У Андрея Сипягина (впрочем, для кого – Андрей, а для всех остальных – Андрей Валентинович) пропали карточки на воду. Вообще-то, эти электронные мини-диски официально назывались как-то по-другому, как-то очень мудрёно, вот поэтому, чтобы не забивать себе головы совершенно ненужной информационной ерундой, все их и называют по аналогии с талонами на питание – карточки. Чтобы понятливее  - водяные. Если  полностью – водяные карточки. ВэКа. Одна карточка - три литра в сутки на одного человека. Необходимый физиологический минимум для поддержания жизнедеятельности стандартного взрослого человеческого организма.

         Народ сначала, как только эти ВК появились, легкомысленно смеялся и даже сочинял анекдоты. Дескать, дожили! Теперь уже и на обычный аш-два-о  - жёсткий норматив! Правда, очень скоро смеяться перестали и анекдоты позабыли. Это случилось, как только появились первые случаи утери, воровства или чего-то ещё, в результате чего человек оставался без этих самых ВК. То есть, лишался воды (а без неё, как известно, человек может прожить всего восемь-десять суток), и на погосте появились первые  умершие от  о б е з в о ж и в а н и я. Вот тогда-то всем стало сразу не до смеха. А потом появились новые могилы, а потом ещё и ещё, и народ, наконец, понял, что страшнее утери ВК ничего быть не может. Всё правильно: что имеем - не храним, потерявши – плачем. А ведь специалисты-гидрологи давно предупреждали: побережливее, граждане! Водные ресурсы не безграничны! Остался один Байкал, да и тот такими темпами, как потребляем сейчас, выхлебаем за полтора-два года! Этим предупреждениям, понятно, не вняли. Да какое там не вняли – легкомысленно отмахнулись: дескать, хватит этих песен про всемирные катастрофы! То свиным гриппом стращали, то какой-то невероятных размеров кометой, которая развалит нашу планету пополам. Теперь вот к воде прицепились! Вода, она и есть вода! Её всегда и везде полным-полно! Есть  кроме Байкала и другие озёра, и реки, и моря с океанами! Более шестидесяти пяти процентов земной поверхности покрыты водой! Не надо пугать,  мы и так уже все, всеми и всем на свете запуганные! И вообще, «однова живём»! Так что гуляй, братва, от рубля и выше!

         Вот так и веселились…А между тем, научно-технический прогресс шёл-шагал по планете своими бездушными шагами, и его неизбежные спутницы - техногенные и экологические катастрофы -  становились все более частыми, а население «шарика» всё более плодилось и размножалось, а значит, воды требовалось всё больше и больше. Естественно, что начались «водяные» конфликты, сначала мирные, дипломатические, потом вооружённые, перераставшие во всё более и более масштабные войны, целью которых были не столько территориальные и экономические, а именно водные притязания (всё правильно, кому они нужны, эти территории, если на них нет воды?). А уж когда истощились мировые запасы угля, нефти и газа, и топливо, а значит,  э н е р г и ю, стали добывать путём расщепления водных составляющих, то вот тут-то и начался полный аут. У родников и артезианских скважин появились вооружённые караулы (только попробуй сунься! Стреляем без предупреждения!). Мелкие, а за ними и средние озёра и реки, как сообщали продажные средства массовой информации, пересохли (очередная поездка по мозгам. Выпили-высосали до самого последнего родника!). Крупные же водоёмы, где вода ещё имелась, стали объектами стратегического значения государственной важности, все подходы к которым тут же были надёжно перекрыты, для чего потребовались дополнительные -  и весьма значительные по численности  - вооружённые соединения, для содержания которых, естественно, тоже требовалась вода, вода, вода… Не стоило завидовать и тем, кто жил в прибрежных зонах морей и океанов: в результате образовавшегося водно-солевого дисбаланса резко увеличилось    з а с а л и в а н и е  их содержимого, и естественная морская и океанская вода стала совершенно непригодной для повседневных человеческих нужд. Её же опреснение требовало таких поистине огромных энергетических затрат (на которые требовалась опять же  п р е с н а я  вода), что вот тут-то все без исключения страны и правительства ахнули уже по настоящему: так вот же он, оказывается, самый настоящий, самый реальный конец мира! Что имеем – не храним… Всё правильно, всё сходится... Природа, наконец-то, отомстила человеку за своё многовековое унижение! И, надо признать, так отчаянно и эффектно отомстила, что все войны, землетрясения и цунами кажутся теперь просто детскими невинными шалостями по сравнению с таким отмщением.

         И вот теперь у Андрея пропали карточки. Потерять их он не мог, хотя никогда и не отличался особой бережливостью. Т а к и е  вещи как ВК в первую очередь заблокированы именно на случай утери. И если такое случается, то выдают сигнал на закреплённое за тобой ИПУ, индивидуальное приёмное устройство: дескать, иди по сигналу и быстрее находи меня,                                                                                                     растеряха! Я здесь! А во-вторых, ВК просто-напросто не теряют. Это исключено. Это всё равно, что потерять, скажем, воздух, которым дышишь. Так что если они пропали, и экран ИПУ молчит, то это значит только одно: украли. А то что они были именно и м е н н ы е ( и этим самым вроде бы защищённые), воров уже давно не останавливало: как только начался водяной кризис, тут же нашлись и умельцы, которые перебивали водяные электронные коды за три минуты. То есть, успевали уложиться до того момента как карточки начинали подавать тревожный сигнал, и  включалась автоматическая система поиска ИПУ. Этих отчаянных умельцев не останавливали даже самые суровые, в случае их поимки и разоблачения, меры наказания: занесение в «чёрные списки», по которым они пожизненно лишались права на ВК (тем более что эта «пожизненность» определялась всё теми же последними в их жизни восемью-десятью днями), и, понятно, круглосуточное в течение этих их последних дней наблюдение за ними. Точнее, за их медленным, неотвратимым умиранием. Такое наказание, согласитесь, и врагу не пожелаешь.

         И тем не менее, несмотря на такие сверхсуровые кары, воровство ВК продолжалось, расширялось, распространялось, и теперь уже приняло просто-таки угрожающее масштабы. Впрочем, оно и понятно: воровали-то не деньги, не драгоценности (это всё мелочёвка, суета, без всего этого можно прожить), а самую  возможность дальнейшего существования, саму  ж и з н ь. Куда там наркотикам, куда оружию – вода стала стоить гораздо дороже, и бизнес на ней, сплошь криминальный, давал прибыль, несравнимую ни с наркотической, ни с оружейной.

         Как и всякий нормальный человек с нормальной замедленной реакцией, Андрей сначала, в течение двух-трёх суток, не мог поверить, что     э т о  всё-таки произошло, и произошло именно с ним. Он сто миллионов раз облазил все свои карманы, все полки, ящики, столы, подоконники, и всё-всё-всё в своих шкафах и столах и в родном конструкторском бюро, и в своей однокомнатной холостяцкой квартире. Чуть ли наизнанку вывернул личную и служебную машины, потом снова бестолково лазил по квартире, по столам, шкафам и карманам… Всё бестолку, всё мимо. Карточки пропали. Для получения новых, на следующий месяц, оставалось ждать двадцать три дня. Больше трёх недель. Без воды такой срок прожить невозможно. Всё, это конец. Что имеем - не храним…

         Где их могли украсть? Андрей достал из стола органайзер, ввёл данные суточной памяти с первого сентября, когда он их держал в руках последний день, и до третьего, когда обнаружил пропажу. Данные не отличались разнообразием: подъём, завтрак, дорога на завод, совещание у главного конструктора, работа с документацией, встречи с военными заказчиками, стендовые испытания, выезды на полигон, пробные запуски нового экспериментального ракетного двигателя, пятиминутные переходы в другие заводские корпусы, разговор с представителем Министерства обороны, консультации у химиков и теплоэнергетиков, получение информации из секретного отдела, выемка и обработка корреспонденции, встреча с руководством полигона по поводу утверждения графика испытаний боевых систем, обед, опять работа на стенде… Стоп! Обед. На следующий день после получение ВК он стоял в очереди за обедом в их столовой вместе с Мордухавой, конструктором из подотдела три-бис. Да, именно с Мордухавой! Тот, помнится, сказал, что в августовском номере «Южно-Азиатского военно-технического бюллетеня» прочитал интересную информацию о теплогасителях. Помнится, он, Андрей, информацией заинтересовался, и они минут пять, пока стояли  в очереди, довольно увлечённо поговорили. А Андрей знал за собой такую особенность: если он чем-то увлекался, то настолько сосредотачивался на теме разговора, что даже и не очень опытному вору-карманнику залезть к нему в этот момент в карман ничего не стоило. А ведь именно о третьем-бис в понедельник, на совещании у генерального конструктора говорил Луков, заместитель генерального директора по безопасности, или, как его называли между собой те, кто был вынужден с ним контактировать, «железный Лаврик». И кличка эта была, что говорится, не в бровь, а в глаз, потому что имя и отчество Лукова – Лаврентий Павлович – совпадали с одним из самых жестоких палачей социалистической эпохи.

         Да, именно Луков сообщил тогда, на совещании, что в третьем-бис его службой с сегодняшнего дня вводится режим «номер раз», что означало негласное круглосуточное наблюдение за всеми сотрудниками подотдела. Причина: восемь случаев воровства ВК в течение последнего месяца в самом подотделе, и пять – у смежников, с которыми третий-бис имеет самые непосредственные служебные контакты. Короче, именно там, в третьем-бис, с вероятностью в семьдесят пять процентов (именно такой показатель вероятности просчитали аналитики службы безопасности) завелась «крыса». То есть, тот самый вор ВК. В результате его «крысиной» деятельности  десять человек – пятеро из самого подотдела и пятеро смежников – вынуждены были обратиться в заводскую медчасть, к доктору Поликухину, который диагносцировал у всех десятерых состояние обезвоживания средней тяжести и направил всех же десятерых в их ведомственный госпиталь. На сегодняшний день из тех десятерых в живых осталось трое… Поэтому, сказал Луков, нами и приняты такие жёсткие меры, а вас, руководителей отделов и служб, настоятельно прошу проследить, чтобы контакты ваших сотрудников с сотрудниками вышеназванного подотдела были сведены до минимума. О подозрительных случаях прошу немедленно сообщать… На этом «железный Лаврик» многозначительно поиграл своими знаменитыми белесыми бровями и замолчал. Да, собственно, а что он мог ещё сказать? Что третий-бис с этого момента становится этаким негласным гетто, «чумным посёлком», карантинной территорией, а те, кто в нём работал – негласными изгоями, от которых нужно бежать без оглядки? Естественно, что этого «Лаврик» сказать не мог, это был бы явный перебор, всё-таки в демократической стране живём, не при тоталитарном режиме… Помнится, он, Андрей, тогда вспомнил, что есть такое понятие – «зоологическая демократия». У этой демократии всего один закон: или жрёшь ты, или жрут тебя. Третьего не дано. Всё правильно. Так сейчас и живём. А то, что несчастных «трёхбисников» надо теперь сторониться, и в каждом из них видеть в первую очередь не коллегу и приятеля, а потенциального вора, и именно вора ВК, а значит – потенциального  у б и й ц у (а как же иначе!), то это понятно и без слов. Если бы этот пока не установленный негодяй воровал  талоны продуктовые, и то его преступление было бы намного человечнее: без питания среднестатистический человеческий организм мог функционировать около тридцати-тридцати пяти дней. То есть, шансы, именно   р е а л ь н ы е  шансы на выживание, на дотягивание до следующего месяца, а, значит, до получения следующих карточек, хоть минимальные, но всё же были. А лишение ВК шансов не оставляло никаких, даже мизерных…

         Итак, Мордухава. Неприятный, толстый, немногословный грузин с выраженной одышкой (у него, кажется, в прошлом или позапрошлом году был микроинфаркт) и постоянно грустными глазами. Беженец? Да, откуда-то из Средней Азии. Толковый специалист, здесь уж ничего не скажешь (собственно, поэтому его и взяли на работу в их КБ), и именно по тепловым охладителям пусковых механизмов ракет средней дальности. Кажется, женат. Кажется, имеет двоих детей. Плодовитый… Сейчас те, кто решается на одного ребёнка, и то редкость…Множить будущих биороботов – занятие грустное и неблагодарное…

         - Андрей Валентинович, вот разработка группы Лухванова по топливной разводке, - услышал он над ухом негромкий женский голос и повернул голову. Женечка Огурцова, старший технолог, незаметная тихоня и вечно улыбчивая дурнушка, протягивала ему толстую рабочую папку.

         - А по второму блоку? – спросил он.

         - На утверждении у генерала.

         - Термогенератор?

         - Третий-бис сообщил, что к четырнадцати ноль-ноль всё будет готово.

         - В график укладываемся?

         - Обязательно. Что-то у вас, Андрей Валентинович, лицо бледное. Не заболели? – участливо, но всё равно как-то ядовито-зло (или это ему показалось? Ему теперь всё кажется!) спросила Женечка. «Не заболели»… Скажи, признайся, что да, заболел -  и новость мигом разнесётся по отделу и дальше, обязательно дойдет до начальства, появятся косые взгляды, надежды на то, что «ещё один спёкся», а значит, можно претендовать на его место. Начнутся нашёптывания, наушничания, интриги и прощупывания, тут же появятся группировки вокруг возможных кандидатов. И одна из претендентов – она, Женечка. Милая дурнушка с университетским образованием, которая, как, впрочем, и все, только и ждёт сигнала к старту по служебной лестнице. «Тихоня»… Это точно. В тихом, как говорится, омуте во-о-от такие черти… Впрочем, при сегодняшнем поголовном словоблудии такая ситуация называется здоровой конкуренцией. Хороший термин. Нормальной степени лукавости. С невольным вопросом: если это есть конкуренция именно здоровая, то что из себя представляет больная? Когда тебе в столовский салат умудряются мышьяку насыпать (и при этом тебе же в глаза невинно-вежливо улыбаться)? Или через твой кондиционер какой-нибудь цианид распылить (и опять же с улыбкой)? Так это он, Андрей, уже проходил. И с салатом, и с кондишеном. Посчастливилось, не двинул, оклемался. Повезёт ли в следующий раз –это большой больной вопрос. Враг, как известно, не дремлет. Взять хотя бы ту же Женечку-тихоню. Ишь, как своими невинными глазками хитренько стреляет. Как будто шильца из зрачков выглядывают: кого бы побольнее уколоть? Молодец, девчонка. Далеко пойдёт.

         -Благодарю. Я здоров.

         -Да, у нас в отделе все здоровы, - сказала Женечка почти разочарованно (почему она так сказала, что все?). – Все как один. Это замечательно, -  и посмотрела не него глазами надсмотрщика за галерными рабами-гребцами. – У вас, Андрей Валентинович, ко мне ещё будут вопросы?

          -Пока нет.

         Женечка ещё раз кивнула (какая понятливая Женечка!) и ушла, скромно покачивая шикарными бёдрами. Да, у неё, кажется, какие-то шуры-муры с самим господином Луковым. Впрочем, какое ему, Андрею, до этого дело…

 

         А ведь мне сегодня как раз нужно в третий-бис, вспомнил он. И как раз к Мордухаве. Он должен подготовить отчёт с испытаний на полигоне в Зелёном Яре. Как это в старом анекдоте про вождя пролетариев? «А глаза у него были такие честные-честные…». Неужели это всё-таки он? А что удивительного? Жена, двое детей. Детям воды надо много, они ещё не понимают всех этих дурацких ограничений. Им пить хочется. Просто пить… Так что если это Мордухава, то его, конечно, можно понять. Ха! Интересно! Но почему именно он, Андрей, должен его понимать? В конце концов, дети – это его, Мордухавы, личные трудности. Тем более что аборты у нас сейчас только приветствуются. То есть, называется это, конечно, не аборты, а  мероприятия по выравниванию демографических показателей. Хрен редьки не слаще. Извечное русское словоблудство… Из-за этого «выравнивания» он Андрей, пять лет назад развёлся с Ларисой… Да, она очень не хотела так вот «выравниваться»! Таким вот варварским способом! Тем более что и плод развивался нормально, и она сама себя на редкость нормально чувствовала. И не подумаешь, что за год до беременности «схватила» почти шестьдесят рентген…А он – да, смалодушничал! Решил не осложнять себе и без того сложную жизнь, которая уже тогда становилась совсем не жизнью, а элементарной борьбой за существование. И поэтому они расстались. И Лариса ушла. И погибла. Вместе с ребёнком…

         Андрей вдруг вспомнил, как в прошлом году разоблачили-таки одного ВК-воришку. Некоего инженера Гусева из промышленной зоны. У этого самого Гусева тоже была семья – больная жена и тоже двое детей, мальчики. Андрей видел их. Симпатичные. Один - белобрысенький, коренастенький, с глупеньким, ничего не понимающим, но уже испуганным взглядом. Другой, старший – выше на голову и потемнее. Со взглядом уже всё понимающим, а потому угрюмо-затравленным. Как у того волчонка в зоопарке.

         Само интересное, что ВК у Гусева так и не нашли. Впрочем, это не так уж и важно – именно найти, именно чтобы были неопровержимые улики. Зачем эта, как презрительно говорил господин Луков, допотопщина, когда в службе безопасности есть аналитический отдел, который с вероятностью в сотые доли процента запросто докажет, что это ты, именно ты, только ты, и никто другой…Зарядили в компьютер программу, сделали интеллектуально-аналитическую выкладку-раскладку на каждого подозреваемого,  выбрали наиболее вероятных, у кого повышенный процентный показатель. Затем подключились к датчикам индивидуальной памяти, отследили их суточные перемещения, снова выборка -  и вот вам он, наиболее вероятный, наиболее «запроцентованный» подозреваемый. Ну а дальше, если этот подозреваемый продолжает упорствовать, наступает черёд мускулистых ребят из службы физического воздействия, и… Это человека можно обмануть – аппарат не обманешь и не подкупишь. Здесь всё подчинено логике. Здесь всё просчитано. Никто не скроется, каждая мысль каждого индивидуума – вот она, на ладони.

         А дальше, после «физики»  - по отработанной схеме: Гусеву внезапно стало плохо, тут же - в медицинскую часть, тут же – вечно улыбающийся доктор Поликухин, госпитализация, «больному стало лучше, больной перестал дышать»…Всё правильно: зачем доводить дело до суда? Хотя сейчас все судебные заседания закрытые, тем более те, которые касаются сотрудников их КБ. Но, как говорили в ранние безбожные времена, бережёного Бог бережёт. Поэтому подстраховка не помешает, тараканы-журналюги только и ждут, чтобы вцепиться в кого-нибудь из их славного, глубоко засекреченного учреждения, а нам этого не надо, мы должны быть вне всяких подозрений и глупых инсинуаций. Как жена великого Цезаря, которая никогда ни в чём не виновата и всегда во всём права. Потому что мы -  ракетный щит страны, и этот щит должен быть абсолютно честным и абсолютно чистым. И желательно до беспощадного зеркального блеска…

 

         После обеда Андрей всё-таки зашёл к Мордухаве. Впрочем, что значит «зашёл»? Заходят потрепаться, пивных таблеток пососать с сушёным просоленным мясозаменителем. А он, Андрей – исключительно по работе. А то эти вездесущие луковские шерлоки холмсы ещё подумают чёрти что…

         Честно говоря, он как всякий трезвомыслящий человек, совершенно не ожидал, что Мордухава при его виде упадёт на колени и, обливаясь слезами, вернёт эти злополучные карточки. В конце концов, воруют не для того чтобы попадаться или каяться. Просто он, Андрей, хотел заглянуть Мордухаве в глаза. Наивное, какое-то детское желание увидеть в этих внешне совершенно честных глазах чёрта, беса, дьявола, сатану со всей его преисподней…Нет, Андрей не считал себя выдающимся физиономистом, хотя ещё со службы в «непобедимой и легендарной», в специальных частях психолого-технического обслуживания, помнил кой-какие незамысловатые приёмы, и иногда ими пользовался, и всегда удачно… Нет, сейчас он просто хотел посмотреть наиболее вероятному вору в глаза. Просто посмотреть. Будем считать это простым любопытством. Ведь всегда интересно попробовать понять, что этот человек чувствует, когда находится рядом со своей жертвой. Увидеть, какое выражение глаз бывает у человека, который обрёк другого человека, не сделавшего лично ему ничего плохого, на верную гибель. У человека, который, таким образом, не случайно, а вполне осознанно стал   у б и й ц е й. Его убийцей.

         В первый же момент своего психологического экзерсиса Андрей оказался сильно разочарован: глаза у Мордухавы были спокойными, тусклыми  и, как всегда, грустными. Такие глаза бывают у коровы, которую мало кормят и много бьют, и его, Андрея, эти глаза если и не потрясли, то червь сомнения – маленький такой червячок! Малюсенький! Но всё-таки червячок – в душе всё-таки появился. И это глаза вора? Кого угодно, но только не вора. Нет, нет! А кто же тогда вор?

         -Здравствуйте, Георгий Сергеевич.

         -Здравствуйте, Андрей Валентинович. Слушаю вас.

         И голос у него ровный, спокойный, и тоже с грустью. Отчего с грустью? Да мало ли причин для грусти, особенно у семейного человека? Может быть, с женой поссорился. Может быть, не дай-то Бог, мальчишки заболели. И ещё в голосе Мордухавы чувствовалась большая усталость. Но это как раз и понятно: третий-бис уже третью неделю работает без выходных, гонит схему разделения ракетных ступеней, всё должно быть готово к восьмому числу, чтобы успеть вовремя уйти на Южный полигон.

         - Я… - голос у Андрея внезапно осёкся. Что? Растерялся? Да не может такого быть. Ты же, Андрюша, всегда (втайне, конечно. Сейчас куда ни шагни, куда ни плюнь – кругом одни тайны) гордился своими выдержкой и хладнокровием. Или сдаёшь? Пора в медчасть? А оттуда – в госпиталь, на     о б е з в о ж е н н у ю  койку?

         - Вы, Георгий Сергеевич… - он хотел было спросить «когда не полигон выезжаете», но вовремя спохватился. Что это за шпионский вопрос? Почему это вы, Андрей Валентинович, интересуетесь выездом сотрудника не подчинённого вам отдела? Может быть, кому-нибудь там, на полигоне, что-то хотите передать? Что? Кому? Колись, сучара! Нет, так грубо допрашивать, конечно, не будут. Сначала не будут, это всё в безвозвратном далёком прошлом… Но почки посадят. Потом. Якобы в госпитале. Раньше это делали примитивно, ударом дубинки. Сейчас – при помощи некой специальной медицинской процедуры. Без следов. А дома – если, как Пашу Слепчука, который ему про все эти госпитальные изуверские методы по пьянке и рассказал, отпустят – будешь выть по ночам от невыносимых болей, лезть на стенку, пачками глотать бесполезное болеутоляющее. А всё из-за чего? Да из-за одного единственного, вроде бы случайного вопроса про дату отъезда. Поэтому и  не нужно его задавать, совсем не нужно! Когда нужно, тогда и уезжает. Какое ему, Андрею, дело? Нет, сдают нервишки, сдаёт выдержка, всё сдаёт, здравствуйте, доктор Поликухин, очень не хотелось бы с вами здороваться, но вот сами видите как карта легла, так что здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте …

         - Вы, Георгий Сергеевич, справку по термогенератору подготовили?

         -Да, конечно. Дополнения у Чадова, но основные разметки здесь, -   Мордухава кивнул на документы и опять всё так же честно и спокойно посмотрел на Андрея.

         ( Нет, не он. Т а к и е  глаза не могут обманывать. Да брось ты, Андрей, эти сопли: могут – не могут! А кто же тогда? Кто?).

         Он хотел уже совсем сойти с ума, потому что вполне серьёзно собрался спросить, не было ли у них в отделе новых случаев воровства ВК. Но опять вовремя опомнился, опять – это уже чисто на автомате -  сработал инстинкт самосохранения, один из трех, вместе с половым и пищевым, основных человеческих инстинктов. Действительно, с какой стати он интересуется криминалом? Разве он работает в ведомстве господина Лукова? Ах, не работает! Тогда вдвойне, втройне, в миллион раз интересно – зачем и почему? От такого, Андрей Валентинович, любопытства до предательства – один шаг. «Павел Андреевич, вы шпион?  - Видишь ли, Юра…». Хороший старый наивный фильм о российской военной разведке. Да, «Адъютант его превосходительства». Он, Андрей, вообще любит ретро. В ретро можно грустить, не опасаясь, что твоя грусть будет превратно истолкована всё тем же господином Луковым.

         - Извините, Андрей Валентинович, у вас ещё есть ко мне вопросы?

         -Нет, - внезапно рассердился Андрей. – Спасибо.

         Он взял документы по термогенератору, шагнул к двери, и в этот момент она, дверь, неслышно открылась, и в комнату шагнули двое молодых

людей с характерными цепкими взглядами дрессированных волкодавов.

         -Здравствуйте, - вежливо сказал один из них, высокий худой шатен и обезоруживающе улыбнулся.

         - Господин Мордухава?

         Георгий Сергеевич вздрогнул, съёжился, затравленно посмотрел на шатена. Тот улыбнулся ещё радостнее, словно наконец-то встретил старого хорошего знакомого, и скользнул всё тем же цепким, оценивающим взглядом по Андрею.

         -Я из медчасти. Пожалуйста, талон к доктору Поликухину.

         И протянул Мордухаве небольшой листок. Его спутник, приземистый, с неприятным бугристым лицом подошёл ближе, неуловимым движением встал за спиной Георгия Сергеевича.

         -Да, да… - пробормотал Мордухава. Суетливо убрал в стол папку с документами, пишущую ручку, органайзер, ещё что-то. Потом тяжело, с явным усилием, поднялся из-за стола. «Луковичники» моментально переместились, встали по бокам. Тренированные. Обученные. «Шаг влево – шаг вправо…».

         Уже в дверях Мордухава обернулся, посмотрел на замершего в кресле Андрея. Спокойствие в его глазах сменилось рабской покорностью и звериной тоской.

         -Это не я, - сказал он глухо. – Запомните, Андрей Валентинович – не я.

         - О чём вы? – фальшиво улыбаясь, пробормотал в ответ Андрей. – Я не понима…

         Мордухава кивнул (дескать, всё ты, парень, понял, не надо кривляться, дураков здесь нет) и, устало сгорбившись, шагнул в дверь…

 

         Выйдя на улицу, Андрей сел на скамейку, закурил. Девятнадцать часов. Пора домой. «Это не я». Да, это не он. Вопреки всем законам логики, всем этим дурацким бездушным аналитическим расчетам – не он. Как говорили они в беззаботном детстве – точняк.

         Домой идти не хотелось, да и что там, дома-то? Валяться на диване, плевать в потолок или бездумно пялиться в «ти ви», на криминальные новости или партийные съезды с их фальшивыми бодрячими лозунгами и такими же тошнотными бодрячими лидерами, по уверениям которых «всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо…». Или лицезреть бесчисленные, и такие же, как и съезды, бодряче-фальшивые эстрадные шоу, в которых клоуны, именующие себя сатириками, певцами-певицами и артистами-куплетистами, натужно пытаются пошутить, беззубо и совершенно непонятно кого критикнуть, что-то спеть- сплясать- сыграть. Но ни шутить, ни петь, ни играть у них не получается, и от этого они ещё больше фальшивят, и с упорством известной лягушки, тонущей в кувшине с молоком, всё барахтаются и барахтаются, барахтаются и барахтаются, надеясь своими смешными телодвижениями сбить из жидкого молока твёрдое масло. Но только, в отличие от той неутомимой лягушки, у них получается всё то же молоко, только ещё более жидкое, ещё более кислое и ещё более протухшее, чем было вначале.

         Андрей аккуратно положил окурок в урну (чистота на улицах – залог душевного равновесия), длинным пустынным коридором прошёл на выход (пропуск теперь можно было не предъявлять, да и некому: встроенные в стены фотоэлементы и сканеры автоматически считывали с любого появившегося в их поле зрения объекта всю необходимую для идентификации личности информацию), спустился к реке. Река, как всегда, в любое время года, была изумительно красивой. Она была бы ещё красивее, если бы росшие по берегам кусты были живыми, настоящими, а вода была водой, а не её полнейшей искусственной имитацией – жидким гелем, продуктом побочной отработки шлаков с атомных реакторов. Хотя нужно признать, что имитация была, что говорится, один к одному, вплоть до чуть горьковатого, с тухлинкой запаха, который издаёт (издавала!) тина и гниющие прибрежные водоросли. Руководство КБ посчитало, что такая лже-река будет производить на окружающих, прежде всего – работников бюро, благоприятное психологическое воздействие, нечто успокаивающее и настраивающее на умиление и прочие успокаивающие ощущения чувства глубокого умиротворения. Такой расчёт был тщательно просчитанным и вполне логичным, и каково же было удивление руководства, когда оно, это «царство покоя и неги», сразу после ведения этого «царства» в эксплуатацию, вдруг буквально взорвалось самым отвратительным криминалом, и приезжающие сюда на отдых внешне вполне благополучные, законопослушные и благочестивые граждане как с цепи срывались, превращаясь в отъявленных хулиганов, изощрённых мучителей, безжалостных насильников и самых отъявленных, беспощадных убийц. Что-то не сработало в начальственной системе, в чём-то ошиблись разработчики имитационной схемы. И что ещё более странно: стоило человеку удалиться отсюда, с этих изумительных по красоте берегов, как он тут же возвращался в своё обычное психическое стояние, снова становился законопослушным и благочестивым.

         Сначала руководство (как, впрочем, и всегда, когда случалось что-то непонятное) расценило такую «непонятку» как очередные козни врагов-конкурентов. Была проведена тщательнейшая широкомасштабная проверка, перетрясены буквально все, кто имел хоть малейшее отношение к этому имитационному проекту, кого-то даже отправили на якобы профилактическую о б е з в о ж и в а ю щ у ю    госпитализацию – но ничего, никаких коварных злобных происков так и не было обнаружено. Тогда на берегах было введено круглосуточное патрулирование сотрудниками службы безопасности, Кого-то ловили, кого-то опять отправляли к доктору Поликухину, а кому-то (таких было большинство) просто пригрозили. Дескать, попадётесь ещё раз – всё, церемониться не будем, приобретайте белые тапочки. В результате всех перепугали так, что берега снова стали безжизненными и пустынными, и таким образом имитационный проект заглох сам по себе. Но сама-то машина, сам механизм  и м и т а ц и и  уже была запущена и ликвидировать его теперь было бы ещё дороже, чем запускать. Поэтому решили оставить всё как есть, и оставили, и теперь только редкие чудаки, вроде сегодняшнего Андрея, появлялись здесь, на этих, теперь уже пугающих своей красивостью пустынных берегах.

 

         Он подошёл к самой кромке лже-воды, сел прямо на лже-песок, бездумно уставился на манящую водную (лже-водную, лже!) гладь. Интересно, а водится ли в лже-реке лже-рыба? А если есть лже-рыба, то должны быть и лже-рыбаки с лже-удочками, лже-ухой и водкой. Самой настоящей. Которая при ближайшем рассмотрении-разнюхивании-распробовании тоже окажется лже… Имитация…Мы живём в эпоху Великой Имитации…Точнее, лже-живём… Как говорили в детстве, понарошку…

         Нет, руководство КБ, надо отдать ему должное, действительно серьёзно, денно и нощно заботилось о  з д о р о в ь я х  своих сотрудников. Именно о здоровьЯХ  - физическом и психическом. Нет, никакого альтруизма в этом, конечно, не было (это понятие – альтруизм -  вообще не применимо к их сегодняшнему, сугубо прагматичному времени), и глупую бодряческую присказку «в здоровом теле – здоровый дух!» руководство интерпретировало именно в этом, прагматическом смысле: если человек физически здоров, то, значит, он меньше отвлекается на всякие разные болезни и болячки, значит, от него можно ждать (да что там ждать? Требовать!) большей творческой отдачи, значит, тем больше идей он может предложить. А идеи – это что? Это деньги, деньги, деньги… Молодцы японцы! Они раньше нас додумались до этой «идейной» мысли, и если житель страны Восходящего солнца, находясь на службе, предлагает руководству  и д е и, то обязательно этим самым руководством поощряется – денежной премией, подарком да просто благодарностью, которая, как известно, и кошке приятна. Причём, идея не обязательно должна быть продуктивной. Она может иметь и нулевой производственный выход, то есть – бесполезной. Больше того – она может быть и просто отрицательной, которая при её  - не дай-то Бог, хотя его, Бога, конечно, нет – внедрении в производство может это самое производство запросто угробить! Вроде бы полный абсурд: поощрять за то, что бесполезно и даже вредно. Но японцы - не дураки. Одно слово – многотысячелетняя цивилизация! Дело в принципе: если человек в своё рабочее (а лучше бы ещё и в нерабочее тоже) время не ковыряет пальцем в носу, не поплёвывает в потолок, не изнывает от скуки или   и м и т а ц и и  рабочей деятельности, а   д у м а е т, размышляет,

анализирует, то есть загружает свой мозг мыслительным процессом, то такой человек нужен производству. Потому что этот человек по большому-то счёту – творец! Да, вполне возможно, что из ста предложенных им идей девяносто девять бесполезны. Но одна-то, одна – п о л е з н а! И кто даст гарантию, что эта одна не перевесит те девяносто девять? Пусть крайний вариант: все сто  - никому не нужная ерунда. Вполне возможный вариант. И вот если после этих сто человек отчаялся, опустил руки – это плохо. Это очень плохо! И вот здесь-то и должно проявить себя его руководство. Должно убедить человека поверить в себя, доказать самому себе, что он  - м о ж е т! Может, чёрт тебя и всех на свете побери! Главное – не отчаиваться, не опускать руки! Молодцы японцы! Они – умные, но настоящие. Мы  тоже умные, но имитированные. Одна единственная разница, но в зависимости от обстоятельств то совершенно незаметная, то принципиально противоположная.

         Сзади послышался шум подъезжающей машины. Андрей поднял голову. Ну вот теперь всё ясно и понятно. И всё правильно. Всё так и должно быть. Он знал, кто находится в машине и даже с большой долей вероятности предполагал, кто покажется из неё первым. Всё же не зря он начинал свою работу в КБ именно в аналитическо-информационном отделе. И он, конечно, угадал ( нет, не угадал –вычислил): из раскрывшейся передней двери появился тот высокий худой шатен с обезоруживающей улыбкой. Шатен сладко потянулся, потом лицо его стало серьёзным, сосредоточенным. Настроил ритм дыхания на физическую нагрузку, сделал руками несколько вращательных движений, потом несколько резких, целенаправленных, точечных, бьющих в цель. Отжался, сымитировал нападение, контрнападение, стремительный уход и такую же неожиданную стремительную атаку на воображаемого противника. Несколько раз присел, размял мышцы. Расслабленно потряс руками и ногами, сбросил наработанное физическое напряжение. После чего закрыл глаза, восстановил обычный дыхательный ритм и, наконец, повернувшись к Андрею и, снова обворожительно улыбнувшись, отвесил ему лёгкий, как подумал Андрей, шутовской самурайский поклон. Как в настоящей Японии…

 

         -Итак, уже можно подвести некоторые итоги, - сказал господин Луков своему собеседнику. – Операция прошла успешно, но Огурцову пока будем держать под наблюдением: Сипягина в отделе уважали и его преемнику, то есть, преемнице не стоит форсировать введение своей тактики поведения.

         - И всё же, Лаврентий Павлович, а не поторопились ли вы с Андреем Валентиновичем? – спросил, неприятно прищурившись, собеседник, он же - первый заместитель генерального директора КБ. – Опытный специалист, профессионал, толковый, добросовестный работник. Неужели его нельзя было использовать ещё хотя бы пару месяцев? Тем более не носу испытания установки в полевых условиях. Приедут заказчики, они его хорошо знают.

         Луков чуть заметно поморщился, что, впрочем, не ускользнуло от внимания первого зама. Поморщись, поморщись, злорадно подумал тот. И тебе, милок, недолго царствовать осталось. Больно горделив стал, слишком независим. А значит, тоже потенциально опасен.

         - Вы, Аркадий Станиславович, до сих пор со скепсисом относитесь к исследованиям нашего медико-биологического отдела, - холодно (явно холоднее, чем это было предусмотрено нормами) ответил Луков. – Зря, право зря! Вероятность совпадения клинических и психологических диагнозов у Сипягина совпадает  на семьдесят процентов. Это очень серьёзная цифра.

         - То есть, вы хотите сказать, что Сипягин – отработанный материал?

         - Можно сказать и так. При переходе семидесятипроцентного показателя, в три-четыре раза возрастает возможность нервного срыва, - уверенно ответил Луков. – Вы можете дать гарантию, что этот срыв не произошёл бы именно во время его контакта с заказчиками?

         -Это утверждение, уж извините, вызывает большие сомнения, - резко возразил первый зам. – Мы не можем так щедро, я бы уточнил – необоснованно щедро! -  разбрасываться такими специалистами.

         - Я сожалею, Аркадий Станиславович, что пример нашего ближневосточного филиала вас не убедил, - цепенея голосом, сказал Луков. Первый зам отвёл взгляд, закаменел скулами. Напоминание о ближневосточном филиале, на котором в прошлом месяце лишь чудом, точнее, гибелью двух сотрудников тамошней службы безопасности, удалось избежать катастрофической аварии, был ударом ниже пояса. Ведущий конструктор ближневосточного филиала, с виду – тихий, тщедушный человек,  подготовил взрыв кислородного хранилища, и если бы не погибшие луковские сотрудники, то взрыв этот обязательно бы произошёл. Группа расследования установила, что на момент задержания конструктора совпадение его клинических и психологических показателей составляло семьдесят два процента. Естественно, что ни о каком дальнейшем его использовании не могло быть и речи, предатель был немедленно утилизирован по распоряжению именно первого зама, взбешённого таким изощрённым коварством одного из, казалось бы, самых надёжных сотрудников. Луков был против поспешной утилизации, с конструктором можно и нужно было уже после задержания тщательно поработать, тем более, что имелись серьёзные подозрения в существовании целой террористической группы, которая так и осталась невыявленной, а значит, сохранялась угроза новых диверсий. Так что поторопился первый зам, непростительно поторопился! С другой стороны, пример с поспешной утилизацией ближневосточного специалиста был совсем не характерен для Аркадия Станиславовича. Он и первым заместителем-то стал именно потому, что как никто другой умел работать с кадрами. Словно самый изощрённый сквалыга, он отбирал людей тщательно, долго, поштучно, чтобы попасть в самую точку, чтобы наверняка не прогадать. Мог до бесконечности «обсасывать» каждого кандидата, каждого претендента на любой, пусть даже самый ничтожнейший, но всё-таки из категории руководящих пост, и никто не мог сравниться с ним в умении этак небрежно, вроде бы мимоходом, походя, типа « а ладно, чёрт с тобой!» подарить – именно подарить! Не предложить! -  человеку должность, а с должностью, в зависимости от ситуации, и соответствующие – от очень скромных до самых роскошных – бытовые условия. Или, если человек был в чём-то очень серьёзно «замазан», и его вообще можно было держать на коротком поводке, просто возможность жить, сиречь – существовать как функционирующая биологическая субстанция. И при этом мастерски актёрствовать, совершенно не показывать, что всё это он даёт авансом, то есть, на время, а в нужный ему, Аркадию Станиславовичу, момент потребует возврата долга, и обязательно -  с процентами. За этот, казалось бы, совершенно несовместимый набор лицедейства и открытости, широты души и откровенного жмотничества, мягкости и жёсткости, щедрости и скупердяйства, его и уважали (и, порой, до обожания), и боялись (иногда до ненависти). Правда, все человеческие чувства Аркадий Станиславович воспринимал с равнодушием каменного столба, которому глубоко чихать на все эти несерьёзные эмоции, а серьёзных в природе, в   е г о  природе, персональной, кажется, никогда и не существовало. Первый зам выделялся в толпе, как выделяется военный БТР в стае детских велосипедов. Монументален. Надменен. Серьёзен до агрессивности. Не блещет интеллектом (впрочем, какой может быть интеллект у БТРа?). Короче, самое то, что сегодня надо крупному руководящему чиновнику.

         И логику его отбора кадров не мог постичь никто. Характерный пример: год назад Аркадий Станиславович в очереди за хлебом (да, это была ещё одна его странность – самому ходить по магазинах, самому стоять в очередях, как простому-рядовому смертному торговаться на рынке за пучок зелени или пакет картошки. Что ж, у богатых и всемогущих, как известно, свои причуды.), так вот в этой самой очереди он познакомился с неким уже немолодым человеком, внешне ничего из себя не представляющим, бывшим слесарем-наладчиком на макаронной фабрике, ныне – охранником там же, на «макаронке». Познакомились, дружно поругали суку-жизнь. В общем, разговорились. Разговор этот продолжился и после того, как они вышли из магазина, и после того, как отнесли хлеб сначала на квартиру мужика, а потом отправились домой к нему, Аркадию Станиславовичу. Расстались уже под утро, выпив бутылку коньяку и бессчётно – кофе. В результате мужик уже через три дня был оформлен в первый отдел КБ, один из тех, что курировал сам Аркадий Станиславович, а сейчас работал его заместителем и был одним из его самых доверенных людей.  

         -Ну, хорошо… - нехотя согласился он с Луковым. – Зачем в таком случае было проводить задержание Сипягина так демонстративно? Это, извините, попахивает дешёвой демонстрацией!

         - Это не попахивает, - вдруг улыбнулся Луков. – Это откровенно воняет. Да, таким демонстративным задержанием мы провоцировали его на ответную реакцию.

         -На этот самый неравный срыв, - ехидно уточнил первый зам. – И спровоцировать не удалось.

         -Так точно,- не стал спорить Лыков. – Это была наша инициатива, которая себя, увы, не оправдала. Бывает, что поделаешь. Всё же как говорил мой известный тёзка, лучше перебдеть, чем недобдеть. Умный был мужик.

         - За что и пристрелили в Алёшкинских казармах. Именно пристрелили, а не расстреляли. Как собаку. Без суда и следствия.

         -У каждого времени – свои издержки, - опять улыбнулся Лыков. Вывести его из себя было делом безнадёжным.

         - А ваш Поликухин стал уже одиозной фигурой, - начал атаку с другого конца первый зам. -  Не пора ли менять? Вы в курсе какая у него кличка среди сотрудников КБ?

         -Доктор Утиль, - кивнул Луков. – Согласен с вами, Аркадий Станиславович, фигура действительно одиозная. Уточню – специально одиозная! Поэтому менять его не будем ни в коем случае.

         - Знаете, Лаврентий Павлович, мне трудно угнаться за вашей логикой. Наверное потому, что она как раз  а л о г и ч н а.

         -Это всё потому, Аркадий Станиславович, что вы в первую очередь учёный, а уже потом администратор. А я в первую очередь администратор, а во вторую – сыщик, - засмеялся Луков. – Детей пугают Змеем Горынычем и Бабой Ягой. Взрослые пугаются одной лишь фамилии нашего доктора Утиля. Пусть пугаются. Пусть ежеминутно, ежесекундно помнят, что он есть. Так что если вернуться к Сипягину, то здесь мы сработали без сучка, без задоринки. Зачем рисковать, доводить дело до крайности, и, заметьте, крайности непредсказуемой? Не логичнее ли идти от противного, и этой крайностью     у п р а в л я т ь? Тем более что сипягинский отдел – один из ключевых во всей системе КБ. Нет-нет, вы меня не убедите!

         С полминуты помолчали. Первый зам понимал: следующий ход – за ним. Было два варианта – идти на обострение, которое он сейчас, именно и только сейчас наверняка бы выиграл. Хотя оба они -  и сам он, и Лыков – одни из основных фигур во всей системе КБ, да только он, первый зам, хоть на чуть-чуть, но всё-таки крупнее…Нет, выиграл бы, это однозначно! Но это – сейчас, а если посмотреть на пару шагов вперёд? Кто знает, не обернулся бы этот сиюминутный выигрыш завтрашним сокрушительным поражением? То-то…

         -Ладно. Соглашусь, - вроде бы нехотя сказал первый зам (Луков             внутренне усмехнулся. Он прекрасно знал о болезненном самолюбии своего сегодняшнего собеседника, поэтому так же прекрасно понимал каких титанических усилий это признание ему стоило). – Это вопрос закрыли. Давайте к следующему.

         -Следующий - перспективные разработки, - Луков разложил на столе схему работы. Честно говоря, ему очень не хотелось посвящать Аркадия Станиславовича во все тонкости этого очень щепетильного вопроса. Лаврентий Павлович не только по должности, но и по тому комплексу личностно-волевых черт, которые принято называть общим понятием «характер», принадлежал к тем людям, которые считают, что могут судить всех тех, кого не может осудить никто, кроме них. Этакий современный вариант римского папы Иннокентия Третьего, верховного понтифика, правившего церковью в 15 веке, который сам себя называл «викарием Христа». Викарии очень не любят делиться своими мыслями со своим господином, но первый зам – это особый случай. Среди прочих замов он отличался прямо-таки маниакальной дотошностью, и детали любил (что там любил – обожал!) не меньше главных, стратегических направлений. Кроме того, у первого зама везде, во всех отделах и службах -  и служба безопасности, конечно же, не была исключением – были свои, глубоко законспирированные агенты, и те сведения, которые Лаврентий Павлович собрался сейчас доложить, вполне могли быть первому заму уже известны. Поэтому умолчать их – нет, это был бы явный, опаснейший прокол. Этого делать было ни в  коем случае нельзя, поэтому, как этого ему, Лукову, ни хочется, а говорить всё же придётся.

         - Система «двадцать четыре» - это система тотального наблюдения за каждым – каждым! – многозначительно подчеркнул он, – сотрудником нашего КБ.

         - Что, и за руководящим составом тоже? – тут же схватил лежащую в самой основной подоплёке мысль первый зам. Ай молодец! Вот это действительно голова!

         Луков обезоруживающе улыбнулся: Аркадий Станиславович! Как вы могли такое подумать?

         - И… - его собеседник сделал замечательную классическую театральную паузу (на такие улыбки он не покупался). - …и за мной тоже?

         Луков улыбнулся ещё шире.

         -Что ж, - задумчиво почесал нос первый зам. – Спасибо за откровенность, -  и всё же не выдержал, фыркнул капризно. – Какой-то тридцать седьмой год прошлого столетия…

         - По сути – да, - согласился Луков. – По форме - -не совсем. Даже совсем не совсем! Дело в том, что каждого конкретного индвидуума мы будем отслеживать круглосуточно (отсюда, кстати, и называние – 24. Имеется в виду двадцать четыре часа. То есть, сутки) по его физиологическому состоянию.

         -То есть? – не понял первый зам.

         - Каждый человек это непрерывно функционирующий биологический механизм. Он двигается, мыслит, осуществляет физиологические отправления то есть, извините, мочится и ходит по-большому. Наконец, потеет и дышит. Всё это – электромагнитные импульсы мышечной, нервной и психической систем. Физиологические отправления, образцы пота и вдыхаемого-выдыхаемого воздуха можно отследить и проанализировать. То есть, это вполне реально контролируемые объекты исследования. В результате можно выяснить, узнать, установить о этом конкретном человеке буквально всё.

         -Буквально всё, - повторил первый зам. – Если буквально всё, то вы, Лаврентий Павлович, господь Бог.

         - Я понимаю ваш скепсис, - улыбнулся Луков. – И на роль Бога не претендую. Всевышний повелевает умами своей паствы. Мне этого не дано. А «всё» -это, конечно, не абсолют. «Всё» касается именно человеческой биологии, физиологии и психологии, но никак не управления психикой. Я и сам в это не очень-то верил, пока не разобрался в деталях. Да, всё! Если конкретно к нашему сегодняшнему примеру, то возможность узнать количество жидкости, которое он употребил в течение суток, месяца, года, десяти лет. И если эти показатели превышают норму, то сразу возникает вопрос – откуда излишки?

         -Из леса вестимо, - хмыкнул первый зам. Он был к тому же и знатоком русской словесности. – А каким образом вы установите, что человек потреблял именно чужую воду?

         - Мы уже приступили к новой индивидуальной маркировке водных пайков, - сказал Луков. – Маркёры позволят выявить чужие включения в моче, кале, потовых выделениях.

         -Так вот почему у нас в КБ сейчас проводится капитальных ремонт всех отхожих мест! -  легкомысленно рассмеялся первый зам, и поневоле осёкся под совершенно серьёзным взглядом « железного Лаврика».

         -…плюс к этом профилактический ремонт этих самых, как вы их называете, отхожих мест и в жилом секторе, - невозмутимо добавил он.

         -Вы…вы серьёзно? – первый зам наконец-то потух и действительно растерялся. – Значит, это именно по вашей инициативе?

         - Именно, - скромно признался Луков.

         -Да-а-а… - ошалело повертел головой первый зам. – Я, Лаврентий Павлович, человек неэмоциональный, меня очень трудно удивить. Но вы

удивили. Сильно удивили!

         Вы страшный человек, хотел добавить он, но передумал и задавил эту мысль в зародыше, испугавшись, что Луков уже и мысли научился читать. А что? С его-то способностями – запросто!

         - Вот именно, - сказал Луков, пристально глядя на него. – Да, я действительно страшный человек.

         Первый зам вздрогнул, как от пропущенного удара, даже качнулся в кресле, хотя самообладания не потерял.

         -Спасибо за откровенность, -  и «железный Лаврик» почтительно склонил голову. – Работа такая, Аркадий Станиславович. Ничего не поделаешь.

         - А вы сами себя не боитесь? – тихо спросил первый зам.

         Луков отрицательно покачал головой.

         -Себя нет. Но это только себя.

         -Значит, всё же кто-то есть…

         -Да, Аркадий Станиславович, есть, - торжественно сказал Луков и чуть заметно усмехнулся. –Уж коли мы с вами вышли на такой уровень откровенности – извольте. Я боюсь Бога.

         -Не понимаю, - мотнул головой первый зам. – Вы же сами сказали – откровенность.

         - Вот именно. Я в этом никому, Аркадий Станиславович, не признавался, но вам признаюсь. Я действительно боюсь Бога.

         - Вы, наверное, и в церковь ходите? – поддел его тот.

         -Я немодный человек. Да это и совершенно не обязательно. Бог, он в душе должен быть, а не в храме. И он мне, конечно, в своё время воздаст за все мои прегрешения. Утешаюсь лишь тем, что воздаст не только мне. Есть грешники и похлеще.

         -М-да-а-а… - задумчиво покачал головой первый зам. – Ну что ж, откровенность так откровенность. Мой черёд. Мне, Лаврентий Павлович, с вами трудно работать. Но мне с вами интересно работать. Потому что вы – не подчинённый. И не просто лидер. Вы, уж извините за некую красивость, этакий злой, но необходимый рок. Жизненно необходимый! Вы – на своём месте. И сегодня я убедился в этом ещё раз.

         Первый зам поднялся из кресла. Они пожали друг другу руки. Это рукопожатие было рукопожатием гладиаторов перед схваткой. А гладиаторские поединки – не спортивные соревнования. Здесь не бывает вторых мест. Только первые. Только единственные…

 

         Объединенное сообщение государственных информационных агентств:

         Сегодня ночью в городе Н-ске, на центральном водохранилище, входящем в систему спецобъектов расположенного здесь режимного предприятия, произошёл сильный взрыв, в результате которого тысячи тонн хранившейся здесь воды хлынули в старое речное русло. Есть человеческие жертвы, в основном, среди обслуживающего охранного персонала. Нашему корреспонденту удалось выяснить, что в это же день из госпитального комплекса данного учреждения совершили побег пятеро проходивших там профилактическое медицинское обследование пациентов, среди которых – руководитель одного из ключевых отделов предприятия. Более конкретные сведения об этих пациентах выяснить не удалось.  Одновременно со взрывом из своей служебной квартиры исчез руководитель службы безопасности предприятия, господин Луков. И хотя руководство предприятия, в частности, первый заместитель генерального директора, на срочно созванной пресс-конференции связь между этими тремя фактами решительно отрицает, бросающиеся в глаза явные нестыковки в его объяснении причин случившегося позволяют с большой долей вероятности предположить, что имело место не нарушение технологического режима (в чём собравшихся представителей информационных агентств пытался убедить вышеназванный первый заместитель), а именно диверсия. Надеемся в следующих выпусках информировать наших читателей, слушателей и зрителей о ходе начатого расследования более подробно…