Валерий Королёв

СВАДЬБА

 

На свадьбе у Васильцевых было людно. Собрался весь Васильцевский корень: и сами Васильцевы, и Митины, и Уваровы, и За­бродины. Явился даже Данила Парменович Чесноков, женатый ког­да-то на какой-то Васильцевой и хотя та Васильцева уж сорок лет как померла, считавшийся до сих пор своим.

Родня с другой стороны отсутствовала. Невеста родом была из дальних краев, к тому же детдомовская. Жених, Васильцев Мишка, с осени повадился на танцы на льнокомбинат и там отхватил подругу себе без роду, без племени. Двух подружек пригла­сила невеста на свадьбу и все. Но подружек быстро поделили: к той, что помоложе, присоседился Димка Забродин, к старшей пристроился Митин Родион, и невеста на свадьбе была как перст одна, если, конечно, не считать сидящего рядом жениха Мишки.

Закуски на столы подносила Таисия Егоровна, тетка жениха. Месяц назад она ушла на пенсию, ей было скучно жить, и свадь­ба племянника взбодрила ее. Она порхала по дому. В ее руках подносы, уставленные тарелками, казалось, не весят совсем, багровое от выпитой рюмки лицо лучилось счастьем.

-  Кушайте, кушайте, гости дорогие, - просила она. - Иван Петрович, Анна Алексевна, что же вы, ешьте, ешьте, - и повто­ряла то, что знали все: - А меня-то, прошлый месяц - на пен­сию. Собрались, поздравили, а как же, все, как у людей. Фу­файку дали, букет цветов, и начальник поцеловал.

-  Да, - отвечал ей Данила Парменович, - у кого что, а у меня сны. И поверишь, Егоровна, что ни ночь - то чуднее. Третевось снится: вызывают меня - ну, сама знаешь куда - говорят: назначаем тебя митрополитом Берлинским и всея Европы...

-  Ой, страх-то! - закрылась подносом по переносицу Таисия Его­ровна.

-  Да, и я им то же - страх, я, мол, самое большое-то, секре­тарем сельсоветским был. А они: не трясись, Парменыч, дело не хитрое, главное - линии держись. Все уж утверждено и подписано деваться тебе некуда. И тут же посох мне и мантию матерьял. Подойди, говорят, распишись в получении...

-  Это надо же, - ахнула Таисия Егоровна, - а мне фуфайку да­ли, букет цветов и начальник поцеловал.

-  Мало больно, - вставил кто-то из гостей.

-  И на том спасибо, - отмахнулась подносом Таисия Егоровна. - На всех не наготовишься, нас, пенсионеров на льнокомбинате-то теперь пруд пруди. Да и не на век на пенсию, до осени отдох­ну - и опять к станку.

-  Да, подойди, распишись, - продолжил было рассказ Данила Парменович, но поднялся из-за стола с рюмкой в руке Мишкин отец:

-  Хочу, между прочим, слово сказать. А ну, тише!

Разговоры смолкли. Тот, кто жевал, недожевавши кусок проглотил.

-  Я, между прочим, трудяга, - начал с себя отец Мишки, - меж­ду прочим, колхозник, полевод, но могу все: избу срубить, печ­ку сложить, и по слесарному - тоже. И по хозяйству. Хозяйство наше, между прочим, сами знаете - ого-го. Мишка наш - не бело­ручка. Сызмала я ему всыпал ума в задние ворота и, между про­чим, не зря старался, коли что - есть на кого хозяйство оста­вить. Говорю всем вам ответственно: надежный сын... А надеж­на ли сноха - не знаю. Они с Мишкой, между прочим, по совре­менному дело к свадьбе подвели - родителей, то есть нас с ма­терью, не спросились. Так что вот, касатушка-сношенька, знай сразу в какую семью идешь, будь Мишки моего достойна. Жена мужу - и опора, и подмога, и детей его мать, и, между прочим, трудящаяся, в масштабе государственном, чтобы, между прочим, Мишке не стыдно было народу, обществу, в глаза взглянуть. Моя вот, Ксения, как поженились - висит на доске почета. Главный зоотехник так и говорит: Васильцев, ну и жена у тебя, ну и жена. Я правильно сказал, а ну, ответь, мать?

Мать Мишкина повела взглядом вдоль стола, поднялась, раз­давленной работой рукой взяла рюмку:

-  Не говорок я, не привыкла вот так на людях, но скажу: век мой с горки покатился, шестой десяток пошел, а что к чему - не знаю... правду говорю: ино так думаешь, ино эдак и все не получается, а третьего нет... Может оттого, что не ученая я, смолоду у коров... У учительши Мишкиной руки белые да маникюренные, а у меня во... А кому лучше - не скажу... Они с Ва­димом Вадимычем, директором, троих вырастили, а мы с отцом четверых... Один больше, один меньше - не в том дело... и не в том дело, что у нее пальцы маникюрены, а у меня во... По настоящему-то жить - всем трудно, потому что мы - женщины... А женщины - особая статья, я это рано поняла, пойми, Светочка, и ты сразу... у нас женщине-то много дано, но с нее и спрос, потому как не крути - в ней корень... Мой-то правиль­но сказал: и друг ты мужу, и товарищ, и брат... И еще рожать надо... и еще сопли племени своему утирать... и еще хозяйст­во, и работа... ведь не только мужу-то стыдно, в случае чего, а и самой людям в глаза глядеть совестно... Неработящая жена­то и мужу, и детям, и всей семье - укор...

Мишкина мать говорила еще долго. Вспомнила, как бедовали в войну, как бедовали после войны - их у матери осталось пос­ле отца шестеро, и все выжили, выбились в люди, потому что бы­ла мать, она себя не жалела, каждый час в работе, каждый час в работе - вот и вытянула потомство.

-  Мишка-то у нас - последыш, - всплакнула в конце рассказа Мишкина мать, - ты, Светочка, его люби.

Все выпили. Митин Родион потянулся за соленым помидором и, попутно, приобнял старшую невестину подружку:

-  А вы по этому вопросу рассуждаете как?

Подружка, которой давно пора бы замуж, ответила:

-  Я вполне согласна, жена для мужа - все.

Димка Забродин, не прибегая к помидору, откровенно тиснул вторую подружку, и та, еще не полностью вышедшая из отрочес­кого возраста, выдохнула Димке в ухо:

-  А ну, отзынь!

-  ... и начальник поцеловал, - снова рассказывала кому-то из гостей Таисия Егоровна.

-  Да, пройди, говорят, и распишись, - пытался излагать дальше сон Данила Парменович.

-  А вот я хочу сказать, - поднялся из-за стола старший Ува­ров. - Прошу налить.

Невеста в предчувствии очередной нотации, прижалась к Миш­ке.

-  Не жмись, - отстранился Мишка, - сиди ровно, слушай, терпи.

Старший Уваров левой рукой поднял рюмку, правой ухватил вилку:

-  Я тоже хочу сказать о женщине, - Вилка поднялась вверх.

-  Действительно в мирной жизни наша женщина в любом деле - ударница.

Вилка уткнулась в тарелку. Послышался скрип.

-  Но я, как сейчас вижу женщин на войне.

Вилка вскинулась к потолку.

-  Они тогда, во всех случаях, достойно находились в рамках героизма... Давайте выпьем!

Старший Уваров приложился к рюмке.

-  Папа, погоди! - раздался девичий голос, но Уваров и гости, по инерции, выпили.

-  Я хочу добавить важное, - звенел голос, - прошу налить, прошу налить. Я пока студентка, филолог...

Младшая Уварова раскраснелась, она боялась, что ее не выслу­шают и потому постаралась высказаться кратко:

-  Наш великий поэт писал: "... коня на скаку остановит, в го­рящую избу войдет." Я тебе, Светочка, от души этого желаю. Будь такой!

-  Ну и девка, язви ее! - похвалил Данила Парменович то ли невесту, то ли студентку. - Да, пройди, говорят, и распишись...

-  Ну, а ты?

-  Расписался. Выхожу на двор - машина черная, все как поло­жено, шофер дверку открывает, чемоданы, говорит, я уже погру­зил. Сажусь я, на щитке - телефон, снимаю трубку и в нее,тро­гай...

-  Мишенька, - шепчет невеста Мишке.

Мишка приподнимает плечо:

-  Подожди.

-  Горько! - ухает басом Митин Родион и обнимает за талию стар­шую подружку.

-  Горько! - подхватывает старшая подружка.

Мишка с невестой целуются. Димка Забродин, под одобритель­ный гул гостей, считает:

-  Раз, два, три...

При счете "семь" невеста отрывается от Мишки.

-  Дайте слово, - встает старший Забродин. - Хочу тоже сказать. От себя и всех Забродиных.

-  Мишенька, - шепчет опять невеста.

Мишка опять приподнимает плечо:

-  Да погоди.

-  Все про женщин - и я про женщин, - гудит старший Забродин. - Это правильно. Потому что - свадьба. А где, как не на свадьбе, о женщинах не сказать лишний раз? Молодым такой разговор - нау­ка. От кого они услышат еще всю правду и почерпнут пользу, ес­ли не от старших, родственников, а? Вы, детки, покуда мы живы - черпайте, черпайте. Особенно ты, Светочка. Ты хотя и жена, но молодая, а молодо - оно всегда зелено. Когда еще ты своим-то умом да опытом до всего дойдешь! А тут тебе дядя Сережа, то есть я, тетя Аня, тетя Вера, дядя Иван, тетя Тая с подносом - и у всех опыт. Бери его, Светочка, бесплатно бери. И чем ты, Светочка, больше наберешься, тем вы с Мишкой дружней жить бу­дете. А что? Мишка - он Мишка и есть, как я, Сережка, и есть Сережка. Я к тому, что женщины, жены, должны быть умнее нас мужиков. Умная жена - три четверти семейного счастья. Ты, Све­точка, это учти. В семейной жизни больше молчи. Мишка слово - а ты помалкивай, он два - опять молчи, он тыщу, а ты - не про нас сказано. Вот и пойдет у вас тогда тишь, гладь, да божья благодать. Я правильно говорю? А? Я правильно говорю?

-  Правильно, - подхватила Таисия Егоровна. - Я дак всю жизнь так. Чуть что - промолчу. А мне фуфайку, букет цветов...

-  Примолкни, - поднял палец Забродин, - мы это уже слышали... Про что это я?

-  Про благодать, - подсказал кто-то.

-  Да, вот. Для девушки, Света, замужество - благодать. Толь­ко в замужестве проявляется все женское естество.

Митин Родион во все время речи держал старшую подружку за талию.

-  Я совершенно согласна, - повернула к нему старшая подружка рдеющее лицо.

Младшая подружка вдруг отпрянула от Димки Забродина и още­рилась :

-  Щас, как дам!

-  Ну, что же, выпьем, - гукнул старший Забродин. - Светочка, доченька, будь счастлива... Горько!

-  Мишенька, - повернулась к Мишке невеста, но Мишка, молча встал. Они целовались до тех пор, пока Димка Забродин не про­изнес "пятнадцать".

-  Да, - продолжал рассказ Данила Парменович, - взял трубку, трогай, говорю, и тут же, сразу, самолет, большой какой-то, трап - что лестница, по лестнице ковер - все, как у людей. Ну, я, значит, материал - на руку, посохом в ковер тьтчу, иду важно. Ко мне, сверху какой-то штатский: вы кто? Митрополит Берлинский и всея, это, Европы, отвечаю. Нет, говорит, фами­лия какая? Чесноков. Э, говорит, вам не сюда. А куда? Это, говорит, ваше дело, но только ошибка произошла, митрополит, говорит, всегда без фамилии. Хотите митрополитом - пишите за­явление, чтобы тоже без фамилии. Это как же, возмущаюсь, дед мой - Чесноков был, и отец, и я хочу числиться Чесноковым. Как знаете, отвечает, но с фамилией нельзя. А как же Берлин, спрашиваю? А Берлин что, отвечает, место святое, найдем пре­тендента - вон еще один подкатил. А сзади голос: митрополит Берлинский, Сашка. А фамилия, спрашивает штатский? Без фами­лии, просто Сашка и все, и посохом в ковер тук-тук-тук... Ну, я и проснулся.

-  И все?

-  Все. Стучал-то отец Мишкин, приехал на свадьбу звать. Сту­чал в дверь-то и кричал: а ну, Чесноков, открывай, это я, Саш­ка, слышишь, Сашка...

-  Дайте-ка слово мне, - решилась Анна Петровна Митина. Она вообще-то не собиралась говорить, но если все Васильцевское племя произносило речи, то отставать от других ей было не с руки, промолчишь - осудят после свадьбы, скажут: Митины воз­неслись, словом добрым молодых не приветили. Анна Петровна числилась старейшей в Митинском роду. Как пойдет речь, она не представляла, но о чем - знала точно: все - о женской доле, и она, как все.

-  Сноха моя к золовке поехала, - сообщила Анна Петровна.- Трех дней не прогостила - вернулась. А почему? Потому что - забота, семья. Муж потому что. Ну и дом. Дом-то у них - полна чаша.

Анна Петровна улыбнулась. При мысли, что сын со снохой жи­вут справно, ей стало очень хорошо, и речь ее дальше потекла совершенно плавно:

-  Или, к примеру, возьмите меня. Я всю жизнь по курортам не ездила, некогда было. А прошлый год пристал ко мне врач: по­езжай да поезжай, а то, дескать, как бы хуже не было. Поеха­ла. Приехала - и живу. День живу, два, три, а сама все - как там мои? Неделю отжила, а на второй худеть стала. Мне доктор тамошний: ты что? А я: ничего, тоска берет, вы тут уж лечите других, а я домой. Так и уехала. И сказать хочу: жена, которая разъезжает по морям - не жена, жена та - что к семье тянется. Вот я, век целый при семье да при семье, всего две недели толичко в санатории-то отжила - а хорошо мне! И молодым скажу: поженились? Семья у вас? Так живите вместе. А если у вас другая думка - так то не к нашим воротам, у нас насчет этого крепко. Мишка-то знает, а ты, Светочка, мое слово учти... Ну, что ж, дорогие мои, будьте счастливы! Я свою жизнь дай бог каждому прожила, того и вам желаю.

-  Замечательно сказала, - шепнула старшая подружка Митину Родиону.

Родион ухмыльнулся:

-  Наша, Митинская, - и крепко подружку к себе прижал.

Димка Забродин смущенно тыкал вилкой грибок. Младшая под­ружка, уставясь в стол, грызла яблоко.

Данила Парменович толковал соседу:

-  После, как Сашка уехал, я опять уснул. Уснул - и еще сон, еще чище...

Таисия Егоровна, опорожнив очередной поднос, присела за стол:

-  А меня прошлый месяц - на пенсию. Фуфайку дали, букет цветов, и начальник поцеловал.

Из-за стола поднялся Мишкин отец:

-  А ну, тише! Что это все мы да мы? - и повернулся к сыну: - Пусть в ответ что-нибудь и молодые скажут.

-  Мишенька, - простонала в ухо Мишке невеста.

Мишка повел плечом:

-  Отстань! - и встал.

Свадьба продолжалась.

 

 


Hosted by uCoz