Был у нас комдив: генерал-майор Тушканов Павел Степанович. Требовательный начальник, рядом с ним надсмотрщик на галере добрее Матери Терезы выглядит. Это тот случай, когда на одну путевку вся дивизия отдыхает. Он денно и нощно думал, как добавить нам в жизнь перчику, чтобы служба медом не казалась, и чтобы мы его подольше помнили. Сам не знал покоя и нам не давал.
Готовится наш полк к учениям. На послезавтра первый вылет. На подходе глубокий циклон и уже сейчас, даже самому тупому коню в табуне ясно, что в ближайшую неделю полеты маловероятны. Но готовимся серьезно. Штурманский цех вторую неделю кверху воронками стоит. Рисуем, чертим, клеим. Схемы, решения и пояснительные записки на листах одного стандарта – 220Х180 сантиметров. Настоящие простыни и чертить на них – это надо талант, дьявольское терпение и железную спину иметь.
Командир полка боится, что комдиву что-то непонятно будет. И комдива боится. Он ходит среди наших согбенных фигур и уговаривает:
- Вы, штурмана, как следует, чертите. Четко, красиво, понятно. Что бы не только последнему дураку, но что бы и Пал Степанычу все понятно было.
Сказал и рот себе перчаткой закрыл. Боится, как бы генералу не донесли. А мы, штурманская братия пыхтим, стараемся. Мне досталось лист 220Х180 на прямоугольники разбить, 20Х80 миллиметров. Это же больше 3000 клеточек. А их еще заполнить надо. Чуть ноги и поясница не отвалились.
Наконец сделали все как надо. Командир и старший штурман каждую буковку под микроскопом прочли, все таблицы и формулы проверили. Нет ли крамолы где? На другой день замкомдиву доложили. Попросили прийти посмотреть, перед тем как постановку задачи начинать. Уж как замкомдив не изгалялся – ни одной ошибки не нашел. Только посоветовал зоны обнаружения ярче оттенить.
Пришли наши в полк, вызвали прапорщика – художника и приказали ему зоны оттенить. И домой отдыхать пошли. А прапор, недолго думая эти зоны желтым и зеленым цветом поднял. А комдив на уровне мании ненавидел зеленый, а особенно желтый цвет. Даже все одуванчики, каждое утро матрос перед штабом выдергивал. И шутка такая ходила. Подходит генерал к штабу, а на ступеньках на листке бумаги одуванчик лежит и написано: «Я последний одуванчик и ты не тронь меня Тушканчик»
Вот развесили схемы, полк собрали, генерал пришел. Синоптик мрачную картину нарисовал – нельзя летать. Самые наивные ручки потирают: вот отдохнем! Ага, щас! Генерал доклад синоптика с каменным лицом принял. Далее всех как положено заслушивает. Каждому чертей по ходу доклада всыпает. А сам все мрачнее и мрачнее. После доклада последнего – начхима, ни слова худого не говоря, подходит к той схеме, что прапор желтым и зеленым цветом украсил. Берет ее за левый верхний угол и вниз-вправо тянет. Схема, тресь, и на два неровных треугольника разорвалась. А у самого-то морда тупая как у тапира, что задницей лягушек давит. Все смотрят и ничего понять не могут. Тут и генерал понял, что поступок его, мягко говоря, неадекватным выглядит. Стал он тут нам состояние аффекта изображать. Да так реально, что еще три совершенно невиновные схемы в клочья порвал.
- Я вам ученье переношу на неделю. И не потому, что погоды нет, а потому, что полк к учениям не готов! Готовьтесь! – с тем и ушел.
И опять штурманский цех воронками кверху. Командиры, как нашкодившие коты, вокруг ходят и не знают, что исправлять. Тут начальник штаба дивизии к нам зашел.
- Вы, - говорит,- схемы те же самые опять нарисуйте. Но только, Боже вас борони, от зеленого и желтого цвета. Он их ненавидит.
Послушались начальника штаба. Те же зоны розовым и фиолетовым цветом подняли. Опять постановка задачи началась. Те же доклады, та же погода. Уже и наивных нет. Сидим, все дрожим. Генерал схемы рассматривает. Спокойный вроде, может, пронесет. Подходит к той же схеме:
- Вот, теперь все правильно, все хорошо (а схема та же, тютелька в тютельку, только цвета изменили). Вот только тут, вот в этом месте пояснение… Оно все правильно, но совершенно необязательно. Я бы даже сказал, оно совершенно не мешает. Мне ж труда вашего жаль. Это ж кто-то целых полчаса выводил. А зачем же? – тут он опять за левый верхний угол привычной рукой берется и…фрррр. Схема на две неровные половинки разрывается. – Когда переделывать будете, все точно так, тютелька в тютельку нарисуйте. Но вот это пояснение, - он с отеческой любовью на нас посмотрел, - вот это пояснение, не пишите. Лишняя работа.
С тем и ушел. А мы привычно позу в виде буквы «зю» приняли.