Что такое театр?
Белинский когда-то вопрошал: «Любите ли вы театр? Любите ли вы его так, как люблю его я?» А он любил его всей душой, всем сердцем прикипев к великой магии театрального искусства. Мироощущение Александра Блока было предельно театрально-условным, и потому он, не написавший ни одной прозаической строки, создал целый цикл театральных пьес, в молодости заявил, что хочет умереть только на сцене и только от разрыва сердца, а в зрелом возрасте дал театру определение, точнее которого трудно отыскать: «Театр — это нежное чудовище, и нужно очень любить театр, чтобы не устать от вечной тряски в его тяжелых и нежных лапах». Но тот, кого это «чудовище» когда-то прихватило, мучаясь и ненавидя, отрекаясь и стремясь вырваться из этих лап, уже обречен либо на эту тряску, если ему не суждено вырваться из них, либо на вечную ностальгию, если сумеет и посмеет расстаться с подмостками.
Сегодня театр — великий нищий, ибо новых мамонтовых и морозовых Россия не обрела, а прежние исчезли навсегда. Понятие меценатства практически кануло в Лету. Попробуйте назвать одну-единственную фамилию олигарха или просто очень богатого человека, которые уже появились в России в плеяде «новых русских» (сравните с нуворишами времен падения французского абсолютизма — примерно то же самое явление), которые взялись бы создать какому-либо, даже более или менее благополучному театру, условия, при которых актерам не надо было бы ездить на «халтуру», сниматься в рекламных роликах или играть в сериалах среднего, в лучшем случае, качества, оставляя себе только счастливую возможность оттачивать мастерство в новых шедеврах и совершенствоваться в старых. Не находите? И не найдете, потому что их — нет.
Однако чудовище по имени «театр» все равно манит к себе новые и новые жертвы, конкурсы в театральных училищах не иссякают, и мало кто оставляет сцену даже в самые нелегкие для театра времена.
Впрочем, русский театр начался в провинции (Ярославль, Федор Волков), и как могущество России должно было прирастать Сибирью, по мнению Михаила Васильевича Ломоносова, слава русского театра, и профессионального и народного, хранится в провинции, то есть того театра, где работают, и порою самоотверженней, чем профессионалы, люди отнюдь не театральных профессий. В народных театрах начинали свой творческий путь Василий Лановой и Геннадий Хазанов, Семен Фарада и Александр Калягин и многие другие. Возможно, что в каком-то смысле этот путь вернее, чем тот, что проложен Станиславским, — через обучение в студиях и училищах. В старину их не было. Единственным пропуском на сцену был талант. Актеры учились прямо там, на подмостках, у тех, кто пришел до них, постигая азы драматического искусства, пения, танца, особой — сценической — пластики, непосредственно в ходе работы отстаивая свое творческое превосходство через непрерывный труд совершенствования. Однако именно те имена, которые были взращены на тернистой почве сражения за право именоваться актером, иметь постоянную антрепризу (то есть занятость в репертуаре, которая давала средства к существованию) избирал не только режиссер или директор театра: это решала публика, которая ходила или не ходила не на спектакль — на актера. Потому имена Прасковьи Жемчуговой, В.Ф. Комиссаржевской, В.И. Качалова, театральной династии Садовских, А.А. Остужева, П.С. Мочалова навеки сохранились в истории русского театрального искусства.
Город, в котором мы живем, слава Богу, Мельпоменой не обойден. В Коломне нет театра, который носил бы официальный статус профессионального. Зато есть как минимум два, которые достойны этого статуса по сути. Один из них переживает уже 77-й сезон — серьезный возраст для драматической труппы. Другому пошел одиннадцатый год, но он уже заявил о себе в пределах России и за границей как серьезный камерный театр. Первый — Коломенский народный театр тепловозостроителей, ныне существующий под руководством Николая Крапивина. Второй — камерный театр «Пилигрим», главный режиссер и один из двух актеров в постоянном составе труппы — Олег Гаврилин. Вместе с ним все десять с лишним лет на подмостках выступает жена — Елена Пичугина. О камерном театре «Пилигрим» — наш первый рассказ.
Путь «Пилигрима»
Если вы достаточно часто ходите по Коломне и бываете возле Культурного центра «Лига», то хотя бы раз непременно встречали старенький светлый «Москвичок» с тонким абрисом странствующего по волнам монаха на боку и надписью «Камерный театр “Пилигрим”». Это машина Олега Гаврилина. За рулем он сам. Рядом — жена, Лена. Старший сын Александр учится в Москве. Он студент Академии искусств, будущий актер. В этом году Сашин курс постигло горе — ушел из жизни руководитель, один из самых видных актеров русского кино и театра прошлого века Виталий Соломин. Но курс продолжает свое существование, и будущее Александра предопределено. Дочь Ася, в свои шесть лет уже женственная, как мама, и строго-внимательная, как отец, пока еще делает первые актерские шаги в воскресной детской школе при Коломенском благочинии. Детским православным театром здесь также руководит Олег, с детьми работают прекрасные, любящие детей и талантливые люди — сама Лена Пичугина, преподаватель Анастасия Киселева, художница Наталия Давшан, которая долгие годы сотрудничает с «Пилигримом», и многие другие.
Олег — высокий, стройный, удивительно молодой, несмотря на яркую седину в черных волосах и аккуратно подстриженной бороде. Впрочем, он весь какой-то очень аккуратный — и в речи, и в манерах. В его присутствии хочется тоже подтянуться, усваивая тот же темп и образ общения. Лена — полупрозрачная, плавно-порхающая, умудряется сохранять пластику русалки и одновременно сильфиды даже на самых маленьких пространствах. Однажды, зайдя к ним по какому-то делу, мне пришлось подождать, сидя на кухне, пока Лена, беседуя, одновременно готовила ужин для семьи. Следя за тем, как она управляется с хозяйством на шестиметрвой кухоньке, с теми же взлетающими и перетекающими жестами женщины, которая сценой приучена ощущать точность каждой позы и взмаха руки, мне внезапно пришла в голову мысль, что Офелия — роль как раз для нее. Услышав об этом, она сказала, что этот шекспировский образ — ее давняя мечта, только, наверное, уже поздно, годы вышли... А почему поздно? Ольга Яковлева, жена Анатолия Эфроса, сыграла Джульетту в Театре на Малой Бронной, когда ей было уже изрядно за тридцать... Театр — мир условностей, талант не имеет возраста. Лена только улыбнулась. Сегодня нет возможностей ни актерских (слишком мала труппа взрослых), ни технических...
Олег Гаврилин и Елена Пичугина окончили в 1982 году институт культуры в мастерской Николая Мальковского и отправились по свету на поиски своего режиссера. Сначала в драматическом театре Вольска, что в Саратовской области, затем сменили несколько трупп — даже на Дальнем Востоке и в Вышнем Волочке. В Коломне оказались чудом — по квартирному обмену. До сих пор так и не ясно, кому повезло больше: Коломне или им. Наверное и городу, и «Пилигриму». Одним из первых спектаклей стал «Необойденный дом» (1992 год) по пьесе Вл. Одоевского, древнее сказание о калике перехожей и некоем старце — спектакль-притча, который играется при свечах, музыкальных песнопениях на духовные стихи. Тогда же был поставлен «Маленький принц», примерно в том же году Олег и Лена набрали первый состав студии при театре, куда пришли студенты коломенских вузов.
Я помню студийную постановку Олега Гаврилина и Лены Пичугиной, — не только актрисы театра, но и педагога по пластике студии (открылась в 1992 году), а также автора всех пластических решений. Это был 1999 год, А.С. Пушкин, «Пир во время чумы» — выдержка из «Маленьких трагедий». Темнота.… Сцена, покрытая черным, и люди-крысы, выползающие и выкатывающиеся из-под небольшого подиума, отделенные от зрителя свисающей сеткой. Несмотря на молодость студийцев и оттого неизбежные погрешности актерских работ, в постановке чувствовалась твердая режиссерская рука, выучка и требовательность осознания молодыми людьми что, где и о чем они говорят. Кстати, о «где» — площадка, на которой все десять лет работает «Пилигрим», имеет размер шестнадцать квадратных метров. Возможно, это столько лет удерживает театр в состоянии камерности. (Сейчас готовится к открытию новая сцена в здании «Лиги» на ул. Лажечникова, 5, однако вряд ли Олег и Лена изменят уже выработанному стилю и узнаваемому лицу их творческого тандема.)
Но вернемся в начало пути «Пилигрима». В 1995 году вышел моноспектакль «Человеческий голос» по пьесе французского драматурга Ж.Кокто. Об этом спектакле польская газета «Wyborcza» опубликовала статью критика Тадеуша Шилейко «Магия театра», где отозвалась об актерской работе Елены как о редком явлении в современном театральном мире, ныне более склонном представлять, чем чувствовать. Свойственная ей манера, слушая себя изнутри, подробно передавать ощущение образа в полузаметных жестах, интонациях вызывает зрителя к двум главным состояниям, необходимым для взаимопонимания актера и зрителя: со-чувствию и со-переживанию, на которых основывается магия театрального действа «здесь и сейчас». Это качество, кстати, свойственно им обоим — и Лене, и Олегу. Суховатый и немногословный в жизни, на сцене Олег может быть и разудалым, и нежно-лиричным, и жестким, и вдруг принять мистически-завлекающий образ сказочника.
С 1994 года в жизнь театра входит вертеп. Не пугайтесь — не тот вертеп, не разбойничий, а взявший свое название от пещеры («вертеп» — древнеславянское обозначение пещеры или глубокого оврага), где, по преданию, родился Спаситель. Это кукольный театр, возникший в традициях рождественских западнославянских вертепных представлений, ящик с куклами, где разыгрывались сцены первых дней жизни Христа. Первый вертепный спектакль— «Ирод-царь». Тогда Олег, Лена, коллеги по театру Юлия Мещерина, Ирина Макаренкова представляли не только в «Лиге» — желающие (поначалу это были друзья и семьи, чьи дети посещали воскресную школу) приглашали вертепщиков к себе в дом. Именно им всем, и ребятам из воскресной школы, принадлежит честь возрождения в Коломне старинного обряда рождественских колядок с Вифлеемской звездой на шесте, духовными песнопениями для хозяев, ряжеными, мешком для подарков. Позже Олег рассказывал, что лучше всего изначально их принимали в Бобреневе, где они захаживали к тамошним старушкам, а вот попытка такого же похода в Колычево успехом поначалу не увенчалась — тогда их приняли с негативным, мягко говоря, недоумением. Сегодня эта традиция уже перенята другими воскресными школами города. Вообще, «Пилигрим», большую часть своих спектаклей предназначает для детей и школьников, считая, что магия театра — одна из возможностей формирования юных душ, которые сегодня, как никогда, нуждаются в нравственных инъекциях стирающихся представлений об идеалах добра, милосердия, любви. С той же легкой руки все новое развитие и расширяющуюся в пределах Подмосковья географию получил Рождественский театральный фестиваль «Вертеп», пятый год проводимый в Коломне.
Те же ценности духа вложены в спектакль для детей и взрослых «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» по пьесе философа и писателя Ричарда Баха. «Чайкой Джон» стала Лена. И не только в силу своих пластических возможностей: внутренняя прозрачность, ненавязчивая заразительность, умение обобщать и философствовать, думать в роли и вызывать к раздумью зрителя, свойственные актерам театра «Пилигрим» и ставшие визитной карточкой их актерской манеры, не оставляла выбора.
В истории театра были и постановки по Байрону («Оплачешь ли ты боль мою?»), и Т.Манну («Тристан»), и сделанная в традиционной манере вертепа «Дары Артабана» (дипломная работа выпускника Щукинского училища Ник. Смирнова), где актеры театра играли главные роли и как актеры, и как кукловоды. Оформляли спектакль И.Титоренко и коломенская художница Н.Давшан. Постановка имела большой успех на Международном фестивале 2000 года в Кракове.
Что ни говори, нет пророка в своем Отечестве — о существовании «Пилигрима» не знает и третья часть совсем небольшой Коломны, а ведь состав театра с успехом участвовал в лабораториях и фестивалях России, Швеции, Дании, Польши, Бразилии, Франции. Благодаря им коломенские зрители познакомились с творчеством польского театра «Рондо» (Слупск), который привез свою версию гоголевского «Носа», где языковый барьер был успешно преодолен игрой актеров, и театра «Венгайты». Но сегодня от тех русско-польских диалогов ничего не осталось, как и от студии. Почему распалась студия? Да потому же, почему часто распадаются самодеятельные коллективы, руководимые профессионалами. Не хватает самоотверженности, готовности поступиться бытовыми проблемами, а по сути — не хватает любви к делу, а без нее в театре делать нечего.
Постановки последних лет — «Тяга земная», которая летом часто исполняется у стен Коломенского кремля, — в основу легли былины о русских богатырях; «Задонщина» — краткая сценическая версия древнерусской летописи о Куликовской битве, имеющая в названии подзаголовок «Гимны и плачи русской земли» — русский фольклор стал обязательной частью режиссерских работ Олега Гаврилина. Иисповедуя и проповедуя своим творчеством христианскую (а актеры «Пилигрима — люди православные) философию терпения, любви к Богу, человеку, Родине, Олег и Лена делают свои сценические работы все более интерактивными, вовлекающими зрителя в действие, в соучастие, а значит, и причастным к своей национальной культуре. Таков урок-спектакль для школьников по мотивам романа Ф.М. Достоевского. Оставив для рассмотрения только одну линию — Сонечки и Раскольникова — в первой части спектакля, вторую Гаврилин и Пичугина целиком посвятили дискуссии со зрителем о романе. Вовлекая молодых зрителей в беседу, они вынуждают их размышлять, обосновывать собственную позицию, вырабатывать личное мнение, что очень важно для сегодняшнего поколения старшеклассников, для которых, к сожалению, равнодушие все чаще становится естественным психологическим состоянием, а представления о нравственности и морали либо донельзя перекошены, либо потеряли смысл, став пустым звуком.
Театру нужен меценат, театру нужен импресарио. «Лига» оказывает помощь, но она не в состоянии предоставить камерному театру, уникальному в своем жанре, единственную возможность — творить. Но «Пилигрим» терпит, верит, надеется, любит, ждет. И главное — вопреки всем трудностям и испытаниям идет своим, не случайным, а обозначенным высокими критериями духа, путем...
КНТТ: пока молчит главреж...
«Камо грядеши?» — древнеславянское «Куда идешь?» Этот вопрос сегодня как нельзя более актуален для самого старого в Коломне театра, который перешагнул 75-летний рубеж. В первый раз самодеятельный театр в Коломне упомянут в сборнике пьес для общедоступных театров в конце позапрошлого столетия. Видно, помимо прочих вдохновляющих писателей, поэтов, музыкантов качеств, дух Мельпомены витал над этой частью Коломенской губернии. Выросший из синеблузной студии, пройдя через репертуар почти мхатовского размаха, при первых его руководителях, в числе которых был такой режиссер, как Л.Рошаль, обозначивший по большому счету общий облик театра и стиль, который мало изменился за прошедшее время, сохранив принцип подбора пьес — только из мирового репертуара и только самое лучшее, — сегодня КНТТ переживает не лучшие времена. Те, кто хочет узнать больше о его прошлом, пусть обратится к юбилейному изданию, увидевшему свет в 2001 году. В предисловии к изданию главный режиссер Николай Николаевич Крапивин уже рассказал об истории КНТТ от самого начала.
Мне очень трудно говорить об этом театре, потому что волею судьбы он стал для меня, после ухода почти двадцать лет назад из московского театра «У Никитских ворот», моей второй и последней театральной семьей.
Театр — это вообще место семейное. Здесь есть родные и пасынки, тут любят, ссорятся, недолюбливают, мирятся, но никогда не ненавидят. Те, кто не приходится ко двору, не приживается, — уходят сами, даже если к этому нет внешних предпосылок.
...В 1994 году неким образом, уже неважно каким (у судьбы свои капризы) я оказалась в этом театре, сыграла одну роль в пьесе Т.Уайлдера «Наш городок» и затем на пять лет рассталась и с театром, и с труппой. Прошло пять лет, прежде чем случайно, на зачетном спектакле студии при театре «Пилигрим» мы встретились с Н.Н. Крапивиным, и он попросил помочь поставить пантомиму в спектакле «Эквус» по пьесе П.Шеффера. Сейчас этого спектакля в репертуаре нет, но он навсегда останется в памяти труппы как один из лучших, когда-либо поставленных в истории театра. Одним из действующих лиц, формировавших ткань спектакля, была музыка Вангелиса. Она задавала эмоциональный тон всему происходящему на сцене, руководила сменой мизансцен, вызывала на сцену персонажей. Совсем молодой тогда актер Алексей Климанов, после долгого отсутствия в труппе выйдя на сцену в дуэте с опытным актером Сергеем Владимировичем Зацепиным, потряс публику эмоциональной и искренней игрой. Могу сказать, что Алексей, при его манере влезать в кожу героя, интуитивно пользуется «школой переживания» практически в чистом виде. И в то время кожа Алана (главный герой) настолько срослась с его собственной, что это едва не стоило Алеше нервного срыва. Сегодня, наученный оптом «Эквуса», Алексей в таких серьезных ролях, как Марат (А.Арбузов. «Мой Бедный Марат»), Топаз (М.Паньоль. «Топаз»), уже осторожнее позволяет своим персонажам завладевать им, хотя действует по той же «правде чувств и истине страстей», когда-то декларированных К.С. Станиславским. Пьеса «Мой бедный Марат» стала премьерой 2000 года. Марат — Алексей Климанов, Леонидик — семнадцатилетний выпускник 9-й гимназии Виталий Бутро, Лика— Ольга Трифонова (Иванова), актриса уже со стажем — эта троица покорила и по сей день покоряет зрительские сердца. (Надо заметить, что в отличие от спектаклей КНТТ в зале, камерные постановки, которые Крапивин выбирает для исполнения в комнате № 10, даже уже прожившие в репертуаре не одно десятилетие, как, к примеру, «Лес» А.Н. Островского, собирают аншлаги. Сколько раз дежурным приходилось извиняться, объясняя, что мест уже нет, сколько раз приходилось задерживать начало спектакля, пытаясь втиснуть лишний стул в переполненный узкий проход!)
Но вернемся к «Марату». Пьеса Арбузова не сходит с русской сцены со времен ее написания. Роли Марата, Лики и Леонидика играли лучшие актеры. В том, что они на этот раз были отданы молодым людям — ровесникам своих героев, был определенный риск. Три части спектакля — три возрастных периода. Сумеют ли Ольга, Алексей и Виталий преодолеть барьеры внутренних и внешних перемен, происходящих с героями, и осознать всю многослойность арбузовской психологии? У Арбузова вы никогда не найдете «лобового» диалога, его герои говорят одно, делают другое, а чувства, которые движут ими изнутри, не имеют отношения ни к их словам, ни к их поступкам. Оттого Лика выходит замуж не за горячо любимого ею, но промолчавшего о своих чувствах Марата, а за Леонидика, который признался ей в любви. Оттого на долгие годы Марат уходит из их жизни, Лика и Леонидик терпеливо живут друг с другом, без тьмы в отношениях, но и без света. Наконец все случается, как и должно было быть: Леонидик вызывает Марата и оставляет навсегда его с Ликой, уехав в какие-то самые дальние края. Но финал пьесы все равно не похож на хеппи-энд: на верхнем ярусе декораций художника Юрия Зимовца, как на верхней полке плацкарты, лежит, закинув руки за голову, Леонидик. В голове его и в ногах стоят, протягивая руки навстречу друг другу, Лика и Марат. Они теперь вместе, но все равно разделены ошибками и болью утраченного прошлого.
…Спектакль имел большой успех и до сих пор собирает полный зал. Мне кажется, что если главреж Крапивин решился бы на фестивальную поездку, «Мой бедный Марат» мог бы рассчитывать как минимум на лауреатство. За «Бедным Маратом» последовала также камерная постановка по пьесе А.Н. Островского «Без вины виноватые». Она тоже стала удачей, в ней были заняты и молодые актеры, и актеры старшего поколения.
В 2001 году театру официально исполнилось 75 лет . Осенью прошла декада спектаклей, а в конце сезона был выпущен детский спектакль по пьесе М.Ленского «Асхат и лесная девушка», который стал зачетным по курсу пластики, сценического движения и танца (режиссер Е.Кузина) и спектакль-зачет того же курса по актерскому мастерству «Крысолов» по пьесе немецкого драматурга Г.Грюна (режисер Е.Румянцева). «Асхат» был показан в Москве, в Центральном доме работников искусств, и имел, к чести всего театра, большой успех.
2002 год — пьеса М.Паньоля «Топаз». Это постановка нашумела среди любителей театра Коломны почти так же, как когда-то «Эквус». Надежда Круглова, Александр Попков, Алексей Климанов, Вячеслав Шарапов, Светлана Широкова, Наталья Сударкина, Виталий Бутро и вчерашний выпускник студии при театре Максим Трубняков — основной состав спектакля — представили пьесу, где зрителю предстояло разобраться: портят ли деньги любого человека или для этого должны быть определенные предпосылки, уже заложенные изначально в его натуре? И когда они вылезают наружу? И призадуматься о том, как искусительна власть, основанная на власти денег.…
Так почему же трудно об этом театре говорить? Потому что сегодня те процессы, которые внутри него происходят, созидательными назвать очень и очень трудно. Вообще, творческая политика КНТТ и «Пилигрима» диаметрально различны. Вернее, у «Пилигрима» она есть, а вот у КНТТ — то ли нет, то ли видится непоправимо (?) утраченной.
Театр Гаврилина и Пичугиной прежде всего основан на пропаганде — извините за «советское» слово, но так оно и есть — самых высоких гуманитарных идеалов и вечных ценностей. В студии и Детском православном театре при воскресной школе через работу с юными актерами они сознательно воспитывают в них все вышеуказанные качества.
Творческая политика КНТТ, на который я все равно гляжу слегка со стороны, мне кажется, издавна заключалась в идее: я работаю в театре, потому что я люблю театр как явление культуры и искусства, со всеми его традициями, стилем существования, его особой волнующей, неповторимой средой. Это место, где я могу выразить то, что оставляю в тайне от всех, где я могу быть тем, кем хотел бы стать, сложись моя жизнь чуть-чуть иначе.
Но в постановках КНТТ — сознательно или нет — главный режиссер оставляет актера наедине с проблемами роли, задавая только общий тон спектакля. От этого большинство спектаклей грешат отсутствием ансамбля, если только сами актеры, как в «Марате», не начинают разбираться в психологии отношений между героями, забираясь в самые глубины их души. Однако не все занимаются этой кропотливой черновой работой, и спектакли, выстроенные в общем виде, с отдельно взятыми хорошими, почти профессиональными, совсем не дилетантскими актерскими работами, теряют в качестве от отсутствия настоящего межактерского общения на сцене. О необходимости такой связности, по воспоминаниям современников, когда-то говорила одной из молодых актрис малого театра О.Н. Садовская: «Я тебе петельку, а ты мне — крючочек…».
А.Н. Островский. «Лес». Несчастливцев — народный артист России О.Вавилов, Счастливцев — В.Макин, Восьмибратов — А.Тактаев.
Конечно, можно сказать и другое: для «Пилигрима» театральное дело — это одновременно призвание, род занятий, который дает кусок хлеба, образ жизни, не прекращающийся ни на репетициях, ни дома.
Для актеров КНТТ театр — отдушина (долой дурацкое слово «хобби», ассоциирующееся у большинства со слоном!), попытка реализации таланта, данного природой, но — так получилось! — оставшегося за кадром жизни. Однако нельзя тут же не вспомнить, как актеры театра пренебрегают для спектакля днями рождений родственников и даже собственными, прочими семейными делами и проблемами, заведомо наталкиваясь на обиду и непонимание со стороны близких. Как молодые актрисы, выйдя замуж, уже готовясь стать мамами, иногда рискуя здоровьем, играют свои роли до последней возможности, как это было с Ириной Маркиной, Ольгой Трифоновой и Наталией Сударкиной, которые, едва оправившись, снова приходили на спектакли, вопреки семейным недоразумениям, возникающим на почве неразделенной любви к театральному делу.
Эта помесь профессиональной самоотдачи актеров с недостаточностью репетиционного периода перед спектаклями уже действующего репертуара (спектакль играется один-два раза в год, камерные — чуть чаще, репетиционный период для восстановления в памяти длится от силы неделю) стала в последние годы одной из причин того, что КНТТ начал сдавать свои позиции.
Мир меняется, а единственный народный театр в городе сидит внутри своей скорлупы, почти не реагируя на перемены. Те его воспитанники, что выныривают из привычной среды, поступая в театральные учебные заведения, посещая фестивали, по возвращении чувствуют, что происходит что-то не то, в театре делается душно. Большинство актеров прежних лет заходят в театр уже только по крайней необходимости, хотя всего год или полтора назад исправно и с радостью посещали все капустники, которые по какому-то только случаю не устраивались, сами участвовали в этих капустниках, демонстрируя студийной молодежи школу внутренней свободы и особого актерского юмора.
Последний капустник 7 марта 2003 года, где по традиции совмещалась тематика 23 февраля и Международного женского дня, печально меня поразил. Из взрослых актеров пришло только пять или семь человек. Остальные места были полностью забиты студийцами и их гостями.…
«Лес» А.Н. Островского. Сцена из спектакля.
Студия… раньше, рассказывают «старики», как именуют в театре актеров старших поколений, была для студийцев все равно что Качалов или Книппер-Чехова для первых студийцев при МХТ, вызывала уважение, обожание и трепет. Сегодня от этой любовной субординации, без которой не может быть театральной дисциплины, не осталось почти ничего. Студийцы набора 2002 года фамильярны со старшими актерами, их сознание доверху забито необоснованными амбициями, а ведь именно субординация и творческая, студийная дисциплина — залог самодисциплины как необходимого условия успеха будущей творческой личности. Еще одна серьезная, на мой взгляд, проблема КНТТ сегодня: доросши в своих традициях, качественном уровне спектаклей, серьезности действующего репертуара, в актерской школе, где до профессионализма осталось несколько шагов, театр, и в первую очередь главный режиссер, не хочет или не может — не знаю, не возьмусь судить — изменить способ существования. Иногда, собираясь вместе, мы говорим о необходимости поиска средств для поездки на любой, пока самый небольшой фестиваль, чтобы сравнить и оценить свои возможности на фоне других подобных коллективов, возможно, от чего-то отказаться в традициях, которые окажутся реликтами, а что-то навечно сохранить, но… все остается трепетанием воздуха, пока молчит главреж.
КНТТ движется сейчас по инерции, набранной за прошлые годы. Готовятся к премьере два спектакля: «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» по пьесе Тома Стоппарда и «Лизистрата» по пьесе Леонида Филатова. Ее ставит студентка второго курса режиссерского факультета Рязанского института культуры (филиала Московского областного университета культуры) Ирина Маркина. Исправно выдаются на-гора спектакли к новогодним елкам. Только нет в театре того куража, который я знала тогда, пять лет назад, и дисциплинарными поблажками студии, из которой сегодня руководитель пытается сделать опору, носящими явно популистский характер, добиться ничего нельзя. База театра, его сокровище, несмотря на все издержки отсутствия высшего театрального образования, которое, может быть, и не понадобилось бы, играй и репетируй актеры чуть больше, — все равно актеры прежних лет, воспитанные в тех традициях. На них держится репертуар, они костяк театра, но они потихоньку ускользают от общения с теми, кто пришел позже.
У.Шекспир. «Сон в летнюю ночь». Сцена из спектакля.
Тот, кто внимательно прочтет раздел, посвященный КНТТ, поймет, что в этих строках не пустое критиканство — горечь человека, у которого болен кто-то близкий и дорогой. КНТТ сегодня — и это я утверждаю с полной ответственностью человека, выросшего с детства в столичной театральной среде, повидавшего московские театры и проработавшего в одном из них не год и не два, — народный театр, который может оставить свое имя в русской культуре как один из серьезных театров в этом статусе. «Народный» — еще не «муниципальный», но уже и не «самодеятельный», и нам надо спасать и взращивать дальше то, что осталось. Если КНТТ утратит свое место в коломенской творческой среде, если тенденция к распаду в коллективе окажется сильнее желания удержаться вместе, это станет печальным событием для коломенской культуры, далее, по цепочке, культуры Московской губернии и самой России в целом.
Эпилог
Два театра есть в городе, два оформившихся и серьезных коллектива. Каждый имеет свои традиции и новаторские приемы. Один прилагает все усилия для сохранения в народе русской православной христианской культуры, национальных ценностей, воспитания через них в детской душе лучших человеческих качеств. Другой оставил себе право воплощать традиции русского светского театра, который, тем не менее, в течение своего более чем двухсотлетнего существования также ставил духовность зрелища одним из главнейших критериев его качества. И тот и другой, несмотря на разницу в сегодняшнем внутреннем состоянии дел, — явление в русской провинциальной культуре. Но и у того, и у другого одна и та же проблема (впрочем, у нее общероссийской масштаб): когда же среди сильных и богатых мира сего найдется преданный ценитель и любитель, который начнет спонсировать культуру так же трепетно, и со знанием предмета, как иные спонсируют любимый футбольный клуб?! Но тогда бы он носил не равнодушное английское имя «спонсор», а овеянное романтикой великого искусства древнеримское — «меценат».
Что до определения «провинциальный театр», в котором человеку, страдающему избыточной мерой снобизма, может померещиться что-то снисходительно-обидное, то оно носит географический подтекст, а не качественную оценку. Российская провинция издавна была хранилищем лучших национальных традиций и полем для разумных экспериментов во всех областях, прежде всего в области человеческого духа, потому что опиралась, прежде всего, только на национальную традицию и свое историческое место в ней. Культура Коломны, частью которой являются на сегодняшний день «Пилигрим» и КНТТ, не должна потерять ни одного из своих лучших приобретений.
Кстати, мне почему-то кажется, что, освободи судьба или чья-то добрая воля актеров КНТТ от необходимости зарабатывать себе хлеб насущный в другом месте, они бы все — или почти все — предпочли воссоединить для себя призвание, труд во имя хлеба насущного и образ жизни воедино — как актеры «Пилигрима».