Вильгельм Кюхельбекер

Шекспировы духи

 

Драматическая шутка в двух действиях

 

 

Действие 1

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Вполне чувствую недостатки безделки, которую предлагаю здесь снисходительному вниманию публики; и в угоду г[осподам] будущим моим критикам замечу некоторые. Герой моей комедии обрисован, может быть, слишком резко: кто же в наш просвещенный век верит существованию леших, домовых, привидений? - Но мир поэзии не есть мир существенный: поэту даны во власть одни призраки; мой мечтатель, конечно, есть увеличенное в зеркале фантазии изображение действительного мечтателя. Далее чувствую, что прочие лица представлены мною не довольно тщательно: впрочем, вся эта драматическая шутка набросана слегка для домашнего только театра; вся она единственно начерк, а не полная картина, и никогда бы не решился я напечатать ее, если бы не желал хотя несколько познакомить русских читателей с шекспировым романтическим баснословием. Вот почему и считаю необходимым сказать здесь слова два об Обероне, Титании, Пуке, Ариеле, Калибане, созданиях Шекспира, гения столь же игривого и нежного, сколь могущего и огромного. Оберон - царь духов, грозный для ослушников, благостный и щедрый для любимцев своих, в своем семейном быту не всегда счастливый: легионы сильфов и фей ему повинуются, но подчас раздор разлучает его с его ревнивою, своенравною супругою - Титаниею; и тогда половина подданных следует за нею. Оба они взяты мною из прелестной комедии "Сон среди летней ночи" ("Midsummer Night's Dream"), в коей английский Эсхил является соперником Аристофана, причудливого творца "Облаков", "Лягушек", "Птиц". Насчет наружности Оберона и Титании в Шекспире не найдем ничего определенного; я осмелился вообразить Оберона прекрасным отроком, а Титанию величавою, прелестною женою с виду лет за двадцать: сии две черты, как и некоторые другие, добавлены мною из Виланда.

О Пуке, сем Меркурии нашего крохотного Зевса, один сильф в "Средилетнем сне" говорит следующее: "Ты тот хитрый, затейливый дух, который порой ловит, дразнит в деревне девушек! ты тайком выпиваешь из кувшина молоко; по твоей милости пиво перебраживает, и с досадою хозяйка, пахтая масло, выбивается из сил.

Нередко путника заводишь в глушь и провожаешь с хохотом. Но если кто тебе приветно поклонится, помогаешь тому и шлешь ему удачу!" Пук отвечает: "Так точно: нередко шуткам моим смеется Оберон! Ржанием кобылицы маню за собою жеребца. Иногда спрячусь в стакан старушки и, когда поднесет его ко рту, оболью ее пивом. Иногда обернусь подножною скамейкою; рассказчица, повествуя своим кумушкам небылицы, захочет на мне успокоить ноги свои, - ускользну: она сядет наземь; крик, кашель!  кругом крепятся, держатся и вдруг захохочут!" В другом месте он про себя говорит: "Вкруг земли обтяну пояс в четырежды десять минут!"

Ариеля и Калибана я перенес в свою драму из другого не менее превосходного творения Шекспира - "Буря" ("The Tempest"). С ними я поступил несколько свободнее. Ариель и Пук - два сильфа довольно сходные в моих подлинниках: они оба резвы, оба проворы и затейники; но Ариель в "Буре" величественнее, эфирнее. Посему считал я себя вправе держаться преимущественно сих последних двух свойств его; а прочие для разнообразия придал, хотя и не исключительно, его товарищу.

Калибан же у меня, по образцу Шекспира, противоположен Ариелю: один из них весь поэзия, другой совершенная проза; точно как в "Буре" один совершенно бестелесен, совершенный эфир, а другой весь земля или, лучше сказать,- ожившая глыба, гад, как будто ошибкою одаренный словом и некоторым подобием человека.

Из сего, конечно, следует, что мой Калибан только занял имя у Калибана, раба волшебника Просперо: но, признаюсь, мне стало жаль доброго Фрола Карпыча; не хотелось переодеть его в существо, без сомнения не в пример более поэтическое, а между тем по самой природе поэтических достоинств, ему присвоенных, слишком тяжкое для домашней сцены, для актеров, которых большая часть предполагается детьми.

Романтическая мифология,1 особенно сказания о стихийных (элементарных) духах, еще мало разработана: тем не менее она заслуживает внимания поэтов, ибо ближе к европейским народным преданиям, повериям, обычаям, чем богатое, веселое, но чуждое нам греческое баснословие.

Стихийные духи перешли в сказки Западной Европы частью от испанских мавров, частью из вымыслов гностиков и суеверий народов Востока. Между немцами Парацельс и Яков Бемен, а между французами граф Габалис покушались на них основать особенное учение: последний их называет сильфами (обитающими воздух), ондинами (жителями воды), саламандрами (населяющими огонь), гномами (кроющимися под землею), и говорит: "Неизмеримое пространство между небом и землею служит селищем не одним птицам и насекомым, но существам гораздо благороднейшим; бездна морская питает не одних китов и тюленей; глубина земли создана не для одних кротов; а ужели огонь, превосходящий качествами и землю, и воду, и воздух, лишен обитателей?"

В заключение надеюсь, что читатели не без удовольствия прочтут взятые мною, с некоторыми переменами, из сочинений Маттисона изображения сих четырех родов духов:

 

СИЛЬФЫ

 

Быстрее зефира,

Быстрее лучей

От звездных огней,

Созданья эфира,

Вдыханны в эфир,-

Вратами Авроры

Их стройные хоры

Помчалися в мир!

Для крылышек бремя

От розы листок;

Снесет мотылек

Их целое племя!

Поют соловьем;

Незримы волхвом,

Влетают к девице,

Плененной в темнице

Таинственным сном.

 

ОНДИНЫ

 

На сводах лазурных,

Весь облит огнем,

В пучинах безбурных

Златой стоит дом.

Там видятся девы!

Средь лунных ночей

Их песней напевы

Живят рыбарей;

Их сладостный голос

Играет душой!

Сидят над скалой:

Зеленый свой волос

Лилейной рукой

Вьют в локоны, чешут,

Взор путника тешат

Волшебной красой!

 

САЛАМАНДРЫ

 

Народ несонливый

Витает в огне:

То змейкой игривой

Вверх мчатся к луне,

То с неба летят

Звездою падущей

В пылающий ад;

Горит ими жгущий

Любовника взгляд!

Подвижной свечою

Над мертвой водою

Блестят плясуны;

С дороги детину

Манят шалуны

В болото и тину!

 

ГНОМЫ

 

Смешны, неуклюжи,

Не рослы, но дюжи,-

Из тьмы вылезают

Безвестным путем;

Их лица сияют

Багровым огнем!

Их руки как грабли,2

Их ноги как сабли,

Жар угля их взгляд!

Кривляясь, кряхтят,

Свистят, скалят зубы;

Укутаны в шубы

Из крысьих мехов;

Объятые мглою,

Клевреты кротов

Живут под землею!

 

Каковы заботы и занятия духов, особенно сильфов, мы можем

усмотреть из ответа Пуку одного из них, слуги Титании (см. "Mid-

summer Night's Dream", начало 2-го действия):

 

П у к

 

Поведай, дух, куда несешься ты?

 

С и л ь ф

 

Над долом, выше гор,

Чрез рощи, чрез кусты,

Чрез терны, чрез забор,

Насквозь огня, насквозь воды,

В миг облетаю все страны,

Проворнее, чем шар луны!

Царице Фей служу:

Для плясок их луга рошу!

Ее обстал веснянок двор:

На их златом плаще встречает брызги взор...

Рубины то, духов дары!

Встают из них живящие пары!

Сберу росинок, каждому цветку

Привешу жемчуг-капельку к ушку!

 

Предисловию конец! Охотники найдут в нем изыскания, ссыл-

ки, примечания, оправдания... чего же более?- Vogue ma galere!3

 

________

1 К ней причисляю и те остатки римской (не греческой), кото-

рые в устах простолюдинов Западной Европы сохранились не из

книг, но в преданиях. Таков, например, Амур провансалов и труба-

дуров их; таковы астрологические Юпитер (не Зевс), Марс, Ве-

нера и пр.- Jupin [Юпитер] рассказчиков fabliaux [фаблио]

и, может быть, даже Камоэнсова Венера.

2 Сие последнее изображение напоминает подобное в сказке

"Жил-был Дурень":

"Заглянет в подполье:

В подпольи черти!

Востроголовы,

Руки что грабли,

Глаза что часы,

Усы что вилы;

В карты играют,

Костью мешают,

Груды переводят!"

3 Была не была! (буквально: плыви моя галера!) (франц.)

Ред.

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

П о э т.

А л и н а, старшая сестра его, помещица.

Ю л и я, младшая их сестра.

Ф р о л К а р п ы ч, их дядя.

Л и з а, А н н у ш к а, К а т я - дети Алины.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Театр представляет сад.

 

ЯВЛЕНИЕ I

П о э т и Ю л и я.

 

П о э т

Нет! Решено: для вас я не пишу.

 

Ю л и я

А почему? уведомить прошу.

 

П о э т

Писать для именин - какое униженье!

 

Ю л и я

Не чванься, сделай одолженье!

Так, был бы посрамлен твой дар,

Когда бы для спесивых бар,

Для покровителей бездушных,

Ты мог войти в восторг и жар,

Мог звать камен глухих и непослушных;

Тебя бы первая бранила я;

Но мы, сударь, твоя семья...

(После некоторого молчания.)

Живешь ты в обществе существ воздушных;

"Вокруг меня,- так нам рассказываешь ты,-

Кружатся, пляшут резвые мечты..."

Бьюсь об заклад: твои сильфиды, сильфы, феи

Племянниц наших не милее!

Они, конечно, не чужие нам...

Что нужды? справедливость им отдам;

И ты...

 

П о э т

Сестрица, ты смешна с своим пристрастьем!

Не спорю: говори про них с участьем;

Положим, пусть они пригожи и добры:

Нельзя же не любить детей своей сестры!

Но кроме шуток,

Как сельских девушек, взращенных среди уток,

Гусей и кур,теляток и коров,

Равнять с блестящими духами,

Которые, носясь над облаками,

Пьют запах и вкушают пыль цветов?

Возьми, раскрой Шекспира...

 

Ю л и я

Он кстати целую нам лекцию прочтет!

 

П о э т

Из зарь, из радуг, из зефира

Поэт-волшебник им златую ризу тчет!

Велит - в мерцании прозрачной, летней нощи,

В таинственную тень, в прохладу темной рощи

На месячных лучах слетят на хоровод;

Их сладостный полет

Травы не мнет

В долине злачной,

Едва струит зерцало вод!

Титании союз приятен брачный;

Она царица их: в сиянии венца,

Облачена в роскошную порфиру,

Она дает блаженство миру,

Связует нежные сердца!

Разлучена с могущим Обероном,

С прелестным отроком, властителем духов,

Тоскуя среди пляск, уныла средь пиров,

Как эхо томное, она чуть слышным стоном

Тревожит тишину задумчивых лесов.

Но громко, радостно и шумно восклицает

(Ликуют гении, их верные рабы),

Когда, устав от ссор, от суетной борьбы,

Он к ней обратно прилетает.

И что же? своенравный Пук,

Пе ты ли носишься в толпе их резвых слуг?

Ты то чепец сорвешь на чопорной старухе;

То прожужжишь, верхом на мухе,

К педанту в сумрачный чердак,

Ему надвинешь на глаза колпак

И в нос его щелкнешь; вздрогнет дурак,

Толкнет чернильницу и обольет бумаги!

Хвост лисий храбрецу даруешь вместо шпаги

И катишь под ноги колоду рифмачу:

Пусть сам я спотыкнусь - захохочу!

Затейливый шалун, насмешник вечно острый,

Ты в яркой мил чалме, ты мил в одежде пестрой.

Но сколь прекрасен Ариель,

Наставник соловья, любовник нежной розы!

Он строит пастуха свирель,

Он в рощах нежные растит, лелеет лозы;

Он разгибает листики шипков;

Он с верной горлицей воркует;

Устами вешних ветерков

Он щечки девушек целует!

Примчится вмиг из самых дальних стран.

Ему подвластен даже Калибан,

Едва носящий образ человечий,

Зверь, в коем чернь певец изобразил,

Сонм дерзостный слепых, уму противных сил!

Но время трачу я средь бесполезной речи;

Уважь мои высокие труды;

Из области духов, из области мечтанья,

Куда несусь душой, где зреют дарованья,

Не увлекай меня в пределы суеты!

 

Ю л и я

Друг, я заслушалась, тебе внимая:

Ты перенес меня к вратам златого края,

Где, чародействами дыша,

Пирует, нежится, парит твоя душа!

Не стану языком холодной прозы

Тебя за наслажденья осуждать,

Которые и нам ты можешь даровать:

Твои мечты, как розы,

Благоухают и живят!

Но раздели их с нами,

Любезный! сны все будут снами:

Они изменят, улетят;

Тогда, остановя свой взгляд

На нас, утешенных, наставленных тобою...

 

П о э т

Как ты разжалилась над братнею судьбою!

Но полно: я с тобой довольно толковал.

Прошу, не предавайся состраданью;

В своей семье никто героем не бывал!

Всех мене моему вы верите призванью!

Мне все равно; с духами заживу;

Ко мне сойдут эфирные созданья -

 

Ю л и я

Ты их надеешься увидеть наяву?!

 

П о э т

Смеешься! - но древнейшие сказанья

Повсюду говорят об них!

Под именем богов лесных,

И фавнов, и дриад их греки почитали;

Их персы пери называли;

Дом каждый в Риме был священный ларам храм;

Их знают, помнят все народы;

Они Кальестровым являлися очам;

В рассказах предает простым сынам природы

Русалок, домовых и леших старина!

И в наши дни они все те же;

Прозрачная их кроет пелена;

Они ее снимают только реже:

Но это нашего безверия вина!

(Уходит.)

 

 

ЯВЛЕНИЕ 2

 

Ю л и я

(одна)

Тобою стал он полным сумасбродом,

Грех на твоей душе, божественный Шекспир!

Того и жди: он наш покинет бедный мир

И станет жить в луне или над звездным сводом!

Но - признаюсь - его мне жаль:

Он смех наводит и печаль!

Пока в нем не погаснул ум последний,

Его я вылечить желала бы от бредней!

(Ходит в раздумъи, вдруг останавливается.)

Прекрасно!- Мысль моя, ей-богу, хороша!

Добро же! отомщу тебе, душа!

Уж ты заплатишь мне за гордое презренье

Питомиц миленьких моих!

Ты от духов своих получишь посещенье;

В угоду им войдешь в восторги, в упоенье,

К счастливому стиху найдешь удачный стих,

Родишь прегромкое творенье,

Отдашь, мы выучим, а в заключенье

Детей своей сестры узнаешь в них!

Из странствий возвратясь, чужой между родных,

Он здесь их не видал; к нему я приставала:

К ним съездить, посмотреть на них!

Не разочла: о девушках простых

Нигде, ниже в стихах ни одного журнала

Он не читал; так он и знать не хочет их!

Чтобы детей привез, я к дядюшке писала;

Алину в гости между тем послала;

Он? - в оба глаза не увидит их!

Теперь тот час, когда выходит он на ловлю

Мечтаний, впечатлений и картин;

Он бродит по полям задумчив и один!

Итак, я их дождусь и здесь все приготовлю:

Все роли розданы; в воздушную свирель

Разжалую свои, запрятав, фортопьяны:

Фрол Карпыч, дядюшка! готовьтесь в Калибаны.

Шалунья Катя - Пук, Аннюша - Ариель;

Венец из мишуры, из красной шали риза,

Взгляд гордый - Оберон преважный будет Лиза!

Мне ж быть Титанией повелевает рок:

Я (так и быть!) в атлас малиновый одета...

Но что? - они? - Так точно! их звонок!

Наш старичок

(Верна моя примета)

Страх, на помине как легок!

(Бежит к ним навстречу.)

 

 

ЯВЛЕНИЕ 3

 

Ю л и я, Ф р о л К а р п ы ч, Л и з а,

А н н у ш к а, К а т я.

 

Ю л и я

Фрол Карпыч, здравствуйте! как вас я ожидала!

Здорова ль, Аннушка? - Я без тебя скучала.

Ты, Лиза, выросла; а ты,

Резвушка, загорела, Катя!

Но,времени не тратя,

Вам объявлю сей час,

Зачем сюда я выписала вас.

 

Ф р о л К а р п ы ч

Скорее! стану слушать в оба уха;

Тебе я выговор, голубушка, привез:

Ну! можно ли меня тревожить в сенокос?

Но делать нечего: рассказывай, воструха!

 

Ю л и я

Недолго, дядюшка, я вас здесь удержу!

Во-первых, вам скажу,

Что завтра именины

Сестры Алины -

 

К а т я

Ах, маменькины именины!

 

А н н у ш к а

Я знала и связала кошелек.

 

Л и з а

Могу ли, тетенька, снять с пяльцев свой платок?

Его я кончила на той неделе!

 

К а т я

Какие ж вы! - Сказать мне не хотели!

 

А н н у ш к а

Ты проболталась бы!

 

Ю л и я

Не слушай их, дружок!

И отложи свои печали:

У нас в запасе, помнишь, есть чулок,

Который мы с тобой вдвоем связали!

Ну! дядюшка, еще извольте знать:

Гостит здесь брат: не офицер - писатель!

Для деток должен он стишки нам написать;

Но он упрям, спесив; он рассуждает: "Кстати ль

Мне сочинять для именин!"

Проучим мы тебя, упрямый господин!

Тебя, на зло тебе, нам услужить заставим!

Не правда ль, дядюшка? а сверх того,

Чтоб наказать его,

Себя над ним же позабавим!

 

Ф р о л К а р п ы ч

Прекрасно! славно! вот люблю!

Ученых, свет мой, не терплю:

Все, все они отступники, Вольтеры...

 

Ю л и я

Быть может, были; но теперь

Ученый человек иного роду зверь:

Они нас хуже суеверы!

Повсюду видят леших, домовых...

 

Ф р о л К а р п ы ч

Послушай, виноват! - а я, я верю в них!

Когда стоял с полком майор мой в Риге...

 

Ю л и я

Так слушайте ж! мой брат в какой-то старой книге

Прочел о многих чудесах,

И ныне он везде - и в поле, и в лесах -

Нечистых стережет, лукавых поджидает.

 

Ф р о л К а р п ы ч

Избави бог! он их не в шутку повстречает!

Какой же сумасбродный вкус!

Признаться, я, хотя не трус,

Боюсь их как огня, их как чумы страшусь!

 

Ю л и я

Я отучу его от этих бредней.

Пойдемте: людям прикажу

Сидеть и примечать в передней;

А между тем я Катю наряжу!

Вдруг выскочит пред ним кикиморой шалунья;

Вы леший; я на этот раз колдунья;

Пойдемте, в комнате я все вам доскажу.

 

Ф р о л К а р п ы ч

Не он ли вон идет? - Он что-то горячится.

Что, ежели узнает нас?

 

Ю л и я

Не бойтесь: он в бреду, он без ушей, без глаз,

Он сочиняет; но - не худо удалиться!

Уходят.

 

 

ЯВЛЕНИЕ 4

 

П о э т

(приближается медленно, с записною книжкою

и с карандашом в руке)

Элегия готова! - перечту!

Хвалю и славлю Аполлона,

Благодарю волшебницу-мечту!

Она ко мне была сегодня благосклонна!

"Мне постыл подлунный мир:

Я томлюся, я тоскую;

Ненавижу жизнь земную;

Не лобзай меня, зефир!

Не шепчите, листьев своды!

Смолкните, живые воды!

Не сияй, лице Природы!"-

Поймал! три рифмы! а на всякий случай: "годы"!-

"Летите!"- например,

Или, чтоб выходил размер,

Так: "Мчитеся, младые годы!"-

Прелестно! "Не сияй, лице Природы!

Грустен я, уныл и сир!"-

Хем! грустен, сир?..

Сир? слово старое; прочтут иные сыр;

Сир никого не тронет;

Да вспомнят лимбургский, голландский, всякий

сыр!

Сир, слово сир мою элегию уронит!

Смерть скучно биться над стихом одним!

(Походив взад и вперед)

Чудесно! повторим:

"Мчитеся, младые годы!"

Рефрен не выйдет никогда из моды:

"Мчитеся, младые годы!

Мне постыл подлунный мир!"

За рифмой у меня не станет, впрочем, дело:

Есть много рифм на "ир"!

Но повторение и нежно здесь и смело!

Побережем эфир, и мир, и лир!

"Призываю вас, о духи,

Непонятные рабы

Сумрачной, немой судьбы! -

Но вы презрели мольбы;

К зову моему вы глухи!"

Паденье каково? а? - Это заклинанье

Приводит душу всю, все нервы в содроганье!

"Ах! где дуб тот, дуб таинственный,

Кругом коего вы пляшете,

Ветвью пальмовою машете,

Громами трубы воинственной

Море, горы оглашаете

Или вздохом флейты сладостной

Незабудочки лобзаете,

Милых чад долины радостной?"

 

Живой, нежданный переход!

Моих друзей в восторг он приведет:

"Как хорошо!"- Барон промолвит важно;

Со стула Лев Савельевич вспрыгнет

И "Прелесть!- закричит,- как ново,

как отважно!"

 

"Видел я небес сияние,

Видел что-то, все в лучах!

Ах! души моей желание

Там живет на облаках!

Совершится ль упование?

Их увижу ли, духов,

Безмятежных, не желающих,

Не скорбящих, не теряющих?

Разорвись, земной покров!

Юлия и дети показываются переодетые и снова прячутся.

Мне ли в суетах, в волнении,

Мне ли жить между людей?

Я всегда в уединении

Пас стада главы своей,

Вас, созданья вдохновения,

Сны, и грезы, и видения!"

Всему конец!.. финал:

В нем мастерски на тон унылый я попал!

"И мне надежда изменила!

Увы! уж младость отцвела!

Устали пламенные крила...

Сколь много мне мечта сулила,

Сколь мало принесла!"

 

Ю л и я

(показываясь)

Он рассуждает вслух! руками машет, пишет;

Он весь горит: он тяжело так дышит,

Как будто бы лежит на нем гора;

Читает, ничего не видит и не слышит,-

Посмотрим, кажется, пора!

 

П о э т

"Но вы, о жители

Той тайной, тихой, неземной обители!-

О духи! появитесь мне

В седых туманах, в сладкой тишине!"

 

Ю л и я

Возможно ли что выдумать смешнее?

Ну, Катенька! смелее!

 

П о э т

О духи! появитесь мне!

 

 

ЯВЛЕНИЕ 5

 

К а т я

(в пестрой широкой одежде и красной чалме,

подкравшись, крепко бьет его по руке)

Мы, духи, не всегда за дальными горами!

Воркуя, стихотворствуя, стеня,

Ты нас привлек усердными мольбами;

Я здесь: чего ты хочешь от меня?

 

П о э т

Я чувствую и страх и упоенье!

Воздвигся волос мой; мои стопы дрожат!

О мощный дух! - твое прикосновенье

По мне льет ужас, трепет, зной и хлад!

Но вот - склоняю пред тобой колени!

(Становится на колени.)

Скажи свое мне имя, дивный гений!

Иль проясни мой бренный взор,

Чтобы, хотя в душе постигнув, кто ты,

Иной не ведал в жизни я заботы,

Как воспевать тебя в дубравах, среди гор,

Как оглашать твоею славой скалы!

 

К а т я

Пожалуй, кончи свой высокопарный вздор:

Я в области духов совсем незнатный малый!

Твои же песни мне не очень нужны, друг;

Я давний твой знакомец - Пук!

(Начинает рвать цветы)

 

П о э т

(идя вслед за нею)

Так это ты, проказник милый,

В груди надменной и остылой

Ленивую волнуешь кровь

И в ней рождаешь вдруг свирепую любовь!

Пастушку сонную щекочешь;

Свистишь, мелькаешь и хохочешь

Пред трусом в дебри, меж кустов;

Или совой из-за дуплов

Сверкаешь дикими глазами,

Даришь ослиными ушами

Глупейшего из всех Афинских скоморох?

Его по горло в влажный мох,

В болото грязное сажаешь

И вдруг (ведь для тебя игрушка целый мир!),

Вдруг (если только не солгал Шекспир)

К уроду возжигаешь

В самой Титании слепую страсть...

Пук!.. мне твоя известна власть!

 

К а т я

Известна? очень рад! - а то я над поэтом

Ее беруся испытать!

Но чу? - меня зовут: мне некогда болтать!

Приятель, я тебя снабжу советом:

Когда тебе ушей не надобно других,-

Брось всякое сомненье,

Исполни повеленье

Могущих братиев моих!

Носяся над твоей стишистой головою,

Верь, верь - они предстанут пред тобою!

 

П о э т

Я удостоюся увидеть их?!

 

Катя бросает ему в лицо цветы и убегает.

 

 

ЯВЛЕНИЕ 6

 

П о э т

(один)

Где?.. нет его! так вмиг свет молний потухает,

Так утренний туман пред блеском солнца тает.

Как ноет голова моя!

Не ведаю, я спал ли, не спал я?

Пук? Духи? я ужели видел Пука?

За сценою музыка.

Но что? подъялся вздох трепещущего звука,

Гул арфы сладостной, унылый, тихий звон!

Он шепчет с ветерком; мой слух ласкает он;

Он... льется в отдаленьи,

Он окрыляется потом;

Я слышу плеск, я слышу гром!

Еще ли новое виденье,

Спустясь по рдяным облакам,

Здесь явится моим испуганным очам?

Вновь внемлю голосу чуть ропщущего стона -

Иду!- зовет волшебная свирель!

 

Ю л и я

(за сценою)

Беда! узнает нас! не мешкай, Ариель!

Аннушка выходит, одетая Ариелем.

 

 

ЯВЛЕНИЕ 7

 

П о э т и А н н у ш к а.

 

П о э т

О страх! ужели вижу Оберона?

 

А н н у ш к а

Стой, дерзкий, стой! проникнуть не посмей,

В предел, где сонм сильфид и фей

Священной пляской услаждает взоры

Могущего властителя духов;

Где в сладком сумраке лесов

Титанию поют послушных сильфов хоры!

Нет, маловерный, я не Оберон!

Но он, он упредил твои надежды;

Он прояснил слепые вежды;

Хотел тебе предстать; теперь же медлит он:

Его твое сомненье раздражает!

Ужасен гнев его, ничем неотразим;

Я Ариель, я послан им:

В последний раз тебе он милость возвещает!

 

После нескольких музыкальных аккордов.

 

Ты моих не презри слов!

Знай: младой Авроры слезы

Пью из чашечки цветов;

Неженка между духов,

В мягком лоне свежей розы

Сплю под голос соловьин;

Моюся в благоуханье;

Радужное одеянье

Тку себе из паутин.

Духи любят мрак долин;

Их качают древ вершины;

Легче пуха их семья;

Знай: дрожащий лист осины

В полдень колыбель моя!

В ночь, когда на всю природу

Стелется сребро луны,

Поспешаю к хороводу!

Мне навстречу с вышины

Не пучина капель блещущих,

Не на солнце в тяжкий зной

Брызгов водопад златой,-

Эльфы от ветвей трепещущих

Сыплются, за роем рой!

Гномы скачут подо мной,

Феи вкруг меня порхают,

Сильфы молнией сверкают,

Льются, мотыльковый дождь!

Я духов любимый вождь:

К пляске я их устрояю!

Над водой ли пролетаю -

Не зарябится струя;

Чистое лицо ручья

Подо мной не помутится;

Быстро вешний ветер мчится;

Но быстрее ветра я!

Слушай! пожалей себя!

Выполни мои веленья,

Или нет тебе спасенья -

В зверя превращу тебя!

Наш царь гостит в владениях Алины;

Он, полюбя ее,

Здесь праздновать ее желает именины,

Ей показать могущество свое,

Ей обещать дары земные,

Год светлый, здравие и жатвы золотые!

И для Титании и для Царя Духов,

Для Пука, для себя и даже Калибапа

Я требую твоих стихов!

Но мне пора: завесою тумана

Оделася усталая земля;

Заснули рощи; спят поля;

Сверкают, вьются в облаках зарницы;

Темнеют небеса;

В пшенице шепчет стрекоза;

Меня зовут ночные птицы!

Но когда огнем денницы

Загорится небосклон,

Махом радостной десницы

К утру на отлете сон

Лучшие рассыплет маки,

Узрит светлые призраки

Беззаботная глава,

Скроется в дупло сова,

От росы заблещут травы,

День поведает петух,

Стадо выгонит пастух,

Замычат в деревне кравы,-

Принеси сюда свой труд!

Будь готов! - Меня зовут.

 

Музыка; Ариель исчезает: занавес опускается.

 

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Тот же сад. Утро.

 

 

ЯВЛЕНИЕ 1

 

П о э т

(садится на дерновую скамью; в руке у него

сверток бумаги)

Ночь целую я не спал и писал!

О духи! ваше я исполнил повеленье;

Я создал легкое, воздушное творенье!

Пусть телом и душой устал,

Но возгоржусь, возвеселюсь усталый!

Ничто теперь мне ваша брань, журналы!

Мне жалок ваш кривой, пристрастный суд,-

Я для духов творил, и духи вознесут

(зевая)

Во храм бессмертья мой им посвященный труд!

Их жду я: не смыкайтесь, вежды!

Венец лавровый, счастие, надежды...

Унижены соперники мои...

Я славен...и потомство...и...

(Засыпает.)

 

 

ЯВЛЕНИЕ 2

 

Л и з а и Ф р о л К а р п ы ч (одетый Калибаном).

 

Л и з а

Скорее, дедушка; извольте отправляться,

Достаньте нам стихи!

 

Ф р о л К а р п ы ч

Уж верно за свои грехи

Задумал с вами я, с плутовками, связаться!

Чтоб одурачить дурака,

До петухов меня вы подняли с постели;

Одели чучелою старика...

Эх, стоят ли того все вирши пустомели?

Но для Алины я в огонь и воду рад!

 

Л и з а

Как вы добры! бегу назад

В беседку, к тетушке в вишневый сад;

Вы всех нас там найдете,

Туда стишки тихонько принесете...

Скорее, дедушка; чтоб нам не опоздать!

 

Ф р о л К а р п ы ч

Ох! вы затейницы лихие!

Мы знаем: мастерицы вы большие

Упрашивать, ласкать!

 

Л и з а

Прощайте,- вас мы будем ожидать!

(Убегает.)

 

 

ЯВЛЕНИЕ 3

 

Ф р о л К а р п ы ч и п о э т (спит).

 

Ф р о л К а р п ы ч

Лукерья Власьевна! ну что бы ты сказала,

Когда бы вдруг в таком

Наряде шутовском

Супруга своего хоть в щелку увидала?

Чтоб беса отогнать, она на мой кафтан,

Наверно, вылила бы рукомойник!

Что, ежели еще рассердится покойник...

Как бы ж его? - да... Калибан!

Из лесу выскочит, с собой нас познакомит,

Мне, самозванцу, шею сломит?

Но пусть придет: ведь я не даром капитан!

Где, где же наш писатель?

Мне хочется его порядком постращать!

Ах, мой создатель!

Вот он! и он изволит почивать!

И вирша, верно, не готова! -

Чтоб потонуть ему в реке!

Но нет: бумага у него в руке...

Возьму ее и не скажу ни слова!

(Хочет взять бумагу)

Поэт вскакивает.

 

П о э т

Кто ты?- чего ты ищешь, странный зверь?

 

Ф р о л К а р п ы ч

Что отвечать теперь,

Бог ведает; а я не знаю!

 

П о э т

Тебя я именем всех сильфов заклинаю:

Кто ты? - ночной ли ты сгустившийся туман?

Призрак ли, скачущий со скал на скалы?

Медведь ли? человек ли одичалый?

 

Ф р о л К а р п ы ч

Кто я? - я Капитан!

Не то! хотел сказать я... Калибан!

Так! Калибан!- прошу питать ко мне почтенье.

А если волю дам рукам,

Я докажу твоим бокам,

Что я не привиденье!

(Припоминает свою роль)

Велела мне... велела мне... судьба

Велела... так! духов слугою быть покорным!

За виршею твоей прислали нас сюда:

Подай! не мучь меня болтаньем вздорным!

 

П о э т

(про себя)

Не понимает этот людоед,

Не смыслит, что и как велит поэт!

Но мне не убеждать же истукана!

 

Ф р о л К а р п ы ч

Да что? что ты ворчишь про Калибана?

 

П о э т

Что мне с тобой болтать большой охоты нет!

Возьми стихи... один не вычищен куплет,

Но все-таки возьми, да убирайся!

 

Ф р о л К а р п ы ч

(берет стихи)

Теперь Титании я отнесу твой бред!

Ты между тем Алины дожидайся.

Когда ж вас вызовет воздушная свирель

(Да, так скрыпицу назвал Ариель) -

Сюда являйся

И приведи с собой ее.

(Уходя)

Фрол Карпыч! молодец! мы сделали свое!

 

 

ЯВЛЕНИЕ 4

 

П о э т

(один)

Какая глупая скотина!

Шекспир, как верно ты списать его умел!

Он в двести с лишком лет ничуть не поумнел!

Но я тебе завидую, Алина:

Сколь счастлив твой удел!

Все духи для тебя хлопочут, суетятся.

Как удивишься ты, когда они столпятся,

Из вышины безоблачной слетят,

Стихи, мои стихи тебе проговорят!

 

 

ЯВЛЕНИЕ 5

 

Ю л и я и п о э т.

 

Ю л и я

Где, братец, ты таскаешься? где рыщешь?

Отходишь ноги, а тебя не сыщешь!

Сестра приехала сейчас;

И если кофе, чай, кусок простого хлеба

Вам могут заменить пиры камен и Феба,

В столовой завтрак ожидает вас!

 

П о э т

Ты только смейся надо мною!

Но я тебе ручаюсь головою:

Твои глаза

Увидят вскоре здесь такие чудеса,

Пред коими твое умолкнет пустословье;

Однако же ни слова: потерплю!

От бдения мое расстроилось здоровье:

Я завтраком себя немного подкреплю!

(Уходит.)

 

 

ЯВЛЕНИЕ 6

 

Ю л и я, потом Ф р о л К а р п ы ч и д е т и,

уже все переодетые.

 

Ю л и я

Ну, дети, по местам и протвердите роли!

Я тотчас буду; наряжусь...

Я к вам Титанией не медля возвращусь!

 

(Уходит.)

Фрол Карпыч и дети садятся с своими ролями в руке.

 

Ф р о л К а р п ы ч

Тьфу, пропасть! до какой я дожил странной доли!

Уж с детских ног

Я книг терпеть не мог!

На слово скучное "ученье"

Уже в ребячестве я рифмовал "мученье".

И что ж? - когда я стар и сед,

Когда я взрослым внукам дед,

Сижу, твержу - бог весть какую ахинею?!

Чтоб лешие тебе сломили шею,

Из всех писцов несноснейший писец,

Который для смирения сердец

На муку мне скропал предлинную рацею!

(Углубляется в роль.)

 

А н н у ш к а

Какой же дедушка прилежный ученик!

Как он перстом свой лоб, бедняжка, подпирает!

Как он в бумагу взор и мысли все вперяет!

Увидишь, Лизанька, нас пристыдит старик.

 

Л и з а

Так! я уверена: сама мадам Ле Тик,

Которая зимой к нам приезжала,

На нас всегда ворчала,

Без зуб, под париком,

Хотела быть молоденькой вдовою

И надоела нам французскою журьбою,

Довольна бы была таким ученичком!

 

Ф р о л К а р п ы ч

Провал ее возьми,чертовку!

Ввек бегал от нее, как от огня;

Не выучу стихов! Эх! сбили вы меня!

Но слушайте, я выдумал уловку:

Ты помоги, дружочек Катя, мне! -

Булавкой приколю тебе свой лист к спине;

(прикалывает его)

Вот так... теперь не оплошаю!

Стань впереди меня; а я - я, наклонясь,

Не запинаясь, виршу прочитаю,

Лицом мы не ударим в грязь!

 

Л и з а

Ах! дедушка, какой вы выдумщик счастливый!

 

Ф р о л К а р п ы ч

Так, дети, я всегда был молодец ретивый:

Умен, и тонок, и смышлен;

Меня бы не провел и сам Наполеон!

Нет, хвастать не люблю; а кстати молвлю слово;

Во мне отечество Суворова второго,

Быть может, видеть бы могло!

Но я терпел, терпел,- вдруг лопнуло терпенье:

Я полюбил уединенье;

Моим завистникам назло

Я переехал жить в село!

 

Музыка за сценою.

 

Ю л и я

(вбегает)

Скорее спрячьтесь и молчите:

Идут!

Все прячутся.

 

 

ЯВЛЕНИЕ 7

 

П о э т и А л и н а; потом все прочие.

Музыка.

 

П о э т

...Сестрица, мне вы верить не хотите!

Ужели наконец не убеждает вас

Сей струн невидимых небесный, чистый глас?

И если вы не глухи,

Признайтеся, что есть на свете духи!

 

А л и н а

Любезный, мне мое неверие прости,-

Пеняй, сердись, произведи

Невежу, если хочешь, в Калибаны:

Я только слышу фортопьяны!

Все выходят переодетые.

 

П о э т

Так верьте же хотя глазам!

Взгляните: вот они предстали нам!

 

А л и н а

О! эти духи мне давно уже знакомы!

 

О б е р о н

Для именинницы... я отлагаю громы,-

Но будь молчание и на ее устах!

 

На быстрых облаках несомый,

Хранитель добрых, злобных страх,

В мгновенье пролетаю царства.

Явлюсь ли где бичом коварства?-

Горит перун в моих очах,

Пылает пламя близкой казни,

Текут на грешников боязни

В ревущих бурях предо мной!

Мой рог подъемлет дикий вой -

И вдруг хватает вихрь злодея:

Его глушит и стон и свист;

Он мчится, как осенний лист,

Он скачет, пляшет, цепенея;

С лица ручьями льется пот,

Кружится, наконец падет -

И се на крае небосклона,

Смыкая свой потухший взор,

Он узнает духов собор

И их владыку Оберона!

 

П о э т

(вполголоса)

Сестрица, он родня быть должен Аполлона:

Он мой запомнил каждый стих!

 

О б е р о н

Но неизменный щит благих,

Я пестую, лелею их;

Незримым другом и вожатым

Гюону всюду предлечу;

Велю рабам своим крылатым -

И вдруг один летит к мечу

(Любимцу меч сей угрожает),

Но сильф взнесенный исторгает;

Речет - и, братиев губя,

Враги, беснуясь, на себя

Слепую обратят десницу:

Убийца поразит убийцу!

В степи усталого другой

Ведет к надежному жилищу;

Несет ему питье и пищу.

А третий мощною рукой,

Счастливца день и ночь стрегущий,

Вдаль от его смиренной кущи

Чудовищ гонит и разбой.

Алина! Оберон могущий

В сей для тебя священный день -

Услышь - клянется пред тобою:

Я над сынов твоих главою

Простру спасительную сень;

Прикрою их своей рукою;

Верь, не изменятся душою;

Цель их деяний будет честь.

А мне их поручи довесть

Чрез бури к счастью и покою!

 

Т и т а н и я

Титанию ты видишь пред собою:

Я дочерей твоих пристрою;

Найду им женихов младых,

Прекрасных, мощных, светлооких,

В семействе милых и живых,

А в жизни твердых и высоких!

Вдали от всех забот и мук,

Тебя толпой любезных внук,

Послушных, умных и пригожих,

На матерей своих похожих,

Толпою внуков окружу -

Твой век в их жизни продолжу!

 

А р и е л ь

Мне за долгое служенье

Даст отставку Оберон;

Я люблю уединенье:

Братцы духи,вам поклон!

Поселюсь в дому Алины;

Скромный, верный домовой,

Ариель сии долины

Станет окроплять росой:

Здесь я заживу незримый!

Но когда вздохнет зефир,

Будто звук воздушных лир,

На листок с листка носимый,

Ярче вспыхнет огонек

В час полуночи священной,

Веселее сокровенный

Вскрикнет в сумерках сверчок,-

Верь, тогда я не далек!

Загорятся ли ланиты

Спящих дочерей твоих? -

Я тогда парю сокрытый,

Я зарей румяню их!

Их власы завью в купальне;

В их укромной, мирной спальне

В час всеобщей тишины

Соберу златые сны.

Их товарищ и хранитель,

Я заботливой рукой

Наделю их красотой

И украшу их обитель!

 

П у к

Пук не злой, а резвый гений:

Признаюсь, люблю шутить;

Но среди твоих владений

Обещаюсь не шалить!

 

К а л и б а н

Что же бедный Калибан

Наконец Алине скажет?

Чем усердье ей докажет?

Все кричат, что я буян

И невежа и ленивец:

Горемыка, несчастливец,

Чем поздравлю госпожу?

Но презреть их брань прошу!

Хоть порой и спать охотник,

Верь, я не плохой работник!

 

А л и н а

Ах, дядюшка! и вы! ну, как вы нарядились!

Как благодарна вам и Юлии моей!

Но дайте мне обнять детей...

Так вот к чему клонились,

Мой друг, слова высокие твои?!

 

П о э т

Ужели предо мной племянницы мои?

 

Ю л и я

Брат, извини мои затеи;

А мочи не было: сильфиды, эльфы, феи

Страх надоели мне!

Везде с духами - наяву, во сне,

Для них ты нас забыл: терпеть не стало силы!

Тебя за гордость наказала я!

Но какова же выдумка моя?

Брось вид угрюмый, взгляд унылый!

Не стоит ли, скажи, сильфид твоя семья?

 

П о э т

(после некоторого молчания)

 

Твои питомицы, сестрица, очень милы!

Пук ловок, и затейлив, и умен;

Величествен, прекрасен Оберон;

Психеи легкий стан, улыбка, взоры Леля -

Не знаю ничего прелестней Ариеля!

Не дурен также Калибан.

Здесь не один бы я вдался в обман!

Итак, проказница, не торжествуй напрасно:

Поэта обмануть нетрудно! он всечасно

Возносится в волшебный, светлый край;

Он вновь на землю переносит рай;

Он ходит, окружен совсюду чудесами,

И... спотыкается!.. Но, не прельщен мечтами,

Когда бы более он осторожен был,

Он был бы холоден, лишен, быть может, крыл!

Без поэтических восторгов и страданий,

Слагатель дремлющих, безжизненных писаний,

Прикован, прилеплен к земле,

Он прозябал бы в вечной мгле! -

Не ведая тех творческих мечтаний,

Которые для зрения певцов

Мир одевают в ткань из призраков и снов;

Сердца холодные не знают заблуждений...

Так! не для них шумит источник песнопений!

Рабы приличий,суеты!

Надоблачной страны отважный посетитель,

Чудес, вам непонятных, зритель

Смешон для вашей слепоты...

Но что, что ваш надменный хохот?

На вас взирает он с веселой высоты;

Под ним ярится гром: он только слышит грохот;

Он гасит звуком вещих струн

Свирепый, гор сердца колеблющий перун!

Он жизнь обозревает смелым оком,

Он видит землю, видит небеса,

Могущею душой подъемлется над роком

И смотрит смерти дерзостно в глаза!

Для гениев чудесных,

Чьи радости отгадывает он,

Он менее своих гонителей смешон;

Он ближе к гражданам обителей небесных.

Пусть будет чудаком для умников поэт!

А я,- когда другой для вас заботы нет,-

Прочту вам беглое творенье;

Свое в нем высказал я мненье;

Старался показать, как, чуждые сует,

Когда бы обращались с нами,

Бесплотные на наш благоразумный свет

Смотрели бы бесстрастными очами!*

 

1825

_______

* По случаю бумаги г[осподина] поэта находятся в моих руках; итак, я могу со временем познакомить читателей с произведением, которое он, как истинный метроман, отправляется читать своим родным. Остается только спросить: пожелает ли и посторонний кто заглянуть в оное или нет?

 

 


Hosted by uCoz