Одна из главных «фишек» горбачёвского правления – «сухой» закон, а один из главных (можно сказать, культовых) идиотизмов той совершенно бессмысленной «протрезвительской» программы – т.н. «сухие» комсомольские свадьбы. Повальной модой они тогда, конечно, не стали, родители брачующихся, как правило, даже в те времена оставались реально мыслящими людьми и, конечно, не собирались позориться друг перед другом и приглашёнными на это торжество гостями и родственниками. Спиртное всё рано где-то находилось-доставалось, для подстраховки варился самогон - и свадьбы по-прежнему пели и плясали назло мишкам, райкам, егоркам и прочим говорунам-«перестройщикам».
Порой доходило до совершенно фантастических казусов, об одном из которых я и хочу вам рассказать. И опять: узнал о этом удивительном в своей реальной невероятности случае, который мог случиться только у нас, в тогдашнем «эсэсэре», от Вовки Онищенко, своего соседа по студенческой общаге на московской Пироговке, который был родом откуда-то из западных областей Украины ( напомню: тогда, в середине восьмидесятых годов прошлого столетия, ещё являвшейся «навеки» неотделимой частью Советского Государства). Вовка был известным брехуном, но врал искусно, поэтому ему многое и прощалось. Не знаю, соврал он на этот раз, но опять же – если соврал, то очень убедительно, да и сам его рассказ получился весьма правдоподобным. Поэтому если всё-таки не поверите, то уж, по крайней мере, посмеётесь. Итак…
Дело было вечером, делать было нечего… В один из июньских вечеров 1986-го года Вася и Оксаночка всё-таки решили рискнуть и сочетнуться законным браком. Ну, решили и решили. Подумаешь, какое дело! Имелся, правда, определённый напряг: в стране в это историческое время как раз бушевал беспощадный «сухой» закон. А их родители, как васины, так и оксаночкины, а также ожидаемые многочисленные гости, которых придётся приглашать за свадебный стол, по скудности ума и соответствующему воспитанию, не смогли бы понять: как же это так? Свадьба - и без спиртного! Это всё равно что… Это всё равно как…Это как работа без зарплаты. Как дедушка Ленин без кепки в кулаке. Как расписание автобусов, на котором ничего не написано. Как речка без утопших. Как земля без неба. Как геморрой без жо… Ну, в общем, вы поняли. Короче, мыль верёвку и выбирай покрепче сук! Полный и окончательный абстракционизьм, беспощадно разоблачённый ещё нашим дорогим товарищем Хрущовым!
Ситуация усугублялась ещё и тем, что и Вася, и Оксаночка были не просто отчаянными комсомольцами, но ещё и активно действующими согласно занимаемым должностям, потому что работали в комсомольском горкоме по проведению воспитательной работы среди своих пока ещё неокомсомоленных лоботрясов-сверстников. Мда-а-а! Ситуация! В таковой без стакана и не разберёшься!
Казалось, всё, тупик, придётся и дальше пихаться по кустам и скамейкам, а не в законно супружеской кровати, но Оксаночка и Васятка не были бы настоящими комсомольцами-добровольцами, если бы даже из такой упёршейся ситуации не нашли немудрёный, но стопроцентно безопасный выход. Они решили сыграть свадьбу у оксаночкиной бабаньки, которая проживала на забытом Богом и оксаночкиными родителями хуторе: справа - горы, слева - горы, посередь – крапива, впереди – государственная граница. Этот хутор располагался в такой дремучей глухомани, что на него даже ни одна нормальная собака не забегала, кроме сумасшедших туристов, которых за каким-то чёртом постоянно тянуло в эти самые окрестные горы ( чего они там, дураки, не видели? Лучше бы дома сидели, в тепле и неге, кинофильмы про перестройку смотрели да водку пи… Нет, водку нельзя! Мишка не велит! И Райка тоже!).
В общем, сгоняли они в выходные к бабке, объяснили, что и когда, и сколько народу. Та головёшкой своей облезлой, от старости усохшей -сморщившейся, согласно покивала, поулыбалась приветливо. Дескать, да делайте вы чего хотите, только когда помру – извольте похоронить как положено. Вот такое моё единственное условие. Похороним-похороним, послушно закивали в ответ молодые и примкнувшие к ним родители с обеих сторон. И, если пожелаешь, даже раньше, чем сама соберёшься. Это нам как два пальца. Ну, чего, старая перечница, значит, договорились? Ну и ладушки!
И вот наступил он, торжественный день образования новой советской семьи! Нет, все события, которые происходили в городе, я вам рассказывать не буду. Да и чего о них рассказывать? Ну, приехали в положенное время в ЗАГС, подписались где надо, поцеловались на теперь уже абсолютно законных основаниях ну, присутствовавшая непонятно с чьей стороны бабка прошипела ядовито, кивая на невестин живот : «Ишь ты, фату надела, признак девичьей невинности! А эта самая невинность у неё уже скоро на нос полезет!». Но её быстро и популярно-вежливо объяснили, что если ты, старая карга, ещё чего-нибудь такое вякнешь, то мы тебе из этой фаты тапочки сошьём. Белые. Которые в последний путь. Ну, чего, умылась? Начинать шить или всё-таки заткнёшься?
А вот уже из ЗАГСа, покатавшись по любимому, подозрительно трезвому городу, выехали, наконец, на большую дорогу и в сопровождении двух автобусов с заранее напиханными в них гостями поехали к бабке. И действительно – пора! Сколько можно!
А надо сказать, что в это самое время один противный, но очень наблюдательный хлопец с соседнего с бабкой хутора собрался ехать на велосипеде на покос. Травы он хотел накосить, чтобы заготовить её на зиму для прокорма домашней скотины. Да, хозяйственный вырос хлопец, опора и радость своим любящим родителям - бывшим тайнам бандеровцам! И развитый не по годам! Ему ещё и пятнадцати не исполнилось, а он уже и матом ругался, и папироски курил, и уже доподлинно знал, что самогонка – это очень вкусный и полезный продукт, в котором масса витаминов и сто процентов жирности. Я и говорю – настоящий гуцул!
- Эй, бабка! Гутен морген! – весело прокричал он, когда на своём велосипеде специально заехал к бабке, которая в ожидании городской свадебной делегации, мирно сидела-дремала на завалинке. – Чего расселась, старая карга! Налей-ка мне стаканчик самогоночки!
- Да что ты, что ты! – испуганно закудахтала бабка. – Какая ещё самогонка! Я её уже сто мильёнов лет не гнала! И не думаю даже, весёлый паренёк!
- Ты мне тута не декламируй! – сказал хлопец, моментально построжав лицом. – Я за твоей избой вон с той горной кручи ( и показал на кручу. И как он только не боялся на такую залезать! Я же говорю – настоящий гуцул! С самого зачатия преступный бандеровец!) специально три дня внимательно наблюдаю! Чего ж ты тогда в такую жарищу круглые сутки печку топишь? С какой-такой преступной целью, а? Это только дурак не догадается, что гонишь. Ты кого, старая карга, обмануть хочешь?
Бабка опять было кудахтать начала, но он эти её жалкие потуги сразу пресёк. Решительно и в корне.
- Значит, так,- заявил решительно. – Или ты мне сейчас же стакан первача накатываешь, или у тебя два путЯ: самой итить сдаваться в нашу славную милицию, или я тебе на обратном путЕ дом подожгу. Выбирай, только мигом! Пять секунд! Время пошло!
И ощерился, гад, в садистической ухмылке.
«Выбирай…». «Скотина, нашими славными энкавэдитстами недобитая…». «И дедушка евоный у того бандеры в подручных стоял…». Да, делать нечего! И на самом деле «петуха» подпустит! Бабка закряхтела, застонала, разогнулась еле-еле и в виде буквы «гэ» в хату поплелась.
- И тока попробуй отравы какой туда плесни! – прокричал гуцул ей в спину так же весело. – Я погибню – хлопцы за меня отомстять! Смерть москалям-подлюкам!
Вытащила ему бабка кружку алюминиевую (не в рюмке же ему, скоту, подавать!). Поклонилась, охнув в пояс: прими, касатик! Ещё неостылая!
Крякнул гуцул довольно, мигом ту посудину опорожнил, крякнул от удовольствия ещё раз.
- Ну, бывай пока, старая галоша! –крикнул напоследок, одним гимнастическим рывком вбрасывая своё стремительное тело в велосипедное седло. – На обратном пути снова загляну! А как же с устатку-то! Обязательно!
И стремительно унёсся в свою удивительно пейзажную даль. Красивые там, в карпатских предгорьях, места! Ужас какие живописные! Известный художник Левитан зубы себе грыз, а приезжать на плэнэр опасался. Здесь москалей не любят, а жидов –тем более. Своенравный, гордый народ! Чуть чего- сразу верёвку мылят. Соображают!
Дорогие молодожёны и менее дорогие соответствующие гостенёчки прибыли на бабкин хутор в два часа пополудни.
Ну, как ты тут, бабанька! – весело поприветствовал старушку один из гостей. – Бандера не особо беспокоит?
- А у меня в шкапчике пулемёт! – похвастала старушка. –Только я его не всегда достать успеваю, а то бы - ух!
И для пущей убедительности и серьёзности своих намерений потрясла в воздухе сжатыми кулачками, похожими на печёные картофелины средних размеров.
- Правильно, бабка! – поддержал её другой гость, в толстых очках и красном, почти пионерском галстуке. – И ещё гранатами их, гранатами!
Вот так, с дурацкими шутками – плоскими прибаутками, все зашли в просторную избу и, разместившись, за празднично украшенным и богатом на еду и выпивку столом (здесь-то кого бояться? Мишки, что ли, плешивого? Обойдётся!), начали своё беззаботное торжество.
А где же наш юный друг - велосипедный Шумахер - гарный гуцул? Где он, так удачно похмелившийся националистический партизан? А вот он, уже косит. Трава здесь, в глухом углу между высоких гор, куда никогда не ступала ни одна нога ни одного нормального человека, густая и духмяная. Шикарная же говядина получится из той несчастной бурёнки, которая эту траву и высушенное из неё сено будет жрать перед своей закономерной и совершенно безболезненной (чик по горлу! - и здравствуй, холодильник!) кончиной. И от такой энергичной косьбы, и от медового духмянства замечтался парнишечка, перестал смотреть себе под свои глубоко трудовые ноги - и куда-то там совершенно не туда, куда надо, наступил! И провалился, мечтатель наш задрипанный!
Провал оказался на удивление удачным: «Шумахер» ничего себе не повредил, если не считать того, что приложился стриженой башкой о какую-то железяку. Как и положено, он сначала красиво выругался безобразным гуцульским матом, потряс своим головным набалдашником, потом поднялся сначала на коленки, а потом и на ноги и, наконец, огляделся. Хотя в яме было довольно сумрачно, но свет, лившийся сверху, из дыры, выхватил определённые предметы, и гуцул, хотя и был без мозгов, но всё-таки сообразил, что провалился в бандеровский, оставшийся ещё с войны схрон. Ай да Шумахер! Это он, как говорится, удачно упал! Вокруг стояли ящички, ящики и ещё что-то привлекательно упакованное то ли в брезент, то ли в мешковину. Гуцул открыл ближайший ящик и восторженно цокнул языком: «шмайсмеры»! И все – в заводской смазке! То есть, хоть сейчас под венец, то есть, в бой! А здесь что? А здесь – патроны. А вот и пулемётик. Хороший пулемётик, и сбоку – два «цинка» с лентами. Он полазил ещё и нашел массу других занятных «игрушек», от гранат до немецкой полевой униформы и полицейских повязок. Да, богатый оказался схрон! Прямо склад! Нет, как же всё удачно слепилось: и приехал он именно сюда, на дальний луг, и косил именно в этом месте, и крышка схроновая очень вовремя подгнила, и он даже и не покалечился и на косу не сел! А это что во фляжках? Мать моя женщина – спирт! Нет, ну что за прекрасная жизнь при советском строе! Сказка! Самый настоящий, отдельно построенный коммунизм в отдельно прогнившем бандитском схроне!
Так-так-так… Ну и чего со всем этим добром теперь делать? Да, чего? Гуцул поморщил свой не отягощённый мыслительными процессами лоб и понял что. Надо спирту выпить! Обязательно! Это как раз тот случай, когда без бутылки действительно не разберёшься!
И он, конечно же, выпил. И, как и следовало ожидать, алкоголь тут же сделал своё благородное дело: наш гуцул-алкоголик моментально ПРИДУМАЛ! А когда придумал, то скоренько выбрался на свежий воздух, вскочил на своего «железного коня» и что есть сил закрутил педалями. Уже через полчаса он был в ихнем гуцульском селе и , захлёбываясь своими гуцульскими слюнями, рассказывал своим товарищам-односельчанам, такой же шпане, как и сам, о случившемся с ним удивительном происшествии. Шпана испытала восторг от его рассказа.
- Едем! – дружно решила она. – И немедленно!
Тут же оседлали своих «железных коней», гикнули, гакнули- и понеслись. Мигом долетели до того поля, до того схрона, мигом туда забрались, мигом спирту нажрались ( а закусь с собой взяли – знаменитое гуцульское сало).
- Эх, красота! – сыто отрыгиваясь, закатил глаза один из приехавших. – Кому бы сейчас морду расквасить?
- А у бабки на хуторе свадьбу играют, - вдруг вспомнил ещё один приехавший, тоже молодой и тоже стройный гуцул. – Можно свадьбу погонять! Чтобы, волки позорные, «сухой» закон, которому неукоснительно следуют все прогрессивные советские граждане, не нарушали!
- Правильно! – закричали со всех сторон.- Надо проучить, чтобы уважали наши, мля, всем народом любимые советские законы и соответствующую мишкину Конституцию!!
- А тот первый, который завёл разговор про мордобой (он, как выяснилось позже, уже в милиции, самым заводилой был, самым неугомонным бандеровцем) вдруг чего-то призадумался.
- Не, - сказал он решительно после думы свой тяжкой. – Мы им морды, как это не хочется, но щупать всё ж таки не будем. Они и без морд в свои портки наложат.
И заговорчищески наклонившись, что-то горячо зашептал своим заинтересованным товарищам…
А свадьба тем временем беззаботно пела и плясала! Уже были произнесены и первые тосты, и вторые, и десятые, уже охрипли глотки от дурацких криков «Горько!», невеста уже отпихивала от своего гордого, почти нетронутого девичьего тела всё-таки нажравшегося жениха (и когда только успел, скотина!) и уже кто-то сладко похрапывал, уткнувшись мордой в какое-то большое блюдо непонятно с чем, но удивительно высококалорийным. Короче, уже всё было о,кей, когда в дверь избы требовательно постучали.
- - Эт хтой-та тама? – удивилась бабка, эта все-таки бдительная женщина, несмотря на всеобщий загул. – Неужели этот… косец возвернулся? Вот ведь скотина ненасытная! Может, и на самом деле пулемёт из шкапчика достать, пугнуть его, неугомонного?
- Бабка открыла дверь, и тут же в светлу горницу ворвались человек десять полицаев и немецко-фашистских солдат в полной боевой экипировке. Гости, изрядно задурманенные алкоголем, тут же прекратили исполнение похабных свадебных частушек и ошарашено уставились на непрошенных «товарищей».
- Ну, чего, подлюки, замолчали? – высказался один из пришедших, по внешнем виду –настоящий ихний главарь, фашистко-гитлеровский оккупант, одетый в военно-фашистскую форму, обвешанную гранатами, пистолетами и автоматами. –А ну-ка, выходите на двор!
Народ угнетённо молчал, с трудом переваривая эту дикую сцену. Полицаи? Гитлеровские захватчики? Откуда они, черты, взялись, если война уже сорок лет как кончилась? Бред какой-то! Такого не может быть! А, может, всё-таки не полностью закончилась? Может, так, слегка, для виду? Вот и верь после этого учёным историкам и средствам массовой информации!
- Ах, не может быть? – без труда прочитав эти их противоречивые мысли, злобно ощерился главарь. –А вот может! И если сейчас же не выйдете, то мы вас гранатами закидаем. Вот тогда и поверите, когда превратитесь в обгоретые трупы в своих страшных мученьях.
Угроза беспощадной и жуткой физической расправы подействовала на собравшихся очень убедительно, и они, угрюмо опустив головы, потянулись на улицу.
- Стройся! – весело заорал главарь. –Значитца, так! Комсомольцы, коммунисты, ветераны войны –шаг вперёд!
Толпа не шевелилась. Люди лихорадочно соображали, что же это такое может быть. Если сюрприз, то довольно поганый: подняли под дулами автоматов из-за стола, выкликают особо избранных и самых уважаемых. Слишком оригинальные шуточки, чтобы принимать их за просто шуточки. Может, кино снимают? Но тогда должны были предупредить! Не что-то здесь не то…
- Я понял, - сказал один гость другому. - Это теперь эти деревенские дебилы спектакль устроили, чтобы самогонки на халяву нажраться. Нарядились в маскарад, деревянные автоматы с деревянными гранатами на себя понавесили, и вот теперь выёживаются. Не бойтесь, ребяты, этих клоунов! Пошли этим деревенским олухам ихние морды побьём!
И он решительно двинулся было к главарю.
-Стоять! – рявкнул тот.
- Я те щас ж.. пу надеру, чёрт чубатый! - бесстрашно заявил наш народный герой, радостно потирая свои очень крупные по размерам кулаки. –И носюшку твою курносую в соплюшку размолочу, чтобы не мешал праздновать честным людям акт законного бракосочетания!
- Ах, так! – осерчал главарь и, пятясь от этого грозного товарища, передёрнул затвор автомата и тут же дал поверх голов длинную автоматную очередь.
Наш же герой, тут же поняв, что оружие –настоящее, а не из табуретки, моментально побледнел лицом, потом посерел, присел и неожиданно опысался.
- Настоящие… -прошелестело по рядам обречённых. –Не артисты! Ой, мамоньки, чего делается! И где ж эти черти сорок лет отсиживались на наши бедные головы!
- Ну, чего? –ободрённо крикнул главарь. –Убедилися? Так что, господа большевики и им сочувствующие, с нами шутить не рекомендую! Мы – настоящие! Повторяю ещё раз: коммунисты, комсомольцы и ветераны – шаг вперёд! Или всех положим!
И по его знаку, в подтверждение серьёзности намерений, окружавшие его фашистские прихвостни и недобитки дружно направили оружие на совершенно растерявшихся свадебных гостей и участников и дружно защёлкали затворами.
- Считаю до трёх! – проорал главарь, целясь из своего автомата в пузо ближайшего к нему угрюмого человека с лохмутом кислой капусты, застрявшим в пышных усах, и, судя по глазам, испытывавшему в данный момент просто-таки животный страх.
- Р-р-р-р-аз!
- Господин начальник, херр фашист, айн момент! – раздался вдруг звонкий голос, и из расстрельного строя выскочил тщедушный мужичонка пенсионерских лет. – Я покажу! Я всех покажу! Вот этот… – и ткнул корявым пальцем в одного из стоявших, -…коммунист. А этот… - и последовал такой же жест в рядом стоявшего бледного паренька с полузакрытыми обморочными глазами, -… из города, комсомольский активист. А вот эти – ветераны войны. Они беспощадно сражались с вами, нашими освободителями от ненавистного большевистского режима, на фронтах и в партизанских отрядах.
Да, вот такого неожиданного поворота событий не ожидали ни гости, ни сами «оккупанты»!
- А ты кто? – оторопело спросил предателя главарь.
- Не извольте беспокоиться, херр группенфюрер! –рассыпался перед ним льстиво-угодливой усмешкой этот иуда. - Я всю войну продезертирствовал! Все четыре года в погребе просидел, чтобы вам, нашим освободителям, вреда не причинять! Так что я свой, буржуинский! Хайль Гитлер, товарищ фашист!
Закончилась вся эта удивительная история довольно прозаично: кто-то из селян увидел всё происходящее и сообщил по телефону в город. Оттуда к месту событий была срочно выдвинута поднятая по тревоге армейская часть, и «оккупанты», увидев, что их взяли в плотное кольцо настоящие воины непобедимой и легендарной Советской Армии, дружно побросали своё оружие на землю и так же дружно подняли руки. Конечно! Красноармейцы –не свадебные гости, они шутить не будут! Посекут из автоматов – и все дела!
Потом было уголовное дело, был суд. Главарю за хулиганство в общественном месте дали полтора года, двум его самым активным помощникам из той шпанистой ватаги –по году условно, а дезертиру-предателю судья отмерил от всей души аж два с полтиной года общего режима! И правильно сделал! Как говорится, сколько верёвочке не виться! Нехрена было в погребе сидеть, когда страна кровью истекала в смертельной борьбе, а потом, через сорок лет, лакейски лизать ж..пу представителям германского командова…, тьфу, этим ряженым балбесам! Таким образом, справедливость восторжествовала, несмотря на срок давности. Потому что такие поганые и, прямо сказать, омерзительнейшие преступления, как наглая сдача своих же собутыльников, никаких сроков давности иметь не должны, а просто-таки обязаны приводиться в исполнение, невзирая на то, что обвиняемый, может, быть, уже почтенных лет. Всё правильно! Всё так и должно быть! И так и будет!