Владимир Соловьёв

ФЕДИНА  ЖИЗНЬ

                   (Приключенческая трагикомедия)

 

                           КОМАНДИРОВКА  В  МАГАЗИН

 

То ли от рыночных реформ, то ли от низкого качества продукта первой необходимости при высокой его цене у Феди стали барахлить нервишки. Прежде он не замечал посторонних звуков, а тут вдруг стали раздражать воробьи, — зачем они беспрерывно целый день чирикают? А в родной квартире он вдруг обнаружил целую выставку шумов. Ревели за окном автомашины. Визжали, грохотали, лязгали трамваи. Гудели трубы отопления. Рычала, точно зверь, одна из стен — это у соседей по-русски, во весь напор лилась вода из крана. Бубнили включённые по-русски магнитофоны и телевизоры. Ото всех стен и потолка смеялись, плакали и матерились одновременно. Федя пытался отгадать, какой звук — по радио, какой — по телевизору, какой — на самом деле. Отгадывать стук молотков по стенам было неинтересно. Интересно вот собаку было отгадать. Она без утомления лаяла где-то рядом, но, сколько ни лазил Федя под кровать и в гардероб, обнаружить её нигде не удавалось. Ночью под гудение отопительной системы кто-то пилил пол ножовкой. От уханий молота, работавшего на соседствующем заводе, Федю высоко подбрасывало на кровати. Под утро однообразное подбрасывание начинало усыплять, но тут за окном взвизгивал и грохотал первый утренний трамвай.

Раз жена сказала Феде: «Чем звуки изучать, сходил бы лучше в магазин». Она написала длинный список продуктов далеко не первой необходимости и вручила ему две огромных сумки. Перед их бетонным домом была бетонная ограда, за которой строился другой бетонный дом. В город было только два выхода: слева — по досочке через вырытый строителями ров, справа — через проложенную над землёй трубу теплотрассы. Со второй попытки Федя вскарабкался на бетонную опору теплотрассы, залез на трубу, вцепился носком ботинка в другой конец опоры и благополучно сполз по другую сторону трубы на землю. Но тут дорогу ему перешёл чёрный кот. Федя без раздумий полез через трубу обратно. В запасе был ещё путь через ров. Досочка через него была сантиметров десять шириной, далеко внизу под ней темнела глинистая жижа. Говорили, что в этой жиже бесследно исчезают трубы. Опустят строители трубу, а пока за следующей сходят, первой уже нету. Федя, однако, благополучно миновал этот филиал Бермудского треугольника. Нагрузив в магазине покупками обе сумки, он двинулся домой. Ноги на осклизшей перед рвом глине разъезжались, и разумнее было бы прорваться к дому через теплотрассу, но тогда пришлось бы огибать целый квартал, а Федя был русским человеком. Разведя руки с сумками в разные стороны, как противовесы, он ступил на доску. Он не понял, как всё произошло. Он только ощутил вдруг себя сидящим верхом на доске с военной выправкой, — застарелый радикулит счёл момент наилучшим, чтобы намертво заклинить спину. Нельзя было не только шевельнуться, но и бросить сумки, потому что в одной из них осталось пятьдесят рублей, а в другой была бутылка водки, приобретённая сверх списка. Федя сидел верхом на доске смирно, хотя его ужасно раздражало мяукание кошки, сидевшей под дождём у самого перехода через ров.

Когда его сняли наконец с доски, руку у него, в которой была сумка с бутылкой водки, не удалось разжать даже шофёрской монтировкой, — пришлось вызывать «скорую».

 

                      ПУТЕШЕСТВИЕ  НА  РАБОТУ      

 

— Есть для тебя интересная работа, — сказал Вася Феде.

— А для тебя она почему неинтересная? — поинтересовался Федя.

— Начальник там потому что дуб, — ответил Вася. — Велит приходить не позже восьми ноль-ноль, и абсолютно трезвому. Это не для меня. Может, ты попробуешь?

— Попробую, — сказал Федя. — А то жена каждую минуту долбит: кто хочет, мол, тот работает. Попробуй про природные наклонности ей объясни!

Заключил Федя договор с начальником-дубом и начал готовиться психологически к первому выходу на работу. В том, что ему удастся выйти трезвому, у него сомнений не было, — денег всё равно в долг негде взять. Сложнее было не опоздать к восьми ноль-ноль. У Феди была одна странность: как бы рано ни поднялся он утром на какое-нибудь мероприятие, всё равно выходил из дома с опозданием. Поэтому он велел жене вытолкать его утром с запасом на полчаса. Жена поняла буквально и вытолкала утром его за дверь в полвосьмого в одних трусах, а штаны, рубашку и диетическое Федино питание — ломоть хлеба с луковкой, — следом выкинула.

Федя оделся на лестничной площадке и пошёл к автобусу. С первого взгляда было видно, что стоявшая на посадку очередь не войдёт и в три автобуса, а вдобавок автобусная дверь раскрылась лишь наполовину, — вторую половину заклинило, и в узеньком проёме застряла стокилограммовая женщина. Какой-то любознательный мужчина допытывался у неё: «Куда прёшь, корова?» Неведомая сила крутанула и вдавила Федю в дверной проём. Сумка с диетическим завтраком застряла где-то сзади. Он тянул её к себе, пока не оторвались лямки, тогда он успокоился. Ноги не доставали ступнями до пола, зато голова стабильно упиралась в чью-то попу. Одним, не закрытым этой попой, глазом он увидел, что рассчитанная на три автобуса очередь вошла в один, — не сумели втиснуться два человека только. «Проходите в середину, — кричал в динамике водитель. — Пока дверь не закроется, автобус не пойдёт».

Автобус и правда не шёл. Какие-то там непонятливые не могли сообразить, что надо проходить в середину. А какая-то женщина в двери кричала истерично: «Миша, что же ты не подашь даме руку?!» К Феде между тем приближалась женщина-кондуктор. Она профессионально, как нож сквозь масло, проходила сквозь толпу в то время, как сам он убежать от неё не мог, — толпа его зацементировала. «У вас что за проезд?» — спросила кондукторша. Он ответил, что за проезд у него в кармане, но он не знает, где у него рука.

Автобус вдруг резво дёрнулся и поехал. Зацементировавшая Федю масса от толчка сделала непредсказуемое движение, и Федя, падая, вцепился рукой во что-то мягкое, — это была грудь соседки. Попытка отвести зацементированную руку от молодой груди приводила лишь к ласкательным движениям. Соседка интимно шепнула: «Вам не стыдно?» Федя изо всех сил дёрнулся и оказался нос к носу с излучавшим самогонный дух мужчиной. Тот спросил: «Чем вот Рождество от Пасхи отличается, скажи. Нет, ты скажи, чего рыло-то воротишь. Брезговаешь, гнида трезвая?..»

Вдруг раздался истошный вопль: «Шеф, останови, тут бомба под сиденьем тикает». Не успел Федя и глазом мигнуть, как зацементировавшая его масса выдрала дверь и выбросила его на жёсткий, давно не ремонтированный асфальт. Он процарапал этот асфальт всем фасадом своего лица, хотя был абсолютно трезвый. Когда куча тел над ним рассосалась, он увидел рядом женщину, — она тоже стояла на четвереньках и истерично повторяла: «Миша, что же ты не подашь даме руку?» Федя поправил на ней задравшуюся до пупка юбку и спросил: «Не скажете, который час?» — «Девятый», — ответила она обиженно. Федя поднялся на задние лапы, отряхнул передние и пошёл в свою бетонную девятиэтажную пещеру.

 

                                    ИНТЕРВЬЮ

 

Однажды Федя обратился к жене с вопросом:

— Не знаешь, как зовут мужика, который с тобой спит, когда я в командировке?

— Не знаю, я не любопытная, — ответила жена. — А зачем тебе?

— Я хочу ему по роже дать.

— Какая тебе разница, кому по роже дать: Пете или Мите?

— У тебя ещё и Митя есть?

— Митя у меня резерв, а то Петя занят всё, он бизнесмен.

— А как, жена, насчёт моего друга Васи?

— Вася само собой. И ещё этот, как его… Забыла. Как вспомню, так скажу. Тогда и по роже всем сразу дашь. Только, по-моему, бить по роже за такие вещи некультурно, Феденька. Культурные люди давно дружат семьями, почитай газеты про певиц.

— Нет, одному я дам по роже обязательно, — сказал Федя.

— Неужели ты так меня ревнуешь, родной? — Жена кокетливо потупилась.

— Нет, я в автобусе с ним ехал.

— Куда?

— Не знаю, я пьяный был. А он был ещё пьяней меня, — за одно это надо было ему по роже дать.    

— Отчего же не дал?  

— А я стоял на четвереньках, а он лежал, а лежачего не бьют. Я попросил его встать на четвереньки, а он сказал, что моя жена — ты, то есть, — ничего не понимает в сексе.

— И ты не дал ему по роже?!

— Нет. Я сказал, что моя жена вообще ничего не понимает.

— По-моему, ты неправ, родной, — возразила жена и добавила три нехороших слова.

Федя задумался. Потом капризно повторил:

— Всё равно я ему по роже дам.

— Я чего-то запуталась, — сказала жена. — Кому именно и за что ты хочешь дать по роже?

— А мы, когда из автобуса выползали, у нас спор вышел. Он говорит, венерические недомогания от секса. А я говорю — от нынешней еды. Ну вот скажи, кто прав: я или он?

— Ты, родной.

— Я ему тоже так сказал. А он меня за это «Федей» обозвал. Я ему тогда говорю: «Я тебе сейчас по роже дам». А он говорит: «Подожди до  

вторника». Я спросил: «Зачем?» А он говорит: «Ко вторнику у твоей жены венерическое недомогание, по моим расчётам, будет. Вот если не будет, тогда по роже дашь». А сегодня какой день, жена?

Жена вместо ответа упала в обморок. «Ну вот, нельзя уж и спросить!» — пробурчал недовольно Федя. — Всё равно я ему по роже дам!»

 

                        ФЕДЯ  С  ВАСЕЙ  В  ВОХРе

 

Работа в ВОХРе Феде нравилась: в караулке спишь, на постовой вышке спишь, — не работа, а курорт прямо. Однажды он проснулся на постовой вышке оттого, что собаки перестали лаять, — они всегда переставали лаять, когда чуяли чужих, они только на своих не боялись лаять. Глянул он в окошко, а там начальник караула Вася с толпой незнакомых лиц. Вышел Федя на смотровую площадку с карабином, крикнул, как положено:

— Стой, кто идёт?

— Начальник караула, — ответил Вася, — а со мной комиссия из Москвы. 

Залезли члены комиссии на вышку к Феде и стали задавать дурацкие вопросы по работе, на которые он не только ответа не знал, но и вообще отвечать стеснялся. Тогда один из членов комиссии сказал: «Вам вводная: Группа лиц, вооружённых автоматами, совершает явное нападение на вас и на охраняемый вами объект. Ваши действия?» Федя ошарашенно задумался. Вася шёпотом подсказал: «В окоп надо прыгать, оборону занимать». Федя так и сделал. Выскочил на смотровую площадку и в окоп прыгнул. Прыгнул налегке, карабин взять с собой забыл. Зато не забыл дверь на вышке снаружи на крючок закрыть, — так по уставу полагается, когда уходишь с вышки. Окоп был устроен таким образом, что, попав в него, уже не выберешься, не говоря уже о том, чтобы оборону занимать. Кто же знал, что комиссия будет проверять! Сидит Федя в окопчике, смотрит в прямоугольник неба сверху, нецензурные выражения запертых им членов комиссии слушает.

Вася позвонил в караулку своему помощнику, чтоб выручил, но помощник от волнения уронил последний экземпляр ключа от ворот к вышкам в щель в полу. Вася посоветовал позвонить начальнику объекта. Помощник так и сделал. Начальник объекта приказал разбудить спавшую глубоким сном пожарную команду. Пожарники, проснувшись, мигом проникли к постовым вышкам через заранее проделанные для таких ситуаций дыры в проволочном ограждении. Члены комиссии, а заодно и Федя, были спасены. По такому случаю начальник объекта пригласил членов комиссии на ужин. После пятой рюмки им были поднесены экземпляры «Акта о проверке». Члены комиссии выставили в «Акте» отличную оценку за работу ВОХР.

 

                                    ВАСЯ-БОМЖ    

 

В самом начале рыночных реформ незастрахованный дом, в котором проживал, разведясь с первой женой, Вася, по неизвестной причине вдруг сгорел. Из огня Васю вытащила верная овчарка Джуди. Он пошёл с ней босиком и без штанов в гостиницу. Там сказали, что без документов не поселят. Он попросил одолжить штанишки, — ответили: «Бог подаст». Поскольку Катя, всегда дававшая ночлег, была в отъезде, он пошёл с просьбой о ночлеге к Феде. Федина жена сказала, что жильё в аренду не сдаёт. В вытрезвителе за койко-место запросили сто рублей наличными или документы. У Васи стало складываться впечатление, что человеку без наличных и без документов в цивилизованном мире, вступившем в рыночные отношения, негде переночевать.

Он пошёл в местный Белый дом. Сидевшая там рыночная номенклатура удивилась: «Мы-то здесь при чём?» Вася намекнул, что рассчитывает на благотворительную акцию. Ему ответили: «Акции — в банке. Хочешь есть — умей вертеться».

Вертеться Вася не умел. Воровать — и то не научился к рынку. В службе занятости населения в ответ на его просьбу о благотворительной акции потребовали трудовую книжку, которая у него сгорела. Он отправился в отдел по социальной защищённости. Здесь в его положение вошли и пообещали месяцев через десять, когда в бюджет, может быть, поступят деньги, выдать пять рублей, чтобы обеспечить ему на пути в рынок равные стартовые условия с другими россиянами, но потребовали справку из милиции, что он не занимается разжиганием межнациональной розни. В милиции спросили адрес. Вася сообщил, что погорел. «Бомж, значит, — обрадовался следователь. — Видите ли, мы теперь бомжами не занимаемся, потому что «Бомж» тоже звучит гордо». «А кто мне справку тогда выдаст?» — «Видите ли, справки мы выдаём только гражданам, а вы не проживаете ни на одной из территорий суверенных республик, поэтому вы не гражданин».

В знак протеста Вася объявил перед Белым домом голодовку. «Требую к себе человеческого измерения», — написал он на фанерке. Верная овчарка Джуди села рядом. Вышедшая из булочной старушка половинку бублика подарила ей. Вася думал, Джуди оставит ему втихаря четвертинку; но она сглотнула разом всё. Мимо как раз проходил член общества любителей животных. На следующий день в газете был указан номер счёта в банке, на который следует направлять взносы в фонд помощи собаке, находящейся на иждивении у бомжа. Счёт у Джуди в банке стал стремительно расти. Коммерческое «Буратино», делая себе рекламу, внесло полмиллиона. Коммерческий «Золотой ключик» переплюнул, выложив миллион. У Васи стало складываться впечатление, что человеческое измерение ему теперь не нужно. Как единственному правоспособному родственнику известной в городе собаки ему любезно предоставили кредит под её миллионный счёт. Половину он потратил на изготовление трудовых книжек, паспортов, свидетельств о рождении. Он разослал их на хранение в банки разных суверенных государств. «Бережёного Бог бережёт, — сказал он репортёру. — А то вдруг пожар!» 

 

                     РАЗ  В  КОМАНДИРОВКЕ  ВЕЧЕРОМ

 

Федя и Вася сидели в командировке. Скучно было сидеть, потому что командировочные кончились. Собралась раз вечером у Феди в гостиничном номере бригада. Сидят, молчат, потому что «на сухую» говорить неинтересно. Вася посреди всеобщего молчания сказал:

— Приеду домой, у тёщи огород полоть буду. А самогонка у неё слабей, чем пиво. Даст пару рюмок, час поработаешь — и опять трезвый. После работы ещё пару рюмок даст. Наутро руки только от лопаты болят, а голова не болит. Неинтересно.

На это Васино сообщение никто из компании не нашёл, что сказать.

Потом слово взял слесарь Хлюпин:

— Ещё вот интересно, сексуальный вопрос, — произнёс он в глубокой меланхолии. — Раньше и в помине такого вопроса не было, а теперь все об «этом»…

— А у меня жена про секс и не вспоминает, — вклинился в разговор обычно молчаливый токарь Коркин. — Теперь, говорит, надо экономить на всём и на сексе тоже. Как будто я и сам экономить не умею. Только от экономии устаёшь. Возьмёшь из экономии пива вместо ста пятидесяти водки и от душевной борьбы так устанешь, прямо сил нет.

Через полчаса выступил Федя:

— А мне один художник говорил: самые лучшие краски, какие он видел, бывают, когда выпьешь.

Тут нашло вдохновение и на Васю:

— Федь, а ведь мы с тобою если чего захотим, то выпьем обязательно, — сказал он. — Давайте скинемся, ребята, и снарядим гонца в аптеку, раз на магазин денег нет. В аптеке теперь лекарств всяких на спирту навалом.

Скинулись. Один заказал себе заманиховую настойку на спирту, другой — облепиховую, третий — пустырниковую… Тут в комнату вошёл начальник экспедиции. Узнав суть дела, заказал себе бутылочку «Мартини». Кинули жребий, кому идти. Выпало Феде. Взял он список заказанных напитков и пошёл в аптеку. Кассирша в аптечной кассе была очень симпатичная. Федя поднёс к глазам список и смиренно произнёс:

— Мне двадцать пузырьков заманиховой.

— И всё? — удивилась кассирша. 

— Нет, ещё двадцать облепиховой. Потом ещё двадцать  пустырниковой. И пятнадцать боярышниковой. И бутылочку «Мартини».

Кассирша лениво подняла глаза от аппарата и лениво крикнула:

— Марин, у нас «Мартини» есть?

— Нету, — так же лениво отозвались из рецептурного отдела. — Есть портвейн «Три семёрки». «Мартини» спрашивают в первый раз. Надо партию завезти на всякий случай.

Такое обходительное обслуживание Федю тронуло. «Из всех рыночных реформ вот эту только парламенту надо ратифицировать», — подумал он с чувством законной гордости за Россию.

 

                             НА  ДРУГОЙ  ПЛАНЕТЕ

 

Вася в день своего пятидесятилетия бросил пить.

— Ты это на один день только, в честь юбилея? — спросил Федя.

— Насовсем, — ответил Вася.

— Как это? А опохмеляться после юбилея, что ль, не будешь?

— Не буду.

— Вася, но ведь это невозможно?

— Потому и бросаю, что невозможно. Мне один знакомый бизнесмен сказал, главное назначение человека — совершить невозможное. Он купил у «Росавиакосмоса» космический корабль и хочет совершить на нём невозможное. Хочешь к нам в компанию?

— В космос я бы полетел, — сказал Федя. — Может, там планета есть, где вино по рубь семнадцать, как у нас в России было.

Через неделю Федя, Вася и бизнесмен стартовали в космос и через триста тысяч земных лет приземлились на планету, с виду похожую на Землю. Бизнесмену планета понравилась.

— Почём эта ваша планетёнка? — спросил он у аборигенов.

— У нас всё бесплатно, — отвечали те.

— Как это бесплатно? А курс доллара у вас какой?

— Долларов у нас нету.

— А как же вы вкладываете инвестиции в экономику?

— Экономики у нас тоже нету.

— Банки-то у вас хоть есть?! — возмутился бизнесмен. — Куда я денежки-то свои вложу?

— Вложите детям, — в фантики пусть играют.

— Карман держите шире! — опять возмутился бизнесмен. — Я вас научу денежки ценить! Я вам покажу, почём стоит «ноу хау»!

— «Ноу хау» нам не нужно.

— Почему? — изумился бизнесмен.

— У нас и так всё есть, без «ноу хау».

— Для чего тогда я прилетел? Я должен сделать невозможное, понятно?

— Невозможного у нас нету. Достаточно только пожелать, чего хотите, — всё исполнится.

И инопланетяне показали, как по одному только желанию из земли вырастают в готовом виде дома, одежда, женщины, жёны, тёщи, любовницы, шикарные машины, еда всех видов от осетровой икры и балыков до сверхвообразимого. Бизнесмену при виде такого издевательства над властью денег стало плохо. Он вызвал по мобильному телефону «скорую». На все вопросы врача он твердил, что должен совершить невозможное. Его отправили в психушку.

Федя тут кивнул на осетрину и поинтересовался:

— А чего вы перед такой закуской выпиваете?

— Мы обычно после, — ответили инопланетяне и показали на молочные реки в шоколадных берегах.

— Мне бы чего попроще, по рубь семнадцать, — заметил Федя.

И тут же перед ним потекла река из натурального вина, а берега — из сыра. Федя разделся, нырнул в реку и не выныривал до тех пор, пока река, к изумлению инопланетян, не обмелела.

— Соскучился, — смущённо пояснил Федя, выползая на сырный берег на четвереньках.

Вася укоризненно сказал:

— Федя, ты неправ. На Земле тебя бы уволили по 33-й статье за такое состояние.

Федя с трудом сфокусировал на нём плавающий с шестью степенями свободы взгляд и невнятно произнёс:

— Я з-з-знаю.

Вася при виде такого скотства почувствовал себя святым великомучеником. Как всякий святой, он стал агитировать инопланетян совершить по его примеру невозможное. Но те ответили, что употребляют вино не для скотства, а для профилактики против глистов и чтобы «крыша не поехала». Васе стало скучно. Он поставил терем в русском стиле на шоколадном берегу и стал брезгливо пить молоко и закусывать шоколадом. Закусывает, а сам глядит, обливаясь горючими слезами, как Федя купается в натуральном молодом вине. Глядел, глядел и вдруг почувствовал, что делается не Васей, а каким-то полудурком. Пошёл он тогда на сырный берег, искупался в вине и прежним Васей стал. 

Скоро, однако, друзья заметили, что, когда вино под боком, — неинтересно. Захотелось домой, в Россию, — там даже ненатуральное вино милей. Выпили они на двоих три реки. Вася дополз до кресла первого пилота, Федя забрался на четвереньках в кресло штурмана. Включили движок и через нуль-пространство вышли в пятое, потом — в шестое измерение. Там Бог за совершение невозможного простил им все грехи и вернул на Землю точно в тот же день и час, в какой они её покинули.

 

                                      ЭКЗАМЕНЫ

 

Феде приснился страшный сон. Будто сдаёт он экзамен своей школьной учительнице истории и ответа ни на один вопрос не знает. И это при том, что совесть у него как будто прежняя, то есть, какая была в дорыночную эпоху. И так ему было совестно с той прежней совестью перед учительницей, что чуть не помер во мне от стыда. А на следующую ночь опять тот же экзамен снится. Проснулся он и в страхе принялся за изучение исторических наук. Через месяц усердных занятий он блестяще сдал во сне экзамен по истории. И тут же начал сниться экзамен по математике. Федя взялся за изучение математики. Когда он сдал во сне экзамен по математике, начала сниться география.

Через год беспрерывных сновидений про экзамены Федя изучил всю школьную программу. В заключительном сновидении он получил на выпускных экзаменах медаль с отличием и по пробуждении задумался о поступлении в университет. Когда он сообщил о своём намерении жене, та послала его в больницу на обследование. В больнице сказали, что за обследование теперь надо платить деньги. Но деньги и энциклопедическое образование были явлениями взаимоисключающими, — Федя в этом убедился, когда попробовал устроиться на работу, где платили взаправду, а не символически. Его спросили:

— Что умеешь делать?

— Могу экзамены сдать в университет, — ответил он.

— Ну и сдавай, дебил, раз работать не умеешь, — посоветовали ему.

— И сдам, хари толстомордые, — возмутился Федя и тайком от жены поехал поступать в университет. Первым был экзамен по математике. На все вопросы в билете Федя отвечал блистательно. Толстомордый экзаменатор кисло глянул на него через очки и задал дополнительный вопрос: «Сколько?» Федя в ужасе подумал: «Срезали!» — на такой подковыристый вопрос ответа он не знал.

— Нельзя ли наводящий какой вопросик? — попросил он робко. — А то неясно, чего «сколько».

— Ну… сколько баллов вы хотите за свой ответ.

— Сколько поставите, — смутился Федя.

— Ты дебил или больной? — вспылил экзаменатор. — Я спрашиваю: «Сколько сам ты хочешь?»

Федя, набравшись храбрости, сказал:

— По-моему, я заслуживаю пять баллов.

— А я за твои пять баллов заслуживаю пять баксов, понял?

— А баксы, это чего? — спросил, совсем смутившись, Федя.

— Поди с глаз долой, тупица! — закричал экзаменатор. — И он ещё в университет хочет поступить!

— Это мне опять, наверно, снится, — решил Федя. — К следующему сну надо будет про «баксы» в энциклопедии прочесть.