Словно стряхнув деловую московскую круговерть, условился встретиться с другом на Савёловском вокзале утром в воскресенье, чтобы поехать наконец в Подмосковье.
Декабрь, валится густой снег, в нём вытоптаны глубокие тропинки на платформах; немного морозит. За перекладинами тупиков еле различимы заметённые поезда. Выбираем вагон, где натоплено, долго отряхиваемся в тамбуре, радуясь здоровой зиме и предстоящему пути. Пар изо рта!
Снегопад сильнее и сильнее, гуще сумрак, хоть и к полудню время.
В Икше предстоит пересесть на маленькую электричку, которая ходит вокруг Москвы по таинственной Большой кольцевой дороге. В пути сперва кроссворд с ленивой отгадкой нескольких слов, затем беседа — такая, будто сто лет не виделись. Вот и Москву покинули — проехали Марк.
Хорошо, когда самый интересный момент маршрута ещё впереди. Предвкушение впечатлений порой сильнее их самих.
Вот Икша, мир её пустынного вокзала. С моста через пути видно — вон он стоит! — маленький поезд с круглой улыбающейся головой.
Улёгшийся на крышах ближних дач снег выглядит, как на рождественской открытке. Народ передвигается хлопотливо и трудно, разбрасывая валенками снежную пыль, будто лопатой. На быстром ходу уносящиеся поезда художественно раздувают за собой перья позёмки.
От изобилия снегов, вида старинных строений и тихой станции, от внезапной тишины Подмосковья с ясно различимыми отдельными звуками — покойно, светло делается на сердце. Сладко дышится чистой влагой снегопада. Смаргивая снежинки и притоптывая, покупаем у вокзала бутылку белого вина и бредём к поезду, который должен не спеша доставить нас в уединённый край, пребывающий в дачной дремоте в полста верстах от Москвы, от её обыденности, от всех забот…
Трогается маленький поезд и устремляется в сплошную белизну — в настоящую зимнюю глушь. Кажется, что это и не Подмосковье вовсе, — час, век вокруг словно другой. Отдаляется призрачная ветвь в сторону от сурового ряда опор Главного Хода…
В распахнутых зимних одеждах представляешься себе большим и значительным. Ледяное сладкое вино, изумительный вкус подмёрзших бутербродов будоражат ретивое в пахнущем вагоном тепле. Вагон только что после ремонта, обшит внутри свежим лакированным деревом, и оттого в нём совсем уютно.
Старушка в шинели идёт по поезду, не боясь тряски, с кем-то из немногих пассажиров весело здоровается, обстоятельно продаёт билеты. Катается она здесь до Кубинки одна-одинёшенька, радуясь, наверное, что пребывает по сей день на серьёзной службе. Не найдёшь теперь, поди-ка, нигде больше во всём Московском узле проводницы в электричке.
От вина ли, от погоды ли, а может, от вида чёрного сукна шинели вдруг проносятся в воображении словно кадры немого кино — не электричка это, а допотопный пригородный шарабан былого подмосковного паровика бежит по рельсам, не позёмка это, а дым стелется при пути, не проводница это, а кондукторша с лицом скульптурной героини из метро! Она выискивает притаившихся «зайцев», свеча трепещется в её коптилке, мечущей по мрачным бокам вагона тревожные жёлтые пятна… и вновь в окне современность…
Рельсы встречного пути не видать — замело. Лес идёт высок, великолепен. Всё в неспокойной ауре снегопада кажется зыбким и невесомым. Небеса совсем слились с землёй.
Поезд движется гулко, подвывает, как живой, когда буксует на разгоне. То вдруг подсвистнет, словно маленькая птица. Без этого подсвиста непредставимо Подмосковье.
Сумрак снегопада угрюм, но не страшен. Люди, дороги, дома близко. Не пропадёшь, если что. Хорошо вот так ехать, полусловом-полувзглядом болтать с другом старым и глядеть в окно. «Много ли всё-таки надо нам в этой жизни?..» — и так далее. Хочется задремать, а может быть — очнуться?.. В такую минуту кажется просторно на земле и в душе. Печка замечательно как жарит снизу через лавку! Глядим в окно с застенчивым любопытством человека, который из надёжного уюта наблюдает за непогодой.
Пусть мимолётный, но до чего желанный час, словно добрый сон.
Задремать, не стесняясь улыбки, и вспомнить невиденное, вообразить невообразимое и забыть обо всём, обо всём, хоть ненадолго войти во вполне осязаемое согласие, в удовольствие безмятежности…
Вечером встретит Москва, — очередная насущность, очередной звонок телефона. Закрутит, навалится; помчатся недели! Однако почему-то уцелеет в памяти кадрами немого кино — маленький поезд, его трогательный уют, стена важных деревьев в наряде тяжёлого снега, валкий ход вагона, старушка в шинели…
1996