Рассказ
От реки повеяло прохладой, и ветерок этот, еще осенний, все-таки уже явно предвещал скорый приход зимы. Потихоньку сгущались вечерние сумерки. Город зажигал свои огни.
– Как же здесь красиво! – воскликнула девушка. – Странно, что я четверть века прожила в этом городе, но ни разу не видела такого мостика…
Ломакин молчал, задумчиво глядя вниз, на темные воды реки.
Мост, на котором они стояли, был и впрямь необычайно красив: огромные металлические опоры, выкрашенные в ярко-желтый цвет, застекленный коридор, соединяющий два берега, и роскошная ночная подсветка. Своей архитектурой он выгодно отличался от однообразных зданий по бокам реки и был похож на маленький оазис в серой городской пустыне.
– И фонарики загорелись!.. До чего же романтично! – продолжала восхищаться девушка, машинально склонив голову на плечо Ломакина. – Ой, а вон там по воде плывет что-то, такое белое, видите? Можно представить себе, что это, например, остатки паруса затонувшего корабля, правда?
– Наверное, – повел плечами Ломакин, осознавая, что надо бы и ему уже что-нибудь сказать, как-то поддержать разговор. – Здесь много всякой гадости плавает.
Слегка вздрогнув, девушка отстранилась и поглядела на него с недоумением. Ломакин тут же понял, что совершил ошибку, которой просто не позволил бы себе никогда прежде. Но сожаления он не испытывал. Сказать по-правде, ему вовсе не хотелось даже пытаться соблазнить эту девушку. Он лишь надеялся, что она поможет ему отвлечься от мыслей о той, которую он искал, о той, чей волос был золотым, как солнце…
Ломакин всегда любил женщин. Если быть более точным, то он любил их разнообразие. Да, для него это отчасти было чем-то вроде охоты или спорта, и, едва покорив одну женщину, он сразу же бросался в погоню за другой, которая обладала, как ему казалось, какими-то более очевидными достоинствами.
Три года назад Ломакин женился, однако это событие мало что изменило в его бурной личной жизни. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что он тогда всерьез увлекся своей нынешней женой. С другой стороны, нельзя не упомянуть и о том, что девушка, которой три года назад, будучи еще аспирантом, он сделал предложение, была дочерью его научного руководителя – заведующего кафедрой на биологическом факультете, где учился Ломакин. В результате новоиспеченный муж и зять благополучно защитил кандидатскую диссертацию и, благодаря обширным связям тестя, тут же получил должность координатора научно–исследовательского отдела в крупной косметической компании.
Таким образом, своей женитьбой Ломакин и личную жизнь вывел на некоторый стабильный уровень, и карьеру сделал без особого труда.
А жена его оказалась женщиной умной, тихой и спокойной, не докучала ему ревностью, глупыми вопросами и капризами. И еще она хорошо готовила. Так что у Ломакина не было причин жаловаться.
Однако он слишком любил женщин, или, быть может, он просто привык к тому, что они постоянно менялись…
Это стало своеобразным ритуалом: возвращаясь вечером домой, Ломакин с порога сразу же направлялся к себе в кабинет, куда жена его обычно не заходила, и лишь там он снимал плащ или пальто, пиджак и тщательно осматривал их. Он искал и находил волосы, светлые или темные, короткие или длинные, вьющиеся или прямые, женские волосы.
И, отыскав очередной волос, Ломакин безошибочно угадывал женщину, которой принадлежал этот волос.
Конечно, он вовсе не каждый день изменял жене. Однако иногда он уходил с работы пораньше или вообще не появлялся на рабочем месте, и ему удавалось последовательно встретиться с несколькими женщинами. И каждая из них могла оставить на нем свои волосы.
Но Ломакин всякий раз точно узнавал женщину, которой принадлежал найденный волос. И так было всегда. Точнее, так было до тех пор, пока однажды он не обнаружил на рукаве своего пиджака волос, который был золотым, как солнце.
Да, в тот вечер все происходило так же, как обычно. Повесив пиджак на дверцу шкафа, Ломакин внимательно осмотрел его и нашел четыре коротких темно-каштановых волоса сотрудницы отдела маркетинга компании, в которой он работал, и два длинных рыжих волоса продавщицы из магазина одежды. На пару секунд он прикрыл глаза и улыбнулся, вспоминая тонкую талию рыженькой продавщицы. И улыбка все еще играла на его губах, когда он внезапно заметил на рукаве пиджака еще один волос, длинный и светлый.
Находка эта почему-то сразу же взволновала его. Ломакин еще даже не успел понять, что странного может быть в этом светлом волосе, как ему внезапно стало трудно дышать. И прошла почти целая минута, прежде чем он осознал, что именно вызвало у него тревогу: он просто не знал, чей это волос.
Сперва Ломакин припомнил, что среди женщин, с которыми он встречался в последние две недели, не было ни одной блондинки. Затем он постарался вызвать в памяти всех светловолосых женщин с которыми был близок за полтора месяца, что прошли с тех пор, как его костюм побывал в чистке. Их оказалось всего две: секретарша Ломакина, волосы которой были слишком коротки, если сравнивать с найденным, и молоденькая девушка-студентка, но цвет ее волос был более темным.
Ломакин занервничал. Сев за стол, он внимательно рассмотрел загадочный волос при свете настольной лампы. В какой-то момент ему показалось даже, что его находка сама испускает некое чудесное сияние.
И отчего он так разволновался? В крайнем возбуждении Ломакин отыскал в шкафу старенький микроскоп, который когда-то подарили ему родители, поставил его на стол и поместил перед объективом найденный волос. Приложив глаз к окуляру, он дрожащей рукой настроил резкость.
Волос действительно не только был светлым, но от него и впрямь как будто исходило сияние, словно бы он был золотой, но не как холодный металл, а золотой, как… как солнце.
– Как солнце!.. – тихо произнес Ломакин.
Он устало опустился в кресло перед столом и закусил губу. Золотой, как солнце, волос… Но откуда?.. Ему непременно нужно понять…
– Пожалуй, мне пора. Был рад повидаться с тобой…
– Как, уже?.. – удивилась женщина. – Постой, ты хочешь сказать, что пригласил меня лишь для того, чтобы выпить со мной кофе и спросить, как у меня дела?
– Ну… – Ломакин улыбнулся, но улыбка вышла кривоватой. – Да, мне… просто очень захотелось тебя увидеть…
Вероятно, его ответ прозвучал ужасно неубедительно, потому что женщина молча встала из-за столика, одела пальто и, одарив Ломакина на прощание презрительной усмешкой, направилась к выходу из кафе. А Ломакин остался сидеть на месте, глядя ей вслед, глядя на ее волосы. Они были цвета соломы – совсем не золотые...
Подождав несколько минут, он расплатился и вышел на улицу, намереваясь вернуться к себе в офис. Небо было затянуто серой пеленой туч, моросил мелкий дождик. Засунув руки в карманы, Ломакин побрел к подземному переходу…
Наваждение, кошмар, безумие – это могло называться как угодно, однако все, что происходило с ним с тех пор, как ему попался на глаза таинственный волос, явно было ненормальным.
Первым делом Ломакин просмотрел свою записную книжку с телефонами знакомых женщин и сразу же вычеркнул тех, с кем давно не виделся, и тех, у кого были, как он помнил, короткие стрижки, а также всех радикально темноволосых. С остальными же он встречался, назначая им свидания в одном и том же кафе, куда ему приходилось являться по несколько раз в день. Однако его всегда ждало разочарование.
А вечером, едва придя с работы домой, Ломакин кидался к столу, доставал заветный волос, который бережно хранил в полиэтиленовом пакетике в одном из выдвижных ящиков, и любовался им, пока не слышал, как жена зовет его ужинать.
И однажды, убирая золотой, как солнце, волос обратно в ящик стола, Ломакин осознал, что должен во что бы то ни стало найти женщину, которой принадлежит этот волос. Он понял, что это очень важно для него. Потому что иначе он просто не сможет жить…
По возвращении в офис Ломакин обнаружил на своем столе два конверта – почту, принесенную секретаршей. Первое письмо оказалось приглашением на конференцию, второе было уведомлением из банка. Из банка? Ломакин вздрогнул и выругался вслух. Как же он мог забыть?! Он же две недели назад встречался с еще одной блондинкой, которая работала кассиром в банке! И у него есть номер ее мобильного телефона.
Однако, едва в трубке послышались длинные гудки ожидания, Ломакин засомневался, вспомнив, что волосы кассирши были слишком короткими. Кроме того, они были совершенно вульгарно обесцвечены перекисью водорода. Поэтому, когда женщина ответила на звонок, и они обменялись приветствиями, он сразу спросил, не выдержав:
– Какие у тебя волосы?
– Что? – удивилась женщина.
– Твои волосы, какого они цвета?
– Ну… они светлые, золотистые, можно сказать…
– Они золотые? Золотые, как солнце?
– Не знаю… Но что случилось?
Ломакин бросил трубку на рычаг телефонного аппарата, шумно вздохнул и, опираясь локтями о крышку стола, положил свое лицо на ладони.
Нет, все же это было глупостью с его стороны – считать, что женщину, чей волос был золотым, как солнце, следовало искать среди тех, с кем он был знаком. Но волос, найденный им на рукаве своего пиджака, явился ему знамением: из всех женщин в мире ему нужна лишь одна – та, которой принадлежит этот волос, та, которая сама – солнце, та, которая согреет его. И он должен ее найти!..
Текст объявления мог показаться странным и даже нелепым: «Ищу женщину, волосы – золотые, как солнце, длиной около пятидесяти сантиметров». Далее следовал номер сотового телефона Ломакина. Конечно, затея была глупая, он и сам это прекрасно понимал. Однако он просто уже не видел для себя другого выхода, он был готов на все.
Объявление это, помещенное Ломакиным в газете, не принесло никаких результатов, если не считать звонков от проституток, которые предлагали ему свои услуги. И он почувствовал, что у него опускаются руки. Он стал думать, что ему никогда не найти женщину, которую он ищет…
Вот уже три дня Ломакин не был на работе. Позвонив секретарше, он сказался больным. Жене же, напротив, он говорить ничего не стал. А она, как обычно, ни о чем его не спрашивала.
И по утрам Ломакин покидал собственную квартиру, но не для того, чтобы отправиться, как всегда, к себе в офис. Он шел бродить по улицам в поисках своей мечты. И женщин, с которыми он встречался взглядом, непременно охватывал страх.
Потому что глаза Ломакина светились холодным блеском. Потому что в них была одержимость. Потому что их взгляд походил на лезвие ножа, приставленное к горлу.
Да, вид у Ломакина и впрямь был подозрительный: он похудел, и лицо его покрылось недельной щетиной. Раньше он никогда не позволил бы себе выглядеть столь ужасно. Теперь же ему было все равно, что подумают о нем люди.
И он смотрел на женщин. И он разглядывал их волосы. И он искал ту, без которой не мыслил теперь своей жизни.
Но так ни разу и не встретилась ему женщина, которой мог бы принадлежать найденный им на рукаве пиджака волос.
И каждый вечер, едва придя с работы домой, Ломакин кидался к столу, доставал заветный волос и любовался им, пока не слышал, как жена зовет его ужинать.
Порой даже ночью он вставал, чтобы посмотреть на волос. Ведь уснуть ему не всегда удавалось. И, ссылаясь на то, что у него много работы, Ломакин стал спать на кушетке в своем кабинете.
Его жена спокойно отнеслась к этому. Она ни о чем не спрашивала его. Она никогда ни о чем его не спрашивала.
А потом наступила пятница. Рабочая неделя заканчивалась. И Ломакин почувствовал, что силы его тоже на исходе.
Весь день он опять бродил по городу. Глаза его горели одержимостью, выхватывая из толпы женщин, отмечая цвет их волос – «не тот». Время от времени начинал моросить холодный дождик.
Но все поиски Ломакина были бесполезны, и вечером, усталый и промокший, он опять вернулся домой ни с чем. Он понимал, что так не может продолжаться вечно. А пустота уже подбиралась к его сердцу.
И теперь, сидя за письменным столом и рассматривая через большую лупу золотой, как солнце волос, который лежал перед ним на белом листе бумаги, Ломакин осознал, что умрет, если не найдет эту женщину.
Услышав голос жены, которая звала его ужинать, он спрятал заветный волос обратно в ящик стола, поднялся и медленно, ощущая каждый шаг, вышел.
Да, он умрет, но не так, как обычно умирают люди. Он будет по-прежнему есть, пить, спать, ходить на работу, смотреть телевизор. Он лишь никогда больше не сможет испытать сильного, яркого, чистого чувства. А такая смерть гораздо хуже физической, потому что ты знаешь, что ты мертв.
С этими мыслями Ломакин открыл дверь кухни и остановился на пороге.
Запах жареного мяса, запах вина, слабый запах женских духов отвлекли его от мрачных размышлений. Он заметил горящие свечи на столе. И он увидел свою жену, одетую в маленькое черное платье. Она сидела напротив двери. Она внимательно смотрела на него.
Не сразу Ломакин понял, что именно больше всего поразило его во всей этой картине. Сперва он подумал о том, что забыл, должно быть, про какую-то важную дату, вроде годовщины свадьбы, например. И лишь потом он обратил внимание на волосы жены, которые плавными волнами ниспадали ей на плечи: ее волосы, казалось, испускали тихий свет, они были золотыми, как… как солнце!
Ломакин почувствовал, что ему становится трудно дышать, у него подкашивались ноги. Что все это значит? И почему?.. И как?.. И… Неужели?..
А его жена встала и вышла из-за стола. Ломакин молча приблизился к ней, упал на колени, и обхватил ее ноги, и спрятал свое лицо в черный бархат ее платья, и заплакал. Он уже ничего не знал, ничего не понимал и не хотел понимать.
И женщина с нежностью привлекла его к себе, ее рука легла ему на голову, ее пальцы вплелись в его волосы. Она просто обнимала его и ласково гладила по голове, как ребенка. А на губах ее поблескивала едва заметная улыбка.