С Петькой Парамоновым случилась очень неприятная история: его с работы выгнали. Директор Виктор Назарович вызвал к себе в кабинет, протянул ему лист бумаги и сказал: или пиши по собственному, или нарисую тебе в трудовой две тройки (тридцать третья, увольнение за прогул. Страшное дело, ложись и помирай. С такой статьей нигде не возьмут. За счастье посчитаешь, если приткнёшься в какую-нибудь мутную шарашку).
Петька, малый дурной, вместо того, чтобы подчиниться и своим покорным видом сохранить хоть какие-то шансы на оставление, начал права качать.
- Это с какого перепугу? – начал он воинственно.
- А за пионерский лагерь, - объяснил директор.
- Ты же сам меня туда отправил! - удивился Петька. Директор и на самом деле неделю назад откомандировал его в заводской детский лагерь пионерским (или как их сегодня называют) вожатым. Там образовалось вакантное место, и нужно было срочно его заполнить, чтобы не сокращать штатную единицу.
- Я тебя туда не пьянствовать отправил, а за детьми следить! – нахмурился Виктор Назарович. –А ты вместо этого с Гуглидзе (это был начальник лагеря) водку жрал.
- Я туда к невесте поехал, - не согласился Петька. – Ты же сам вошёл в моё положение!
- Да, вошёл! – не стал возражать директор. – Думал, что ты, охламон, наконец-то устроишь свою личную жизнь. А ты не устроил. Думаешь, я не знаю, как ты к детишкам после отбоя в палату вломился и начал рассказывать им всякую хрень про каких-то гномиков-убийц и гробики с колёсиками? На ночь! Никакой прямо совести!
И директор, этот очень положительный и уверенный в своей правоте человек, бывший член правящей партии, очень вовремя из этой партии вышедший, даже сплюнул от своего благородного негодования.
- Дурак! Нашёл о чём рассказывать!
- Так я когда сам пионером туда ездил, то мы всегда друг дружке на ночь разные страшилки рассказывали. Так всегда в лагерях было! – попробовал брыкаться Петька. Дескать, чего тут такого! Это, можно сказать, такая старая добрая пионерская традиция: после отбоя всякой…хм… заниматься!
- Ты не сравнивай кое-что с пальцем! – очень образно возразил Виктор Назарович (любил он сильные выражения, чего уж греха таить!). – То детишки между собой рассказывают, можно сказать, по-товарищески, а когда к ним ночью вваливается пьяный мужик и начинает всякую хрень нести – это совсем другое. Ты знаешь, что они всю ночь потом уснуть не могли? Что один даже обмочился от твоих рассказов!
- Может, у него с детства недержание, - опять попробовал брыкнуться Петька. – Я за всяких зассанцев отвечать не собираюсь.
- Вот и ладушки, - согласился директор. – Вот и не отвечай. Ну, будешь писать или две тройки в трудовой рисовать?
- Я на тебя в суд подам, - упёрся Петька (ну совсем сдурел!). – И писать ничего не буду.
- Суд так суд, - согласился директор. – Пусть рассуживает. Надоели вы мне, алкоголики, хуже горькой редьки. Одни проблемы с вами, хануриками.
Город был вроде бы немаленький, а как начинался два века назад с деревни – так деревней и остался: на одном конце чихнешь – на другом «чтоб ты сдох!» желают. Да, всякие новости, в особенности те, которые никого лично не касались, распространялись по нему с пугающей скоростью. Поэтому когда Петька пришёл домой и посмотрел на мать, то сразу понял: всё уже знает. Спасибо, люди добрые! Чтоб вас черти уже на этом свете изжевали!
- Ну, допрыгался? – услышал прямо с порога.
- Подумаешь… - фальшиво-бодрым голосом ответил он. – Ещё пожалеют! Хорошие токаря сегодня на дороге не валяются! Сегодня токаря вообще на вес золота! Это всяких менеджеров сегодня как собак на нашей помойке, а токаря! – и зачем-то потряс в воздухе кулаком.
Мать вздохнула.
- Йисть будешь?
- А как же! – все так же жизнеутверждающе ответил Петька. – Что я, святым духом что ли, питаюсь? Это мы ещё посмотрим, кто скоро пропоёт рапсодию любви!
- Иди руки мой, - ответила мать и очень многозначительно вздохнула. Она уже десять лет была на пенсии, подрабатывала уборщицей на бирже труда, и за дальнейшее трудоустройство сына тоже не особенно-то и волновалась. Действительно, сейчас всяких экономистов-финансистов-менеджеров-маркетологов как собак помоечных. Плюнуть некуда – обязательно в такого… специалиста попадёшь. А токари, они вроде мамонтов – стремительно исчезают и без всякого ледникового периода. Вот и по телевизору говорят: дефицит рабочих профессий. В конторах за столами штаны протирать все умеют и все хотят – а за станочком постоять, с резцом поработать дураков нет. Всё умные, все хотят, чтобы жрать и не потеть.
С того дня прошло три недели. К величайшему петькиному удивлению, никто при его появлении руки не распахивал, никто чаем с вкусными ватрушками не угощал и в глаза льстиво не заглядывал. Кадровики в «иголке» (так в городе называли завод по производству швейных машин), на чулочно-носочной фабрике, в сельхозмастерских как сговорились: смотрели на него внимательно и почти ласково, а когда узнавали, где у него было последнее место работы, иронично-ехидно хмыкали и начинали нести всякую отговорочную ерунду вроде того, что токари, конечно нужны, но вот в данный момент у них на предприятии в них особой необходимости не имеется. Нет-нет, они ему не отказывают, боже упаси, но зайдите через пару месяцев, тогда может быть, хотя…
- Это Назарыч, сучок плешивый, им всем песен напел, - в бессильной злобе скрипел зубами Петька. – Он, больше некому! Вот гад очкастый! Морду, что ли, ему пощупать?
- Я те пощупаю! – рявкала мать. Вообще-то, она была спокойной женщиной, но ужасно боялась всяких криминальных ситуаций, а это Петькино «щупанье» запросто могло обернуться конкретной статьей Уголовного Кодекса.
- Чего ж тогда делать-то? – горюнился Петька. – Чего ж, я так на твоей шее сидеть и буду?
- Ты не торопись, - советовала мать и гладила его по кучерявой голове. – Время-то, оно правду кажет. Дай Бог, всё устроится.
- «Устроится»! – передразнивал её Петька. – Как же, жди! Не в эсэсэре живём! Сейчас не устраивается! Сейчас без всяких предупреждений и выговоров – иди гуляй колбаской по Малой Спасской!
Гуглидзе, непонятным образом оставшегося на своей директорско-пионерской должности, он встретил случайно, на привокзальном рынке.
- Ну, чего, Петруччо? – радостно осклабился тот. – Не спится без верёвки на шее?
- А тебя-то Назарыч чего не попёр? – подозрительно насторожился Петька. – Вместе же гулеванили!
- А потом и не попёр, что я к детишкам ночью с дурацкими рассказиками не попёрся, - нравоучительно ответил собутыльник. – Ночью им спать надо, а не ссаться от страха. Надо же понимать!
- Понятно, - согласился Петька, хотя внутри у него всё кипело от бешенства. – Оба вы те ещё… гробики на колёсиках!
- Работа есть, - деловито сообщил Гуглидзе, поспешно уходя от скользкой темы. – Временная, правда, но тебе же сейчас выбирать не приходится. Как?
- Что за работа?
- У меня брат - фермер, картошку выращивает, -пояснил Гуглидзе. - У него пять гектаров под Духовицами. Нужен рабочий. Пойдёшь?
- Весёлая работа, - хмыкнул Петька.
- Какая есть. Платит в конце каждой рабочей недели три штуки. Обедом кормит.
Петька задумался. Пахать в поле до седьмого пота – занятие малоприятное, но, с другой стороны, на безрыбье и сам раком встанешь.
- И когда?
- Вчера! – показал в белоснежной улыбке свои ослепительно белые клыки Гуглидзе.
- Понятно, - поморщился Петька (эх, тоска, тоска! Нажраться, что ли, от такой радости!). - И как к нему добираться?
- А он автобус к «Горизонту» в пять часов пригоняет!
- Автобус? - у Петьки почему-то стало спокойнее на душе. – Это сколько же на него народу пашет?
- Двадцать человек. Больше таджики, и, конечно, наша гопота. Ну, чего, придёшь? Завтра в пять?
Петька хотел было обидеться на «гопоту» (вот ведь грузин, а какие русские слова знает! «Гопота»! Дожил Петенька!), но только поморщился, согласно махнул рукой…
- Ты это… - вдруг замялся Гуглидзе. – Картошку с поля не воруй, не надо. Увидит – сразу выгонит и ещё по шее надаёт. Понял, Петруччо?
Да, дожил, думал Петька, шагая к рыночному выходу. Натуральный гастарбайтер. Сам дурак, вынужден был согласиться он. И за каким я с этими гробиками в палату попёрся! Выпимши был… Он вдруг отчётливо впервые в жизни понял, как же моментально, в одно мгновение можно всё в жизни капитально испортить. Ведь работал себе, не тужил, даже хвалили, на Доску вешали – и всё, аллес капут. Моментальное накрытие большим медным тазом. В голове почему-то завертелась поговорка: близок локоток, а не укусишь. При чём тут локоток? Завтра в пять… Знает он про эти полевые работы у частника! Соломон, сосед, рассказывал. Напашешься от души и до упаду, а заплатят или нет – большой вопрос. Во попал, во спёкся токарь пятого разряда Петя Луспекаев! И не думал никогда! Что за жизнь!
Жизнь оказалась действительно удивительной штукой: Виктора Назарыча (сговорились они, что ли? Все сегодня на рынок попёрлись, как будто других дней нету!) он встретил тут же, на рыночном выходе.
- Ну, чего, герой? – спросил тот не то чтобы насмешливо, но всё-таки так… с подкольцем. – Нагулялся? Мозги на место встали?
- Да пошёл ты… - начал было Петька, но директор не дал ему договорить.
- Давай-ка возвращайся, - ошарашил он. – Нечего ерундить. Надо три втулки выточить для теплосети. Срочный заказ.
- Значит, понадобился? – нехорошо осклабился Петька (ну вот, опять! Господи, да что же это у него язык-то такой дурацкий! Отрезать и выбросить – всё легче жить будет!).
Директор нехорошо сузил глаза.
- Опять? – сказал он. – Никак не угомонишься?
Петька набрал в грудь побольше воздуха… От напряжения свело скулы и защипало в глазах. Только прослезиться мне сейчас не хватает, подумал тоскливо. Подумает, что я готов ему ботинки лизать.
Назарыч, похоже, понял его состояние и отвернулся.
- Ну, чего? – переспросил глухо. – Договорились?
- Ладно… - выдохнул Петька. – Когда приходить-то?
- Я ж говорю: срочный заказ. Тянуть некогда. Завтра, с утра… Ну?
- Ладно, - кивнул Петька. Говорить ему сейчас совершенно не хотелось.
Директор почему-то ссутулился и шагнул в сторону, пошёл к мясным рядам…