Рассказ
– Вероника Сергеевна?.. Вероника Сергеевна!..
– Да?
– Пластинка кончилась, – объяснила девочка из первого ряда, с любопытством глядя на учительницу, которая задумалась о чем-то и пропустила момент, когда проигрыватель умолк.
– Да, конечно, – спохватилась Вероника Сергеевна. – Послушаем теперь другую сторону… – Она перевернула пластинку с вальсами Шопена и откликнулась на возню в задних рядах стульев музыкального класса: – Мальчики, потише, прошу вас!
И снова заиграла музыка. Вероника Сергеевна опустилась на стул, обвела взглядом класс, потом посмотрела в окно, на полуголые верхушки деревьев с остатками пожелтевшей листвы. И опять ее охватило странное оцепенение.
В последние несколько дней эти мысли не давали ей покоя, одолевая ее на уроках, по дороге с работы домой и дома – на кухне за приготовлением пищи, перед телевизором во время вечернего сериала, в постели. Впрочем, это были даже не мысли, а скорее ощущения: ей казалось, будто некий огонек, что всю жизнь горел в ней, неожиданно погас, будто в груди у нее вдруг сделалось холодно и пусто, будто увял восхитительный цветок, росший близ ее сердца. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. И ей было страшно…
Возвращаясь домой из школы, где она работала учительницей музыки, Вероника Сергеевна остановилась посреди моста через реку, вдоль которого лежал ее путь. В последнее время она часто останавливалась на этом месте и смотрела туда, откуда текли мутные речные воды. Там, где-то далеко, они, наверное, были чистыми и прозрачными, но здесь, в этом грязном городе, давно уже утратили свою первоначальную чистоту.
Из-за чего же все началось? Вероника Сергеевна не могла сказать с уверенностью, чем именно были вызваны те новые ощущения, которые настораживали и пугали ее. Возможно, их появлению способствовало то, что она стала значительно реже привлекать внимание мужчин.
Вероника Сергеевна поняла это несколько дней назад, и такая новость явилась для нее пугающей неожиданностью. Да, пожалуй, тогда-то и возник впервые этот невыносимый холод. И сколько Вероника Сергеевна не стояла перед зеркалом, старательно рассматривая собственное отражение, пустота в ее груди не исчезала.
А потом вдруг вернулась та серая тоска, от которой Вероника Сергеевна, как ей казалось, уже избавилась давно и навсегда. Все смешалось в единое целое: и то, что вот уже два с лишним десятка лет она живет с человеком, которого в глубине души просто презирает, и то, что ее дети – двое сыновей – относятся к ней совсем не так, как ей хотелось бы, и то, что она была достойна большего. И она чувствовала невыносимую боль.
В такие моменты Вероника Сергеевна запиралась в своей спальне, куда не имели доступа другие члены семьи. Она садилась перед своим стареньким фортепьяно и открывала крышку. И начинала играть.
Она играла Бетховена. Еще она часто играла Дебюсси. А иногда она играла Шопена.
Музыка наполняла собой комнату, заставляла вибрировать стены, и выливалась наружу через открытое окно. Пальцы Вероники Сергеевны с невероятной гибкостью, как будто ей было не пятьдесят два года, а двадцать два, то мягко скользили по клавишам, опуская их вниз, то энергично надавливали на них, то бросались по ним врассыпную. Она прекрасно играла.
Быть может, именно музыка так действовала на нее, но, когда она сидела за фортепьяно, к ней начинали приходить воспоминания. Вероника Сергеевна чувствовала, как звуки пронизывают ее тело дрожью облегчения. И она вспоминала.
Она пыталась понять, откуда появился этот холод и эта пустота у нее в груди. Ей хотелось избавиться от страха, который не давал ей покоя в последние дни. А еще она мечтала найти в прошлом хоть какую-то зацепку – некое оправдание.
И Вероника Сергеевна вспоминала…
Когда-то она любила своего мужа. Или ей лишь казалось так? Нет, все же она действительно любила его. Они познакомились двадцать семь лет назад и через год поженились. Потом у них появился первый сын, а через три года – второй. И Вероника Сергеевна даже не заметила, как постепенно ее жизнь ограничилась работой в школе, ведением домашнего хозяйства и воспитанием детей.
Когда же она неожиданно очнулась и посмотрела вокруг себя, то ее охватило удивление и даже возмущение. Совсем не о такой жизни мечтала она, рожденная для обожания и поклонения. Совсем не о такой жизни с детства пела ей прекраснейшая на свете музыка. Наверное, именно тогда она впервые как-то по-особенному посмотрела на мужа и поняла, что он – ничтожество. И перестала спать с ним в одной постели…
Вероника Сергеевна играла, лаская своими гибкими пальцами клавиши фортепьяно. И музыка волновала ее все сильнее и сильнее. И она вспоминала…
За всю их супружескую жизнь Вероника Сергеевна изменила мужу с пятью мужчинами. Впрочем, лишь с одним из них у нее были достаточно продолжительные отношения, остальных же можно было, наверное, отнести к разряду случайных встреч. А муж Вероники Сергеевны ничего не знал ни об одном из этих мужчин, однако она считала, что он сам во всем виноват.
С тем своим любовником она встречалась почти год. Свидания эти привлекали ее прежде всего физической близостью с мужчиной. О близости духовной между ними речи не шло.
И все-таки в какой-то момент Вероника Сергеевна вдруг ощутила, что испытывает некоторую привязанность к своему любовнику, что ей не хотелось бы терять его. Тогда она намеренно выступила против своих желаний. Она просто не пришла на очередную встречу, и больше они уже не виделись.
Вероника Сергеевна не страдала, не тосковала. Потому что она просто привыкла так поступать. И она оставила своего любовника с легкостью, без лишних сомнений…
С той же легкостью теперь она перебирала пальцами клавиши музыкального инструмента, заплетая звуки в трогательную мелодию…
До встречи с мужем у Вероники Сергеевны было три серьезных романа. Мелкие интрижки она не считала хоть сколько-нибудь значимыми, не помнила их, да и не пыталась вспоминать. Отчасти таким образом она самой себе отпускала грехи.
Мужчина, с которым Вероника Сергеевна встречалась полгода и рассталась за два месяца до знакомства с мужем, был на пять лет моложе ее. Поэтому правильнее, вероятно, будет называть его юношей. И еще кое-что важное: он очень любил ее.
А она всегда открыто признавалась ему, что их роман для нее является лишь временным лекарством от скуки. Он думал, что она просто подшучивает над ним. В действительности же ее иногда ужасно злил тот факт, что она, как она про себя думала, сошлась с мальчишкой.
Правда, обычно Вероника Сергеевна успокаивала себя тем, что у молодости любовника есть и некоторые преимущества, и свою долю удовольствия она получала сполна.
Однако же ей всегда казалось, что самое значительное в ее жизни ждет ее впереди, что оно не в прошлом и не в настоящем, а в будущем. Возможно, она была уверена, что ей должен встретиться какой-то особенный мужчина. И как раз для него она и старалась сохранить всю свою чудесную любовь, удивительную нежность, все самые волшебные чувства, чистые, теплые, светлые, обделяя этим простых смертных.
Поэтому, наверное, она безо всякого сожаления рассталась со своим любовником-юношей. Она просто сказала ему что уходит. Потому что она всегда так делала.
И ее не интересовала дальнейшая судьба юноши. И она не знала, что он вскоре умер. Он попал под машину…
А Вероника Сергеевна все играла, играла и продолжала вспоминать…
Пожалуй, это был именно он, ее второй любовник, тот, что был до несчастного юноши, именно он больше, чем кто бы то ни было повлиял на нее. И после него Вероника Сергеевна уже так и не смогла никого полюбить по-настоящему: она стала подозревать, что все проходит. Впрочем, в том, что случилось, были виноваты они оба.
Он был старше на шесть лет и значительно опытнее ее в любви. И он сводил ее с ума. Но, конечно, лишь настолько, насколько она ему позволяла, как ей казалось.
А когда прошел год с тех пор, как они познакомились, Вероника Сергеевна вдруг поняла, что уже не может представить себе жизни без этого мужчины. Но она и не могла продолжать встречаться с ним: его непробиваемый эгоизм и неуравновешенный характер требовали от нее полной отдачи, требовали внимания и подчинения, на которые она была просто не способна. Ведь ее с детства учили быть самостоятельной, быть независимой, свободной.
И она решила освободиться. Она решила уйти. И она бросила, возможно, единственного в своей жизни по-настоящему любимого мужчину.
Он страдал, умолял ее вернуться, даже плакал, превратившись внезапно из властного и самоуверенного эгоиста в беззащитного ребенка. Но его слабость каким-то образом только придавала Веронике Сергеевне сил, и она лишь грубо отталкивала его. А через две недели он исчез – просто, видя, что все его попытки напрасны, взял себя в руки, запретил себе думать об этой женщине и спрятал свою боль за маской равнодушия ко всему на свете.
И тогда для Вероники Сергеевны начался настоящий кошмар. Ее бросало то в жар, то в холод, она не находила себе места, и слезы наполняли ее глаза в самые неожиданные моменты. И во сне она разговаривала со своим оставленным возлюбленным.
Но она не попыталась вернуть его, не позвонила и не призналась ему, что страдает без него, что совершила ошибку и жалеет о том, что случилось.
Она просто пережила свои муки.
Время лечит, и через несколько месяцев Вероника Сергеевна действительно вылечилась от любви – навсегда, и сердце ее покрылось твердой коркой, через которую уже не способны были проникнуть чувства.
Именно тогда в голову ей впервые закралась мысль о том, что все проходит…
И она продолжала играть, как будто ничего не случилось…
Да, можно сказать, что до встречи со своим вторым любовником, как и после расставания с ним, Вероника Сергеевна не знала любви.
Даже того, кто был до него, кто был первым, того молодого человека, с которым она лишилась девственности, она не любила. Они вместе учились в музыкальном училище, и Вероника Сергеевна нравилась привлекательному голубоглазому юноше, ее ровеснику. Сама же она, однако, уступила ему больше из любопытства, чем от страсти.
Ей было не очень больно, было только слегка противно.
А потом она почувствовала, что все изменилось, и что она не может просто так отдать все, что у нее есть, и что ей теперь нужно куда-то спешить.
Они встречались без малого пять месяцев. А потом голубоглазый молодой человек был брошен, как и большинство из тех, кто следовал за ним. Но он пережил это и со временем тоже решил, что все проходит.
А Вероника Сергеевна решила, что, возможно, пределов не существует…
Стоя на середине моста, Вероника Сергеевна вглядывалась в даль. Река слабыми зигзагами рассекала городской пейзаж. Эта река текла из прошлого.
И Вероника Сергеевна долго стояла так, почти неподвижно, и смотрела против течения. Где-то там осталась ее чистота, ее непорочность и наивность. Где-то там осталось ее детство.
Она хорошо помнила глаза матери – не выцветшие и окруженные мириадами морщинок глаза пожилой женщины, которая умерла семь лет назад в результате сердечного приступа, а постоянно печальные и смотрящие на мир с легким презрением глаза, что внимательно следили за ней в детстве. Они, эти глаза, всегда говорили, что в жизни нет ничего хорошего, что любовь лишена всякого смысла, потому что рано или поздно она заканчивается. Они говорили, что на свете нет ничего вечного.
Отца же своего Вероника Сергеевна почти не знала: он ушел от них с матерью, когда девочке было пять лет. И все пережили это. Никто не умер.
Возможно, с течением времени именно из-за этой истории, подробности которой рассказала ей мать, Веронике Сергеевне начало казаться, что кто-то всегда должен кого-то бросить. Потому что все проходит, потому что пределов не существует, потому что каждый раз нужно искать что-то другое, особенное, и потому что в мире нет ничего вечного. А раз так, то почему бы и не разрушать все самой, чтобы не было больно, чтобы не ждать, чтобы не сомневаться?
Но тогда, три с половиной десятка лет назад, она еще не осознавала всего этого. Тогда она была еще цветущей девушкой с большими надеждами. И ей казалось, что у нее самое большое на свете сердце, в котором хранится больше любви, чем у кого бы то ни было.
Внезапно глаза Вероники Сергеевны наполнились горячими слезами…
Казалось, пальцы сами находили нужные клавиши, извлекая из массивного инструмента хрупкую, божественно-прекрасную мелодию. И музыка пела о невинности, о безмятежности и очарованности будущим. И музыка пела о стремлении жить, обрести чью-то любовь и отдать взамен свою.
Стоя на мосту, и глядя против течения, Вероника Сергеевна видела прекрасную девушку, которая с искренней улыбкой протягивала вперед сомкнутые лодочкой ладони. В ладонях ее была восхитительная нежность, было лишенное клейма порочности желание, была любовь, которой нет равных в мире. Что же произошло?
– Вероника Сергеевна?.. Вероника Сергеевна!..
– Да?
– Пластинка кончилась, – объяснила девочка из первого ряда.
Вероника Сергеевна в странном оцепенении смотрела на симпатичную девочку с белыми бантами в волосах и робкой улыбкой на лице.
А ветер над рекой холодил влажные следы от слез на ее щеках. Достав из сумочки носовой платок, Вероника Сергеевна осторожно, стараясь не смазать макияж, вытерла влагу с лица. Ее руки слегка дрожали.
И музыка лилась, рождаясь в чреве старого фортепьяно, заполняла комнату, просачивалась наружу, кружилась над улицей, над сквером и поднималась к небу.
Внезапно мощный порыв ветра пронизал Веронику Сергеевну ледяным холодом. Она вздрогнула, и как-то так получилось, что белый платок, подхваченный потоком холодного воздуха, выскользнул из ее руки, просочился сквозь пальцы и, кружась, устремился вниз, одновременно относимый ветром в сторону. Через некоторое время он упал на воду и поплыл по течению.
А слезы, как назло, снова хлынули из ее глаз. Потому что она внезапно не осознала, но почувствовала, что, как и этот платок, она не смогла удержать в своих руках что-то другое, что-то очень важное, что должно было быть вечным, что не должно было пройти. И оно просочилось сквозь ее пальцы, вылилось, высыпалось, выпорхнуло.
И нет больше любви. Нет больше нежности. Нет больше красоты. Остался лишь невыносимый холод в груди. Осталась лишь пустота.
И музыка, которая вознеслась над городом невидимыми волнами, вдруг оборвалась. И мелодия захлебнулась фальшивой нотой, короткой и слишком высокой. И наступила тишина.