, выключив телефон, спрятала его обратно в сумочку. О чем говорить с человеком, который вот уже месяц никак не мог смириться с тем, что перестал быть ей интересен?
Даша нравилась мужчинам и, конечно, знала об этом. И сейчас, если бы она не была так поглощена предисловием, то наверняка заметила бы на себе изучающие, оценивающие взгляды.
Самым забавным выглядел охранник в строгом костюме, стоявший у выхода. Он не мог скрыть своего восхищения и, приоткрыв рот, следил за Дашей, стоявшей к нему в профиль. Он рассматривал ее стройные ноги в узких, чуть клешенных книзу джинсах, густые, едва заметно светлеющие от корней к кончикам волосы, ниспадавшие на воротник черного полупальто, щеки, рдевшие с мороза нежным румянцем. Но он не мог видеть очаровательной крохотной родинки на левой щеке Даши, у самого подбородка, и еще того, в чем, как считала она сама, заключалась ее истинная красота – ее глаз, прозрачно голубых, с тонким бледным ободком вокруг зрачка, обрамленных густыми, длинными ресницами.
Впрочем, даже не видя этих глаз, страж магазина был настолько очарован красотой Даши, что, когда она, расплатившись в кассе за Павича, покинула зал, он еще несколько минут стоял с глупой улыбкой на лице, время от времени почесывая затылок, пока на очередном выходившем покупателе не сработала сигнализация.
Отец Даши жил в старом районе неподалеку от центра города. Поднимаясь по эскалатору, она поймала себя на том, что разглядывает людей, едущих ей навстречу, и тут же разозлилась, решив, что это просто глупо – скучать по совершенно незнакомому человеку, который ее даже не замечает.
Ветхая семиэтажка из красного кирпича выглядела жалко на фоне самодовольно высившихся над ней новостроек. Зайдя по пути в супермаркет, Даша накупила продуктов, и тяжелые полиэтиленовые пакеты резали ей пальцы, поэтому она вздохнула с облегчением, когда, нажав кнопку вызова, услышала скрип спускавшегося к ней лифта.
Она вышла на пятом этаже и позвонила в первую дверь слева. Почти минута прошла, прежде чем Даша различила шаги и последовавший за ними какой-то грохот. Испугавшись, она позвонила еще раз.
– Иду… иду! – послышался хриплый голос отца.
Наконец дверь открылась, и в нос Даше ударил тяжелый запах перегара. Не выпуская из рук сумок, она машинально повела головой в сторону и поморщившись.
– Ой, Дашенька, доченька моя! – расплывшись в пьяной улыбке, воскликнул отец. – Проходи, проходи скорей. – Переступив порог, он взял из ее рук пакеты и чмокнул ее в щеку, уколов густой щетиной.
– Здравствуй, папа. – Даша вошла и закрыла за собой дверь. – Возьми, пожалуйста, там продукты, я сейчас обед приготовлю.
– Да, да, конечно, проходи, раздевайся. Умница моя, не забыла старика, – пробормотал отец и, слегка пошатываясь, направился на кухню.
Разуваясь, она заметила, что полочка для обуви в углу прихожей упала, туфли, ботинки, тапочки высыпались на пол. Сразу вспомнив шум, который она слышала, стоя за дверью, Даша вздохнула, вернула полку на место и аккуратно разложила на ней обувь.
Отец вовсе не был стариком. В свои пятьдесят восемь лет он выглядел даже моложе, чем многие в его возрасте: седина едва коснулась темных волос, морщины на лбу были неглубоки, а в глазах по-прежнему мелькал озорной огонек.
В молодости отец был красавцем, но и мать Даши, от которой ей достался цвет волос, в свое время разбила немало мужских сердец, и, глядя на их свадебную фотографию, которую Даша достала из ящика комода, можно было подумать, что перед вами идеальная пара…
Засунув фотографию обратно в ящик, Даша оглядела комнату, служившую отцу и гостиной, и кабинетом одновременно. Здесь давно уже ничего не менялось, если не считать пыли, скапливавшейся на мебели, и периодического перемещения старого кожаного кресла от телевизора к большому письменному столу у окна и обратно.
– Дай хоть посмотреть на тебя. – Приблизившись, отец обнял ее за плечи.
– Будет тебе, папа, ты же меня почти каждую неделю видишь, – смутилась Даша.
– Да, да, красавица моя, вся в мать… – закусив губу, он отвернулся.
– Пап, я на кухню…
– Да, хорошо… – Он медленно опустился в кресло и включил телевизор. – Помочь тебе?
– Нет, не надо, отдыхай.
Зайдя на кухню, Даша чуть не споткнулась о батарею пустых бутылок. Со вздохом покачав головой, она собрала их и выбросила в мусоропровод, затем открыла форточку и села за стол, спрятав лицо в ладони.
Такое с отцом случалось не часто, обычно два-три раза в году, но когда он начинал пить, до него было невозможно “достучаться”…
Стало прохладно. Даша поежилась, поднялась и закрыла форточку. Задумчиво постояв с минуту посреди кухни, она решительно вытерла ладонью подернувшиеся соленой влагой глаза, надела темно-синий, в крупную косую клетку передник, собрав волосы на затылке, стянула их резинкой в хвостик и принялась за дело.
Десять лет назад отец практически не употреблял спиртного, если не считать праздничных застолий. Но все изменилось, когда мать неожиданно подала на развод.
Даша хорошо помнила тот разговор:
– Но почему, Оленька? Мы же… мы двадцать лет прожили вместе! – Для отца это был удар ниже пояса.
– Прожили? И это ты называешь жизнью? – взорвалась вдруг мать. – Нет уж, совсем не так все было! Это я отдала тебе двадцать лет, двадцать своих лучших лет потратила на тебя! И что же? Я-то, дура, думала, ты хотя бы докторскую защитишь, уважаемым человеком станешь, а ты как был ничтожеством, так им и остался. Подумать только, школьный учитель!..
– Но, Оленька, как же… – возразил было отец, приблизившись к ней и попытавшись обнять жену.
– Убери от меня свои руки! – тут же взвизгнула она. – Неужели ты не понял? Ты мне противен!..
В тот вечер Даша убежала из дому и долго бродила по парку, утопавшему в весенней зелени. Когда она вернулась домой, мать уже уехала.
Даше тогда только-только исполнилось восемнадцать. Несмотря на старательные уговоры матери, она решила остаться с отцом.
– Я ведь тебе нужнее сейчас, папа, правда?
Отец лишь крепко обнял ее и ничего не ответил.
Вскоре мать снова вышла замуж и уехала с новым мужем в Германию, оставив Даше квартиру в спальном районе. Она по несколько раз в год звонила Даше, но больше они не виделись…
– Пап, все готово. Пойдем? – положив на тумбочку полотенце, Даша подошла к креслу, в котором, уставившись в телевизор, сидел отец.
– Да, да, пойдем. – Он поморщился, вставая с кресла. – Меня вот, Дашенька, опять радикулит прихватил…
За обедом они почти не разговаривали: отец похвалил борщ, Даша спросила, как дела в школе.
Время от времени она украдкой поглядывала на отца, и сердце ее сжималось при виде его опухшего, небритого лица. Такого дорогого ей лица.
– Брось, пап, я сама все помою, – запротестовала Даша, увидев, что отец включил воду. – Иди в комнату, я сейчас приду. – Она поспешно взяла из его рук тарелки.
Отец сидел в кресле, неторопливо переключая телевизионные каналы. Наконец он остановился на выпуске новостей.
Даша задумчиво обошла комнату и подошла к письменному столу. Он был завален учебниками, ветхими папками, листочками в клетку, исписанными корявым юношеским почерком: уже лет пятнадцать, наверное, отец работал учителем математики в старших классах в школе, находившейся неподалеку, а пять лет назад его сделали завучем. В углу лежала стопка тонких тетрадей. Взяв верхнюю, Даша открыла ее на первой странице и прочла: “Задача: найти точку пересечения двух линий…” Вздохнув, она отложила тетрадку в сторону и выглянула в окно.
Пошел снег. Казалось, что мутно-белое небо постепенно осыпается на землю пушистыми снежинками.
– Пап... У тебя когда-нибудь было такое… – Голос Даши дрогнул, – такое чувство, что ты перестал понимать свою жизнь, перестал понимать людей и уже не можешь, как раньше, объяснить все, что происходит с тобой? Словно ты вдруг теряешь, упускаешь что-то… или кого-то и знаешь, что теперь тебе придется долго жалеть об этом… – Закрыв глаза, Даша умолкла. – Пап... – снова позвала она.
Отец спал.
Началась новая рабочая неделя. Даша вставала в семь утра, принимала душ, завтракала, одевалась и красилась. Ровно в девять она выходила из дома, чтобы успеть в офис к половине десятого.
Даша работала дизайнером в небольшом рекламном агентстве. Весь день она проводила за компьютером, изредка отвлекаясь на чашку чая, а в половине седьмого собиралась и ехала домой, думая по пути, стоит ли ей сегодня ужинать или нет, и один бесцветный день сменялся другим.
Впрочем, во вторник… да, кажется, это было во вторник. Хотя, собственно, что произошло?
Утром позвонила Эля, предложила встретиться в четверг, добавив традиционное “я тебе тако-ое расскажу!..”. “Тако-ое” у Эли обычно означало нового щедрого приятеля или какой-нибудь роскошный подарок прежнего. Даше не хотелось оставаться одной, и она подумала, что даже Эльвира с ее пустой болтовней – все равно лучше, чем ничего. Она согласилась.
В обеденный перерыв Даша пошла выпить кофе с пирожным в бистро неподалеку от офиса. Заняв столик у окна, она задумчиво разглядывала грязные сугробы на обочине дороги, маленькими глотками отхлебывая горячий напиток из чашечки.
– Привет…
Вздрогнув от неожиданности, она подняла глаза. Перед ней стоял тот самый назойливый воздыхатель, который вот уже месяц мучил ее телефонными звонками. Его звали Андрей.
– Даш, мне… надо поговорить с тобой, – начал он, слегка заикаясь под ее холодным взглядом. – Можно присесть?
Даша равнодушно повела плечами.
– Нам все-таки необходимо поговорить, – повторил Андрей, усевшись напротив.
– О чем? – Даша вновь с тоской взглянула на грязный снег за окном.
Она действительно не знала, что сказать ему. Сказать, что он скучен, сер, бездарен? Он ведь все равно не поверит, да еще и обидится. А она не хотела никому причинять боль, понимая, впрочем, что иногда это просто неизбежно, и, быть может, иной раз надо и пожестче поступать; она устала видеть вокруг себя страдания и страдать сама.
Даша вдруг почувствовала безумное желание бежать, все равно куда, оказаться где-нибудь далеко отсюда, там, где в прозрачном небе – лишь улыбающееся солнце и птицы. Разве это так много? Разве же она не заслужила этого?
– Даша!..
Она и не заметила, как, размечтавшись, закрыла глаза.
– Ты меня слушаешь? – В голосе Андрея звучала обида.
– Да-да, конечно, – растерялась она.
– Так скажи же что-нибудь… – Андрей умоляюще посмотрел на нее.
Где-то в глубине души ей было его жалко.
– Что? – Даша равнодушно смотрела через его левое плечо.
– Ну… – замялся Андрей.
Даша до боли закусила губу, почувствовав вдруг невыносимое отвращение. Вскочив со стула, она, не обращая внимания на удивленные взгляды, выбежала из бистро и бросилась вперед по обледенелому тротуару. Она не знала, куда бежит, не думала об этом. И хлопья снега, летевшие навстречу, ослепляли ее, растворяясь в горьких слезах.
Четверг тянулся так же медленно, как среда, и, когда, наконец, часы показали половину седьмого, Даша поспешно собралась и оставила офис.
Несмотря на то, что Эля со своей болтовней давно уже не вызывала у нее интереса, Даша радовалась тому, что, по крайней мере, большую часть вечера проведет не одна.
И, шагая по залитым холодным светом фонарей улицам, Даша время от времени зажмуривалась и ловила языком летящие ей навстречу снежинки.
Ей хотелось танцевать, хотелось закружиться в шумной толпе под божественную музыку, наполнившую вдруг ее сердце. И неизвестно откуда взявшееся предчувствие чуда согревало и торопило ее.
Они договорились встретиться в небольшом уютном кафе в центре города, где по вечерам играли блюз. Даша опоздала на двадцать пять минут, Эля – на сорок.
– Дашка, привет! Ты не представляешь, как я рада тебя видеть, – слегка запыхавшись, выдохнула она и, символически чмокнув Дашу в щеку, приземлилась напротив.
Эльвира – миловидная брюнетка с тонкими губами и стройной фигурой – обладала взглядом, способным вызвать недвусмысленное желание практически у любого мужчины, чем успешно пользовалась, чаще всего для исполнения своих многочисленных капризов. Даша уже знала, о чем пойдет разговор, поэтому почти не удивилась, когда, проводив кокетливой улыбкой молоденького официанта, принесшего им по коктейлю, Эля всплеснула руками и воскликнула:
– Ой, Дашка, я тебе сейчас тако-ое расскажу! – Придерживая двумя пальцами зажатую в губах соломинку, Эля сделала пару глотков. – Познакомилась я с мужиком: вроде на вид невзрачненький такой, низенький, лысенький, а потом, представляешь, оказалось, что он директор какой-то там крупной фирмы. Денег у него – куры не клюют, квартира – шикарная, две машины, дача, короче говоря, полный комплект, – Эля остановилась, чтобы сделать еще глоток коктейля. – Ну вот, значит, он мне и говорит: жениться я, мол, на тебе не собираюсь, но ты будешь получать все, что захочешь. Представляешь?
– Ну а ты? – снисходительно улыбнулась Даша, помешав соломинкой в бокале.
– Ну… я согласилась! – торжественно ответила Эльвира. – Нет, ты не подумай, – тут же встрепенулась она, – это я не только из-за денег. Он, между прочим, очень интересный человек…
Даша рассеянно слушала ее, глядя на сцену, посреди которой на высоком стуле сидел гитарист. Его длинные волосы и взлохмаченная борода поблескивали белоснежной сединой, а звуки струн наполняли зал легкой грустью, какой-то ленивой печалью. Эта печаль незаметно обволокла Дашу густым туманом, затем наполнила ее изнутри и расслабила, охладив беспокойное сердце. И Даша почувствовала непреодолимое желание оторваться от земли, взмыть ввысь, и, замерзая, звать кого-то на помощь, но звать не по имени, неизвестному ей, а по улыбке, которой она хоть никогда и не видела, но которая стала внезапно единственной ее мечтой.
– Дашка, что с тобой? – Эля испуганно прикоснулась к ее руке.
– Нет, нет, ничего. – Очнувшись, наконец, Даша попыталась улыбнуться.
– Давай лучше, – Эля весело подмигнула, – за нас, любимых, за наше счастье в новом году!
Они театрально чокнулись и рассмеялись.
– Слушай, а у тебя-то как, есть сейчас кто-нибудь? – поставив бокал на столик, спросила Эля.
– Кто? – смутилась Даша.
– Ну перестань, Дашка, ты же прекрасно понимаешь, о чем я…
– Да нет вроде, – помолчав, вздохнула она, – сейчас нет никого.
– Как так? У тебя же был скромненький такой… как его… Саша? Или Леша? – удивилась Эля. – Нет, погоди… Андрей, да?
– Да ну его… – Даша поморщилась.
– Эх, Дашка! Все-то тебе не так! Смотри, вот останешься в конце концов одна…
А музыка все играла и играла, и каждая струна, каждая нота кричали об одиночестве, об одиночестве, которое Даша чувствовала кончиками пальцев на холодном стекле бокала…
Они расстались в метро. Эля вышла и, помахав рукой, скрылась в толпе, а Даша поехала дальше, сидя у двери в полупустом вагоне.
Ступив на эскалатор, понесший ее наверх, она вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Пытаясь остановить их, Даша закусила губу и глубоко вздохнула. Это помогло на некоторое время, но, как только она вышла из подземки на свежий воздух, горячие капли сами собой выступили на ресницах и, сорвавшись, потекли по щекам. Даша едва не бежала, скрестив руки на груди, напрасно стараясь унять рыдания. “Дура, истеричка! Дура…” – шептала она сквозь слезы.
А с неба падали крупные белые хлопья снега, и злой, колючий ветер подхватывал и кружил их, бросая в лица прохожим.
И вновь наступила пятница, последняя в уходящем году. Весь день Даша чувствовала ее в своем сердце: как будто хочется плакать, но кончились слезы.
Даша знала, что это пройдет, надо лишь сходить куда-нибудь: в театр, например, или в кино, просто развеяться. Главное – не думать, не думать… хотя бы о той собаке.
И Даша старалась не думать. Придя с утра на работу, она весь день просидела за компьютером, изредка отвечая на вопросы сослуживцев, иногда даже улыбаясь им.
Это чувство не покинуло ее и тогда, когда, попрощавшись со всеми, Даша укутала лицо до самых глаз теплым шерстяным шарфом и покинула офис, когда она медленно брела утонувшими в снегу улочками и переулками, даже когда она спустилась в метро и протиснулась в переполненный вагон.
Стараясь отвлечься, Даша принялась изучать висевшую прямо перед ней схему метро: клубок разноцветных линий с узелками в местах пересадок. “Задача: найти точку пересечения двух линий…” – вдруг вспомнилась Даше фраза из школьной тетрадки на отцовском столе. Да, в школе она такие задачи щелкала, как орешки…
Тут Даша внезапно вздрогнула и замерла, пораженная неожиданной мыслью.
Поезд остановился, двери открылись, и Даша оказалась на платформе. Сердце в ее груди бешено колотилось, дыхание сделалось частым и прерывистым, и, не дойдя до эскалатора, Даша, обессиленная, прислонилась к мраморной колонне. “Разве это задачка?” – улыбнулась она, и столько света, тепла, уверенности было в ее улыбке, что несколько пар глаз с любопытством уставились на нее. Но Даша не замечала их, ее взгляд был устремлен туда, откуда, увлекаемые за собой движущейся лестницей, появлялись спускавшиеся под землю люди.