«Терпеливо собирайте свидетельства о тех,
кто погиб за себя и за вас…».
Юлиус ФУЧИК
I.
Разбуженный грохотом, Огоньков проснулся. Соскочил с постели. Откуда-то со стороны леса нарастал, приближаясь, гул. Одеваясь на ходу, Илья Николаевич выбежал на улицу. И в то же время ухнуло несколько тяжёлых взрывов. Земля колыхнулась, качнулось здание станции. Одна из бомб разорвалась возле будки стрелочника. Взрывной волной строение отбросило в сторону. Остальные бомбы легли вблизи посёлка, у магазина.
В кабинете начальника Лиепайского отделения дороги Васина резко зазвонил телефон. Он рывком поднял трубку. Узнал голос Огонькова, начальника станции Гавиезе, спросил:
— Илья Николаевич, как дела на станции? Есть разрушения? Люди на месте?
— Станция может работать. Большой урон в посёлке. Ребятишки среди развалин… Что это, Денис Маркович?
— Это фашизм, Илья Николаевич! — сурово ответил Васин. — И драться нам с ним придётся, не жалея жизни. На станции наведите порядок. Держите связь со мной.
Огоньков положил трубку. Ему всё ещё не верилось, что это война… Неужели она будет долгой? Но как бы там ни было, нельзя допустить, чтобы вернулись старые порядки. Их он насмотрелся за свою жизнь вдосталь. С самого раннего детства его преследовала бедность. Родился Огоньков в семье железнодорожника. Отец всю жизнь проработал осмотрщиком в Резекие. Учиться пришлось недолго: его бунтарский характер, искренняя симпатия к Советской стране вызывали у преподавателей недовольство — и вскоре он был вынужден оставить учёбу. Летом он батрачил у кулаков, а зимой и осенью перебивался случайными заработками. С помощью друзей отца удалось попасть на транспорт, но и здесь Огоньков постоянно чувствовал на себе косые взгляды.
На станции Гавиезе Огоньков начал работать в 1939 году. Чудом получил должность дежурного на этой маленькой станции. После восстановления Советской власти было создано Лиепайское отделение. Огонькова назначили начальником станции. Работал он всегда с полной отдачей, страстно и увлечённо. Но вот разразилась война…
Она нарушила мирный ритм жизни, но не поколебала стойкости людей. В трудную минуту никто не покинул своего места. Даже простые крестьяне, помогавшие станционным рабочим наводить порядок после бомбёжки, не уходили со станции до позднего вечера.
Шёл второй день войны. Только второй… В кабинет начальника станции заглянул путевой бригадир Андрей Янович Бекерис, присел на краешек стула.
— Илья Николаевич, скажи как на духу, как дела? Отгоним немчуру-то?
— Держаться надо, — ответил Огоньков. — Внезапный захват Лиепаи оказался фашистам не по зубам. А нам предстоит отправить с узла весь подвижной состав, вывезти оборудование предприятий, эвакуировать людей.
— Значит, пройдут фашисты? Не удержим их?
Огоньков на минуту задумался. Телефонный звонок прервал разговор. Звонил начальник отделения Васин.
— Станция Гавиезе! — прижав к уху трубку, громко крикнул Огоньков. — Пока спокойно, Денис Маркович! Всё готово, чтобы пропустить пассажирский поезд.
— Учтите, Илья Николаевич, в нём едут эвакуированные семьи военнослужащих. Эти люди перенесли много горя, у иных на глазах погибли мужья и отцы. Лично проследите, чтобы не только у нас, но и по всей линии поезд не задерживался.
Поезд вначале был сформирован из 18 пассажирских вагонов, но в пути для эвакуации раненых от него отцепили 10 классных и добавили два товарных вагона. Приняв эвакуирующихся в Вайнеде, состав на обратном пути остановился в Приекуле, чтобы взять жён и детей пограничных застав.
Погрузка шла торопливо, но без паники. Над станцией появились самолёты с чёрными крестами. Всё отчётливее становилась трескотня автоматов и ружейных выстрелов. Бой приближался к станции.
II.
Чёрная стая немецких мотоциклистов влетела в Приекуле на предельной скорости. Промчавшись через посёлок, они ворвались на станцию и плотным кольцом окружили поезд.
Вслед за мотоциклистами в посёлок вползли танки, появились гусеничные тягачи и грузовики. Всё превратилось в гудящий серый муравейник.
Под охраной мотоциклистов к зданию вокзала Приекуле подкатила машина. Из неё кряхтя вылез гитлеровский генерал с гладко выбритым лицом. Увидев приближающегося майора, он широко улыбнулся и сделал шаг навстречу.
— Браво, майор! На вашем счету первый город Латвии. Гордитесь! Впереди орешек покрупнее — Лиепая. Какие будут планы?
— На станции захвачен пассажирский поезд. По имеющимся данным, русские ещё не знают, что станция уже занята нашими войсками, и ждут очередного поезда из Приекуле согласно действующему у них расписанию. Есть мысль…
— Я вас понял, майор! — перебил его генерал. — Лиепая не Троя, но повторить можно. При успехе доложу о вас рейхсфюреру. Действуйте!
Уже через несколько минут в кабинете начальника станции Приекуле майор излагал своим подчинённым план операции.
— Захват пассажирского поезда — большая удача. И нам её никак нельзя упускать. Вечером этот поезд должен уйти по расписанию в Лиепаю, где ещё неизвестно, что нами занят Приекуле. Исходя из этого, мною разработана операция «Троянский конь». Задача самая простая: женщин и детей выкинуть из вагонов, раненых расстрелять, а в вагоны посадить наших солдат. На подступах к Лиепае десант должен молниеносно захватить мосты у старой крепости. Тем самым будет значительно облегчена задача моторизированных частей, продвигающихся по Гробиньскому шоссе. Этим десантом будет ваша рота, обер-лейтенант. Отберите себе девяносто лучших парней.
Стоявший у окна рослый молодой офицер, блондин с аккуратным пробором, согласно кивнул головой:
— Благодарю за честь, герр майор! Мои солдаты достойны этой операции.
— На паровозе в охранении поедет Целминь, — майор перевёл взгляд на зондерфюрера, получившего это звание перед войной. — Вам надо быть особенно начеку, от ваших действий будет зависеть весь успех операции. Не спускайте глаз с поездной бригады! В случае чего — останавливайте состав. Не торопитесь на этот раз пускать в расход своих соотечественников. Прежде всего — выполнение задачи.
— Слушаюсь, — услужливо вытянулся Целминь.
— Время не ждёт, господа! Вперёд! Хайль Гитлер!
Захват фортовых мостов был одной из важнейших задач немецкого командования. При благополучном исходе этой операции немцы оказывались в тылу у защитников города и, следовательно, легко могли овладеть им. Задуманная фашистами операция «Троянский конь» стала бы смертельной для Лиепаи и её героических защитников.
III.
Илья Николаевич Огоньков стоял на перроне и, не отрываясь, поглядывал в даль рельсовой колеи, откуда должен был появиться пассажирский поезд. Огоньков беспокоился, что состав задерживается. Вдруг послышался резкий призыв селектора, который отвлёк внимание начальника станции. Огоньков перегнулся через подоконник и взял трубку. Дежурный на станции Паплака Жанис Кумпис взволнованно сообщил:
— Проследовал пассажирский поезд ни Лиепаю. Все окна вагонов плотно закрыты и завешены. Кабина машиниста тоже с наглухо закрытыми окнами. И это в такую-то жару! Или их преследуют немцы, или…
Связь неожиданно прервалась.
— Паплака… Паплака! — пытаясь соединиться со станцией, кричал Огоньков, но ему никто не отвечал.
Огоньков опустил трубку, но тут же, словно спохватившись, стал звонить Васину. Лиепая отозвалась неожиданно быстро. Узнав по голосу начальника отделения, Огоньков в нескольких словах сообщил о разговоре с Паплакой.
— Примите все меры для выяснения. Сейчас крайне важно определить, кто в поезде. Может, это пассажиры, убегающие от немцев, но не исключено, что в вагонах гитлеровцы. Как бы не было ошибки, будьте очень осторожны, Илья Николаевич!
— Илья! — К Огонькову подбежала жена. — Над лесом видны клубы дыма, и всё на одном месте. Не от паровоза ли это?
Огоньков вышел на платформу, но поезда не увидел. Лишь над верхушками деревьев поднималось облако тяжёлой пыли и дыма. Определив на глаз расстояние. Огоньков догадался, что поезд остановился на перегоне.
Он сел на велосипед и по тропинке лесом поехал туда, где виднелся дым. Отъехав километра полтора по направлению к Приекуле, он действительно обнаружил поезд, в который спешно садились гитлеровцы в чёрных мундирах. У каждого за спиной висел маленький рюкзак из белого брезента, оттуда торчали длинные ручки гранат.
Медлить нельзя. Огоньков бесшумно развернул велосипед. Яростно накручивая педали, вдруг поймал себя на мысли, что от него зависит теперь так много, что о возможной неудаче не хотелось и думать. До станции он домчался за несколько минут.
Загремел, падая, велосипед. Огоньков быстро бросился в помещение, схватил трубку селекторного телефона.
— Лиепая… Лиепая… Кто это? Денис Маркович, Огоньков говорит. Слушайте внимательно: немцы захватили наш поезд и едут в Лиепаю. Своими глазами видел. Придумайте что-нибудь, иначе будет поздно!
— Спасибо, Илья Николаевич, за службу. Сейчас же покидайте пост…
Когда немцы ворвались на станцию, они нашли там лишь покорёженную аппаратуру. Ни начальника станции, ни его семьи найти не удалось.
…Васин посмотрел на часы. Стрелка неумолимо двигалась вперёд. От Гавиезе до Лиепаи меньше 20 километров. Там набирал скорость вражеский поезд. Васин пытался утешить себя мыслью, что на пути вражеского десанта вдруг окажется повреждённым путь, но это было маловероятно. Первым нарушил молчание военный комендант железнодорожной станции Лиепая Иван Трофимович Рожков.
— А что если навстречу фашистам выслать паровоз и искусственно создать крушение? Найдётся паровоз?
— Пожалуй, это идея, — обрадовался Васин.
Паровозная бригада была на месте. В считанные секунды отцепили паровоз от грузовых вагонов. Глотая едкий дым, машинист остервенело швырял в прожорливую топку уголь и осиновые чурки. Трещал и гудел огонь. Рожков следил за манометром. Вода в котле играла, как в гигантском самоваре. Готово! Приказав Снарскому оставить паровоз, Рожков положил руку на реверс.
Могучий К-15 словно ждал этого часа. Вздрогнул, пыхнул дымом и паром, блеснул стальными массивными колёсами и покатился к выходным стрелкам.
…Матиас Трумпениекс, согнув спину, обметал самодельным веником шпалы и стальные перья стрелок. Управившись с работой, он присел на порог будки. Время вахты подходило к концу. Сквозь слабую дрёму услышал резкий призыв селектора. Стрелочник вскочил и бросился в будку:
— Пятый пост слушает!
— Сейчас пропустишь паровоз на Приекуле. Торопись, он уже отошёл от станции.
— Хорошо, — ответил Трумпениекс и тут же опомнился. — Но ведь оттуда идёт к нам пассажирский!
— Немедленно готовьте стрелку на выход паровоза из Лиепаи! Иначе будет поздно! — в трубке звучал голос начальника отделения.
Трумпениекс по привычке оправил на поясе флажки, проверил фонарь и побежал к флюгарке стрелки. Через несколько минут мимо него, набирая скорость, прогремел быстро несущийся паровоз. Старый стрелочник едва успел прочитать надпись, выведенную мелом на паровозе, — «Лиепая — Гитлеру».
Машина послушно неслась вперёд. Рожков, отведя регулятор на всю дугу и отдав реверс на полную отсечку, твёрдо держал руку. Стрелка на циферблате тахометра показывала скорость в шестьдесят километров. Позади уже линия укреплений. Теперь можно и прыгать. Люди, работающие на валах, вдруг с удивлением увидели, как с паровоза на ходу спрыгнул человек и кубарем покатился под откос.
IV.
Насмерть перепуганный угрозами зондерфюрера, машинист исполнял свои обязанности на совесть. Укриньш хорошо понимал, чем может закончиться такая поездка, но решаться на главное не хватало мужества. А мимо проплывали густозелёные острова лесов, наливающиеся золотом хлебные поля. Молча трудился и помощник Андрей Эртманис. По его лицу градом катился пот. Помощник вопросительно поглядывал на машиниста. Но Укриньш отводил глаза, и в эти минуты ещё злее звенела лопата в руках Андрея, подбрасывающего уголь в топку.
Зондерфюрер стоял в кабине. Над его головой слабо чернели лампы, еле освещая приборы. В правой руке фашиста блестел ствол пистолета. Он не спускал глаз с паровозной бригады и не сразу заметил впереди на полотне дороги размахивающего обеими руками сигнальщика.
…Год спустя, окончательно оправившись от увечий после неудачи «Троянского коня», Густав Целминь в фашистской газете «Слово Курземе», выходившей в Лиепае, будет, размахивая кулаками, оправдывать провалившуюся авантюру: «И вдруг не доезжая до станции Гавиезе машинист воскликнул: «Кто-то сигнализирует флагом!». Я дал команду замедлить ход поезда. Стал наблюдать. Вскоре ясно увидел, что у сигнальщика в руках флаг со свастикой. Странно! Это не было предусмотрено планом операции и поэтому непонятно. Неужели провокация? Всё же поезд остановил. Оказывается, в последний момент генералу Ломейеру показалось, что мало посадили штурмовиков в «Троянского коня», и он решил добавить ещё один усиленный взвод с пушками. Возражать мы не могли, но пока подошёл весь взвод, прошёл час, и кто знает, не заметил ли кто со станции Гавиезе нашу остановку и не сообщил ли об этом куда следует…»
Станцию Гавиезе, набирая скорость, проехали при закрытом светофоре. На миг Укриньшу показалось, что дежурный с перрона провожал их эшелон не удивлённым, а пристальным взглядом. Впереди был лес, а за ним Лиепая. Укриньш довёл скорость хода до девяноста километров и ниже не сдавал. В лес вошли на предельной скорости. И вдруг в той стороне, куда на широком закруглении уходят, скрываясь за деревьями, рельсы, механик заметил над лесом облачко дыма от встречного паровоза. Клубы дыма всё ближе и ближе к повороту, и, наконец, впереди, навстречу поезду, бешено вырвался из-за поворота одиночный паровоз.
— Впереди паровоз! — без испуга крикнул машинист и взглядом на дверь подал знак своему помощнику.
— Тормози, — заорал побледневший Целминь и, угрожая оружием, заставил машиниста дать экстренное торможение.
От сильного толчка зондерфюрера прижало к котлу, и он выронил пистолет. Не мешкая, машинист кинулся к двери и, не спускаясь по лестнице, выпрыгнул из паровоза, в противоположную сторону выпрыгнул немного растерявшийся Андрей Эртманис. На глазах у Целминя увеличилась до ужасающих размеров звезда паровоза-мстителя. Искать оружие уже не было смысла, фашист, распахнув дверцу, едва успел выпрыгнуть.
В тот же миг раздался резкий краткий разлом стали, и К-15 вздыбил «Троянского коня». С огромной силой лезли друг на друга вагоны. Дрогнул воздух от разорвавшихся котлов. И долго ещё за горизонтом грохотало эхо взрыва. Так у Крустоюмса, в 2,5 км от восточной окраины города, невдалеке от пересечения железной дороги с Гробиньским шоссе «Троянский конь» свернул себе шею.
Каждый час войны превращал цветущий портовый город в развалины. В ночь на субботу Лиепая пылала. Большим факелом горела гостиница «Олимпия», в огне стояли здания по всему южному берегу канала, вплоть до товарной станции.
Город продолжал мужественно сражаться, но сил у защитников оставалось мало. Кончались патроны.
29 июня 1941 года немецко-фашистские войска вошли, наконец, в старую Лиепаю, но они всё ещё не чувствовали себя спокойно. Жители города в течение нескольких дней группами и в одиночку, с крыш домов, из окон, из подворотен продолжали обстреливать фашистских захватчиков. Героические защитники Лиепаи — воины и вооружённые рабочие, которым удалось вырваться из вражеского кольца, а также те, кто остался в городе после взятия его врагом, начали партизанскую борьбу.
Для подпольной работы в городе был оставлен Иван Трофимович Рожков. Айзсарги выследили его. 5 ноября 1941 года патриота схватило гестапо. Вскоре, как утверждают некоторые лиепайчане, в немецких газетах появилось сообщение, что военный комендант станции Лиепая расстрелян за организацию крушения поезда.
С группой красноармейцев Илья Николаевич Огоньков около недели скрывался в ближайших к станции Гавиезе лесах. Когда поздно ночью Огоньков пробирался домой, чтобы переодеться и взять продукты, айзсарги схватили его. Одного из них, Шакалиса, Илья Николаевич знал.
— А, старый знакомый! Ну, кончилось твоё время! — злорадно проговорил Шакалис и ударил его в лицо прикладом.
— Это ты сообщил большевикам о поезде с немецкими солдатами? — допытывался айзсарг, но Огоньков молчал.
Избитого Огонькова бросили в машину и отвезли в лиепайскую тюрьму.
Две недели фашисты пытали Огонькова, добиваясь от него признания, но он молчал. Фашисты не расстреляли его лишь потому, что его имя значилось в списках нужных для них специалистов. Жестоко избитого Огонькова выпустили из тюрьмы, взяв с него подписку о невыезде.
С помощью друзей он перебрался в Земгале. Приютил его брат матери Петер Бизайнис, который жил в двух километрах от станции Силини (узкоколейная дорога Виесите — Акнисте — Нерета). Через три месяца, чтобы как-то прокормиться, Огоньков устраивается на станцию кондуктором. Начальником станции Силини был в то время Лиепниек. Внимательно приглядевшись к новому работнику, он познакомил его со слесарем станции Виесите Станиславом Баровским, который был связным партизанского отряда Отомара Ошкална. Через него Илья Николаевич держал связь с партизанами, передавая важные сведения о железнодорожных перевозках…
Закончилась война. Станислав Баровский остался в Виесите, работает в милиции.
Огоньков после победы трудился дежурным по станции Тукмус, а позже в этой же должности на станции Шкиротава. После войны был награждён орденом «Знак почёта». Умер он в 1968 году.
Остался жив после войны и Матиас Петрович Трумпениекс. До самой пенсии работал стрелочником на том же самом посту, где когда-то готовил маршрут для паровоза-мстителя.
До сих пор живёт и здравствует бывший помощник машиниста, девяностодвухлетний Андрей Янович Этманис.
В Елгаве в музее железнодорожного транспорта есть витрина, специально посвящённая этому подвигу. Скоро к экспонатам прибавится ещё один — орден «Знак почёта» № 452984, который передала музею жена Огонькова — Валентина Александровна Яунземе.
У моста через канал, разделяющий город на новую и старую Лиепаю, где проходил последний оборонительный рубеж защитников города, стоит памятник героям-лиепайчанам, грудью преградившим путь фашистским оккупантам в грозные июньские дни 1941 года. Но гранитном пьедестале застыли в последнем броске рабочий, моряк и девушка-санитарка.
г. Рига, 1985 год.