Они сидели вдвоем. Это была та, одна из редких и долгожданных встреч, которой они не могли насытиться. Встреча, ради которой они бросали все, и не было в тот момент счастливее и между тем несчастнее людей, чем эти двое в Париже.
- А потом будет Париж. Он будет весной, когда пахнет сакурой и немного корицей. Он будет летом, когда легкий прохладный ветерок разлетается по городу, разнося ароматы духов и сладкой выпечки. Он будет осенью, когда парижские парки и сады засыпаны разноцветными, пестрыми листьями, которые так сладостно ласкают слух своим шелестом под ногами прохожих. И он будет зимой, когда запах горячего, пряного глинтвейна, что продают, прям на улицах в разноцветных пластиковых стаканчиках, слышится по всему городу, когда хочется остановиться и купить горячих крэпс с начинкой из шоколадно-ореховой пасты, и съест их на лавочке в самом центре Парижа.
- Как ты думаешь, Он подождет нас?
- Конечно, ведь это наш Париж. Он только наш и мы можем вернуться туда, когда захотим, через пять, десять и даже двадцать лет, и он останется нашим.
Ее голова лежала у него на коленях, и он гладил рукой, по ее длинным, русым волосам. Легкий аромат духов пленительно щекотал ноздри, а губы жаждали поцелуя. Сколько еще у них будет таких ночей, он не знал. Каждый раз их встреча могла оказаться последней.
- Мне пора, - она резко встала, нащупала под кушеткой ногой балетки, взяла, лежащий рядом бежевый пиджак и направилась в прихожую. Он никогда не провожал ее и не закрывал за ней дверь.
- А потом будет Париж! – сказал он ей в след.
- Потом будет Париж, - прошептала она в ответ.
Так они всегда прощались. Никогда “пока” или “до встречи”. Всегда только про Париж. Они познакомились там, в городе любви на станции метро “’Эколь Милитер”, познакомились, чтобы каждый из них узнал о любви. Он, не одинокий тридцатилетний нейрохирург и она, замужняя, но от того еще более одинокая журналистка. Их столько связывало и столько разделяло. Страсть, о существовании которой до встречи с ним она лишь могла догадываться или смотреть в дешевых американских фильмах, понимание, которое ей и не снилось и любовь, о которой она читала в книгах. Это все было между ними и не было в ее браке. А он и не знал, что можно так любить, боготворить, уважать, хотеть и восхищаться женщиной. Он любил в ней все, каждую клеточку, каждый изгиб, каждый недостаток. Он готов был на все, чтобы она осталась. Лишь бы больше не уходила, не возвращалась туда, в свою привычную, обыденную жизнь. Жизнь, где нет его, но куда ему так страстно желалось попасть. Нет, они были вместе всегда: в ежедневных звонках, в миллионных смс, в сети и раз в две неделю на целых пять часов в кровати. Но этого было мало. У нее была своя жизнь, которая замирала в те минуты, часы и секунды, когда они были вместе, но куда она постоянно возвращалась. Ее семья. Ее муж и дочь.
Она вошла в вагон метро и заняла свободное место недалеко от выхода. Через полчаса она будет дома. И еще две недели она не увидит его! Дома все спокойно, дочь на выходных у бабушки, муж через полтора часа вернется с работы. У нее хороший муж и от этого становилось еще тяжелее. А там Он, в своей жизни, в своей семье и со своей любовью.
Они писали друг другу. Писали много и обо всем. Иногда просто говорили, через письма, пускавшиеся в плавание по всей всемирной паутине - интернету, до конечной пристани - адресата. Им было от этого легче. Через письма доносить всю любовь, всю боль от разлуки друг с другом, всю страсть жажды прикоснуться, обнять, поцеловать. Они знали - этого мало, но в тоже время – это то, что они могли дать друг другу, будучи вдалеке. Писать письма.
Марк.
Любви нет. Я это прочитал сегодня утром, вечером я убедился в этом на собственном опыте. Банальность, абсурд, страдания, слезы. Что - то не вяжется, не клеится, не идет. Проще всего бывает отказаться. Бросить все и не думать о вечности. Я последний раз взглянул на фотографию Кати. От ее зеленоглазого взгляда, от этой детской улыбки, с чуть приподнятыми кончиками пухлых губок, стало еще отвратительней. Я теряю ее, а она даже не догадывается об этом. Сейчас Катя спит и не чувствует. Не слышит. Не видит, не замечает. Как тихо, медленно. Чуть слышно уходит от нее моя любовь. Наша любовь. Знаешь, Анна, я не могу вспомнить, когда в последний раз я брал ее за руку. Боже, я не могу даже вспомнить, когда это было. Когда, я смотрел ей в глаза и просто улыбался от того, что она была рядом. Здесь, со мной, моя. Когда это было? Сколько мы вместе? Год, два, пять, вечность? Вот он конец нашей вечности, я его узнал, здравствуй! Что же происходит, когда ”вечность заканчивается”. Какой теперь будет жизнь после того, как мой мозг удосужился отметить конец любви. Да и будет ли это называться жизнью. Скорее всего “выживанием”, “прожиганием” или чем-то там еще.
Самое паршивое из всего этого, то, что память убить нельзя. Можно конечно, но не стандартными и не безболезненными путями. Я говорю о той памяти, которая включает в себя все те счастливые дни, недели, месяцы и даже года, что были пережиты в недавнем прошлом с любимым человеком. Сколько всего нужно пережить, да бы внести нужную плату памяти, сердцу, душе, чтобы они отпустили, искоренили все то, что так беспощадно остается в памяти. Такой своеобразный бартер, обмен, если хочешь. Честен ли он, равноправен ли по своей значимости? Ответит время. Можно ли любить двух женщин? Можно. Возможно, ли при таком раскладе чувствовать себя счастливым? Можно, но как показывает практика жизни, относительно недолго.
Рано или поздно замучает совесть. Даже у таких редкостных козлов, как я. Еще как замучает! Кара настигнет любого, кто нарушит супружеский обед. Наказание выльется в виде бессонницы или, наоборот, в образе ночных кошмаров. В форме полного отсутствия аппетита или же приступах обжорства, в вечном страхе разоблачения и мании преследования, и что самое страшное и неминуемое в виде исполнения супружеских обязанностей. О, ты меня понимаешь, как никто. Это самое страшное испытание из перечисленных выше. Когда находишься в состоянии эйфории, страстной влюбленности нет ничего хуже, даже для самых типичных самцов, как заниматься сексом с женой, в данном контексте с нелюбимой женщиной. В памяти, как молнии пролетают очертания любимого, желанного тела, твой запах, Анна, трепет тела, такт твоего дыхания. Стоит не вовремя открыть глаза, как… ну вообщем происходит малоприятная вещь. Меня всегда мучил вопрос: а как у женщин? Что в подобных ситуациях чувствуют они? Как им дается подобный секс? Принудительное, так сказать, выполнение супружеских обязанностей.
Анна.
Марк, я уже давно не люблю своего мужа. Я ему просто благодарна. За что? Например, за стабильную, обеспеченную жизнь, за ежегодные каникулы за границей, за милые подарки по поводу и без, за трепетное, нежное отношение ко мне, несмотря на количество прожитых лет и, конечно же, за дочь. Я уже давно перестала мучить себя угрызениями совести. Я научилась с ними жить, страдая, рыдая, но все-таки жить. Как-то просыпаться по утрам с ним в одной постели, вставать, готовить ему завтрак, целовать в губы, провожая на работу и также, машинально, привычно заниматься с ним по вечерам сексом. Мое тело уже давно перестало содрогаться от его прикосновений, сначала, после того, как я впервые изменила мужу, с тобой, мой дорогой Марк. Тогда мне казалось, что меня стошнит от одной мысли, чтобы лечь в супружескую постель. Сначала и вправду было невыносимо противно, а потом я привыкла. Иногда, мне становилось мерзко от самой себя. Как я могла, вот так предать все, что у нас с ним было, все шесть лет счастливого, как казалось тогда союза. Но, жизнь дает нам свой расклад, как бы мы не старались смухлевать. Я уже точно не помнит, как так получилось, что я полюбила тебя. Что тогда изменилось в моей жизни, что поменялось в чувствах к мужу. А может это просто рок, судьба? Может наша встреча была предначертана свыше.
Закончив писать, Анна посмотрела на свою левую руку. На безымянном пальце поблескивало тоненькое обручальное кольцо. Она и сейчас весьма ясно, глубоко, будто это было вчера, помнит тот день, когда они ходили его выбирать. Сколько волнения, надежд, несбывшихся ожиданий. А в тот день, ей казалось, что это навсегда, что она ни за что не повторит судьбу брака своих родителей, ни за что не причинит разводом боль своему ребенку. Она пытается держать данное самой себе обещания, но понимая, что с каждым днем сдерживать его становится все трудней.
Марк.
Дорогая, Анна! Итак, что мы имеем? Я тридцатилетний мужчина, вот уже четыре года состою в официальном браке с милой, хорошей Катей. Она успешная, красивая тридцатилетняя женщина, мечта многих мужчин. Сколько мы вместе? Около десяти лет. Познакомились ещё будучи студентами Сорбоны и, собственно, с тех самых пор и не расставались. Наш брак я называл “доказательством земного рая”, так я считал. Мы были счастливы. Мы любили, хотели, понимали, развивали, учили друг друга. Каждый день, просыпаясь рядом с ней, я действительно чувствовал себя по-идиотски счастливым. Куда же все это исчезло? Сколько раз я задавался этим вопросом, но так и не нашел ответа. Когда я понял, что больше ее не люблю? Я помню этот момент. Хочешь - верь, хочешь - нет, но я четко ощутил тот момент, когда “любовь ушла”. В тот вечер Джек и Виолетта, наши давние друзья, пригласили нас на ужин. Джек включил музыку и начал, показывать мне свои новые дизайн проекты на компьютере, а Катя и Виолетта сидели рядом на диване. Банально, но в тот момент заиграла песня “Everybody hurts”, группы REM я посмотрел на жену и все! “Всё”- означало, что любовь прошла. Я чётко, до безумия педантично, помню тот момент. Тогда я понял, что любовь есть, если она может пропасть, значит, она существует. Она уходит, оставляя за собой следы. Всегда. По шраму на каждый счастливо прожитый день вместе. Эти шрамы долго кровоточат сначала и потом. Если отношения были продолжительными, настоящими, ценными. Иногда, мы сами переедим былые раны, иногда это происходит не по нашей вине, но почти всегда в таких случаях мы чувствуем одно – сожаление, а в некоторых случаях даже боль утраты. Мы слышим знакомые песни и вспоминаем, то, что не должны вспоминать, мы проходим мимо тех мест, где когда-то проводили бессчетное количество счастливых моментов с теми, кого любили. Вот именно в такие минуты наши шрамы кровоточат. Все чаще я привожу себя к мысли, что лучше было бы, если человек мог любить только раз. Один раз в жизни. Получилось – хорошо, не получилось – не парься и просто живи. Ешь, пей, развлекайся, занимайся сексом и не напрягайся насчет этой любви. Не суждено, но и черт с ней. Вот так было бы гораздо проще, практичней и вообще – просто замечательно. Так ведь нет! Мы любим, бросаем (или нас бросают), разочаровываемся (или разочаровываем), расстаемся и в любом случае страдаем. Впадаем в депрессию, ударяемся в беспорядочные связи или просто замыкаемся в себе, становясь похожими на отшельников с немытой головой и не глажеными рубашками. И, наконец, пройдя через все адские круги расставания, выбираемся из этого омута с непоколебимым убеждением, что “меня это дерьмо больше не коснется”. Ну и для чего все это? Чтобы затем так же, опять-таки погрязнуть в новом “болоте” под названием очередная любовь! Нет уж, сказал я себе и снова влюбился. В тебя! Проще сказать вляпался, но на этот раз с еще большим количеством проблем, лжи, предательства, вообщем с полным списком гадостей, что следует за супружеской изменой. Милый мой, Марк, гореть тебе синим пламенем в аду, подпрыгивая на раскаленной сковороде дьявола. Как тебе такая перспектива?
Анна.
Сегодня особенно холодно, мой дорогой Марк. На улице, дома, в голове, в сердце. От чего этот холод внутри, где-то рядом, а может и в самом сердце. Вроде бы все ровно, тихо, спокойно, временами даже чудится, что всё хорошо. Но, что за странное, двоякое чувство к человеку, что рядом. Оно играет, не дает определиться, словно поврежденный компьютерный файл – выдает ошибку. В одно мгновение, кажется, что любишь, боготворишь, не можешь без него дышать, но тут же, с молниеносной скоростью все меняется. Любовь переходит в отвращение, обиду, боль, а затем даже в ненависть. Что это? Ты знаешь? Закономерное перевоплощение? Так и должно быть? Так будет всегда? Кто это придумал, кто выдумал любовь? Бог в наказание нам. Любовь не может быть счастливой. Хотя нет, может, первые месяцы, а потом она превращается в пытку, в ломку, в вечный страх. Если захочешь меня переубедить, вспомни, наверняка в твоем жизненном багаже имеется история несчастной любви, а то и не одна. А может я описываю нашу любовь?
Я живу в вечном сомнении, в постоянной борьбе сама с собой. Мне сложно вздохнуть, а выдох становится, практически невозможен. Я физически ощущаю душевную боль. Каждой клеточкой своего тела ее чувствую. Наверное, есть просто люди, которым не суждено быть счастливыми, и все чаще мне кажется, что я представитель этого клана. Кто виноват? Возможно я сама, а может, это предначертано свыше. Мне проще верить во второе.
Марк.
Анна, знаешь, сейчас я не живу. Не пугайся, я не мертв, но и живым при данных обстоятельствах я не осмелюсь себя назвать. Нет, я все еще дышу, но делаю это машинально, не осознанно, не чувствуя запахов, не различая их. Я смеюсь, не потому что мне смешно, а затем, чтобы не забыть, как это делается. Собственно по той же причине я, наверное, ем, сплю, трахаюсь и делаю еще кучу всяких вроде бы нужных, а иногда даже полезных вещей, например, бег по утрам. Ты меня можешь возненавидеть и, признаться честно, мне станет от этого намного легче. Моя любовь сводит меня с ума, из-за нее я стал глупцом. Анна, ты превратила меня в дурака, и за это я люблю тебя еще сильнее, моя маленькая, дорогая Анна.
Тебе, в отличие от меня повезло. Тебе есть, кем жить. Твоя маленькая, прекрасная дочь. Твоя Лорен. Боже, как я тебе завидую! Ради нее ты просыпаешься по утрам и живешь. Подари мне такое же счастье. Уходи от мужа, забирай дочь и давай жить вместе. Дай мне возможность также радоваться ее успехом, переживать за ее печали, подари мне счастье растить Твою дочь!
Анна.
Ты, Марк, когда-нибудь пытался разлюбить? Не отвечай, я знаю, что пытался, пытаешься и будешь пытаться. И даже знаю кого. Правда, это отвратительное занятие? Однако, иногда бывает весьма полезным. Я ненавижу себя за свои амбиции, за свой цинизм, за свой ужасный, тяжелый и, наверное, даже мерзкий характер. За что ты меня любишь? За что можно любить такого человека? Я отвратительна даже самой себе. Не говори ничего, я все знаю, я читаю твои мысли, я живу твоими чувствами, я отдаю тебе свое сердце, разум и тело. За все это я презираю себя. Уйди из моей головы, выбросись из моего сердца, пропади из моей жизни. Сделай же что-нибудь, перестань меня мучить. Нет, останься! Будь всегда рядом, не оставляй ни на минуту, звони, пиши, целуй.
Когда я упустила этот момент? Когда потеряла возможность вернуть, ту нужную, законную любовь к мужу. Я не смогла, оказалось настолько слаба, что не смогла защитить свою семью от вторжения. Твоего вторжения. Как получилось так, что одна любовь вытеснила другую? Мы сначала клянемся в вечной любви одному человеку, а через какое-то время также страстно, беззаветно обещаем любовь до гроба другому. Разве это справедливо! Как неправильно устроен человек. За какие такие оплошности Бог наказал нас, одарив правом причинять боль нам подобным? Чем-то мы не понравились ему с первой минуты. Адам и Ева явно накосячили еще до истории с яблоком. Когда умирала моя бабушка, она сказала, что прожила жизнь счастливо, так как при повторном шансе прожить жизнь заново, ничего не стала бы меня. Что касается меня, то я изменила бы на своем жизненном пути многое. А если быть предельно откровенной, то практически ВСЁ. Следуя бабушкиной логике – я несчастна.
Марк.
Моя хорошая, Анна! Утром шел дождь. Я долго смотрел как крупные капли воды падали в реку. Я промок, не смотря на плащ и капюшон. Сколько еще будут продолжаться дожди. Для меня осень – самое мерзкое время года. Мой врожденный пессимизм обостряется особенно остро. Если выразиться более лаконично, то и без того поганое настроение и общий хреновый настрой к жизни, осенью умножается на двое, что, как следствие, приводит к мыслям о суициде. Нет, ты же знаешь, я не псих, но иногда, правда, очень хочется им стать. Так жить проще. Ты псих, тебе на все скидка, жизнь – прекрасна. А я, к сожалению нормальный, да еще и врач. В принципе логичное, но не совсем удобное для меня заключение. А что ты думаешь об осени? Ты ведь стараешься видеть во всем прекрасное. И иногда у тебя это даже получается. Ты конечно права, это я перестал пытаться. А ты не сдавайся, не следуй моему примеру, улыбайся, смейся, живи. Так ведь лучше. Знаю, что не проще, но ведь правильнее, веселее даже.
Вчера вечером Катя спросила меня: верю ли я, что любовь живет три года. Как ты думаешь, что я должен был ответить? Сказать правду? Прости, дорогая, но я тебя давно уже не люблю. Подсчитай, пожалуйста, сколько там прошло с начала наших отношений? Нет, не три года, а пять. Вот, видишь, любовь моя жила пять лет, что больше трех, следовательно, не верю. Только комедия вся в том, что я больше не люблю тебя. НЕ ЛЮБЛЮ. И мне все равно сколько там должна, не должна жить любовь, мне важен факт, а факт – больше НЕ ЛЮБЛЮ.
Анна.
Марк, мне одиноко. Я сижу одна, в пустой комнате, на улице осень и холодно. Ветер гоняет, не жалея сил, опавшую листву, муж с друзьями пьет на кухне коньяк, а я сижу одна, в пустой комнате с уже опустевшим бокалом белого вина и недоединым шоколадом. Слушаю R.E.M. и мне одиноко. Здравствуйте, меня зовут Анна Савье, и мне ужасно одиноко. Нужно создать общество “анонимных одиночек”, уверена, по численности, мы побьем все рекорды. Я честно пытаюсь любоваться осенью, но у меня не получается. В ней, правда много прекрасного (уверяю я себя): природа балует нас пестротой красок, бабьем летом, свежим, не душным воздухом. Все равно, категорически ненавижу это время года. Помоги мне избавиться от этой скуки, от невыносимого чувства безысходности и отчаянья.
Я часто представляю себе, как мы могли бы проводить это время вместе. Чем бы мы занимались. Любовью - бесспорно! Еще мы бы гуляли по парку, собирая букеты из кленовых листьев, или катались бы там на лошадях. В какой-нибудь осенний день ты, наверняка бы пригласил меня в Нью-Йорк, мы ведь определенно решили, что там лучше всего переживать осень. Затем, я думаю, мы частенько бы ходили в кафе, чтобы выпить по бокалу нашего любимого глинтвейна и съесть ”Тира-Миссу”. Ты, конечно же, готовясь к зиме, купил бы мне пару теплых варежек и шерстяных носков. И мы бы танцевали. Много, вечером дома, зажгли бы камин и танцевали бы босиком на деревянном полу. Ты и Я. Для НАС осень стала бы счастливым временем. Для НАС, но не для ТЕБЯ и МЕНЯ.
Марк.
Анна, ты заметила, как прошел месяц? Я нет. Как же быстро бежит, летит, несется, и все мимо нас, время – жизнь. Я не успел оглянуться, как мне исполнилось 20, затем 25, 30 и вот уже 31. Анна, мне уже идет сороковой десяток, а я все еще несчастен. Что у меня есть: жена, которую я больше не люблю, работа, которая успела стать мне ненавистной, деньги, которые мне уже не хочется тратить, так как это не приносит мне больше удовольствия. Есть любимая женщина, которая замужем за другим мужчиной и приходит ко мне изредка (чаще всего во сне). Я не видел тебя уже полгода. Наша разлука затянулась. Я звоню, слышу твой голос, представляю, как ты держишь трубку, когда говоришь со мной, как твои волосы спадают мягкими локонами на лицо. Мое любимое лицо. Я живу воспоминаниями о твоем теле, твоем голосе, твоем запахе и воспоминаниями о твоей любви и нашем Париже. Когда же будет наш Париж, Анна, когда? Я несчастен, моя маленькая девочка. Сегодня мой день рождения и я хочу умереть. Ты отпустишь меня? Чем ты сегодня занята? Нет, не говори мне, я, правда, не хочу этого знать. Ты заполнила меня всю, не оставив места даже для воздуха. Я ненавижу тебя за это и люблю одновременно.
Анна.
Ты замечал, что у любви есть вкус. У всякой любви свой привкус: он бывает сладкий до тошноты или с легкой горчинкой. Любовь может быть с чуть заметным привкусом горести и печали, немного кислый или же приторно сладкий, уловимо пряный, а порой даже обжигающе острый, но никогда - безвкусный. А каков вкус нашей любви? Он непременно с оттенком гвоздики, чуть кислый, но в меру насыщенный. Еще он солоноватый – от слез, и немного сладкий – от ожидания будущей встречи. Как бы то ни было, этот вкус мне никогда не надоест, он может месяцами, годами, десятилетиями присутствовать на моих губах. Насыщать меня и я никогда не насыщусь, он никогда мне не надоест. А знаешь почему? Потому что это вкус НАШЕЙ любви! НАШЕЙ!!!!
Марк.
Анна мы страдаем. Нам так нравится ранить тех, кто рядом, кто близок, кто не безразличен. Зачастую мы ведем себя, как безжалостные маньяки: знаем, что причиняем боль (пусть не физическую, но от этого еще более не выносимую) и, не останавливаясь на достигнутом, прем дальше. Знаешь, когда я вижу, как она тихонько плачет, думая, что я ее не замечу, хочется испариться, пропасть, провалиться, а лучше всего просто уничтожить себя. Я заставляю ее страдать. Она ведь чувствует, но не понимает, не знает, что происходит, а я знаю. Знаю и молчу.
Анна.
Я ненавижу этот город за то, что он разделяет нас. И в то же время обожаю его за то, что он нас сближает. Каждый день я проклинаю небеса, что полюбила тебя, и в тоже время ежедневно благодарю Бога, что ты есть, что я узнала о сумасшедшей, страстной, безумной любви. Узнала не из книг, фильмов и глянцевых журналов, а из жизни, своей серой и весьма обыденной до этого момента жизни. До тебя я не жила. Я существовала. А была ли жизнь без тебя? Вернее сказать - можно ли тому промежутку времени дать имя жизнь?
Вчера моя дочь впервые поговорила со мной по душам. Такое странное чувство! Маленький человечек делится своими “житеськими поблемами”. Она говорила так искренне, серьезно. У Молли, ее любимой куклы, вчера опять разболелся живот, а Фрэнк, плюшевый мишка, весь день не слушался, за что ей пришлось его наказать. Марк, знаешь, о чем я думала, когда ее слушала? Я думала, а ведь она могла бы быть похожа на тебя. У нее могли бы быть твои глаза и твоя улыбка. Могли быть такие же озорные русые кудряшки. У нас могли быть дети, мы могли бы разделить это счастье на двоих. Как я хочу, чтобы у нас были дети!!!!!!!!!
Марк.
Моя Анна. Как мило и наивно звучит слово МОЯ в нашей ситуации. Порой мы слишком многое просим от жизни и именно это, мешает нам получить желаемое. Именно это мешает нам быть достойными счастья. Большинство людей изначально лишены возможности получить то, без чего мы не можем жить, а многие просто не хотят получать, и лишь единицы достойны. Только ничтожному проценту человеческого рода дозволено испытать чувство, с которым не может бороться даже смерть, ибо ей не подвластна власть над нашими душами. Я говорю о любви. О той любви за которую можно отдать жизнь, ради которой стоит дышать, для которой хочется воспарить и умереть одновременно. Знаешь, видимо в той или этой жизни я все-таки сделал что-то очень хорошее. Чтобы быть в числе достойных!
Анна.
Да, обращение мой в твой адрес звучит так же нелепо. Я знаю, что все не так. Моя дочь, так привязана к своему отцу, что даже мысль о том, что я могу лишить ее возможности их ежедневного общения, причиняет мне дикий ужас. Я могу стать источником ее страданий. Из-за меня она может почувствовать себя преданной, несчастной. Я могу разбить ее веру. Веру в то, что мы счастливы. Я боюсь этого, мой милый Марк. Все равно ты мой. Пускай так, на расстоянии, по телефону, в сети, в редкие, очень редкие встречи. Она мой тормоз, она тормозит все плохое, что есть во мне. Она мой Ангел, заставляет меня быть, становится, чувствовать себя лучше. Без нее я бы не смогла жить. Я была бы другой, дорогой Марк, и не знаю, смог бы ты меня полюбить такой. Вряд ли…. Когда-то все было по-другому. Давно, давно, я уже и не помню, когда это было, я спала спокойно. Сейчас мне даже кажется, что мне сны не снились, настолько безмятежной и спокойной была моя жизнь. Знаешь, а я даже не боялась потерять. Дорожила ли я тем. Что имела? Безусловно! Боялась ли я это потерять – видимо нет. Кто-то из великих сказал, что если не любишь сильно, значит, любишь недостаточно. А ведь верно, неоспоримо верно. Сейчас ночь, через несколько часов будет рассвет, но что мне принесет этот новый день?! Ради чего мне открывать глаза, продолжать дышать и делать вид, что я существую, хотя на самом деле я мертва, я умерла в тот день, когда полюбила тебя. Я мертвец среди живых и это мое проклятье! Жить ради дочери? Какая я мать, раз не сумела подарить ей счастливую семью, где любят и любимы! Я не могу смотреть на ее отца - это рвет мне душу и в клочья разрывает сердце. Она никогда не скажет мне спасибо, она никогда не захочет походить на меня. А знаешь почему? Потому что я сама несчастна. Что делать, как быть? Эти вопросы я задавал тебе тысячи раз, но никогда не получала ответов. Вот и сейчас я кричу в пустоту, зная, что меня никто не услышит. Меня прокляли, прокляли любовью! Поверь мне, это самое ужасное и мучительное проклятье на Земле. Я именно за это тебя ненавижу, ненавижу за то, что люблю!
Марк.
Расскажи мне, Анна. Поведай мне, что такое быть тобой! Как это быть той, кого я люблю без остатка, кому я отдам всего себя, быть той, кем я дышу. Ты мой кислород, ты моя память, мой рассудок, мое время. Ты – моя жизнь. Никто не вправе отнять тебя у меня. Даже тебе это неподвластно. Ты не вырвешь себя из моего сердца, не заберешь мои думы, мечты, мою страсть. Тебе, той, которой подвластен весь Я, той, которая может меня уничтожить, однако даже ты не способна забрать у меня мою любовь. Она не принадлежит мне самому. Она там высоко, где-то с высшими силами, которые будут беречь, и хранить ее для нас, пусть даже и не для жизни в этом мире. Она к тебе вернется, вот увидишь. Вернется солнцем в дождь и прохладой в зной, вернется, когда тебе будет плохо или радостно, вернется, когда ты и не будешь помнить обо мне. Она всегда с тобой, всегда и навсегда. Прими это, моя дорогая Анна! Прими и улыбнись, потому что, этому быть!
Шли годы, а переписка не прекращалась, их встречи становились реже, но от этого были не менее страстные и желанные, чем раньше. И лишь однажды, 15 сентября 2008 года она не получила от него письма. Ни 16, ни 17, ни 18, ни даже через месяц он не написал и не позвонил. И лишь через три недели, она прочитала в интернете, что известный врач Марк Александр Шуц скончался в номере парижской гостиницы 15 сентября 2008 года в 04.15 по парижскому времени. “А потом будет Париж”, проговорила она и захлопнула крышку ноутбука. Их Парижа больше не было.