Посвящаю моим давним друзьям, товарищам по этим восхитительным походам, Сергею Коновалову и Николаю Гупалюку.
Уже третий день мы сплавлялись по Осетру от Зарайска к месту его впадения в Оку. Резиновая лодка - не байдарка, плывёт медленно, впрочем, торопиться нам было совершенно некуда: у нас –Серёги, Николы и меня – были законные летние студенческие каникулы, так что гуляй, рванина, от рубля и выше, плыви спокойно, лови рыбу, купайся, загорай, поплёвывай на солнышко, в общем –наслаждайся! Что мы и делали с превеликим на то удовольствием.
Да, Осётр – очень симпатичная река! Начинается где-то в Тульской области, из самых крупных поселений на ней только Серебряные Пруды и Зарайск (хотя какие они крупные!), а остальные – деревни между полями, перелесками, лесами и холмами. Красота здешних мест неброская и неприметная, но именно в них и заключаются те самые сладость и трогательность, которыми славятся наши подмосковные места. Сам же Осётр - река старинная, раньше широкая, а сегодня обмелевшая - повидал на своём веку и татаро-монголов, и хазаров, и поляков. По одной из легенд по Осетру проходил на стругах сам царь Иоанн Грозный, и на одних из здешних порогов те струги потерпели крушение. Царь спасся чудом, ухватившись за доску, и в честь своего спасения повелел основать у этих порогов, на крутом правом берегу поселение, названное Спас-Дощатым и существующим до сих пор.
Именно на этот третий день мы перешли те коварные царские пороги и пошли-поплыли дальше. Начинались места, о которых в народе шла дурная слава как о местах таинственных и даже мистических. Именно здесь, по левому берегу, на холмах, скрытое от реки густым ельником, находилось имение графа Келлера. Современники графа называли это место «русской Швейцарией» - то ли по схожести с далёкой европейской страной, то ли потому, что предки графа происходили родом именно оттуда, из далёкой игрушечной страны, разместившейся в самом центре Альп. Сам граф был последним перед Великой Октябрьской революцией владельцем поместья, а задолго до него село Сенницы и сама усадьба принадлежали князю Матвею Петровичу Гагарину, влиятельному российскому вельможе ещё екатерининских времён, одному из видных участников тайной масонской ложи «Великий Восток».
После Гагарина Сенницами и усадьбой владели князья Шаховские, после них – князья Одоевские (и первые, и вторые тоже «масонили»), и уже от них имение перешло Фёдору Эдуардовичу, которой получил его в приданое за женой, русско-польской аристократкой Марией Вильегорской.
Имение тогда, до революции, поражало гостей не только красотами здешних окрестностей. Граф был действительно рачительным хозяином: древесина из его лесного хозяйства имела такое отменное качество, что поставлялась на мебельные фабрики Москвы и Петербурга. На полях выращивались самые лучшие по тем временам сорта пшеницы, ржи, овса и картофеля, а яблоки и груши из здешних садов поставлялись в «белокаменную» чуть ли не к царскому столу. Кроме того, имелись здесь и племенное стадо элитных, английских и голландских пород крупного рогатого скота, собственный конный завод, сыроварня, винокурня, две паровые мельницы. В проточных усадебных прудах плавали здоровенные лещи, зеркальные карпы и даже стерлядь (!). Особой гордостью графа был усадебный парк с его великолепными липовыми и лиственничными аллеями, и дендрарий, в котором росли манчжурские орехи, сибирские кедры, канадские сосны, красные клёны и многопородные тополя.
В самом графском доме мебель и прочая обстановка поражала и роскошью, и соответствовавшей тому времени современностью: французские металлические шкафы, инкрустированные красной эмалью, большое зеркало со сфинксами, итальянские столы-картибулы, картинная галерея…
Всё это было, было, было… Восставший пролетариат и «передовое крестьянство» уделали эту красоту со всей своей бедняцкой решительностью и беспощадностью к ненавистным «иксплалаторам», даже не посмотрев на то, что Фёдор Эдуардович в сатрапах никогда не числился, а наоборот – к местному люду относился с сочувственной снисходительностью. К тому же он был бравым офицером, участником русско-турецкой войны, служил под командованием великого Скобелева, дослужился до генеральского чина и геройски погиб в русско-японской войне в 1904 году. Знаменательный факт: тело его, привезенное из далёкой Манчжурии в свинцовом гробу, от Зарайска до самого имения (а это без малого 12 километров) гренадёры пронесли на руках. Так они выразили своё уважение этому замечательному, храброму человеку.
Я бывал в имении не один раз, и каждое посещение оставляло чувство досады, злости и обиды на человеческие варварство, прямо-таки пещерную тупость и полнейшее равнодушие. Все здесь находилось и находится в ужасающем запустении и «никомуненужности», на всё всем наплевать и растереть, и немым укором неблагодарным людям служат затаившиеся где-то в самой глубине огромного одичавшего парка руины графского склепа, конечно же, разграбленного «передовым крестьянством» в поисках графских драгоценностей… Да, дураки же мы, дураки… «Весь мира насилья мы разрушим…». Разрушили – и дальше что? Ничего. Пустота. Так и живём. Не живём, а мучаемся и, одновременно, удивляемся: а чего это мы такие «удивительные»? И чего ж это нас никто не любит? А за что любить, если мы сами такие «себянелюбимые»?
- Полвосьмого, - сказал Серёга, взглянув на часы. - Давайте причаливать. Скоро стемнеет, а мы ещё ни в одном глазу. Непорядок.
Увидев свободное место между прибрежными кустами, мы направили лодку туда. До темноты успели оотащить её подальше на берег, где была трава, и, значит, можно было не опасаться за целость днища, развели костёр и сварили немудрёный ужин.
- Хорошо плывём, - довольно отметил Никола, понимая стакан со «Смирновской». - Кто сказал, что жизнь туриста хуже, чем фашистский плен?
- Да, - согласился Серёга, - вот только место выбрали не самое удачное. Здесь же графская усадьба рядом. Проклятые это места. Заметили, здесь даже стоянок по берегам нет.
- Испугался мальчонка, - иронично хмыкнул Никола. – Ты махни соточку-то, сразу похрабреешь.
- Да не в этом дело, -поморщился тот в ответ. - Просто как-то муторно на душе. Отчего – сам не пойму.
Я молчал. У меня самого тоже непонятно по какой причине вдруг появилось очень неважнецкое настроение. Никогда не верил во всякую чертовщину, но, может, и на самом деле здесь, в этих местах, какая-то поганая аура?
- Да, на ваши кислые физиономии посмотришь - сам начнёшь закисать, - хмыкнул Никола. – Бросьте вы, ей-Богу! Как дети малые! Наслушались всякой ерунды, вот и внушаете себе. Да и нет видно здесь никакой усадьбы!
- За взгорком, километра полтора, - сказал Серёга. – А ругаться не надо. Граф всё слышит. Граф всё знает.
- Испугал! – не поддался Никола на провокацию. – Да и пусть приходит! У нас ещё бутылка «Смирновки» осталась, так что найдём, чем угостить. Но только закусь –его, графья! Слышь, ваше сиятство! – дурашливо крикнул он, подняв голову. –Приходи в гости!
Словно в ответ на приглашение небо вдруг стремительно потемнело, как будто кто-то закрыл его тёмным, свинцового цвета покрывалом., и тут же по вершинам высоченных берёз, росших поблизости и поднимавшихся вверх по косогору, прошёл сильный порыв ветра.
- С чего это? – удивился наш ироничный «приглашатель».
- А это граф, - ядовито пояснил Серёга. – На твоё приглашение отвечает, - и посмотрел на небо. – На дождь, что ли, натягивает? Неправильно мы встали. Надо было на том берегу стоянку устраивать. Дожди здесь через речку редко перешагивают. Вода их магнитит.
- К тому берегу не подойдёшь, - ответил я. Противоположный берег был действительно труден для причаливания: обрывистый, до самой кромки воды заросший ивняком и плотной стеной какой-то прибрежной травы.
- Да и зря ты расстраиваешься. Граф нас и на том берегу достал бы.
Серёга хмыкнул и пошёл укладываться в лодку.
Цокот копыт, сначала глухой, как будто из-под земли, но с приближением к нам становящийся все более чётким, послышался около часа ночи.
- Кого это по ночам черти носят? – пробормотал Серёга, откидывая полог плаща, которым мы все трое накрывались на время сна.
- Его сиятство пожаловало, - дурашливо хихикнул Никола. Оказывается, он тоже не спал.
-Чего, путешественники? Очко-то жим-жим?
- Да ну тебя к чёрту с твоими щуточками! – вдруг рассердился Серёга. – Небось, браконьеры какие-нибудь. Вот уж кому не спится в ночь глухую.
Я засомневался: браконьеры в наше время ездят всё больше на машинах, да и цокот-то был одиночный, значит, ехал один человек. Может, какой-нибудь здешний объездчик? Объездчик? Ночью? Чего ему здесь ночью делать?
Цокот тем временем приближался, хотя шёл поверху, по самому гребню косогора ( похоже, там проходила дорога) - и вдруг разом стих.
- Остановился, - прошептал Серёга. – Присматривается, демон!
- Смотрите! – вдруг громко шепнул Никола и цепко схватил меня за руку. Я повернул голову, поднял глаза и замер. Наверху, на месте стихшего цокота, подсвеченный мёртвенно-бледным лунным светом, стоял очень высокий, худой человек. Даже отсюда, на расстоянии метров в сто, чётко угадывались его длинные волосы, короткая, клинышком, борода и длинная, спадающая с плеч широким балахоном накидка. Такую одежду сейчас не носят, а сама поза таинственного незнакомца была для нас непривычно величавой и даже высокомерной. Нет, это был явно не браконьер! Браконьеры – люди мелкие душой, жизнью потрёпанные, статью неприметные, а потому н е в и д н ы е. Здесь же, во всей осанке незнакомца, в том, как он стоял, п о - х о з я й с к и обозревая окрестности, чувствовалась п о р о д а.
- Ну, вот и сподобились. И на самом деле господин граф собственной персоной, - всё тем же подавленным шёпотом подтвердил Серёга, и я почему-то совершенно не к месту вспомнил слова дворника Тихона из «Двенадцати стульев»: «Барин! Из Парижу!».
- Чего делать-то будем?
Словно услышав этот нелепый серегин вопрос (а чего делать? Сухари сушить!), загадочная величавая фигура подняла вверх руки, и тотчас же по верхам берёз прошёл очередной шквал ветра. На этот раз он был гораздо сильнее предыдущего, могучие деревья буквально гнулись в дугу под его беспощадным ураганным натиском, и, казалось, даже стонали от такой неимоверной тяжести. Совсем близко прогрохотал гром.
- Ну, сейчас врежет дождичек! – азартно крикнул Никола. – Плёнку разворачивайте! Да шевелитесь вы, черти!
Серёга выдернул из рюкзака специально приготовленный нами для подобных случаев свёрток полиэтилена. На его разворачивание и укрепление ушло секунд двадцать, и мы всё же успели до первых капель, а потом дождь ударил самой настоящей стеной, словно кто-то там, наверху, опрокинул на нас огромную цистерну воды. Если бы остановились ближе к реке, то нас наверняка бы смыло.
- Вот это поливает! – азартно крикнул мне на ухо Серёга (похоже, ливень подействовал на него взбодряюще. Во всяком случае, от недавней подавленности не осталось и следа). – Наверняка графские шуточки!
Водопад ( язык не поворачивался назвать его дождём) прекратился так же внезапно, как и начался. Вместе с ним тут же исчез и ветер. Берёзы разом выпрямились, снова стояли неподвижно, лишь с верхов их крон падали редкие капли. Воздух стал удивительно свежим, словно очистился этим дождём от той душной атмосферы, которая была накануне.
- А граф-то где? – спросил вдруг Серёга. Мы за всеми этими дождевыми хлопотами как-то забыли о нём, а теперь все трое подняли глаза на край косогора. Там никого не было. Загадочный визитёр исчез.
- Ну и слава Богу! (Серёга произнёс эти слова с явным облегчением) Давайте спать. Цирк, похоже, закончился. Хорошего, как говорится, понемножку.
Проснулись мы часов в девять, отлично выспавшимися и в самом мажорном настроении.
- Чего-то я всё-таки не пойму, - признался Серёга. – Или мне такой чудной сон приснился, или галлюцинации начинаются?
- Это ты про графа, что ли? – хмыкнул Никола, сворачивая полиэтилен.
- Про него.
- Глюки, - уверенно ответил Никола. – Говорил вам, дуракам: надо было обычной водки брать, а не этой поганой «смирновки». От неё в головы и лезет всякая муть.
- Нестыковочка получается, - заметил я ехидно. – Чтобы одни и те же галлюцинации наблюдались сразу у троих – такого не бывает.
- Ещё как бывает, - не согласился мой упрямый товарищ. – Называется «массовый психоз». Книжки надо читать.
- А давайте наверх слазим, - предложил вдруг Серёга. – Вот тогда и разберёмся, заглючило нас вчера или на самом деле кого-то видели?
- И опять никакого смысла, – резонно возразил Никола. – Даже если предположить невероятное, и если там и были какие следы, то дождь их наверняка смыл.
Но Серёга уже карабкался вверх по косогору. Я из любопытства полез за ним.
Оказалось, что поверху, почти по самой кромке действительно проходила старая, заросшая травой, грунтовая дорога. С первого взгляда было понятно, что ей уже давно не пользуются, потому что никаких следов на ней не было, и трава стояла целой и невредимой. Мы бесцельно прошли по ней взад-вперёд и уже собирались спускаться назад, к лодке, когда Серёга радостно вскрикнул и быстро наклонился. Распрямившись, он возбужденно потряс в воздухе рукой, в которой держал какой-то тёмный изогнутый предмет.
- Подкова! – крикнул он мне.
Да , предмет действительно оказался подковой, причём очень старой.
- Смотри! – сказал Серёга, приглядевшись. – На ней какой-то знак стоит!
Действительно, на подковном ребре чётко угадывались контуры креста, причём креста необычного, с расщеплёнными надвое, заострёнными концами. Серёга вопросительно посмотрел на меня.
- Похож на мальтийский, - неуверенно предположил я.
- Чего мальтийский?
- Крест. Отличительный знак мальтийских рыцарей и их предшественников –тамплиеров.
- И ни хрена ж себе! – охнул он. – Вот это находка! Откуда она здесь взялась? Уж не … - и внезапно умолкнув, поднял на меня глаза.
- Действительно, мистика, - согласился я. – Род Келлеров -помнишь, я рассказывал –происходит из Швейцарии, но один из предков был франкским рыцарем, неким Гуго де Пейном, первым Великим магистром ордена тамплиеров… Да нет, ерунда всё это! –покачал я головой (и на самом деле, голова шла кругом! Мальтийские рыцари! Тамплиеры! Здесь, в Подмосковье? Не может быть! А почему, собственно, не может? Император Павел был Магистром мальтийского Ордена, а род Гагариных имел тесные связи с масонами. Масоны пошли от мальтийцев, у них даже обряды похожие, да это и научно подтверждено. А те, в свою очередь - от Ордена Храма, то есть всё тех же тамплиеров… Да, вот уж не думал –не гадал, что рядовой вроде сплав преподнесёт такие исторические сюрпризы!).
– И при чём тут подкова? Хотя чего на свете не бывает…
- Вот именно! – поддакнул Серёга. – Чего не бывает! Всё бывает! И «смирновка» здесь совершенно не при чём!
К моему удивлению Никола сразу занял его сторону.
- А почему бы и нет? – задумчиво произнёс он. – Ты же сам говорил (это он уже мне), что в этих местах всякой мистики выше крыши. Может, всё, что мы видели ночью, это и на самом деле никакой не обман зрения? Может, действительно всё это.. – и он сделал какой-то совершенно непонятный, но, по идее, долженствующий подтвердить его мысль , широко охватывающий жест в сторону берега, - … не случайно? Опять же подкова эта… Вот пакет, кладите её сюда. Дома разберёмся.
Серёга положил, Никола тут же пакет крепко завязал и спрятал в один из рюкзаков. Уж чего-чего, а сохранять вещи он умел. Этого у него было не отнять.
- Приедем домой, надо будет в книгах покопаться, - продолжил он. - Разузнать подробнее про этих мальтийских рыцарей. У них ведь, если я правильно помню, одно время наш император Павел был начальником.
- А, может, и не было ничего… Может, просто воображение у нас разыгралось, - продолжил размышлять Серёга. Ему, похоже, очень хотелось, чтобы мы развеяли его сомнения, но мы молчали, потому что и сами не знали, что и думать. Д а и чего думать? Тишина, покой, речка, кусты по берегам… Блаженство! Хватит себе головы разной ерундой забивать! Мы, в конце концов, сюда отдыхать приплыли или над тайнами истории мозги напрягать?
– Да запросто! – продолжал он тем временем выговариваться. - Сами подумайте: вчера плыли целый день по жаре, естественно, устали, опять же за ужином выпили каждый граммов по двести, никак не меньше. Плюс предгрозовая погода, высокое атмосферное давление. Да, скорее всего всё это нам просто показалось!
- А подкова? – хором спросили мы с Николой.
- Ну и что? – пожал плечами Серёга. – Может, она валялась там уже не одну сотню лет.
- А клеймо?
- И опять можно объяснить, - не смутился он. - Сам же говорил, что граф был мужиком с причудами. Приказал сельскому кузнецу наставить на подковы таких крестов - и все дела. А ливень её просто вымыл из земли, и так удачно, что мы как раз в это время там оказались. Случайность!
- Конечно, - согласился Никола. – И то, что мы именно к тому месту причалили –случайность. И что граф именно там нарисовался – тоже. И что на небе целый день ни облачка не было –и вдруг на тебе, даже не дождь, а настоящий потоп. И подкова эта… Не слишком ли много случайностей? – и он хмыкнул. Да, похоже, наш хронический скептик всё же переменил свою скептическую точку зрения, с которой вчера воспринимал и мой рассказ о здешних загадочных местах, и само появление фигуры на верху косогора.
Неожиданно какая-то стремительная тень накрыла нас. Лодка вздрогнула, и через мгновенье по правому борту раздался сильный всплеск.
- Сом играет, - неуверенно предположил Серёга. – Здесь, в омутах, их полно. Такие чушки попадаются – под два метра.
- Рюкзак! – вскрикнул Никола и вытянул руку вправо. Мы повернули головы. Горловина одного из рюкзаков была распахнута.
- Пакет с подковой!
Да, рядом с рюкзаком валялся тот самый пакет, но по его смятому виду было понятно, что никакой подковы в нём нет. Уже нет…
Я вдруг почувствовал, что кто-то внимательно и очень нехорошо смотрит мне в затылок. Быстро повернул голову, прочесал взглядом береговой берёзовый перелесок. Никого - но я мог поклясться: смотрели именно оттуда! Кто? Зачем? Почему?
Повернувшись, я встретился взглядом с Серёгой и Николой. Без слов понял: они тоже п о ч у в с т в о в а л и!
- Давайте всё-таки ходу отсюда, - тихо сказал Серёга. – Ну их к чёрту, эти тайны мадридского двора. Свой здоровье дороже.
Мы взялись за вёсла и дружно и энергично заработали руками…