рассказ
…Он и опомниться не успел, как эти хищные, липкие языки пламени вдруг поглотили все, все вокруг, и лишь он остался нетронутым. Но они близко, совсем близко, и вот они уже ощупывают его одежды, выискивая свободные ниточки, с которых легче всего начать, вот они уже забираются под рубашку, и он чувствует их жар, эту смертельную страсть, заставляющую его сердце замереть. На этот раз ему удается точно определить тот момент, когда жар переходит в боль, и эта первая боль почему-то кажется ему совершенно посторонней, никакого отношения не имеющей ни к нему, ни к охватившему его огню. Первая боль – лишь призрак, и он сомневается в ней, как еще сомневаются в дожде, почувствовав на руке первую каплю. Но следом за первой болью приходит вторая, уже не оставляющая места сомнениям, боль, рождающая ужас. И этот ужас поднимается откуда-то из глубины отвратительной, пугающей дрожью во всем теле, и этот ужас, безмолвный внутри, вырывается наружу диким, нечеловеческим криком…
Открыв глаза, Сердечников услышал, как отзвуки его собственного голоса прячутся в углах комнаты. Капля пота, соскочив с виска, скользнула вниз по коже и неприятно защекотала шею. Сев на кровати, он провел ладонями по своему влажному лицу.
– Опять приснилось? – Маша приподнялась на локте и робко притронулась к его плечу.
Сердечников молча кивнул, откинул простыню и, свесив ноги на пол, стал искать тапочки.
– Ты куда? – Она смотрела на него с тревогой.
– Пить хочется…
Включив свет в кухне, он налил себе стакан воды из остывшего чайника и подошел к окну. Небо едва начало, пряча звезды, светлеть, рано, как всегда летом. Окна дома напротив зияли мраком, за исключением двух-трех освещенных: кому-то тоже не спалось, быть может, кому-то, как и ему, снились кошмары…
Это началось чуть меньше года назад, когда он бросил курить. Впрочем, Сердечников был уверен, что эти события никоим образом не были связаны друг с другом. Как бы то ни было, ему стали сниться ужасные сны, всегда одинаковые – он сгорает в ярком пламени…
Они снились ему обычно раз или два в месяц, иногда – чаще, в последнее время – слишком часто.
Может быть, ему действительно стоит показаться врачу? Но он не сумасшедший! Сердечников был твердо убежден в том, что он не сумасшедший, потому что он знал, откуда взялись и эти ужасные сны, и его панический страх перед огнем…
Поставив стакан на полочку над раковиной, он выключил свет и вернулся в спальню. Маша уже спала, Сердечникову же, напротив, спать не хотелось, и, стараясь не шуметь, он устроился в кресле в дальнем углу комнаты.
Машенька!.. Сердечников улыбнулся. С того места, где он сидел, ему было видно ее лицо: заманчиво полноватые губы, аккуратный нос, высокий чистый лоб, нежные, окаймленные длинными ресницами, веки, закрывающие удивительно прозрачные зеленые глаза. Он так долго искал ее – зеленые глаза, чудесные золотистые волосы и тело юной богини.
Сердечников вспомнил, что завтра, точнее, уже сегодня, будет ровно год с того самого дня, когда они познакомились. Надо будет обязательно отпраздновать это событие вечером, он подумал, что вполне может потратиться на дорогое шампанское. Но что же он подарит Маше? Ведь именно она подарила ему этот удивительный год, целый год счастья: до нее Сердечников и не подозревал, что мужчина может быть так счастлив, может так самозабвенно, не остывая, любить одну-единственную женщину. Он закусил губу, стараясь сдержать глупую, как ему показалось, улыбку, подумав, что, наверное, они скоро поженятся.
Ах, если бы не эти кошмары!.. Впрочем, Маша не виновата… хотя… Но Сердечников никогда ей не рассказывал, он боялся, он никому никогда не рассказывал этого…
Произошла эта история пятнадцать лет назад, и Сердечников почти забыл о ней и забыл бы вовсе, если бы не было этих кошмарных снов. Однако воспоминания, как оказалось, прочно засели в его голове: он прекрасно помнил, до мельчайших подробностей помнил все, что произошло с ним тем летом.
Ему тогда только-только исполнилось четырнадцать – переходный возраст, которому сопутствовал ужасный характер, – и родители, уехав в отпуск на море, отправили его в деревню к бабушке.
Деревенька была небольшой – два десятка домов по обеим сторонам асфальтированной дороги, до ближайшего города – километров пять.
Не зная, чем занять себя, Сердечников обычно бродил по лесу, купался в протекавшей неподалеку реке или лазил на чердак, заваленный старым хламом. Там он нашел, к примеру, допотопный граммофон, покрытый толстым слоем пыли, и множество поцарапанных пластинок к нему, тяжелый изъеденный ржавчиной утюг – из тех еще, что грели на огне, несколько увесистых книг на странном, почти непонятном ему языке, страницы которых едва не рассыпались в прах в его пальцах.
Однажды под кучей старой одежды он обнаружил деревянную шкатулку, украшенную замысловатой резьбой и покрытую темным лаком. В ней лежали курительная трубка и вышитый золотистыми нитями кисет, наполовину заполненный табаком.
В семье Сердечникова никто не курил, со сверстниками он общался мало, предпочитая одиночество, поэтому у него никогда не возникало соблазна попробовать табак. Но тут ему стало любопытно…
Углубившись в лес, он вышел на знакомую поляну и присел на бревно. Слегка дрожащими от волнения руками Сердечников плотно набил трубку и взял ее в рот. Не хватало лишь огня – он чиркнул спичкой и собрался уже было прикурить, как вдруг различил позади себя шаги.
От неожиданности трубка выпала из его рук в траву. Поспешно затушив спичку, он услышал прямо у себя за спиной противный скрипучий голос:
– Зря ты это, мальчик, затеял. Молод ты еще для этого. – Старуха говорила с каким-то странным выговором, который, наверняка, показался бы Сердечникову смешным, если бы он не был так напуган. – Огонь – штука опасная! – Кряхтя, она наклонилась и подняла оброненную им трубку.
Внимательно оглядев находку, старуха взяла из рук Сердечникова, который, словно парализованный, испуганно таращился на нее, коробок со спичками и, присев на бревно рядом, принялась сосредоточенно раскуривать трубку.
Одета она была в выцветшее, местами дырявое, бесформенное платье грязно-серого цвета, которое когда-то было черным, как и ее спутанные волосы, изъеденные теперь сединой. Кожа на ее покрытом паутиной морщин лице и руках, сухая и смуглая, напоминала пергамент, тонкие потрескавшиеся губы, казалось, увяли, как увядают со временем лепестки сорванного цветка, и над ними уродливо топорщились короткие седые мужеподобные волоски. Лишь глаза на лице старухи, живые, едкие, зелено-карие, напоминали о ее былой молодости и, возможно, красоте.
Сердечников знал ее: она жила в крайнем доме, чуть в стороне от дороги, почти ни с кем не общалась, и все жители деревни за глаза называли ее не иначе, как ведьмой. И бабушка велела ему сторониться ее.
– Хочешь попробовать? – усмехнулась ведьма, протянув ему дымящуюся трубку. Во рту у старухи не хватало половины зубов, а оставшаяся половина была какого-то отвратительного серо-желтого цвета.
Сердечников испуганно замотал головой.
– Оно и правильно! – Она выпустила на него сизое облако едкого дыма. – У тебя же еще вся жизнь впереди. – При этих словах она пристально посмотрела на него. – Жизнь шальная!.. – вдруг прошептала она.
Ведьма потянулась к нему и, прежде чем Сердечников успел отпрянуть, проворно схватила его за руку. Ловко разомкнув его кулак своими костлявыми пальцами с длинными неровными ногтями, она зажала его ладонь и принялась медленно поглаживать. Словно окаменев, Сердечников не сопротивлялся и рассеянно смотрел на шершавую кожу ее рук. Наконец, старуха пристально взглянула ему в глаза:
– Ты один… совсем один сейчас… и ты будешь одинок всю свою жизнь… У тебя будет много женщин… и они будут твоими… но ты… ты не будешь принадлежать им… – Она говорила медленно, разделяя фразы странными паузами. – Ты будешь причинять боль… и боль будет жить в тебе… пока ты не встретишь женщину… с которой не захочешь расстаться… – По-прежнему глядя на него, она затянулась дымом из трубки. – Но огонь… заберет… твою… жизнь!..
Неожиданно ведьма ткнула указательным пальцем прямо в центр его ладони. Почувствовав резкую боль, Сердечников вскрикнул и отдернул руку. С безумной усмешкой в глазах старуха вынула трубку изо рта и подмигнула ему.
Рванувшись с места, он бросился прочь. Он бежал не оборачиваясь, глядя лишь перед собой, пока не показались первые дома деревни. Он начал задыхаться и, обессиленный, рухнул в траву. Он дрожал.
Ладонь жгло: она покраснела и посередине вскочил небольшой волдырь – точь-в-точь, как от ожога. Но самым странным было то, что когда, поднявшись на ноги, он поплелся по направлению к деревне, изредка боязливо оглядываясь назад, он не помнил ни слова из того, что сказала ему ведьма, его память сохранила лишь страх…
Он не стал никому рассказывать о том, что произошло, и вскоре вся эта история уже казалась ему глупой, незначительной и даже смешной. И он почти забыл о ней…
Сердечников открыл глаза, разбуженный влажным поцелуем.
– С годовщиной! – Маша улыбалась.
Он привлек ее к себе.
Озорное утреннее солнце, пробиваясь сквозь щель в занавесках, золотило ковер на полу.
– Нет… нет! А то на работу опоздаешь, – кокетливо хихикнула Маша, ловко выскользнув из его объятий.
Накинув халатик, она подошла к зеркалу и, взяв гребень, принялась расчесывать волосы. Опершись на локоть, Сердечников наблюдал за ней: как все же она хороша, как он обожает это стройное тело, золотистое облако ее волос, эту отраженную зеркалом улыбку.
– День будет жарким. – Маша открыла форточку, и в комнату ворвался свежий воздух. – Хотя вечером вроде обещали дождь, – она села на кровать, наклонилась и провела ладонью по его щеке. – Вставай, опоздаешь…
Рассеянно глядя перед собой, Сердечников чистил вареное яйцо. Сидя напротив и помешивая сахар в чашке с чаем, Маша улыбнулась.
– Эй?.. – в шутку помахала она ладонью у него перед глазами. – Что с тобой?
– Так… ничего… – Сердечников смутился.
– Ты все об этих кошмарах думаешь? – встревожилась она.
Сердечников пожал плечами.
– Перестань, забудь! Глупости все это! – Маша перегнулась через стол и поцеловала его в щеку. – А может… может быть, тебе все-таки показаться врачу? – помолчав, нерешительно спросила она.
– Что я, по-твоему, сумасшедший? – вспыхнул Сердечников. Он вскочил было из-за стола, но тут же опомнился и сел обратно, закусив губу. – Прости, – замотал он головой, – извини, нервы…
– Брось, – вздохнула Маша, – главное – не волнуйся…
Позавтракав, Сердечников взглянул на часы: время одеваться.
В белой рубашке в мелкую серую полоску он встал перед зеркалом, держа в каждой руке по галстуку, и принялся поочередно примерять их. Первый был светло-бежевый в едва заметных блестках, а второй – серый с крупной бордовой полосой – именно его Маша взяла и ловко повязала на шею Сердечникову:
– Не забудь, что у нас сегодня вечером романтический ужин! – улыбнулась она.
Сердечников смотрел в ее чистые изумрудные глаза и не мог отвести взгляда. Протянув руку, он нежно провел пальцами по ее лбу, прикоснулся ладонью к щеке и замер, восхищенный: как же все-таки она хороша!
– Поторопись, а то опоздаешь! – рассмеялась Маша, шутливо чмокнув его в нос.
Сердечников улыбнулся и снял с вешалки пиджак.
– Жду тебя как обычно, не позже, а то праздничный ужин остынет. – Она торопливо поцеловала его в губы.
«Что бы такое приготовить на ужин?» – подумала Маша, закрыв за ним дверь.
«Как же я люблю ее!» – подумал Сердечников, нажав кнопку вызова лифта.
Сев в машину, он завел двигатель и развернулся. Опаздывать в офис было крайне нежелательно, тем более, что вечером ему надо было уйти пораньше, чтобы успеть купить что-нибудь в подарок Маше…
Машенька!.. У Сердечникова было много женщин, гораздо больше, может быть, чем ему действительно было нужно, но все эти романы были скоротечны, лживы и не оставляли ему ничего, кроме пустоты, разочарования и ощущения обмана. Впрочем, даже избавившись с возрастом от юношеского стремления объять необъятное – заполучить всех или почти всех женщин вокруг, – он не смог остановиться, оправдывая головокружительную смену любовниц в своей постели сомнительным поиском призрачного идеала.
Кого он искал? Сам Сердечников вряд ли смог бы дать точный ответ на этот вопрос, если не считать банального: «женщину, которую он смог бы полюбить».
Действительно, однажды он понял, что всю свою жизнь искал «ту единственную», чтобы восхищаться каждой клеточкой ее тела, прислушиваться как к волшебной музыке к каждому ее слову, к каждой мысли, наслаждаться каждым мгновением, проведенным рядом с ней… И постоянно думать о ней, когда она далеко.
Да, он всегда мечтал именно о такой женщине, и с ней ему хотелось, без страха быть обманутым, самых простых вещей: дарить ей цветы, баловать, наслаждаясь ее благодарной улыбкой, охранять, проснувшись пораньше утром, ее чуткий сон взглядом, полным нежности и умиления, не боясь, что, внезапно проснувшись, она увидит любовь в его глазах.
Но мечта оставалась мечтой. Блондинки и брюнетки, голубоглазые и кареглазые, скромные, кокетливые или слегка вульгарные – он без сожаления расставался с ними, зная, что ни одна из них не способна подарить ему счастье. И он начал уже терять надежду, когда, наконец, повстречал Машеньку…
Сердечников посмотрел на часы: без четверти три. Откинувшись на спинку кресла, он потянулся.
Последнее время у него было не так много работы: будучи в течение двух лет самым преуспевающим менеджером компании, он ожидал в конце месяца обещанного повышения – его должны были назначить начальником только что сформированного отдела – и, в соответствии с указанием директора, постепенно переводил своих постоянных клиентов к другим менеджерам.
Сердечников не переставал думать о Маше. Ему вдруг представилась их свадьба: он – в торжественно-строгом костюме, при галстуке, немного взволнован, она – в ослепительно-белом кружевном платье, свежая, нежная, с золотистыми волосами, хитро уложенными на затылке, и белоснежным облаком фаты за плечами. И она будет счастлива. Он знал, что сделает все, чтобы она была счастлива…
Рабочий день, однако, еще не кончился. Вздохнув, Сердечников придвинул к себе папку с документами. Неожиданно он заметил на столе каплю чернил и, в недоумении осмотрев авторучку, которую держал в руке, обнаружил, что перепачкал пальцы. Выругавшись вслух, он встал из-за стола и направился к двери.
Стоя перед раковиной в туалете и намыливая руки под струей теплой воды, Сердечников усмехнулся: вот что значит замечтаться! Впрочем, раньше он не отличался особой мечтательностью, и, может быть, теперь во всем виновата любовь? Но, даже если и так, разве это плохо? Ведь жизнь без мечты – дорога в никуда…
Звук, знакомый Сердечникову звук, издаваемый зажигалкой, из которой извлекают огонь, внезапно прервал его размышления и заставил резко обернуться. На несколько мгновений он застыл неподвижно, и взгляд его замер, прикованный к маленькому жадному язычку пламени. Сердечникову стало не по себе, и вдруг лишь одно единственное слово, неизвестно откуда взявшееся, промелькнуло в его мозгу и эхом – холодной дрожью – отозвалось в каждом уголке его тела: «смерть».
Только пару секунд спустя, осознав, что сотрудник из соседнего отдела, с которым он почти не был знаком, держа у рта зажженную сигарету, удивленно уставился на него, Сердечников смущенно пробормотал «добрый день» и принялся старательно вытирать руки бумажным полотенцем.
Как и большинство людей, Сердечников всегда боялся смерти. Однако в последнее время этот страх занял в его жизни гораздо больше места, чем раньше. Он начал старательно заботиться о своем здоровье: бросил курить – привычку с десятилетним стажем, – стал делать гимнастику… Но из-за этих ужасных кошмаров проклятое предсказание не выходило у него из головы. Да, он боялся…
Опустившись в кресло в своем кабинете, Сердечников положил руки на подлокотники и закрыл глаза.
«Она права. Надо показаться врачу», – подумал он.
– Алло? – Голос Маши в телефонной трубке заставил Сердечникова непроизвольно улыбнуться.
– Алло, привет, солнышко! Я уже освободился, буду часа через полтора. Хорошо?
– Отлично! Купи вина и…
– И?..
– …и чего-нибудь на десерт. Хорошо?
– Отлично! – рассмеялся он. – Все, жди!
Попрощавшись с сослуживцами, Сердечников вышел на улицу с кейсом в правой руке и пиджаком, перекинутым через левую. В воздухе было душно, небо покрылось грязными тучами.
Проехав два квартала, он остановился напротив цветочного магазина и купил букет чайных роз – Машиных любимых, а в кондитерской по соседству – коробку пирожных с кремом. Положив покупки на заднее сиденье, Сердечников вспомнил о шампанском. Пришлось сделать небольшой крюк.
Небо потемнело. Ветер усиливался, гоняя пыль и мелкий мусор вдоль тротуаров.
Выйдя из винного магазинчика с бутылкой «Мондоро Асти» в коробке, Сердечников заметил на противоположной стороне улицы ювелирный магазин.
Ослабив галстук, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и облизал пересохшие губы. Тучи вдалеке озарились вспышками молний, а спустя несколько секунд послышались слабые отзвуки громовых раскатов. Поколебавшись, Сердечников перешел дорогу.
Охранник с кобурой на ремне лениво поднял глаза от газеты при звуке закрепленного над входной дверью колокольчика, внимательно оглядел вошедшего и вернулся к чтению. Под толстым стеклом прилавков на черном бархате покоились золотые серьги, кольца, всевозможных форм и размеров перстни, роскошные жемчужные ожерелья, разнообразные запонки, чуть в стороне – несколько ослепительно красивых диадем и брильянтовых колье.
При виде всего этого великолепия Сердечников слегка растерялся.
– Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь? – Вежливый голос принадлежал продавщице, которая с любопытством наблюдала за ним, стоя у прилавка.
Это была дама в летах с увядшей уже красотой, но, впрочем, со вкусом одетая и накрашенная. Ее волосы были седыми.
– Мне бы… У вас есть кольца? – выпалил вдруг Сердечников, и, сразу же осознав глупость своего вопроса, покраснел, совсем как мальчишка.
Дама снисходительно улыбнулась.
– Мне кажется, у меня есть как раз то, что вам нужно. – Пошарив рукой под прилавком, она положила перед Сердечниковым небольшую коробочку. – Ну же, взгляните, – подбодрила она, видя его нерешительность.
Открыв крышку, Сердечников замер в восхищении: тонкое золотое колечко с тремя рубиновыми зернышками в форме капель было таким изящным, таким восхитительно красивым! Зачарованный, он не мог отвести взгляда. Должно быть, подумалось ему, кольцо дорогое.
– Совсем недорого, – улыбнулась в ответ на его мысли «ювелирша». – А камни-то какие – огонь! Специально для вас берегла, – понизив голос, добавила она.
Сердечникову даже показалось, будто дама подмигнула ему, но он не обратил на это внимания: он был всецело поглощен кольцом.
– Беру, – прошептал он.
Расплатившись, Сердечников сунул коробочку во внутренний карман пиджака и направился к выходу.
– Удачи! – бросила ему вслед «ювелирша». – Смотрите, не промокните!
Смысл ее последних слов дошел до него лишь в тот момент, когда он, звякнув колокольчиками, открыл дверь магазина.
Косой ливень нещадно хлестал улицу крупными каплями. Люди, заслонившись зонтами, газетами, полиэтиленовыми пакетами – кто чем мог – от неистового дождя, торопились найти укрытие.
Поспешно добравшись до своей машины, Сердечников завел двигатель и включил стеклоочистители. Все, теперь домой!
Сумерки, вызванные окутавшими небо тучами, зажгли окна домов, казавшихся призрачными за стеною дождя. Сердечников ехал со средней скоростью, время от времени вздрагивая при вспышках молнии, которые сопровождались гулкими раскатами грома. А вдруг прямо сейчас молния ударит точно в его машину?
Ему стало жутко. Сердечников достал телефон и набрал номер своей квартиры. Долгие длинные гудки на фоне помех… Странно. Неужели Маша рискнула куда-то выйти в такую погоду? Он набрал номер еще раз – безрезультатно.
Обеспокоенный, он прибавил скорость.
Не успев еще свернуть с шоссе, Сердечников увидел облако черного дыма, время от времени озарявшееся вспышками пламени, языки которого трусливо выглядывали из окон. Горела квартира, в его доме, на его этаже… его квартира!
Осознание этого, вместе с очередной блеснувшей в небе молнией, отозвалось в Сердечникове замершим на мгновенье дыханием, резкой болью в животе, пробежавшим по спине холодом.
Маша!..
Резко затормозив, Сердечников выскочил из машины и едва не упал, почувствовав вдруг слабость в ногах, но, удержав-таки равновесие, рванулся и побежал по направлению к дому, глядя на охваченные пламенем окна.
Высыпав на улицу, жильцы вместе с посторонними зеваками следили за работой пожарных. Периодически кто-нибудь выглядывал из-под зонта и, посмотрев наверх, сокрушенно качал головой. В воздухе стоял едкий запах гари.
Сердечников обезумел. Словно в бреду, он почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его, остановив у входа в подъезд. Он попытался было вырваться, но безуспешно, и сразу обмяк, прижавшись щекой к чьему-то мокрому плечу.
Гулкий стук собственного сердца в его ушах смешивался с шумом дождя и долетавшими до него из толпы отдельными репликами:
– Да газ, говорят, взорвался…
– …а оно вдруг как шарахнет!..
– …бедняжка…
– …от нее, небось, ничего и не осталось.
– Да, жалко девчонку, молодая, красивая была!
«Красивая была!» – в глазах у Сердечникова потемнело.
Дикий, нечеловеческий крик, поднявшись из его груди, оглушил улицу, и, вырвавшись из ослабших на мгновение объятий, Сердечников бросился бежать.
Нестерпимая боль придала ему силы, и безумие гнало его прочь от пылающих окон, испуганных взглядов.
Не разбирая дороги, он бежал, падал, поднимался и снова мчался вперед по мрачным пустынным улицам, которые захлебывались ливнем. Промокшая насквозь одежда стала тяжелой, липла к телу. Упав в очередной раз, он испачкал рубашку и порвал брюки. Но он не мог остановиться.
Наконец, выбежав на мост и добежав до середины, он, обессиленный, ухватившись за парапет, рухнул на колени. «Маша… Маша… Маша…» – бешено стучало его сердце… десятки, сотни, тысячи раз – беззвучный крик, в каждом вдохе, в каждом выдохе… «Маша!… Машенька!.. Как же так?.. Что же это?..»
Дождь усилился. Река внизу кипела. Сверкнула молния, и, вздрогнув, Сердечников замер. Огонь!.. «Огонь заберет твою жизнь!..» – странная фраза из воспоминаний, неожиданно промелькнув в его мозгу, судорогой рванула сердце. Он задрожал, и постепенно дрожь перешла в истерику, рыдания.
Сердечников поднял глаза к небу: слезы, смешиваясь с дождевыми каплями, стекали по его лицу. И он улыбался. Но это была уже улыбка безумца…