Алексей Курганов

Кстати, о Гондурасе

         -Дедушка, а кто такой святой? – спрашивает Катя.

         -А я знаю, знаю, знаю! – кричит Маша. Она и Катя – сёстры. И не просто, а двойняшки. Хотя различить кто есть кто, не так уж и сложно. У Маши лицо чуть повытянутее, и вообще все его детали – скулы, подбородок, нос, уши – не сказать, чтобы заострены, но выражены как-то  резче, чем у Кати. А Катя – да, она покруглее, и лицо у неё пошире, и уши развёрнуты, и нос если не картошкой, то такой, знаете,  п о д к а р т о ш и н о й… Что касается характеров, то они у обеих схожие, но, конечно, с некоторыми индивидуальными деталями. Катя, она попроще и открытее. Иной раз, что говорится, рубит с плеча, а потом искренне удивляется: чего это вы вдруг хохочете? Или ругаетесь? Или краснеете и прячете глаза? Я же всё правильно сказала! Чего и думала! Честное-пречестное!

         Маша – подипломатичнее, похитрее и даже поженственней. Если Катюня, похоже, вырастет в ту ещё отрову, то Маша оторвой не будет, нет. Вот язвой – это да, это скорее всего.

         А вообще, обычные, нормальные, современные девочки. Учатся во втором классе. У Маши любимые предметы – пение и английский язык. У Кати – физкультура и шахматы (да, им преподают эту древнюю индийскую игру!). Обе с прохладцей относятся к математике, и терпеть не могут чтение. На этой почве у них с дедушкой, имеющем классическое советское воспитание и классические же советские принципы, когда страна по праву считалась самой читающей страной в мире, с постоянной периодичностью (или с периодической постоянностью, это уж как кому угодно) возникают конфликты.

         - Это который ангелочек такой, с крылушками! Он всё летает себе и летает, а ему все снимают шляпу и говорят: здравствуйте, товарищ ангелочек, как ваше самочувствие? А он в ответ им всё машет своими крылушками и машет. Прям как будто говорит: у меня всё хорошо, спасибо, пожалуйста, и вы не болейте, заходите почаще! И дальше летит, чтобы с другими людьми здоровкаться. Вот!

         Дедушка, отложив газету, смотрит на неё поверх очков внимательно-внимательно. Словно видит впервые в жизни, вот как внимательно.

         -Чего? – несколько даже растерявшись от такого незнакомого взгляда, спрашивает Маша.

         -Сама сочинила? – спрашивает дедушка.

         - Ну а чего… - краснеет Маша.

         -Да ничего. Нормально, - отвечает дедушка и хмыкает то ли иронично, то ли удивлённо. – Особенно про крылушки. И про товарища. Очень трогательно.

         -Ну, эт вы про чего опять? – недовольно встревает в разговор Катя. Ей не очень приятно, что на неё никто не обращает внимания. Это, в конце концов, некультурно - вдвоём разговаривать, когда третий человек стоит здесь себе как какой самый последний дурак!

         - И всё-то ты, Машечка, знаешь! – ядовито продолжает она. - И вообще-то я, Машечка, не тебя спрашивала, а дедушку! Промежду прочим!

         -Ах, извините, пожалуйста, простите! -  с нескрываемой издёвкой отвечает «Машечка». – Прям такая я, оказывается, некультурная! Прям и слова мне вам сказать затруднительно! И прям потрудитесь, пожалуйста, ответить извиниться!

         -Дура!

         -Сама такая!

         - Опять? – вспыхивает дедушка. –  И чуть чего сразу привычка – обзываться! Вы дадите мне, наконец, газету спокойно почитать? Как на базаре! Идите вон на терраску и разбирайтесь там со своими…святыми ангелочками!

         Девочки умолкают: на терраску идти не хочется. Нет, если бы вместе с ними туда пошёл ещё и он, дедушка, тогда пожалуйста! А вдвоем… Нет. Благодарим покорненько. Лучше здесь, в комнате. Здесь как-то повеселее. Потому что здесь он. Дедушка.

         - И чего там интересненького пишут? – притворно вздыхает Маша, подпирая ладонями подбородок. – В мировом значении?

         - В Гондурасе переворот, - сухо сообщает дедушка, не отрываясь от чтения. – И в Нигере тоже.

         -Опять? – театрально всплёскивает пухленькими ручками Катя. – Они же там вот только что переворачивались! Когда ещё бабушка варенье варила! Я тоже, когда вырасту, тоже буду!

         - Чего?- спрашивает дедушка с ехидцей. – Переворачиваться?

         - Нет! Поваром! Как бабушка. Чтоб всем всё есть.

         -Вообще-то, бабушка у нас по профессии учительница, - поправляет дедушка. – Это у нас в семье она повар.

         - Я знаю, знаю, знаю! – кричит Маша. Она почему-то очень любит покричать. И чтобы её обязательно услышали. Ну, вот нравится ей, когда все обращают на неё внимание!

         - Великий русский язык! И ещё этот… могильный…нет…щас…

         -Могучий, - подсказывает дедушка. – Да, грамотны вы с сестрой просто  необычайно. Даже удивительно, если учесть, что читать терпеть не можете.

         -Можем! – решительно не соглашается с ним Маша. – Почему? Если надо! Мы же вот тебя терпим, что ты всё время с газеткой этой читаешь. Ну конечно! Тебе с нею, с любименькой, интереснее, чем с нами! А мы, между прочим, тебе родные!

         -Конечно интереснее! – не возражает дедушка. – Чем с вами-то, неграмотными. Хоть и родные. О чём с вами говорить? Как вы по помонькам своим шатаетесь? Я ведь сколько раз просил по ним не шляться! Просил или нет?

         - А мы, промежду прочим, и не шляемся, - опустив голову, тихо и быстро сказала Маша, бросив быстрый предупреждающий взгляд на сестру: попробуй только проговорись!

         -А вчера? После обеда? А?

         - Мы не на самой помоньке, – заступается за сестру Катя. – Мы рядушком. Воронов кормили. И кошечка там ещё такая бегала беленькая. С котятками. Надо их нам сюда домой взять.

         -Ага! Вместе с воронами. Только попробуйте! – предупреждает дедушка.

         -Какой же ты, дедушка…нечувствительный! – фыркает Маша презрительно. – Они же, может, тоже кушать хочут.

         -Хотят, - поправляет её дедушка. – Хотят, а не хочут! Сколько раз можно вам, поварам, говорить!

         -Мы не повара! Мы только хочим…ой!

         -Вот именно что ой! – и дедушка решительно откладывает газету. Он понимает, что почитать ему сейчас всё равно не удастся.

         Девочки молчат. Тактику дедова поведения они уже дано раскусили. Сейчас необходимо выдержать паузу, а когда «пар» с деда сойдет (а он быстро сойдёт. Проверено, и не раз. Дед быстро обижается, но так же быстро и остывает. Знаем.), тогда можно и продолжить беседу. Ну вот, кажется, остыл. Можно продолжать.

         - И никакие мы не неграмотные, - говорит осторожно Маша. – Мы тоже читать умеем. Правда, Кать?

         -Угу, - отвечает Катя. – Умеем. А как же? Хоть даже два раза. И подряд.

         - Вот, чем трепаться, лучше и почитайте, - советует дедушка. Совет откровенно наивный. Не на таких, как говорится, читателей напал.

         - Так у нас же газетов нету! -  и удивляется, и возмущается, и констатирует сей глубоко несправедливый факт Маша. – Нам их никто и не покупает, как некоторые себе почти что каждый день. И непонятно зачем так деньги  тратить, если телевизор же есть!

         - А у вас книжки есть!- тоже, в общем-то, резонно возражает дедушка. Отдавать им свою газету он не собирается. Во-первых, она совсем не для детей. Во-вторых, читать они её наверняка не будут. И в-третьих, он сам ещё не потерял до конца наивной надежды спокойно почитать её и дальше.

         - «Незнайка в Цветочном городе», «Незнайка на Луне». Отличные книжки. И автор замечательный -  писатель Носов.

         - Какой? – почему-то осторожно спрашивает Маша.

         - Не какой, а фамилия такая – Носов, - объясняет  дедушка. – Впрочем, что вам за дело до фамилии…

         - Извините, -  не соглашается Маша. Она имеет свою точку зрения. – Фамилия - это очень надо. Это человек. Я, например, много у кого людей фамилии знаю.

         -Ага, - язвит дедушка. – Только не те, чьи надо.

         - Я чьи надо, - опять не соглашается Маша. – А чьи надо?

         - Вот, например, Чехов, это кто? – спрашивает дедушка. – Или Пушкин?

         Маша только было собралась ответить, но тут в разговор, как это часто бывает, бесцеремонно влезает Катя.

         - Я знаю, знаю, знаю! – выпаливает она на едином дыхании. – Чехов- это такой город. Туда папа с мамой ездили в санаторий кататься на лыжах зимой! А Пушкин – тоже город! Там у тёти Тамары живёт дочка Люся, которая любит бывать замуж! Она уже за этот самый замуж сейчас уже четвёртый раз! Вот какая молодец!

         - Да. Конечно. Молодец, - соглашается дедушка с неприятной иронией и глядит на бабушку, которая появилась в дверях.

         - Вы слышали, гражданка бабушка? Четвёртый раз – это конечно. Значит, и Пушкин, и Чехов – это чтобы на лыжах кататься и замуж никак не выходить. Замечательно! А Толстой, наверно, тоже город?

         - Я… - начинает было Катя, но тут её тоже самым бесцеремонным образом одёргивает Маша.

         - «Город!», «На лыжах замуж!» - передразнивает она сестру. – Неграмотная! Какой же это город? Это которые книжки пишут!

         - Вот! -  и дедушка наконец-то довольно поднимает вверх палец. – Учись, Катерина!

         - И про Толстого я тоже знаю, - этак пренебрежительно (дескать, что за пустяшный вопрос?) говорит Маша. – Подумаешь…

         - Ну? – поощрительно кивает дедушка.

         - Толстой – это лев, - уверенно говорит Маша, и для пущей убедительности добавляет. – Который собаков ест.

         -Собак, - поправляет её дедушка. Он даже не возражает насчёт разницы между великим русским писателем и африканским хищником, потому что заинтригован такими подробностями из львиного рациона. – А почему собак?

         - А папа сказал, - объясняет Маша. – К нам когда зоопарк приезжал, он сказал, что теперь в городе хоть поменьше бродяжьих собак будет. Потом что из всех преловют льву на есть. Кушать, то есть. Ему же, Толстому-то, всё равно. Ему самое главное, чтобы мясо.

         - Да, - печально сказал дедушка. – . Это называется – суровая действительность наших будней. Знания городского быта потрясающие. Всякую дребедень запоминаете намертво. Зато умные книжки – нет, это не для вас. Это для льва. По фамилии Собаков.

         - Ага, - брезгливо морщится Катя. – Книжки. Это про твоего, что ли, толстого Незнайку?

         - Почему это именно про моего? – начинает кипятиться дедушка. Да, спокойно посидеть с газетой ему точно не удастся! Зря он, наивный, надеялся!

         - Так ты же его купил! – удивляется такой прямо-таки детской наивности Маша. -  «Хорошая книжка, замечательная книжка!». Вот уж прям совсем замечательная! Прям какой зефирчик в шоколаде за сорок пять рублей коробочка!

         -От вашего зефирчика ума у вас не прибавится! И, кстати, этот самый зефирчик я вам только на прошлой неделе покупал!

         -Ага. А от этого толстого прибавится, - всё так же иронично комментирует Маша. – Прям целых десять килограммов тыщ.

         - Всё – дедушка решительно настроен решительно остаться один. То есть не один, а с газетой. – Гуляйте. Хоть по своим разлюбезным помонькам. Раз не хотите становиться грамотными – не становитесь. У нас сейчас этот…как его… плюрализьм! А мне с неграмотными скучно. Потому что с ними не о чем разговаривать.

         - И никакие мы не неграмотные! – решительно заявляет Катя. – Это прям даже обидно, между прочим, слышать! Сам же говорил – не ругаться!

         - Это не ругательство. Это – констатация факта, -  и он многозначительно поднял вверх палец. -  А вот, кстати, мы сейчас и поверим вашу грамотность! Сколько сейчас времени?

         - Да пожалуйста! Подумаешь! – фыркнула Маша. – Кать!

         - Тридцать один час без девятнадцати минут! – бойко отрапортовала Катя, взглянув на будильник.

         Дедушка молча вытаращил глаза. Бабушка вытаращила глаза и, не удержавшись, охнула.

         - Чего? Вот, если не верите! – и Катя с победным видом повернула к ним электронный будильник, на котором светились цифры – 19.31.

         - Да!- сказал дедушка. – Нет слов. Браво.

         - Мы ещё и не так можем! – похвасталась Катя. – Вот спроси нас ещё чего-нибудь!

         - Боюсь, - честно признался дедушка.

         - Чего? – хором спросили девочки.

         -Ваших знаний, - ответил он. – У меня от них может случиться плохо со здоровьем.

         -Ой-ой-ой! – демонстративно-артистично всплеснула руками Катя. – Как будто всё равно обиделся! Какие мы прям нежные! Да и пожалуйста! И больно-то надо! И будьте, пожалуйста, спасибо, так любезны! Бабушка, давай, что ли, чай пить?

         -Давайте, – согласилась бабушка, вытирая передником слёзы от смеха (А это, между прочим, некультурно – передником! Для чего платок есть? Чтоб только для соплей, что ли? Вообще, сопли – это неприлично. То есть, если рукавом неприлично. А платком – пожалуйста! Только обязательно, чтобы его регулярно стирать!). Она с девочками всегда соглашается. Она – не дедушка. Потому что, наверно, перед тем как стать бабушкой, она тоже в своё время была девочкой. Может, конечно, не такой грамотной, как Катя и Маша, но газет тоже не читала. Наверно. Кто бы ей интересно, их давал? Её дедушка? А у неё тоже был? А чего? От кого-то ведь она произошла! Ой, как интересно!

         - Ба, а у тебя был дедушка? – спрашивает Катя.

         - А как же! – говорит бабушка. – Дедушка Ваня, царство ему небесное.   

         - А он тебе газеты давал читать?

         -Газеты? – удивлённо спрашивает бабушка. – Какие газеты?

         - Какие вон дедушка читает!

         - Зачем мне его газеты? – не понимает бабушка.

         - Вот!- торжественно говорит Катя. – И мы не хочим. А дедушка говорит – неграмотные. И обижается ещё.

         - Это не из-за газет, - поясняет бабушка. – Это потому, что вы его совсем заговорили. И вообще, и сами идите, и дедушку зовите чай пить. Вы с вареньем будете или с мёдом?     

         -Ну, естественно! – непонятно отвечает непонятно Катя. Ей почему-то очень нравится это слово «естественно». Поэтому она всегда вставляет его в свою речь, когда считает необходимым усилить эффект.

         - И с булкой тоже обязательно! А как же!

         -Ну, если естественно… - смеется бабушка, - …то идите с Машей руки мыть, и давайте за стол.

         - Руки мыть… - фыркает Катя презрительно. – Что я, маленькая, что ли какая? Зачем это я буду руки мыть?

         - А от глистов, – тут же поясняет всезнающая Маша. – Это такие противные червяки в животе. Чтоб не завелись. Хотя ты можешь и спокойненько и не мыть.

         -Это почему? – тут же настораживается Катя. Реакция на разного рода подвохи у неё моментальная. Она, наверное, когда вырастет, будет разведчиком в какой-нибудь капиталистической державе. Так, во всяком случае, утверждает дедушка. Правда, сама Катя с ним не соглашается. Она хочет стать продавщицей мороженого, чтобы сидеть в симпатичной «мороженщической» палатке, которая в виде вафельного стаканчика, у трамвайной остановки.

         -Потому что они у тебя уже, кажется, есть!

         - Дура!

         -Сама такая!

         -Девочки!

         - Она первая начала!

         -Дурдом, - спокойно констатирует дедушка. – Хуже  Гондураса. А я, бабушка, руки вымыл. Я не некоторые, не будем показывать пальцем кто, - и для наглядности демонстрирует чистые раскрытые ладони. – Так что мне чаю можешь смело наливать. А тем, кто к тому же ещё и грязнули, чаю не надо. Они сами себе повары. Они сами напьются. Может, даже воды из лужи. Им всё равно.

 

         -А вообще чего-то не так, - говорит бабушка поздно вечером, когда девочки уже угомонились и спят. – И почему они так читать не любят? Ведь действительно интересная детская книжка!

         -Да? – дед откладывает газету (про свой любимый, опять перевёрнутый Гондурас они всё-таки дочитал до конца). – Я, между прочим, тоже этого Незнайку в детстве терпеть не мог. И на самом деле, толстый и глупый.

         -А чего же ты тогда к девчонкам пристаёшь? – удивляется бабушка.

         -Ну, так они же – не я! – приводит, честно говоря, довольно сомнительный аргумент дедушка. – Хотя… -  и машет рукой. – Не хотят -  так не хотят. Насильно мил не будешь. Надо не забыть завтра зефиру этого  купить. Который в шоколаде. Пусть едят. Жалко, что ли…

 

Hosted by uCoz