- Здравия желаю, - сказал мужчина. – Значит, соседями будем? – и назвал свои имя, отчество и фамилию.

Леонид поднял глаза, пожал протянутую руку и тоже представился. Новый сосед был высок ростом, грузен некогда спортивным телом, имел редкие и жесткие, с проседью волосы, крупный, с лиловыми прожилками нос картошкой, брыластые щеки и глубоко посаженые серые глаза с тяжелым, по-прежнему начальственным, но уже с начинающими формироваться признаками  п е н с и о н е р с т в а  взглядом.

- Вы новенький? – обратилась к соседу появившаяся в дверях симпатуля -медсестра Капочка. – Климук ваша фамилия? Тогда прошу в процедурную.

 Теперь сомнения отпали окончательно. Это он. Генерал. Командир окружного учебного Центра. Гроза и пламень, как за глаза называли его и в самом Центре, и в дислоцированной на его территории и обслуживающей этот самый Центр войсковой части, в которой он, младший сержант Леонид Иванович Егошин, в те годы просто Леня, проходил срочную. Исполнял свой вынужденный священный гражданский долг, поскольку происходил из простой трудовой семьи, и необходимых четырех  «штук» «зелени» у родителей на его отмазку от этого священного исполнения  не имелось ( простые-рядовые инженеры. Чего с них можно взять, кроме голосов на выборах?). Обидно, конечно, быть в наше время не сыном  «новых русских», но, с другой стороны, если все окажутся такими сыновьями, то кто будет Родину-мать, твою мать, защищать?

 «Гроза и пламень» свое прозвище совершенно оправдывал: был строг, но, по слухам, справедлив. С подчиненными держался на соответствующей званию и должности дистанции, говорил мало, слушал еще меньше. К глупой критике относился брезгливо, к умной -  так же, а когда раскрывал свой  командирский рот, то  сразу становилось понятно -  у этого дяди сладко не сожрешь, и если не будешь бить перед ним копытом, то служба медом уж точно не покажется. Впрочем, относилось сие больше к господам офицерам. С простыми рядовыми и сержантско-старшинскими Генерал был по-своему, по-генеральски добр и даже ласков. Во всяком случае, зазря не обижал, и солдатские камеры на гаупвахте редко когда обретали своих постояльцев. 

Было у  «Грозы и пламени» и другое прозвище – Байбак. Так на Дону называют сурков, этаких внешне жирных и, как кажется на первый взгляд, весьма неповоротливых увальней, которые на самом-то деле куда как проворны и хитры, и гребут все только под себя, под себя, под себя, любимого. Был ли Генерал и на самом деле таким вот   з а г р е б у щ и м, Леонид не знал, да и зачем ему это нужно было знать, ему  по его                                                                                 тогдашнему социальному и тем более служебному статусам знать этого было

просто не положено: от рядового до генерала, как от червяка презренного до Луны загадочной - и доплюнуть не доплюнешь, и дыхнуть не додыхнешь, а попробуешь – себе же дороже станет. Опять же по слухам, генерал зазря никого не обижал, за вверенную ему службу разумно, без особого рвения болел, с вышестоящим начальством успешно ладил, поэтому  Центр стабильно, из года в год, считался одним из лучших в округе. В общем, настоящий усредненный высокопоставленный службист, но в то же время и не совсем уж грибоедовский Скалозуб. Так себе, серединка на половинку. Самый, как говорят в армейских кругах, оптимальный вариант отца- командира. Самый, как говорят одесские биндюжники, цимес.                 Леонид Иванович Егошин сейчас был уже, конечно, не тем сопливым и малость зашуганым Ленькой, который, яростно топча гарнизонный плац вместе  такими же, как и он сам, желторотыми обормотами, так же яростно таращил глаза и орал во всю свою тогда еще совсем не луженую глотку: «Солдат молоденькай, в пилотке новенькай, зашшытник ми-и-ирнай ста-ра-ны!». Но вот ведь какое странное дело: хотя сейчас ему, Егошину, вполне самостоятельному, ни от кого не зависимому, прочно стоявшему на ногах, сугубо гражданскому человеку Генерал должен был быть  глубоко по барабану, но, тем не менее, увидев своего бывшего, хотя и не непосредственного, но все же командира, он ощутил в душе прежнее, казалось бы, давно забытое холуйское смущение, а уж услышав его фамилию и окончательно убедившись, что да, это он, Генерал, прямо-таки по-юношески, по-младшесержантски оробел. Вот это был действительно фокус! Действительно, тяжелое наследие советского прошлого! Может, еще и во фрунт вытянуться  и гаркнуть, как двадцать лет тому назад : «Здра-жла-тварщ-енрал!». Вот уж смеху-то было бы в палате! Он представил эту картину, улыбнулся, хмыкнул и повернулся к телевизору.

Там, как нарочно, показывали какую-то высокопоставленную совместную военно-милицейскую пресс-конференцию. Мы и не ожидали, что они так шустро умеют бегать босиком по снегу, пытаясь удивленно вытаращить заплывающие жиром глаза, сообщил (ляпнул!) новость о успешно убежавших чернож…х террористах какой-то очень упитанный туз с большими звездами на погонах и досадливо повертел при этом шарообразной головой (воротник  «звездюку»  был явно тесен). Они  специально, что ли, так вот, как на убой, откармливаются, поморщился Егошин. И  именно такого вот перекормленного борова нужно обязательно подставлять под телекамеры? Других нет? А, может, другие еще толще и еще глупее? Они, видишь ли, не ожидали! Для них это, видишь ли, был такой сюрприз! И вот эту дурость- и на всю страну! И с самым серьезным выражением лица, и при таких  погонах! Дурдом. А потом удивляются: ах, почему это нынешняя молодежь так упорно старается откосить от армии? Тут  не удивляться надо –

рыдать во все горло! Достаточно один лишь раз увидеть такой вот…телефейс

и услышать его детский лепет, как что-то очень и  сразу исчезает желание влиться в стройные и могучие ряды  «непобедимой и легендарной».

   

         Сзади послышался шорох. Егошин повернул голову и увидел Генерала. Тот, похоже, только что вернулся с процедур и теперь, сердито сопя, смотрел на все еще продолжавшего маячить на экране клоуна в погонах.

- Раздолбаи, - раздраженно произнес он, набычившись и не глядя вокруг. – Не ожидали они, видишь ли… Да чего удивляться: Арбатский военный округ. Стратеги и тактики, мать их…Только армию позорят… Служил? – вдруг неожиданно спросил он Егошина.

- Имел удовольствие… - улыбнувшись, качнул головой тот. – Под вашим, товарищ Генерал, командованием.

Генерал не удивился, тоже качнул головой.

          - Давно?

          - Да уж почти двадцать лет…

          - И где?

          - У Пилипчука.

          Генерал удовлетворенно хмыкнул.

          - Хороший командир. Грамотный. И бойцы  уважали. Я его…подожди, в каком же…в девяносто восьмом?.. да, в девяносто восьмом, точно, летом…вышиб из гарнизона.

          - Слышал. За воровство. - сказал Егошин. – Я сначала не поверил, ведь сначала говорили, что за пьянку. Тоже мне - прегрешение… Нет, нормальный был мужик. Ничего плохого сказать не могу.

         - А я и не говорю что плохой, - повторил Генерал. – Они и сшакалил-то по дурости. Но ведь сшакалил! Кто просил? Вот и полетел дослуживать на Курилы. Все по справедливости: нагадил – попался – отвечай.

          Помолчали. По телевизору очередная метеорологическая секс-бомба привычно -увлеченно врала сначала про завтрашнюю погоду, потом -про изумительное универсальное лекарство от запоров(« мы прошибем любую вашу пробку!» Конечно. Особенно ты, красотуля).

          - «Деревню Гадюкино опять смыло…», - пробормотал Егошин.

          - А? – подался к нему Генерал.

          - Да ничего, это я так, про себя… А у вас, значит, тоже сердечко?

          - Оно, - и Генерал опять сердито засопел. – Прихватило, думал вообще коньки отброшу. А вишь ты - обошлось. А сам чего?

          - Тоже. Попарился как следует, потом винце-пивце…Прямо из бани  «скорая» забрала. Чистым приехал, муха не сидела. В случь чего -  даже и обмывать было бы не надо… А чего сюда-то, не в Красногорск?

          - А-а-а… - Генерал неопределенно и как-то суетливо махнул рукой. –

Не хочу. Я вообще не любитель по всем этим госпиталям…

          Егошин про себя усмехнулся: ложь была очевидной, а врать, Генерал,  похоже, так и не научился (как же это он тогда без вранья проверяющих-то

умасливал?). «Не хочу…». Знаем мы это «не хочу, а хочется». Смотри честно правде в глаза: это Красногорск тебя уже не хочет. Если бы ты, дядя, действующим был, в штате, тогда пожалуйста! А сейчас, в отставке, пенсионер, больно-то ты нужен министерскому госпиталю. Ублажать тебя по генеральскому разряду, лекарства дефицитные, может даже из самой «кремлевки», на твою бесполезную теперь персону переводить! Выработался коняга, исчерпал рабочий ресурс – в сторону! «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас трендец!». Несмотря на звания и бывшие заслуги. Все правильно, все по уставу. Без вопросов.

        - А сам чем занимаешься? – спросил Генерал.

        - Рекламой, – коротко ответил Егошин. Ему не хотелось говорить, что он «рулит» одним из ведущих рекламных городских агентств. Он вообще не любил хвастаться. Да и чего хвалится-то? Ну, руководитель, ну, целых десять лет, ну, федеральные призы, оборот в прошлом году вышел за миллион…  Расширяемся, давим конкурентов, они брыкаются, ругаются, зубами щелкают, которых у них нет, а у него, Егошина, наоборот есть, и в тридцать три ряда, и ни одного кариесного… Какое дело Генералу до его зубов? Он не конкурент. Он сейчас простой… -  и Егошин усмехнулся внезапно пришедшему на ум очень точному определению - …сопалаточник-сокамерник. Коллега по предынфарктному состоянию.

        - Реклама это хорошо… - уважительно кивнул Генерал. – Значит, профессионально пудришь мозги… Получается? 

         - Получается, - согласился Егошин. – Доверчивых много. Дураков тоже. Чего не пудрить.

         Генерал неодобрительно поджал губы. А мне начхать на эти твои поджимания, внезапно разозлился Егошин. Это тебе, дядя, не в командирском кабинете. Это там  ты мог губенки свои недовольно поджать - и тут же все на цырлах, тут же жрут глазами. А сейчас -все, кончилась твоя красноармейская власть. Теперь надувай щеки, пускай пузыри, глазенками сверкай - всем по хрену. Теперь клистир, кефир и теплый сортир – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Нет, я прекрасно понимаю: власти-то все еще хочется, без нее, любимой, тяжело, врос в нее, привык и привычки барские назад тянут, не отпускают… Наверняка и супружница твоя коротконогая, мать, блин, генеральша, теперь воет-тоскует, когда по магазинам вынуждена шататься как простая – рядовая. Я еще помню, какие шорохи она в гарнизонном военторге устраивала. И то ей не так, и это не этак, срочно сменить, срочно доставить… Власть, она затягивает, власть – штука бедовая! Это не водка. Водку пить спокойней и опять же для здоровья безопаснее . Если совсем не сханыжишься, то всегда есть шанс вылечиться. А от власти не вылечишься, нет от нее таблеток. Тоска будет поедом есть, и

чем выше стоял, а, значит, тем больнее оттуда, с высоты, сверзился, то тем тоскливее она, тоска-кручинушка, по прежним-то куда как сладким временам…

- Надоело служить, - признался Генерал и опять (Егошин это отчетливо увидел) сфальшивил. – Я же в войсках от звонка до звонка. На полигонах жил по полгода. В КапЯре, под Вологдой, на Урале…Арбатским генералом никогда не был! – уточнил горделиво. – И питаться привык простой солдатской пищей. Борщок, картошечка с селедочкой, компот. Вот это самое оно, самое мое!

         Угу, согласился Егошин. Пшенка на воде, полбанки жилистой тушенки на десятилитровый бачок. Жиденькая заварка без сахара. А «борщок» такой, что в нем утопиться за счастье. Опять врешь, дядя, опять заливаешь! Ох, не тянешь ты на Александра Васильевича Суворова! И не перейти тебе, дядя,  в швейцарских Альпах Чертов мост! Жидковат ты для такого перехода.                

- Вот вы как раз и угадали, - сказал Егошин и, улыбаясь, пояснил. – Сегодня на обед как раз суп-свекольник, пюре и компот. Самое солдатское меню. Как заказывали.

          - Нет, мне из дома супруга принесет, - отмахнулся любитель простой солдатской пищи. – Чего больницу-то объедать. Здесь без меня едоков хватает, – и состроил такую благородно-жертвенную физиономию, дескать, вот я какой, благодетель, слуга царю – отец солдатам, что Егошин все же не выдержал и даже не засмеялся – заржал. Генерал (все же не дурак, Академию закончил) понял, что подставился, что вот теперь-то, подобно тому высокопоставленному дураку из телевизора, и на самом деле  л я п н у л. Но – вот она, хваленая- закаленная офицерская выдержка! Вот оно, самообладание! – виду не подал, только опять сурово -обиженно поджал губы. Артист-куплетист из погорелого театра. Поджимайся – не поджимайся, голосуй- не голосуй, все равно, браток, получишь ото всех огромный…. .

 

 

         Если русский человек задумает что-то хорошее, то это будет действительно хорошее. А если задумает плохое, то обязательно это сделает. Например, испортит настроение. Это, как сейчас принято модно говорить, менталитет такой. Исконно русский. И опять же как сейчас говорят, это наше все.          

В субботу к Егошину пришел сын. Прошка заканчивал школу, вчера вернулся с областной физико-математической Олимпиады, где занял второе место. Умница (действительно умница. Без всякого блата и без всяких скидок. Самый настоящий.), спортсмен, симпатяга, девки – штабелями (небось, топчет уже втихаря), прямая дорога в университет. Егошин гордился сыном. А если есть чем гордиться, то почему бы и не? Не веривший ни в какую мистику, он все же  не просто считал ( или хотел считать), а был

уверен: такой вот сын – это своего рода компенсация ему, Егошину, за неудачную женитьбу. Прошкина мать была породистой и безголовой самкой, из тех, про кого говорят, что постоянно «слаба на передок». И как он, Егошин, этого до свадьбы не разглядел, до сих пор понять не может.Хотя тогда и не стремился особенно-то понимать, переполняло могучее мужчинское желание, молодой был, вовсю кобелирующий, бросался на все что движется и не движется – и, как и следовало ожидать, нарвался, получите, Леонид Иваныч, вдоль всей вашей легкомысленной морды! Слава Богу, сынуля пошел явно не в маму, соображалку умел включать с самых малых лет, поэтому после благополучно завершившегося родительского развода именно с ним, отцом остался, не с мамашей драгоценной, вся драгоценность которой – и не драгоценность вовсе, а самая настоящая дешевая бижутерия. Такую он, Егошин, сегодня без всякого напряга себе в виде своих баб дарит. Потому что не жалко, потому что на копейках никогда не мелочил. А которые намеки начинают делать, планы строить – тех сразу за борт! Чтоб не обольщались понапрасну, не строили в отношении его, Леонида Ивановича, ненужных иллюзий. У него сын есть. Это – главное. Это на самом деле драгоценность. А вы, мадамы… Ладно, проехали…                                                                                  - Кефир, минералка, пирожки, фрукты, газеты, - перечислил сын, выкладывая содержимое полиэтиленовой сумки на прикроватную тумбочку.- Да, твоего разлюбезного Довлатова тебе принес.

- Где взял? – удивился Егошин. Сын пожал плечами.

- В книжном. Я помню, ты летом говорил, что хочешь почитать…

Да, такое внимание даже не дорогого - бесценного стоит. Ведь запомнил же – летом, черти когда! Еще чуть-чуть, и у Егошина слезы бы на глаза навернулись. Прошка, сынок, да я за тебя любого, в тряпки, в клочья… Только скажи!

-Ты, па, на гранаты нажимай, - продолжал тем временем сын. – Я читал: они для укрепления сердечной мышцы самое оно. Да.. Я, па, решил в Михайловское поступать, - сообщил он без всякой приличествующей такому важному моменту паузы между темами.

    Егошин не знал, что это такое – Михайловское. Но понял, что это – самый не «цимес». Не университет. Совсем, в отличие от гранатов, не оно.

    - Артучилище, - пояснил сын. – Высшее командное (это он так преподнесенную пилюлю хотел подсластить, этим самым высшим, этим самым командным. Дескать, ты не беспокойся, па, по окончании я гарантированно командиром буду, а не подносчиком снарядов или ездовой лошадью. Что ж, успокоил. И на том спасибо… областной, мать твою, победитель!).

    - Нет, - сказал Егошин. Сын посмотрел на него внимательно-внимательно…

    - Нет, - повторил он и, предупредив вопрос, ответил. – Потому. Ни по

чему. Без причины. Просто нет, и все.

    - Да, па. Да, - сказал сын так спокойно и так уверенно, что  Егошин сразу понял: все решено, все предрешено, хоть головой об стенку бейся, хоть на колени становись. «Солдат молоденькай, в пилотке новенькай…». Мысок, курсант Егошин, мысок тяни! Ура три раза до посинения. Какой же он, папаша, все–таки молодец. Просрал сына. Вот только когда – непонятно. Все вроде бы по уму шло. Вот ты, Леонид Иванович, и доумничался.

    - В таком случае, Прохор Леонидович (спокойно, Леня, спокойно. Не заводись. Окончательно все испортишь.), объясните мне, убогому (эх, все-таки сорвался), откуда сие благородное стремление? Не поверю же я, в конце концов, что ты насмотрелся сегодняшних дурацких пропагандистских фильмов  про силы вооруженные. Что тебя на такую дешевую туфту купить можно. Тебя!

    - Я, па, как ты мог бы давно заметить, смотрю по ТиВи только новости, «Культуру» и спортивный канал, – очень грамотно «приземлил» его сын. -  А насчет «арта» - просто хочу. Могу я просто хотеть, а?

    - Святое дело, - согласился Егошин. – Хотеть не вредно. Только почему такой странный выбор? Почему не университет? Ты же сам мне говорил, что у тебя уже там какие-то серьезные завязки появились.

    - Да, на физмате, - не стал отрицать Прохор. – Но и в «михайле» физмат очень даже на уровне. Так что…

    - Да не об этом я! – рявкнул Егошин (все же сорвался, слабак!). – За каким тебе погоны? Горишь желанием Родину-мать защищать? Без тебя некому? Так я уже защитил. И за себя, и за тебя. Два года – целых два! – коту под хвост! – и опять, опять сорвался . – Тебя, такого умнейшего дурака, университет ждет. Именно тебя! Ему именно такие как ты нужны, понимаешь! Чтобы из таких как ты элиту делать, а не из тупых олигарховских выблядков!  Чтобы настоящим серьезным делом занимался, а не успешно спивался в каком-нибудь Богом забытом гарнизоне на полуострове Таймыр – чудная планета, десять месяцев – зима, остальное - лето!

    - Почему обязательно Таймыр? – улыбнулся Прохор. – К чему такие страсти?

    - Да, совсем не обязательно. Это ты прав. В стране есть еще масса волшебных мест. Например, Мордовия. Или Забайкалье. Или Земля Франца- Иосифа. Это, если ты не знаешь, такие райские острова в Северном  я д о в и т о м  океане. Или, как ее теперь называют…Якутия - саха, вот! Одно слово – сплошные курорты! Спиваешься влет!

    - Ты все, па, преувеличиваешь, - успокаивающе, как расплакавшемуся ребенку или раскапризнившемуся больному, сказал сын. -  Мордовия, Якутия, Северный полюс… А может, я в Москву распределюсь? Как ты

называешь, «енералом» стану?

    - Увы, мон шер, вынужден вас огорчить. Во-первых, у меня  среди московских погон завязок нет, да и не стремился. А во-вторых, у московских генералов свои сыновья имеются. Будущие генералы. Так что эти места уже заранее забронированы. Так что полный, Проша, облом Петрович.

    - А может, я на генеральской дочке женюсь?

    - Может, - согласился Егошин. – Женихалка у тебя, по моим подсчетам, вполне выросла, так что хоть сейчас под венец. Только, мой разлюбезный сынуля, тут вот какое деликатное дело. На генеральских дочках не женятся. За них замуж выходят. А, прекрасно зная твой характер, потому что это мой характер, один в один, ходить всего лишь в чьих-то зятьях, пусть даже генеральских, пусть маршальских, пусть хоть президентских, ты, Проша, не сможешь. Почему? Отвечаю. Ты прекрасно знаешь, что не люблю я громких слов, но ты, Проша, личность. А личность, она по самой сути своей не может быть ни к кому приложением. Ни к генералу, ни к маршалу, ни к президенту. Личность – она сама по себе. Поэтому она и личность. Уникум. Штучный товар. Не шаблон. Ты понял, что я имею в виду. Нет, сломать-то тебя можно, при определенном умении и желании – нет вопросов. Но ты сам-то этого разве захочешь - сломаться?

    - Па… - и на сыновьих скулах заходили желваки (все-таки переживает. Переживет?). – Я решил. Таймыр так Таймыр. Москва так Москва. Как фишка ляжет. И давай дальше не будем.

    - Хорошо, - кивнул Егошин. -  Значит, делаем так. Как говорит один мой знакомый еврей, раз уж вы меня несолоно хлебавши, то и я вас  этим самым местом туда же. Я свое мнение тебе сказал, поэтому думай. Время есть. Мое мнение ты знаешь. 

    - Егошин, на кардиограмму! – нарисовалась в палатных дверях симпатуля Капочка.

    - Я теперь послезавтра зайду, - сказал сын, поднимаясь со стула. – Чего принести?

    - Карту полуострова Таймыр, - съязвил Егошин (вредный он все-таки мужик! И за что только бабы любят?). Сын фыркнул, хмыкнул и ушел.

    - Это сын ваш, Леонид Иваныч? - спросила Капочка, провожая его  в кабинет ЭКГ.

    - Он, - не стал отрицать Егошин. – Скажите, Капитолина, вам нравятся полярные олени? Или Северное сияние? Говорят, очень романтично.

    - Олени? – она непонимающе вытаращила на Егошина свои голубые, с симпатичной раскосинкой глаза. – Зачем?

    - Значит, не нравятся, - сказал Егошин с удовольствием. – И папа у вас - не генерал.

    - Нет. Шофер. А при чем тут генерал?

    - Да в том-то и дело, милейшая Капитолина, что абсолютно не при чем.                                                                                                                                                                                                                                                                     

Это я так, на всякий случай. Подстраховаться. Вдруг вам с моим обалдуем захочется познакомиться, -  и по тому румянцу, который вспыхнул на симпатичненьких капочкиных щечках-пышечках, Егошин понял, что попал в самую точку. – А он на Таймыр собирается. На постоянное место жительства. Туда, где ветер северный, умеренный, до сильного. Вам это, Капочка, надо? Вот именно – за каким? Я тоже так думаю. Так что не стройте иллюзий. Ни к чему. Можете пожалеть. Не сразу.

- На Таймыре тоже люди живут… - чуть слышно пробормотала Капочка.

- Конечно, - согласился Егошин. –Вместе с оленями. Которые мощно ревут от голода, тоски и вышеназванного мною Северного сияния. Слишком много романтики, уважаемая Капитолина, это тоже не есть хорошо.

 

 

          - Чего читаем? – поинтересовался Генерал. Сам он до чтения был не любитель, лишь мельком просматривал газеты и всегда от прочитанного в них сильно раздражался.

    - Стихи очень хорошие, - ответил Егошин и прочитал:

                    - У лошади была грудная жаба,

                      Но лошади – послушное зверье.

                      Она с ней на парады выезжала

                      И маршалу молчала про нее.

                      А маршала сразила скарлатина,

                      Она его сразила наповал,    

                      Но маршал был выносливый мужчина,

                      И лошади про это не сказал.

    - Бред какой-то… - фыркнул Генерал. – Глупая и легкомысленная аллегория. Кто автор? – спросил он таким тоном, словно отдавал приказ этого самого римоплета немедленно разыскать, арестовать и без суда и следствия расстрелять. По законам военного времени. Нечего тут!

    - Шпаликов, - тут же лакейски «прогнулся» Егошин. Все правильно: вовремя предать  - это не предать, а предвидеть. Вот вам, младший сержант Егошин, за предвидение орден Сутулова. Продолжительные аплодисменты, переходящие в боевые вооруженные овации и праздничный салют.

    - Фильм «Я шагаю по Москве» помните? Он текст к песне написал.

    - Фильм помню. Там артист эту песню в метро поет. На эскалаторе.

    - Угу. Михалков.

    - А вы, Леонид Иванович, армию все-таки не любите, - вдруг  спокойно сказал-констатировал Генерал.

    - Да, - так же спокойно ответил-признался Егошин. – Не люблю.

    - Чем же она вам?

    - Да, в общем, ничем… - помолчав, сказал Егошин. – Просто за время

моего с ней общения не увидел я в ней ничего полезного. Нет, плохого тоже вроде бы не было. Но ведь и полезного тоже. То  есть, эти два года могу с неспокойной душой из жизни смело вычеркивать. Пустота. Большой такой, грустный прочерк. А сколько за это время можно было бы сделать! И именно полезного!

    - Поэтому и сына отговариваете… - то ли спросил, то ли признал факт Генерал. – Потому что считаете ее, армию, его, сына вашего, недостойной.

    - Да. Считаю, - опять не стал лукавить Егошин. – Такие. Парни. Нужны. Для действительно нужных. Профессий.

    Он не говорил – вколачивал эти слова в воздух. Как в деревяшку гвозди. Как в вечную таймырскую мерзлоту – железобетонные сваи. Как мудрые мысли в пока еще не совсем закостеневшие мозги.

    - Вы со мною, конечно, не согласны.

    Генерал пожал плечами.

    - Конечно, не согласен. Были бы вы на моем месте, тоже бы не согласились.

    - Вот и славненько, господин генерал, что мы каждый на своем месте. И лично я своим доволен. Кстати, если уж заговорили о сыновьях…Ваш-то, насколько я понял, придерживается иного, нежели ваше, мнения.

    - Придерживается, – не стал лукавить Генерал. - Потому что он трус.

    Эти слова он произнес все тем же спокойным тоном, хотя какая-то нотка грусти все-таки в его словах промелькнула.

    - Да, трус… - повторил Генерал. – И в этом виноват я. Потому что ему всегда, с самого детства жилось очень сладко, и по жизни он всегда шел по пути наименьшего сопротивления. В школе учился так себе, чтобы особенно не напрягаться, лишних сил не тратить. После школы поступил в военное училище, и не потому, что мечтал стать офицером, а потому что знал, что наверняка поступит. Потому что папа, то есть, я, поможет. Отучился -  и лейтенантом в  ЗГВ. Три года в Дрездене, в тамошних гаштетах пивко посасывал с немецкими сардельками. Оттуда – сюда, в Центр. Тоже не самый плохой вариант, тоже не Таймыр, которого вы все почему-то боитесь. А вот когда  случился один момент, и даже я не смог бы ему помочь отбрыкаться от Чечни, вот тут он и  испугался. Даже не просто испугался, а, можно сказать,  н а к л а л. Понятно, там пива с сардельками не подали бы. Там запросто могли и башку отрезать. А жалко башку-то! Единственная! Вот поэтому из армии и сбежал. Да-да, не ушел. Именно сбежал. Дезертировал. Сейчас какого-то буржуя охраняет и постоянно ноет, что зарплата маленькая. В общем, не мужик. Жаль.

    Теперь настала очередь пожимать плечами  Егошину.

    - А за что его судить-то? За то, что, как вы говорите, башку свою не

захотел подставлять неизвестно за кого и непонятно за что?

    - Значит, такие понятия как Родина, Отечество, это для вас неизвестно кто и неизвестно что? – ехидно прищурился Генерал. – Да, до интересного вывода мы с вами договорились.

    - Да ничего интересного, - жестко возразил Егошин. – Не надо путать хрен с пальцем. Родина, Отечество… При чем тут они? Чечня это война между денежными мешками, это уже не секрет, и дураков помирать во славу интересов какого-нибудь гусаковского-березовского сейчас нету. Не согласны?

          -И вообще,  - продолжил он, не дождавшись ответа и от этого еще больше распаляясь -  В современных мировых условиях такая армия, которую мы сейчас имеем, просто-напросто не нужна. Больше того – это настоящая обуза для государства! (ага, задергался? Хотел поговорить, значит, слушай дальше! Меня слушай! Теперь я  - командующий!) И не стоит так скептически хмыкать! Давайте рассуждать здраво. Тысячи офицеров, многие тысячи солдат, дорогостоящее вооружение, техника, базы, городки, полигоны и многое- многое тэ дэ и тэ пэ. Чтобы все это содержать, нужны миллиарды и миллиарды. А на выходе что? Какая отдача? Какая польза государству? Ни-ка-кой! Сплошной ноль, да ладно бы ноль-  убыток! А завтра нужны новые миллиарды. А послезавтра – еще… Этого зверя никогда не накормишь. Он жрет похлеще любого олигарха, предела насыщения у него нет.

         - Не хочешь кормить свою армию – будешь кормить чужую…

         - Бисмарк. Читал. Слова красивые, но, увы, безнадежно устаревшие. И именно по отношению к нам, к России. Потому что от кормежки должен быть хоть какой-то толк. Хоть какой! А от нашей сегодняшней армии и хоть какого-то нет. Подтверждением тому  вот тот телевизионный военачальник, которого мы с вами имели сомнительное удовольствие на днях лицезреть по телевизору и который может только ушами хлопать и удивляться, как шустро те горные козлы могут бегать босиком по снегу. В великом и могучем русском языке это называется просто  -  страмота!

         -Ну а если война?

         -Да какая война? Кому мы нужны, если нас уже  и так, без единого выстрела, лет двадцать как завоевали! Зачем  и м… - и Егошин кивнул куда-то в окно. - …с нами воевать? Ладно, предположим совершенно невероятное – война. С каким серьезным противником наши военачальники могут справиться, если они даже босоногих бандитов победить не могут!

         - Дались вам эти босоногие! Это же частный случай!

         - …который наглядно демонстрирует общие проблемы.

         - Да какие проблемы-то? Вооружение в войсках первокласснейшее, техника тоже!

         - При чем тут вооружение? Господи, ну как же вы не поймете! Пушки-самолеты при полном отсутствии высокопоставленных руководящих мозгов – это никому не нужный мусор, а не вооружение. Да мы и идейно ни к какой войне не готовы. Пример – та же Чечня, наша внутренняя территория, где не армия должна действовать, а милиция. Ведь если нас так упорно хотят уверить, что там никакая не война, а антитеррористическая операция, то армии там делать просто нечего. Террористы – не ее забота! А что же мы имеем на самом деле? И армейцы, и эмчээсники, и фээсбешники, и вэвэшники, и прокурорские, и СОБРы-ОМОНы, и черт лысый, и баба яга в ступе и с кочергой, и кого еще только нет! И заметьте, толку - все тот же  прежний жирный ноль. Ни недели не проходит без того, чтобы там кого-

нибудь не взорвали, не похитили, не убили, не напали. И самое-то грустное, что эта зараза спокойно расползается из Чечни и Дагестана во все стороны. Факты нужны?

         - Конечно!

         - Здрасьте!  - и Егошин опять кивнул, на этот раз в сторону телевизора. – Телевидение, радио, газеты! Все об этом только и говорят.

         - Значит, сейчас нам армия совершенно ни к чему? Совсем-совсем?

         - В таком виде как сейчас – бесспорно.

         -Да в каком виде-то? – все-таки сорвался Генерал. – Где вы, сугубо штатский человек, можете сейчас ее, армию, видеть- то? По этому вашему гребаному телевизору, который и нужен-то только для того, чтобы врать про погоду! И рекламу показывать! – подпустил он напоследок шпильку.

         - Насчет рекламы я понял. Камень в мой огород. Кстати, армейская реклама насчет службы по контракту такая же тупая, как и ее… - хотел сказать «генералы», но удержался. Не нужно сейчас. Это лишнее. Подумает, что сведение счетов.

         -Что же касается армии, то основу ее, стержень должен составлять уж никак не этот ваш зажравшийся -обожравшийся Арбатский военный округ.

         - Я уже не один раз  говорил, что он не мой!

         - …а обычные операторы –компьютерщики, которые лучше любого генерала могут  смоделировать любую ситуацию, в том числе и военную. И в нужный момент нажать на кнопку запуска боевой ракеты. А на подчистку поля боя достаточно будет пары дивизий, в зависимости от масштаба. И не надо никаких  армий.

         - Лихо! То есть, воевать будут не люди, а компьютеры!

         - … под управлением людей.

         - Герберт Уэллс. «Война миров». Читал. Полный бред.

         -Зря. Нет тут никакой фантастики. И подтверждений моей правоты уже сейчас хоть отбавляй. Взять тех же американцев. Решили навести свой порядок в Ираке обычными армейскими методами. И что? Навели? Это им там наводят…глянец вдоль всех их лощеных мужественных физиономий. И помяните мое слово – очень скоро они оттуда просто-напросто побегут. Как в свое время из Вьетнама.

Или они же уже сто миллионов лет охотятся за этим полуграмотным пастухом-миллионером Усамой Бен Ладеном. Поймали? Ага, получите в обе руки! И не поймают никогда! Потому что с самого начала нужно было включать в его поимку не спецуху, не мордоворотов со стальными кулаками и начисто отмороженными мозгами, а компьютерщиков. Которые через военные спутники все бы высмотрели, просчитали, выверили-вычислили-проанализировали. И вот тогда можно было бы смело говорить «фас!» спецназу. Гарантия успеха – сто процентов. Ладно, девяносто девять. Но ведь не ноль же!

- Как все просто-то! – усмехнулся Генерал. – А мы, дураки, целыми годами, да что годами – всю жизнь учились. Сначала в училищах, потом в обычных академиях, потом в Генштаба. А ума, как видно, так и не нажили.  Были дремучими солдафонами, такими и остались. Да, сразу видно, что Вы – абсолютно не военный человек!

-Кстати, насчёт академий! -  вдруг вспомнил Егошин, повернулся к тумбочке и, взяв газету, протянул её Генералу.

-Не читали?

-Это что? – сразу насторожился тот.

- Почитайте. Вот здесь. Про академию Генштаба.

Генерал всё с тем же настороженно-недоверчивым видом углубился в чтение.

-Чёрти что! – выдал он раздражённо. – Они там что, все с ума, что ли, посходили! Две кафедры вместо восемнадцати! Ох…ли! Да это диверсанты какие-то!

-Помилуйте! – развёл руками Егошин. – Министерство обороны! Какие диверсанты? Тогда уж скорее враги народа!

- А вы зря смеётесь! - рявкнул Генерал. – Вот это вот всё… -  и постучал согнутым пальцем по газетному листу, - …ещё ой-ой-ой как аукнется! Уж поверьте! Это не иначе американцы этим нашим  … -  и вонзил палец вверх, - долбо…бам напели! А они, как всегда, их послушали!

         - Если своих мозгов не хватает, то не грех послушать тех, у кого они есть! – рассмеялся Егошин. – Ладно, оставим в покое тупых американцев. Сомневаюсь, что это их «проказы». А вот насчёт новых военных технологий позвольте наш пример, отечественный. Сколько лет ловили Дудаева? Сколько сил и жизней на его поимку положили? А «сделал» его обычный компьютерщик! Засек координаты по звонку с мобильника, выдал их на ракету, залп, пишите письма! А потом, заметьте, было самое интересное! Наши высокопогонные деятели раструбили на весь мир об этой блестящей виктории! Грохнули мятежного генерала – виват, армия! По телевизору показывали их донельзя довольные физиономии! Они совершенно не понимали, что им наоборот нужно было молчать и молчать! Умные люди, в отличие от этих самодовольных раздолбаев, сразу поняли, что таким вот способом ликвидации Дудаева армия расписалась в собственном бессилии! В полной неэффективности обычных армейских методов!

         - С вами, Леонид, трудно спорить, - хмыкнул Генерал. – Мозги у меня уже стары для таких споров. Был бы я лет на тридцать помоложе…

         - Да тогда и спора не было бы! – хохотнул Егошин. – В лучшем случае, мне – «губа», в худшем – штрафбат или даже трибунал. За антисоветчину. А спорить вам со мной не с руки потому, что спорить не о чем. Нет предмета спора. И вы это прекрасно понимаете.

         -Ну, хорошо, - вроде бы поддался Генерал. – Допустим – только

допустим! – что армия в ее сегодняшнем виде стране не нужна. Тогда давайте спустимся с небес на землю. И первый вопрос – куда девать такую прорву людей? Солдат, офицеров, вольнонаемных? Их ведь не законсервируешь! Он кушать хотят! И каждый день, и семьи свои кормить!

         - А что же вы не говорите о жилье? – быстро спросил Егошин, и даже удивился, как просто Генерал попался в эту ловушку.

         - Ну, здесь-то, слава Богу, особых проблем нет. Президент дал слово, что в 2010 году предоставит постоянное жильё всем имеющим на него право офицерам, а ещё через два года обеспечит всех нуждающихся служебными квартирами.

         -Во как! – притворно удивился Егошин. – Лихо!

         - А вы что-то можете возразить? – Генерал, наконец, почувствовал что-то неладное и насторожился.

         -Могу… - качнул головой Егошин.- Почему  в этом году вместо запланированных восемнадцати миллиардов государство выделило на военную ипотеку всего тринадцать? Почему отстранили от должности  начальника службы расквартирования и обустройства - так кажется? - Министерства обороны? И почему покончил с собой его предшественник?

         На Генерала было больно смотреть. Егошин уже и не рад был, что затеял весь этот разговор. Избивать беззащитного, старого, больного человека –это совершенно не в его правилах. И чего на него нашло? Впрочем, ответ он знал: Прошка. Единственный сын суётся в такое… Вот он и взбесился. Хотя при чём тут Генерал? Ну, солдафон. Ну, недалёк умом и чванист чересчур. Ну и что? Так воспитан! В чём его вина?

         - Я, Леонид, мог бы подумать, что вы – самый настоящий шпион, – вроде бы хохотнул Генерал, но Егошин видел: говорит вполне серьёзно. – Откуда у вас такие сведения?

          -А что, неправда?

         -Ну-у… - Генерал проигрывал это сражение по всем статьям. – И всё-таки? Откуда узнали о Власове?

         - Да нет, какой я шпион! – рассмеялся Егошин. – Есть газеты, то же «Независимое военное обозрение», радио, телевидение. Интернет, наконец. Никому пользоваться не возбраняется. Пожалуйста.

         - Вот это и хреново, что не возбраняется! – не сдержавшись, рявкнул Генерал. – Мало того, что армию просирают, так и последний стыд потеряли! Всё исподнее бельё у всех на глазах полощут! Докатились!

         -Ну, эти претензии не ко мне, – ответил Егошин. – Я обычный рядовой обыватель. Что напечатано, то и читаю. Что же касается вопроса «куда девать», то вот здесь-то как раз особо трагедии и нет. Простой солдат будет даже рад: вернется домой, продолжит учебу или работу, от которой его оторвали. То же самое и с вольняшками. Эти ребята в основном рукодельные, значит, не пропадут.

         А вот с офицерами – да, с ними сложнее. И даже не столько в их

трудоустройстве, сколько в перестройке мышления, взглядов на жизнь. Я, знаете, никогда не понимал, ну почему даже обычный лейтенантишка, только-только вышедший из училища, почему он считает себя чуть ли не пупом Земли? Откуда такое ненормальное самомнение? А ему в том же училище внушили, может быть, не напрямую, завуалированно, но тем не менее, что офицер – это не простой смертный. И он не просто каста. Элита! Значит, ему все должны! И рабочие, и колхозники, и те же учителя и врачи, которые вот уж на самом-то деле элита общества, но наше Отечество этого почему-то в упор не признает!

         - И куда же вы предлагаете идти работать офицерам? В дворники?

-А чем плохая профессия? Целый день на свежем воздухе, с людьми, да и получают они сейчас неплохо! Что, не пойдет? Гонор не позволяет? Это значит, что в армии этих самых офицеров петух как следует в одно место не клевал! Потому что когда клюнет, то согласишься на любую работу. Нет, они идут в милицию. Полувоенная структура, здесь как-то привычнее. Но! Оперативно-розыскной работой они заниматься не могут, потому что не обучены. Расследовать экономические преступления – тоже караул, тоже нет соответствующей подготовки. Постовыми или патрульными – там рядовые и сержанты. Значит, единственное место – участковая служба. Идут в участковые - и с удивлением обнаруживают, что и анискиными могут служить очень и очень немногие. Потому что у участкового милиционера, в отличие от армейца, должен быть совершенно другой взгляд на жизнь. Он должен уметь у б е ж д а т ь. Умело пользоваться своим авторитетом и быть если уж не эталоном для подражания, то хотя бы в повседневной жизни вести себя достойно. Не срываться на те же пьянки-гулянки, помнить всегда, что его должность -  п у б л и ч н а я, на него постоянно смотрят, его поведение постоянно оценивают. А что вчерашний армейский офицер, ставший в одночасье участковым милиционером (или как они сейчас называются)? Авторитет - ладно, его за день не заработаешь, это дело наживное, было бы желание. Мудрости житейской тоже пока нет в силу возраста. Это тоже не страшно. Он   у б е ж д а т ь   не обучен, вот в чём главное! Убеждать! Да и зачем ему было этому учиться, если в армии основа основ – приказ. Рявкнул

– сделали. Не сделали – «губа». А чего ты там рявкнул, может, откровенную х…ню, так это, солдат,  не твоего ума дело. Кр-р-ругом! Исполнять! По исполнении доложить!

И всё. Все довольны, все смеются. Но здесь-то гражданская жизнь! Не армия! И любой законопослушный гражданин может… Нет, неправильно сказал – имеет полное конституционное право запросто послать тебя с твоим приказом. И будет совершенно прав!

  - Я не согласен, но спорить не буду, - устало сказал Генерал. – Действительно, нет предмета для спора. У нас с вами не просто разные, а

принципиально разные позиции. Так что, как говорил меченый… - и Генерал очень невесело усмехнулся, - …к консенсусу мы все равно не придем. Нас, Леонид, ваш сын рассудит.

- Ты Прошку не трогай! – с холодным бешенством прошипел Егошин. Ему сейчас было глубоко плевать на «выканье» и прочие условности. – Ты своего сына воспитывай! А со своим я сам разберусь!

Генерал довольно поджал губы. Ай-ай-ай, Леонид Иванович! Так близок был к победе – и на тебе, такой прокол! Так что ничья у нас! Рано вы торжествовали! 

 

 

    А еще через неделю Генерал умер. Неожиданно. Прямо здесь, в палате. И ничего, как говорится, не предвещало. Проснулся он, как всегда, около семи, помахал в воздухе руками и повертел головой (так  обозначал ежедневную утреннюю физзарядку), сходил на толчок, смолотил принесенный накануне вечером его  супружницей магазинный салат, прилег перед врачебным обходом - и отдал Богу душу. Все четко, все обыденно, все просто как кирзовый сапог, как генеральские лампасы.

          Ну, а далее – по схеме: ахи-охи, никому не нужная суета, растерянная  Капочка, расстроенный их палатный лечащий врач Александр Иваныч. Опять ахи-охи, запоздало вспотевшая лысина заведующего отделением, бестолково -раздражающе кудахтающая генеральша (« Петя, Петя! Как же я без тебя, Петя!».А вот так же. Как все.).Надуто-важные в своей скорби и скорбяще -надутые в своей важности военкоматские и «центровые» представители («где хоронить-то? А где поминать? Вы, Людмила Леонардовна, не беспокойтесь, похороним Петра Ивановича по высшему разряду». Пиджаки и лампасы из штаба округа, спешно вызванный с работы генеральский сын, уже успевший по дороге принять, сочувственные взгляды, сочувственные вздохи. В общем, все как у людей.

    - Леонид Иванович… - услышал Егошин около себя голос теперь уже вдовы. – Петя…то есть, Петр Иванович с вами здесь сдружился. Так что,

хотя на похороны и не приглашают, но тем не менее…

    - Приду, приду обязательно, - быстро закивал Егошин. – Проводить в последний путь – как же… Чтобы все по-христиански. Обязательно. Может быть, нужна какая-нибудь помощь? Вы скажите, не стесняйтесь.

    - Нет-нет, благодарю, военкомат все сделает… -  и вдова всхлипнула. – Говорила я ему: давай поедем в Красногорск!  Там все-таки обслуживание…

Куда там! Уперся как бык. Извините, вам это неинтересно…

    Он вышел в коридор, подошел к окну, поглядел на жирных  голубей,

лениво клевавших высыпанные на подоконник хлебные корки. Потом посмотрел на часы и отправился в процедурную получать очередную порцию уколов. Жизнь продолжалась, болезнь продолжалась, все продолжалось и на все, несмотря ни на что, хотелось надеяться.