Адмирал Курбе[1], великий молчун и затворник, казался в этот день более задумчивым, чем обычно.
Слегка прихрамывая, он мерил быстрыми шагами свой рабочий кабинет, посреди которого возвышалась массивная пушка.
Адмирал был одет, в строгом соответствии с уставом, в повседневный мундир без эполетов и галунов. В петлице алела едва заметная розетка кавалера ордена Почетного легиона. На обшлагах рукавов шерстяного бушлата сияли три звезды — знаки высокого чина. Адмирал шагал по кабинету, морщил лоб, хмурил брови, выпячивал нижнюю губу и беспрестанно поправлял монокль жестом, знакомым всем его подчиненным.
Иногда Курбе бросал рассеянный взгляд в иллюминатор и выходил на палубу, но, сделав всего несколько шагов, сразу же возвращался, не говоря никому ни слова.
Адмиралу недавно исполнилось пятьдесят шесть лет. Высокий, худой, очень подвижный, прямой как палка, он для своего возраста выглядел весьма недурно. Его портреты часто появлялись в газетах. Это лицо, увидев хоть раз, невозможно было забыть: высокий лоб ученого или мыслителя, проницательные голубые глаза с нестерпимым стальным блеском, нередко приводившим собеседника в смущение и даже в замешательство, твердо очерченный рот с тонкими, уже слегка выцветшими губами — все свидетельствовало о том, что адмирал — человек чрезвычайно осторожный и одновременно обладающий несгибаемой волей.
Трудолюбие, осмотрительность, но в то же время и отвага, граничащая с дерзостью, и бьющая через край энергия были основными чертами характера этого прославленного моряка, чья блестящая карьера закончится столь преждевременно.
Чтобы такой человек выказывал явные признаки сильнейшего беспокойства, требовались очень веские причины. И такие причины действительно имелись.
Было 14 февраля 1885 года. Франция вела в это время продолжительную и изнурительную военную кампанию против Китая, чреватую непредсказуемыми опасностями и трудностями, вновь и вновь возникавшими перед армией и флотом[2].
На адмирала Курбе была возложена почетная миссия — руководить военными действиями на морских просторах, и он покрыл себя заслуженной славой, но судьба не избавила его ни от ошибок, ни от разочарований.
Несколькими днями ранее стало известно, что китайцы намереваются прорвать блокаду Формозы[3] и приняли решение атаковать французский флот силами эскадры из пяти кораблей, хорошо оснащенных самыми современными пушками, сделанными на заводах Круппа. Известно также, что офицерами на этих пяти судах служили немцы.
Адмирал Курбе безо всяких колебаний со свойственной ему решимостью вознамерился сорвать планы китайцев, нанеся им упреждающий удар или навязав сражение.
Пятого февраля он вышел в море на «Баяре»[4], в сопровождении «Победоносного», «Дюге-Труэна», «Разведчика», «Соны» и «Аспида», и отправился на поиски противника.
Однако шестидневные поиски были безрезультатны.
Наконец, 12 февраля, адмирал получил сообщение, что вражеская эскадра находится поблизости от архипелага Чжоушань[5]. Он немедленно принял решение вступить в бой и отдал все необходимые распоряжения.
Ночью 13 февраля французская эскадра, погасив бортовые огни, двинулась навстречу противнику.
Нужно обладать беспримерной отвагой, чтобы рискнуть провести эскадру в темноте по столь опасному прибрежному району, известному своими мелями и подводными скалами. Да, конечно же адмирал Курбе дерзок и отважен, но и отнюдь не безрассуден, ибо его отвага всегда являлась плодом кропотливого труда, основательных раздумий, глубочайшего изучения всех деталей и обстоятельств дела, даже самых, казалось бы, незначительных.
В назначенный час, а точнее в назначенную минуту, французская эскадра оказалась именно там, где ей и надлежало быть.
Как свидетельствует господин Морис Луар, летописец этой кампании, в 6:30 c борта «Разведчика» просигналили: «Пять кораблей южнее по курсу!»
Моряки сразу почувствовали сильное волнение, и каждый поспешил занять свое место.
В семь часов утра впереди уже отчетливо стали видны силуэты пяти китайских кораблей… Они начали стремительно уходить от погони…
С французского флагмана просигналили: «Приказываю преследовать противника! Полный вперед!»
Началась невиданная, невообразимая гонка. «Баяр» шел во главе эскадры. Кочегары все время поддавали жару, грозно гудели паровые котлы, машины работали на пределе своих возможностей… Все бинокли, сверкнув как по команде, дружно направились в сторону вражеской флотилии… Офицеры и матросы были возбуждены до последней степени… Всеобщее воодушевление росло с каждой минутой…
К несчастью, словно нарочно, на море внезапно опустился густой туман. Три крейсера сразу же растворились, буквально исчезли за спасительной завесой, а два корабля, находившиеся ближе других к французам, устремились в узкий, опасный для крупных судов проход Шей-Пу[6]. Среди них выделялся красавец фрегат[7] «Ю-Иен», водоизмещением 3400 тонн. На борту этого корабля, сконструированного американскими инженерами, находились шестьсот человек, на вооружении имелись двадцать три пушки и пулеметы новейшей системы «норденфельдт».
Вторым судном, ускользнувшим под защиту скалистых берегов, был корвет[8] «Чен-Кин», с командой в сто шестьдесят человек и с семью пушками на борту.
Адмирал Курбе сознавал, что вряд ли сможет догнать и уничтожить три крейсера, и поэтому решил, по крайней мере, потопить фрегат и корвет. С этой целью он приказал своим судам обеспечить тщательную охрану всех подходов к Шей-Пу. Когда маневр был выполнен, адмирал, удостоверившись в том, что противник не сможет выбраться из ловушки никоим образом, все же принял решение отложить дальнейшие действия до утра. Именно в эти минуты мы с вами и застали его в рабочей каюте на борту «Баяра» в сильнейшем волнении.
Нельзя сказать, что адмирал колебался или сомневался в правильности принятого решения, но сейчас он с тревогой думал о своих уже далеко не новых судах и об измотанных в сражениях людях, которых болезни косили не в меньшей степени, чем огонь противника. Он долго прикидывал, какие могут быть в данном случае материальные и людские потери и с грустью признавался сам себе, что вскоре у него под началом останутся лишь корабли-призраки со столь же призрачными командами. Он с ужасом думал о том, что, идя от одной победы к другой, потерял слишком много людей…
Но покончить с врагом необходимо… Так что же делать?
Внезапно адмирала словно осенило. Он придумал, каким образом, пожертвовав, возможно, жизнями нескольких человек, удастся все же сохранить сотни других людей: китайские суда надо торпедировать! Да, да, именно так! Несколько отважных, решительных храбрецов отправятся на поиски китайцев, подойдут к ним как можно ближе, и смертоносное оружие поразит цель! К сожалению, вероятность того, что смельчаки не вернутся обратно живыми, очень велика… Девяносто шансов из ста за то, что они погибнут… Но интересы родины требуют пойти на такую жертву! При этом адмирал Курбе нисколько не сомневался, что его офицеры и матросы будут считать за честь выполнить это опаснейшее задание.
Адмирал принял решение, что среди избранников судьбы будут капитан второго ранга Гурдон и капитан-лейтенант Дюбок. Они поведут на врага два оснащенных торпедами катера и сегодня же ночью атакуют противника. Если попытка потопить китайские суда окончится неудачей, на рассвете эскадра вступит в бой.
Кто же такие господин Гурдон и господин Дюбок?
Капитан второго ранга Гурдон — первый помощник капитана «Баяра», выпускник Политехнического института, один из самых бесстрашных офицеров французского флота. Ему сорок два года, за плечами долгие годы службы, целиком отданные родине и науке; у него имеется диплом офицера-торпедиста, офицера-артиллериста, он — классный стрелок и выдающийся астроном. Гурдон изучал морское дело в мореходной школе в Боярвиле[9] , а затем на борту «Монарха» в Лорьяне[10] занимался астрономией в Монсури[11]. Получил прекрасную подготовку и изучил все тонкости военной науки. Многие видели в нем офицера, который в будущем займет самые высокие посты во французском военном флоте.
Господин Гурдон — среднего роста, крепкого телосложения, с честным, открытым лицом; он чем-то неуловимо похож на адмирала Курбе и отличается такой же невозмутимостью и величайшим хладнокровием. В его пользу говорят также и многочисленные подвиги, совершенные им в сражениях. Это он взорвал ворота Северного форта в Туан-Ан[12] и первым ворвался с саблей в крепость, а во время битвы за Цзилун[13] он командовал десантом и овладел Южным фортом.
Господин Дюбок гораздо моложе своего собрата по оружию, ему всего тридцать три года. Он поступил в мореходную школу, когда ему исполнилось семнадцать. Таким образом, за плечами у него уже пятнадцать лет службы на флоте. Тоже имеет диплом офицера-торпедиста. В одном из сражений капитан-лейтенант Дюбок получил ранение.
Дюбок принимал участие в крайне неудачном, несчастливом для Франции исходе из Ханоя, во время которого погиб главнокомандующий французскими войсками Ривьер[14]. Именно там, под Ханоем, капитан-лейтенант и был ранен. Кроме того, он участвовал, и весьма успешно, в сражениях при Фучжоу и при Тамсуи, где и прославился.
В походе против китайских судов также должен был принять участие адъютант адмирала Курбе, капитан-лейтенант Равель. В свое время он прекрасно изучил все подводные течения, рифы и мели Шей-Пу, и теперь, по замыслу адмирала, был призван послужить проводником своим товарищам, передвигаясь на сторожевом катере с большой шлюпкой на буксире. Равель должен будет остановиться, когда увидит китайские суда, и застыть на месте с зажженными красными огнями, чтобы напоминать торпедистам о своем присутствии во время проведения всей операции: потом ему останется подобрать их и переправить на «Баяр», если те останутся живыми. Последнее казалось маловероятным, не следовало забывать про смертоносное оружие на борту катеров.
Заметим, что между настоящими торпедоносцами и крохотными катерочками моряков с «Баяра» существовала огромная разница. Настоящие торпедоносцы отличались внушительными размерами: от носа до кормы насчитывали обычно сорок — сорок пять метров, водоизмещение составляло от пятидесяти до пятидесяти пяти тонн. Они способны развивать скорость до двадцати пяти узлов, то есть около пятидесяти километров в час. К тому же имевшиеся у них на вооружении торпеды конструкции Уайтхеда[15] не нужно было подводить или прикреплять непосредственно к борту вражеского судна, ими выстреливали при помощи сжатого воздуха из специальных торпедных аппаратов, по виду напоминавших трубы. Торпеды шли к цели и поражали ее под водой. Дальнобойность торпедного оружия в те времена составляла от пятисот до шестисот метров. Разумеется, и при использовании таких торпед риск все равно оставался велик, но зато морякам не требовалось вступать в близкое соприкосновение с противником, как это предстояло сделать Гурдону и Дюбоку. Они должны были подойти к китайцам на расстояние вытянутой руки, а это удесятеряло опасность.
Катера, на которых французским храбрецам предстояло отправиться, имели в длину лишь около девяти метров и водоизмещение не более восьми тонн, а скорость их не превышала шести узлов[16]. Да, да! Всего около двенадцати километров в час! Это скорость движения фиакра с не слишком быстроногой лошадкой! Корпуса катеров, сделанные из толстого листового железа, были тяжелы и неповоротливы. Носы катеров покрывали тройные листы железа для защиты их от осколков при взрывах, что делает эти суда трудноуправляемыми и по этой причине они глубоко зарывались носом в волну. Чтобы повысить маневренность катеров, адмирал приказал снять с бортов дополнительные листы железа и натянуть для маскировки черную ткань. И наконец нужно сказать, что катера слишком долго и верно служили французскому флоту. Поэтому неудивительно, что в походе изношенные двигатели производили такой адский шум и скрежет, что его было слышно издалека.
Короче говоря, жалкие суденышки совершенно не годились для выполнения опаснейшего задания, но другого способа избежать гибели многих десятков и сотен моряков адмирал Курбе не знал.
Катера взяли на борт по 1200 литров воды, то есть такой запас, который позволил бы им идти полным ходом в течение пяти часов, и запас угля для подогрева паровых котлов, а также по одной торпеде семьдесят восьмой модели, начиненной тринадцатью килограммами пироксилина. Торпеда подводилась к борту вражеского судна при помощи довольно длинного шеста.
На борту каждого катера могло разместиться десять человек команды, включая офицера.
Адмирал назначил начальником экспедиции господина Гурдона, и тот занял место на катере номер два, а господин Дюбок — на катере номер один. Матросы надели синие шинели и обычные флотские береты, офицеры — плащи с капюшонами. К счастью, все были снабжены спасательными поясами.
В восемь часов состоялся военный совет, а затем адмирал Курбе выдал своим подчиненным подробнейшие инструкции к их действиям, дабы исключить возможные осложнения. Как мы уже говорили, адмирал умел предвидеть все на свете, будучи человеком чрезвычайно опытным и осторожным.
Для неожиданной атаки он выбрал ночь с тринадцатого на четырнадцатое февраля, учитывая, что празднование Нового года в Китае приходится на пятнадцатое февраля[17], когда все китайцы отмечают свой любимый праздник тэт[18]. Командир французской эскадры имел все основания предполагать, что это облегчит задачу французским смельчакам, так как накануне празднеств и увеселений противник обычно теряет бдительность.
В одиннадцать часов вечера команда тщательно проверила двигатели и паровые котлы. К счастью, все системы работали нормально. К половине двенадцатого оба катера и маленькое сторожевое судно, на котором находились господин Равель и лоцман Мюллер из Шанхая, были готовы к выходу в море. Наступила торжественная минута прощания. Офицеры с «Баяра» устремились к трапу, чтобы проводить своих друзей, идущих на верную смерть во имя родины. Они сознавали, что скорее всего не увидят больше отчаянных храбрецов, и все-таки страстно им завидовали.
Адмирал Курбе крепко пожал обоим офицерам руки, не сказав при этом ни слова, но от такого горячего рукопожатия сердца моряков забились сильнее. Затем офицеры спокойно спустились вниз по трапу, туда, где на волнах в полной темноте покачивались катера. На секунду смельчаки остановились и обменялись крепким мужским рукопожатием со словами:
— Мы можем рассчитывать друг на друга!
Море штормило, а температура воды едва-едва достигала четырех градусов выше нуля.
Матросы заняли свои места, последовала команда:
В императорском Китае Новый год отмечался по древнему национальному календарю. Торжества, посвященные смене дат, проходили в первое новолуние после вхождения солнца в небесное созвездие, тождественное нашему Водолею. В разные годы праздник приходился на различные дни григорианского календаря между 21 января и 19 февраля.
Тэт — вьетнамское название первого дня Нового года (точнее: тэт нгуен дан); древнее китайское название этого праздника — «ла»; новогодний день посвящался небесным богам и памяти предков.
— Полный вперед!
Заработали паровые котлы, засвистел пар, раздался скрежет двигателей… Благодарение Богу! Катера двинулись вперед!
Они долго шли в темноте, держась плотной группой. Во главе — сторожевой катер, тянувший на буксире шлюпку, а по обеим сторонам от нее — катера-торпедоносцы. Выкрашенные в серый цвет сторожевой катер и шлюпка оставались почти незаметны, но враги могли обнаружить два, к несчастью, черных торпедоносца. Это обстоятельство, конечно, увеличивало опасность отчаянно храброй, почти безумной экспедиции.
Море было неспокойно, волны становились все выше, ветер крепчал, качка усиливалась. Иногда быстрое течение разводило корабли в разные стороны, но, преодолев сопротивление волн, катера вновь сближались. Несмотря ни на что, они продвигались вперед по узкому проходу среди скалистых берегов, рискуя каждую минуту быть выброшенными на берег, сесть на мель, наскочить на риф или просто запутаться в водорослях винтами.
Долгое время им удавалось обходить все препятствия, но… Так и есть! Форштевень катера Гурдона застрял то ли в водорослях, то ли в вязкой тине, и суденышко внезапно остановилось. Приложив максимум усилий, воспользовавшись помощью вовремя подоспевшего Дюбока, моряки кое-как вырвались из плена. Машины заработали на полную мощность, и катера со страшным скрежетом двинулись вперед. При этом шум двигателей далеко разносился над морем и выдавал тайну присутствия торпедоносцев.
После трех с половиной часов пути наши смельчаки достигли наконец маленького островка, находящегося как раз при входе в бухту Шей-Пу. Они остановились здесь примерно на четверть часа, чтобы произвести последние приготовления. Приближался решающий момент. Еще и еще раз проверили машины и торпеды и убедились, что все в полном порядке. Офицеры снова проинструктировали матросов, как следует действовать в тех или иных обстоятельствах, как вести огонь по противнику и как обращаться с торпедой.
Медленно и осторожно, почти крадучись, катера вошли в бухту. Здесь их ожидало первое разочарование: Равель со сторожевого катера сообщил, что китайский фрегат исчез.
Катер, на котором находился Гурдон, был в лучшем состоянии и чуть более быстроходен, чем катер Дюбока, поэтому начальник экспедиции принял решение, что именно он, лично, отправится на поиски фрегата.
Близился рассвет, но на небе еще не погасли звезды, и их неяркий рассеянный свет позволил, хотя и с превеликим трудом, различить на горизонте силуэты кораблей. Не менее четверти часа французские моряки бороздили морские просторы наугад. Их сердца то сжимались от досады, то учащенно бились, когда им казалось, что они обнаружили противника. А море тем временем постепенно успокоилось.
И наконец-то на горизонте появилась сначала черная точка. По мере приближения она увеличивалась в размерах, и вот уже опытный глаз офицера смог различить силуэт большого корабля, неподвижно застывшего на подернутой зыбью поверхности моря. У капитана Гурдона вырвался радостный возглас:
— Фрегат! Мы нашли его!
Гурдон приказал предупредить капитан-лейтенанта о том, что он видит противника и собирается его атаковать.
До фрегата насчитывалось не более пятисот метров. Но тут на берегу замелькали огни. Что это? Выстрелы? Сигнальные огни, извещающие китайский фрегат о появлении торпедоносцев? Неужели их заметили?.. Нет, скорее всего это были просто ракеты, и китайцы, великие любители всяких пиротехнических эффектов, запускали их в честь праздника Тэт…
Темная громада фрегата постепенно приближалась и с каждой минутой становилась все больше, а приготовившийся к штурму гиганта катер словно уменьшался в размерах. Невольно напрашивалось сравнение с мышкой, которая собирается напасть на слона.
Скрежет изношенных двигателей, свист паровых котлов, стук машин производили такой дьявольский шум, что моряки сами себя не слышали. Они не переставали удивляться тому, что до сих пор их каким-то чудом не обнаружили.
Когда катер подошел к фрегату на расстояние в двести метров, Гурдон сам выдвинул торпеду на шесте и дал команду присоединить провода к электрическим батареям, что необходимо для пуска снаряда. Он приказал обогнуть трехмачтовик, следуя вдоль борта так, чтобы можно было ударить прямо в корму корабля.
— Полный вперед!
Матросы затаили дыхание. Фрегат вдруг озарился сотнями огней. С капитанского мостика, из рубки, с палубы, с бака и с юта затрещали выстрелы. На французов обрушился град пуль, но, к счастью, они только свистели над головами матросов. А дело уже сделано! Торпеда уже у борта фрегата!
По французскому катеру палили и с корабля, и с берега. Глухо ухали пушки фрегата, трещали ружейные выстрелы, строчили пулеметы, рвались снаряды, во все стороны со свистом летели осколки и шальные пули. С берега тоже без разбору стреляли в сторону моря ошалевшие от страха китайские солдаты, с треском разрывались петарды, припасенные для праздника.
Нисколько не заботясь о снарядах и свистящих вокруг пулях, Гурдон стоял на палубе во весь рост, словно заговоренный. Он был настоящей живой мишенью, но оставался цел и невредим.
Гурдон закричал:
— Полный назад! Сейчас будет взрыв!
И действительно, грохнул взрыв, по морю покатилась огромная волна… Сильнейший порыв ветра, а вернее, взрывной шквал невиданной силы посбивал моряков с ног… Из глубины рядом с кормой фрегата вырос фантастический столб воды… Корма китайского судна взлетела на гребень гигантской волны и тяжело рухнула вниз.
Ударная волна опрокинула Гурдона, и он упал на мешки с углем. Матросы подумали, что командир убит, потому что тот остался лежать без движения. Но, к счастью, это длилось недолго. Бесстрашный офицер очнулся и тут же отдал приказ:
— Полный назад!
Но катер застыл на месте! Потому что огромный обломок от кормы вражеского фрегата, отброшенный в сторону взрывом, упал на нос торпедоносца и не давал ему двигаться. Старший матрос Руйе бросился вперед, чтобы столкнуть обломок и высвободить катер из плена. Но в этот момент, откуда ни возьмись, рядом с торпедоносцем возникла шлюпка с китайскими солдатами. Один из них, держа винтовку наперевес, прыгнул на палубу и прицелился в Руйе. С поразительным хладнокровием безоружный француз сделал обманное движение, пригнулся… Грянул выстрел, пуля пролетела мимо, а Руйе, нанеся великолепный удар прямо в челюсть противника, свалил того за борт. А шлюпку с китайцами уже пронесло течением мимо.
Приложив нечеловеческие усилия, Руйе с помощью двух других матросов столкнул-таки обломок с носа катера, но, к несчастью, суденышко все равно не могло дать задний ход, так как проклятый обломок зацепился за шест, которым к фрегату подводили торпеду.
— Разобрать шест! Вывинтить болты! Быстро! — торопил матросов Гурдон.
Потекли томительные минуты, показавшиеся морякам невыносимо долгими, так как обстрел продолжался. Китайцы просто обезумели и в конце концов, не видя противника, принялись палить друг в друга. Каким-то непостижимым образом снаряды и пули долгое время пролетали мимо и щадили смельчаков, словно их беспримерная отвага служила им щитом!
Но чудес на свете не бывает… В особенности на войне… Вырвавшаяся из золотника паровой машины струя пара обожгла машиниста: повредило паровой котел! Пробило осколком снаряда! К счастью, пробоина столь невелика, что Гурдон принял решение: за неимением ничего лучшего, вбить в отверстие штык от винтовки, загнав его как можно глубже. Разумеется, с таким паровым котлом далеко не уйдешь, но все же можно продержаться какое-то время…
На носу катера раздался предсмертный крик одного из матросов, развинчивавших шест от торпеды. Гурдон подхватил безжизненное тело и приподнял форменку, чтобы посмотреть на рану. Поздно… Пуля прошила беднягу насквозь, из раны фонтаном хлестала кровь, на губах выступила кровавая пена. Несчастный дернулся и испустил дух на руках своего командира…
Шест наконец был развинчен и упал на дно. Освобожденный из плена катер мог теперь дать задний ход…
Дьявольская стрельба с берега и с борта фрегата продолжалась. Море озарялось тысячами сполохов, освещавших черные волны и качавшееся на них суденышко.
В те минуты, когда на катере Гурдона принимали все меры, чтобы освободиться, неподалеку показался катер Дюбока, он устремился сквозь шквал огня на подмогу командиру. Отважный капитан-лейтенант тоже приготовился к бою. Над трубой его суденышка со свистом пронесся снаряд, свидетельствуя о том, что китайцы обнаружили и его и теперь обстреливают. Но может ли сейчас хоть какая-нибудь сила остановить французских моряков?
— Полный вперед! Да здравствует Франция! — закричал Дюбок во всю силу своих богатырских легких.
— Да здравствует Франция! — подхватили матросы хором, воодушевленные видом накренившегося на левый борт вражеского фрегата.
Дюбок решил тоже атаковать противника сзади, чтобы добить его. Неподвижная туша фрегата приближалась с каждым поворотом винта. Китайцы встретили нападающих ураганным огнем. Стало светло почти как днем. Катер же неумолимо рассекал волны. Сейчас он, маленький и черный, был похож на вестника смерти!
Находясь уже в нескольких десятках метров от фрегата, Дюбок заметил, что сильное течение сносит его судно влево от фрегата, и что есть риск пройти мимо цели. Срывающимся от возбуждения и великой досады голосом он отдал приказ:
— Право на борт!
В ту же минуту торпеда ушла к цели и раздался взрыв. Опять во все стороны покатились гигантские волны, полетели обломки… Смертельно раненный фрегат застонал как человек, взлетел вверх, подброшенный огромным столбом воды, и рухнул вниз…
Матросы выполняли все команды Дюбока быстро и четко.
— Полный назад!
Заработали паровые машины, шест от торпеды без труда втянули внутрь, катер ловко отошел назад, развернулся и быстро приблизился к торпедоносцу Гурдона. Особых повреждений у Дюбока не было, если не принимать в расчет железного листа обшивки, пострадавшего во время столкновения с кормой фрегата.
Катера подошли друг к другу так близко, что офицеры смогли обменяться несколькими фразами. Дюбок в двух словах рассказал своему товарищу по оружию, что корвет тоже пущен на дно.
Теперь, когда тяжелая операция по уничтожению противника была завершена и приказ адмирала выполнен, надо было уходить!
Быстро набрав скорость, катера на всех парах покинули опасную зону, где продолжали рваться снаряды и раздавались крики тонущих людей. В какой-то момент небо позади окрасилось в багровый цвет, а над погибающим фрегатом взвился огненный столб. Наверное, взорвался пороховой погреб… Фрегат стал быстро исчезать в волнах. Постепенно стихла и стрельба…
Но где же красные огни сторожевого катера, который должен их ждать, чтобы препроводить к «Баяру»? Никаких огней нигде не видно… Моряки с тревогой спрашивали себя, вследствие какого недоразумения или несчастья сторожевик ушел с места встречи? Однако что толку в пустых гаданиях! Нужно искать выход из создавшегося положения самостоятельно.
Офицеры приказали сбросить пар и застопорить машины, чтобы осмотреться на местности. И скоро обнаружили проход. Капитан второго ранга Гурдон взял на буксир катер Дюбока, у которого вдруг отказал двигатель, и дал команду идти вперед. Но в темноте он не заметил мели и застрял в вязком иле.
— Машина, стоп! Полный назад!
Слишком поздно… К тому же буксирный канат попал под лопасти винта… Положение создалось просто отчаянное…
К счастью, матросам Дюбока после нескольких бесплодных попыток все же удалось запустить двигатель, а также отвести буксирный канат и освободить винт с помощью специальных крючьев. И теперь своего товарища взял на буксир катер Дюбока, вырвав его из плена ила и водорослей.
Пробило пять часов утра. Светало. Когда совсем рассвело, офицеры заметили немного восточнее проход, менее опасный, чем тот, через который они пытались пройти ночью. Соблюдая осторожность, наученные горьким опытом моряки сумели преодолеть все препятствия и к десяти утра вышли в открытое море. Здесь, увидев впереди по курсу один из кораблей французской эскадры — крейсер «Сону», наши герои тотчас взяли направление на юго-восток, в сторону крейсера.
Примерно в полутора милях от «Соны» катер Дюбока окончательно остановился — отказал насос, подававший воду в паровой котел. По семафору на крейсер передали сообщение о том, что торпедоносцы терпят бедствие из-за повреждения двигателей. К счастью, зрение у сигнальщиков на «Соне» оказалось достаточно острым, и с крейсера стали быстро спускать шлюпки.
Через небольшое время шлюпки пришвартовались к катерам и взяли отважных моряков на борт. Полные сил матросы с французского крейсера налегли на весла, и вскоре храбрецы поднялись на палубу «Соны», где их с распростертыми объятиями встретили офицеры и остальные члены команды, а корабельный кок стал приглашать всех к столу.
— Есть ли вести с «Баяра»? — спросил Гурдон.
— Нет, никаких.
— Значит, на крейсере нас не ждали… Должно быть, адмирал Курбе очень волнуется… — промолвил Дюбок.
Тем временем двигатели на «Соне» работали, крейсер приблизился к катерам, взял их на буксир и отправился на соединение с эскадрой.
Конечно же, как и предполагал Дюбок, на борту «Баяра» все страшно беспокоились. По мере того как неумолимо истекало время, в течение которого еще можно было рассчитывать на возвращение храбрецов, отчаяние все больше и больше охватывало их товарищей.
В восемь часов утра Равель, бесконечно измотанный бесполезными поисками торпедоносцев, вернулся на «Баяр», абсолютно уверенный в том, что катера потоплены китайцами, а моряки погибли.
— Ну что? Как? — встретил его тревожными вопросами адмирал.
— Господин адмирал! Ваш приказ выполнен. Я отчетливо видел своими собственными глазами, как фрегат пошел ко дну и погрузился в воду так, что над поверхностью остались только верхушки мачт. А корвет сначала завалился на левый борт, затем перевернулся…
— А что с Гурдоном, с Дюбоком?!
Равель только махнул рукой. У него от отчаяния перехватило горло, и он не мог говорить.
Адмирал побледнел, его голубые глаза затуманились. На ресницах повисли слезы. Он прошептал чуть слышно:
— Дорогой ценой досталась нам эта победа…
На «Баяре» воцарилось угрюмое молчание. Все были подавлены, потому что считали смельчаков погибшими.
Однако адмирал не захотел так сразу поверить в гибель своих подчиненных и отправил на их поиски «Аспида» и «Разведчика». Курбе не находил себе места и в конце концов приказал спустить на воду адмиральский катер. Он отправился в бухту Шей-Пу лично в сопровождении офицеров и матросов.
Адмирал Курбе увидел два потопленных китайских корабля и произнес с тяжелым вздохом:
— Да, да! Победа! Но слишком уж велика цена! Слишком велика!
Адмирал вернулся на борт «Баяра» и, печально опустив голову, постоял у закрытых кают Гурдона и Дюбока. Потом приказал принести личные дела матросов, чтобы составить списки без вести пропавших… И в эти минуты, когда уже все надежды были утрачены, один из сигнальщиков сообщил, что видит «Сону», тянущую на буксире два черных катера.
— Торпедоносцы! Они возвращаются!
Печаль сменилась бурной радостью. Адмирал, хладнокровный и сдержанный адмирал, так и засиял! Никто из его подчиненных никогда еще не видел, чтобы лицо сурового моряка выражало такой неистовый восторг! Более того, никто из его близких и не предполагал, что он способен на такие сильные чувства!
Пока «Сона» приближалась, Курбе позаботился о том, чтобы организовать на борту достойную встречу героев, го есть такую, какую устраивают обычно только монархам.
Когда катера приблизились к трапу, адмирал вместе с высшими офицерами вышел на палубу. Оркестр грянул «Марсельезу». Команда «Байяра» выстроилась на палубе и встретила храбрецов оглушительным троекратным «Ура!».
Не скрывая слез радости, адмирал обнял и расцеловал Гурдона и Дюбока, а затем долго пожимал руки матросам.
— Благодарю вас, друзья мои! Вы — самые отважные люди на свете! Никто не может сравниться с вами! От имени родины приношу вам благодарность!
Вот так два маленьких катера потопили два боевых вражеских корабля и этим нанесли ощутимый урон китайскому флоту. К тому же гибель кораблей деморализовала китайцев, а боевой дух моряков французского флота поднялся на невиданную высоту.
Адмирал Курбе хотел достойно отметить подвиг моряков. Он представил их к наградам, лелея надежду, что указы будут подписаны без промедления. Адмирал знал о том, что два русских офицера, торпедировавших турецкий крейсер, щедро награждены императором Александром[19]. Они получили повышение в чине, по сто тысяч рублей серебром, ордена и потомственное дворянство. Это была поистине царская щедрость. Так и следует поступать монархам!
Какая же награда ждала французских моряков?
Господин Гурдон получил чин капитана первого ранга; господин Дюбок — орден Почетного легиона; господин Равель — чин капитана второго ранга, а пятеро матросов — медали «За боевые заслуги»[20].
Ну конечно, адмирал имел в виду совсем иные награды для героев! Он рассчитывал, что чиновники из министерства военно-морского флота проявят больше понимания и окажутся гораздо щедрее. Он невольно думал о том, что сделал бы на их месте Наполеон…
Еще несколько слов в заключение нашего рассказа.
Господин Дюбок так и вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта. Можно только сожалеть о том, что этот отважный офицер так и не был повышен в чине, несмотря на безупречный послужной список и жизнь, целиком посвященную служению на благо отечества!
Господин Гурдон все еще на флоте в чине капитана первого ранга и надеется в ближайшем будущем носить на обшлагах рукавов контр-адмиральские звезды. Автор этих строк имеет честь быть его другом и совсем недавно посетил в Тулоне замечательный крейсер, которым командует прославленный моряк. Крейсер носит имя того, кто всегда так высоко и так твердо держал французское знамя. Он называется «Адмирал Курбе».
Курбе Амеде Анатоль Проспер (1827 — 1885) — вице-адмирал; во время китайско-французской войны 1884 — 1885 годов командовал эскадрой; тяготы плавания подорвали его здоровье; умер на борту своего флагманского корабля (уже после заключения мирного договора) на рейде порта Мабонг, что на Пескадорских островах (китайское название — Пэнху), расположенных в Тайваньском проливе; этот архипелаг некоторое время даже носил имя Курбе.
Китайско-французская война была вызвана взаимными претензиями на контроль над северной частью Вьетнама. Она началась с нападения французов на южную китайскую эскадру, стоявшую на якоре в порту Мавэй, близ Фучжоу; 23 августа 1884 года французы неожиданной атакой потопили 22 китайских корабля и разрушили китайские береговые укрепления. В дальнейшем боевые действия велись с переменным успехом. Тем не менее по Тяньцзинскому мирному договору от 9 июня 1885 года китайское правительство вынуждено было признать протекторат Франции над всем Вьетнамом, предоставив одновременно французским коммерсантам значительные льготы в южных провинциях Китая.
Формоза — устаревшее европейское название острова Тайвань.
Б аяр (Пьер Террайль, сеньер де Баяр; 1476 — 1524) — французский офицер, отличавшийся отменной храбростью, бесподобным мужеством, воинским умением и рыцарскими доблестями; современниками был прозван «рыцарем без страха и упрека».
Архипелаг Чжоушань расположен у выхода из залива Ханчжоувань (южнее Шанхая).
Шей-Пу — современное название пролива и города, расположенного на его берегу — Шипу; пролив соединяет залив Саньмыньвань с открытыми водами Восточно-Китайского моря; находится южнее упомянутого ранее архипелага Чжоушань; средняя глубина фарватера в проливе — менее 6 м.
Фрегат — трехмачтовый военный корабль с двумя орудийными палубами, отличавшийся хорошей остойчивостью и сравнительно большой скоростью хода; этот тип судов предназначался для крейсерской и разведывательной службы.
Корвет — трехмачтовый военный корабль с одной открытой батареей на верхней палубе; иногда на ближайшей к корме мачте (бизани) прямые паруса заменялись косыми (треугольными).
Боярвиль — курортное местечко на восточном берегу острова Олерон, у западного побережья Франции, чуть южнее Ла-Рошели.
Лорьян — порт в Бретани, на берегу Бискайского залива.
Монсури — местечко к югу от Парижа, включенное в городскую черту в 1860 году; в 1867 году здесь был заложен общественный парк, в котором находилась муниципальная метеорологическая обсерватория .
Т у а н — А н — крепость вблизи вьетнамского города Гуэ; речь идет о событиях франко-аннамской войны 1883 — 1884 годов.
Ц з и л у н — порт на севере острова Тайвань, ближайший к столице острова Тайбею. Курбе захватил город в октябре 1884 года, а в ноябре французы вынуждены были обороняться, отбивая яростные атаки китайцев, пытавшихся вернуть Цзилун.
Ривьер Анри Лоран (1827 — 1883) — французский морской офицер и довольно популярный писатель; в 1881 году был отправлен в Сайгон для борьбы с пиратами; в следующем году захватил Ханой, но вскоре французы были вынуждены вывести гарнизоны из городов Северного Вьетнама (Тонкина; совр. название — Бакбо). Командующий был убит 19 мая 1883 года в сражении с пиратскими отрядами «Черных флагов», представлявшими собой остатки отступившей на юг армии китайских повстанцев — тайпинов.
Уайтхед Роберт (1823 — 1905) — английский изобретатель, с 1860-х годов занимавшийся конструированием и производством (на заводе в городе Риеке, бывшем тогда в составе Австро-Венгрии) самодвижущихся мин, или торпед. Здесь речь может идти о самодвижущейся мине-торпеде образца 1876 (или 1878) года.
Узел — мера скорости морских судов, равная 1 морской миле (1852 м) в час.
Узел — мера скорости морских судов, равная 1 морской миле (1852 м) в час.
Узел — мера скорости морских судов, равная 1 морской миле (1852 м) в час.
Речь идет о событиях русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Идею создания катеров, снабженных шестовыми минами, аналогичными по конструкции описанным в рассказе, высказал лейтенант российского флота Степан Осипович Макаров (1848 — 1904), будущий адмирал. В 1876 году он был назначен командиром парохода «Великий князь Константин», после чего добился переоборудования судна, которое получило возможность транспортировать в район боевых действий два минных катера («Чесма» и «Синоп»). Первую атаку с использованием шестовых и буксируемых мин С. О. Макаров провел 28 июня 1877 года на Сулинском рейде, где был потоплен турецкий монитор «Сейфи» и серьезно поврежден броненосец «Ассари-Шевиет». Впоследствии был проведен еще ряд успешных минных атак, а в ночь на 14 января 1878 года самодвижущимися минами (торпедами) конструкции Р. Уайтхеда «Чесма» и «Синоп» потопили турецкий сторожевой корабль.
Участников боевых действий во Вьетнаме и Китае (1883—1885 гг.) награждали специально учрежденной медалью, получившей название Тонкинской.