«…найдутся ещё иные друзья — книги. Не только
Пушкин, Лермонтов, Есенин, но и Лорка,
Ахматова, Пастернак, десятки других поэтов
должны стать твоими друзьями. Конечно, поэзию
начала века здесь трудно достать, Гумилёва
особенно… Но сиднем сидеть тоже нельзя:
надо искать выходы на самиздат, что ли…»
Виктор Мельников. «Мудрость жизни».
Мы, дети шестидесятых, проходили жизнь не по школьным учебникам, а по самиздатовским книгам. Так в то время назывались книги, собранные из светокопий уже опубликованных журналов и книг самой популярной в то время литературы. Нет, это были не запрещённые книги, а вполне нормальная литература, которая из-за своих малых тиражей не попадала на прилавок свободной торговли. Одним словом, дефицит. Дефицитом в то время были «В августе 44-го», «Царь-рыба», «Белая гвардия» и другая хорошая литература.
Если кто думает, что самиздат — детище советской власти — он глубоко ошибается. Рукописным способом ещё в ХVIII веке распространялись сатиры Сумарокова. Потом, в первой половине ХIХ века, когда Россия буквально кишела тайными обществами — печатались и распространялись среди народа воззвания будущих декабристов, а позже — и народников. Самиздатом распространялось и стихотворение «На смерть поэта». На следующий же день после смерти Пушкина, произошедшей 28 января (9 января) 1837 года, весь Петербург, а вслед за ним и Москва, читали ходившие по рукам многократно переписываемые строчки стихотворения Лермонтова «На смерть поэта». В то время это называлось «хождением в списках».
Мне в самиздате довелось читать Б. Пастернака «Доктор Живаго» (его тогда передавали по вечерам по радио (передача «Голос Америки»), А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус» и «В круге первом». Читал В. Войновича, Л. Чуковского, стихи Иосифа Бродского, О. Мандельштама, А. Галича, стихи и прозу Марины Цветаевой и Андрея Белого. Не знаю, как они доходили до нас, кем распространялись, но мне ни копейки не приходилось тратить за прочтение этой всё-таки подпольной литературы. Условие было одно — прочитать за ночь.
Даже читать такие книги было делом опасным. Мы понимали, что могло повлечь за собой такое чтение. Распространителей самиздата преследовала прокуратура и КГБ. Владимир Буковский в своём автобиографическом романе «И возвращается ветер» дал этому явлению такое полушутливое определение: «Самиздат: сам сочиняю, сам редактирую, сам цензурирую, сам издаю, сам распространяю, сам и отсиживаю за него».
Совсем недавно, разбирая свой архивный материал, я наткнулся на казалось бы уже давно потерянные жёлтые листочки. Это была стенограмма обсуждения романа Дудинцева «Не хлебом единым». Знаменитые писатели обсуждают роман: В. Иванов, К. Симонов, Л. Славин, С. Михалков, К. Паустовский…
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ В. ИВАНОВ
Роман написан в традициях Гоголя. В нём сильна сатирическая струя. Предметом изображения автор избрал маленького незаметного человека, своего рода «муравья».
Роман Дудинцева возбуждает внимание и сочувствие к маленьким людям, так, как это умел делать Чарли Чаплин. Можно поздравить автора с успехом.
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ЖУРНАЛА «НОВЫЙ МИР»
К. СИМОНОВ
___________________________________________________
Нужно, несмотря на те симпатии, которые возбудил в читателях роман, говорить открыто и смело не только о его достоинствах, но и недостатках. Мы печатали этот роман тоже с большим интересом. Я лично убеждён, что это писал человек, страстно любящий Советскую власть и готовый бороться за неё.
Л. СЛАВИН
Роман Дудинцева не только крупное литературное произведение, но и значительное общественное явление. Если бы роман был слаб в художественном отношении, мы бы не ощутили его остроту.
Дудинцев сказал то, что хотел, доходчиво и талантливо. Борьба между добром и злом. Антагонизм между бескорыстным творчеством на благо народа и стяжательство материальных благ для себя. Притом Дудинцев, говоря остро и смело, соблюдает чувство меры. Он не делает вредных обобщений. Он не говорит о том, что то, что произошло с его Лопатиным, у нас происходит ВСЕГДА, но он убедительно показал, что так происходит иногда и доказывает, что так не должно быть НИКОГДА.
Очень удались автору типы отрицательные. Особенно Дроздов. Он человек умный, одарённый. Но это, говоря откровенно, и страшно. Главное в нём — жажда власти. Он — воплощённый продукт культа личности. Роман построен на беспощадном разоблачении Дроздова.
Положительный герой Лопатин, на мой взгляд, наиболее слабая фигура в романе. Есть в нём что-то и твердокаменное. Его образ лишён человеческой теплоты. И хотя автор окружил его женщинами — положение это не спасает. Образы женщин хороши, правдивы, а Лопатина они не согрели.
Роман перегружен техническими деталями. Отлично выписана вся материальная сторона жизни героев (дана просто с бальзаковской подробностью и силой). Это достоинство редкое в нашей литературе. Очень также хорош диалог. Автор дал нам в своём романе поток новых свежих мыслей. В романе не только правда, но и правда чувств.
А Т А Р О В
В появлении этого романа в год ХХ съезда нет ничего необычного. Наоборот — это закономерно. Мы все после съезда стали дышать легче. Роман Дудинцева был забракован раньше в издательстве «Советский писатель» всего одной рецензией. Роман привлекает нас талантливостью, правдой жизни, нетерпимостью. А в талантливости нет ничего плохого. (Дружный смех в зале, аплодисменты).
Дроздовы не имеют право говорить: «Государство — это Я». Косность, бюрократизм, которые ещё есть в нашем государстве — это ещё не есть наша государственность. А что они, эти пороки, есть у нас, за примерами ходить не далеко. Я прочту вам несколько писем в редакцию «Литературной газеты».
М И Х А Л К О В
Роман Дудинцева — явление принципиально положительное. Дудинцев не выступает против тех, кто занимает посты, а против тех, кто плохо выполняет свои обязанности на этих постах. Мы все пережили страшную эпоху. Мы помним, как Ильинскому в Академическом Малом театре в пьесе «Ревизор» Гоголя запретили говорить заключительную фразу пьесы — «Над кем смеётесь? Над собою смеётесь» в публику, а велели говорить её задом к публике, обратясь к актёрам… Была боязнь того, что пьеса Гоголя станет перекликаться с нашей современностью. Думаю, что нам пора отвыкать от подобной болезни и разрешить играть актёрам пьесу так, как она была задумана. Я уверен, что если бы в нашей печати появилась сейчас умная честная статья, в которой бы говорилось о том, что роман положительное явление, то не было бы того нездорового интереса, который иногда стал к нему проявляться. Не было бы атмосферы скандала.
П А У С Т О В С К И Й
Роман Дудинцева — это только первый залп по бюрократам и разложившимся. Первый день нашей борьбы с дроздовыми.
Дудинцев выступил как писатель, совесть которого находится в полном соответствии с совестью народа. Он выразил тревогу за нашу литературу. Его книга — беспощадная и спасительная правда; кроме того, она — грозное предупреждение.
Опасность дроздовых не уменьшилась. Они страшны своей живучестью, цепкостью, приспособляемостью. Помните, как Дроздов в то время, когда идея Лопатина побеждает, моментально перекрашивается из его врага в защитника, создаёт комиссию, в задачи которой входит обелить его, Дроздова, и свалить на Шутикова, на место которого сам целит.
Мне недавно пришлось пробыть длительный срок среди таких дроздовых на теплоходе «Победа», во время рейса вокруг Европы. Их было много. Рабочие, интеллигенты, писатели, актёры занимали II и III классы, а первый класс «люкс» — сплошные дроздовы — зам министров, номенклатурщики. Они поражали нас своей спесью и диким невежеством. Всем своим поведением они доказывали, что у нас и у них совершенно разные понятия о чести нашей Родины. Они весьма оригинально относились к высокому долгу представлять нашу Родину за рубежом. Я должен сказать прямо, что пускать таких людей за границу — преступление.
Их невежество выразилось во многом:
В Сикстинской капелле, на стенах которой известные всему миру фрески Микельанджело изображают «страшный суд», дроздовы спрашивают у гида — искусствоведа итальянца: «Это что — суд над Муссолини?» В Акрополе они спрашивали у гида: «Как это пролетариат допустил постройку Акрополя?» Когда же один из нас выразил своё восхищение совершенно лазурным цветом воды Эгейского моря, то один из стоящих рядом дроздовых ответил на этот вопрос: «А что, у нас море, что ли, хуже?». И сказал тут же дроздову: «Надо будет этого товарища проверить».
Говорят, что дроздовы просто чинуши. Нет, это не чинуши. У нас в стране беззаконно существует, процветает новая каста хищников и собственников, циников и мракобесов, которые, не стесняясь, вели на «Победе» погромные антисоветские разговоры.
Дудинцев пишет о самой язве нашей. Откуда эти рвачи и низкопоклонники-предатели? Да, предатели, ибо их оружие — клевета и предательство. Они узурпируют себе власть и право говорить от имени народа. Они могут выйти на трибуну и сказать о романе Дудинцева, что он не нужен и вреден, и что так думает народ. Всё это — последствия культа личности.
Тернии нашей деликатности и терпимости. Они взошли на дрожжах 1937 года. Народ для них навоз, удобрение для своего благополучия. Если бы не было дроздовых, у нас и по сей час были бы таланты, как Мейерхольд, Бабель, Артём Весёлый и многие другие. Эти люди и тысячи других представляли ум и талант народа и были уничтожены во имя собственного вонючего благополучия дроздовых. Мы не можем сказать точно, сколько талантов ими было погублено, сколько людей исчезло бесследно. Дроздовы живы и пакостят всюду. Они пакостят наши души, нашу природу. Возьмите, например, историю с этими рыбными дроздовыми, как его фамилия, Ишковым. Делается это только из-за своей карьеры. Я писал, как губят приокские леса на огромном протяжении из-за копеек. Соображения чистогана губят саму идею революции. Мы видим этих людей вокруг себя. Они есть в нашей литературной среде. Они и одеты одинаково, и мыслят одинаково, т.е. убого, и даже говорят на русском казённом, странном, омерзительном языке, и они прикрываются именем народа. Как они смеют брать себе это право? Бой наш с ними только ещё начинается.
О В Е Ч К И Н
Я не знаю, как можно вымыть человека от грязи. Не сняв с него одежду, как можно лечить рану, не причинив этим в начале боль… когда талантливый и смелый писатель разоблачает общественные язвы, всегда раздаются голоса обиженных. В романе Дудинцева положительные персонажи получились всё же слабее отрицательных. Паустовский, на мой взгляд, своими вредными сообщениями ставит роман под удар. Даёт врагам Дудинцева орудие в руки. Они и так уже вопят, что Паустовский желчь и злобу против гнусности жизни, ни разу не попытавшись излить и в своём творчестве. Судя по его произведениям, он благодушный человек. Оказалось наоборот. Дудинцев прав, по-моему, и в том, что показал талант как одиночку. Талант всегда бывает одинок, особенно на первых порах. Но настоящий талант всегда пробьёт себе дорогу, как это мы видим на примере самого Дудинцева.
Т Е Н Д Р Я К О В
Меня с семи лет учили бдительности против шпионов и диверсантов. Но я так и не видел их ни разу в жизни. Но зато я много видел в жизни карьеристов и оппортунистов, скрытого и явного всякого бесчестья и подлости. К бдительности против этих явлений в жизни меня не призывали, но вот я прочёл книгу Дудинцева. До зелени в глазах я почувствовал ненависть ко всякой подлости после этой книги. Ненависть к дроздовым и шутиковым. И в этом я вижу главное достоинство книги Дудинцева.
П А У С Т О В С К И Й
(просит реплику по поводу выступления Овечкина).
Я забыл, что надо начинать с азов и прежде всего доказывать свою «советскость»… как будто вся моя предыдущая работа ничто. Я много раз хотел говорить о подлости и недостатках. На втором съезде писателей мне не дали слово, хотя я просил об этом несколько раз. В своём творчестве я полагал своим долгом писателя писать прежде всего о гуманизме, о культуре, о человеческом достоинстве. Что и делал. О мерзости я не писал. Я прошу отметить, что ни разу в своих произведениях не упомянул имени того, кто был виновником культа личности.
К Е Т Л И Н С К А Я
В последнее время каждый писатель продумывает всё, что нам мешало, страдает, переоценивая многое из того, что создалось много реакционных теорий, которые, к сожалению, пронизали нашу редакционную практику. Главная беда, что от нас, писателей, требовали, чтобы любой конфликт должен был быть решён в рамках одного произведения и конфликт должен быть не «беспокоящий».
Редакторы усиленно требовали от нас, чтобы в разрешении конфликта непременно участвовали руководящие товарищи (парторг, комсорг, секретарь обкома), которые знают всё и всё могут разрешить, ликвидировать любой конфликт. Приучили долгие годы к мысли, что есть такие товарищи, которые всё знают, могут, т.е. тем самым усыпляли нашу бдительность, нашу инициативу, нашу мысль.
Дудинцев своим романом обеспокоил всех честных людей. Он показал нам без прикрас жизнь со всеми её тенями. Нам говорили: «У нас есть хорошие люди, передовики, стахановцы, вот вы их и воспитывайте». Как будто только в этом была задача литературы. А в это время за спиной у этого главного положительного героя нашего времени ютились и расцветали дроздовы. Если кто-нибудь из нас говорил о них, они начинали кричать: «Это нетипично!» Есть такие голоса и теперь, которые расценивают роман Дудинцева как выпад против советской власти. Так могут говорить только те, у кого совесть не чиста. Дроздов в романе Дудинцева ещё не поколеблен. Он живёт и здравствует. В этом главное достоинство романа, потому что это — правда.
ДУДИНЦЕВ
Я начал работать над романом ещё тогда, когда было ясно, что эту работу нельзя напечатать, но меня не покидала уверенность, что её напечатают рано или поздно. И это совершилось. Я должен сказать, что шёл своим путём не один. Впереди меня двигались танки. А я только автоматчик. Впереди меня шли танки-очерки Овечкина и другие произведения советских писателей. Но я уверен, что за мной пойдут другие танки и другие автоматчики и будут бить по той же цели… А в «Советском писателе» я встретил на своём пути ещё одного дроздова. Он сейчас ответственный секретарь парткома Союза писателей. Это товарищ Сегин. Это он дал о моём романе отрицательную рецензию. Я благодарю всех товарищей за все выступления о моём романе.
С И М О Н О В
Я хотел бы сказать несколько слов о реплике и выступлении Паустовского. Да, у нас были люди, которые халтурили вокруг имени Сталина, занимались подхалимством. Но были честные художники всех отраслей искусства. Я не знаю, как можно писать об истории советского общества и о первых пятилетках и об Отечественной войне, не упоминая этого имени.
Не стоило Паустовскому теперь ставить себе в заслугу, что он никогда не упоминал имени Сталина в своём творчестве. Далее, дроздовы были на теплоходе «Победа» во всех трёх классах. Есть они и в нашей среде писателей.
На мой взгляд, в романе есть глубокая вера в силу советского общества, и этим, по сути дела, он и дорог нашему читателю.
_____________________________________________________
Давно уже прошло это время, и всё-таки, перечитывая эти листки, я снова почувствовал волнение. Это наследие страха держит, оказывается, до сих пор. И слава Богу, что мы пережили это время! Теперь не надо бояться, можно открыто читать и писать то, что тебе подсказывает твоя правда. Прочти, читатель, и ты кусочек этого старого времени. Прочти и не осуждай никого.