Александр Степанов

ХОЛОД. УЖАС. ОДИНОЧЕСТВО.

 

- Кто там?.. - шепотом спросил я.

Неожиданно для самого себя я обернулся. Из ближайшего окна на нас гладели несколько пар глаз, несколько пар исполненных животным ужасом звезд. Раздался вопль, даже отдаленно не напоминавший ни один из тех звуков, которых мне когда-либо приходилось слышать. Сверкнули во вспышке молнии полумесяцы коротких, но многочисленных клыков в раскрытой пасти, в которую с легкостью можно было бы вместить маленький кухоный телевизор. Скрипнули половицы - нечто готовилось к прыжку.

Она потянула меня прочь от окна, прочь от подъезда, мы проломились сквозь кусты, выбежали на тротуар, по которому бежал целый поток черной, как нефть, воды. За нашими спинами послышалась возня, непонятные крики, шлепание массивных тел в разжижженную землю. Никогда бы не подумал, что в городе может быть настолько темно...

- В больницу! - крикнула Она. - Будем петлять! На прямых дистанциях они нас достанут!

Спорить я не стал. Мы перебежали дорогу, на которой черными утесами возвышались над водой проржавевшие насквозь каркасы автомобилей, оставленных много лет назад. Ворота для въезда на территорию Центрально Районной Больницы искореженные неизвесной силой лежали неподалеку от забора - толи петли проржавели, толи ворота просто напросто кто-то вырвал...

Она вела меня по кустам, меж деревьями, затем мы протиснулись в какой-то подвал. Мои ноги постоянно обо что-то спотыкались, что было сокрыто под потоками воды. Когда я все же не удержался на ногах и рухнул, то в мои руки попало нечто скользкое, гладкое, округлой формы. В кромешной тьме не разглядеть, но на ощупь мне все же удалось определить, что в моих руках череп. И, судя по всему, череп человеческий. Провалы глазниц, носа, ряд верхних зубов...

Она не давала мне погрузиться в агонию ужаса, Она поднимала меня, выкрикивая проклятия в мой адрес. Пальцы мои разжались, выпустив чудовищную находку, и я заставил себя продолжить бежать вслед за Ней, которая, видимо, неплохо ориентировалась в темноте.

- Что я с тобой, как нянька! - воскликнула Она. - Ты сам давай! Сам! Можешь ведь!

Она выпустила меня из своей цепкой хватки, и я услышал, как Она убегала вперед. Она права: я мог, я видел дорогу, так словно всегда жил в этой темноте, на мгновения лишь озаряемой короткими ослепительными небесными огнями.

- Встретимся в гостинице! На крыше! - крикнула она прежде, чем затихли ее  шаги.

Отличная идея...

 

 

 

- Ты женишься на мне? - спросила Она, не успев даже переступить порог моего дома.

Она влетела в прихожую, совершенно не обратив на меня внимания принялась стряхивать с темно-зеленого зонта-трости и ярко-пшеничных волос крупные холодные капли дождя. С черного осеннего плаща Ее струились ручейки мутной воды. Я же стоял перед зеркалом, словно вкопанный, застигнутый Ею врасплох за поправлением воротника рубашки. Моргнул свет, и по квартире разнесся ворвавшийся с небес треск грозового раската, словно оповестивший мне о некоем чуде, произошедшем секунду назад. А чуду имело место быть. Квартира, несомненно, была заперта на замок того ненавистного мною сорта, которые закрывались при захлопывании двери. Кроме этого я впервые Ее увидел. Впервые в своей жизни. Наконец, Она обратила свое внимание на меня. Судя по Ее лицу, она так же впервые увидела меня.

Или же нет?

Моргнул электрический свет.

Прокатился раскат грома.

И свет потух.

 

 

 

Немыслимо.

Немыслимо холодно. Немыслимо страшно. Немыслимо одиноко. Все остальное - лишь прилагается. И металлический вкус крови во рту, и беспрестанное ощущение преследования бесчисленных ночных чудовищ, кишевших повсюду, и разорванная об края обрушившихся стен кожа, потерявшая чувствительность, и онемевшие от усталости ноги, несшие меня по лестнице четырнадцатиэтажного здания все выше и выше - все пустое. Холод. Ужас. Одиночество.

Вбежав на полуразрушенную крышу, подбежав к самому краю, откуда меня чуть не сбросил порыв ветра, я что было силы закричал. Я не узнавал своего голоса, было в нем что-то нечеловеческое, нечто такое, что даже отдаленно не напоминало ни один из тех звуков, которые мне когда-либо доводилось слышать... Слезы смешивались с отравленным дождем, срывались со щек и уносились во тьму, которую я уже не в силах был разглядеть. Это все ваше.

Холод. Ужас. Одиночество.

Это ваш язык.

 

 

 

- Ты женишься на мне? - настойчивей повторила Она свой вопрос.

Я не услышал Ее. Меня завораживал Ее запах, запах грозы, так словно Ее слепили руки неизвестного мастера из дождевых туч и молниями пронзил все Ее существо  для зарождения жизни.

- Вот так прямо сразу? - только и смог я выдавить из себя, собравшись с силами.

Наверняка она ждала, что я буду выказывать свое удивление и возмущение по поводу Ее вторжения на мою территорию, поэтому я решил пойти иным путем.

- Ну да.

- Ты согласна расстаться с остатками своего здравого рассудка? - задал я встречный вопрос. - Ты согласна провести остаток своей жизни в доме для умалишенных?

Конечно, я лукавил. Я всеми силами старался показать, что ничуть не удивился Ее словам. Перебои с электричеством пришлись мне на руку. Я весь дрожал от волнения, ноги подкашивались, голос едва не срывался на предательскую дрожь. Мне бы очень не хотелось, чтобы Она стала свидетелем этого жалкого зрелища.

- Главное - твое согласие, - непринужденно ответила Она. - Остальное не имеет значения.

У Нее прекрасно получалось все глубже вводить меня в заблуждение. Что Она имеет в виду? Что Она хочет всем этим сказать? Она ведет себя так, словно Ее поведение и Ее поступки - это вполне нормальный человеческий фактор! Словно она знает меня с малых лет, и потому считает, что имеет полное право вот так врываться ко мне со своими абсурдными вопросами!

- Ну, в таком случае... - начал было я, ухмыльнувшись, но резко оборвал себя.

Стоп! Что же это я в самом деле! В моей квартире незнакомый человек, который вполне может нести с собой или в себе опасность. Внешняя непринужденность и беззащитность всегда обманчивы, лишь мечтательные и вечно витающие в облаках неудачники купятся на эту уловку!

- Короче, - начал я, сменив интонации на более грозные, нежели изначально. Поймал в темноте узкой прихожей тусклый блеск Ее глаз и, глядя непостредственно в них, потребовал: - Девушка, Вы понимаете, что ворвались в чужую квартиру, и теперь пудрите мне мозги какой-то чушью? Немедленно объясните, что происходит, иначе я вынужден буду применить силу!

Нелепое начало выяснения истины. Даже сквозь темноту до меня прорвалась Ее растерянность. Конечно, Она понимала все, но явно не ждала от меня именно такой реакции. Мы поменялись ролями: теперь Она ни черта не понимала в происходящем, в то время как я прекрасно начал соображать, что здесь замышляется что-то нечистое. Теперь Она не понимала и не могла объяснить для себя мое поведение, в то время как я - мне во всяком случае так казалось - видел аферистку насквозь.

Я кожей чувствовал, как Она смотрела на меня, словно на экспонат Кунскамеры: и с ощутимой брезгливостью, и с непреодолимым любопытством одновременно. Я все более и более ощущал себя не в своей тарелке, как будто это я ворвался в Ее квартиру. Так продолжалось около минуты, и когда я уже собрался было приступить к решительным действиям, Она неожиданно спросила меня:

- Ты дома?

Я опешил. Совсем выжила из ума девчонка.

- Ты все время думаешь и говоришь о своей квартире. Дома ли ты, когда в ней находишься?

Мы, похоже, думаем почти одинаково: Она тоже, как и я, решила перейти к решительным действиям и ввести меня в состояние абсолютного ступора.

- Тебе еще не надоело эту охинею гнать, девонка! - возмутился я. - Отвечай мне и проваливай! Можешь даже не отвечать - проваливай на хрен!

- Куда? Куда мне уходить? - закричала Она, и в этот момент темноту разорвала очередная вспышка молнии, так пугающе отразившаяся в ее глазах, что меня аж передернуло. - Болван, ты вообще ничего не понимаешь?! Ты ВООБЩЕ ничего не понимаешь?!?!?!

Я замолчал. Кричать на Нее расхотелось. Я ВООБЩЕ ничего не понимал. В чем Ей и признался, сдавшись под Ее натиском.

Она вздохнула и неожиданно взяла меня за руку. Ее пальцы были холодны, и нежная кожа на подушечках сморщилась от сырости. Наверное, кожа у нее белая, как снег и тонкая, словно шелк. Меня бросило в жар. Но Она не позволила мне находиться в растерянности, а упрямо потащила меня прочь из квартиры. Она распахнула дверь (опять же: я отчетливо помнил, как Она захлопнула за собой дверь, как щелкнул замок! Чтобы выйти, Ей необходимо было повернуть ручку замка и потянуть на себя дверь! Почему? Почему? Почему она пренебрегает этими действиями???)

В подъезде было темно. Лишь время от времени неясные очертания пустых лестниц, разносортных запертых дверей соседей озаряли тусклые вспышки серебрянного света, после которых на город обрушивались оглушительные перекаты грома. Если закрыть глаза, то сложится впечатление, будто город разрушался, и обломки зданий падали на землю, которая под их тяжестью проламывалась и уносилась в огненные бездны планеты...

Домофон подал радостный окроткий сигнал, когда Она нажала на кнопку для отключения электрического магнита. Она толкнула дверь и пропустила меня вперед на манер джентельменов, когда те пропускают вперед себя великосветских дам... У Нее получилось меня оскорбить, пускай я и не подал виду.

- Что у тебя на уме? - спросил я, не особо надеясь получить ответ, и не надеясь совсем получить ответ вразумительный. - Никогда не встречал таких... необъясняемых людей. Что у тебя на уме?..

- Смотри, - тихо сказала Она, проигнорировав мои слова. - Смотри внимательней...

Холодно. Сыро. Пронизывал до костей ветер. Одежда вмиг намокла от швыряемых в меня бесчисленных ледяных капель. Все-таки гроза прекрасней за окном, когда на тебе сухая одежда, теплые тапки, и горячая кружка кофе в руках...

- Дверь вообще-то открыта... - проворчал я.

- В квартиру твою? Не переживай. Некому больше грабить твою квартиру.

- В смысле?..

Я постепенно начал понимать, что не так. Ни в одном окне дома напротив не горел свет - черным монолитом возвышалось пятиэтажное построение. Не почувствовал жизни я и в своем доме. Ни один фонарь не освещал узкий двор. Не было слышно, как по мокрым дорогам, рассекая грязные лужи, проносились машины. На улице имели голос лишь дождь да завывавший в щелях ветер.

Сверкнула молния, разоблачая одиночество пустынного города. Мое одиночество во всем этом безликом прострастве.

- Ты слышишь?.. - прошептала Она, крепче сжимая мою ладонь. - Прислушайся... Узнаёшь?..

В очередной вспышке я различил окна дома напротив - черные зиявшие дыры, лишенные стекол.

И глаза.

И мерцавшие в них белые огни ненависти, страха, жажды и голода. Неодолимого голода. Всепоглощающего голода. Смертоносного голода, от которого не спастись даже его носителю...

 

 

Я наблюдал, как по лестнице медленно поднимался дрожащий в заледеневших руках огонек, все ближе приближаясь ко мне. Доносилось слабое постукивание каблучков об бетонные ступени, которое с каждой минутой становилось все громче. Это была Она.

Когда Она наконец поднялась на крышу, я без сил повалился с ног. Ничего не говоря, Она прошла мимо меня, освещая себе дорогу керосиновой лампой, на которой из автомобильного диска было сооружено что-то вроде навеса, защищавшего слабый огонек от влаги.

- Все они живут по принципу "живой" и "мертвой" воды: за счет химических реакций, которые возникают при смешивании дождевой воды и коллекторной, - объяснила Она, не глядя на меня. - И, соответственно, той редкой живности, которую они сумеют отыскать. Типа тебя. Здесь тебе бояться нечего. Здесь коллекторной воды нет, потому они сюда никогда не забираются. Как ты себя чувствуешь?

Язык не слушался. Возможно бы я и ответил Ей, но точно не на ее вопрос. Я смолчал, и это, скорее всего, было верным решением. Больше всего не хотелось в тот момент тех слов, о которых потом, когда бы пришел в себя, несомненно сожалел. Она ведь меня спасла, а за это получила бы от меня сплошные проклятия...

Она протянула мне маленькое круглое зеркальце - то самое, в которое обычно носят в своих сумочках все девчонки, в которые они так пристально всматриваются, поправляя тени на глазах, или подкрашивая губы, или оправляя встрепавшуюся челку. Сама Она отошла к краю крыши, повернувшись ко мне спиной.

- Ты ведь работал в этом комплексе? В универсаме, да? - спросила Она и, видимо, прекрасно зная ответ, продолжила с некоторой усмешкой в голосе. Так усмехаются, когда пытаются пожалеть или посочувствовать, но не очень-то получается. - Ты так смешно смотрелся с этими тележками в окружении всех этих уродов. Они разрушали все вокруг, а ты прилежно собирал все обратно. Мне было жалко тебя, когда ты смеялся, говоря, что "тележник - это не должность, тележник - это диагноз". Я смеялась вместе с тобой, прекрасно понимая, что тебе не до смеха. Ведь ты уже почти все понял... Оставалось лишь довести несколько штрихов. Только я не знала, каких... Я так редко к тебе подходила, так мало приносила тебе денег, держала тебя здесь, как могла, чтобы ты наконец понял! А ты находил все новые оправдания, все новые пути, скрываясь от самого главного...

Я смотрелся в зеркальце, которое вручила мне Она. Я не увидел в нем своего отражения. Нечто кошмарное я там обнаружил, нечто омерзительное с неестественно широким оскалом, составленным из длинных кривых почерневших клыков. Я раскрыл пасть и заглянул себе в рот. Язык был выгрызен почти до основания, трепыхались лишь свежие, маслянистые, кровоточащие остатки. Глаза мои, лишенные зрачков, сверкали черным пламенем в блеске молний. Провалившийся нос. Заострившиеся, покрывшиеся мокрой жесткой шерстью уши. Из рассеченного лба сочилось нечто черное и густое. Нечто...

Нечто.

- Твое прошлое - выдумка, - говорила Она. - Настоящее - лишь следствие защиты психики. Человеческий разум не способен выжить в одиночку. Так устроила его природа - для жизни человеку нужен человек. Потому в этом мире некоторые особи, не отличающиеся силой и волей, цепляются за то, что еще уцелело после той катострофы, придумывают то, чего, как им кажется в этом всем не достает, и живут по правилам, которые сами же и выдумали... Они не ищут никого в реальности, но я их не сужу - не все настолько сильны, чтобы пережить одиночество, ужас... Есть такие люди, как я, которые находят в себе силы и блуждают по городам в поисках соратников. Таким образом мы спасаемся от одиночества, но я почему-то все равно не считаю его единственно верным способом... Просто иначе я не могу. Не дано, наверное...

Что Она говорит?.. Что Она такое мелет?..

- Все, с кем ты общался, все кого, ты помнишь, когда не видишь, все, чье имя ты помнишь, не видя их лиц перед собой - это я. - продолжила Она, чуть погодя. - Я всегда с тобой разговаривала, Не знаю, почему я так поступала, ведь тем самым ты все больше уподабливался им. Нужно было тебя скорее будить. Но ты так отчаянно цеплялся за все то немногое, что у тебя имелось, так дорожил тем ничтожным своим существованием, называя это "дорогой одинокого волка". Да, не удивляйся! Я выдавала себя даже за тебя самого. Разговаривая с самим собой, ты ведал мне свои самые сокровенные тайны. Наверное, именно это останавливает таких, как я, от спасения таких, как ты. Было любопытно наблюдать за тем, как ты ненавидел тех, чьи имена ты не помнил, когда не видел их. Ты же видел! Ты же видел их непринадлежность к людям! Почему ты так упорно отрицал все это?

Я закрывал глаза, и меня слепил свет - теплый солнечный свет, и ветер был горячим, июльским. А в голове вспыхивали отзвуки вечно гремящих автомобилей, трамваев, бесконечный гомон людей, самых настоящих людей, которые еще не успели превратиться в...

Жертву холода. Жертву ужаса. Жертву Одиночества.

- Я чуть было тебя не лишилась, играя в собственные игры... создавая в твоей голове ненавистников и любимых. Но я поздно спохватилась, когда обнаружила, что любимых в твоем сердце почти не осталось, что равнодушие и страх отравляют тебя, даже втайне от тебя. Когда ты все чаще отказывался разговаривать со мной, запираясь в комнате с разбитым компьютером, с вынесенным шквальным ветром окном и заплесневевшими от влаги пустыми стенами, когда замкнутость твоя на улице превратилась в затворничество, я перепугалась по-настоящему.  Твой теперешний облик - моя вина. Я уже почти видела тебя таким, каким ты видел все это время себя... Но как хорошо, что я смогла вовремя остановиться, вспомнить, что ты все еще пока есть...

Воспоминания по-прежнему живы и практически ощутимы. Когда я закрывал глаза, в тело снова возвращалась боль...

- Потому я тебе предлагаю... предлагаю жениться на мне, - Она повернулась ко мне и посмотрела на меня глазами девушек, которые когда-то признавались мне в любви и котороым признавался в любви я. Посмотрела на меня глазами друзей, которые уверяли меня, что жизнь не так же ужасна, как и прекрасна, что нужно отложить нож и не совершать больше глупостей. Посмотрела на меня глазами мамы, которая плакала из-за моей непростительной чудовищной апатии ко всему, что вокруг меня происходило. - Это единственная гарантия на наше с тобой спасение.

Она подошла ко мне, опустилась на корточки и прижала мою уродливую голову к своей груди.

- Я слишком долго блуждала по этому пустому миру. Я слишком сильно устала, чтобы позволить тебя упустить. Ты слишком долго не верил во все, что вокруг тебя происходило. Пора помочь друг другу, любимый.

Она говорила голосами, которых никогда не было...

- Ты вечно будешь со мной, любимый?

Она обнимала меня руками, которых я никогда не чувствовал...

- Ты не оставишь меня, любимый?

Она плакала слезами, которых я никогда не видел и не вкушал соли их...

- Ты женишься на мне?

Я открыл глаза и посмотрел на Нее.

- Ты не оставишь меня одну?..

Наши волосы встрепал ласковый летний ветер. Полуденное солнце слепило нам глаза. Мы жмурились от этого.

 

 

ночь с 23 по 24 августа 2009г.

 

 


Hosted by uCoz