В Уголовном кодексе Российской Федерации против коллекционеров есть две статьи. Первая — за незаконное приобретение, сбыт или ношение холодного оружия; и вторая — за приобретение или сбыт официальных документов и государственных наград (правда не всех, а только СССР, РСФСР и РФ). Наказание предусмотрено тоже строгое — от денежного штрафа (200 минимальных окладов) до 2-х лет лишения свободы.
Это удивительно напоминает охоту, в которой бездна энергии, страсти, восторга. «Охотники», гоняющиеся за «сокровищами», готовы выложить последние сбережения, лишь бы стать монопольными обладателями антикварных вещиц. Сочтя их ненормальными, от них уходят жёны: они не понимают, почему чувства от созерцания, изучения, обладания редкой вещью глубже, искреннее и серьёзнее всех остальных.
Да, они не такие, как все. Они коллекционеры. Занятие это не только очень увлекательное, но и весьма рискованное. Так было в ещё недавние советские времена, ничего не изменилось и сегодня.
В Уголовном кодексе Российской Федерации против коллекционеров есть две статьи. Первая — за незаконное приобретение, сбыт или ношение холодного оружия; и вторая — за приобретение или сбыт официальных документов и государственных наград (правда не всех, а только СССР, РСФСР и РФ). Наказание предусмотрено тоже строгое — от денежного штрафа (200 минимальных окладов) до 2-х лет лишения свободы. Из сообщества коллекционеров собиратели оружия подвергаются постоянным гонениям. Хотя во многом благодаря им — этим увлечённым людям — до наших дней дошли подлинные шедевры военного ремесла, я уже не говорю об образцах, имеющих огромную историческую ценность. Эти статьи позволяют без особых проблем расправиться с любым коллекционером, чем сегодня охотно пользуется милиция общественной безопасности, совершая набеги на слёты «ненормальных». Такие операции носят название «Коллекционер». Бывает, что после очередной акции коллекционер лишается практически всех своих сокровищ, кропотливо собранных им на протяжении многих лет.
И тем не менее своего увлечения они не оставляют, как бы ни был суров закон за привязанность «к преданиям старины глубокой», как ни жестока была бы боль утраты от безвозвратно потерянных бесценных экземпляров коллекции. Встречаются они во Дворцах культуры, а то и просто на пустырях. Я бывал на цивилизованных пристанищах и на сборах под открытым небом в Рязани, Коломне, Воскресенске, Москве. И поверьте, ни разу не пожалел о потерянном времени. Это было как путешествие в мир знаний и увлекательных исторических рассказов. Я познакомился с людьми образованными, культурными. Они-то и поведали мне свои проблемы, с которыми сталкиваются сегодня российские коллекционеры.
Конфискация с ликвидацией
(Беседа в Рязани)
Николай Волошин: — В любой европейской стране можно свободно купить штык, нож, кортик. Это нормальное явление. У нас же — запрещено, т. к. этим оружием можно убить человека. Скажите, чем чаще убивают во время бытовых драк — кухонным ножом или военным кортиком? Но наличие статьи позволяет держать на крючке коллекционеров, конфисковывать у них ценнейшие экспонаты. К нам могут прийти домой и под предлогом проверки, не краденый ли кортик или кинжал, изъять любой предмет коллекции. А потом — ищи-свищи, но ничего уже к тебе назад не вернётся. Будешь возмущаться, могут и тебя забрать и посадить вместе с уголовниками. Можно, конечно, жаловаться, на это уйдут время и здоровье, и ничего не докажешь. В лучшем случае получишь жалкую компенсацию по старым, ещё советским, расценкам. За уникальную саблю, к примеру, заплатят не больше пятисот рублей.
Олег Завьялов: Однажды в Москве в антикварном магазине я увидел в открытой продаже нож-тесак. Продавщица пояснила мне, что тесак можно купить — никаких проблем. А вот когда в нашем клубе выложил для продажи два штыка (они мне не нужны) и другие вещи периода 1-ой и 2-ой мировых войн, подошли двое в штатском, спросили, сколько стоит оружие, а потом предложили проехать с ними в милицию — разобраться. Потащили меня в машину, даже не дав собрать свои вещи, как это обычно они и делают. В милиции составили протокол изъятия штыков, обвинили меня в попытке реализации холодного оружия. А через год я получил повестку в суд, который признал, что в моих действиях не было состава преступления. Но вернули мне только проржавевшую ручку от штыка, остальное якобы уничтожили.
Владимир Петухов: — В уничтожение, понятное дело, никто из нас не верит! Многие криминалисты любят холодное оружие, и это понятно: сапёры коллекционируют гранаты, снаряды, эксперты по баллистике — оружие. Во всех странах его можно купить, а у нас — конфисковать. По правилам, конфискованное холодное оружие должно идти на переплавку. Но у кого поднимется рука переплавить старинную шпагу стоимостью в несколько сот долларов? Да и кто проверять будет… Я сам один раз случайно в милиции читал акт об уничтожении конфискованной георгиевской сабли. (Её стоимость — около двух тысяч долларов). Там было подробно описано, на сколько кусочков и сантиметров предмет был разрезан перед отправкой на переплавку. А сама сабля спокойно стояла в углу — целая и невредимая. Ясно, что она будет продана. Операция «Коллекционер» прошла успешно.
Анатолий Крымов: — Лет пять тому назад я тоже угодил в милицию. Остановили машину, на которой мы возвращались после слёта коллекционеров. С нами были москвичи и один прибалт, со мной моя подруга — семнадцатилетняя девушка. Привезли всех в милицию, во дворе вытащили наши сумки из машины и начали копаться в вещах. У меня были две военные рации (это не запрещено), парадный палаш (тонкая шпага, декоративный элемент формы царского чиновника) и лётный кортик. Все их отложили в сторону. У других тоже изъяли — немецкие кортики, ещё кое-что. И предложили подписать бумагу о том, что у нас нет претензий по поводу нашего задержания. Про вещи сказали, что будут их проверять, т. к. недавно были кражи из частных коллекций. Потом я с адвокатом пытался вернуть свои вещи, но не удалось найти даже их следов. Позже узнал, что кое-что появилось на Арбате… Таким образом вещь может вернуться к тебе через третьи руки.
Бандит коллекционеру не товарищ
(Беседа в Коломне)
Леонид Карпов: — Нам часто пытаются приписать торговлю оружием. Бред! Криминальный мир не интересуется старым оружием. Им нужно новое, которое не подведёт. В их работе ошибок не прощают. Никогда бандит не пойдёт к коллекционеру за оружием, он всё купит на военном складе — современное и безотказное.
Александр Панарин: — Да, Боже мой, всё очень просто: оружие у нас не боевое, а имеющее историческую ценность, или бутафория, которая использовалась при проведении различных исторических мероприятий. В западных странах для представлений разрешается использовать просверленное оружие, т. е. специально приведённое в негодность. К нему прилагается сертификат дезактивации. У нас же даже если с таким сертификатом обнаружат винтовку, тут же изымут и статью «пришьют». У моего друга забрали даже деревянные приклады от винтовок!
Юрий Солодов: Есть ещё одна проблема — хулиганы. Вернее, бандиты. Они обворовывают подчистую. В прошлом году из сарая у меня исчезли стальные кирасы (железные нагрудники, 11 штук, — это уникальные, редкие экспонаты, которых больше ни у кого нет! Во всяком случае, в нашем городе. Об этом мало кто знает, но их экспериментально использовали в сапёрных батальонах и во время второй мировой войны, когда шли в атаку. Воры не тронули стоящую в углу большую глубинную бомбу (конечно полую), видимо, приняли за бочку. Но исчезли металлические окопные щиты. Утащили всю медную антикварную посуду, микроскоп начала века, коллекцию кранов царских времён. Даже ручной немецкий генератор и тот спёрли. Заодно прихватили две современные военные палатки, запасные колёса от моего автомобиля и инструменты. Подчистили основательно.
Кто кивер чистил весь избитый?
(Беседа в Москве)
Корр.: — Скажите, а почему оружие? Зачем вам это надо? Постоянно нарываться на конфликты с милицией, рисковать потерей всей коллекции… Не проще было бы собирать бабочек или марки?
Владимир Остапенко: — Наверное, вам не понять. Эти вещи несут энергию того времени. Чтобы перенестись в 1914-й или в 41-й, нам не нужна машина времени. Настоящему коллекционеру военной старины дороги покорёженные обломки танков или самолётов, простреленные вещи — свидетели войны… У меня есть армейские экспонаты, которых сегодня не найти ни в одном военном музее. Я могу до мельчайших подробностей и с максимальной достоверностью воссоздать эпоху второй мировой войны.
Андрей Кирюшин: — В моей коллекции есть потрясающие вещи — военный патефон, водка (со 2-ой мировой войны сохранилась — не верите?!), табак, спички, сахарин в блоках и даже армейский презерватив образца 1943 года! Я могу надеть форму солдата и так же, как он в 1942 году, закурить махорочку и попить чай с сахарином из солдатского котелка… В музеях в основном представлены документы и фотографии, но нет того количества ценных экспонатов, которые есть в частных коллекциях. Поэтому, я считаю, государство должно быть заинтересовано в защите коллекционеров. Например, у меня солдатской и офицерской формы (периода 1-й и 2-й мировых войн) больше, чем в музее. Форму я собираю не для бизнеса, никогда не продам редкую вещь, они остаются со мной, в России.
Корр.: — Но и в музей не отдадите?
Андрей Кирюшин: — Пока нет. Просто я за ними лучше присмотрю, но я всегда готов предоставить экспонаты для музейных выставок. Поймите, это мой маленький мир, и я в нём живу. Я чищу каждую вещь, регулярно проветриваю форму, обрабатываю её от моли. У коллекционеров эти вещи лучше сохраняются. Я видел в музеях редкие и ценные предметы, которые пришли в полную негодность от неправильного хранения. У меня однажды руки затряслись, когда в запасниках под грудой ржавых военных касок я обнаружил раздавленный уникальный кивер. Хотел купить его и восстановить — не дали, нельзя. Потом комиссия признает его негодным и выкинет на свалку. Или устроят в музее очередное сокращение фондов, и какие-нибудь ценные военные мортиры пойдут в металлолом.
Корр.: — А вам никогда не хотелось устроить выставку частных коллекций? На Западе часто такое практикуют. А так, что получается — у вас потрясающие экспонаты, но видеть их может только узкий круг друзей — ваших знакомых.
Валентин Сорокин: — Нет, мы не хотим «светиться». Выставка может окончиться очередной операцией «Коллекционер».
Андрей Кирюшин: — А я не прочь. Может быть, тогда люди поймут, что коллекционеры — это не преступники, не террористы, как нас изображают милиция и пресса, а благо для России.
Послесловие
Прав, ох как прав Андрей Кирюшин. А я вот о чём подумал: а чем, например, охотник лучше коллекционера оружия? Охотники с точки зрения права полностью защищены — у них есть членские билеты, дающие им право на приобретение и хранение даже огнестрельного оружия. Неужели хранение дома морского кортика опаснее хранения охотничьего ружья, которое, как известно, обязательно должно выстрелить?
Я не ратую за отмену статей уголовного кодекса, но, думаю, сегодня они должны иметь совершенно иное применение. Речь идёт о том, как помочь коллекционерам выйти из подполья, как уберечь их от правового беспредела.