Александр Сахаров, Надежда Сухова

"Истинно русский неучёный новгородский дворянин"

А.С. Пушкин и А.А. Аракчеев

 

Как велика власть стереотипов! Они захватывают нас в плен, мешают пристальнее взглянуть на то или иное событие, явление, не дают понять другого человека. Одним из таких стереотипов является усвоенное нами со школьных уроков представление о значении в русской истории тех или иных исторических деятелей.

Возьмём, к примеру, Алексея Андреевича Аракчеева. Что мы помним и знаем о нём? Достаточно задаться таким вопросом, как память сама собой услужливо подсказывает ассоциации:  муштра, военные поселения, усмирение бунтовщиков, временщик…

Чтобы убедиться в справедливости высказанного выше положения, достаточно посмотреть статью об А.А. Аракчееве в современной интернет-энциклопедии (автор А.Г. Тартаковский), которая и приводится ниже с незначительными сокращениями:

АРАКЧЕЕВ Алексей Андреевич [23 сентября (4 октября) 1769, Тверская пров. Новгородской губернии - 21 апреля (3 мая) 1834, с. Грузино Тихвинского уезда Новгородской губернии], российский государственный и военный деятель, граф (1799), генерал от артиллерии (1807). В 1808-1810 гг. военный министр, провёл реорганизацию артиллерии; с 1810 г. председатель Департамента военных дел Государственного Совета. В 1815-1825 гг. наиболее доверенное лицо императора Александра I, осуществлял его внутреннюю политику; организатор и главный начальник военных поселений.

А.А. Аракчеев происходил из небогатой дворянской семьи. С детских лет приучался к строгой дисциплине, упорному труду, бережливости, строгому соблюдению религиозных обрядов. В 1783 г. принят в шляхетский артиллерийский и инженерный (впоследствии 2-й Кадетский) корпус, где проявил способности к военно-математическим наукам и по окончании которого (1787) в чине поручика оставлен преподавателем арифметики, геометрии и артиллерийского дела. Ведал также корпусной библиотекой. В 1790 по рекомендации директора корпуса И. Мелиссино поступил репетитором в семью президента Военной коллегии Н.И. Салтыкова, не без содействия которого в 1792 принят в гатчинские войска наследника престола Великого Князя Павла Петровича. За короткий срок он привёл гатчинскую артиллерию в образцовый порядок, был назначен инспектором не только артиллерии, но и пехоты, стал управлять хозяйственной частью и фактически гатчинскими войсками. В июле 1796 г. был произведён в чин полковника.

Своей исполнительностью и безмерной личной преданностью он снискал неограниченное доверие Павла и с его воцарением был произведён в генерал-майоры, назначен комендантом Санкт-Петербурга. Аракчееву была пожалована богатая вотчина в Новгородской губернии (село Грузино) - единственный дар, принятый им в течение всей службы. В апреле 1797 г. А.А. Аракчеев был назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка и поставлен во главе свиты Императора с определением генерал-квартирмейстером всей русской армии и начальником Главного Штаба. В январе 1798 г. он был также назначен инспектором всей русской артиллерии. Аракчеев немало способствовал укреплению боеспособности и наведению порядка в армии, что в войсках, особенно в гвардейских полках, сопровождалось насаждением муштры. Однако даже ему не удалось избежать опалы. В 1798 г. Аракчеев был удалён от службы, а в 1799 г. фактически сослан в своё новгородское имение. Павел I, за несколько дней до своей гибели заподозривший заговор, намеревался вернуть Аракчеева в Санкт-Петербург, что, по мнению некоторых историков, могло бы предотвратить переворот 11 марта 1801 г., но глава заговорщиков П.А. Пален помешал этому. Только спустя два года после вступления на престол нового императора Александра I Аракчеев был восстановлен в должности инспектора всей артиллерии, с чего началось его новое возвышение.

Летом 1807 г. он был произведён в генералы от артиллерии, а в декабре того же года ему было велено состоять при императоре с правом объявлять высочайшие указы по артиллерии. В 1808 г. граф Аракчеев был назначен министром военно-сухопутных сил с подчинением ему Военно-походной канцелярии императора и фельдъегерского корпуса. Одновременно он становится сенатором. Зимой 1809 г. он сыграл важную роль в активизации боевых действий в Финляндской кампании, настояв на переходе русских войск по льду Ботнического залива к шведским берегам.

Аракчеев начал общее переустройство русской армии (комплектование и обучение строевого состава, учреждение рекрутского депо, введение дивизионной организации, должности дежурного генерала и т.д.), но наиболее плодотворными были его преобразования в артиллерии. Сведённая в роты и батареи, артиллерия выделялась в самостоятельный род войск, размер лафетов и калибры орудий уменьшены. Была усовершенствована технология изготовления оружия, боеприпасов, стала более эффективной деятельность арсеналов. Кроме того, был основан Артиллерийский комитет, стал выходить «Артиллерийский журнал».

Выдвижение на передний план политической жизни М.М. Сперанского и подготовка планов государственных реформ за спиной Аракчеева вынудили его подать в отставку. В 1810 г. он был назначен председателем Военного департамента вновь учреждённого Государственного Совета, а его пост Военного министра занял М.Б. Барклай де Толли.

Осенью 1812 г. Аракчеев вновь был приближен к императору, что было связано с острым недовольством царя неудачами в войне с Наполеоном и падением императорского престижа в обществе. Аракчееву было поручено формирование ополчения и артиллерийских полков, он вновь получил право объявлять именные указы. Генерал Аракчеев принимал участие в Зарубежном походе русской армии (1813-1814 гг.) в составе свиты Императора.

В послевоенное время, когда во внутренней политике Александра I усилились охранительно-реакционные тенденции, Аракчеев стал фактически вторым лицом после Императора в управлении страной, сосредоточив в своих руках необъятную власть. С 1815 г. он сумел подчинить себе Государственный совет, Комитет министров, собственную Его Императорского Величества канцелярию. Являясь единственным докладчиком царю по всем текущим вопросам, тем не менее, А.А. Аракчеев оставался лишь добросовестным исполнителем воли царя и его самых сокровенных замыслов, будь то создание военных поселений (с 1819 г. Аракчеев начальник штаба военных поселений, а в 1821-1826 гг. главный начальник Отдельного корпуса военных поселений) или участие в разработке планов освобождения крестьян. В 1818 г. Аракчеев составил секретный проект выкупа казной помещичьих имений «по добровольно установленным ценам», чтобы «содействовать правительству в уничтожении крепостного состояния людей в России». Проект не получил никакого движения, но предвосхитил идеи, реализованные впоследствии реформой 1861 г.

Смерть Александра I оборвала карьеру Аракчеева. 20 декабря 1825 г. он был освобождён не благоволившим к нему Николаем I от дел Комитета министров и исключён из состава Государственного Совета, а в 1826 г. отстранён от начальства над военными поселениями. Аракчеев уехал за границу и самовольно выпустил там издание конфиденциальных писем к нему Александра I, вызвавшее скандал в российском обществе и правительственных кругах. По возвращении в Россию Аракчеев жил в своем имении Грузино, занимаясь его благоустройством.

На окружающих личность Аракчеева производила отталкивающее впечатление крутым нравом, грубым произволом, холопской угодливостью перед престолом в сочетании с высокомерным презрением ко всем нижестоящим. Крупный военный администратор, он не участвовал ни в одном сражении. При скудости образования Аракчеев был наделён здравым практическим умом, находил верные решения в сложных ситуациях, отличался честностью, боролся со взяточничеством, выше всего ставил интересы казны, хотя нередко руководствовался не государственными интересами, а амбициями царедворца. Его непомерное тщеславие находило удовлетворение в безраздельном расположении к нему самодержца, малейшее же возвышение какой-либо иной сановной фигуры воспринималось им со злопамятной ревностью. В глазах современников и потомков Аракчеев олицетворял собой наиболее мрачные стороны александровского царствования.

И хотя в статье показаны и положительные результаты деятельности А.А. Аракчеева, перед нами возникает довольно мрачный исторический персонаж.

Немалую роль в закреплении этих чёрных образов сыграли пушкинские эпиграммы, создав ещё один миф: Пушкин – идёйный вождь декабристов, клеймитель «душителей свободы», враг царей и царизма!

Но так ли всё это? Об отношении Поэта к царю и царской власти, об отношениях его с декабристами написано много, вопросы эти рассматриваются теперь, как и следует, не статически, а с учётом изменяющегося отношения к этим вопросам самого Пушкина. И дело не только и не столько в изменении его взглядов, скажем, с возрастом (кто в юности не революционер и кто в зрелом возрасте не консерватор!), сколько и в чётком понимании подхода Пушкина к оценке людей и событий. Так, воспевая Александра I («Он взял Париж, он основал Лицей»), вспоминая «дней Александровых прекрасное начало», Поэт всегда помнил и то, каким образом Александр занял трон, «перешагнув» через цареубийство. Именно поэтому, как известно, Александр не преследовал декабристов, памятуя о собственном грехе. Отношение Пушкина к взошедшему на престол Николаю I было совсем другим  (хотя также не однозначным) – это был легитимный император. С этих же позиций надо оценивать и отношения Пушкина с декабристами, со многими из которых он состоял в дружбе, но далеко не всегда разделял их взгляды. Именно об этом свидетельствует ответ только что приехавшего в Москву из ссылки Пушкина на вопрос императора Николая Павловича о том, где был бы Пушкин 14 декабря?

Но мы отвлеклись от основных вопросов нашей работы: каким в действительности был граф Алексей Андреевич Аракчеев, и каково было отношение к нему Александра Сергеевича Пушкина?

 

 

Герб графа А.А. Аракчеева

 

 

Алексей Андреевич Аракчеев  родился 23 сентября 1769 г. в семье небогатого тверского помещика.  Учившийся в шляхетском корпусе, артиллерист  по образованию, он сделал блестящую карьеру при гатчинском дворе, а затем при императорских дворах Павла I и Александра I, благодаря своим познаниям, организаторским способностям, а также педантичной исполнительности и личной преданности.  Эти качества, сами по себе положительные, тем не менее, не принесли ему  достойного положения в обществе, так как грубость, деспотизм, жёсткость, доходящая до максимальной жестокости, окончательно погубили его репутацию в обществе и так с трудом принимавшем его из-за низкого происхождения и малой (как многие писали) односторонней образованности.

 

 

Однако его особое положение при дворе как ближайшего сотрудника  Павла I, любимца и «сердечного друга» Александра I (особенно в последние годы царствования), наиболее близкого к царю лица, облечённого его особым доверием, вынуждало окружающих вести себя с  известной осторожностью, часто заигрывая с всесильным временщиком и ища его покровительства и протекции. Все недовольство чаще всего выплескивалось на страницах дневников, тайных записок, в анонимных эпиграммах и анекдотах.

В своих «Записках» Ф.Ф. Вигель отметил: «Еще в ребячестве слышал я, как с омерзением и ужасом говорили о людоеде Аракчееве… Сначала  был он употреблен как исправительная мера для артиллерии, потом как наказание для всей армии и под конец как мщение всему русскому народу».

 

 

Был ли знаком Александр Сергеевич с Аракчеевым? Документальных свидетельств о личном знакомстве поэта и графа А.А. Аракчеева нам найти не удалось. Однако ещё лицеистом Пушкин мог видеть его в Царском Селе. Поэт отдал дань общественному мнению об Аракчееве в своих свободолюбивых юношеских стихах. Его перу принадлежит эпиграмма «Всей России притеснитель…» (1817-1820), в которой обыгрывается девиз графа: «Без лести предан», часто переиначиваемый светскими острословами: «Бес лести предан».

 

Всей России притеснитель,

Губернаторов мучитель

И Совета он учитель,

А царю он – друг и брат.

Полон злобы, полон мести,

Без ума, без чувств, без чести,

Кто ж он? Преданный без лести.

…… грошевой солдат.

 

Вторая эпиграмма А.С. Пушкина, датируемая 1819-1820 гг., связывается с подавлением мятежа в военных поселениях в Чугуеве, главную роль в котором сыграл А.А. Аракчеев:

В столице он – капрал, в Чугуеве – Нерон:

Кинжала Зандова везде достоин он.

 

 

Пушкин-лицеист

(Рисунок Фаворского)

 

 

По мнению В.Е. Якушкина эти эпиграммы сыграли решающую роль в деле высылки поэта из Петербурга в 1820 году. О решающей роли Аракчеева в высылке Пушкина говорил и Я.И. Сабуров.

Но исчерпывается ли этими эпиграммами мнение Поэта об А.А. Аракчееве?          

 

Посмотрим на портрет графа А.А. Аракчеева, написанный Д. Доу  в 1824 году для Военной Галереи Зимнего дворца. На холсте изображен мужчина неопределенного возраста в подчеркнуто строгом вицмундире, без золотого шитья на воротнике, но с золотыми эполетами. Мундир украшает только звезда ордена Андрея Первозванного и медальон с изображением  Александра I на шее. Из-за медальона чуть видна  серебряная медаль за боевые действия в 1812 г., хотя Алексей Александрович Аракчеев непосредственно в боевых действиях участия не принимал, находясь при государе в заграничном походе.

Исследователи (например, В.М. Глинка) отмечают, что Дж. Доу несколько смягчил неприятный внешний облик портретируемого: низкий лоб, тяжелый взгляд небольших мутно-зелёных глаз, грубое холодное выражение сурового лица. Таким предстаёт перед нами в последние годы царствования Александра I  граф Аракчеев, «без лести преданный, истинно русский неученый новгородский дворянин», как он сам себя называл, достигший вершины своего могущества  и ставший в полном смысле правителем империи. В его руки разочарованный и усталый Александр передал почти всю полноту своей власти. Но, по мере того, как росла сила и значение «временщика», не умевшего и не желавшего ладить с людьми, росла также и его непопулярность среди всех кругов русского общества, в том числе и среди военных. Всеобщая антипатия, чувства негодования, отвращения и страха, внушаемые Аракчеевым, самым непопулярным человеком в России, стали причиной его постепенного и осторожного отстранения от власти, увольнения из столицы и удаления, несмотря на милостивые рескрипты нового императора Николая I. В своих дневниках 8 марта 1834 г. А.С. Пушкин делает запись: «Государь не любит Аракчеева. Это изверг, говорил он в 1825 году…».

 

 

Дж. Доу.

Портрет графа А.А. Аракчеева

Военная Галерея Зимнего Дворца

 

 

Имя смещённого временщика часто упоминается в дневниках Пушкина весной 1834 года. Это связано с распространившимися в столице слухами об ухудшении его здоровья. Современников волновал вопрос о том, как бездетный и очень богатый Аракчеев распорядился своим состоянием (записи 8 марта, 11 марта, 20-е числа апреля, 10 мая).

Видимо, примерно в это же время в бумагах Пушкина появляется и единственное графическое изображение Аракчеева. Рисунок атрибутирован в книге А. Фрумкиной «Рукою поэта».

 

Изображение выполнено на отдельном листе без текста и расположено в верхнем левом его углу, занимая примерно четверть листа. Портретируемый изображён в профиль. На нем партикулярное платье с высоким воротником и надвинутый на лоб картуз, прикрывающий длинные волосы, спускающиеся на воротник сюртука. При всей сложности сравнения парадного портрета, выполненного   профессиональным художником, и беглого наброска, возможно, сделанного по памяти любителем, особенно с учётом разных ракурсов изображений и большого временного разрыва между ними (10 лет), следует отметить их явное сходство.

 

А.А. Аракчеев и М.М. Сперанский

Рисунок А.С. Пушкина, 1834(?)

 

Более того, А.С. Пушкин, обладавший хорошей зрительной памятью и отличавшийся вниманием к деталям, сумел передать возрастные изменения (ввалившийся щелеобразный рот, поредевшие отросшие волосы, сутулые плечи и т.п.), произошедшие в некогда бодром, подтянутом, «застёгнутым на все пуговицы» человеке. Чтобы выполнить подобное изображение, рисовальщик, несомненно, должен был иметь зрительный контакт с портретируемым.

Сделанная зарисовка представляет интерес ещё и потому, что даёт представление о некогда всесильном государственном муже в период полной утраты власти и внимания к нему общества. В дневнике 1834 г. Пушкин записал: «Среда на святой неделе… Также умер Аракчеев, и смерть этого самодержца не произвела никакого впечатления…».

 

О всеобщем равнодушии, с которым было встречено известие о смерти некогда всесильного временщика, отмеченном  А.С. Пушкиным в дневнике, свидетельствуют и другие современники. Так Н.И. Греч пишет в «Записках»: «Я был в придворной церкви у обедни и при присяге цесаревича. Любопытно было видеть и слышать чистосердечные отзывы об Аракчееве людей, знавших его хорошо. Всех откровеннее и умнее говорил бывший при нем долго Василий Романович Марченко, ненавидящий и презирающий его всеми силами своей души. Некоторые из бывших его клевретов  обрадовались его смерти: она их уверила, что он не воротится, Борис Яковлевич Княжнин, бывший командир полка графа Аракчеева, узнав в церкви о его кончине, сказал, перекрестясь: «царство ему небесное! себя успокоил и всех успокоил…». 

 

 

А.С. Пушкин. Автопортрет, 1829г.

 

По случаю смерти Аракчеева Пушкин писал жене 22 апреля 1834 г.: «Аракчеев также умер. Об этом во всей России жалею я один. Не удалось мне с ним свидеться и наговориться…». Это письмо во многом раскрывает причины интереса Пушкина к Аракчееву, как интереса историка к живому свидетелю волнующих его событий.

А может, и не только как историка. Известный пушкинист и знаток русского зарубежья М.Д. Филин убедительно показал (см.: М.Д. Филин Люди императорской России – М., 2000), что «что слова "свидеться" и "наговориться" принадлежат к той категории слов, которые были для Пушкина словами не нейтральными, но оценочными, которые придавали его текстам особое настроение. Посему логично предположить, что эти глаголы, будучи сведены вместе в пределах единой пушкинской строки, могли только усилить такое настроение, сделать его еще более умиренным и светлым».

Далее М.Д. Филин отмечает: «У Пушкина был абсолютный семантический слух, он всегда был снайперски точен в выборе слов, и нет оснований думать, что здесь, в письме к жене, поэт изменил своему правилу, своей натуре и выразился небрежно, приблизительно. "Свидеться и наговориться" явно намекает на нечто большее, нежели на банальное интервью с отставным правителем России, - вот в чем загвоздка, изъян традиционного комментария. Однако "нечто большее" как-то плохо сочетается, а вернее, не сочетается вовсе с устоявшимся взглядом на проблему "Пушкин и Аракчеев": ведь трудно, к примеру, поверить, что поэт мечтал о нескончаемом и "уютном" свидании с человеком, которого он, как нас уверяют, люто ненавидел, почитал за монстра, достойного "кинжала Зандова", за душителя России и т. д.».

Анализ рисунка, и сопоставление его с дневниковыми записями и письмом, подтверждают этот интерес.

 

 

М.М. Сперанский

 

Рядом с изображением А.А. Аракчеева на листе имеется слабо намеченное профильное изображение М.М. Сперанского (1772 - 1839). Примерно в это же время в дневниках Пушкин пишет о своих встречах со Сперанским  и разговоре с ним «о Пугачёве («История Пугачёвского бунта» печатается в типографии II отделения - ведомстве Сперанского – прим. А.С., Н.С.), о Собрании Законов, о первом времени царствования Александра, о Ермолове» и т.д. (1 января 1834 г.). 2 октября 1834 г. Пушкин вспоминает о воскресном обеде у Сперанского, во время которого они обсуждали ссылку Сперанского в 1812 г. (Интересно, что современными исследователями найдены существенные факты, подтверждающие изменническую деятельность М.М. Сперанского накануне нападения Наполеоновских войск, так что, вероятно, его ссылка была отнюдь не столь несправедливой, как это считалось раньше.)

«Сперанский у себя очень любезен. -  Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: Вы и Аракчеев стоите в дверях противоположных этого царствования как Гении Зла и Блага (выделено Пушкиным – А.С.,Н.С.). Он отвечал комплементами и советовал мне писать историю моего времени ». Эти слова послужили для пушкинистов поводом к полемике об отношении Пушкина к Аракчееву и Сперанскому. Оба они были выходцами из низших слоев, что не могло не влиять на их положение. Кроме дневниковых записей в черновых набросках Пушкина есть отзыв о Сперанском как «суетливом необразованном (невежественном) поповиче» - «popovitch turbulent et ignare». Как видим, Пушкин солидарен в отношении к Сперанскому с Ф.В. Ростопчиным («зазнавшийся попович, выскочка») и Ф.Ф. Вигелем (изменник, революционер).

Таким образом, Пушкин, противопоставляя Аракчеева и Сперанского, выражал общераспространенное суждение о диаметрально-противоположной роли их при Александре I. Можно провести, например, известную параллель между этими деятелями, начертанную декабристом Г.С. Батеньковым, лично хорошо и близко знавших обоих:

«Аракчеев страшен физически, ибо может в жару гнева наделать множество бед; Сперанский страшен морально, ибо прогневить его - значит уже лишиться уважения.

 

 

М.М. Сперанский, 1806 г.

 

Аракчеев зависим, ибо сам писать не может и не учён; Сперанский холодит тем     чувством, что никто ему не кажется нужным.

Аракчеев любит приписывать себе все дела и хвалиться силою у Государя всеми     средствами; Сперанский любит критиковать старое, скрывать свою значимость и все дела выставлять лёгкими.

Аракчеев приступен на все просьбы к оказанию строгостей и труден слушать     похвалы; все исполнит, что обещает. Сперанский приступен на все просьбы о добре, охотно обещает, но часто не исполняет, злоречия не любит, а хвалит редко.

Аракчеев с первого взгляда умеет расставить людей сообразно их способностям:     ни на что постороннее не смотрит. Сперанский нередко смешивает и увлекается     особыми уважениями.

Аракчеев решителен и любит наружный порядок; Сперанский осторожен и часто     наружный порядок ставит ни во что.

Аракчеев ни к чему принужден быть не может; Сперанского характер сильный     может заставить исполнять свою волю.

Аракчеев в обращении прост, своеволен, говорит без выбора слов, а иногда и     неприлично; с подчиненным совершенно искрен и увлекается всеми страстями;     Сперанский всегда является в приличии, дорожит каждым словом и кажется     неискренним и холодным.

Аракчеев с трудом может переменить вид свой по обстоятельствам; Сперанский     при появлении каждого нового лица может легко переменить свой вид.

Аракчеев богомол, но слабой веры; Сперанский набожен и добродетелен, но мало     исполняет обряды.

Мне оба они нравились как люди необыкновенные. Сперанского любил душою».

 

 

А.А. Аракчеев

Гравюра Н.И. Уткина с оригинала И.Ф. Вагнера

 

Из этого сопоставления легко видеть, что Аракчеев был хорошим администратором, простым в обращении с подчинёнными, открыт для обращений и просьб с их стороны, причём обещания свои выполнял неукоснительно, то есть ряд черт его характера явно вызывают симпатию как у самого Батенькова, так и у нас с вами. Кроме того, говоря об односторонней образованности Аракчеева, Батеньков, видимо, следует за общественным мнением. Современные историки, подчёркивая глубокие познания графа в артиллерии, говорят о постоянном самообразовании Аракчеева, его широком круге интересов, что подтверждается описью его личной библиотеки.

Но вернёмся к фразе А.С. Пушкина о роли двух исторических деятелей и проанализируем её. Автор брошюры «Сперанский и Аракчеев» (С-Пб,.1905) Вячеслав Евгеньевич Якушкин также даёт характеристику обоих персонажей, начиная и заканчивая её словами Пушкина о том, что «Сперанский и Аракчеев стоят в двух противоположных концах царствования Александра I,  как гении блага и зла». Как видим, при цитировании изменён порядок определений персонажей – у Пушкина: «Вы и Аракчеев стоите в дверях противоположных этого царствования как Гении Зла и Блага».

Впрочем, в примечаниях В.Ф. Садовника и М.Н. Сперанского к «Дневнику» А.С. Пушкина (1923, перепечатаны в 1997), комментаторы говорят о том, что «в этих словах Пушкина ясно просвечивает его сочувствие к тому порядку идей, представителем которых, в глаза русского общества, был Сперанский. …Сперанский, как живое воплощение либеральных веяний эпохи, естественно, вызывал к себе с его стороны интерес и сочувствие. В таком взгляде на Сперанского Пушкин сходился с большинством своих современников, как правого, так и левого лагеря». Причём авторы комментариев отдают себе отчёт в противоречивости двух приведённых выше отзывов Пушкина о Сперанском, относящихся примерно к одному времени. Выход был найден в том, что «эти противоречивые суждения, несомненно, мирно уживались в сознании Пушкина».

 

 

Дж. Доу

Портрет графа А.А. Аракчеева

 

Мы несколько отвлеклись на отношение А.С. Пушкина к Сперанскому, но интерпретация данной поэтом сравнительной характеристики обоих исторических персонажей важна для уяснения его отношения к ним обоим. Как видим, комментаторы упорно считают, что характеристика «Гений Блага» относится к Сперанскому, меняя даже ради этого порядок слов в пушкинской записи. Впрочем, современный исследователь В.М. Глинка (в книге «Пушкин и Военная галерея Зимнего дворца»),  также меняет порядок определений, цитируя фразу Пушкина о «гениях Зла и Блага», далее пишет: «Отбросив долю светского преувеличения в отношении Сперанского, оставим определение Аракчеева как «Гения Зла».

Именно так, «Гений Зла», названа одна из глав и в современной биографии А.А. Аракчеева, написанной В.А. Томсиновым (ЖЗЛ), в которой приведено множество фактов, свидетельствующих о совершенно иной оценке деятельности этого выдающегося деятеля.

Такая интерпретация, происходившая, вероятно, от описанной тут же реакции Сперанского на слова Пушкина, конечно, более подходила к Пушкину-революционеру, певцу свободы, другу и «идеологу» декабристов. Но, при анализе этой фразы следует, всё же, исходить из порядка определений, данного самим Пушкиным: «Вы (то есть  Сперанский – А.С., Н.С.) и Аракчеев … Гении Зла и Блага». Поскольку речь идёт о письменном тексте, записанном самим поэтом, мы вправе полагать, что порядок определений у Пушкина был им выверен. Интересно, что М.Д. Филин, проведя блестящий анализ текста письма А.С. Пушкина к жене и считая Пушкина «снайперски точным» в выборе слов, говоря о рассматриваемой дневниковой записи, не обращает внимания на порядок слов, отмечая, тем не менее, что слова о Гениях Добра и Зла выделены Пушкиным «и, видимо, не случайно».

Следовательно, «Гением Блага» был назван граф А.А. Аракчеев? Но как это мнение Пушкина увязать с его эпиграммами на Аракчеева? Вероятно, следует допустить, что в зрелом возрасте А.С. Пушкин пересмотрел свои воззрения на политическое устройство общества (это общеизвестно) и, соответственно, на место и роль различных исторических деятелей. Разумеется, это не означает, что поэт одобрял всецело деятельность Аракчеева, но в целом он, вероятно, считал, что деятельность эта в целом направлена на благо государства, в то время, как деятельность Сперанского носила, в значительной мере, разрушительный характер.

Кроме того, Пушкину, вероятно, были известны и такие дела и поступки А.А. Аракчеева, которые он, безусловно, одобрил бы: «В 1817 году Аракчеев внес 86 589 рублей в Государственную комиссию погашения долгов. Проценты с этой суммы в течение десятилетий шли на уплату податей, причитающихся с крестьян его поместья.

Спустя год не кто иной, как Аракчеев составил проект «уничтожения крепостного состояния людей в России», и беспрецедентный проект был одобрен царем. В 1820 году Аракчеев основал Мирской банк для оказания помощи крестьянам и пожертвовал 10 000 рублей в его основной капитал (банк надолго пережил своего благодетеля)» (М.Д. Филин).

Что касается артиллерийского дела, то напрасно Вигель оценивал деятельность Аракчеева, в том числе и на посту инспектора артиллерии, как «исправительную меру» иронически. Современный анализ деятельности Павла и его сподвижника Аракчеева по реорганизации гатчинской артиллерии, показывает, что опробованные там нововведения, привитые в последующем всей русской артиллерии, по праву вывели ей на ведущее место в мире. Действительно, гатчинская артиллерия создавалась как мобильная, способная быстро менять свои позиции. «Гатчинские артиллеристы были выучены стрелять не только по площадям, но и по конкретным целям. И могли даже соревноваться между собой в меткости стрельбы… Гатчинская артиллерия отличалась от всей остальной тогдашней русской артиллерии быстротой стрельбы… Применительно именно к гатчинской артиллерии впервые была предпринята попытка привести различные детали материальной части к одинаковым параметрам, а калибры одноимённых орудий – к единообразию» - отмечает В.А. Томсинов. Да и жестокость графа в муштре сильно преувеличена, напротив, известны случаи наказания им офицеров, жестоко обращавшихся с солдатами.

 

 

 

А.А. Аракчеев

 

А может быть, в толковании этой фразы о Гениях Зла и Блага возможны и другие варианты? (Авторы приносят глубокую благодарность профессору Антонии Глассэ (США) за ряд советов, которые она дала в телефонной беседе одному из нас, и которые стали основой нижеизложенной версии). Давайте ещё раз вспомним слова А.С. Пушкина: «Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: Вы и Аракчеев стоите в дверях противоположных этого царствования как Гении Зла и Блага». Во-первых, эти строки содержат автореминисценцию, сравните: «Дней Александровых прекрасное начало».  Следовательно, для понимания смысла эти строк надо проанализировать деятельность обоих персонажей в первые годы Александрова царствования.

Кроме того, надо понять, что имел в виду А.С. Пушкин, говоря о Гениях Зла и Блага. Во времена Пушкина слово «гений» обозначало не только человека, обладающего огромным талантом. Гений, по словарю В.И. Даля, - это и «незримый, бесплотный дух, добрый или злой…». И невольно хочется вместо «стоите в дверях» прочитать «стоите во вратах», т.е. возникает ассоциация с Вратами Небесными. Нет ли тут переклички с Библией, с Дантовыми «Вратами ада»?..

И не есть ли это общая характеристика обоих персонажей?

 

В каждый период истории, особенно в трудные годы, не приходится ли ради блага Отечества идти на непопулярные меры, проводить жёсткую политику. И тогда находятся люди, выдающиеся исторические деятели, которые берут на себя весь груз ответственности за эти шаги. Таков был граф А.А. Аракчеев.

Кредо А.А. Аракчеева можно, вероятно, выразить его же высказыванием: «Мы всё сделаем: от нас Русских нужно требовать невозможного, чтобы достичь возможного». Таким же требовательным он был, прежде всего, к самому себе. Этот принцип позволял Аракчееву вершить невозможное, но он же делал его чрезвычайно непопулярным в обществе.

Сам он сознавал это прекрасно. Д.В. Давыдов приводит в своих «Записках» слова А.А. Аракчеева, сказанные им генералу А.П. Ермолову: «Много ляжет на меня незаслуженных проклятий». Фраза оказалась пророческой.

О значении Аракчеева Император Александр I говорил П.А. Клейнмихелю, бывшему тогда адъютантом первого: «Ты не понимаешь, что такое для меня Аракчеев. Всё, что делается дурного, он берёт на себя, всё хорошее приписывает мне».

 «Граф Аракчеев прошёл по жизни так, словно был выструган из рукояти памятного петровского кнута - прошел ярым, неистовым государственником. Государственник Аракчеев и по государственному мыслящий зрелый Пушкин не могли не иметь точек соприкосновения хотя бы здесь, во взглядах на созидание державы, - и они их имели (вот уже и повод «свидеться и наговориться»). Достаточно прочесть без предубеждения некоторые работы Пушкина, затрагивающие вопросы государственного строительства или, допустим, просвещения народа, чтобы убедиться в этом» - отмечает М.Д. Филин.

Таким образом, вопрос об отношении А.С. Пушкина к А.А. Аракчееву далеко не простой и нуждается в дальнейших исследованиях.

 

 


Hosted by uCoz